Текст книги "Джатаки. Сказания о Будде. Том III"

204. Благородный слон о шести бивнях
Chaddanta Jātaka

Пребывая в Джетаване, Будда рассказал эту историю о бхикхуни.

Однажды молодая бхикхуни, происходившая из хорошей семьи Саваттхи, отправилась вместе с несколькими другими бхикхуни послушать учение Будды. Его любезность и красота произвели на нее большое впечатление, и ей стало интересно, не была ли она связана в Буддой в предыдущей жизни. Тотчас припомнила она, как в прежней жизни Бодхисатта был великим белым слоном Чхаддантой, а она – его женой. Вспомнив это, бхикхуни очень обрадовалась и рассмеялась вслух. Затем осознала, что немногие женщины хорошо расположены к своим мужьям, и ей стало интересно, какой женой была она сама. По мере того как прояснялась в ней память, она припомнила, что таила на него тогда обиду и в другой жизни отправляла охотника его убить. Припомнив все это, она поддалась печали и разразилась слезами.

Будда увидел это и улыбнулся. Когда собравшиеся бхикху спросили у него, почему он улыбнулся, Будда ответил:

– Бхикху, эта молодая сестра заплакала, припомнив обиду, которую причинила мне.

И по их просьбе он рассказал им эту историю из прошлого.

Давным-давно в золотой пещере на западном берегу озера Чхадданта в Химавате жило стадо из восьми тысяч царских слонов. Бодхисатта в то время родился сыном царя слонов, и его назвали Чхаддантой. Он был чисто-белым, а когда вырос совсем, сделался великолепен: хобот – что серебряный канат – и шесть красивых бивней, испускавших лучи шести цветов. Когда умер его отец, Чхадданта стал царем, а двух его старших цариц звали Маха-Субхадда и Чулла-Субхадда.

В пору дождей все слоны оставались в золотой пещере, но в жаркую пору Чхадданте очень нравилось стоять со своими царицами у подножия большого баньянового дерева, росшего в северо-восточном углу озера, где от воды дул остужавший ветерок.

Однажды, пока царь Чхадданта был возле баньяна, один из его последователей сказал ему, что деревья в большой роще сала зацвели, и он отправился туда с обеими царицами. Пока те паслись, Чхадданте случилось боднуть дерево сал тяжелым своим лбом. От этого ветви громадного дерева сотряслись, и Чулла-Субхадду, стоявшую с подветренной стороны, осыпало сухими веточками и мертвой листвой, покрытой рыжими муравьями. Маха-Субхадду, стоявшую с наветренной стороны, осыпало цветками, пыльцой и зелеными листиками. Увидев Маха-Субхадду всю в золотой пыльце, Чулла-Субхадда подумала: «Очевидно же, что он предпочитает ее. Осыпает ее цветами и пыльцой, а сухим веточкам, мертвой листве и рыжим муравьям позволяет падать на меня!» От этого чувства развилась обида, которую она затаила на Чхадданту. «Я с ним посчитаюсь!» – безмолвно поклялась она сама себе.

В другой день стадо слонов вошло в озеро купаться. Сперва два молодых слона натирали Чхадданту кореньями. Затем купали двух цариц. Наконец все остальное стадо омылось, поиграло в воде и собрало лотосов и водяных линий, чтобы украсить Чхадданту и цариц.

Один слон сорвал необычайный стебель лотоса с семью совершенными цветками и предложил его Чхадданте, который окропил себе им лоб и поднес Маха-Субхадде. От этого Чулла-Субхадда обиделась только сильнее.

В той части Химавата жила еще и община из пяти сотен паччекабудд, которых Чхадданта частенько навещал, чтобы им поклониться. Однажды Чхадданта предложил им трапезу из стеблей лотоса, окропленных нектаром. В то же время Чулла-Субхадда им дала спелых плодов, которые собрала сама. Делая свое подношение паччекабуддам, она пылко пожелала переродиться царскою дочерью, чтобы выйти замуж за царя Каси. «Когда стану я старшей царицей, – подумала она, – попрошу царя отправить охотника с отравленной стрелой убить этого слона. И тогда месть моя будет сладка!»

