Текст книги "Рекламный трюк"

21

– И что ты предлагаешь делать теперь? Золотая курочка пропала, а этот недоумок внизу рассказывает девочке баечки о том, кто мы такие и как нас лучше сдать ментам.

Казанова только что вернулся из подвального помещения, куда он относил пленникам еду. Вести снизу принес неважные. Уклюжий, обезумев от отсутствия героина, перестал что бы то ни было соображать и в этом состоянии мог рассказать соседке по заточению все, что угодно, напрочь забыв о предупреждениях. Рассказал он что-нибудь на самом деле или нет, Казанова не знал, но считал саму возможность такого развития событий чрезвычайно опасной.

К его удивлению, Гена отнесся к этим известиям равнодушно. Он спокойно лежал на диване, читал какую-то книгу по психиатрии и отвлекся только, чтобы спросить:

– Ты тоже решил выйти из доли?

– Я ничего не решил. Я просто хочу знать план – что мы будем делать дальше. Согласись, старый план Не годится. Все летит кувырком. Кто теперь даст нам деньги? У кого их требовать? И далеко ли мы уйдем с ими деньгами, если эти двое, – он ткнул пальцем в пол, – заложат нас при первой же возможности. Или ты хочешь их убить?

– С каких пор ты стал этого бояться?

– С тех самых, когда дело пошло наперекосяк. Есть разница, идти под суд за похищение или за убийство при отягчающих обстоятельствах. Прав Шурик.

Крокодил окончательно отложил книгу и приподнялся с дивана.

– У тебя развилась повышенная тревожность. Это признак душевного нездоровья. Будь у меня выбор, я комиссовал бы тебя по психиатрической статье. Но я не могу. Мне хочется иметь миллион долларов. И тебе, я думаю, тоже. Я тебя успокою. Мы не станем их убивать. Когда у нас будут деньги, мы оставим их обоих в подвале, дадим им еды, а когда выберемся в безопасное место, позвоним в службу по розыску пропавших. Там будут очень рады.

– Если у нас будут деньги, – задумчиво уточнил Казанова, сделав ударение на слове «если».

– Ты сомневаешься? Ладно. Ты хотел план? Вот тебе план. Сейчас идем вниз, делаем девочке больно и снимаем это на видео. И просим деньги не у Горенского, а у всей ошеломленной общественности. Ты думаешь, мир без добрых людей?

– Люди, у которых есть деньги, обычно злые.

– Тебе не нравится мой план?

– Лучше бы он не понравился мне с самого начала. А теперь все равно надо что-то делать.

– Тогда пошли.

И они, на ходу натягивая маски, пошли вниз, в «темницу». Шурик рванулся им навстречу, но цепь отбросила его назад. Цвет его шеи свидетельствовал о том, что этот рывок был не первым, но ошейник оказался прочным.

– Дай! Дозу!! Одну!!! – закричал Шурик, производя странные телодвижения, словно никак не мог решить, прыгнуть на вошедших тигром или ползти к ним на коленях на манер шакала.

Гена на ходу заехал Уклюжему в морду, а Казанова укоротил цепь.

Яна смотрела на все это безучастно. От Соседства с Шуриком, лишенным наркотиков, сойти с ума было еще легче, чем от мыслей о пытках и гибели. Но Яна вовремя вспомнила о своих попытках заняться йогой и теперь медитировала, закрыв глаза. Монотонные стенания Уклюжего этому только способствовали. Правда, порой он переходил на крик или пытался приставать к соседке в надежде выпросить наркотики у нее, но это быстро проходило.

Гена молча выволок пленницу в центр помещения, а Казанова спустил сверху веревку, которая была стационарным элементом садомазохистского механизма «темницы» и проходила по трубе под потолком к машинке в стенном шкафу. Вращая ручку этой машинки, веревку можно было поднимать и опускать, а также фиксировать в любом положении,

Яна покорно дала себя привязать, и с нее сняли ошейник. Рот на этот раз не заклеивали и глаза не завязывали. После этого чуть ли не полчаса ставили на свет, но оба похитителя остались недовольны. Мешал Уклюжий и не столько своим присутствием в кадре (его хорошо скрывала темнота на заднем плане), сколько бормотанием, то и дело переходящим в крик.

В конце концов Шурику заклеили рот и на всякий случай заперли его в туалете. В этом был риск – время от времени его тянуло блевать, но сейчас уже вроде бы реже.

