Текст книги "Введение во храм Пресвятой Богородицы. Антология святоотеческих проповедей"

Два храма и два Святая святых

Мысль о том, что Богоматерь есть обитавший и воспитавшийся в Иерусалимском храме Истинный и Священный Духовный Храм Божий, ибо Она стала Вместилищем воплотившегося в Ее чреве Сына Божия, многократно повторяется в святоотеческих проповедях. Так, святитель Тарасий Константинопольский провозглашает, что в этом событии «водворяется в рукотворенном храме Та, Которая» вскоре «сделается Одушевленным Храмом Слова, создавшего все». А как учит в «Слове на праздник Введения Пресвятой Девы Марии во Храм» святитель Герман Константинопольский, «в неодушевленном храме поселяется Живой Храм Господа». Итак, отныне Храм обитает в храме. Она – Новая Скиния, Новое Святилище, Новое Жилище Бога, новый Престол и Жертвенник. Все древние святыни, все ветхозаветные места особого Богоприсутствия оказываются отныне лишь прообразами и несовершенными тенями подлинной и совершенной Господней Обители – Той Девы, что станет не только Вместилищем Божественной благодати, но также и Матерью Ипостасного Бога Слова. Тем самым, как говорит в «Слове на Введение во Святая святых» святитель Григорий Палама, «Богоотроковица явила и предвозвестила всем имеющим ум, что Она – будущее истинное Святилище Божие и Место пребывания Его и Очистилище, несравненно лучшее оного [ветхозаветного] и богоугодное Хранилище высшего совершенства Таин Духа». О том же превосходстве Богоматери как истинного и совершенного Храма и Святилища, в Котором предстояло обитать Богу Слову, над Ее древними и несовершенными ветхозаветными прообразами – скинией и храмом, Девы, ставшей подлинным Исполнением и Осуществлением этих прообразов, говорит в «Слове на Вход в Храм Пресвятой Богородицы» и святитель Герман: «Ныне посвящается законному храму Трехлетняя, Та, что Сама стала чистым и высочайшим Храмом для Архиерея и Совершителя всего – Господа, и так отгнала сиянием Своей Богосветлой славы тень [ветхозаветных] писаний…» А святитель Георгий Никомидийский, неожиданно обращаясь в «Слове на Введение Пресвятой Девы Марии во храм» уже непосредственно и напрямую к самому ветхозаветному храму, говорит: «Ее ты почти, как Высшую всякого видимого и невидимого создания. Введи внутрь Ее – Непорочную Скинию. Без сомнения, Она возвестила исполнение вещей: ты [– храм – ] явил образ их, а Она указала самое пришествие их. Сколь велика разница между телом и тенью, словом и делом, столько же и ты отличаешься от Ее блеска, ибо ты принимаешь почитание собственно только от одного [еврейского] рода, а Она воспринимает велелепнейшую славу от всех тварей. Ты являешь тень Божию, оставшуюся скоропреходящей, и вскоре должен будешь разориться; Она же, сущностно проникнутая обитанием Божественного Слова, пребудет неразрушимой на веки».

Эта наступающая перемена явственно ощущается во всем строе ветхозаветного Богопочитания и благочестия. Отныне прежде невозможное – вхождение маленькой Девочки туда, куда раньше лишь раз в году мог входить один первосвященник, – делается возможным и естественным. Святитель Герман Константинопольский даже говорит о том, что не только храмовые священнослужители, но даже и сам престол ветхозаветного храма таинственным образом ощущает эту близящуюся перемену, переход от Ветхого к Новому Завету: от древних теней к совершенной реальности даров освящения и обожения Церкви Христовой, от прообразовательных кровавых жертв иудейского богослужения к единой и совершенной Бескровной Жертве Тела и Крови. В «Слове на Вход в Храм Пресвятой Богородицы» святитель Герман говорит: с вхождением Богоматери во Святая святых «начинает просветляться священный престол храма, чувствующий близящийся переход [от прежних кровавых жертв] к жертвам бескровным – в грядущем поклонении и сладчайшем лобзании Божественной Трапезы Небесного и питающего души Хлеба – [Тела Христова]».

