Текст книги "Формула преступления"

Столетова искренно удивилась:

– С чего вы решили, что Маша у нас? У нее теперь другой дом. Переехала к мужу. Там и ищите. Все, что могли, мы с Мишей для нее сделали. У нее теперь своя жизнь.

Поразительное спокойствие. Неужели в таком положении девушка не нуждается в материнском утешении и поддержке? В голове Родиона это не укладывалось. А в ней и так гудело со вчерашнего.

– Не заметили, когда Вальсинов вышел из-за стола? – спросил он.

– Зачем мне следить за ним? Конечно, нет.

– Случайно не обращали внимания, рядом с креслом, где он сидел, никого не было?

– Я проходила в дамскую комнату, но ничего не видела.

– Кто же сообщил о смерти вашего зятя?

– Не о смерти, а о том, что ему плохо, – поправила Евгения Павловна. – Официант прибежал. Или нет… кто-то другой. Точно – метрдотель. Сказал, что уже врача вызвали. Мы стали ждать.

– Редкое спокойствие в трудную минуту.

Милая дама выразила глубокое непонимание и тона, и смысла сказанного. Иногда дамы становятся крайне непонятливыми. Что удивительно: только когда им это выгодно. Ну, неважно, отвлеклись…

Тогда Родион поинтересовался: неужели никто не кинулся на помощь несчастному Вальсинову? Все-таки не чужие люди, родственники.

– Что мы могли? – удивились ему в ответ. – Ждали доктора.

– За столом был доктор, он мог оказать первую помощь. Хотя бы попытаться.

– Миша был уже так хорош, что не отличал рюмки от ножа. Это же свадьба, поймите. Когда-нибудь узнаете, каково это.

Ванзаров не стал плевать через левое плечо, отгоняя злой призрак, все-таки обстановка чистая и неприлично полиции потакать суевериям, лишь уточнил, где господин Столетов принимает своих пациентов. Оказалось, совсем поблизости, можно считать – в этом же доме, на первом этаже. Только вход не с набережной, а с Большой Конюшенной улицы.

– Хотите материнский совет? – спросила Евгения Павловна, проникновенно заглянув Родиону в глаза.

От такого счастья нельзя отказаться. Мало советов родной матушки, отчего бы и от чужой не выслушать.

– Говорят, в полиции начинают пить в самом начале службы. Но вы такой милый и очаровательный… Постарайтесь воздержаться от этой пагубной страсти. Говорю вам как мать. Сегодня вы похожи на приличного человека, но вчера были неподражаемы. Это было незабываемо. Феерично, полный восторг. Как хорошо, что этого не видела ваша матушка. Ее сердце навсегда было бы разбито.

Сдержанно поблагодарив за науку, Родион пулей выскочил за дверь. Сколько же еще будет аукаться маленькая слабость! Один раз покутил – теперь хоть в петлю лезь. В возбужденном состоянии он кинулся куда глаза глядят и опомнился, наткнувшись на дверь 3-го Казанского участка. Это надо было так забыться! Проклиная себя, Родион высмотрел извозчика, чтобы лететь обратно, но его окликнули по имени.

Молодой человек, очень хорошенький, пардон, иначе не скажешь, в идеально сидящем костюме, с тонкой тросточкой, имеющей серебряный набалдашник в виде упитанной нимфы, вежливо поднял шляпу, такую начищенную, словно из салона, и скромно потупился. Лацкан светлого пиджака перечеркивала черная ленточка.

– Неведомский Леонид Маркович, имею честь… – представился он и, не ожидая ответа, заспешил: – Мне сказали в полиции, что вы занимаетесь проверкой смерти… Ульяна… Господина Вальсинова… Могу просить… Надеяться, что вы изволите… Просто побеседовать…

Кто в участке мог так удачно пошутить? Думать об этом не ко времени. Раз подарок сам пришел в руки, Родион предложил пройти к нему в «кабинет», но Леонид наотрез оказался, предпочтя прогулку по Екатерининскому каналу.

Неведомский долго собирался, словно борясь с собой, и наконец выпалил:

– Понимаете, этой смерти не могло быть… Просто не могло.

– Доктор установил естественную причину, – ответил Ванзаров.

В глазах хорошенького юноши блеснули слезы.

– Этого не может быть, – тихо сказал он. – Его убили. Я уверен.