Дав этот жестокий обет, Чулла-Субхадда прекратила есть и зачахла до смерти. А потом и впрямь переродилась дочерью царя Мадды и получила имя Субхадда. Повзрослев, она вышла замуж за царя Каси и стала его старшей царицей. Припомнив свое былое существование, она осознала, что, поскольку все желания ее выполнялись, она теперь вполне способна осуществить свое возмездие. Натерла она тело себе маслом, надела измаранное одеяние и легла в постель, делая вид, будто больна.

Царь осведомился о том, где его старшая царица, и, услышав о том, что она занемогла, вошел в ее опочивальню. Сел к ней на ложе, погладил по спине и спросил:

– Несравненная моя царица, почему ты так бледна? Отчего чахнешь?

– Дорогой мой повелитель, был мне сон, из-за которого развилось во мне сильное желание, но знаю я, что оно недостижимо, поэтому я тут просто угасну.

– Дорогая моя, – ответил царь, – все, чем бы ни могли мы оделить, будет твоим. Прошу, скажи нам, чего желаешь ты так сильно. Уверен, мы это для тебя добудем.

– Государь, то, чего желаю я, добыть нелегко. Я сообщу тебе, но лучше будет, если скажу тебе об этом не сразу. Созови, прошу, всех охотников, и я объясню это при них.

– Сказано – сделано, дорогая моя! – ответил царь, в восторге от того, что просьба ее оказалась так проста. Он тут же созвал всех охотников Каси.

Когда собрались охотники во дворе, царь встал к открытому окну и позвал царицу:

– Подойди, дорогая моя! Вот наши храбрые охотники – собрались по твоему желанию. Они умелы в выслеживании, яростны в схватке и все верны мне.

Царица посмотрела в окно и крикнула:

– Охотники! Во сне видела я громадного белого слона о шести сияющих бивнях. Так силен был сон мой, что теперь должна я обрести эти бивни. Если кто-то из вас сумеет принести мне эти прекрасные бивни, я буду жить! Если же нет, я умру. Ничто другое не сможет спасти мою жизнь!

Во дворе зароптали голоса. Никто из охотников никогда не видал слона о шести бивнях и даже не слыхал о таком. Они выбрали из всех одного и через него спросили царицу, не явилось ли ей также во сне, где такого слона можно найти.

Царица Субхадда оглядела всех охотников и, вспомнив свое предыдущее рождение, заметила одного, кто в прошлом тоже был врагом Чхадданты. То был сильный и жестокий человек, прямо-таки великан, по имени Сонуттара. Лицо его было обезображено шрамами, а зубы пожелтели. «Вот кто сумеет совершить то, чего я хочу», – подумала царица. Она показала Сонуттару царю и попросила соизволенья поговорить с ним наедине. Царь на это согласился и позвал того во дворец. Царица завела Сонуттару в покои на самом верхнем уровне дворца, распахнула северное окно и сказала:

– Прямо на севере, за теми вон семью горными хребтами, ты отыщешь золотой утес. В утесе том есть огромная золотая пещера. Под утесом, у красивого озера, растет громадный баньян. В том краю обитает стадо из восьми тысяч царских слонов. Они свирепы и внушительны. Если эти слоны увидят человека – нападут и уничтожат его.

Услышав это, Сонуттара испугался. Он предположил, что царицу могли б удовлетворить золото, жемчуга или бирюза, а не слоновая кость.

– При чем тут слоновая кость! – возразила царица. – Мотив мой совсем не в этом желании! Это касается злопамятства! Меня обидели, и я желаю возмездия! Принеси мне бивни вожака этого стада – и получишь в награду пять отборных деревень!.. Друг-охотник, – продолжала она, – в моей предыдущей жизни была я одной из старших цариц того царского слона. Совершая подношение неким паччекабуддам, я пожелала себе сил на то, чтобы убить этого слона о шести бивнях и заполучить его бивни себе. Дело вовсе не во сне, что был мне, – исполнить нужно саму действительность. Могу тебя заверить, что ты преуспеешь. Ступай и ничего не страшись!

– Да будет так, ваше высочество, – ответил Сонуттара, немало приободрившись от царицына объяснения. – Скажите мне в точности, как отыскать того зверя, которого вы так сильно ненавидите, и как его пленить, – и я это сделаю!