Святые отцы также подчеркивают: довольно скоро этот ветхозаветный Иерусалимский храм окажется свидетелем и еще одного важнейшего события, также связанного с историей нашего спасения, – именно сюда в день Сретения Богоматерь принесет Младенца Христа, Которого примет на свои руки старец Симеон, произнеся затем свои знаменитые слова «Ныне отпущаеши…». И тогда-то это древнее место обитания Бога уже не только силой Своей благодати, но также и ипостасно посетит Сам Сын Божий. Но начало и залог этого грядущего ипостасного прихода Сына Божия в Свой храм даруются как раз сегодня – в событии Введения во храм Пресвятой Богородицы. Ведь, по мысли святителя Германа, именно «ныне вручается священнику Дитя, Которой затем надлежало, прижимая к Себе и – сверх всякого нашего человеческого понимания – обнимая руками Необъятного, принести младенчествовавшего ради нас плотью единого Архиерея-Бога на сороковой день [по Его Рождении в храм]»…

Итак, и ветхозаветная скиния, и Иерусалимский храм воздвигались и устраивались, с одной стороны, как прообразы наших храмов новозаветных, но вместе с тем и как тени грядущего «Пречистого Храма Спасова, многоценного Чертога и Девы» – Богородицы. Так, по убеждению святителя Григория Паламы, пророчески прозревая Матерь Божию, соорудил некогда первую скинию Моисей. Палама в «Слове на Введение во Святая святых» говорит: именно «по причине Ее, имеющей в будущем быть Местом обитания Божия, Моисей, предвидя, соорудил оную [древнюю] скинию и ради Нее уготовал священнейшие части храма, будучи научен Богом, что они являются предназначенными для Нее».

И потому-то, властно и по праву входя теперь в Святая святых, и при этом обладая высочайшим призванием стать Матерью Бога, а также пребывая в совершенной – насколько это было возможно в Ветхом Завете, до пришествия в мир Христа – святости и чистоте, Богоматерь даже не Сама освящается этим Своим вхождением, но, парадоксальным образом, наоборот: святит Собственным присутствием и Иерусалимский храм, и его Святая святых. Как говорит в «Слове на Вход в Храм Пресвятой Богородицы» святитель Герман, «двери [храма] отверзаются, принимая духовную Дверь Бога Еммануила, и его порог освящается вхождением Марии. Дом [Божий] в веселии освещается лампадами, но еще светлее он сияет блистанием этой одной Лампады: Ее благолепие являет свою красоту при Ее вхождении… Прииди и лучше Сама освяти преддверие святилища; сказать коротко: не Ты очистись и освятись в нем, но Сама обильно его освяти». В святилище вступает еще более великая, чем оно, Святыня – Живая Скиния благодати, преисполненная верой и любовью к Богу. И все же эту Живую Скинию, этот Истинный Храм Божий впереди ожидает еще большая, чем сегодня, в день Ее Введения, полнота Богоприсутствия и Богопричастности – вселение и обитание в Ее чреве Самого Ипостасного Слова, вочеловечившегося Второго Лица Пресвятой Троицы. Святитель Герман говорит: «Ты – Утверждающаяся ныне в доме Господнем, то есть в святом храме Его, в Которой [устроился] нерукотворенный и украшенный чертог Духовного Жениха, в Которой Слово обручило [Себе] плоть, восхотев вернуть заблудшее и примирить [с Отцом] всех вольно от Него удалившихся!»

