Текст книги "Темные легенды. Антология русского хоррора"

– Но ты же сделал мне предложение! Ты говоришь, что любишь меня! – со слезами на глазах воскликнула девушка.

– Вот именно, что люблю, – ответил Артём, – поэтому не хочу, чтобы ты связывала себя узами материнства.

Красавчик многозначительно замолчал. Ксения расплакалась.

– Но я хочу ребёнка, – заявила она, когда рыдания ненадолго прекратили сотрясать её тело.

– Значит, так, – жёстко ответил Артём, – тебе придётся выбирать: или я, или ребёнок! Ты сейчас не в себе. Отоспись, успокойся. Уверен, ты сделаешь правильный выбор. Я уйду, не буду мешать тебе прочувствовать, какого жить без меня. Через пару дней я позвоню.

Красавчик вышел из помещения, оставив свою невесту, раздавленную горем.

Через несколько дней к одному из коммерческих медицинских центров крупного города Тверской области подъехала машина. Из неё вышли молодой мужчина и заплаканная девушка. Это были Артём и Ксения.

– Всё будет хорошо, дорогая, – подбадривал Артём свою подругу, – врач сказал, что срок маленький, последствий не будет. Ты приняла правильное решение. Теперь я вижу, что ты действительно меня любишь.

Прошло два месяца. Метель завывала за окном, наводя тоску на измученную душу Ксении.

– Артём, – тихо позвала она, – Артём.

– Чего тебе ещё? – грубо ответил Красавчик.

– Ты сделал мне предложение, помнишь? Когда же мы пойдём в загс подавать заявление? Все спрашивают, когда свадьба…

– Слушай, Ксюша, – раздражённо ответил Артём, – думаю, мы поторопились, поклявшись друг другу в любви и объявив всем о своём намерении пожениться.

– То есть как? – возмутилась Ксюша, – ты же говорил! Ты же признавался в любви!

– А теперь всё изменилось, – ответил Красавчик, – я не уверен, что хочу стать твоим мужем, и вообще, нам лучше пока прекратить наши встречи. Мне нужно всё обдумать.

– Ты не можешь так со мной поступить! – разрыдалась девушка, – я же ради тебя пошла на всё! Я ради тебя убила…

– Кого ты убила, Ксюш, сгусток клеток? Не говори глупостей!

– Я уже любила его! – сквозь рыдания прокричала Ксения, – ты… ты жесток! Ты любишь только себя!

– Раз я люблю только себя, тогда зачем я тебе такой нужен? Всё! С меня хватит этих истерик! Наши отношения зашли в тупик. Прощай! Не звони мне.

Артём, гневно сверкая глазами, начал одеваться.

– Тёмочка! – взмолилась Ксюша, – Тёмочка, перестань! У нас всё ещё наладится.

– Нет, не наладится, – ответил Красавчик и, открыв дверь, вышел навстречу снежной пурге.

– Будь ты проклят! – в отчаянии закричала девушка ему вслед.

Все эти картины из прошлого колыхались теперь в сознании Артёма болезненными воспоминаниями. Громкий возглас священника вернул его к реальности. Красавчик растерянно оглядывал толпу людей, ища Ксению, которая уже успела куда-то уйти. После окончания праздничного богослужения взгляд Артёма всё ещё блуждал, пытаясь отыскать Ксюшу. Подошёл Петрович.

– Ну как ты, Тёма? – участливо спросил старик.

– Не знаю, – буркнул Артём, – я тут знакомую встретил. Ксению…

– Я видел, как вы разговаривали, – ответил Петрович, – хорошая она женщина. Жена одного состоятельного прихожанина, спонсора нашей церкви. Отличные они люди, беднякам помогают. Только омрачена их семейная жизнь отсутствием детей. Не может Ксения забеременеть. Изболелась душа у неё. Каждое воскресенье в церковь приходит и плачет, плачет.

– Жаль, – растерянно проговорил Артём, – а врачи что же?

– А что врачи? – переспросил Петрович, – врачи тут ничем помочь не могут, коли бездетность – наказание за аборт…

– Аборт? – ужаснулся Артём.

