Текст книги "Негодяи и ангелы"

5

– Ну вот, – сказал Сажин, показывая пальцем на монитор компьютера. – GRU – это «Global Review of Universe», «Глобальное обозрение Вселенной», а совсем не то, что ты подумал.

– И что это «глобальное оборзение» из себя представляет? – поинтересовался Ростовцев, намеренно переиначив слово «обозрение».

– Ничего особенного. Реклама, информация, путеводитель по сети, поисковая машина и разные услуги. Есть платный сервис, а есть бесплатный. Например, почтовые ящики и место для размещения информации в Сети оно дает всем желающим совершенно бесплатно. И абсолютно анонимно. Короче, глухой номер.

– Значит, с этой стороны у нас нет никаких шансов…

– Практически никаких. Разве что… Понимаешь, сетевые адреса строятся по определенным правилам. И если их почтовый ящик – [email protected], то их информационная страница в Сети может находиться по адресу www.gru.com/tribunal или www.tribunal.com. Если она, конечно, у них есть. Страница была. И как раз по первому адресу. Однако она не несла практически никакой полезной информации. Разве что подтверждала: создатели «Трибунала» – русские, и настроены они серьезно. На устрашающем, стального цвета, фоне красовался одноглавый орел, держащий в лапах меч. Над ним горела кровавая надпись «ТРИБУНАЛ», а чуть пониже более мелким шрифтом было начертано: «Горбатого могила исправит». И подпись: «Глеб Жеглов».

– Не помню, чтобы Жеглов такое говорил, – пробормотал Сажин.

– Во всяком случае, он наверняка так думал, – успокоил его Ростовцев. В самом низу, прямо под острием меча, помещался все тот же электронный адрес, а еще ниже – семь черных шестиконечных крестиков.

– Семь трупов? – пересчитав кресты, произнес Ростовцев.

– Надо полагать, – ответил Сажин. Бандитов за последнее время погибло несколько больше, но в нескольких случаях налицо были явные разборки между группировками и отдельными лицами, а также пьяные драки с трагическим финалом. Но если посмотреть внимательно, то можно было выделить как раз примерно семь случаев, когда по всем признакам наблюдалось заказное убийство, но это казалось странным по причине малозначительности и мелкотравчатости пострадавших.

– А что, очень эффективный способ борьбы с преступностью, – заметил Сажин, просмотрев список убитых с краткими характеристиками на каждого.

– До первой ошибки, Юра, – ответил Ростовцев. – До первой ошибки. Как только они убьют хоть одного невиновного, вся их благородная миссия превратится в банальную уголовщину. А это обязательно случится. Человеку свойственно ошибаться. Вспомни Деточкина.

– А при чем тут Деточкин?

– А при том, что он угонял машины у всяких жуликов, но в конце концов погорел на ошибке – увел тачку у честного человека. Только с машиной-то дело поправимо, а с убийством – сам понимаешь… Сажин понимал. И сам горел желанием поймать трибунальщиков поскорее – потому что обилие трупов отнюдь не улучшает криминальную обстановку в городе, даже если это трупы бандитов. Однако убийство Чебакова, как и шестерых его коллег, оставалось глухим и темным.

Никаких зацепок. До Чебакова убивали в основном глухой ночью в темных переулках, но и ликвидация Витька при свете дня не добавила ясности. Следы убийцы затерялись в районе автобусной остановки. Из нескольких комплектов отпечатков пальцев, найденных на корпусе машины и в салоне, два имелись в милицейской картотеке, но они принадлежали уголовникам, чья принадлежность к банде Корня была хорошо известна правоохранительным органам. Попытка составить с помощью художницы Городецкой фоторобот убийцы ни к чему не привела. То есть портрет его в гриме получился прекрасный, но «снятие грима» с помощью компьютера породило массу вариантов. Ведь неизвестной оставалась не только настоящая прическа, но и размер, форма и цвет глаз, а также форма ушей, верхней губы и носогубной складки – то есть большинство базовых признаков словесного портрета.

– Интересно, а черная рубашка – это их униформа или что? – спросил, а может, просто подумал вслух Сажин, перечитывая показания свидетелей.

