Текст книги "Спутанные частицы"

– Слушай, – сказала Мальвина, вытираясь салфеткой. – А можно я у тебя переночую? Работы на сегодня нет больше, а домой ехать не охота. Тем более я полбутылочки вискаря спи… ла!

Последний аргумент, невзирая на начинавший медленно кружиться надо мной потолок, показался мне вполне убедительным.

Мальвина голая сходила в прихожку, принесла бутыль и стаканы, плеснула в них на два пальца, и мы выпили.

И тут Остапа понесло. На меня напало настоящее ораторское недержание, и я непрерывным потоком принялся излагать Мальвине историю своей жизни в таких подробностях, что мне позавидовал бы и Цицерон. В конце своего затянувшегося стендапа я признался, что потерял цель и, вероятнее всего, завтра все газеты выйдут с моим скоропостижным некрологом. В тот момент мне казалось, что город оценит мою кончину, как очень значимое событие, и сиё, непременно, найдёт свой оклик во многих СМИ.

– А давай я тебя закажу, – неожиданно сказала Мальвина, глядя на меня пьяными глазами.

– Ты дура, что ли? – вначале не понял я. – В каком смысле?

– У меня у племянника контора шик-блеск-красота, – пояснила девушка. – Работают чисто и следов не оставляют. Мне сделают по блату. Раз и готово! – она подняла стакан, предлагая чокнуться.

– Ты о чём толкуешь-то? – машинально стукая в её стакан своим, переспросил я, ощущая в мозгу пшеничную кашу, в которой резвятся электрические угри.

– Какой ты глупенький. Ну, они заказ берут. На устранение. Киллеры. Только ты никому.

До меня потихоньку начал доходить смысл её слов.

– То есть ты хочешь, чтобы они меня… того?

– Ты же сам сказал, что хочешь самоубиться. А они в этом деле профи.

Я стал смеяться. Предложение Мальвины мне показалось ужасно весёлым. Я смеялся и смеялся. Девушка вначале недоверчиво на меня поглядывала, а потом и сама стала подхихикивать.

– Профессионалы, – я бил себя по коленкам, не в силах сдержаться от распирающего меня веселья, и выходил всё на новый и новый виток безудержного смеха.

– Ага, – поддакивала Мальвина и быстро-быстро, как китайцы на ярмарке, трясла головой.

Самое любопытное, что утром, когда я проснулся (вернее, в обед, какое там утро), я увидел на тумбочке визитку фирмы племянника, о котором говорила Мальвина. Она оставила мне этот картонный прямоугольник, приложившись к нему на прощанье своим накрашенным ртом: поперёк названия компании алел неровный отпечаток её губ.

С тех пор прошло двенадцать месяцев.

А неделю назад я встретил Какашу.

На самом деле его звали Кирилл, в своё время он учился в той же школе, что и я, только на два класса младше. Не знаю, чем руководствовались его родители, нарекая сына таким именем. «А что такое?» – спросите вы. Кирилл и Кирилл, нормальное незашкварное имя. Само по себе да. Но не с такой фамилией. Фамилия у Кирилла была – Кашин. То есть, в итоге получилось «К. Кашин». Ка-Кашин. Первый же одноклассник, обративший на это внимание, поставил в жизни Кирилла вечную вертикальную перекладину, разделив её (жизнь), как любят сейчас говорить, «на «до» и «после». Был Кашин Кирилл, а стал – Какаша.

Сейчас Какаша вместе с пятью компаньонами держал забегаловку «Два поэта» на углу Пушкина и Мандельштама.

По правде говоря, я не то, чтобы его встретил, просто зашёл тогда в насквозь пропахший маргинальными запахами зал забегаловки, чтобы поинтересоваться, нет ли какой работёнки —грузчиком там, официантом, или, если уж совсем повезёт – учеником бармена. Часы показывали полдень понедельника и народ в «Двух поэтах», можно сказать, отсутствовал как класс. Какаша сидел в центре зала за столиком и пересчитывал кэш за предыдущую смену. Перед ним находилась скомканная куча ассигнаций, которую он аккуратно раскладывал в две стопочки: сильно мятые купюры и не сильно.