Итак, по убеждению святых отцов, авторов проповедей на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, именно Богоматерь и есть Живой и Совершенный «Храм Спасов», Истинная Святая святых, многократно превосходящая по степени наполняющего Ее Богоприсутствия ветхозаветное храмовое Святая святых – и потому что Она с самых первых дней Ее земной жизни была предельно чиста и свята, в особенности же потому, что Она затем сделалась Жилищем воплотившегося в Ее чреве Сына Божия. По слову святителя Григория Паламы, как бы обобщающего в «Беседе на праздник Введения» это святоотеческое учение, «Избранная от века… Сама сделалась Святым святых. Обладая телесностью еще более чистой, чем даже [природа] очистивших себя [совершенной] добродетелью [небесных] духов, Она смогла воспринять в Себя Само Ипостасное и Единородное Слово Пребезначальнаго Отца. Приснодева Мария, как Божие Сокровище, ныне помещена во Святом святых, дабы в надлежащее время, как это и случилось, послужить к обогащению и к украшению всего: как сущего в мире, так и премирного. И таким образом Христос Бог являет славу Своей Матери не только по Своем Рождестве, но и прежде Своего Рождества».

Богоматерь в Иерусалимском храме: подвиг исихии

Итак, наступает время жизни Пресвятой Богородицы при Иерусалимском храме. Именуя Богородицу возвышенными именованиями «Радость и Веселие мира», святитель Тарасий обращается к Ней как бы в самый миг Ее вхождения во храм и при этом называет ту главную цель, ради которой Она вступает под священные своды: «вниди в радость Господа; насладись красотой Того, Кого в скором времени Ты родишь, как Человека». Здесь, в храме, Она наставляется в благочестии, в истинном Богопочитании. Здесь пребывает Она в Богоприсутствии, благодатно и молитвенно познавая Того, Кто вскоре вселится в Ее пречистое чрево. Она постигает Бога как Совершенную Истину, как Полноту Благости и Любви, как Высочайшую Небесную Красоту, как Дарователя благодати, как Источник всех мыслимых и немыслимых духовных совершенств. И здесь Она достигает абсолютного и высочайшего духовного совершенства, той высоты святости, что позволяет святителю Тарасию в восхищении воскликнуть: «Радуйся, Несказанное Жилище Святого Духа!»

Жизнь человека начинается с детских лет, они – неотъемлемая часть нашего земного пути. И раз земной путь Пресвятой Богородицы был предназначен стать подлинной вершиной той совершенной меры Богопознания и Богообщения, к которой призван и на которую только способен сотворенный Богом человек, то Она, конечно же, с самых малых лет должна была раскрыть в Себе предельную степень всех мыслимых богоподобных совершенств, с отрочества явить высочайшую духовную красоту молитвенного и мистического единения с нетварной Божественной славой. С самых первых лет жизни, жизни целиком и полностью посвященной подвигу Богоматеринства, Пресвятая Дева должна была осуществить в Себе идеал подлинной чистоты, нравственного совершенства, благочестия, молитвенного подвига, деятельного служения любви, послушания и смирения. Как говорит святитель Григорий Палама («Слово на Введение во Святая святых»), в деле нашего спасения при таинстве Боговоплощения «была необходимость в Имеющей родить Прекраснейшего сынов человеческих (ср. Пс. 44:3)», потому-то «и Сама Она должна была быть абсолютно во всем непревзойденной… от самого детства…». Итак, чтобы оказаться вместилищем Высшей и Совершенной Красоты, то есть воспринять во чреве Бога, Пречистая Дева должна была с первых лет земной жизни явить в Себе подлинную святую икону Этой Горней Красоты.

