Текст книги "Проект «Украина». Три войны России с Украиной"

Между тем у большевиков была еще одна тривиальная причина для ожесточенных попыток захвата территории Украины – острая нужда в ее природных, человеческих и сельскохозяйственных ресурсах. Вплотную к обеим столицам подступал голод, холод и угроза полной остановки промышленных производств. Поэтому 13 (26) января 1918 г. Ленин направляет в Харьков Антонову-Овсеенко и Орджоникидзе, а также Муралову в Москву телеграмму, касавшуюся продвижения поездов с территории Украины, следующего содержания: «Мы получили сообщение, что между Орлом и Курском образовался затор, мешающий движению поездов с углем и хлебом. Всякая остановка грозит голодом и остановкой промышленности. Подозреваем саботаж железнодорожников в этом месте, ибо там не раз бывали случаи саботажа. Настоятельно просим принять самые беспощадные революционные меры. Просим послать отряд абсолютно надежных людей. Всеми средствами продвигать вагоны с хлебом в Петроград, иначе грозит голод. Сажайте на паровозы по нескольку матросов или красногвардейцев. Помните, что от вас зависит спасти Питер от голода»[86]86
  Там же. – С. 29.


[Закрыть].

Характерно, что уже через два дня, 15 января, обстановка настолько ухудшилась, что Ленину уже было не до письменных реверансов, и он издал настоящий телеграфный вопль с апелляцией к высшим силам: «В Харьков Антонову и Серго. Ради бога, принимайте самые энергичные революционные меры для посылки хлеба, хлеба и хлеба!!! Иначе Питер может околеть. Особые поезда и отряды. Сбор и ссыпка. Провожать поезда. Извещать ежедневно. Ради бога!»[87]87
  Там же. – С. 30.


[Закрыть].

Ради бога, принимайте самые энергичные революционные меры для посылки хлеба, хлеба и хлеба!!! Иначе Питер может околеть.

Как бы между прочим определилась на период вплоть до 1934 г. и столица советской Украины – Харьков. Хотя еще до того, как это было официально объявлено в 1919 г., в Харькове разместился штаб командующего советскими войсками юга России Антонова-Овсеенко: действия пробольшевистски настроенных Советов подкреплялись внушительным количеством расположившихся поблизости красногвардейских соединений.

Так большевики при внешней готовности заключить деловое соглашение с Украинской народной республикой на условиях равноправия на деле полным ходом готовились к оккупации ее территории. Опасения Рады оправдались, и 24 декабря 1917 г. (6 января 1918 г.) Генеральный секретариат Украины в официальной ноте в адрес Совнаркома потребовал немедленно вывести войска с территории УНР, а по поводу Каледина сделал следующее специальное заявление:

«Определение контрреволюционности не должно быть навязано одной какой-нибудь стороной. Признание буржуазности и контрреволюционности за всяким, кто не принадлежит к большевистскому течению и не разделяет политики народных комиссаров, Генеральный секретариат решительно отвергает»[88]88
  ГА РФ – Ф. 130. – Оп. 1. – Д. 89. – Л. 68—68-об. По-украински – УЦР. – Т. 2. – С. 67. Цитата по: Михутина И. Украинский Брестский мир. – С. 124.


[Закрыть].

Один чрезвычайно важный для понимания последующих событий на всем советском пространстве России факт следует специально отметить. 5 (18) января в Петрограде открылось Учредительное собрание. Большевики оказались на нем в таком меньшинстве в сравнении даже со своими союзниками эсерами, что о легитимности не в меру решительных действий Совнаркома не могло идти и речи. И большевики разогнали Учредительное собрание как первый и единственный орган народного представительства, который с очевидностью мог бы помешать им и дальше узурпировать власть.

Большевики разогнали Учредительное собрание как орган народного представительства, который мог бы помешать им и дальше узурпировать власть.

27 января 1918 г.
Украина состоялась?