– Очень может быть, – пожал плечами Ростовцев. – А может быть и нет. Не исключено, что все гораздо проще. Например, на черном кровь меньше заметна. Если бы это была униформа и «трибунальщики» носили ее постоянно, то из этого получилась бы неплохая зацепка. Тогда патрульно-постовой службе и ГАИ можно было бы отдать команду обращать особое внимание на людей в черном, особенно если у них длинные волосы, усы, борода и темные очки. Может, из этого и вышел бы толк. Но если это просто спецодежда для убийств, то дело заметно осложняется. Может, эти парни переодеваются непосредственно перед акцией в ближайшем подъезде, а через десять минут сбрасывают черную рубашку и грим – и попробуй отличи их от честных граждан. А может, это даже и не спецодежда, а просто убийца выбрал черную рубашку для одной акции, а на следующее дело отправится в синей или фиолетовой. Надо ждать следующих убийств и надеяться, что поблизости окажется парочка внимательных свидетелей, которые заметят, какого цвета будет рубашка у ликвидатора. А заодно надо молиться, чтобы убийца в следующий раз приклеил бороду, а усы забыл. Или чтобы он не надел парик либо оставил неприкрытыми уши.

Или вышел на дело без темных очков. В любом из этих случаев можно будет добавить новые детали к словесному портрету и фотороботу. Конечно, все это имеет смысл, только если от имени «Трибунала» действует один ликвидатор. А это тоже не факт.

6

Если бы Бес был, к примеру, иностранным шпионом, то он, скорее всего, заметил бы, что за ним следят. Но Бес был бандитом и привык, что у милиции никогда не хватает сил ни на какую серьезную операцию против организованных преступных группировок – а следовательно, не имеет смысла таиться и оберегать тылы.

Авторитет Корня вполне достаточен, чтобы уберечь Беса от любых опасностей. Даже если милиция на чем-то Беса прищучит – его обязательно отмажут. Не потому что Бес так уж ценен для группировки, а потому, что Корень не захочет уронить свой авторитет. Для него важно, чтобы все – в том числе и менты – знали, кто настоящий хозяин в городе. Мафия – вот кто. Пусть Корень держит только северо-восточную часть Белокаменска, но его людей не позволено трогать никому и нигде. Если не удастся подмазать ментов – надо подкупить следователя. Если следователь неподкупен – надо подступиться к судье. Если деньги не помогают – надо использовать другие средства. Например, самое безотказное – страх. Страх за свою жизнь, за свою репутацию, за семью, за детей. У каждого человека есть слабые места, надо только выявить их и использовать на полную катушку. Нет, милиции Бес не боялся. Конкуренты из других группировок – вот кого надо опасаться таким как он. Но сейчас, когда город четко поделен и крупные авторитеты находятся в мире друг с другом, нет поводов для беспокойства и с этой стороны. Правда, в последние недели убийства бандитов в городе участились – однако под нож и пулю попадала в основном мелкота, отморозки, которые все время нарываются на неприятности и чуть что хватаются за пистолет. А может, конкурирующие организации просто проводят чистку своих рядов. А Корень ничего подобного не делает – и у него до сегодняшнего дня царила тишь да гладь. Но сегодня убили Чабана. А он – не мелкота, не отморозок и при этом человек Корня. А Корень, как уже сказано, в данный момент ряды своей организации не чистит. Значит, Чабана убил кто-то посторонний. Про карточку с упоминанием «Трибунала» Бес не знал. Шрамов ему не сказал, потому что не знал сам. Но даже если бы Бес под влиянием последних событий повысил бдительность, это вряд ли помогло бы ему. Когда на твоей машине установлен радиомаяк, и вдобавок ее ведут три человека – двое в машине и один на мотоцикле, надо быть хорошо подготовленным специалистом – например, шпионом – чтобы заметить слежку. А Бес был просто бандитом. На Парковую, 26 он прибыл одновременно с юной троицей, которой было поручено разобраться с алконавтом Юрой. И алконавт, как по заказу, именно в это время вышел из дома на поиски чего-нибудь для опохмелки. Вообще-то полчаса назад его вызвонил журналист Зимин и пообещал опохмелить в лучшем виде, если Юра появится в редакции. Сам Зимин хоть и имел свободный график работы, именно в этот день приехать к Юре не мог – у него была важная встреча в редакции. И Игорь Третьяков, студент юрфака, тоже приехать не мог – он готовился к экзаменам. Впрочем, Игорь вообще не собирался встречаться с алконавтом в этот день. А вот у Зимина к Юрику было сразу два дела. Во-первых, он хотел показать Гарину несколько фотографий, чтобы уточнить, кто из бандитов вступал с ним в контакт. А во-вторых, Слава надеялся уговорить Гарина лечь в наркологическую клинику. Гарин, однако, лечиться не хотел в принципе, а в данный момент больше всего на свете хотел выпить. Ребята в старом побитом «Форде» поманили его бутылкой пива, и Юра пошел на вожделенный предмет, как крыса на звук волшебной дудочки. Через минуту «Форд» уже уносил его прочь от дома. Бес ехал на своей «Чайке» следом, по-прежнему не обращая никакого внимания на мотоцикл и машину, сменяющие друг друга позади него. На краю лесопарка, в той его части, которая не относится к числу охотно посещаемых горожанами, молодые отморозки выволокли Юру, уже пьяного в дым, из машины и повели вглубь леса. Гарин что-то пел, то и дело срываясь на немузыкальные вопли. Остальные молчали. Бес остановил машину поодаль и тоже вошел в лесопарк, ориентируясь по голосу алконавта. Внезапно песня прервалась и послышался выкрик: «Что ж вы делаете, суки!» – после которого Юрик уже не произносил ничего членораздельного. Юрика били. Один удар – в морду, а следующие – ногами. Бес решил, что теперь уже точно никаких эксцессов не будет, и повернулся, чтобы отойти подальше. Но и не так чтобы очень далеко – вдруг появится какой-нибудь посторонний, и его понадобится срочно нейтрализовать. И посторонний появился. Парень в закрытом мотоциклетном шлеме оказался совсем близко, и Бес удивился, что не заметил его приближения.