А потом Гена стал бить Яну плетью по спине и ягодицам. Сначала на пробу – Казанова вышел на улицу и слушал, не доносятся ли крики через звукоизоляцию. Оказалось – нет, хотя кричала пленница громко.

Потом стали снимать, и Гена постарался на совесть, исхлестав девушку до крови. Она кричала от боли и мучилась от жалости к самой себе, и больше всего ее волновало в этот момент не сиюминутная боль, а то, что могут остаться шрамы. Но она тут же вспомнила, что может вообще не выйти из этого подвала, и тогда будет уже неважно, есть на ее коже следы плети или нет – и слезы из ее глаз хлынули потоком, а Казанова в черной маске в этот момент в упор снимал ее лицо.

Окончив экзекуцию, пленнице снова надели ошейник, отвязали затекшие руки и, не дав ей упасть, втолкнули в ванную, где Крокодил, не мудрствуя лукаво, вылил на окровавленную спину девушки целую бутылку водки. Никакого священного трепета перед этим напитком, столь характерного для большинства русских мужиков, Гена не испытывал.

После этого оба похитителя так же молча покинули «темницу», оставив Яну в глубоком шоке, сквозь который постепенно, как капельки крови сквозь слегка поврежденную кожу, проступало недоумение – что означала эта экзекуция?

А придя в себя, Яна отправилась освобождать Уклюжего, которого его бывшие коллеги по преступному деянию забыли в туалете на коротком поводке и с заклеенным ртом.

22

Ночной патруль, круживший по дорожкам лесопарка и по трассам, окаймляющим его со всех сторон, был невелик численно. Все-таки не каждая мама запросто согласится отпустить ребенка на ночь глядя в темный лес ловить бандитов, и не всякий ребенок решится пренебречь мнением родителей – да и собственные страхи играют тут не последнюю роль. Так что опутать весь город сплошной сетью фанатских патрулей у Безбородова не получилось.

Но бесшабашным рокерам было совершенно все равно, где наматывать километры, а слушаться родителей они с раннего детства считали делом, недостойным настоящих мужчин. И теперь моторизованные тени всю ночь носились по лесопарку и вокруг него, оглашая ночную тишину звериным рычанием своих машин.

Однако лесопарк был слишком велик, и блокировать его полностью не удалось. По крайней мере, длинноволосый бородатый брюнет со спортивной сумкой через плечо вошел в него со стороны города, никем не замеченный.

Не подозревая об опасности, он дошел до столов для домино, взглянул на компас своих командирских часов, отсчитал сто шагов на восток, а там достал из. сумки пакет с портретом Яны Ружевич, свернул его и положил под куст.

Оглянувшись по сторонам – просто для проформы, – бородач пошел обратно. На выходе из лесопарка его задержали свет одинокой фары и рев мотоцикла. «Рокеры буянят», – подумал он и подождал в тени деревьев, пока мотоцикл удалится на безопасное расстояние.

Перестраховка стоила бородачу дорого. Когда он выскользнул из-за деревьев на дорогу, откуда-то из-за поворота появился еще один мотоцикл.

Бородач попытался принять независимый вид. Какое, собственно, дело случайному рокеру до такого же случайного пешехода?

Быстрым шагом бородач перешел через дорогу и оказался на бульваре.

Но вся беда была в том, что рокер оказался не случайным. Он не промчался мимо по шоссе, а замедлил скорость и тоже свернул на бульвар.

Бородачу захотелось побежать, умчаться прочь от этого странного мотоциклиста – но это означало выдать себя. Да и далеко ли убежишь от мотоцикла, особенно в районе новостроек с его обширными ровными пустыми пространствами.

«Не паникуй, – скомандовал себе бородач. – Может, он спросить чего хочет». И одновременно пожалел о том, что понадеялся на свои успехи в восточных единоборствах и не взял с собой никакого оружия.

Рокер не собирался ничего спрашивать. Он на малой скорости выехал на тротуар, догнал пешехода, протянул руку и схватил его за волосы. Потом дал газу и уехал вперед с париком в руке. Его хохот перекрыл рев мотора, потому что результат превзошел все ожидания. Чернобородый тип оказался блондином, и теперь выглядел весьма нетривиально – наподобие зебры.