Государства Четверного союза продолжали, несмотря на сомнительную легитимность Совнаркома, вести переговоры о мире именно с его представителями и, таким образом, фактически обеспечили его легитимацию. В этом, конечно, отчетливо прослеживается германский интерес, заключавшийся в том, что для продолжения войны на Западе Германии и Австро-Венгрии любой ценой требовался мир на Востоке. Большевики, со своей стороны, также отдавали себе отчет в неспособности обеспечить квалифицированное противостояние на внешнем фронте, и поэтому Ленин с очень немногочисленными сторонниками в Совнаркоме, к которым не относился, в частности, Троцкий, настаивал на заключении мира любой ценой: не отдав в самом начале переговоров то, что требовали для себя немцы, можно было в дальнейшем потерять еще больше. Ленину не откажешь в способности предвидения, ведь именно так все и произошло в дальнейшем: отказ от капитуляции на условиях Четверного союза привел к наступлению германских войск и сдаче немцам еще большей территории, чем они требовали изначально.

…К середине января 1918 г., пока в Бресте с переменным успехом то начинались, то прерывались мирные переговоры, Антонов-Овсеенко с Муравьевым всерьез изготовились к движению на Киев. А в самом Киеве в это время начались активно поддержанные большевиками всеобщая стачка рабочих и восстание военных полков. Но поначалу власть Рады и Генерального секретариата удалось отстоять, хотя и ненадолго, силами галицийских стрелков и формирований Петлюры. Между прочим, по свидетельству Антонова-Овсеенко, чьи войска все же взяли штурмом Киев в первых числах февраля 1918 г., восстание рабочих и солдат было жестоко подавлено: «В одном арсенале петлюровцами расстреляно до 300 человек, а всего перебито свыше 1500 революционеров. Погибли здесь и перешедшие на сторону рабочих части полков имени Шевченко и Богдана Хмельницкого»[89]89
  Антонов-Овсеенко В. А. Записки о гражданской войне. В 4-х т. Т. 1. – М.: Высший военный редакционный совет, Госвоениздат, 1924–1933. – С. 152.


[Закрыть]. Хотя секретаря по военным делам Симона Петлюру сложно осуждать за такую жестокость, какую он совершенно справедливо должен был ожидать со стороны большевиков. И действительно: ни большевики, ни их союзники левые эсеры не оставались в долгу, не щадя ни построек древней столицы Руси, ни жизней солдат противника, ни жизней собственных солдат. По свидетельству Антонова-Овсеенко, подчиненный ему Муравьев при подходе к Киеву отдал командарму 1 Егорову следующий приказ.

Из приказа начальника штаба Муравьева

командарму 1 Егорову от 7 февраля 1918 г.:

«Сегодня усилить канонаду, громить беспощадно город, главным образом Лукьяновку с Киева-пассажирского… Если же солдаты 11-го полка будут действовать трусливо, то скажите Стеценко, чтобы он подогнал их сзади шрапнелью. Не стесняйтесь, пусть артиллерия негодяев и трусов не щадит»[90]90
  Там же.


[Закрыть].

Торжествовавший поначалу по поводу казавшегося успеха восстания в Киеве Троцкий на переговорах в Бресте был вынужден вернуться к сдержанности в отношениях с украинской делегацией, которая после всего происшедшего настаивала уже не на совместном с Россией представлении интересов перед Четверным союзом, а на своей полной государственной самостоятельности: Рада своим IV Универсалом провозгласила отказ от федерации с Россией, о чем в Бресте всем собравшимся заявил глава украинской делегации А. А. Севрюк.

Однако положение Рады в Киеве оставалось неустойчивым, ситуация менялась каждый день. Плохая, а иногда совсем прерывавшаяся (по некоторым сведениям это был специальный умысел германской стороны) связь между Брестом, Петроградом, Харьковом и Киевом порождала небылицы о происходящем. А когда «туман» ненадолго рассеялся, оказалось, что во главе Рады и правительства в Киеве находятся уже совсем другие люди – Голубович и Шульгин. Однако стратегия на переговорах в Бресте не изменилась: украинская делегация продолжала отстаивать интересы своего нового государства, государства Четверного союза – свои интересы, в частности Германия – интерес в получении огромных объемов украинского хлеба. В какой-то момент австрийский министр Оттокар Чернин почувствовал, что мирный договор с самостоятельной Украиной куда более близок к заключению, чем договор с большевистской Россией. Этот договор был выгоден Четверному союзу и с точки зрения ослабления позиций делегации Совнаркома. В конечном итоге оказалось, что старой, еще кайзеровской Германии, как и новой советской России, требовалось от Украины только одно – ее человеческие, сырьевые и продовольственные ресурсы.