– Кочерыгин Борис Сергеевич? – негромко спросил мотоциклист. Рука Бориса Сергеевича Кочерыгина нырнула в правый карман брюк. Рука мотоциклиста отбросила полу куртки.

7

И надо же такому случиться, что именно в этот день Лариса Бабушкина решила покончить с собой. А все потому, что ее любимого мужчину забили насмерть какие-то подонки. Милиция так и не установила, кто это сделал – да, видно, не очень-то и стремилась. А три дня назад накачанный бритоголовый пацан лет семнадцати прижал ее к стене в подъезде, пьяно улыбаясь и бормоча.

– Ну и где теперь твой Леха? Ну-ка позови его. Может, прибежит, спасет. Лариса попыталась вырваться, но парень одним движением разорвал на ней блузку и заорал.

– А вот хрен! Я твоего Леху ногами затоптал, и тебя затопчу, только пикни! Морду под мартышку разрисую! Лариса завизжала, и бритоголовый ударил ее кулаком в лицо так, что она врезалась затылком в стену и стала оседать. Парень, видя ее беспомощность, совсем озверел, и все могло кончиться плохо, если бы в этот момент в подъезд не вошел сосед – гаишник в форме. На форму бритоголовый среагировал мгновенно, отскочил от Ларисы и позволил ей вырваться, а сам выскользнул на улицу. Гаишник, между тем, не обратил на состояние Ларисы никакого внимания. Может, если бы он был старым соседом, то проявил бы к девушке больше сочувствия, но жил он в этом доме недавно, имел молодую красивую жену и посторонними девицами не интересовался. А разборки с местной шпаной не входили в круг его профессиональных обязанностей. Ну, повздорила баба со своим хахалем – почему это должно его касаться? Однако Лариса, прибежав домой, сразу же позвонила по 02 и заявила, что ей известно, кто убил Алексея Черкизова, и более того – убийца сам признался ей в преступлении и не скупился при этом на угрозы. Выяснив, что теперь он уже не угрожает – а Лариса была честна и врать не стала – дежурный отказался выслать наряд и предложил с утра сходить к следователю. А следователь в это время думал только о том, как бы переквалифицировать убийство Черкизова на несчастный случай. И по всему выходило, что это вполне можно сделать. Смерть наступила в результате удара по голове тяжелым предметом – но может быть, и от удара головой о тяжелый предмет. Например, о камень, лежащий на земле. Следователь даже не стал скрывать своего неудовольствия по поводу нового сообщения Ларисы и напрямик заявил, что бритоголовый мог сказать все что угодно, дабы запугать ее – но это отнюдь не значит, что именно он убил Алексея.