– Серьезное заявление. Желаете кого-то обвинить?

– Я чувствую сердцем… Мы были слишком близки… Он был для меня всем: теплым закатом, ярким рассветом, ветром в жаркий день, чистым облаком, самой жизнью… Счастьем и восторгом… Его отняли у меня, мое солнышко… Как мне жить без него…

Горе прекрасного Леонида было вызывающе искренним. Юноша еле сдерживался, чтобы не разрыдаться. Но черствый полицейский и не думал утирать сопли. Родион стремительно развертывал логическую цепочку.

Женитьба для Вальсинова – физическая мука. Его пристрастия несколько иного рода. Такую печальную аномалию великий профессор криминалистики Краффт-Эбинг (Krafft-Ebing) с недавних пор именует Homosexualitat в отличие от привычного Heterosexualitat. Что по-нашему называется грубо и карается сурово[4]4
  Статья 995 «Уложения о наказаниях»: «Изобличенный в противоестественном пороке мужеложства подвергается за сие лишению всех прав состояния и ссылке в Сибирь на поселение. Сверх того, если он христианин, то придается церковному покаянию по распоряжению своего духовного начальства».


[Закрыть]. Зато ненависть Елизаветы теперь абсолютно понятна. Но и господин Столетов не мог не знать, за кого дочь выдает. Внуков от такого брака не дождаться. Да и Мария Михайловна не может не знать, какое счастье выпало. Свадьба превращается в пытку. Для всех. Не зря официанты подметили, что веселья и в помине не было. Тогда ради чего ее устроили? Что она покрывает?

Леонид уже хлюпал носом, но Родион, не замечая душевного состояния собеседника, спросил напрямик, не предполагает ли он, кто мог убить сердечного друга.

– Ульяна никто не понимал… простите… – последовал мощнейший всхлип в батистовый платочек. – Он жил в чужом, враждебном мире… И пошел на жертву. И заплатил своей жизнью…

– Говорят, он снабжал вас деньгами… как любовника.

На такую грубость Неведомский ответил горестной улыбкой:

– Разве не видите: я не нуждаюсь в деньгах! – на ручке блеснул дорогой перстень. – У меня приличное состояние. Это я, сколько мог, одалживал Ульяна средствами. Но ему все было мало…

– Куда же они исчезали?

– Кокаин… – коротко ответил Леонид.

Маленький факт окончательно ставил логику вверх тормашками. Мало того что у Вальсинова есть любовник, так он еще и подвержен наркотическому дурману. Вот отчего такое иссушенное лицо. Но как за такой букет достоинств отдать дочь? И кто в итоге должен от всей души желать Ульяну смерти? Интересные вопросы, честное слово.

– Уленьке требовалось все больше и больше… Мне не хватало сил ему отказывать. Но однажды я потребовал выбирать между мною и кокаином и пригрозил не дать ни рубля. У нас случился страшный скандал. Почти разрыв. Но потом Ульян успокоился, вернулся ко мне и не заикался об отраве.

– Скандал случился три недели назад?

– Именно так… Тогда он и решил жениться… Позвольте, как вы угадали?

– Кокаин в аптеках не продается. Где Вальсинов его доставал?

– Я не знаю… У кого-то покупал, наверное. Были бы деньги… Пожалуйста, не оставьте его смерть в забвении. Найдите его убийцу…

Обещав как мог искренно, Родион побежал ловить извозчика. А несчастный юноша еще долго стоял и смотрел вслед удалявшейся пролетке. Какая тонкая натура, однако. Пожалуй, Неведомский единственный переживал кончину Вальсинова искренно. Ну, что тут скажешь… Любовь – она ведь слепа. И не такое полюбишь. Ну, не об этом речь…

Возвращение гостя не произвело на Елизавету должного впечатления. Она неприветливо буркнула:

– Чего еще?

Со всей вежливостью, на какую был способен измученный организм, Ванзаров просил отвести его к Марии Михайловне.

– Я вам не горничная, – ответили ему. – Из коридора направо.

Под спальню молодым отдали крохотную комнатку с кривым окном. Половину комнатки занимало супружеское ложе, кровать вроде армейской. На ней в белом свадебном платье сидела невеста, а точнее, вдова, а еще точнее, «соломенная вдовушка». На стук в дверь она не ответила и появление юноши с пиджаком без пуговицы приняла с таким же равнодушием, с каким замечают дуновение ветра. С апатией выслушала, как он представился, ничего не ответила и сесть не предложила.