Старой Германии, как и новой советской России, требовалось от Украины только одно – ее человеческие, сырьевые и продовольственные ресурсы.

В это время вокруг Киева продолжало стягиваться кольцо советских войск, и уже 26 января (8 февраля) часть Малой рады в сопровождении остатков защитников Центральной рады в количестве около 2 тыс. человек покинула столицу в направлении Житомира. Но несмотря на это – скорее с учетом именно этого обстоятельства, пока о нем не стало известно, – в ночь на 27 января (9 февраля) делегация Четверного союза поспешила заключить мирный договор с представителями уже свергнутой к тому моменту власти Центральной рады: так или иначе, пусть в тяжелейших для своего будущего, кабальных условиях, но Украина фактически состоялась как независимое государство. По этому договору бывшая граница Российской империи с Австро-Венгрией признавалась как новая граница с Украиной; часть бывшей Холмской губернии отходила от Польши в состав Украины; по отдельному секретному протоколу к 1 июля Украина была обязана передать 1 млн тонн зерна; другой секретной декларацией Восточная Галиция и Северная Буковина становились отдельным «коронным» краем.

К концу января 1918 г. в тяжелейших для своего будущего, кабальных условиях, Украина фактически состоялась как независимое государство.

И в точности так же, как летом 1917 г. с подачи Керенского появился миф о покупке германскими деньгами пацифистской активности большевиков, так и современные «исследователи» охотно муссируют легенду о продажности Рады и Генерального секретариата, чьи представители будто бы под шорох тех же германских марок подписали кабальные условия мирного договора в Бресте. Историческая действительность заключалась в том, что Украина большевизироваться не хотела и всеми силами, даже путем заключения союза с бывшими противниками, пыталась отстоять свою государственность в борьбе с наступавшим большевизмом, чье «хозяйствование» в городе и на селе не сулило ничего хорошего ни экономике, ни гражданам Украины.

В это самое время полный разброд и шатание по поводу перспектив мирного договора наблюдались в стане большевиков: Ленину приходилось отстаивать свою позицию в меньшинстве, Троцкий как нарком иностранных дел и глава делегации в Бресте, следовательно, не располагал однородной позицией своего правительства и вынужден был действовать на свой страх и риск. Именно в этих условиях Троцкий 28 января (10 февраля) объявил, что советская делегация мир не подписывает, но заявляет о том, что Россия в одностороннем порядке выходит из войны, демобилизует войска, и покинул переговоры. Главковерх Крыленко с подачи Троцкого разослал приказ по войскам о демобилизации, так что Ленину пришлось спешно рассылать телеграммы об отмене этого приказа. Но все эти перипетии касались на тот момент больше России, чем украинской делегации в Бресте, у которой и после подписания договора с государствами Четверного союза возникла задача защиты и самого этого договора, и остатков правительства и Малой рады, дислоцировавшихся в Житомире.

Тем временем войска Антонова-Овсеенко заняли Киев и оккупировали значительную часть территории Украины – при широкой поддержке городского пролетариата и сельской бедноты, а именно на эти категории населения небезосновательно рассчитывали большевики. И в то время, как Рада и правительство вынужденно переезжали с места на место (из Житомира в Коростень, оттуда – в Сарны), члены украинской делегации Севрюк и Левицкий переместились в Вену – для обсуждения условий оказания помощи Украине в защите от большевиков. И помощь эта не заставила себя долго ждать: Германия известила Совнарком о возобновлении военных действий с 18 февраля[91]91
  Летоисчисление по новому стилю решением Совнаркома начиналось с 1 февраля 1918 г.


[Закрыть]. Однако произошло это не столько потому, что к Германии за помощью обратилась Украина, а прежде всего из-за объявленного Троцким одностороннего мира.