Визгливо взвыл клаксон мотоцикла, а еще несколько секунд спустя в небо с громким хлопком взлетела ракета из новогоднего набора фейерверков. В это время бородач уже бежал, пытаясь держаться темных мест, но рокер прекрасно видел его и сразу поймал в луч своей фары, а затем догнал и, чуть не сбив с ног, попытался дернуть преследуемого за бороду. Но обладатель сумел увернуться и отскочить в сторону, так что мотоциклисту пришлось делать новый заход.

Стало очевидно, что убежать не удастся.

На бульваре появился второй мотоцикл, а за ним – третий. Они явно выбирали позицию для загонной охоты. Но мотовиртуоз считал долгом чести все-таки добыть бороду и увидеть настоящее лицо преследуемого, и это была его роковая ошибка. На этот раз преследуемый оказался полностью готов к атаке и сам бросился на приближающийся мотоцикл. От толчка двумя руками машина, идущая на малой скорости, завалилась на бок. Рокер успел соскочить с нее, но получил мощный удар в пах, еще не успев как следует восстановить равновесие. Любимый прием Казановы сработал как всегда идеально. Преследователь с диким воплем покатился по асфальту, а преследуемый рывком поднял его мотоцикл, прыгнул в седло и выжал газ.

Теперь, когда Казанова был на мотоцикле, два оставшихся рокера никак не могли взять его в «клещи». Когда они пристраивались спереди и сзади, преследуемый уходил на поворот, а когда они сжимали Казанову с боков, он притормаживал и снова выворачивался.

Погоня шла на огромной скорости, а нервы у Казановы оказались крепче, чем у его юных преследователей. Кончилось тем, что один из рокеров не вписался в поворот. Казанова краем глаза увидел, как парень и мотоцикл кувыркаются по дороге отдельно друг от друга.

Второй рокер в раже и безумии гонки не обратил на это внимания и продолжил преследование в одиночку. Но Казанова получил небольшую фору и вдобавок оказался рядом с железнодорожной линией, по которой как раз шла электричка. Автодорога тянулась вдоль железнодорожных путей, и Казанова домчался до платформы одновременно с электричкой. С риском для жизни затормозив, он бросил мотоцикл у входа на платформу, стремительно вбежал в тамбур, и двери тотчас же закрылись.

Электричка шла к городскому вокзалу, но Казанова вышел раньше, на ближайшей остановке. И потом зачем-то еще петлял по улицам, пока не сел, наконец, в троллейбус, который довез его до метро.

Еще в пустом вагоне электрички он снял фальшивые бороду и усы, но с облегчением вздохнул, только заперев изнутри дверь собственной квартиры.

«Обошлось», – подумал он, ополаскивая лицо холодной водой.

Казанова знал, что даже без парика борода и усы изменяют его лицо до неузнаваемости. Конечно, все, кто видел эту впечатляющую ночную погоню, наверняка запомнили блондина с черной бородой – однако никакой практической пользы это никому не принесет.

23

Коля Демин тысячу раз мог стать трупом. Слететь с мотоцикла на такой скорости и остаться в живых – один шанс на миллион, как упасть с двенадцатого этажа на голый асфальт и уцелеть.

Его мотоцикл, уже без седока, впилился прямиком в едущую иномарку – единственную машину на всю улицу. Два других мотоцикла обогнули ее по бокам. Хозяин иномарки остался очень недоволен – разбитая «ява» прокатилась по капоту его тачки и расколотила ветровое стекло. Еще метр, и водителя убило бы на месте. Но он остался невредим, и телефон в машине тоже уцелел.

«Скорая» и милиция приехали одновременно. Гаишник, глядя, как санитары возятся с мотоциклистом, буркнул без тени сомнения:

– Труп, чего смотреть.

Но фельдшер по внимательном рассмотрении бренных останков ответил на это:

– А ни хрена, – и скомандовал своим: – Грузим осторожно.

Парень напоминал мешок с костями, но каким-то образом ухитрялся жить.

– Гони в центральную, – сказал фельдшер шоферу, и «скорая», взвыв сиреной, помчалась по улице.

Милиция сочла происшествие обычной рокерской аварией, хотя, надо отметить, что такого давно не бывало в этом городе.

Истину знал Безбородов. Рокер, продолжавший погоню до конца (он даже пробовал преследовать электричку, но в конце концов уперся в какой-то забор), позвонил боссу из ближайшего автомата. Но лидер фанов не торопился поделиться своим знанием с правоохранительными органами. Он просто поднял на ноги всех своих людей, кого мог, и послал их обшаривать лесопарк.