Святые отцы в проповедях на праздник Введения во храм утверждают, что Богоматерь жила при Иерусалимском храме именно ради достижения максимальной меры духовного и нравственного совершенства. Как говорит священномученик Сергий Мечёв («Слово на Введение во храм Пресвятой Богородицы»), «целью вхождения Пресвятой Богородицы в Иерусалимский храм было Ее духовное воспитание в обстановке величайшей святыни Ветхого Завета». И все это ради того, чтобы посредством такого воспитания оказаться готовой исполнить Свое высшее и от века определенное призвание – сделаться по плоти Матерью Сына Божия. Святой праведный Иоанн Кронштадтский в «Слове на день преславного Введения во храм Пресвятой Богородицы» учит: «Вот чудо чудес Божиих, из всех величайших непостижимое, спасительное, но и вместе страшное Таинство Воплощения Бога Слова, словом Своим доселе созидающего человеческий род. Вот для чего избрана была из всех родов чистая Дева, введена торжественно во храм трехлетней Отроковицей и в нем воспитывалась Духом Святым в Матерь и Жилище Бога Слова… В чем проводила время Преблагословенная Дева во храме? Наученная Самим Духом Святым через посредство дев письменам еврейским и молитве, Она провождала время в молитве, чтении слова Божия, как это вы видите на иконе Благовещения, в Богомыслии и рукоделии. Любовь Ее к собеседованию с Богом и к чтению слова Божия была так велика, что Она забывала о пище и питье, и архангел по повелению Божию приносил Ей небесную пищу…» Древние святые отцы также свидетельствуют о том, что в Иерусалимском храме Богоматерь была питаема ангелами. Так, святитель Герман в «Слове на праздник Введения Пресвятой Девы Марии во Храм» говорит: «Во внутреннем Святого святых Она пребывала до следующего возраста, питаясь от ангела Божественными яствами и питиями». Целые дни проводила Богородица во Святая святых, и никто Ей в этом не препятствовал. Святитель Тарасий говорит: «там Она денно и нощно пребывала безбоязненно».

Описывая обстоятельства пребывания Пречистой Девы в Ее отроческие годы в Иерусалимском храме, святитель Тарасий Константинопольский даже приводит возможные слова, которыми Она могла бы молиться. При этом святитель Тарасий высказывает убежденность, что уже в ту пору Пресвятая Богородица ясно и определенно понимала, что Ей предстоит – по воле Господней – сделаться Матерью Сына Божия. Патриарх Константинопольский говорит: «Мария… прошедши годы детства, в одиночестве служила Создателю и, ежедневно пребывая во храме, почитала мирское поведение как бы паутинным плетением; и, достигая небесного блаженства, отрекалась от богатства земного; и, каждодневно созерцая радость ангелов, стояла выше житейских попечений; и, видя непрестанно Святого Духа, невидимо избегала множества худых дел. Дева принимала ангельскую пищу через ангела и, служа Творцу храма, неба и земли, со благодарением в свободе духа говорила: „Воспою Тебя, Всевышний, Создатель, за то, что Ты отъял поношение праматери Моей Евы и по неизреченному Твоему милосердию имеешь ниспослать Единородного Твоего Сына на землю, дабы Он пожил с людьми! Чрез вместилище Его [– этот храм] я сделаюсь чистой и непорочной“».

Святитель Григорий Палама в «Слове на Введение во Святая святых» также подчеркивает, что основание для будущего Богоматеринства Пресвятой Богородицы было заложено именно тогда – в Иерусалимском храме, через посредство совершаемого здесь Ею духовного подвига, возводившего Богоотроковицу на все большие высоты совершенства, святости и чистоты. Именно благодаря этому духовному росту Мария оказалась затем способна стать Матерью Самого Бога. «Отроковице, о Которой наше слово, едва лишь исполнилось три года, когда, приступив к превосходящим естество делам и на основании сего [Своего подвига] став Причиной радости на земле, Она тотчас же затем установила призвание от земли на Небо, призвание, которое объемлет все». Тем самым личный подвиг Богоматери, возведший Ее к предельному духовному совершенству, сделался подлинным и надежным фундаментом самой возможности нашего спасения посредством Боговоплощения в Ее пречистом чреве Сына Божия.

По словам святителя Феофана Затворника («Слово первое на Введение во храм»), находясь здесь, в Иерусалимском храме, «Божия Матерь восходила по степеням (ступеням)… умного восхождения к Богу». То было время непрекращающегося духовного роста Отроковицы. Как говорит в «Слове на Введение Пресвятой Девы Марии во храм» святитель Георгий Никомидийский, «по мере того, как Пречистая день от дня возрастала [телесно], в Ней росли и дары Святого Духа».