Разумеется, у Германии были свои далеко идущие интересы на огромном пространстве бывшей Российской империи, включая Украину: самостоятельная, но ослабленная Украина была нужна немцам и австриякам как аргумент в противостоянии с большевистской Россией. Но так же верно и то, что к возобновлению войны Германию подтолкнули сами Советы, чьи настойчивые попытки оккупации Украины свидетельствовали о твердом намерении Петрограда лишить Киев даже мысли об оформлении государственности: большевистской России была нужна только большевизированная Украина, на меньшее Ленин и Троцкий (а также Сталин в качестве наркома по делам национальностей) не были согласны. И все предварительные разговоры о возможности признания «самостийности» Украины подразумевали именно это условие. Политический расчет большевиков заключался в том, что когда Украина большевизируется в той же степени, как сама Россия (и любые другие части бывшей империи), необходимость в оформлении государственности сама собой автоматически отпадет: странам правящего пролетариата будет совершенно незачем отделяться друг от друга. Поэтому можно сколько угодно упрекать Германию и Австро-Венгрию в нечистой игре в пользу украинской независимости, но столь же справедливыми в этом смысле будут и упреки в адрес большевистского Совнаркома.

Расчет большевиков заключался в том, что когда Украина большевизируется в той же степени, что и сама Россия, необходимость в оформлении государственности отпадет.

Тем временем германские войска не замедлили продемонстрировать серьезность намерений в возобновлении войны: в назначенный день, 18 февраля 1918 г., начались активные действия на всем протяжении Восточного фронта. В Украине германские части и гайдамаки, несмотря на стойкое сопротивление, превосходящими силами теснили советские войска.

Но еще накануне в стане большевиков вновь разразилась политическая буря. Как и в первый раз, отнюдь не один Троцкий вносил «разброд и шатание» в твердые будто бы внешнеполитические позиции Ленина (еще один исторический миф). На заседании 17 февраля еще пять членов большевистского ЦК, помимо Троцкого, – Крестинский, Иоффе, Урицкий, Ломов, Бухарин высказались за то, чтобы, дав возможность немцам наступать, дождаться отрицательной реакции на это наступление со стороны германского пролетариата (сегодня этот расчет, конечно, кажется наивным). Другие пять членов ЦК – Смилга, Сокольников, Свердлов, Сталин и Ленин были за то, чтобы срочно вступить в новые мирные переговоры с Германией[92]92
  Протоколы ЦК РСДРП(б). Август 1917 – февраль 1918. – М., 1958. – C. 194–195.


[Закрыть] (Германия сопроводила таким предложением свое объявление о продолжении войны). В дальнейшем, при обсуждении новых условий мирного договора дело дошло до того, что Ленин был готов оставить все посты в партии и правительстве ввиду своего несогласия с остальными «товарищами»[93]93
  Там же. – C. 211–218.


[Закрыть] (в том числе с левыми эсерами, но в не меньшей степени – с большевиками). Главным в этом новом договоре из того, что касалось непосредственно Украины, заключалось в том, что Россия отказывается от советизации Украины и каких бы то ни было притязаний на ее территорию и государственность.

Но большевики проявляли не меньшую, чем германская сторона, готовность изо всех сил интриговать. Совнарком и ВЦИК рассчитывали, что к территории Украины по договору с Германией не будут отнесены провозглашенная 17 (30) января Одесская советская республика и образованная на областном съезде Советов 30 января (12 февраля) Донецко-Криворожская республика, включавшая Донбасс, Харьковскую и Екатеринославскую губернии. Под воздействием директив из большевистской России ЦИК Советов Украины направил свою делегацию в Брест с поручением попытаться заключить с Германией и Австро-Венгрией такой же договор, какой они заключили ранее с Центральной радой: по замыслу Ленина, это обеспечило бы демонстрацию независимости Советов Украины от Советов России (хотя вряд ли кого-то могло ввести в заблуждение на самом деле). В этом же ключе со стороны Советов Украины готовилось откровенно двусмысленное заявление, в котором, с одной стороны, выражалась готовность к выводу «российских войск», но одновременно – и полное несогласие с тем, чтобы выводить с территории страны вновь созданных «Червоного казачества» и «Красной гвардии»: на самом деле никаких «российских войск» как таковых в Украине к тому времени уже не оставалось, это все были вооруженные силы Советской России. Но делегации от Советов Украины не суждено было попасть в Брест: германская сторона настаивала на легитимности ранее подписанного договора с Центральной радой, и дальше Пскова делегатов не пропустили.