– А, это ты, – сказал он, не поднимая головы, когда я приблизился к столику. Такой фразой он встречал абсолютно всех потенциальных собеседников.

– Ищу работу, – я сразу взял быка за рога, чтобы не размазывать кофий по кружке.

– Если ты… – начал Какаша.

– Любую, – перебил его я, уточняя своё резюме.

И тут совладелец бара на несколько секунд задумался, что меня насторожило. Обычно за ним такое не водилось.

– Есть один вариант, – туманно произнёс он, поднимая глаза.

Я заинтересованно присел на стул, ожидая, впрочем, очередного подвоха. Ждать от Какаши выгодного предложения было невозможно.

– Рокки искал человечка, да так и не нашёл, – сообщил Кирилл, снова опуская глаза. – Рискованное дельце, но и бабки хорошие.

– Что же никто не согласился? – резонно поинтересовался я. Рокки я шапочно знал. Прозвали его так, потому что он, занимаясь боксом, в ранге фаворита умудрился проиграть какому-то стажёру-новичку и вскоре со спортом завязал. Но не завязал с криминалом.

– Рискованное потому что дельце.

– Ты же знаешь, я с наркотой не связываюсь, – вздохнул я, прекрасно зная, на чём живёт Рокки.

– Дело хозяйское, – в свою очередь вздохнул Какаша. – Но бабки крутые.

Я мысленно прикинул шланг к носу. После «Двух поэтов» я рассчитывал зайти в парк, где мне уже третий месяц обещали место карусельщика, но шанс на благоприятный исход мероприятия болтался около нуля. Больше идти мне было некуда. Долг в микрозаймовой конторе к этому моменту достиг у меня шестидесяти восьми тысяч целковых и рос как на дрожжах (мне ведь приходилось на что-то жить и платить за хату).

– Дашь его номерок? – тогда сказал я, как мне показалось, совершенно не своим голосом.

– Дам, только ты поторопись. Рокки ждать не любит.

Нудные подробности нелегального натурального обмена товар-деньги-товар-деньги, осуществить который я подвизался я, пожалуй, опущу. Кто в теме и так знает, как это делается, а кто не в курсе, тому и знать-то необязательно. Остановлюсь только на паре ремарок. Во-первых, при проведении операции выяснилось, что Рокки в ней сам выполняет роль маленькой шестерёнки, этакой подставной шестёрки. А бенефициар всего предприятия некий Хач: страшнейший человек, «имя» которого тогда произносилось в кулуарах только шёпотом. И то, лишь теми, кто в принципе решался это сделать. Большинство же вовсе помалкивало в тряпочку: ходила легенда, что упоминание трехбуквенного обозначения авторитета всуе неизбежно кликало беду. Поэтому большинство коллег по бизнесу при возникновении каких-либо отсылок к Хачу артистично прикидывались глухонемыми. А во-вторых, в тот же самый отрезок времени я попал под действие той трудновыполнимой клятвы, о которой уже упоминал. Дело было так: я шёл по улице с кейсом типа «дипломат» на точку передачи. В кейсе, кроме маскировочных безделушек лежал пакет со снежно-белым порошком. Шёл я по тротуару, а по мостовой в попутном направлении двигался неспешный поток автомобилей. Кроме обычных легковушек в него вдруг вклинился полицейский экипаж: я зафиксировал его неожиданно обострившимся боковым зрением и лишь благодаря приступу чудовищной силы воли не прибавил шаг. Полицейский автомобиль потихоньку приближался ко мне сзади и метров за десять включил проблесковый маячок. Весёлые красно синие сполохи заиграли на крыше машины, правда, без сирены, но от этого стало только страшней. Я, не сбавляя ход, начал потеть, да так, что почувствовал, как по мне стекают целые струйки: по спине, по бокам от подмышек, по ногам.