Родиону пришлось стараться за двоих. Выразив глубокие соболезнования, пояснил, что расследует причины смерти ее мужа и хочет задать несколько вопросов.

– Зачем? – подала голос Маша.

Он стал объяснять, но его оборвали.

– Уже ничего не изменить, – отрезала невеста.

Болтаться в мутном киселе не в характере Ванзарова. И он ударил в лоб:

– Есть основание подозревать, что вашего мужа убили.

Мария Михайловна только усмехнулась:

– Убили? Кому нужно это ничтожество?

Догадка верна: все знала о страстях и слабостях Ульяна Семеновича. Но пошла за него. Вопреки разуму, выгоде и девичьей логике. Если, конечно, такая логика бывает. Хорошо, пусть не логика, а девичьи мечты. Что за беспримерное самопожертвование в восемнадцать лет?

– Ваш отец – состоятельный человек. Вы могли составить приличную партию, но согласились выйти за Вальсинова…

– Это вас не касается. Уходите.

Так обращаться с решительными натурами вроде Ванзварова не следует. Того, кто бросается на пальмы с шашками, дразнить не надо. Родион не собирался давить на несчастную барышню. Но тут у него взыграло ретивое, вожжи выпали, характер понес.

– Так я расскажу, ради чего вы принесли эту жертву! – взвился дракон, у которого вместо пламени вылетали облака перегара. – У вас есть любимый, с которым вы не можете быть вместе. Не можете потому, что он – ваш кузен, родной племянник вашего отца, господин Проказов, бывший на вашей свадьбе. Ни один священник не обвенчает двоюродных сестру и брата…

Чистая импровизация. Сложил мелкие факты и рискнул сблефовать. Но блеф удался. Вернее – логика победила. Мария изумленно уставилась на гостя.

– Кто вам рассказал? – спросила она тихо.

– Меня интересует, почему вы согласились на эту свадьбу.

– Вас интересует?.. Тогда знайте: я бы что угодно сделала, лишь бы скорее вырваться из родительского дома. Довольны?! Идите вон, умоляю вас…

Мучить дальше несчастную барышню не смог бы даже отпетый злодей. Не то что отходчивый юноша из сыскной полиции, заодно победитель пальм.

Ванзаров только хотел узнать сущий пустяк: не заметила ли Мария Михайловна, когда Вальсинов вышел, не шел ли за ним кто-то из гостей, не видела ли пистолета, не слышала ли выстрела, да и вообще, не знает ли случайно убийцу? Но девушка окончательно замкнулась в себе. С тем Родион и удалился, но поехал не к ее отцу, а несколько подальше, на Литейный проспект, где проживал господин Проказов. Дома молодого человека не оказалось, но слуга подсказал, что застать Андрея Аркадьевича можно в кофейне напротив.

Завидев Ванзарова, Проказов заулыбался, помахал рукой и пригласил за столик.

– Ну, вы герой! – сказал он с уважением. – Что вчера вытворяли. В таком состоянии еще и следствием заниматься, сразу видно – профессионал. А мы, кажется, ровесники. Примите мое уважение. С чем пришли?.. Рассчитывайте на меня во всем.

От таких комплиментов Родион с радостью отмахнулся бы, но деваться некуда. Долгое эхо загула шло по пятам. Не теряя времени на подготовку (день клонился к вечеру, а фуражка городового приближалась неотвратимо), Родион рубанул с плеча. Заявил, что Вальсинов не умер, а его убили. И в этой смерти подозревается господин напротив.

– О как! – обрадовался Андрей Аркадьевич, приятный юноша в отглаженном и чистом пиджаке со всеми пуговицами, не то что у некоторых. – С чего мне такая честь?

– Вы собирались кого-то убить. Незадолго до смерти Вальсинова. Есть свидетель, который это слышал. – Родион не стал уточнять, кто именно этот свидетель.