– Царь слонов купается каждый день, – начала она, припоминая подробности своей прежней жизни, – в одном месте – в озере у баньяна. Попасшись немного под баньяном, он со своей возлюбленной спутницей идет туда купаться. Когда б ни было это возможно, этот царский слон также ходит почтительно кланяться аскетам в желтых одеяньях и паччекабуддам.

– Ваше высочество, – ответил Сонуттара, – я все понял в совершенстве. Я убью того слона и принесу вам его бивни.

Восхитившись решимостью Сонуттары, царица дала ему тысячу монет и сказала:

– Ступай домой и подготовься к путешествию. Я снабжу тебя всеми орудиями, что тебе понадобятся. Будь готов выступить к золотому утесу через семь дней.

И царица тут же взялась за дело. Созвала кузнецов и повелела им выковать для Сонуттары особые железные орудия. Наказала им сделать топор, лопату, бурав, молоток, резак для бамбука, серп, посох с кончиком из алмазного шпата, колышек и крюк-кошку о трех концах. Им она сообщила точные размеры каждого орудия и велела управиться за шесть дней. Призвала кожевников и велела изготовить мешок размерами примерно с крупный водяной котел, купол, чтоб спускаться по воздуху с высоты, и сколько-то разнообразных веревок и ремешков. Им она тоже велела приготовить все за шесть дней.

Кузнецы и кожевники закончили свои труды во благовремении и доставили сработанное во дворец. Царица уложила орудия в кожаный мешок и собрала пропитание, какое понадобится Сонуттаре в его путешествии.

На седьмой день Сонуттара вернулся во дворец и почтительно встал в присутствии царицы. Та показала ему на мешок и произнесла:

– Друг, в этом мешке все орудия, что понадобятся тебе в путешествии.

Крепкой своей рукой Сонуттара поднял этот мешок, словно тот нисколько не тяготил его, и повесил себе на бедро. Нести всю пищу царица отдала прислужникам охотника.

Сонуттара поклонился царю и царице и пустился на колеснице в путь, сопровождаемый прислужниками. Добравшись до границы Каси, слуг он отправил обратно, а дальше двинулся сам, взяв себе в проводники несколько местных жителей. Достигши джунглей, он и этих людей услал и еще дальше пошел один. Серпом он прорубал себе путь сквозь заросли высоких трав и камышей. Дойдя до чащобы терна, тростника и бамбука, он пустил в ход бамбуковый резак. Если чаща оказывалась для него слишком густа, чтобы ее рубить, он мастерил из бамбука лестницу и взбирался наверх. С большой сноровкой укладывал он куски расколотого бамбука поверх нее и полз дальше, таща за собой старые куски и укладывая их впереди, покуда не перебирался на другую сторону. Порой джунгли оказывались настолько густыми, что даже змея не могла в них проползти. В таких случаях он валил деревья топором. К самым крупным приходилось сперва применять бурав. Чтобы не тонуть в трясинах грязи и зыбучих песках, он пускал в дело доски так же, как применял и бамбук, чтобы перебраться через заросли. Он сработал грубую лодку и греб на ней через затопленные водой трясины.

Достигши первой великой горы, Сонуттара приделал веревку к кошке и закинул ее как мог высоко. Когда та зацепилась надежно, он взобрался по веревке. Железным посохом с кончиком из алмазного шпата он пробуравил отверстие в горном склоне и вбил в это отверстие колышек. Затем встал на него и забросил кошку снова. Это проделывал он вновь и вновь, пока не перевалил за вершину.

Спускался с нее он примерно так же, сидя в мешке и сам себя опуская, разворачивая веревку так же, как паук выпускал бы свою нить. Наконец он позволил кожаному куполу поймать ветер и слетел вниз мягко, словно птица.

Пересекши множество разных местностей, включая шесть горных хребтов, он наконец взобрался на вершину золотого утеса. Вдали увидел он громадное баньяновое дерево. Под ним заметил чисто-белого слона о шести бивнях и его царицу в окружении огромного стада царских слонов, готовых сражаться. Перед ним лежало прекрасное озеро Чхадданта, а у баньяна он увидел приятную заводь для купания.

С этой вершины он некоторое время понаблюдал за слонами, чтобы хорошенько познакомиться с их обычаями и перемещениями.