Послание нашли утром, когда число искателей увеличилось, а утренний солнечный свет сменил лучи маломощных фонариков. Кассету смотрели дома у Наташи Кудриной, и там же состоялся военный совет на тему, связываться с милицией в открытую или не стоит?

– Я не согласен, – сказал рокер Леша, который гнался до конца, – Толку никакого, а мы спалимся. Ментам палец покажи – они лапу отхватят. И нам же первым будет хана, потому что мы по жизни нарушители… Правил дорожного движения, – подумав, уточнил он.

– Но совсем без ментов тоже нельзя, – сказала Наташа. – Мы не можем держать у себя кассету. Может, на ней отпечатки пальцев, или еще что. И вообще, ее же людям показать надо. У нас ведь нет трех миллионов долларов.

– А почему обязательно ментам? – взвился Андрей Крымов, который со времен хулиганского детства (которое еще не совсем закончилось) относился к органам охраны порядка резко отрицательно. – Что, других людей мало? Вон, Седов свой комитет раскручивает, деньги хочет собрать. Отдать ему запись – пусть у него голова болит.

– Пока Артем соберет столько денег, Яну десять раз похоронят, и нас за ней вслед, – рассудительно сказал Безбородов, теребя бороду. – А кассету он все равно отдаст ментам.

– Так вот и выход, – снова вступила Наташа. – Отдадим кассету Артему, а он пусть разговаривает с ментами.

– А может, лучше все-таки подбросить? – сказал Миша, рокер, первым заметивший Казанову у лесопарка и первым от него пострадавший. – На то же место.

– Не пойдет, – ответил Безбородов. – Бандиты могли все-таки позвонить кому-нибудь насчет этой кассеты и этого места, и тогда мы нарвемся. Вариант с Седовым мне нравится больше. Он к ментам относится не лучше нашего и, во всяком случае, нас им не сдаст.

– Тогда пошли к нему, – сказала Наташа.

– Подожди. Макс должен принести свой видак. Надо перекатать запись, а то подлинник мы никогда больше не увидим.

– Слушайте! – не выдержала вдруг Оксана Светлова, которая в предыдущие несколько дней довольно близко сошлась с Колей Деминым – не настолько, чтобы дежурить днем и ночью у его постели, но достаточно, чтобы больше других переживать за его жизнь. – Вы вообще люди или кто? Колька в больнице умирает, а мы тут болтаем черт знает про что. Если Колька умрет, кому тогда нужно будет наше расследование?!

– Ты чего? – удивленно откликнулся на эту тираду рокер Леша. – По-твоему, Колян зря гробанулся? Он же старался для этого дела. А теперь мы что, должны все бросить и пить водку за упокой его души? Ту так предлагаешь?

– Не каркай! – строго сказал Безбородов. – Он жив еще. Может, выкарабкается. Но с погоней вы, парни, все-таки переборщили. Коля – это одно, а ведь еще и Яна может пострадать.

– Почему? – в один голос спросили Наташа и Оксана.

– Потому что мы сунули бандитам фитиль в одно место. А они этого не любят. И вдобавок, как минимум один из них – маньяк и законченный псих.

– Они все там психи, – сказал Миша, а Леша , мечтательно пробормотал:

– Зато как круто было бы, если бы мы его поймали…

24

Главврач центральной городской больницы был гениальным хирургом, но получал за свою гениальность обыкновенную бюджетную зарплату.

Он сам делал операцию Коле Демину, а ассистировал ему декан хирургического отделения мединститута, случайно оказавшийся в клинике утром, когда операция была в самом разгаре.

Шестнадцатилетний парень оказался живуч, как акула. Операция длилась уже много часов, и по всем законам медицины он давно должен был умереть.

Врачи заделывали пробоины в его внутренних органах, сшивали разорванные сосуды и скрепляли поломанные кости, но не знали, будет ли от этого какой-нибудь толк. Защищенный шлемом череп уцелел, но мозг мог серьезно пострадать даже под целой черепной коробкой. Настолько серьезно, что Коля мог превратиться в мертвеца с бьющимся сердцем или в идиота с разумом младенца.