– Ну да, – подтвердил старик, – говорят наши бабульки, что бедная Ксюша с подонком каким-то встречалась раньше. Что пожениться будто бы они собирались. Да только парень непорядочный оказался, как узнал, что она беременная, заставил её аборт сделать. А потом, искалечив несчастной девушке и душу, и тело, бросил её да и был таков.

Артём, тяжко застонав, опустился на резную скамью, стоявшую под иконами. Ему казалось, что лики святых грозно взирают на него со всех сторон.

– Петрович, – дрожащим голосом произнёс Артём, – ведь этот подонок я.

– Ты?! – поразился старик, – тогда это многое объясняет. Что же ты наделал, Артём?

– Пойдём отсюда, – мрачно ответил Красавчик, – мне тяжко находиться в церкви, как будто все святые готовы покарать меня. Тьма объяла мою душу.

– Ты сам пустил её туда, – задумчиво проговорил Петрович.

Мужчины вышли из церкви. Артём, безразличный ко всему окружающему, брёл по дорожке.

– Пока, Петрович, – уныло сказал он и, оставив старика, отправился в магазин.

– Привет, Красавчик, – кокетливо обратилась к Артёму молоденькая продавщица.

– Здравствуй, Оксана. Дай-ка мне бутылку.

– Как всегда, пивка?

– Нет. Водки.

– Ты что-то не весел. Катя тоскует по тебе. Она тебе разонравилась? Может, я приглянусь? – сверкая глазами, спросила Оксана.

– Оксана, – обратился к ней Артём, – передай Катерине, что я очень виноват перед ней. Пусть простит меня, если сможет…

Вечером Артём был пьян. Он сидел на полу, уставившись на входную дверь. В полночь дверь со скрипом отворилась, и на пороге появилась та самая одноглазая женщина-монстр. Она страшно таращила свой единственный глаз. Гнилые зубы её жутко скрежетали, пронзая тишину. В окровавленных руках лихо держало какой-то грязный свёрток. Вдруг свёрток зашевелился, и к ужасу Артёма раздался пронзительный младенческий плач!

– Нет! Не надо! – заорал Артём, вскочил и бросился к окну. Он разбил стекло и выскочил на улицу. Стояла темень. Артём помчался, не разбирая дороги, а в ушах у него звенел детский крик и жуткий скрипучий смех. Он споткнулся, упал и потерял сознание.

Артём очнулся и не сразу понял, где находится. Он захотел пошевелить рукой, но с удивлением обнаружил, что руки его привязаны к больничной койке. То же самое было с его ногами. Мужчина огляделся. Пустынные стены давили со всех сторон. Он попытался вспомнить, как он сюда попал, но память его не могла выдать такую информацию. Вдруг дверь отворилась, и в помещение зашёл человек в белом медицинском халате, а вместе с ним пожилой мужчина.

– Петрович! – воскликнул Артём.

– Вот видите, Степан Михайлович, он меня узнаёт.

– Да, – согласился врач, – но белая горячка так просто не пройдёт. Рано его ещё выписывать. Он только очнулся.

– Артём, – взволнованно сказал Петрович, когда врач оставил их одних, – ты как?

– Бывало и получше, – вздохнул Артём.

– Ты его снова видел? Лихо это?

– Да, видел, – подтвердил Красавчик, – оно теперь никогда от меня не отстанет. Лучше уж петлю на шею…

– Но-но-но! Ты это брось! – грозно предостерёг Петрович, – оно только этого и ждёт. Ведь лихо одноглазое питается человеческими негативными переживаниями, злобой, обидой, отчаянием и унынием. Оно пристаёт к какому-нибудь человеку и пожирает его, пока совсем не погубит. Человек либо спивается, либо на себя руки накладывает.

– И за что мне всё это! – вознегодовал Красавчик.

– Я думаю, ты знаешь, за что, – отозвался Петрович, – прекрати себя уже обманывать! Зовёшься ты Красавчиком, потому что внешность твоя – хоть в голливудских фильмах снимайся. Да! Внешностью ты можешь гордиться, но как выглядит твоя душа? Уж не является ли страшное чудище отражением твоего внутреннего мира?

Артём не говорил ни слова.

– То-то и оно, – горестно вздохнул старик, – вот и прицепилось к тебе лихо одноглазое.

– А делать-то что? – затравленно спросил Артём.

– Исправляться, – ответил Петрович.