Святитель Григорий Палама описывает пребывание Марии в Иерусалимском храме как Ее непрекращавшийся личный аскетический подвиг. Причем богословский подход Паламы в этом вопросе глубоко оригинален. Будучи защитником монашеской традиции исихазма как традиции непрестанной Иисусовой умной молитвы перед лицом ее противника еретика Варлаама (XIV век), святитель Григорий Палама описывает образ жития Пресвятой Богородицы в Иерусалимском храме именно как Основоположницы аскетического метода священного безмолвия, как Первой в череде подвижников-исихастов. Этой теме посвящена значительная часть его «Слова на Введение во Святая святых Пречистой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и об Ее богоподобном образе жизни в оном месте». Святитель Григорий решительно утверждает, что Богоматерь в Иерусалимском храме «пребывала в исихии, в безмолвии». Тем самым, по убеждению святителя Григория, Пресвятая Богородица заложила фундамент исихастской практики непрестанной молитвы. Тогда же Она оказалась и Причастницей великих благодатных озарений нетварного Божественного света, сподобляясь того мистического духовного опыта, что оказался затем – спустя много столетий – достоянием монахов-аскетов, делателей Иисусовой молитвы.

Как известно, само слово «исихия» в переводе с греческого означает «молчание», «спокойствие», «мир», «тишина», «уединение». В древней монашеской литературе словом «исихия», кроме того, обозначаются такие аскетические понятия, как «безмолвие», «священное безмолвие», «сердечное безмолвие». Исихия – понятие древнее. Об исихии писал еще авва Евагрий (IV век): «Блажен ум, который во время молитвы пребывает в совершенном безмолвии». Исихазм же – это монашеская практика непрестанного «молитвенного делания»: творения Иисусовой молитвы, посредством которой стяжается личный опыт Богопричастности и Богообщения. При этом в аскетической практике во время обучения Иисусовой молитве монашествующими используется ряд вспомогательных средств: особое положение тела во время молитвы и управление дыханием.

К совершению непрестанной молитвы призывает всякого христианина Священное Писание: Непрестанно молитесь (1 Фес. 5:17). Авва Евагрий, припоминая эти слова апостола Павла, учит: «Нам никто не приказывает непрестанно трудиться, бодрствовать, непрестанно поститься; но нам предписано непрестанно молиться (ср. 1 Фес. 5:17), ибо наш разум был сотворен для молитвы». По свидетельству же преподобного Исаака Сирина (VII век), «кроме непрестанной молитвы мы приблизиться к Богу не можем».

Одна из важнейших форм молитвы, призванной стать непрестанной в христианине, – наиболее совершенная ее форма – Иисусова молитва. Практика совершения непрестанной молитвы христианскими подвижниками известна с IV века. Тексты молитвы поначалу бывали различны. Иногда это могла быть очень краткая молитва всего из двух слов – «Господи, помилуй». Введение в непрестанную молитву имени Иисусова произошло начиная с V века: свидетельство об этом содержится в наследии блаженного Диадоха Фотикийского. Сам же термин «Иисусова молитва» впервые встречается в «Лествице» преподобного Иоанна Лествичника (VII век; именно здесь утверждается связь этой молитвы с исихией и с дыханием). Учение о Иисусовой молитве получило свое развитие у преподобных старцев Варсонофия и Иоанна (VI век), у преподобного аввы Дорофея (VI век), у святого Исихия Синайского (после VII века). Между V и VIII веками сформировался и окончательный текст молитвы. Свое же наиболее широкое распространение она получила начиная с XI столетия.

По утверждению древних аскетов, целью совершающего непрестанную молитву христианина является «сведение ума в сердце» как сосредоточение и приведение в строгое единство всех духовно-физических сил в этом посредствующем между телом и душой органе, а затем их обращение к Божественному, к стяжанию Господней благодати.