В итоге договор между государствами Четверного союза и Россией был подписан 3 марта, и теперь уже советскому правительству Украины пришлось отступать из Киева под натиском германских частей, в авангарде которых двигались немногочисленные соединения украинской армии, защищавшей интересы Центральной рады и Генерального секретариата. К началу апреля германские и австро-венгерские войска заняли практически всю территорию Украины и, хотя и оставались там на условиях мирного договора с Радой, на самом деле, конечно, никто не обманывался: эти войска были оккупационными.

И в точности так же, как подписание договора между Украиной и государствами Четверного союза в конце января 1918 г., так и подписание мирного договора с Россией в начале марта того же года с тех самых пор принято ошибочно объяснять исключительно воздействием германской денежной помощи. На самом деле тем силам в России, начиная с Керенского, которые оказались не в силах противостоять большевикам, ничего другого не оставалось, как оправдывать свои многочисленные поражения «помощью германского генерального штаба». Пришлось приводить подобные объяснения в оправдание своих военных поражений и легендарному Антону Деникину, который в своих воспоминаниях в эмиграции, в частности, записал: «В Брест-Литовске происходил торг между центральными державами и их советскими агентами, воспоминание о котором вызывает жгучий стыд и боль. Никогда еще европейские государственные деятели не сбрасывали с себя с таким бесстыдством покровы чести и справедливости. Совет народных комиссаров, связанный денежными отношениями с немецким штабом, соблюдал, однако, внешний декорум…»[94]94
  Деникин А. И. Очерки русской смуты. В 5-ти т. – Т. 2. – С. 209.


[Закрыть] и т. д., и т. п.

На самом деле в Брест-Литовске интересы большевиков в очередной раз совпали с интересами германского военного и политического руководства. И интерес этот сложился самым естественным образом от воздействия комплекса исторических факторов, а не потому что между большевиками и германским генштабом будто бы имелись отношения коммерческого характера[95]95
  См.: Антонов-Овсеенко А. А. Большевики. 1917. – 352 с.


[Закрыть].

Отнюдь не денежной помощью со стороны германского генерального штаба нужно объяснять победы большевиков на фронтах Гражданской войны: они происходили от действительно массовой поддержки их намерениям в городе и на селе – не в последнюю очередь под воздействием анархического флера, которым сопровождалось движение красных войск по стране. Сам Деникин недвусмысленно это подтверждал в своих воспоминаниях: «Ростовский орган с. д. «Рабочее дело» (№ 8, 1918 г.) приводил интересный факт: возвращение из ограбленного Киева Макеевского отряда рудничных рабочих, их “внешний облик и размах жизни” вызвали в угольном районе такое стремление в красную гвардию, что сознательные рабочие круги были серьезно обеспокоены, “как бы весь наличный состав квалифицированных рабочих не перешел в красную гвардию”»[96]96
  Деникин А. И. Очерки русской смуты. В 5-ти т. – Т. 2. – С. 210.


[Закрыть].

Эта массовая поддержка, кроме того, происходила от обещаний реализовать многовековую мечту неимущих классов – поделить имущество имущих. Провозглашенные Лениным в ходе 2-го съезда Советов декреты и лозунги «Земля – крестьянам!», «Заводы – рабочим!» и «Мир – народам!» сыграли свою роль. Между прочим, большевики эти свои обещания в точности выполнили. И начали их выполнять как раз с заключения мира. Практически одновременно помещичья земля действительно перешла из частного владения в общекрестьянское. Правда, совершенно не так, как рассчитывали сами крестьяне – чтобы каждому по собственному наделу, а так, что земля стала принадлежать «совместным» и «коллективным» хозяйствам, то есть всем сразу, а в отдельности – никому. Таким же в точности образом обстояло дело и с заводами. К чему все это привело в дальнейшем – предмет отдельного разбирательства.