Прошла ещё неделя. Артёма выписали из больницы, и теперь стоял он перед зеркалом в своём доме и не узнавал себя. Куда делся Красавчик? В зеркале отображался усталый изнурённый человек с впалыми, заросшими щетиной щеками и воспалёнными глазами.

– Вот кто лихо… – пробормотал Артём.

Он посмотрел на часы, день был в самом разгаре. Артём встрепенулся и решительными шагами направился в баню. Побрившись и переодевшись, он покинул дом.

Через два часа Артём с замиранием сердца заходил в одну из многочисленных комнат областного дома престарелых. Возле окна в инвалидной коляске сидела пожилая женщина.

– Здравствуй, мама, – дрожащим голосом обратился к ней Артём.

Женщина подняла глаза на сына, и её лицо озарилось улыбкой.

– Сынок! – обрадовалась она, – а я уже не чаяла с тобою свидеться перед смертью.

– Я пришёл к тебе, мама, – плача, ответил Артём.

Мать и сын долго беседовали, роняя горькие слёзы.

– До встречи, мама, – уходя, сказал Артём, – готовься скоро поехать домой!

Солнце склонялось к горизонту, устав за целый день обогревать поля и леса. Артём, вернувшись к вечеру в посёлок, отправился к дому Ксении. Он долго не решался постучать в дверь. Наконец, набравшись храбрости, всё-таки постучался. Дверь отворил бородатый мужчина.

– Здравствуйте, – промямлил Артём, а с Ксенией поговорить можно?

– А вы кто? – поинтересовался бородач.

– Я… старый знакомый… а вы, должно быть, её муж?

– Совершенно верно, – подтвердил мужчина догадку Артёма, – меня Фёдором зовут.

– Я Артём.

– Ксении нет дома, – сообщил Фёдор, – сегодня она поздно будет, поехала в город очередной раз проходить обследование. Измучилась она у меня совсем. Вот скоро пойду её на станцию встречать с электрички. Машина наша в ремонте, надо идти за ней, чтобы не одна она шла пешком через лес в потёмках.

– Фёдор, разрешите мне пойти с вами Ксению встречать, – взмолился Артём, – не подумайте ничего плохого. Мне надо прощение у вашей жены попросить. Я очень виноват перед ней…

– Ну раз виноват, пошли.

В сгущающихся сумерках мужчины подходили к железнодорожной станции. Раздался гудок подъезжающего электропоезда. Когда электричка остановилась, из вагона вышла Ксюша. Она застыла в изумлении, увидев рядом со своим мужем Артёма.

– Вы поговорите, коли так надо, – сказал Фёдор и деликатно отошёл в сторону.

– Послушай, Ксюша, прости меня за всё, – запинаясь, проговорил Артём.

Ксения молча глотала слёзы. Она ничего ему не ответила, а подошла к мужу и сказала:

– Пошли домой, Фёдор.

Артёму ничего не оставалось делать, как только поплестись следом за семейной парой, проклиная своё прошлое.

Они шли лесной дорогой.

– Кто-то идёт нам навстречу, – сообщил Фёдор, включая фонарь, – странно, зачем кому-то идти на станцию, ведь электричек сегодня больше не будет.

Артём задрожал. Он почувствовал, что ноги его подкашиваются.

– Это женщина какая-то, – сказала Ксения и стала вглядываться во тьму, пронзённую лучами фонаря.

– Это за мной, – глухо выговорил Артём.

– Ну ничего себе! – удивился Фёдор, – я свою жену встречаю, а тебя, Артём, значит, женщина встречает.

– Это чудовище! – выпалил Артём, – уходите!

– Ты что, мужик, сбрендил? – недоумевал Фёдор, – пить меньше надо…

Но его речь прервал истошный крик жены. Посмотрев вперёд, Фёдор увидел жуткое существо. Оно, щёлкая окровавленным ртом и протянув вперёд скрюченные руки, двигалось прямо на Артёма.

– Ксюша! Прости меня! – заорал Артём, – мне, похоже, конец пришёл! Хоть умирающего прости! Я так виноват!

Лихо, услышав отчаянные возгласы своей жертвы, хищно ухмыльнулось и зачавкало, пуская зловонные слюни и предвкушая трапезу. Фёдор, схватив какую-то палку, подбежал к страшной женщине-монстру и заорал:

– Пошла прочь, нечисть!