Центром и душевной и физической жизни человека, связующим душу и тело, является сердце. По слову преподобного Макария Великого – «там ум, и все помыслы и чаяния души». Само слово «сердце» означает как бы сердцевину человеческого естества. По слову библейской Книги Притчей, человеку более всего надлежит хранить свое сердце: Больше всего хранимого храни сердце твое, потому что из него источники жизни (Притч. 4:23). Область сердца – центр всех тончайших духовно-душевных состояний и переживаний человека, оно – «седалище» всех чувств и эмоций. Именно сердце является средоточием деятельности человеческого духа. Как говорит апостол Петр, сокровенный сердца человек в нетленной [красоте] кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом (1 Пет. 3:4). У святых сердце делается местом обитания Божества, становится, по слову святителя Григория Богослова (IV век), «престолом благодати». Преподобный Макарий Великий (IV век) также называет человеческое сердце «жертвенником Святого Духа».

По выражению, содержащемуся в одном из писем святителя Феофана Затворника, пребывающий обособленно, вне сердца, человеческий ум «скитается по вселенной». Он рассеян, и, вместо того чтобы быть обращенным к Богу, он одержим страстями и внешними привязанностями. Уму надлежит преодолеть рассеяние помыслов и низойти в сердце, то есть привести себя самого и всего человека в строгое единство сил, энергий – отныне сосредоточенно направленных на соединение со Христом. Как говорит святитель Феофан, «надобно соединить ум с сердцем, и ты получишь руль для управления кораблем души – рычаг, которым начнешь приводить в движение весь твой внутренний мир». По свидетельству валаамского схимонаха Агапия (1838–1905), «при таком сердечном устроении у человека как бы некий умный свет озаряет всю внутренность. Он может ясно видеть тогда, какие приходят к нему помыслы, намерения и желания, и охотно понуждает ум, сердце и волю на послушание Христово, всякое же уклонение заглаждает чувством сердечного покаяния и сокрушения». Тем самым исихаст делается зрителем и причастником того Божественного света, который в исихастской практике принято называть «Фаворским светом», – открывающегося ему, действующего в нем и преображающего аскета сияния нетварных Божественных энергий. Как говорит об этом высочайшем духовном состоянии в «Слове на Введение во Святая святых Пречистой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и об Ее богоподобном образе жизни в оном месте» святитель Григорий Палама, «очистившие свое сердце путем священного молчания, когда с ними неизреченно сочетался свет, превышающий чувство, и ум, созерцают в себе, как в зеркале, Бога… Для преподобных, то есть для богоподобных, Он Сам является Светом, и другого нет: и то, что для глаз чувственное солнце, то для духовных – Бог. Как, например, глаз, когда действует, сам становится светом, и сродняется со светом, и взирает при помощи света, и сперва видит самый оный свет, который изливается на все зримое: вот таким же образом и человек, ставший причастным Божественному действию и изменившийся Божественным изменением, сам весь становится как бы свет, и пребывает вместе со светом, и при помощи света уверенно видит то, что без наличия такой неизреченной благодати недоступно зрению всех; став выше не только телесных чувств, но и всего того, что нам известно, достигнув этого, конечно, тем что превосходит наши физические возможности: потому что очистившие свое сердце видят Бога, согласно неложному ублажению от Господа (см. Мф. 5:8)».

Вместе с тем именно отныне, благодаря сведению ума в сердце, аскет может блюсти свой ум, свое сердце, хранить их от бесовских прилогов и греховных помыслов и в то же время возделывать их как новую пажить Христову. Потому-то исихия – это то, что следует за невидимой бранью, совершаемой монахом: как ее итог и ее победа. Она – мир после войны с бесовскими силами, безмолвие и покой после шума и движения битвы со страстями и помыслами. Именно о ней говорит преподобный Иоанн Лествичник – «неослабно воюющим сплетены венцы мира и тишины».

К высшему состоянию исихии, безмолвия призван весь человек – и его тело, и его душа. Как учит преподобный Иоанн Лествичник, «безмолвие тела есть благочиние и благоустройство нравов и чувств телесных, а безмолвие души есть благоустройство помыслов и нерасхищаемая мысль».

Исихасту необходим внутренний мир. Преподобный Исаак Сирин говорит: «человек многопопечительный не может быть безмолвным… Если намерен держаться безмолвия, подобен будь херувимам, которые не заботятся ни о чем житейском». Для исихии необходимо также и уединение. По слову того же преподобного Исаака, следует «почитать безмолвие паче общения с людьми».