Спускаясь в джунгли, он срубил четыре дерева, чтобы сработать из них крепкие столбы, и еще одно, чтобы сделать доски. Когда слоны отправились купаться, он вытащил лопату и принялся копать квадратную яму – достаточно большую, чтобы самому в ней спрятаться, в том самом месте у баньяна, где всегда стоял царь слонов. Выкопанную землю он тщательно разбросал по воде, чтобы куча ее не была заметна. В каждом углу ямы он положил по камню, чтобы служили основаниями для столбов. Веревками он привязал эти столбы, а сверху настелил доски, чтобы получилась крыша. С одной стороны он оставил проход для себя. Кроме того, он проделал небольшое отверстие для стрелы. Наконец, все доски присыпал слоем земли и листвы. Над этой ямой он трудился всю ночь. На рассвете, когда все было готово, он надел желтое одеянье аскета, взял лук и одну отравленную стрелу и спустился в яму.

Когда над головой у него прошествовал громадный белый слон, Сонуттара выстрелил этой отравленной стрелой, и Чхадданта вскричал от боли. Стадо переполошилось и побежало, круша деревья и топча траву в своем бегстве. Обезумев от боли, Чхадданта огляделся, готовый затоптать своего обидчика, но, заметив желтое одеянье, тут же сдержал свой гнев и опустился на колени в знак почтения. В то же время он осознал, что человек, которого он видит, и выпустил стрелу, а потому провозгласил:

– Тот, кто запятнан злом, чужд правде и праведности, не имеет права носить желтые одежды. Лишь тому, кто отрекся от зла и поддерживает правду и праведность, следует осмелиться и надеть такое одеянье. Зачем ты ранил меня? – спросил он у Сонуттары. – Действовал ли ты по своей воле или кто-то другой дал тебе это злое задание?

– Меня сюда прислала Субхадда, царица Каси, – раздобыть твои шесть сияющих бивней, дабы удовлетворить ее к ним тягу.

Чхадданта тут же распознал дело рук своей бывшей жены Чулла-Субхадды.

– На самом деле царицу не интересуют мои бивни, – сообщил он Сонуттаре. – Она прислала вас сюда потому, что хочет меня убить! У меня есть громадное сокровище слоновой кости, которое я мог бы отдать вам, но эта жалкая самка вместо этого желает моей смерти. Ну же! Отпилите мне бивни! Передайте этой гадине – пускай радуется, и дайте ей понять, что тот, кого ненавидит она, мертв.

Несмотря на мучительную боль, Чхадданта лег на бок, чтобы охотнику легче было срезать его бивни.

Сонуттара выкарабкался из ямы и взял пилу. Он подошел к слону, однако Чхадданта больше походил на гору, чем на животное, и охотник, хоть и был человеком крупным, не сумел дотянуться до бивней с земли. Он взобрался по серебряному хоботу и встал на лбу у Чхадданты. Но и оттуда не удалось достать до бивней, и Сонуттара спрыгнул слону в рот, пнул его в челюсть и врезался ему в плоть своей зазубренной пилой. Рот Чхадданты наполнился кровью. Сонуттара переходил с одного места на другое, пилил там и тут, старался отыскать нужный угол, под которым резать, но ему никак не удавалось. Боль, которую доставлял он Чхадданте, была непереносимой мукой, но великий слон претерпевал ее безропотно.

Наконец он вскричал охотнику:

– Господин, неужто не можете вы просто отрезать бивни?

– Нет! – просто ответил Сонуттара.

– Ладно, – слабым голосом сказал Чхадданта. – Я уже слишком ослаб, чтобы поднять хобот, но если вы мне его поднимете и дадите ухватиться за ручку пилы, я сделаю это сам.

При помощи человека Чхадданта взял хоботом пилу и стал водить ею взад и вперед, пока бивни не отделились.

Когда все шесть великолепных бивней легли наземь, Чхадданта сказал:

– Не поймите меня неверно, друг. Я отдаю вам эти бивни не потому, что не ценю их, и отдаю я их не потому, чтобы стать Саккой, Марой или Брахмой. Для меня бивни всезнанья в сто тысяч раз дороже этих – из слоновой кости. Пускай же это похвальное деяние позволит мне достичь всеведенья!

Хотя сила Чхадданты быстро убывала и голос его сделался почти неслышным, он тихонько спросил:

– Сколько времени ты добирался сюда?

– Семь лет, семь месяцев и семь дней, – ответил Сонуттара.