– Ты что же думаешь, убийцы такие дураки, что станут признаваться каждому встречному? – сказал следователь в конце концов. Но все же кое-какие меры принял. А именно – послал с девушкой опера-стажера на поиски бритоголового, который вроде бы учится в ПТУ рядом с домом Ларисы. Он и правда там учился. И опер его даже допросил. Парень, назвавшийся Максимом Игруновым, расхохотался сыщику в лицо и заявил.

– А вы слушайте ее больше. Она, как ее Леха копыта откинул, совсем с ума спрыгнула. Все время на людей кидается, орет: «Вот он, убийца». А заодно Максим как бы между прочим сообщил оперу, кто у него папа. Генерал Игрунов, командир Белокаменской мотострелковой дивизии, большой друг губернатора области и всего милицейского начальства. И хоть Максим вопреки воле отца не пошел в Суворовское училище, а стал учиться в «путяге», где обретались все его друзья, а в дальнейшем собирался вообще закосить армию, генерал все равно не оставил бы сына без покровительства. На следующий день Ларисе окончательно дали понять, что убийца ее жениха – во всяком случае, один из убийц – останется безнаказанным.

– Что, помогли тебе твои менты? – ехидно спросил Макс Игрунов, снова подкараулив ее у подъезда. Было это еще при свете дня, и во дворе находилось довольно много людей, так что бритоголовый ограничился тем, что схватил девушку за грудь и попытался поцеловать. Она укусила его за руку пониже плеча и убежала домой. Вслед ей несся крик.

– Ничего, я к тебе ночью приду! Жди! Ночью Лариса не спала. Она забаррикадировала двери и закрыла все окна, хотя жила на седьмом этаже. Она изнывала от зноя – май в этом году в Белокаменске был удивительно жарким – и одновременно дрожала от страха. несколько раз она порывалась то ли повеситься, то ли вскрыть вены. Но, представив, как ее найдут мертвую, окровавленную или задушенную, с вывалившимся языком – да еще не дай Бог, не сразу, а через несколько дней – она отказывалась от этой мысли и начинала придумывать такую смерть, которая не оставит никаких следов. Яд? Но труп найдут все равно. Ах если бы можно было сделать так, чтобы тело исчезла и никто никогда больше не вспомнил о ней – Ларисе Бабушкиной, которая не нужна никому, кроме Алексея, который ждет ее на том свете. Утром она вышла из дома босиком, надев самое старое платье, в котором ходила еще в детдоме. По дороге она бросила в почтовый ящик письмо с таким адресом: «Белокаменск, мотострелковая дивизия, генералу Игрунову». В письме говорилось: «Моего жениха Алексея Черкизова убил Максим Игрунов, у которого отец генерал. Он и меня грозится убить, если я не стану с ним жить. Милиция с ним заодно. Так я лучше сама умру, все равно я никому не нужна и жить мне не хочется. Хоронить меня не надо, все равно на могилку никто не придет. Лучше пусть меня вообще не найдут, и пускай рыбы съедят меня до костей, чем если люди станут смотреть на то, что останется. а если что останется, сожгите это в печке и выбросьте на помойку. А все, что есть у меня дома, отдайте бедным». На самом деле это письмо выглядело несколько иначе. Оно изобиловало орфографическими ошибками – всякими там «нехочется», «всеравно» и «вобще». Но смысл от этого не менялся. Сначала Лариса думала оставить записку на столе. Потом решила послать в милицию.

А когда дело дошло до адреса, девушка почему-то еще раз изменила решение и письмо отправилось к Игрунову. На почте не вполне обычный адрес никого не удивил. В городе – вернее, около него, – была только одна мотострелковая дивизия. А Лариса тем временем пешком шла через лесопарк к озеру. Там, не очень далеко от берега, лежал на дне затонувший катер. Его пару лет назад нашел Алексей, очень классный ныряльщик. А потом Леха в этом безлюдном месте, не слишком удобном в качестве пляжа, приучал подругу загорать и купаться голышом и нырять на большую глубину с открытыми глазами. А теперь он умер, и Лариса тоже решила умереть, похоронив себя внутри затонувшего катера. Надо только спуститься в машинное отделение и привязаться прочной капроновой веревкой к какой-нибудь железяке. Сверкающая гладь озера уже показалась между деревьями, когда за спиной Ларисы, совсем близко, раздался выстрел.