Состояние исихии существенно отличается и заметным образом превосходит любую другую обычную келейную молитву христианина. В обычной молитве устам иногда полезно молчать, а уму следует непрестанно говорить, обращаясь к Богу. В состоянии исихии замолкает и ум. Происходит это на высшем уровне делания молитвы, на уровне молитвы чистой – как благого молчания в предстоянии явленному человеку Творцу.

Монашество православной Византии накопило глубочайший и серьезнейший опыт в области иноческого аскетического подвига именно как совершения непрестанной Иисусовой молитвы и как достижения того совершенного духовного состояния, что принято именовать «исихией». Выше уже упоминалось, что святитель Григорий Палама был ярким представителем исихастской молитвенной практики, а также ее деятельным защитником перед лицом противников исихазма. Потому-то ему и было важно явить и описать молитвенный подвиг Богоматери во время пребывания Пречистой в Иерусалимском храме именно как Ее исихастское делание – духовно глубоко созвучное и его личному мистическому опыту, и монашеской практике его единомышленников, исихастов-афонитов.

Именно в связи с этим святитель Григорий рисует в «Слове на Введение во Святая святых Пречистой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и об Ее богоподобном образе жизни в оном месте» развернутую картину пребывания Пресвятой Богородицы в Иерусалимском храме именно как Ее исихастского подвижнического жития. Всякий храм есть образ и символ рая, и потому, пребывая в Иерусалимском храме, Пресвятая Богородица «жила как бы в раю… лучше же сказать – как бы в небесных жилищах… Она жила, проводя образ жизни подвижнический, замкнутый, свободный от забот и скорби, не причастный низменным страстям, превосходящий наслаждение сего мира… живя только для Бога, видимая только Богом, питаемая только Богом, хранимая только Богом, имеющим, благодаря Ей, возобитать с нами; всецело же и Сама взирая только на Бога, в Боге имея наслаждение, Богу непрестанно внимая…». Здесь, в Иерусалимском храме, Богоматерь, «слушая писания Моисея», узнала о том, как Творец создал мир и первых людей – Адама и Еву, о том, как они не соблюли заповедь Божию и пали грехом, о том, как страшно грех изменил человеческую жизнь, о том, как людской род оказался в состоянии богооставленности и рабства дьяволу. И, «возымев жалость к общему [с Ней] человеческому роду… немедленно решила всей душой обратиться к Богу и, взяв на Себя посольство за нас… скорее привлечь Его к Нам так, чтобы Он Сам отстранил проклятие и остановил распространение пожара, сжигающего души, и ослабил силу противоборствующих, и вместо [проклятия] даровал благословение, и воссиял священный свет и, исцелив немощное, соединил с Собой Свое творение. И вот, таким… образом Благодатная Дева… предприняла посольство за все естество!» Конечно же, такое Ее намерение и решение не было лишь Ее Собственным «почином», но прямым следованием воле Божией о Ней, предызбравшей Ее – еще прежде сложения мира – к Богоматеринству, к тому, что Она сделается Орудием нашего спасения. Основанием же для такого «посольства», посланничества и его началом стало прежде всего Ее Собственное духовное совершенствование. Любой посол (если говорить о посольстве в обыденном человеческом – в общественном или же в политическом смысле этого слова) может вступить в общение с тем, к кому он послан, лишь находясь на близком с ним «статусном» уровне и общаясь с ним на понятном ему, приемлемом языке. С Богом же может вступить в общение лишь тот «посланник» человеческого рода, кто сам, подобно Господу, чист и свят и кто подлинно ведает Его словеса. Потому-то Богородица, «ища [способ], каким образом Она могла бы убедительно и подлинно войти в общение с Богом, к Которому Послом пришла по Своему почину, а лучше сказать – по воле Божией, Она прилежала всякому виду добродетели и изучила реченное в Законе…». При этом Богоматерь в поисках верного пути «посольства» за человеческий род к Господу как раз и заложила