– Властью этих бивней, – сказал ему Чхадданта, – ты достигнешь Варанаси за семь дней. Ступай быстро, и тебе ничто не будет грозить. Прощай.

Сонуттара поспешил прочь, и, не успели Маха-Субхадда и все остальное стадо вернуться, как Чхадданта скончался. Найдя его тело, все восемь тысяч царских слонов горько зарыдали. Скорбно двинулись они торжественным шествием к обители паччекабудд и объявили:

– Достопочтенные господа, благородный слон, которому такую радость доставляло снабжать вас необходимыми принадлежностями, убит отравленной стрелой, а его прекрасные бивни отпилены. Придите, просим вас, и посмотрите на тело его, пока мы его не сожгли.

Пятьсот паччекабудд прибыли как раз вовремя, когда двое молодых слонов поднимали тело Чхадданты. Они так умело управлялись с ним, что казалось, будто их царь отдает паччекабуддам свою последнюю дань. Затем они возложили царское тело на погребальный костер, и паччекабудды пели всю ночь, пока тот горел. Когда же пламя наконец погасло, стадо выкупалось и торжественно вернулось с Маха-Субхаддой во главе к ним домой, в золотую пещеру.

Как и обещал ему Чхадданта, Сонуттара вернулся в Варанаси всего за семь дней. Когда его ввели к царице, он сказал:

– Вот бивни, ваше высочество. Зверь, на которого вы были обижены, мертв.

– Ты уверен, что он умер? – спросила царица.

– Да, ваше величество, – заверил ее Сонуттара. – Я сам убил его отравленной стрелой.

Она приняла у него эти несравненные бивни, по-прежнему испускавшие шестицветные лучи света, и возложила их себе на колени. Пристально глядя на них, припомнила она того, кто в прежнем существовании был ей мужем, и подумала: «По моему наущению этот жестокий охотник принес бивни, отпиленные у благоприятного слона, которого он истребил отравленной стрелой!» Вдруг ее переполнила скорбь – до того громадная, что она не смогла ее выдержать. Ум ее совершенно погрузился в горе. Сердце бедной дуры не выдержало, и она скончалась, не сходя с места.

* * *

Завершив эту историю, Будда учил Дхамме, множество обрело первый путь, а вскоре после та бхикхуни сделалась архатом. Затем Будда определил рождение:

– В то время эта бхикхуни была царицей Субхаддой, Девадатта – жестоким охотником, сам же я – благородным Чхаддантой.

205. Во всем виноват царь
Gandatindu Jātaka

Пребывая в Джетаване, Будда рассказал эту историю о царе Косалы.

Однажды царь Пасенади навещал Джетавану, и Будда ему давал совет.

– Государь, – сказал он, – царю надлежит править своим царством с праведностью. Если царь безнравствен, безнравственны и придворные чиновники, и народ страдает. Человек нечестивый может принимать взятки, но никакая взятка не способна отложить смерть. Никто не может избежать смерти, а в том, что касается перерождения, человека могут поддерживать лишь его собственные праведные деянья. Даже когда в мире не было Будды Сасаны, царь, внявший этому мудрому совету, правил праведно и переродился на небесах.

Затем он рассказал эту историю из прошлого.

Давным-давно, когда в Кампилле правил Паньчала, все царство Уттарапаньчала было в ужасном состоянии. Царь правителем был неправедным, с дурными привычками. Царские министры тоже были нечисты на руку, и народ невыносимо страдал под гнетом чрезмерных податей. Жители, опасаясь, что, если станут они содержать свою собственность хорошо, с них возьмут еще больше податей, дома свои довели до запустения. Там, где прежде были процветавшие деревни, теперь оставались только убогие хижины.

Каждый год на на празднестве царь Паньчала делал щедрые подношения дэве одного особенного дерева тиндука, росшего сразу за городом. Тот дэва, хорошо осведомленный о положении в стране, жалел народ и желал ему помочь. «Царь этот ужасен! – думал он. – Его царство стремительно разваливается, и лишь я могу его исправить. Поскольку он меня почитает щедрыми подаяниями, я должен дать ему добрый совет».

Тем вечером дэва воздвигся в воздухе у изголовья царского ложа и облекся красивой аурой. Царя поразил яркий свет, и он спросил, кто это.