Пришествие большевиков.
Лучшее будущее

Можно было бы утверждать, что совершенно не так, как во времена самодержавия, обстояли дела во взаимоотношениях большевистской России с Украиной в конце 1917 – начале 1918 гг. И не так, как во взаимоотношениях Центральной рады с Временным правительством: ведь Ленин декларировал право наций на самоопределение. На самом деле Ленин такими декларациями просто тянул время, ожидая, когда по мере продолжения мировой войны обнищание масс в тылу и остервенение голодных и усталых солдат на фронте приведет к таким же кардинальным изменениям государственных устройств в европейских странах, какие произошли в России в феврале 1917 г. И, надо отдать должное, значительная часть ожиданий Ленина оказались оправданными: и германская монархия, и «лоскутная» австро-венгерская вслед за российским самодержавием рассыпались в прах еще до конца 1918 г.

Но после того, как поле битвы за Украину в значительной степени оказалось расчищенным самим ходом истории, новая советская Россия тут же предъявила те же самые феодальные права на ее территорию, сырьевые и человеческие ресурсы, что и самодержавие. «Что двигало большевиками в их походе на Украину? – задавались вопросом сторонники независимости Украины еще в начале 20-х гг. прошлого века (то есть вскоре же после окончательной оккупации Украины большевиками). – В первую очередь Украина была нужна им как колония, без которой, по их мысли, они не могли существовать… По мысли большевиков, отделение Украины не только провоцировало экономическую разруху в Московщине, но вредило самообороне самой Украины, не давало ей возможности самой справиться с силами контрреволюции»[97]97
  Мазепа I. Більшовизм i окупацiя України. – С. 81.


[Закрыть].

Большевикам было на руку все, что происходило в Украине, называть «контрреволюцией», если только события не вели там к установлению советской власти: в этом они, как известно, видели единственное благо не только для Украины, но и для всего человечества. И если происходящее не совпадало со стремлением к этому идеалу, следовало помогать «делу» оружием.

Большевикам было на руку все, что происходило в Украине, называть «контрреволюцией», если только события не вели там к установлению советской власти.

«Вся экономическая политика большевиков в Украине сводится к безоглядному вывозу с Украины ее материальных ресурсов»[98]98
  Мазепа I. Більшовизм i окупацiя України. – С. 85.


[Закрыть], – описывал ситуацию участник тех событий, украинский государственный деятель Исаак Мазепа. Именно за этим стремились сюда большевики, когда штурмовали Киев 23–26 января 1918 г., а заняв его, принялись «огнем и мечом» выжигать всякое сопротивление советской власти. Как незадолго до того в Крыму, большевики в Киеве, при поддержке «революционных» матросов Черноморского флота, принялись грабить и убивать. Под предлогом насаждения «лучшего будущего» в Украине в действительности уничтожалось все лучшее из человеческого ресурса – интеллигенция, военнослужащие, дворяне, студенты, священнослужители: ведь место в этом «лучшем будущем» должно было остаться только для пролетариата и беднейшего (!) крестьянства. В итоге в Киеве в начале 1918 г. разразилась настоящая вакханалия убийств: «Расстрелы производились в Мариинском парке, на валах Киевской крепости, на откосах Царского сада, в Анатомическом театре, у стен Михайловского монастыря»[99]99
  Соколов Д. В. Таврида, обагренная кровью. Большевизация Крыма и Черноморского флота в марте 1917 – мае 1918 г. – С. 181.


[Закрыть]. Есть достоверные подтверждения и того, что именно в момент разгула насилия в Киеве в январе 1918 г. красногвардейцы расстреляли митрополита Киевского и Галицкого Владимира (Богоявленского).

Вскоре прославившиеся революционными расправами моряки-черноморцы принялись помогать установлению советской власти в отвоеванной у «врагов революции» Одессе: вставшие на рейде порта в феврале 1918 г. корабли «Синоп», «Алмаз», «Ростислав» и «Прут» использовались одновременно как места заключения и казней офицеров: многим повезло быть расстрелянными и сброшенными за борт, другим повезло менее – их заживо сжигали в корабельных печах[100]100
  Там же. – С. 185.


[Закрыть].