Андрей Аркадьевич задумался на мгновение и тут же рассмеялся:

– Так вот в чем дело! Это я про зайца рассказывал в нашем имении. Живет у нас такой старый русак, ну никак его не взять. Сколько раз уже уходил. Так этим летом думаю против него одну хитрость применить: пустить легавых, что на лис натасканы. Это такой способ верный, что…

В охотничьи истории Ванзаров не стал углубляться, совсем не любитель. А вот про Марию Михайловну спросил. Веселье незаметно оставило Проказова, он стал внимателен:

– Что же вы хотели узнать о сестренке?

– Она заявила, что вы были любовниками.

– Да?.. Ну, раз Маша сама вам такое сказала, значит, так и есть, – Андрей Аркадьевич приятно потянул мышцы тела. – В их семействе все дамы аппетитные, я вам прямо скажу. И я бы предпочел сестрице тетушку… Жаль только, заняться не придется.

– Постеснялись украсить дядюшку рогами? Похвально.

Проказов даже хмыкнул, как будто от смущения:

– Ну, вы уж того… Место светит мне больно теплое, в Министерстве уделов. Там по статусу надо жену иметь. Прямая родственница для этого не подходит. На примете имею отличную партию: дочка директора моего же департамента. Я ей нравлюсь. Что, в общем, неудивительно… Представляете, какие перспективы?

Перспективы будущего жениха коллежский секретарь представлял отчетливо. Родственник начальства – это не должность, это счастье. Только поинтересовался, когда же такое счастье выпало. Оказалось, как раз с месяц назад. Местечко для господина Проказова придерживают аккурат до правильной женитьбы. Еще немного потерпят без такого талантливого чиновника.

– Ваши родственники, конечно, рады грядущим изменениям в вашей судьбе.

Андрей Аркадьевич легкомысленно отмахнулся ухоженной ручкой:

– Ни к чему им знать раньше времени. Тем более Маша уже сделала глупость, а… – он осекся и продолжил уже обдуманно: – дяде и так все равно.

Согласившись, Ванзаров заметил:

– Вы – охотник. Звук выстрела от пробки шампанского запросто отличите.

– Конечно… Подождите, а при чем тут выстрел? Не хотите же сказать, что… Да нет, это глупость… Какой выстрел в ресторане? Даже смешно. Не из револьвера же палили… Постойте! А при чем тут выстрел? Неужели думаете, что Ульяна застрелили? Это невозможно…

Ничего такого Родион обсуждать не захотел, лишь пожелал узнать:

– Не замечали за Вальсиновым каких-то странностей на свадьбе?

Юноша опять погрузился в приятную задумчивость, очень идущую к его облику перспективного чиновника, и оживился:

– Знаете, а вы правы: мне показалось, что ему нехорошо.

Это наблюдение требовалось уточнить. Проказов сидел буквально напротив жениха. И тот вел себя так, будто заболел: вертелся, хватался за лоб, дышал тяжело. Словно нездоровье одолевало.

– Неудивительно, что его удар хватил, – закончил Андрей Аркадьевич.

– В зале, где много народа, обычно духота…

– Не угадали, было довольно прохладно, даже зябко.

– Наверняка Вальсинов пил, как полагается жениху на свадьбе…

– В том-то и дело: к рюмке не притронулся. Только воду глотал из фужера.

– Что-то заставило его выйти из-за стола. Припомните, любая мелочь может оказаться крайне важной.

– Ушел и ушел. Мало ли какая причина, может, облегчиться требовалось.

– За ним кто-нибудь вышел?

– Неужели я следил бы?! – возмутился Проказов.

Предоставив будущему чиновнику Министерства уделов допивать остывший кофе, Родион заспешил к дому на Мойке, только в этот раз прошел со стороны Большой Конюшенной улицы в зубоврачебный кабинет доктора Столетова.

Михаил Петрович закончил прием и собирался закрывать, когда в дверях появился полноватый юноша. Доктору пришло на память, что юный полицейский вытворял, а потому приготовился к безобразной сцене. Но молодой человек повел себя предельно вежливо, извинился и попросил разрешения сесть. Не то что вчера… Ну, не будем сыпать соль на раны.

– Кого собирались мышьяком отравить? – непринужденно спросил Родион, устраиваясь на приемном стуле.

Столетов буквально не нашелся, что ответить. Ему напомнили подслушанный разговор.

– Ах это! – с явным облегчением проговорил он. – Да про зуб шла речь у Гришки, родственника моего. На свадьбе гостем был. Просто так удалить не получается, придется сначала нерв убить. Для этого мышьяк нужен. Я его успокаивал насчет ближайшего посещения.