– Государь, я – дэва дерева тиндука. Я пришел дать вам совет.

– Что же за совет есть у вас для меня? – спросил царь.

– Государь, из-за вашего пренебрежения царство стремительно движется к краху. Если продолжите и дальше действовать в том же духе, что и сейчас, вскоре у вас не будет ничего, чтобы оставить сыновьям. Потеряв владения, с ними утратите и доброе имя. Весь мир станет вас презирать. Мало того, беспечные цари не только теряют свои царства, но и перерождаются после смерти в аду. Прилежание ведет на небеса, а вот леность ведет в ад. Если примете эту истину, возможно, измените и свою удачу. Вы обязаны исправиться и сохранить свое царство.

Дэва исчез, но царь остался глубоко этим потрясен. Он определенно верил в то, что дэва говорил про небеса и ад, но толком не знал, действительно ли с его царством все обстоит так скверно. Он решил выяснить это самостоятельно. Наутро передал он власть над царством своим министрам, а сам, переодевшись обычным странником, ушел из столицы в сопровождении лишь одного советника-брамина.

Неподалеку от города они пришли в деревню, где почти все дома выглядели пустыми, вокруг них были нагромождены колючие кусты. Они увидели одного старика – тот тащил вязанки колючих сучьев. Как только жена и дети его вышли из дому и отступили подальше, он запер дверь и обложил дом теми сучьями. После этого вся его семья поспешила прочь, в лес. Царь и советник его сели посмотреть, что будет дальше. Немного погодя явились солдаты и принялись прочесывать улицы, а судебные чиновники – обходить дом за домом. Вечером, как только солдаты и чиновники удалились, жители возвратились из леса. У своей двери старик наступил на острую колючку и проткнул себе ногу. Он сел на ступеньку и, вынимая колючку, громко проклинал царя.

– Так же, как страдаю я от этой колючки, – кричал он, – пусть царя поразит стрела – и возопит он от боли!

Брамин подошел туда, где сидел старик, и сказал:

– Любезнейший, ты стар и глаза твои слабы. Какое отношение имеет колючка, поранившая тебя, к царю?

Старик сердито ему ответил:

– Из-за царя мучусь я от боли. Каждый день нас преследуют царские сборщики податей. Избежать их мы можем, лишь прячась весь день в лесу. Поскольку нам вдобавок очень досаждают воры, мы вынуждены защищать наши дома тем, что разбрасываем повсюду эти колючки.

– То, что старик говорит, – правда, – сказал брамину царь. – Это и впрямь моя вина. Я должен вернуться и править справедливо.

Дэва остался доволен, заслышав это, но ему хотелось, чтобы царь научился большему, а потому он вынудил брамина возразить.

– Государь, – произнес брамин, – не спешите. Давайте изучим положение еще.

Царь согласился на это, и они отправились к другой деревне. В одном доме увидели они старуху, которая говорила двоим своим взрослым дочерям, что им в лесу слишком опасно, а потому за дровами она сходит сама. Царь посмотрел, как старуха карабкается на дерево, чтобы наломать сухих веток, но та, к несчастью, не удержалась и упала с дерева. Лежа на земле и корчась от боли, она громко костерила царя:

– Ох, когда ж умрет этот царь? Пока он жив, моим дочерям не выйти замуж!

Брамин подошел к ней и сказал:

– Любезнейшая, ты несправедлива! Уж не станешь же ты рассчитывать на то, что царь примется искать мужа для каждой незамужней молодой женщины в его царстве?

Бедная женщина ответила с негодованием:

– Слова мои истинны и справедливы. Мы, простой народ, беззащитны, нам не дают покоя воры, и нас притесняют сборщики податей. В такие времена и речи быть не может о замужестве для бедных девушек. Нет мужей, которые бы их защитили, они несчастны, и мы все горе мыкаем!

Услышав это, царь подумал: «Она очень верно говорит».

Далее подошли они к земледельцу, пахавшему свое поле. Когда поворачивал он в конце поля, лемех плуга ударил волу по ноге. Осматривая окровавленную ногу вола, земледелец вскричал:

– Да свалит же царя вражеское копье так, как моего бедного вола ранил этот лемех!

Брамин подошел к нему и сказал:

– У тебя нет причины сердиться на царя. Ты же сам пахал, поэтому ты и виновен.