8

Парень в куртке с заклепками и закрытом мотоциклетном шлеме выстрелил раньше, чем Бес успел выхватить свой ствол. Бес не знал, что мотоциклист не должен был этого делать. Бес был только намечен для уничтожения, но еще не приговорен. В данный момент «Трибунал» вел его активную разработку, выясняя подробности его преступной деятельности. Впрочем, такие доказательства, которые нужны для обычного суда, «Трибуналу» не требовались. «Трибунальщики» хотели только проследить, с кем контактирует Бес и чем он сейчас занимается – это позволило бы лучше понять общий характер деятельности группировки Корня. Но когда на глазах боевиков «Трибунала» совершается серьезное преступление, лидеры разрешают этим боевикам принимать любые меры, вплоть до расстрела преступников на месте. Именно так мотоциклист и поступил. Хватило одного выстрела в грудь, чтобы Корень успокоился навсегда – не понадобился даже контрольный в голову. Отморозки в тридцати метрах от этого места сразу встрепенулись, бросили избивать Юрика Гарина и бросились почему-то в разные стороны. Один явно решил убежать, тогда как двое других безрассудно ринулись на звук стрельбы. Один из них размахивал «пушкой», переделанной из газового пистолета, но это ему не помогло. Этих двоих мотоциклист убил сразу, а за третьим погнался, стреляя на бегу, но так и не догнал, и пулей не задел. На место, где остались три трупа, он возвращаться не стал, а просто сунул пистолет в карман, бегом домчался до дороги, оседлал мотоцикл и уехал, по пути разговаривая с кем-то по рации. А Лариса, услышав выстрелы, остановилась, как вкопанная. Сзади за деревьями кого-то убивали. Когда убивали ее Алексея, никто не пришел ему на помощь. Все боялись. А ей бояться нечего. Ей уже все равно и смерть не страшна. Лучше погибнуть, защищая от смерти другого, чем самой наложить на себя руки. И Лариса ринулась, бросилась, метнулась, не разбирая дороги – на звук последнего выстрела, и могла бы пробежать мимо места, где лежали три покойника и один живой человек – но услышала стон этого живого и повернула. Гарин оказался не только жив, но даже в сознании. После первых ударов по физиономии он, правда, был оглушен, но потом его почему-то пинали ногами не по голове, а по корпусу, круша ребра. Возможно, отморозки из садистских побуждений откладывали действия, способные привести к быстрой смерти, на конец экзекуции. А тут им самим досталась быстрая смерть. Гарин же от боли в груди и в спине пришел в себя и, не без труда открыв глаза, увидел над собой девушку в стареньком платьице и с босыми ногами, обожженными крапивой.

– А ну-ка пойдем отсюда, – бормотала она. – Нечего нам тут делать. И удивительно – окровавленный, с разбитым носом, выбитыми зубами, явными признаками сотрясения мозга и сломанными ребрами, Гарин оказался способен идти.

Несмотря на беспробудное пьянство, он был крепок телом, а били его не так уж долго. Лариса решила отвести его к озеру – смыть кровь. Неясно было только, передумала она уже кончать жизнь самоубийством или нет. Во всяком случае, она обратила внимание на пистолет, выпавший из руки Беса, подобрала его и донесла до озера, где долго размышляла, вертя его в руках. Но в конце концов не сделала ничего непоправимого и просто выбросила оружие в воду. Она широко размахнулась, и тяжелый пистолет ушел по дуге далеко от берега.

– Ты кто? – хрипло спросил Гарин, когда холодная вода привела его из полумертвого состояния в полуживое.

– Я – Лариса, – ответила она. – А за что это они тебя?. Лариса сразу поняла, что Гарин – не убийца, а жертва. Ведь последние выстрелы раздавались далеко в стороне от того места, где она нашла Юрика. Да и весь вид Гарина ясно говорил о том, что он жертва, а вовсе не преступник. Однако ответить внятно на вопрос девушки Гарин не смог.

– Хрен его знает, – пробормотал он, с трудом шевеля разбитыми губами, и видно было, что каждое слово отдается болью во всем его теле. Он еще попытался наградить отморозков несколькими эпитетами на исконно русском языке, но из-за этой боли прервался на полуслове. Лариса не стала расспрашивать дальше. Только позже, когда вела его к себе домой, поинтересовалась.