Объяснение устроило сыскную полицию, но в запасе остались другие, не менее интересные вопросы. Вот например: не жалко ли зятя?

– Что его жалеть, совсем никудышний человек. Вор, можно сказать, – последовал ответ.

Это было ново. Требовались подробности.

…Примерно месяц назад Вальсинов пришел на прием с жалобой на больной зуб. Столетов сделал санацию, но явных признаков болезни не нашел. Что-то его отвлекло, и он вышел из лечебной. А когда вернулся, обнаружил пациента, шарившего в медицинском шкафчике. Разумеется, случился скандал, но Ульян оправдался тем, что искал таблетки аспирина, так его прихватило.

– Что же на самом деле искал, как думаете?

– Откуда мне знать. Может, мышьяк, – недовольно ответил доктор.

– Не понимаю, как же вы могли отдать единственную дочь за такого человека.

Вопрос показался не совсем удобным. Михаил Петрович смутился:

– Что поделать… Женечка застала Машу с Андрюшей, племянником моим, ну целовались они. Сами знаете… Как это у графа Толстого в «Войне и мире» сказано: «Cousinage dangereux voisinage»[5]5
  Беда – двоюродные братцы и сестрицы (фр.).


[Закрыть]. Женечка страшно рассердилась, потребовала немедленно выдать ее замуж, чтобы позора не было. Тут этот подвернулся… Ну, что оставалось… Женечке виднее. Она мать. А я уж давно в этом их женском ничего не смыслю. Может, вправду будет лучше… Наследство за Марией дали. Детки и тому подобное.

– Вальсинов женщинам предпочитает мужчин.

– Что ж тут поделать, – обреченно повторил доктор. – Женечка очень рассердилась. А Маша… Что теперь говорить… Отрезанный ломоть…

– Вас, как врача, не смутила такая внезапная смерть?

– Зачем выдумывать?.. Заключение Штольц сделал, очень толковый специалист. Разве не читали его?

Не вдаваясь в подробности с медицинским заключением, Родион спросил напрямик:

– Если бы я сказал, что вашего зятя убили?

– Хо… – ответил Михаил Петрович и еще раз повторил: – Хо… И как же? Яду подсыпали? Мышьяка? Хо-хо…

– Выстрелом. Одним, но метким.

– Ну, это полная чушь.

– Утверждаете, а к телу не подходили. И сомнений не возникает?

– Чего тут сомневаться, если сам Штольц… не нашел ранений. Пулевое отверстие не спрячешь. Не иголкой же закололи.

– Можно убить и зубочисткой.

– Фантастика. Уж не обижайтесь. Самый натуральный удар. Бедная моя девочка…

– Но ведь вы сами не видели, а в таком состоянии, как вчера, могли бы…

– Состояние? Вот что скажу вам про состояние… Господин полицейский, не желаете водочки? У меня тут и грибочки припасены.

На какое-то мгновение Родиона дернуло искушение: а правда, отчего бы не выпить, голове полегче станет? Но характер схватил шашку и изрубил змия-искусителя в лапшу. Не составит он компанию крепко пьющему дантисту. И как этому бесхребетному пьянице люди доверят самое дорогое на своем лице – зубы? Хотя позвольте, зубы к лицу не принадлежат. Значит, не так страшно.

Подступил светлый вечер.

Ванзаров снова звонил в солидную дверь с медной табличкой. В гостиной госпожа Столетова немного удивилась возвращению юного гостя, но внешне осталась воплощением самого радушия.

– Что привело вас, молодой человек? – спросила она с такой материнской теплотой, словно ожидала исповеди грешника.

Ванзаров ответил столь проникновенно, словно и вправду собрался каяться:

– Позвольте предложить вам занимательную историю, мадам. – Ванзаров был сама галантность.

– Люблю полицейские истории, всегда их в газетах читаю. Буду рада услышать из первых уст, так сказать. Прошу вас отужинать с нами.

– Благодарю… Ой, какая у вас замечательная вещица на камине… Разрешите посмотреть? Люблю модные вещички.

Приятная дама впервые встретила мужчину, хоть и юного, который интересовался веерами. Это показалось забавным. Она не поленилась подойти к каминной полке.