– Сержусь я на царя по веской причине, – пылко ответил земледелец. – Мы, простой народ, беззащитны. По ночам на нас нападают воры, а днем нас преследуют сборщики податей. Сегодня люди царя даже забрали у меня сверток с обедом, поэтому моя кухарка готовит мне второй обед. Уже поздно, а она мне еще ничего не принесла. Я так ослаб от голода, что оступился, и теперь вол мой ранен.

– Он прав! – сказал царь.

Рано следующим утром пришли они к другой деревне, где увидели, как скотовод доит корову. Вдруг норовистая корова лягнула скотовода, сшибла его наземь, опрокинула его скамеечку, перевернула ведро и разлила молоко.

– Да пусть же царь падет в сражении! – громко выругался этот человек. – Пускай сразит его меч точно так же, как меня повалил пинок этой клятой коровы!

Брамин подошел к скотоводу и сказал:

– Любезнейший, коровы часто лягаются, когда их доят. Какое отношение это имеет к царю? Зачем поносишь ты его?

– Царь тут явно виновен, – стоял на своем животновод, – ибо беззащитный народ в его царстве страдает от жестокого гнета. Часть молочных коров у нас отобрали. Других нам пришлось продать, чтоб заплатить подати. И вот теперь я пытаюсь доить корову, которая не привыкла к тому, чтобы ее доили! Наша повседневная жизнь пришла в расстройство, а во всем этом виноват царь!

– Он говорит правду, – сказал царь брамину, когда они сворачивали на тропу к большой дороге, ведшей назад в Кампиллу.

По пути обратно в столицу, проходя через еще одну деревушку, услышали они жалобный коровий рев. Пойдя на звук, наткнулись на безутешно мычавшее животное. У нее было много воды и травы, но она не паслась и не пила. Расстроившись от ее страданий, какие-то сельские мальчишки кричали:

– Пусть царь будет бездетен! Пусть рыдает и стонет он – совсем как эта несчастная корова, оплакивающая своего мертвого теленка!

Брамин к ним подошел и сказал:

– Мальчики, когда животное отбивается от стада и мычит, выражая беспокойство свое, какое отношение имеет это ко дворцу? Почему поносите вы царя?

– Царское нарушение тут очень ясно, брамин, – резко ответили мальчишки. – Нас вечно угнетают царские сборщики подати, которые забирают все, что пожелают, с полнейшей безнаказанностью. Какие-то люди царя только что убили пегого теленка этой бедной коровы и содрали с него шкуру, чтобы сделать из нее ножны. К чему убивать здорового новорожденного теленка лишь для того, чтобы сделать ножны?

– Мы были неправы, – сказал царь. – Вы говорите правду.

Немного погодя подошли они к пересохшему пруду, где вороны убивали своими острыми клювами лягушек и пожирали их. Дэва сделал так, чтобы царь и его советник понимали речь лягушек.

– Да чтоб царя и всю его семью убили в бою и съели, – кричала одна большая лягушка, – совсем как нас, несчастных лягушек, пожирают злобные вороны!

– Лягушка! – выкрикнул брамин. – Нельзя ждать от царя, чтобы он оберегал каждое существо в своем царстве. Уж точно царь не виноват в том, что вороны едят живых, как вы, когда им выпадает случай.

– Вы слишком уж льстите царю, – ответила лягушка. – Если бы правитель был праведен, его владения были бы мирны, счастливы и процветали. Вороны б наслаждались подношениями, оставляемыми в местных храмах, и им не нужно было бы убивать нас, несчастных лягушек.

Брамин и царь грустно покачали головами и сказали друг другу:

– Все существа, вплоть до лягушек, проклинают нас!

Потрясенные этим откровением, царь и его советник быстро вернулись в Кампиллу. Царь вознамерился отказаться от своих вредных привычек и править отныне праведно. При своем дворе он призвал всех прекратить жульничество и жить добродетельно. С тех пор, последовав совету дэвы дерева тиндука, царь и все придворные посвятили себя щедрости и прочим достойным деяниям.

* * *

Завершив рассказ, Будда еще раз сказал царю Пасенади:

– Государь, царю надлежит отринуть зло и править своим царством с праведностью.

Затем Будда определил рождение:

– В то время я был дэвой дерева тиндука.