– Тебе сколько лет?

– Сорок, – ответил Гарин и зачем-то добавил. – У меня дочка такая, как ты. И стал рассказывать про дочку, которую после смерти матери охмурили сектанты. Уже по дороге он несколько раз заговаривал о том, что неплохо бы выпить. Но Лариса отговорилась отсутствием денег, а на самостоятельные поиски Юрик был неспособен. Последнее время он пил без передышки, круглые сутки – на деньги, полученные при продаже квартиры. Естественно, получил он ничтожную долю ее стоимости, а был он в этот момент пьян в дым по обыкновению и потому даже не понял, что его кинули.

Потом в его новое жилище ходили выпить на дармовщинку всевозможные друзья-алкаши, и деньги кончились удивительно быстро. Он попытался предъявить претензии риэлтерской фирме, под прикрытием которой группа Корня провела эту сделку, но там ему вежливо объяснили, что если хранить кучу наличных в комнате, где дверь всегда открыта настежь и куда ежедневно заходит всякая подзаборная шваль, по меньшей мере неразумно. Скорее всего, деньги просто украли. На том бы все и кончилось – если бы не журналист с сынком адвоката. Сам Гарин не смог бы ничего доказать, да и не стал бы ничего доказывать. Поматюгался бы громогласно в доме и на улице – и все. Кого волнует сотрясение воздуха, которое производит конченый алкоголик? А теперь из-за всех осложнений ему и вовсе полагалось умереть. То, что он выжил, было непредвиденной случайностью. При этом он активно рвался домой – там еще оставались вещи, которые можно было продать. Но дальше попытки встать с дивана в квартире Ларисы эти порывы не продвигались. Слишком он устал и слишком болело его тело. Лариса работала санитаркой в больнице и смогла раздеть и перевязать Юрика, не причиняя ему лишней боли. Беда была только в том, что в ее квартире имелось лишь одно «лежбище» – этот самый диван, во времена его туманной юности раздвижной, а теперь – навеки раздвинутый, Лариса не имела даже матраса, чтобы лечь на пол. И она приняла единственно возможное решение. Надела шелковый халатик, который показался ей более приличествующим ситуации, чем ночная рубашка, и легла на диван рядом с раздетым мужчиной. Перед этим, еще до перевязки, она вымыла Юрика в горячей ванне, не видя в этом ничего сексуального. Мало ли что приходится делать санитаркам. Сам Юрик, казалось, ничего не соображал, только бессвязно бормотал что-то про потерянную квартиру и каких-то гадов – то ли тех, которые его били, то ли тех, которые отняли эту квартиру и не заплатили положенных денег. И у Ларисы сложилось впечатление, что это были одни и те же гады – хотя сам Юрик этого не понимал и, соответственно, не говорил. Зато он, возможно на уровне инстинкта, обратил внимание на то, что его голого моет и перевязывает молодая девушка. А потом она вдобавок сняла на его глазах платье, на несколько мгновений оставшись совсем без ничего. Правда, стояла она при этом спиной к Юрику – но разве это столь уж важно для мужчины, который несмотря на возраст и алкоголизм еще не успел сделаться импотентом и, вместе с тем, не имел женщины уже много месяцев. Ночью Лариса проснулась от того, что Гарин трогал рукой ее тело под халатом. И ее это почему-то не возмутило и даже не смутило. Может, потому что она сама соскучилась по мужской ласке. А может, это было продолжение логической цепочки, которую она выстроила сама для себя. Ее Алексея убили, и никто не пришел ему на помощь. Лариса хотела убить себя, но вместо этого помогла выжить другому человеку. И этот человек как бы стал продолжением Алексея, хотя нисколько на него не походил. Так или иначе, Лариса отдалась Гарину в эту ночь, причем постаралась сделать это так, чтобы ему пришлось приложить минимум усилий, совершить минимум движений и получить максимум удовольствия. Уроки любви, которые давал ей покойный Алексей, не пропали даром. Занимаясь любовью впервые после гибели Алексея, Лариса совсем перестала думать о самоубийстве. И совсем забыла о письме, которое отправила на имя командира Белокаменской мотострелковой дивизии генерал-лейтенанта Игрунова.