«Сдали! – вспыхивала и гасла (как маячки) во мне уничтожающая мысль – Сдали же, суки!». Борясь с желанием зашвырнуть дипломат в кусты и дать дёру, я, как сомнамбула, тем не менее, продолжал двигаться – как указывают в учебнике физики для шестого класса – прямолинейно и равномерно.

Полицейская машина поравнялась со мной.

И вот тогда я дал страшную клятву. Я мысленно сказал себе: «Если всё сейчас обойдётся, то обещаю Тебе… – под „Тебе“ я не то, что подразумевал какого-то конкретного Бога, потому что не особо в него верил (вернее так: иногда верил, а иногда – нет), а скорее некую Высшую Субстанцию, которая курирует наше пребывание в Мире, – … обещаю Тебе, что с этого же момента брошу курить!»

Маячки на крыше полицейской машины погасли, она спокойно обогнала меня и проследовала дальше.

Я сделал глубокий выдох, такой, будто перед этим минуты две набирал воздух в лёгкие.

Как ни странно, обменные операции мне произвести удалось почти без происшествий. Почти, потому что за самым последним свёртком курьер не пришёл. Я не знаю, почему. Я прождал его час и пошёл к себе домой, ощущая, как ляжку через карман жжёт упругий пресс, стянутый жёлтой резинкой. Вначале меня посетила дебильная мысль передать деньги через Какашу (вернее, через Рокки), чтобы окончательно расквитаться с этим подозрительным делом. Но тот самый Какаша, которому я позвонил, сообщил, что Рокки уже в КПЗ.

– Не звони сюда больше! – добавил он непривычным плаксивым голосом. – Забудь мой номер на хер! – и в трубке пошёл гудок.

Честно признаться, я пока ещё не сильно расстроился, потому как не сомневался, что в ближайшем времени всё разрешится, от Хача придёт другой человек, которому я и передам деньги. Я же не в бегах, не скрываюсь, и найти меня не так уж и сложно.

Вот как раз в этот момент события в моей жизни стали спрессовываться, возникая одно за другим. В юности я читал один фантастический рассказ про отложенное время. Там парень нашёл некие часики, которые позволяли откладывать нежелательные события. Фокус в том, что в какой-то момент все отложенные неприятности стали происходить одна за другой. Со мной произошло нечто подобное.

Придя домой, я зачем-то открыл электронную почту.

Там оказалось два новых письма. Первое было от коллекторов той самой конторы, где я занимал в последнее время деньги. Они подробно расписывали суммы, которые я обязан буду заплатить, если не погашу задолженность в ближайшее время. Несмотря на внутренний раздрай, я не преминул восхититься их интеллигентностью. Если раньше они обрывали телефоны бедных заемщиков и рычали в трубку, то сейчас посредством электронных коммуникаций вежливо уведомляли, когда конкретно вам настанет звездец.

Вторым адресатом оказался онкологический диспансер. Они сообщили, что мои анализы дали положительный результат (меня недавно диспансеризировали на предмет плохой наследственности, когда я по глупости загремел в больничку). Предлагали явиться срочно на обследование, потому что речь шла о возможной последней стадии. Я прочитал эту новость на удивление спокойно. Вспомнил маму. Но не ту, стонущую на нашей убогой панцирной кровати, а ещё здоровую, молодую, с розовым румянцем на щеках.

А потом пошёл на кухню собирать все имеющиеся в доме таблетки, чтобы опередить терминальное деление пожирающих самих себя клеток и показать раку на прощание кукиш.

Что скажете, господин психотерапевт? Теперь вам понятно подспудное желание клиента как можно скорее свести все счёты с этой, не такой уж и счастливой, как оказалось на поверку, жизнью?

Или что-то посоветуете, попробуете отговорить?

Впрочем, пустое, всё равно никакого дельного совета для меня в данных декорациях просто-напросто не существовало. Поэтому расслабьтесь и перестаньте корчить из себя светилу психоаналитики. Я, меж тем, продолжу.