Особого внимания заслуживает история с «завоеванием» большевиками территории Крымского полуострова. Севастополь, бывший базой Черноморского флота, встретил Февральскую революцию спокойно, без эксцессов – в отличие от Петрограда и Гельсингфорса (Хельсинки), где стояли корабли Балтийского флота России, и где офицеров во множестве буквально резали, жгли, убивали[101]101
  Там же.


[Закрыть]. Причем это спокойствие Севастополя стало очевидной заслугой вице-адмирала Александра Колчака, который в то время как раз командовал Черноморским флотом.

Крым, однако, изначально представлял из себя немалую трудность с точки зрения принадлежности его территории тому или иному государству. Напомним, что до того, как России удалось силой оружия захватить территорию полуострова, Крым в течение трех (!) веков находился во владении Турции. Так что к 1917 г. помимо великороссов и украинцев справедливые притязания на полуостров предъявляли крымские татары. Однако по завершении активной фазы Февральской революции татары, как и поначалу украинцы, заявили о своем намерении оставаться в составе России, несмотря и на кардинально изменившееся государственное устройство: Крымско-мусульманский комитет, по свидетельству П. Н. Милюкова, еще 6 мая 1917 г. «самым решительным образом» опроверг слухи о том, что крымские татары будто бы требовали автономии Крыма[102]102
  Милюков П. Н. История второй русской революции. – С. 128.


[Закрыть].

Но затем так же, как и в Петрограде, по мере возрастания политической разноголосицы, деятельности крайне левых партий, с которой оказалось совершенно не в состоянии справиться Временное правительство, чей состав постоянно менялся, обстановка на полуострове начала напоминать анархию. Со временем эта анархия обрела внятные политические очертания – большевистские. Хотя и не сразу: на выборах в городскую думу Севастополя 16 июля 1917 г. за эсеров проголосовали 83,7 % военных и 72,6 % гражданских лиц; за большевиков – всего по 2,3 % и 0,3 %, соответственно. Быть может, такому оглушительному успеху эсеров способствовал недавний, в июне 1917 г., визит в город «бабушки русской революции» Екатерины Брешко-Брешковской. Или настойчиво доносившиеся из Петрограда слухи о покупной активности большевиков: этот вздор, распространившийся в печати при прямом содействии Керенского, возглавившего с 11 июля Временное правительство, имел целью их полную дискредитацию и вывод из политической борьбы. Толчком к публикации в столичной газете «Живое слово» 5 июля 1917 г. допроса мифического прапорщика Ермоленко – с пересказанными им откровениями германских офицеров о том, что Ленин черпает средства из штаба германской армии, – послужило Июльское вооруженное выступление в Петрограде. Большевики тогда сами его спровоцировали своей безудержной агитацией в армии, но когда восстание неожиданно началось 3 июля, они сначала опубликовали в «Известиях» призыв к спокойствию, а потом все же решили встать во главе восстания – чтобы «не потерять лицо». Тогда-то перепуганный насмерть Керенский («насмерть» – буквально, поскольку по городу в течение 3–5 июля разъезжали грузовики с транспарантами «Первая пуля – Керенскому») и спровоцировал публикацию этой фальшивки. Выдумка эта, впрочем, как обрела громадную популярность в 1917 г., так и продолжает ею пользоваться по сей день[103]103
  См.: Антонов-Овсеенко А. А. Большевики. 1917. – М.: АСТ, 2014. – 352 с.


[Закрыть]. Но тогда, в июле 1917 г. первоначальная цель Керенского была ненадолго достигнута: весь «цвет» штаба большевиков, включая Троцкого и исключая Ленина и Зиновьева, в количестве 72-х человек был арестован и заключен в «Кресты», началось объединенное следствие по делам 3–5 июля и шпионажа в пользу Германии, и большевики, таким образом, оказались выведенными из политической игры. Очевидно по той же причине упала популярность большевиков и в Севастополе, что и сказалось на результатах выборов в городскую думу 16 июля.