– Нет, не этот, китайский. Помню, вчера у вас был иной… – уточнил тонкий ценитель моды. – Кажется, вон тот, что за вазочкой… Да, именно этот…

Евгения Павловна протянула изящную вещицу и приготовилась наблюдать, как юноша станет мучиться с дамской игрушкой. Но Родион ловко отщелкнул крохотный замочек и распахнул веер. Красным фейерверком вспыхнули бутоны роз. Словно не замечая пышных цветочков, он занялся изучением рукояти, обтянутой тканью. Кончик стержня завершался медной шишечкой с гравировкой механической фабрики Жака Тербио в Париже. Повертев вещицу так и сяк, Родион доигрался до того, что задел нос, извинился и вернул хозяйке шелковое крылышко сложенным.

Неуклюжесть молодого человека Евгения Павловна искупила бездной очарования:

– Сгораю от нетерпения узнать вашу историю.

Грех заставлять ждать такую женщину.

– Семейные истории лучше рассказывать в семейном кругу, – ответил он.

– Разумеется! Как удачно, что все в сборе, даже Машенька заглянула… Бедная моя девочка… Ей надо поделиться своим горем. Кто, как не мать, поймет и утешит…

Ужин подали в столовой. Михаил Петрович занялся графинчиком с водкой крепко и обстоятельно. Маша не удостоила Ванзарова вниманием, к еде не прикасалась, сидела молча, глядя себе в подол. С платьем невесты она не рассталась.

Как светский, а вовсе не полицейский персонаж, Родион поблагодарил за радушный прием, скромно присел на краешек стула, подождал, пока хозяйка займет место во главе стола, положив веер подле тарелки, и сообщил, что в качестве закуски угостит необыкновенным случаем, который непременно будет передаваться из поколения в поколение.

Госпожа Столетова просила в свой черед угощаться всем, что на столе, но только не мучить загадками.

Начал он не спеша, будто рассказывал сказку в рождественский вечер, когда горит камин, а за окном метет снежок… Ну, и все такое…

– Жил да был некий господин Вальсинов. Родился он старшим в семье. Было у него две сестры, но обе не удались. Средняя, мягко говоря, не красавица, а младшая и умом не вышла. Вся надежда была на сыночка. Но и он оказался с дефектом: не хотел жениться, чтобы продолжить род и получить приданое, а предпочитал лиц своего пола. Что хуже всего – господин Вальсинов пристрастился к белому порошку, который дантисты используют не для чистки зубов, а для обезболивания. Попросту – к кокаину. На что и спустил родительское наследство. Но страсть требовала новых жертв. И тогда Вальсинов решился украсть порошок. Пришел на прием, как больной, а когда его оставили без присмотра, залез в шкафчик с лекарствами.

Михаил Петрович утвердительно покивал, а может быть, его слегка шатнуло. Кто разберет этих дантистов. Зато Маша подняла голову и стала вслушиваться с интересом.

– Тут наша история переходит из точных фактов в область логических заключений… – как бы закончил вступление Родион.

– Очень любопытно! – поддержала госпожа Столетова. – Продолжайте, Родион Георгиевич! Вы возбудили наш интерес…

И он продолжил:

– Господин Вальсинов попал в ситуацию, которая грозила крупными неприятностями. Но случилось чудо. Его не только выручили из беды, а даже предложили поправить материальное положение женитьбой. Женщины Ульяну были безразличны, но в безвыходной ситуации он согласился. Свадьбу назначили стремительно. Вальсинов даже не помнил, делал ли формальное предложение руки и сердца. Он уже мечтал, как потратит приданое со своим любимым, но умер за свадебным пиром.

Столетов очень некстати зашелся кашляющим смехом. Евгения Павловна излечила этот недуг одним взглядом.

– Доктор определил, что стряслось несчастье: в мозгу лопнул сосудик. Все должно было кончиться тихими похоронами и забытой могилкой. Но вышло по-иному. Началось следствие, которое определило, что Вальсинова убили. Умно и изощренно.

– Как? – в чрезвычайном удивлении спросил зубной доктор.

– Это второстепенный вопрос, поэтому оставим его на потом, – ответил Родион. – Вопрос в том, кто убил. Вот что любопытно.

– Как интригует! – сказала Евгения Павловна. – У вас есть надежные улики?