фундамент того возвышающего к Богу и соединяющего с Ним аскетического делания, что затем было названо «исихией». Богородица оказалась и Создательницей практики исихастского делания, и в то же время Первой Совершившей этот тернистый и высокий аскетический подвиг и Достигшей при его помощи святой Богопричастности, преображающего Боговидения. «Она Сама прорубает лучший и совершеннейший путь и изобретает и Сама исполняет и передает последующим людям высшее делание созерцания». По убеждению святителя Григория, уже тогда, в годы жизни Богоматери при Иерусалимском храме, в Ее аскетическом подвиге оказались соединены все важнейшие элементы того духовного делания, которое мы именуем ныне исихастской практикой, – священное безмолвие, сведение ума в сердце, непрестанная молитва: «Всенепорочная ушла из людской среды и, бежав от достойного порицания уклада нашей жизни, избрала для Себя невидимый для всех образ жития в святейших частях храма, находясь в которых, освободившись от всяких связывающих уз и отряхнув всякие связи и став выше сострадания к Своему Собственному телу, Она собрала ум к сосредоточенности в самом себе и вниманию и непрестанной Божественной молитве. И, благодаря сему будучи всецело в обладании Самой Себя и став выше разнообразной свалки помыслов и просто всяких впечатлений, Она проложила новый и неизреченный путь в Небеса, который я назову – умозрительное молчание [исихия]. И, предав сему ум, взлетает выше всякой твари и больше, чем это было по отношению к Моисею, видит славу Божию и посвящается в Божественную благодать…» Благодаря всему этому «посольство» Богородицы как Ее посланничество от лица всего человеческого рода к потерянному нами Богу – силой Ее подвига и по дару Божественной благодати – увенчалось подлинной встречей с Ним, ознаменовалось молитвенным Богообщением и соединением в союзе любви Творца и Его творения. И, как не устает повторять Палама, путем к такой встрече, а также к последовавшему за ней благодатному молитвенному соединению Богоотроковицы с Ее Творцом, как раз и стала исихия. «Итак, Дева, ища это (потому что для послов является совершенно необходимым встретиться с теми, к которым они приходят с посольством), обрела [в Боге] Руководителя в священном молчании [в исихии]: в молчании – которое есть постоянство ума и порядка, забвение дольных вещей, введение в высшие тайны, обращение помыслов на лучшее; оно есть истинное делание, путь к истинному созерцанию [богомыслию] или богозрению…» С Нею тогда подлинно «неизреченно сочетался» нетварный Божественный «свет, превышающий чувство и ум» и даровавший Ей способность «созерцать в Себе, как в зеркале, Бога». Потому-то Богоматерь, именно как «с раннего детства паче-естественно взявшая на Себя подвиг священного молчания [безмолвия, исихии]», оказалась готова и способна, «единственная» из всего человеческого рода, «неискусомужно чревоносить Богочеловека Слово». Святитель Григорий возвышенно размышляет об этом так: «Но кто возлюбил Бога больше, чем ныне Восхваляемая нами? Кто же больше, чем Она, был возлюблен Богом? Какое же иное творение – чище Ее, или – наравне с Ней, или – приближается к Ней? Посему в высочайших сих созерцаниях [богомыслии] достигнув высочайших совершенств и этим путем единственная из всех от века бывших людей соединившаяся с Богом и уподобившаяся Ему, Она исполнила это чудесное посольство, предпринятое ради всех нас, и в Своем Лице привела его к успешному концу, не только стяжав сие, превышающее слово, восхождение ума, но и использовав это ради нас и, в силу дерзновения [которое Она стяжала] к Богу, совершив великое и больше чем великое дело: не только Она стала по подобию Божиему, но и Бога соделала [родила] по образу человека; не только [молитвенно] убедив Его, но и бессеменно носив Его во чреве и родив непостижимо, бывши осуществлена к сему благодатью Божией (посему от архангела и именуется Благодатной), Она осуществила в человеческом естестве Бога; посему и возвещено Ей было радоваться (см. Лк. 1:28)…»