Конечный эффект, однако, получился ровно обратный: доказать причастность большевиков к шпионажу в пользу Германии следствию не удалось, большевики обрели ореол невинных мучеников за свободу, в итоге их популярность начала неуклонно расти как в Петрограде, так и в Крыму – в особенности после их участия в отражении атаки генерала Корнилова на Петроград в августе 1917 г. (впрочем, и этот инцидент был фактически спровоцирован лично А. Ф. Керенским[104]104
  См.: Антонов-Овсеенко А. А. Выступление Л. Г. Корнилова в августе 1917 г. на страницах газет и в мемуарах участников событий [Текст] / А. А. Антонов-Овсеенко // Вестник Тверского государственного университета. Серия «Филология». – Тверь, 2014, № 1. – С. 151–156.


[Закрыть]). Общим итогом этого странного стечения обстоятельств, итогом начавшихся с падения самодержавия событий, суливших поначалу возрождение России, стало, наоборот, ее падение во «мглу»: именно так охарактеризовал положение России в первые годы советской власти и ее будущее американский фантаст Герберт Уэллс.

…Настоящая вакханалия убийств – расправ над «врагами революции» началась в Крыму вскоре после прихода к власти большевиков в Петрограде. В военно-морском порту Севастополя этими врагами для бывших крестьянских и солдатских детей были, разумеется, офицеры. Каждый, кто хоть как-то противился анархии на флоте и сомневался в законности большевистской власти, тотчас также объявлялся врагом. Кровавые расправы над офицерами флота начались в декабре 1917 г., ведомые большевиками матросы очень быстро вошли во вкус и от младших офицеров вскоре же перешли к старшим. Так, 15–16 декабря 1917 г. на Малаховом кургане были расстреляны без суда и следствия начальник штаба Черноморского флота контр-адмирал М. Каськов, командир Севастопольского порта вице-адмирал П. Новицкий, председатель военно-морского суда генерал-лейтенант Ю. Кетриц…

Но активные здоровые силы полуострова с самого начала мужественно воспротивились установлению произвола. Основными противостоявшими друг другу силами здесь были так называемый Крымский штаб (КШ) и национальные татарские части, с одной стороны, а также Севастопольский совет и Военно-революционный комитет (ВРК), состоявшие из большевиков и их союзников левых эсеров, с другой стороны. Но силы изначально были слишком не равны: КШ состоял из офицеров в количестве всего 2 тыс. чел., и это количество было, конечно, куда меньшим, чем количество обычных матросов на флоте. Даже в союзе с 6 тыс. штыков и сабель крымских татар эти силы не могли противостоять десяткам тысяч озверевших от крови нижних чинов… Не такой ли была расстановка сил в Крыму и в марте 2014 г., когда меньшее по численности украинское население в союзе с потомками тех самых крымских татар пыталось противостоять очередной насильственной «большевизации» полуострова на путинский манер?

Кстати, крымских татар, как и украинцев, особенно жителей западных районов страны, в Москве потом во все времена любили обвинять в пособничестве германским фашистам. Но крымским татарам, как и украинцам, совершенно не за что было любить большевиков и Советы, которые лишили их государственности, унижали их национальные языки и культуру: все иное в сравнении с большевизмом многим из них представлялось благом. По современным исследованиям (а крымским татарам это известно из собственного трагического опыта), в январе 1918 г. многие татарские семьи, спасаясь от артобстрелов, «вынуждены были оставить родные селения и укрыться в горах. Воспользовавшись этим, присоединившиеся к красногвардейцам ялтинские, балаклавские и аутские… греки грабили татарские дома и имущество. Оставшимся татарам постоянно угрожали расправой»[105]105
  Соколов Д. В. Таврида, обагренная кровью. Большевизация Крыма и Черноморского флота в марте 1917 – мае 1918 г. – М.: Посев, 2013. – 272 с. – С. 171.


[Закрыть]. Неудивительно поэтому, что и к 1941 г. (20 лет – не срок даже для отдельной человеческой жизни) насилие, учиненное большевиками в Крыму в 1917–1919 гг., не только не забылось в среде крымских татар, но принесло свои плоды в виде сотрудничества части представителей этой нации с нацистами. Стоит ли оправдывать это сотрудничество с такой квинтэссенцией зла, которую представлял из себя германский фашизм, – другой вопрос, но и прямым предательством это назвать невозможно.