– Повторю: только логические заключения…

– Поделитесь скорее, нам всем интересно… Правда, Машенька?

Трудно сказать, насколько это занимало барышню на самом деле, она ничем не выдавала своего отношения. Только не отводила от Ванзарова холодных глаз… Да, именно холодных, всякое бывает с глазами барышень.

– Логика указывает на трех возможных убийц. Во-первых, господин Столетов. Далее – вы, Евгения Павловна, и, наконец, Мария Михайловна. У каждого из вас были веские основания желать смерти Ульяну. Начнем с зубного доктора…

Такой чести Михаил Петрович не ожидал, а потому потерял способность кашлять и вообще издавать звуки. Так и застыл с пустой рюмкой. Словно наркоз получил.

– Господин Столетов – человек пьющий и слабохарактерный, под каблуком у жены, – отчеканил Ванзаров. – Но искренно любит единственную дочь. Выдать ее за Вальсинова – позорная слабость. И он мог исправить ошибку.

– Михаил? – с изумлением проговорила Евгения Павловна.

Мнение супруга осталось неизвестным. Он пребывал в безраздельном удивлении.

– Далее: госпожа Вальсинова. Можно понять ненависть молодой барышни, выданной за полное ничтожество, от которого даже детей не дождаться. Отчаяние может подтолкнуть на что угодно…

Мария Михайловна слушала внимательно, не оспаривая и не соглашаясь.

– Однако делать вывод, кто из подозреваемых мог пойти на преступление, мы не станем, пока не ответим на простой вопрос: ради чего надо было жертвовать счастьем девушки?

Он подождал, быть может, Маша отзовется. Но барышня так и сидела, напряженно изучая гостя. Словно хотела разглядеть, что у него внутри. Пришлось самому:

– Очевидная цель – не дать разгореться роману Марии Михайловны и ее кузена, господина Проказова. Причина веская: брак двоюродных брата и сестры в России невозможен. А мучить барышню надеждами, да еще, чего доброго, довести до внебрачного потомства… Все это очень серьезно. Но не настолько, чтобы сначала выдавать дочь замуж, а затем убивать ее молодого мужа. Что же тогда?

– Вы нашли ответ? – спросила Столетова.

– Не я – логика. Брак Вальсинова убивал сразу двух зайцев: во-первых, убиралась молоденькая конкурентка…

– Чья? – спросил Михаил Петрович, а Маша истерично засмеялась и замолчала.

– А во-вторых… – Родион осекся. – Позвольте, расскажу, как покончили с Ульяном. В его мозгу участковый доктор разыскал крохотный кусочек свинца, который, без сомнения, убил жениха. Возникает вопрос: как он туда попал?

– Неужели? И как? – Евгения Павловна проявила любопытство.

– Опять обратимся к логике. Судя по клейму, французские мастера, что придумали «Le Protecteur»[6]6
  Крохотный револьверчик в форме диска с дулом длиной в толщину пальца. Прячется в кулаке, стреляет от нажатия пружины. Имеет в обойме восемь 8-мм патронов убойной силы. Разработан в 1882 году.


[Закрыть], разработали отменное оружие: в веер добавлялся прочный ствол, в тыльную часть которого вставлялся крохотный патрон с ударной пружиной. Его силы хватит, чтобы в момент опасности с близкого расстояния выстрелить в лицо. Ошеломленный противник повержен. Что самое замечательное, оружие всегда на виду, всегда в руках, и никто не догадывается, что изящная штучка способна на многое…

Выйдя из-за стола, Евгения Павловна открыла форточку. Веер яркой стрелой мелькнул за окном. Она вернулась с прежней улыбкой:

– Жаль, что на дне Мойки ничего не найти.

– Быть может, – согласился Ванзаров. – Исчезновение оружия не отменяет главную причину убийства. Дело в том, что смерть Вальсинова в некотором смысле была проверкой.

Мария Михайловна встрепенулась.

– Мама? – спросила она строго и удивленно.

– Не слушай его, дорогая! – Евгения Павлова одарила дочь теплой материнской улыбкой. – Этот господин – горький пьяница. У него в голове бредовые фантазии. Сам не понимает, что говорит… Пора бы ему покинуть наш дом, гостеприимством которого он пренебрег.