Итак, мы пришли туда, откуда начали.

Я сидел в своей квартире, на столе лежало поллимона, и я никак не мог решиться самостоятельно лишить себя жизни. Потому что продолжал оставаться трусом и очень боялся любой боли. Тогда-то я и вспомнил про Мальвину.

Всё-таки, несмотря на некое общественное недовольство, сервис у нас мало-помалу поднимается. Вот взять хотя бы контору племянника моей бывшей знакомой. Внимательно выслушали, предложили встретиться («нет-нет, не у нас, разумеется, где-нибудь на нейтральной территории»), в голосе на том конце провода не чувствовалось ни осуждения, ни презрения. Деловой, культурный разговор.

Да и менеджер, с которым мы уселись за стол в кофейне на Центральной площади, производил исключительно позитивное впечатление. Строгий костюм, доброжелательный взгляд, стильные тонкие усики, безупречно выбритый подбородок.

– Правильно ли я понимаю, – уточнил Сергей (именно так он отрекомендовался), – что вы выступаете как нашим заказчиком, так и… эээ… клиентом?

– Точно так, – подтвердил я. – Формально же это возможно?

– Признаться, в нашей практике такой случай впервые, но… формально – да. Вы можете, так сказать, заказать нам самого себя.

– Ну и отлично! Только у меня пара уточняющих вопросов. Видите ли, я… как бы сказать… нахожусь в некотором цейтноте, и хотелось бы завершить сделку как можно скорее. И главный вопрос – сколько это будет стоить? Я не к тому, что намерен торговаться, а к тому, что пребываю в определённых финансовых рамках.

– Понимаю вас, – серьёзно кивнул Сергей. – Что касается первого пункта, мы можем оговорить, к примеру, срок порядка двух суток. Необходимо собрать всю информацию о вас, подготовить техническую часть. Устроит вас?

– Два дня? – я подумал, что тогда придётся где-то перекантоваться. Дома люди Хача могут меня накрыть и раньше. – Годится.

– О-кэй, – по-киношному произнёс менеджер. – Что касается второго… – он достал из кармана пиджака допотопный ручной калькулятор и произвёл какие-то расчёты. – Четыреста десять тысяч пятьсот рублей, – сообщил он, поднимая на меня свой прозрачный взгляд.

– Ну… Нормально, – ответил я, не совсем представляя, как следует отвечать в таких случаях. – Только какие у меня гарантии?

– Стопроцентные, – улыбнулся краешками губ Сергей. – Деньги на наш счёт упадут только после выполнения заказа, то есть по факту вашей смерти.

Я даже не подозревал, что такое возможно. Оказывается, да. Финансовая схема сделки представляла собой заверенную у нотариуса следующую загогулину. Я клал деньги на депозитный счёт в качестве потенциального гонорара исполнителю, а исполнитель мог снять их с этого счёта только после оформления официального свидетельства о моей смерти.

Нотариус, кстати, оказался самым настоящим. Правда, перед его посещением Сергей меня, можно сказать, обыскал. На присутствие «жучков». Я отнёсся к процедуре философски – сотрудника можно было понять: не каждый день психи заказывают самого себя, вдруг это провокация. Мне пришлось выложить всё из карманов «в предбаннике» – ключи, мобильник с треснувшим экраном, пачку с единственной сигаретой, зажигалку и сто десять рублей мелочью.

Когда формальности оказались соблюдены, мы ещё раз уточнили детали сделки. Сергей заверил меня, что сам акт моего умерщвления никоим образом не затронет третьих лиц, и будет инсценирован в лучших традициях их конторы. За репутацией они следят крайне щепетильно. Так что никаких поводов для волнений. Всё произойдёт мгновенно и безболезненно, не позже завтрашних 20—00. Ещё менеджер и нотариус предупредили меня о специфике договора – ставя свою подпись под документом, я должен осознавать, что обратного хода сделка уже иметь не будет.

Мы расстались как удовлетворённые друг другом деловые партнёры. Пожали руки на прощанье и даже улыбнулись. Я, наконец-то, ощутил долгожданную лёгкость в душе. Моя жизнь окончательно решилась, и, наверное, впервые с моего рождения, я точно знал, чем и когда всё закончится.

Вы, конечно же, будете смеяться, но как же я ошибался!

Свои последние часы на этой планете я решил провести в обществе Боряна. Не очень романтично и возвышенно, конечно, но зато – практично. Вначале, правда, я подумал о гостиницах, но решив, что там существует регистрация, а также везде распиханы камеры наблюдения, решил не рисковать. Борян же жил неподалёку от меня, когда-то работал курьером в той же конторе, где и я (там мы и познакомились), а сейчас месяц за месяцем успешно пропивал пенсию деда, которого на лето отправил жить к дяде.

Борян оказался дома, и в его мутных зрачках над синюшными подглазными мешками засветилось даже некое подобие радости, когда он увидел меня на пороге. Я не стал откладывать дело в долгий ящик, выдал ему десять косарей из остатка после депозита хачиковских денег и сообщил, что поживу у него два дня.

Борян очень долго рассматривал две пятитысячных купюры, которые видел раньше в основном только по телевизору. Потом засобирался в магазин.

– Тебе чего купить? – поинтересовался он.

– Омаров в перепелином соусе, – пошутил я, и Борян понимающе заперхал в фальцетном хихиканье.

– Тогда водки, – полуутвердительно добавил он и скрылся снаружи.

Я решил, что сегодня переночую здесь, очень уж устал, да и время позднее, а завтра с утречка пойду гулять по городу. В последний раз. Чтобы не подставлять Боряна, и чтобы облегчить «жизнь» коллегам Сергея. Грохнуть меня где-нибудь в уютном закутке парка будет наверняка проще, нежели в заставленной пустыми бутылками келье неудавшегося суперкурьера.

Я даже выпил несколько стопок за компанию с Борькой под бубнёж черно-белого телевизора и забылся сном младенца на скрипучей тахте моего квартиросдатчика. Полностью расслабленный и умиротворённый. Снились мне, почему-то, зебры, которые играли в футбол большим мотобольным мячом.

Утро началось с осознания того, что я ещё жив. Я сходил в ванную, вымыл голову, почистил зубы. Борян, не менее счастливый, чем я вчера, обессилено спал на диване, накрытый поперёк одеялом, из-под которого торчали его худые волосатые ноги.

Я расколол два яйца в сковородку и от нечего делать замурлыкал какую-то навязчивую мелодию. Кто меня надоумил открыть напоследок электронную почту на моём телефоне, я не знаю, но я это сделал.

Два новых письма.

Первое из онкологического диспансера. Там сообщалось, что произошла ЧУДОВИЩНАЯ (так и стояло – капслоком) ошибка. По халатности персонала меня перепутали с однофамильцем. В итоге анализы перепутываемого приняли за мои, и наоборот. Какое СЧАСТЬЕ (опять прописными), что удалось во всём разобраться. У вас не выявлено никаких патологий. Приносим свои искренние извинения… и всё в таком духе.

Второе письмо оказалось от моего отца. Оно было очень длинным, я читал его, наверное, минут двадцать. Синопсис текста можно сформулировать так. «После того, как мы расстались с твоей мамой, я вспоминал о тебе постоянно. Она запретила с тобой видеться, но я иногда подъезжал к школе, чтобы посмотреть, как ты выходишь. Потом я с Наташей (второй женой) уехал в Германию. Сделал тут свой небольшой бизнес. У нас родился сын Макс. После отъезда я потерял все твои контакты и очень долго искал, как связаться. Только недавно узнал о смерти твоей мамы и бабушки. Ужасно. У тебя, наверное, уже своя семья? Знаешь, что я тебе предлагаю? Переезжайте к нам! У нас большой дом, я устрою тебя на хорошую работу, не будешь знать никакой нужды. Наташа прекрасный человек, вы обязательно подружитесь, если что, она примет твоих детей, как своих. Документы (визы и т.д.) на переезд я оформлю моментально (у меня есть связи). Чтобы ты не сомневался в моих намерениях, я переведу тебе завтра на счёт небольшую (по нашим меркам) сумму в 5 тыс. долларов на ту карту, что привязана к твоему аккаунту, только подтверди, пожалуйста, что она активна. Пусть это будет тебе подарком и некой компенсацией за прожитые без меня годы. Если для переезда потребуется ещё, скажи, не стесняйся. Я ужасно по тебе скучаю, Кэп, ты даже не представляешь, насколько».

– Твою ж мать! – сказал я и в отчаянии обхватил голову руками.

Мысли в моей голове разбежались с такой скоростью, что я не знал, за какую из них схватиться в первую очередь.

Я лихорадочно набрал номер конторы Сергея.

– Какой у вас вопрос? – нежно проворковал приятный женский голос после приветствия.

– Безотлагательный! – я внезапно охрип, так, что даже пришлось прокашляться.

– В чём заключается проблема?

– А нельзя как-то связать меня с Сергеем?

– К сожалению, нельзя. Вы должны сформулировать ваш вопрос мне, а я уже решу, с кем вас связать.

– Понимаете, вчера я… Заключил договор на услуги и…

– Назовите, пожалуйста, номер договора.

Я одним прыжком преодолел расстояние до своей брошенной куртки и судорожно выхватил из кармана смятые листки. Цифры перед моим взором расплывались.

– Сейчас, – я свёл глаза в кучу. – М-16-81.

– Минутку, – проворковала девушка, а я подумал, что буква «М» в индексе документа наверняка означает «Мудозвон».

И продолжил ждать, ничего не видя перед собой.

– Так, есть. И что вы хотели?

– Расторгнуть! У меня появились срочные обстоятельства! Мне необходимо всё аннулировать!

– Минуточку.

Я сжал трубку так, что рисковал её расплющить.

– К сожалению, это невозможно, – сообщила девушка. – Вас должны были предупредить. У вас опционный договор, не предусматривающий обратной силы.

– Ну в качестве исключения, – заблеял я. – Девушка, ну пожалуйста!

– Я очень сожалею, но мы не можем нарушать договорённости с клиентами.

– Хорошо! Заберите деньги, как компенсацию, только отмените сам заказ!

– Извините, мне очень жаль.

Гудки.

Я едва не хряпнул трубкой об пол, но вовремя сдержался. Тяжело дыша, словно пробежал полтора километра, повторно набрал номер. Абонент не абонент. Заблокировали, суки, мой номер! Меня обуяло такое бешенство, что я мог, наверное, на адреналине, сейчас сдвинуть с места тот самый локомотив, под который ещё недавно собирался ложиться.

Но что же, чёрт вас всех возьми, делать?!

Я в полнейшем смятении распихал свои немногочисленные вещи по карманам и выскочил из квартиры. Бежать! До хаты Боряна меня подельники Сергея, наверняка, проследили, поэтому надо куда-то от них побыстрее скрыться!

Выбегая из подъезда, я наткнулся на быкообразного гражданина в кожаной куртке. После того как я отскочил от его упругой груди, он меня подхватил за шкирку и слегка приподнял.

– На ловца и зверь бежит, – сказал бык и ощерился – один зуб в верхнем ряду у него отсутствовал.

– Что? – едва вымолвил я с захолонувшим сердцем.

Бык поставил меня на место, заботливо отряхнул по рукавам и сообщил:

– Ты-то мне и нужен. Поехали к Хачу.

Минут через пять мы стояли на остановке автобуса. Начался дождь, и нам пришлось зайти под козырёк. Больше на остановке никого не было.

– Расклад такой, – говорил бык. – Сейчас подойдёт автобус, и мы поедем в карьер, где у нас экзекуторская, – тут он глянул на меня, как бы проверяя, знакомо ли мне слово и правильно ли я всё понимаю. Потом продолжил: – Там я тебя немного покалечу, не буду же я с тобой это делать в людном месте, – он обвёл рукой пустую остановку. – Далее ты говоришь, где лежат деньги, мы их забираем, и едем к Хачу. А там он уже решит, что с тобой делать.

Я, в который уже раз глянул на вынужденного собеседника, и в который уже раз понял, что бежать от него бессмысленно; а в рукопашной я перед ним как Давид перед Голиафом.

– Почему мы не можем опустить первый пункт плана? – грустно поинтересовался я ломким голосом. – Можно ведь сразу за деньгами и к… дальше.

– Мне так не выгодно, – признался бык. – Хач спросит, почему я тебя не наказал сразу? А после экзекуторской уже будет видно, что я поработал.

Я не нашёл, что возразить и ссутулил плечи, приподнимая воротник. Дождь принёс противную промозглую сырость.

– Дай закурить, а? – попросил бык, глядя куда-то вдаль. – Есть у тебя?

Я достал ту самую пачку с так и не выкуренной мной после клятвы сигаретой и протянул конвоиру.

– Не, – тот посмотрел внутрь. – Последнюю, знаешь кто, только стреляет?

– Да это не последняя, – пояснил я. – Я сам не курю. Бросил. Поэтому никакая это не последняя. Бери, не менжуйся.

– Ну раз так, – вздохнул бык, – то, конечно, не считается. Очень уж курить охота. А ты, молодец, что бросил. Главное, вовремя.

Бык извлёк сигарету, смял пустую пачку, кинул её прямо себе под ноги. Поднёс зажигалку, выщелкнув из неё огонёк, и сделал глубокий затяг. Внутри сигареты что-то слабо щёлкнуло, бык замер, его лицо застыло в гротескной неподвижной маске. Потом сигарета вспыхнула ярким пламенем, а бык поднёс руки к своему горлу, словно бы собираясь задушить самого себя. Ноги его подогнулись, и он тёмной неряшливой горой рухнул на пупырчатый асфальт остановки.

Я, поминутно оглядываясь, и стараясь держаться в тени, продвигался по направлению к бару, где год назад встретился с Мальвиной.

Пораскинув мозгами (пока ещё в переносном смысле), я понял, где они подменили сигарету. Конечно же, у нотариуса. Ведь я тогда оставил все свои вещички в предбаннике, в том числе и пачку с сигаретой. Я отдал должное изобретательности конторы, в которой служил Сергей. А ведь действительно, судите сами. На тот момент я был ещё онкобольным на последней стадии (теперь я уже не сомневался, что они навели справки обо мне моментально, пока я беседовал с менеджером в кофейне). Оставалось подложить мне сигарету с ядом, как только я поставлю свою подпись (что и произошло у нотариуса). А дальше, я рано или поздно сигарету прикурю, задохнусь, сама улика сгорит без следа, а человека с четвёртой стадией рака лёгких обнаружат холодным. Се ля ви. Всё шито-крыто. Очередной заказ выполнен. Погоди, сказал я себе, а если бы я не притронулся к пачке в течение двух дней, они ведь не могли знать этого наверняка. Не могли. Но! В таком случае, они придумают что-то другое. Бизнес есть бизнес. Не станут же они терять такие деньги. То есть активируют запасной вариант. Что наверняка уже и сделано.

Я опасливо осмотрелся, вроде бы хвоста не наблюдалось. Но времени на всё про всё оставалось полдня.

Бармен в нужном мне заведении сменился, этого парня я видел впервые в жизни. На мои осторожные вопросы о Мальвине, он только пожал плечами, подозрительно на меня уставившись. Я в накатывающем отчаянии оглядел полупустой зал. Идея с розыском проститутки была, конечно, та ещё, но мне требовалось что-то делать, следовать пусть и эфемерной, но хоть какой-нибудь надежде. А не тупо сидеть и ждать посланников апокалипсиса в виде коллег менеджера Сергея.