Но лихо, устремив на него единственный глаз, криво улыбнулось и продолжило надвигаться на Артёма.

– Господи, помоги! – взмолился Артём.

Жуткое лицо чудовища исказилось смертельной злобой. Оно, зашипев и совершив прыжок вперёд, оказалось совсем рядом со своей жертвой. Но Фёдор, размахнувшись, шарахнул чудище палкой по спине. Однако лихо даже не обратило на это внимания, оно пожирало Артёма своим взглядом, находясь от него на расстоянии двух шагов. Окровавленная рука с длинными когтями протянулась к Артёму…

– Артём! Я тебя прощаю! – вдруг раздался голос Ксении.

Артём уже приготовился умереть, но, как только Ксюша прокричала о том, что он прощён, лихо резко замерло. Оно издало жуткий замогильный вой, от которого у всех троих чуть сердце не остановилось. Чудовище повалилось на землю и закорчилось, как полураздавленный червяк, царапая почву когтями. Артём видел, как лихо начало сморщиваться и уменьшаться в размерах, пока совсем не исчезло. Ошарашенные Фёдор и Ксения долго не могли пошевелиться.

– Что это было? – проговорил наконец Фёдор, придя немного в себя.

– Это лихо, – запинаясь, ответил Артём, – лихо одноглазое. Оно приходит к лиходеям, чтобы забрать их жизнь.

Прошёл год с небольшим с той страшной ночи. После воскресной службы в церкви Артём подошёл к Петровичу и сказал:

– Сегодня девять дней со дня кончины моей мамы.

– Да, Артём, я помню, – ответил старик, – ты хорошо сделал, что забрал её из дома престарелых. Она провела последний год своей земной жизни, почувствовав заботу и любовь сына.

Артём вздохнул и сказал:

– Жаль, что я раньше был таким чудовищем.

– Теперь ты всё понял и, слава богу, исправляешься, – подбодрил его старик и прошептал, хитро подмигнув, – знаешь, что по секрету поведала мне моя жёнушка? У Фёдора и Ксении скоро будет малыш!

– Это поистине лучшая новость, что я слышал за последнее время! – прослезился от радости Артём.

Спустя несколько месяцев Артём продал свой дом и уехал. Кто-то рассказывает, что он пожертвовал все деньги от продажи дома кризисному центру для женщин с детьми и принял монашество. Другие утверждают, что он просто поменял место жительства. Так или иначе, но больше Артём Красавчик в посёлке ни разу не появился.

Юлия Лихачёва

Сумеря

– Чёрт! Вот идиотка! – Наташа с досады дёрнула большой навесной замок на калитке.

Затем снова внимательно перебрала ключи на связке с брелочком-сердцем. Будто надеялась обнаружить ранее незамеченный, который подошел бы к замку. Не нашла. Девушка тряхнула головой, откидывая с лица пряди рыжих волос, озадаченно закусила губу и огляделась по сторонам. Дневной свет медленно уходил, уступая место мягким сумеркам. В дачном посёлке стояла безмятежная тишина, нарушаемая лишь пением сверчков да свистом соловьёв в небольшой рощице на окраине. Ни голосов людей, ни лая собак. Посёлок словно вымер в столь ранний вечерний час.

Наталья посмотрела на старый деревянный дом, темнеющий за забором. Нахмурилась, размышляя о том, как же так вышло, что на связке ключей от родительской дачи не оказалось самого главного – отпирающего калитку. Что же ей, Наташе, теперь делать? Не возвращаться же обратно по темноте. Она живо представила пустую платформу, окруженную густыми зарослями кустов. Как долго она простоит там в ожидании электрички, и насколько это может быть опасно? Проверять она не хотела. Равно как и возвращаться домой после того, как вдрызг разругалась с мамой и соврала ей, что едет в общагу, чтобы не слышать больше нравоучений. Но и в общежитие девушка не поехала. Меньше всего она желала общаться с соседкой по комнате, разболтавшей всем о том, что Наталья встречается сразу с несколькими парнями. Дура набитая, болтающая ерунду о других лишь потому, что у самой жизнь не клеится. Единственное место, где Наташа могла укрыться ото всех и побыть наедине с собой – эта дача, на которую не попасть из-за запертой калитки.

Девушка набрала в грудь воздух и с шумом выдохнула, пытаясь унять раздражение и злость. Потом воровато огляделась по сторонам, высматривая, не наблюдает ли кто за ней. В доме напротив вроде шевельнулась занавеска, точно кто-то, украдкой подглядывающий, резко отпрянул от окна. Или же это была лишь игра воображения? «Да какая разница, – сердито подумала девушка. – Пусть смотрят, если больше нечего делать. Я же не в чужой дом лезу, а в свой». Она ещё раз оглянулась по сторонам. Тёмные окна домов равнодушно взирали на неё, топчущуюся в нерешительности у ворот. Словно застеснявшись этого мнимого взгляда, Наталья перекинула небольшой рюкзачок через забор и шагнула в сторону, под защиту буйной зелени разросшихся у калитки кустов сирени. И только там скрытая от посторонних глаз девушка ловко перемахнула через преграду и мягко приземлилась в густой траве. Навстречу ей вылетел десант комаров, закружился вокруг лица, радостно пища. Наташа разогнала их рукой, поднялась на ноги и шагнула к лежащему на дорожке рюкзаку. Что-то дернуло её за ногу. Лодыжку обожгло болью. Девушка потеряла равновесие и, взмахнув руками, неуклюже упала на землю. Комары вернулись, торжествующе кружа над поверженным противником. Наталья села и оглянулась назад, желая понять, что держит её. Вокруг щиколотки обмоталась толстая нить, которая вместе с длинной травой образовала нехитрую ловушку для недотёп. Вымещая на ней всю свою досаду, Наташа дёрнула нить изо всех сил, и та лопнула с еле слышным хлопком. Поднявшись на ноги, девушка отряхнула налипший на одежду сор и, подхватив рюкзачок, поспешила к дому.

Старый замок входной двери поддался не сразу. Поупрямился немного, явно недовольный тем, что его потревожили впервые за несколько лет отсутствия хозяев, но потом всё же сдался, неохотно щёлкнул и пропустил Наталью внутрь. Переступив порог, девушка нащупала выключатель на стене, безрезультатно пощёлкала им, а затем, осенённая внезапной догадкой, подкрутила электрические пробки. Под потолком вспыхнула тусклая лампа в пыльном абажуре. Мгла испуганно шарахнулась прочь из дома, обиженно сгустилась за окном.

– Наконец-то! – выдохнула Наташа и захлопнула за собой входную дверь.

Не разуваясь, она прошла в кухню, зажгла свет и села на табурет. Поймала растерянный взгляд своего отражения в пыльном зеркале старого шифоньера, стоящего у стены напротив. На фоне ярко-рыжих волос лицо выглядело бледным и усталым, в голубых глазах притаились растерянность и страх, уголки по-детски припухлых губ были скорбно опущены. Девушка поймала себя на мысли, что уже жалеет о своём необдуманном решении сбежать на дачу тайком ото всех. Случись с ней что-нибудь в этой глуши, никто не придёт на помощь. Никто даже не знает, где её стоит искать. А в следующее мгновение Наталья, сердито передёрнув плечами, прогнала эти мысли прочь от себя. Кто сказал, что с ней должно что-то случиться? Что за странные мысли лезут ей в голову?! Она просто переночует здесь, а завтра утром решит, куда ей направиться дальше.

Удобно расположившись за кухонным столом, Наташа раскрыла рюкзачок и, порывшись в нём, выкинула на стол пачку чипсов, маленькую упаковку сырных крекеров, заколку для волос, мобильник. Наконец, извлекла наружу сигареты, вытащила одну и с облегчением закурила, наслаждаясь тем, что может делать это абсолютно свободно, не опасаясь быть пойманной мамой.

В доме стояла непривычная напряжённая тишина. Никогда ранее Наталья не бывала на даче одна. Пока была жива бабушка, девушка приезжала сюда вместе с родителями. Небольшой деревянный дом наполнялся звуками: шагами, бормотанием работающего телевизора или радиоприёмника, стуком молотка, разговорами и смехом. А когда родители уезжали, оставляя дочь на попечении бабушки, звуки редели, но были не менее разнообразными благодаря пожилой женщине: шарканье ног в старых мягких тапочках, покашливание, бормотание себе под нос. Телевизор подвергался жестокой опале: «Нечего сызмала глазки ломать!», а радиоприёмник транслировал только радиостанцию «Маяк», верность которой бабуля сохраняла до конца своих дней. Всё это так живо вспомнилось Наташе в плотной тишине давно пустовавшего дома, что на короткое мгновение показалось, она чувствует незримое присутствие этой крепенькой старушки: запах недорого шампуня, мази от радикулита, дешевого туалетного мыла «Сирень». Будто бабуля совсем рядом, в соседней комнате, и сейчас выползет оттуда, шаркая тапочками, бормоча что-то под нос, неспешная, как старая мудрая черепаха. Та самая, которая держит весь мир на своём панцире. По крайней мере, маленький мирок Наташиной семьи она точно держала. Не прошло и полгода с бабушкиной кончины, как родители развелись, словно страх перед этой суровой женщиной сдерживал их. В тот же год они прекратили приезжать на дачу. По поводу последнего Наташа совсем не переживала. Она, проводя здесь каждое лето, воспринимала всё как ссылку, куда её отправляли, чтобы не мешалась под ногами.

Девушка невесело усмехнулась и затушила сигарету в старой жестяной крышке, одиноко лежащей перед ней на столе. На автомате, не отдавая себе отчёта, вскрыла упаковку чипсов, достала один ломтик, остро пахнущий приправой, повертела его и задумалась. Она, несомненно, хотела есть. Прошло несколько часов с тех пор, как она покинула дом. Однако сейчас, в данный момент, она гораздо сильнее хотела пить. Нестерпимо хотела выпить горячего чая или кофе, или, на худой конец, сделать пару глотков обычной воды. Следующая мысль, пришедшая в голову, заставила Наталью раздосадовано хлопнуть ладонью по поверхности стола. Вот ведь дура набитая! Чипсы и крекеры в магазине рядом со станцией она купила, а про бутылку воды даже не подумала, будто рассчитывала, что на даче её ждёт бабуля с горячим чайком. Помирать теперь ей от жажды всю ночь. Или нет?

Пока была жива бабушка, она всегда занималась садом и огородом, ухаживала, поливала водой из шланга. А раз есть вода для полива, она вполне сгодится и для питья, нужно лишь хорошенько её прокипятить. Наташа порывисто встала, полная решимости устроить себе чаепитие, вытащила из кухонного шкафчика кастрюлю, взяла со стола свой мобильный и направилась на поиски воды. После неяркого уютного света маленькой кухоньки вечерние сумерки показались девушке слишком плотными, точно кто-то пролил густо-синие чернила. Из окна дома на растущую возле него траву падал зыбкий желтоватый свет, очерчивая квадратный островок. Далее всё скрывала тёмная завеса грядущей ночи. Сильно заросший, запущенный за несколько лет сад, тихий и угрюмый, больше походил на непролазные лесные заросли. Девушка невольно поёжилась, чувствуя, как беспричинная тревога осторожно тронула душу. Пощелкав клавишами телефона, Наташа выбрала нужную программу и включила на мобильнике маленький, но довольно яркий фонарик. Мрак вежливо расступился прочь, безмолвно обещая взять реванш чуть позже, когда на западе угаснут последние отсветы ушедшего за горизонт солнца. Освещая себе дорогу, Наталья шагнула в заросли высокой травы.

На шланг она наткнулась почти сразу, едва сделав десяток шагов. Он лежал чуть в стороне, у ствола старой яблони, свернувшийся кольцами, как жутковатая затаившаяся перед прыжком змея. Чуть зазеваешься – и она ринется на тебя и стиснет в смертельных объятиях. Наташа тряхнула волосами, отгоняя назойливые мрачные мысли. И без них ей было не слишком уютно одной на запущенной даче. Подсвечивая фонариком телефона, девушка проследила, куда уползает шланг, и двинулась за ним, продираясь сквозь траву. Вскоре она наткнулась на водопроводную трубу, с которой соединялся шланг, с усилием открутила вентиль и не без удовольствия прислушалась к шуму воды.

Возвращаясь обратно в спешке, девушка наступила в образовавшуюся возле яблони лужу, промочила ноги, обутые в новенькие туфельки-балетки, но почти не обратила на это внимания. Гораздо больше её занимала возможность выпить горячего чая, сидя за столиком в кухне или в комнате на диване, подтянув к себе ноги. Ярко представляя себе кружку горячего ароматного напитка, Наталья подняла конец шланга и разочарованно-испуганно вскрикнула, отшвырнув его подальше в кусты. Вместо воды текла зловонная красно-коричневая жижа, похожая на спекшуюся кровь. От тяжёлого железистого запаха затошнило. А в следующий миг девушка нервно рассмеялась, поняв, что вода в трубе успела застояться за несколько лет и надо лишь подождать, пока она сольётся.

– Как в дешёвом фильме ужасов! – вслух объявила Наталья, чтобы окончательно прогнать нервное напряжение.

Она шагнула к кустам, снова наступила ногой в бегущий ручеёк, извлекла оттуда шланг-змею. Вода, вот счастье-то, текла теперь светлая и без запаха. Наполнив кастрюлю и перекрыв воду, Наталья осторожно пошла к дому. Немного расплескала по пути, в том числе и в многострадальную обувь, но совсем не расстроилась. В доме она походит и босиком, зато у неё появилась возможность напиться чаю. У порога ей пришлось поставить кастрюлю на землю, чтобы открыть дверь. За спиной, где-то в глубине сада, раздался осторожный шорох, треснула ветка и всё смолкло. Наташа испуганно вздрогнула и оглянулась, всматриваясь в окружающие её заросли кустарника и деревьев. Но звук не повторился, и она в который раз уже упрекнула себя в излишней нервозности. «Это, наверное, кошка, – успокоила девушка саму себя. – Или птица». Совсем некстати вспомнилось, как бабушка стращала её, маленькую, по вечерам: «Хватит гулять, темно уже! Вот сумеря тебя схватит!» Она никогда не утруждала себя объяснениями, кто такой сумеря и почему он обязательно схватит, но от этого было лишь страшнее. Бабуля была сильна на всякие деревенские страшилки. Наталья усмехнулась. Взглянула на тёмно-синее небо, с проступившими на нём яркими звёздами. С запада на небесную гладь будто кто-то медленно натягивал одеяло: широкой полосой небосвод затягивала туча, обещавшая изменение погоды на более влажную и безрадостную. Лица девушки коснулось лёгкое дыхание ветра, несущего прохладу и дождь. В нём почудились еле уловимые неприятные нотки, напоминающие о болоте и мелких пузырьках, поднимающихся со дна трясины, где тысячи лет что-то гниёт, разлагается, превращаясь в зловонный газ. Едва ощутившись, запах исчез, унесённый новым, более явным вздохом ветра. Тот прошёлся по кронам деревьев, заставляя их встревоженно шептаться, сдул прядь волос со лба Наташи. Над ухом уныло запищал комар, она сердито прихлопнула его и, подняв кастрюлю, зашла в дом.

Пока закипала вода, девушка обыскала сервант в поисках заварки. Картонная коробка с чайными пакетиками обнаружилась в самом дальнем углу, за старым сервизом и вазочкой, заполненной пожелтевшими квитанциями. Слегка выцветшая, припудренная пылью, с нарисованной ежевикой на крышке. Чёрный с фруктовым ароматом. Бабулин любимый. Открыв коробочку, Наташа вдохнула запах чая, сдобренный пылью и отдающий сыростью. Ну, чем богаты, как говорится. Выбирать ей не приходилось. А вот сахар найти так и не удалось. Тщетно она заглядывала во все коробочки, открывала крышки жестяных банок. Во всех обнаруживала лишь пустоту. Только в одной на дне оказался моток красных толстых ниток наподобие тех, в которых запуталась её нога при штурме забора.

‒ Хреново, ‒ недовольно объявила девушка в пустоту и захлопнула дверцы серванта.

Безо всякого удовольствия Наташа отхлебнула несколько раз невкусный чай, уныло сжевала пару сырных крекеров и снова закурила. За окнами конденсировалась ночь, оседала мелкими каплями тумана на оконные стекла. Густо синяя, безлунная, с редкой россыпью звёзд, которые медленно поглощала наползающая с запада туча. Непривычная тишина как в доме, так и за его пределами угнетала ещё сильнее. Наталье вдруг отчаянно захотелось домой, к шуму города за окном, к монотонному бормотанию телевизора в соседней комнате, к мерному тиканью настенных часов, скрипу половиц под чьими-то шагами. Она была согласна даже на общагу с неприятной сплетницей-соседкой. Сделала бы вид, что не замечает её присутствия. Послушала бы музыку или книгу почитала. Какой чёрт понёс её в это богом забытое место? Она промочила ноги, озябла, пила невкусный чай. Ради чего всё это? Только чтобы побыть одной? Да она уже сыта по горло своим одиночеством. Наталья кинула взгляд на своё отражение в старом зеркале шифоньера. В волосах запутался листок. Девушка вытащила его, пригладила как могла рыжие пряди руками и попыталась ободряюще улыбнуться отражению. Лучше бы этого не делала. Улыбка вышла какой-то жалкой и унылой. Промокшие ноги сильно озябли, и теперь холод медленно пробирался вверх. Тревожно сосало под ложечкой, словно своеобразный голод, потребность в общении и безопасности.

Прихватив пачку чипсов, Наталья перебралась в комнату на диван. На столе лежал старый номер журнала «Вог». Обложка выцвела и слегка покоробилась. Не бог весть какое чтиво, но развеять скуку и скоротать время перед сном – вполне сгодится. Девушка вытащила мобильник из заднего кармана джинсов, кинула его в стоящее недалеко кресло и, удобно устроившись на диване, закуталась в старый плед и углубилась в чтение глянцевых статей многолетней давности.

Шлёп… Шлёп… Шлёп…

Наташа отложила старый журнал и настороженно прислушалась. Снова тишина. Ночь будто насторожилась в ожидании чего-то.

Шлёп… Шлёп-шлёп… Тихий осторожный звук крадущихся шагов, отчётливо различимый на фоне тишины. Девушка испуганно замерла, чутко вслушиваясь в происходящее. Кто-то осторожно крался вдоль стены дома под покровом ночи. В горле пересохло, и, когда Наташа попыталась сглотнуть, словно что-то оцарапало её изнутри. Сердце забилось гулко и часто, и теперь эта пульсация страха заполнила собой тишину. Кто-то по-прежнему осторожно ступал по заросшей травой садовой дорожке, вкрадчивым звуком шагов будя лихорадочные мысли в голове Наташи. Она никак не могла взять в толк, как неизвестный визитёр проник внутрь через запертую калитку. Разве что тоже перемахнул через забор? Но мог ли он сделать это абсолютно беззвучно? Нет, наверняка были бы слышны звуки вторжения: шорохи, треск сучьев растущих у забора кустов смородины.

Дом дрогнул под резким порывом ветра, где-то жалобно звякнуло стекло в оконной раме. Звук осторожных шагов за окном стал чаще, словно там забегало на цыпочках, заплясало по садовой дорожке. Что-то стукнулось в жестяной отлив окна, заставив Наталью подпрыгнуть от неожиданности. Следом раздался приглушённый рокот, похожий на рассерженное ворчание потревоженной собаки. Напуганная девушка облегчённо выдохнула, поражаясь своему не в меру разыгравшемуся воображению. Это был всего лишь дождь, первые капли которого она приняла за чьи-то шаги.

Наталья облизнула сухие губы языком, попыталась сглотнуть кисловатый привкус пережитого страха. Получилось с большим трудом. Обмотав плед вокруг себя, она встала с дивана и прошлёпала босыми ногами на кухню, где сделала несколько глотков тёплой воды из чайника, а потом вернулась назад. Прилегла, плотно завернувшись в плед. За окном шелестел дождь, порывы ветра иногда швыряли капли пригоршнями в стекло, рассерженно рокотала далёкая гроза. Тишина перестала быть мёртвой и тревожащей. Дом, казалось, ожил, наполнившись звуками. В шуме дождя Наташе слышались и мерное тиканье часов, и тихие голоса других людей, и звуки их шагов совсем рядом. Те самые звуки, что дом запомнил за долгие годы присутствия в нём хозяев. Особенно шаркающие шаги бабули и её беззлобное ворчание. Того и гляди покажется на пороге комнаты и что-нибудь выскажет.