Но врачи все равно продолжали бороться за его жизнь. А в это же самое время двое студентов медицинского института терзали совершенно здоровое молодое тело ни в чем неповинной женщины. Похитители Яны Ружевич готовили внеочередное послание, и обычно сдержанный предводитель Гена по прозвищу Крокодил на этот раз вышел из себя. В правой руке у него был длинный бич, который при каждом ударе обвивал жертву кольцом и оставлял на ее коже кровавый след. А в левой руке он держал плеть, и ее «хвосты» тоже окрасились красным. Девушка уже потеряла сознание, а Крокодил все бил и бил, крича в камеру:

– Я требую прекратить расследование! Пусть никто не пытается нас остановить. Если хоть один из нас будет задержан, остальные убьют ее! Когда вы Наконец начнете понимать, что мы не шутим?!

В конце концов он отбросил бич и плеть и пошел прямо на камеру, похожий в своей маске на средневекового палача. Голос его стал чуть спокойнее, но по-прежнему напряженно звенел:

– Даем срок до послезавтра. Если послезавтра, тридцатого числа, в вечерних новостях по местному телеканалу не будет сказано, что деньги готовы, мы применим к ней пытку огнем. Еще через сутки отрежем язык. Потом убьем, и обещаю, что смерть ее будет мучительной.

Крокодил забрал у Казановы камеру и вышел, оставив Яну висеть на веревке. Казанова, пачкая руки в крови, отвязал ее, смыл под душем кровь с ее кожи и долго смазывал йодом кровоточащие шрамы. От новой боли Яна пришла в себя и тихо простонала:

– За что?

Но Казанова ничего не ответил.

А Крокодил в это время просматривал наверху отснятый материал и возился с корректировкой звука, чтобы никто не мог узнать его голос – хоть он и без того был искажен яростью.

Примерно в это же время местный видеопират Толя Гусев – между прочим, хороший знакомый порнорежиссера Марика, пребывающего ныне в Штатах – занимался похожим делом у себя дома. Сидя возле батареи видеомагнитофонов, он следил, как с одной кассеты сразу на десять переписывается предыдущее послание похитителей Яны Ружевич.

Когда безбородовская команда отправилась относить Артему Седову ночные трофеи – кассету и парик, друг Безбородова Макс остался в Наташиной квартире один с двумя видаками и копией записи.

Макс, разумеется, воспользовался случаем и сделал еще пару копий. И через несколько часов продал одну из них Толику.

В первом видеопослании похитителей не было никаких явных признаков места действия, и Толик тогда ничего не заподозрил.

Но на этот раз веревка, свисающая сверху, свист плети и крик жертвы вызвали у Толика что-то вроде дежа-вю, синдрома однажды виденного. Или не однажды.

Где?.. А в этой самой комнате во время точно такой же работы, на этом самом телеэкране – в самопальных фильмах Марка Киплинга, то бишь Марика Калганова.

Если бы была реализована идея шефа «Львиного сердца», высказанная им в машине по пути в этот город – предложить вознаграждение любому, кто поможет в поимке похитителей и освобождении певицы, то все было бы кончено через пару часов после того, как Макс продал Гусеву кассету.

Но бывший контрразведчик Серебров тогда отверг идею шефа, сказав:

– Если мы это объявим, то похитители сразу убьют заложницу. Могут, во всяком случае.

Лучшая розыскная команда «Львиного сердца» решила не рисковать.

И теперь видеопират местного масштаба Толик Гусев говорил себе, что лучше проглотит собственный язык, но никому ни словом не обмолвится о своем открытии. Потому что совесть – понятие абстрактное, а прибыль – вещь весьма конкретная. Эра милосердия до сих пор не наступила, и за кассету с видеозаписью пыток Яны Ружевич можно получить живые деньги, а за спасение несчастной жертвы – разве что благодарность восхищенной публики.

Толик, может быть, еще подумал бы и взвесил шансы – ведь спасенная певица и сама могла его отблагодарить, – но из Москвы уже докатились слухи, что похищение ненастоящее, что его затеял сам Горенский и Ружевич просто играет в этом спектакле роль мученицы. А раз так, то не резон всяким левым людям, вроде Толика, встревать в чужое кино. Если только…

Если только не попытаться раскрутить самого Горенского. Мол, ты мне бабки, а я за это никому не скажу про то, что знаю.

С такими мыслями Толик лег спать, но идея оказалась слишком возбуждающей, и он долго ворочался в постели.

А в центральной городской больнице два многоопытных хирурга отошли от операционного стола. Для них эра милосердия никогда не кончалась.