Я подошёл к столику, где, в отсутствие клиентов трепались официантки.

– Мальвина, – пробормотал я просительно. – Работала тут год назад. Ну как работала…

Мой жалкий вид, видимо, вызвал у одной из размалёванных девиц некоторое сочувствие.

– Марина что ли? Светленькая такая?

– Наверное. Не знаю, как зовут.

– Так она на рынке продавщицей теперь вроде. Рынок «Трудовые резервы», тут за углом.

Я пробирался сквозь толпу на оптовке, задевая потенциальных покупателей локтями. В отличие от бара, на рынке уже царило некоторое столпотворение. Я выглядывал поверх голов, присматриваясь к лоточницам, но ничего похожего на давешнюю Марину не видел. «Что я тут делаю? – с ужасом подумалось мне. – Ищу иголку в стоге сена? Может лучше купить пистолет – ещё успею, да и деньги от пресса Хача как раз остались – и попробовать отстреливаться, когда придут те?»

Мальвину я увидел в конце последнего ряда. Узнал с трудом, но узнал. Новая специальность, что говорить, наложила свой отпечаток на внешний вид бывшей ночной бабочки. Яркость превратилась в серость, а вызывающий наряд в стандартный спортивный костюм. Марина торговала колготками.

– Привет, – сказал я, ненавязчиво вдвигаясь в закуток с товаром. И понял, что не знаю о чём говорить дальше.

Марина глянула на меня оценивающим профессиональным взглядом и маленькие морщинки на её лбу разгладились.

– Псих с Космического проспекта? – спросила она. – Ну да, он. А ты что, всё ещё живой?

– Как видишь. Слушай, тут такое дело, – и я, боясь, что она станет меня перебивать или вовсе откажется слушать, вывалил ей всё, что со мной случилось после нашей встречи. В точности как тогда, пьяной ночью.

Но Марина выслушала, даже кивала несколько раз сочувственно головой: покупателей всё равно не было.

– Так в чём проблема, не поняла? – спросила она, когда я замолк.

– Так убьют же меня скоро. Выполнят заказ. А мне очень умирать расхотелось, если честно.

– Странный ты какой-то, – заметила Марина. – Тут заворачиваем, тут не заворачиваем. То хочу, то не хочу.

– Ну, вот так. Расторгнуть договор всё равно уже нельзя.

– Да кто тебе сказал?

– Так девушка же на ресепшне.

– Нашёл, кого слушать, – Марина достала откуда-то из глубины штанов телефон и набрала номер.

– Костик, это Маня. Как жисть? – сказала она, когда на том конце ответили. – Ну отлично, отлично… Слушай, не в службу, а в дружбу, аннулируй, пожалуйста… – она прикрыла трубку рукой и шёпотом обратилась ко мне: – Номер договора знаешь?

– М-16-81! – выпалил я и икнул.

– … М-16-81… Ага. Нет-нет, на остановке то пересорт, там другой чел. Не-не, никаких проблем не будет, в первый раз что ли? Ну всё… Буду должна… Привет родственникам. Пока!

Она нажала на отбой и засунула телефон обратно в штаны.

– Что? – спросила она после того, как мы секунд десять пристально друг на друга смотрели.

Я реально потерял дар речи.

– Всё закончилось уже, – Марина потрепала меня за рукав куртки, стараясь расколдовать. – Живи пока! – она улыбнулась.

Я на негнущихся ногах прошёл за прилавок и, совершенно обессиливший, сел на малюсенький рабочий табурет. Марина отвлеклась и принялась торговаться с какой-то взбалмошной бабкой, закутанной в мохеровую шаль.

Я достал свой телефон, открыл электронную почту, нажал там «ответить» и написал, с трудом попадая в нужные буквы:

«Папа, я приеду со своей девушкой, ладно?»