– Но, Женечка… – подал голос Столетов.

– Помолчи, когда тебя не спрашивают! – резко одернула его супруга и с улыбкой повернулась к Родиону: – Никакого веера нет и не было, умный мальчик. Что за сказки вы рассказываете и смущаете наш покой? Зачем они вам?

– Я бы сказал: зачем они вам?

– Не знаю, что и сказать. Быть может, поможете?

– С удовольствием.

– Как мило с вашей стороны.

– Ответ так же прост, как и логичен. На Вальсинове вы лишь испробовали французский механизм. За этой смертью должен был последовать еще один несчастный случай.

Не повышая голоса, госпожа Столетова ласково приказала:

– Мария, Михаил, вон отсюда…

Как видно, в этой семье не принято спорить с хозяйкой. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Маша выскочила стремительно и беззвучно. Михаил Петрович долго отваливался от стола и последовал за дочерью, сотрясаемый внутренним штормом.

Дождавшись, когда дверь затворилась, Столетова оценила юного чиновника:

– Какой вы, оказывается… А я понять не могу, с чего это муженек Марию в дом притащил… Большой молодец, далеко пойдете. Только не в этот раз. Ничего не добились. И не добьетесь.

– Все, что мне нужно, я нашел, – уверил Родион. – Для окончательной победы логики осталось установить последние детали. Думаю, трагедия случилась в таком порядке. Услышав скандал в кабинете мужа, вы сообразили, что несчастный Вальсинов – то, что нужно. Мужу было приказано держать рот на замке, а Ульяну обещано столько кокаина, сколько захочет. В обмен на услугу. Он согласился, и последствия не заставили себя ждать. У вас времени было в обрез. Господин Проказов должен был получить хорошее место, и ему требовалась достойная жена. Нужно было проверить веер на бесполезном человеке, чтобы использовать на муже, изобразив смерть от апоплексии во сне. Логика ничего не путает, Евгения Павловна?

Его удостоили ироничной улыбкой:

– Но как вы сумели до всего докопаться, скромный умница?

Пропустив комплимент, Ванзаров ответил:

– В обеденном зале было прохладно. Зачем даме в открытом платье обмахиваться веером так часто, что заметили даже официанты? Простой ответ – чтобы его заметил Ульян. А зачем ему веер? Потому что он привык вдыхать из его трубочки волшебный порошок. С месяц, наверно, приучали будущего зятя к этой процедуре, чтобы привык как следует. И в нужный час не испытывал сомнений. Вы дразнили жертву. Намекали, что кокаин можно получить здесь и сейчас. Бедный жених места себе не находил. Пока наконец не выбежал в холл. Подождав, чтобы уход не заметили, вы прошли мимо кресла и отдали веер. Вальсинов все сделал сам. Засунул ствол в нос и на глубоком вздохе нажал пружинку. Только в этот раз вместо порошка вылетела пулька. Вам осталось подобрать оружие с ковра, и никаких следов. Даже опытный врач не распознал убийство. Но запах пороха еще слышен от веера. И еще чем-то попахивает…

– Это разыгралось ваше воображение, – ответила Столетова с милой улыбкой.

– Ваши старания напрасны, милая Евгения Павловна.

– Не вам судить, милый мальчик.

– Была бы охота податься в судьи…

– В таком случае вам пора уйти из моего дома. Навсегда.

– Непременно… Кстати, господин Проказов не рассказывал, что нашел отличную партию – дочь директора департамента?.. Вижу – утаил от вас. Какая досада. Не знали и страшно спешили со свадьбой. Вашим планам не суждено сбыться. Яростная любовь к племяннику, ради которой вы пожертвовали дочерью, закончится пшиком. Андрей Аркадьевич уже обручен. Жертвы напрасны. Так что убивать Михаила Петровича нет никакого смысла… Да и веер пропал. Или знаете, где можно раздобыть еще один подобный экземпляр?

Госпожа Столетова отлично держала удар…

Из прихожей послышался звонок. Заглянула горничная, объявила, что какой-то господин спрашивает хозяйку. Евгении Павловне было не до того, а Ванзаров распорядился впустить. Как у себя дома распоряжается, честное слово… В столовую ввалился огромный рояль, дожидавшийся в кустах. Тухля сильно запыхался, но исчезнувший веер сжимал, как победное знамя: