Текст книги "Джим Джармуш. Стихи и музыка"

Антон Долин
Джим Джармуш. Стихи и музыка

© А. Долин, автор-составитель, 2017; 2019,

© Авторы, 2017; 2019,

© Д. Макаренко, фотографии, 2017; 2019,

© ООО «Новое литературное обозрение», 2017; 2019

* * *

При участии поэтов: Полины Барсковой, Василия Бородина, Дмитрия Волчека, Александра Дельфинова, Вероники Долиной, Виктора Коваля, Алексея Королева, Сергея Круглова, Дениса Ларионова, Станислава Львовского, Анны Матасовой, Веры Павловой, Андрея Родионова, Алексея Сальникова, Андрея Сен-Сенькова.

А также музыкальных критиков: Бориса Барабанова, Александра Беляева, Александра Горбачева, Максима Динкевича, Григория Дурново, Александра Зайцева, Дмитрия Зимина, Алексея Круглова, Артема Липатова, Артема Макарского, Ильи Миллера, Ильи Овчинникова, Юрия Сапрыкина, Олега Соболева.

Автор выражает особую благодарность Владимиру Дубровскому, Светлане Колесниченко, Чарльзу Макдональду, Антону Нестерову и Аркадию Цейтлину, а также Наташе, Марку, Аркадию и Ларсу, без которых эта книга не могла бы появиться на свет.

Как устроена эта книга

Джим Джармуш – важнейшая фигура мирового кинематографа – продолжает оставаться таковой на протяжении уже тридцати лет и явно останется в истории. Меж тем книг о нем написано до обидного мало. Впрочем, и эта – совсем небольшая. Пусть она заполнит этот пробел хотя бы отчасти, заодно исполнив мою давнюю мечту: написать книгу об американском кино. Парадокс в том, что родившийся в Огайо и живущий в Нью-Йорке Джармуш – главный «иностранец» среди американских режиссеров: долгое время его картины лучше принимали в Европе, чем на родине. Однако мы знаем Америку в том числе благодаря Джармушу. Кливленд и Флорида, Детройт и Лос-Анджелес, Новый Орлеан и, конечно, Патерсон – трудно воспринимать их в отрыве от образов из его фильмов.

Обратная хронология в книге – не просто каприз. Мне кажется, что чем дальше мы отстоим от дебюта любого режиссера, тем меньше шансов на то, что начнем знакомиться с ним с первого фильма. Обычно зрителю попадается что-то новое, становится для него откровением, и после этого он знакомится с другими работами, постепенно добираясь до истоков. Говоря об истории – истории кино в том числе, – мы всегда делаем точкой отсчета сегодняшний день.

Впрочем, книга писалась и составлялась так, чтобы каждая ее часть воспринималась и отдельно от других без ущерба для смысла. Читать ее можно в любом порядке.

Джармуш как-то назвал себя «малозначительным поэтом, пишущим весьма недлинные стихи». Поэтичность его картин была очевидна с самого начала, шла ли речь о многочисленных реминисценциях из мировой поэзии или поэтичности самой стилистики. Для этой книги я предпринял рискованный эксперимент: попросил тех российских поэтов, которые неравнодушны к кинематографу Джармуша, написать по стихотворению-посвящению; конкретному ли фильму или творчеству режиссера в целом – неважно.

Еще одно важнейшее свойство кинематографа Джармуша – его музыкальность. Из-за нехватки необходимой квалификации я обратился к лучшим российским критикам с просьбой расшифровать (в нескольких абзацах) «музыкальные ключи» к его фильмам. Получился своеобразный вольный справочник по саундтрекам Джармуша и тем певцам или музыкантам, которые в его фильмах стали артистами.

Уважая просьбу режиссера не копаться в его личной жизни, я не стал писать о его биографии, а также отказался от детального анализа его актерских работ (все же теряющихся на фоне режиссерских).

В финале помещены стенограммы моих встреч с Джармушем, которые происходили в разные годы, в основном на фестивалях. Некоторые были наедине, другие – в составе групп журналистов со всего света; иногда они касались конкретных фильмов, иногда – нет. Так или иначе, прямая речь режиссера – необходимая часть книги.

Как устроены фильмы Джармуша

В двух словах не объяснишь, и не надо.

Однако у Джармуша есть один фильм, который длится всего десять минут, – часть антологии «На десять минут старше» под названием «Инт. Трейлер. Ночь». Эта маленькая виртуозная работа – достаточный материал, чтобы обозначить в начале книги общие свойства картин режиссера, отразившиеся здесь как в капле воды. Недаром это единственный его фильм, напрямую посвященный процессу съемок, а значит, очень личный. Своего рода «8 1/2».

Искусственное и естественное. Трейлер, где мы встречаем главную героиню короткометражки, безымянную актрису (Хлое Севиньи), – уютный светящийся мирок в зимней ночи. Туда она приходит на время десятиминутного перерыва. «Инт. Трейлер. Ночь» – шкатулка в шкатулке, фильм-матрешка: Джармуш конструирует искусственную реальность так, чтобы она выглядела как отдых от искусства. Предельная естественность поведения всех его персонажей, «вышедших из кадра», – возможность передохнуть от деланого постановочного мира кино.

В то же время черно-белое изображение (фирменное для Джармуша, а здесь впервые примененное часто с ним работающим оператором Фредериком Элмсом) придает мнимой документальности видимость ретро или стилизации. Парадоксальное противоречие стиля и содержания сбивает с толку, создает впечатление анекдота – только совершенно бессюжетного.

Чужак в чужом краю. Большинство героев Джармуша – аутсайдеры, приезжие, мигранты, туристы или путешественники. Даже трейлер, в котором разворачивается действие, по сути, является домом на колесах, временным пристанищем. Актриса одета в платье по моде 1930-х, у нее соответствующая прическа и украшения – кулон, серьги, диадема в волосах. Она человек из нашего времени, окунувшаяся на невидимой для нас съемочной площадке в воображаемую belle epoque, и в то же время – пришелица из прошлого в интерьере современного, прагматично обставленного вагончика. Здесь (а также «сейчас») она – всего на десять минут. Так же ненадолго сам режиссер заходит в соседние миры, культуры, времена, чтобы вынести оттуда цитату или артефакт для очередного фильма.

Юмор и чувства. Событийный ряд практически каждого джармушевского фильма строится на череде недоразумений и недопониманий – а также на попытках, невзирая на различия, выстроить контакт. Актриса привычна ко всему, поэтому она невозмутимо говорит со своим возлюбленным по телефону, пока ей поправляют прическу, несут еду или проверяют микрофон. Во время этого процесса мужчина в ушанке сначала долго и обстоятельно копается у нее под платьем, потом лезет за пазуху. Девушка в старинном платье, будто привидение из иной эпохи, не обращает внимания, продолжая диалог. Это невероятно смешно, но и трогательно: актриса так погружена в коммуникацию со своим далеким бойфрендом, что не замечает ничего вокруг. Можно увидеть в этом и маленькую, заболтанную тысячью мелочей историю любви.

Сигареты и спички. На стене трейлера значится «Не курить», но актриса, разумеется, первым делом зажигает сигарету – причем от спички; к спичкам Джармуш питает особую слабость. Табачный дым, повседневный и все-таки метафизический, – важный атрибут его кинематографа. Как говорит персонаж самого Джармуша в фильме «С унынием на лице», «сигарета – напоминание о бренности бытия». А спички – очевидно, о важности грошовых деталей.

Наконец, музыка. Первое, что делает актриса в своем трейлере, – ставит CD в магнитофон, специально принесенный ей сюда. За эти десять минут ей так и не удается нормально поговорить по телефону, поесть или даже докурить сигарету. Зато она успеет послушать хотя бы несколько минут Гольдберг-вариаций Баха в исполнении Гленна Гульда. Музыка у Джармуша – лучшее, что может случиться с миром и живущим в нем человеком; она позволяет соединять в одном узком пространстве (допустим, трейлера) юмор и любовь, кинематограф и жизнь, бренное и вечное.

Обо всем этом и пойдет речь в последующих главах.

«Мертвые не умирают», 2019

 
Смерти нет, мой друг
В этом мире мертвых нет
Они здесь, они вокруг
Посылают свой привет
Им плевать, как мы живем
И мы также не умрем
Это призраки из снов
Слышишь звуки их шагов
Ты идешь за чашкой кофе за углом, мой друг
Но однажды ты проснешься и поймешь, что нет углов
 
 
Не прощайся с мертвыми, мой друг
Этот мир их вечный дом
Наша жизнь после смерти
Идет своим путем.
 
 
Ими полон город твой
Тот знакомый и чужой
Ты увидишь, оторвавшись от экрана
Никто тебе не скажет «Хай!»
И забудь свое «Прощай»
И не надо делать вид
Что этот город только твой
Этот город будет пуст и утром ранним
И луна в полночный час
Не увидит никого.
 
 
Смерть – бред, не плачь, веселись и пой
Смерти нет – они навсегда с тобой
И скажи себе: они вокруг, и пусть огонь погас,
Ушли, но не забыты
Ушли, но живы в нас[1]1
  Слова Стерджила Симпсона, перевод Жени Беркович.


[Закрыть].
 

Мажорная, усыпляюще-похоронная баллада Стерджила Симпсона, одноименная с фильмом и написанная специально для него – «The Dead Don’t Die», – звучит на начальных титрах. Стандартный ход для любого режиссера, но не для Джима Джармуша, обычно работающего с музыкой тоньше и сложнее. Так и есть: за прямолинейным ходом скрыт подвох. Несколькими минутами позже двое полицейских, опытный шеф Клифф Робертсон и его помощник Ронни Петерсон, патрулируют город и слышат по радио ту же песню. «Звучит подозрительно знакомо», – говорит Робертсон. «Конечно, это же песня с начальных титров», – отвечает Петерсон.

Итак, герои фильма прекрасно знают, что они – герои фильма, и не раз к этому вернутся («Мы что, импровизируем? Это разве было в сценарии?» – будут они спрашивать друг друга). Песня будет преследовать их на протяжении всей картины. Они всегда будут знать, как она называется и кто ее поет. Она будет звучать из всех приемников и магнитол. Проезжающие мимо города хипстеры купят себе компакт-диск, на котором будет записан этот единственный трек. Потом, в момент зомби-апокалипсиса, в кадре появится и сам Симпсон – давно и бесповоротно мертвый, – волочащий за собой свой раздолбанный инструмент и способный пробурчать единственное слово: «Гитара!» Наконец, озверевший Робертсон по дороге на последний бой выбросит компакт-диск из окна автомобиля. «Ух, это было эмоционально!» – удивится Петерсон.

Жизнь – заевшая пластинка с единственной песней. Она будет крутиться нон-стоп, пока не кончатся финальные титры. По большому счету, это резюме и метода, и посыла Джармуша в самом безнадежном его фильме – единственном, который задуман как комедия. «Неудачная», – непременно добавят разочарованные, ожидавшие счастливого бурлеска в духе «Добро пожаловать в Зомбиленд» и «Зомби по имени Шон». Но Джармуш есть Джармуш. Он верен себе: на мейнстрим не разменивается, понравиться не старается и даже когда шутит, говорит о том, что у него болит.

Выбор жанра зомби-фарса показателен. Он сам настолько заезжен, что стерся от частого употребления. Но «Мертвые не умирают» – фильм о банальности жизни, и он обязан быть упакован в самую расхожую оберточную бумагу. Это уже третий уровень иронии: Джармуш потешается не над страхом восстания живых мертвецов, не над штампами картин на эту тему, а над попытками человечества соригинальничать в мире, где все равно придется умирать, как перед этим ни шути. Перед смертью не нашутишься.

Вымышленный Центровилль, где разворачивается действие, кстати, тоже пришел из песни. Он был придуман Фрэнком Заппой; от него же – и слоган с приветственного щита у въезда в городок, «Очень славное место». Население – 738 человек (не сомневайтесь, здесь, как и везде, мертвых больше, чем живых). Архетипический стандартный городок, название которого – не такое уж и издевательское: если здесь и не центр Америки, то, безусловно, соль этой земли. Полицейский участок, мотель с кабельным ТВ, дайнер, автозаправка, магазин промтоваров, ферма на окраине и там же неподалеку – городское кладбище, с которого фильм и начнется. Жители этих мест – привычные обитатели вселенной Джима Джармуша.

Шеф Робертсон, он же Билл Мюррей, – герой-любовник «Сломанных цветов», неудачник и провинциальный Дон Жуан, который наконец-то получит свой кладбищенский обед, как и требовала легенда.

Офицер Петерсон, он же Адам Драйвер, одновременно двойник и перевертыш поэта Патерсона, такой же задумчивый и склонный к неожиданному героизму; правда, теперь он водит не автобус, а анекдотичный для отважного мужчины красный «Смарт». Он рассудителен и пессимистичен, его слова «Это плохо кончится» становятся лейтмотивом картины.

Офицер Минди Моррисон, она же Хлое Севиньи, – актриса из «Инт. Трейлер. Ночь» – деловита и прагматична. Ей труднее смириться с концом света, чем ее коллегам. К тому же из мертвых восстала ее любимая бабушка.

Зельда Уинстон – Тильда Суинтон; шотландка, зачем-то приехавшая в Центровилль, чтобы открыть свое похоронное бюро. Женщина-загадка поклоняется Будде и в совершенстве владеет катаной, при этом кажется, что пришла прямиком из других картин Джармуша, «Пределов контроля» и «Выживут только любовники» (и это если опустить сходство с Беатрис Киддо из тарантиновского «Убить Билла»). Что-то с ней нечисто, это чувствует каждый центровиллец.

Отшельник Боб, заросший густой бородой и поселившийся за городской чертой в лесу, – Том Уэйтс, будто после «Вниз по закону» решил махнуть рукой на цивилизацию и перестал бриться.

Расист фермер Миллер, Стив Бушеми, такой же зануда и вредина, что и его персонаж в «Таинственном поезде».

Игги Поп и Сара Драйвер – безымянные зомби, охочие до человеческих внутренностей и до кофе, будто не напились его вдоволь в «Кофе и сигаретах».

Владелица закусочной Ферн – та самая Эстер Балинт, что верила в американскую мечту в «Страннее, чем рай», а теперь, видно, нашла свое счастье. Или забыла о его поисках, удовольствовавшись жирной синицей в руке. Ее-то кишками и насытятся кофейные зомби.

RZA с его досужими мудростями, здесь – курьер, доставляющий товары, будто приехал из «Пса-призрака».

Плюс несколько «новичков»: Дэнни Гловер, Калеб Лондри Джонс, Селена Гомес (бывшая звезда MTV представляет музыку другого поколения, и в Центровилле она случайная туристка).

Каждый и каждая – со своим лицом, судьбой, индивидуальностью; но каждый и каждая умрет, и лица исчезнут, а судьба сведется к одному слову-атавизму, которое, как девиз, возглашает зомби прежде, чем съесть кого-нибудь живого и пополнить армию живых мертвецов. Вот, собственно, и всё. Режиссер-нонконформист не в первый раз саботирует ту самую миражную необходимость «рассказать хорошую историю», на которой так любит настаивать Голливуд, названный Джармушем однажды «столицей зомби».

Это определение звучит в фильме «Выживут только любовники», составляющем с «Мертвые не умирают» невольную дилогию, что слышится даже в заголовках. Таинственная блондинка Тильды Суинтон с ее паранормальными талантами тоже, кажется, пришла из той картины, где актриса играла вампиршу. Там Джармуш концептуально делил всех жителей планеты на вампиров и зомби: тайную элиту, живущую духовной и интеллектуальной жизнью, и всех остальных. Другими словами, фильм о зомби для него – не более и не менее, чем фильм о людях. И о бытии как таковом, в котором не бывает иных чудес, кроме катастроф, случившихся по глупости человечества.

Какие-то корпоративные боссы, прикрываясь лживыми СМИ, залезли в недра Земли и буквально сбили ее с оси. Животные ведут себя странно, сбегая с фермы в лес. Времена суток поменялись местами – теперь ночью светло, а днем непролазный мрак. Все телефоны сломались. Все часы остановились. О каком еще сюжете в таких обстоятельствах можно говорить? Только токсичная, поменявшая цвет луна бросает неверный отсвет на Центровилль, пробуждая покойников, – больше не меняющая форму, круглая, как пластинка, на которой записана только одна песня.

 
О! мертвые не умрут никогда
Как ты или я,
просто обрывки чужого сна
Мой друг
они бродят вокруг
Наши жизни для них
Белый шум, пустой звук
И утренний кофе, на привычном углу
Остынет, когда мы проснемся
На другом берегу
Они будут бродить вокруг
Старый мир, мертвый друг (Мертвый мир, старый друг)
После того как закончится жизнь.
Будет ли жизнь после смерти?[2]2
  Слова Стерджила Симпсона, перевод Ильи Рубинштейна.


[Закрыть]
 

Фильмы Джармуша обычно построены на пути героя – бывает, слабого, странного, комического, но неизменно влюбляющего в себя, ведущего за собой нарратив. «Мертвые не умирают» лишен такого героя. Многие претендуют на эту роль, но без большого успеха. Зельда-Тильда с ее острейшим мечом легко расправляется с зомби, ей неизвестен страх и подвластна любая техника. И что же? В момент кульминации на кладбищенскую поляну, где должна состояться финальная схватка, откуда ни возьмись заявляется летающая тарелка – нарочито топорно сделанная, как у Эда Вуда, – и забирает предполагаемую шотландку с собой.

Она устраняется от боя; Роберстон и Петерсон вступают в него, но без надежды на победу. Герой Адама Драйвера – еще и пародия на его самого известного персонажа, демонического Кайло Рена из «Звездных войн» (у него даже брелок от автомобиля со звездолетом из космической саги, но этот брелок он отдает Зельде).

Энергичная и обаятельная Зои – персонаж Селены Гомес – прибывает в город с компанией друзей на Понтиаке, будто из зомби-фильмов Джорджа Ромеро, и буквально напрашивается на роль «последней девушки», бросающей вызов злу в классической структуре хоррора: как бы слабой, но способной победить сильнейшего противника. Разумеется, многозначительный намек на привычное клише не сработает – она сложит голову (в буквальном смысле) так же бесславно, как остальные, еще и за кадром.

Спасутся – и неведомо, надолго ли, – исключительно наблюдатели, эскаписты, беглецы. Отшельник Боб, которому полицейские наносят визит в первой же сцене фильма, наблюдает за млекопитающими, насекомыми, птицами, движением планет и предсказывает конец света раньше всех; ему же Джармуш поручает отыскать на бывшем туристическом привале кем-то забытый потрепанный том «Моби Дика», главного американского эпоса о безнадежной схватке человека со злом. Группа тинейджеров из центра для малолетних правонарушителей тоже бежит в лес, вотчину Боба, и ускользает от мертвецов, поскольку разумно не вступает с ними в битву. Выживут только отшельники.

В любом случае, все они – не герои. Здесь есть только город-герой Центровилль, важнейший и подлинный персонаж картины. Когда-то такой архетипический городок с единственной центральной улицей был стартовой точкой пути счетовода Уильяма Блейка в «Мертвеце». Покидая его, тот одновременно начинал умирать и оживал в ином смысле, пробуждаясь для внутренней, до той поры незнакомой ему жизни. Эти маленькие городки появлялись и в других фильмах Джармуша, но лишь для того, чтобы из них можно было уйти или убежать. Ведь каждая из его предыдущих картин, без исключений, построена на путешествии. Иногда далеком и сложном – как в «Отпуске без конца», «Мертвеце», «Пределах контроля». Иногда близком – как в «Страннее, чем рай», «Вниз по закону», «Таинственном поезде». Иногда почти миражном, и все же требовавшем неостановимого движения, как в «Ночи на Земле», «Псе-призраке» и «Патерсоне». «Мертвые не умирают» – фильм, прочно укорененный в Центровилле, от которого далеко не уйдет никто из жителей. Они привязаны к нему, как мертвые к своим могилам.

Кстати, и синефилия здесь – такая же братская могила для тех, кто оплакивает прошлое кинематографа, сетуя о его деградации в наши дни: на одной из могил кладбища Центровилля вдруг прочитывается имя Сэмуэля Фуллера, одного из кумиров Джармуша. Это не единственная знаковая кинофамилия в фильме – список представителен, от Мурнау до Ромеро, – и читается как мартиролог.

За год до «Мертвые не умирают» вышла документальная лента, посвященная памяти великого голландского оператора Робби Мюллера «Проживая свет»; в память о своем многолетнем соратнике Джармуш написал для нее оригинальную музыку. Мюллер отвечал за самые просветленные и метафизические его картины – «Вниз по закону», «Таинственный поезд», «Мертвеца», «Пса-призрака». «Мертвые не умирают» снимал другой постоянный оператор Джармуша – Фредерик Элмс, специалист по заземленности, ироничному поиску отсветов нездешних красок в провинциальных пейзажах «маленькой Америки». С его привычным узнаваемым методом нарочито контрастирует лишь апокалиптическая Луна. Одинаково растерянные живые и мертвые в ее призрачном свете не слишком друг от друга отличаются.

Они бродят по родному городу, и скучная, утомительная мысль о выживании пульсирует в сознании еще живых не менее монотонно, чем в разложившихся мозгах зомби, – мысль о том, что было им дороже всего при жизни: «игрушки» и «леденцы» у детей, «теннис» и «футбол» у спортсменов, у прочих – «кабельное», «смартфоны», «вайфай»… Мир материального, которое превратилось в россыпь фикций, абстрактных идей об обладании, невозможность которого заставляет мертвых вгрызаться в кишки живым.

Нельзя не вспомнить: Джармуш всегда любил снимать кино о жизни после смерти. Весь «Мертвец» именно об этом, в «Таинственном поезде» появляется призрак Элвиса Пресли, иные фантомы наполняют пространства «Ночи на Земле», «Пса-призрака», «Выживут только любовники». Но «Мертвые не умирают» – фильм не о духе, веющем где хочет, а о телах, лишенных духа. О высохших в упрямый, не желающий рассыпаться, прах оболочках, из которых ушла вся влага и всё движение, ушли загадка и надежда. Больше о прижизненной смерти, нежели о загробной жизни. Поэтому так мало в нем привычной Джармушу нежности, трепетности, тепла. Мертвые не согревают.

В апокалиптическом эпосе Ларса фон Триера «Меланхолия», где одноименная планета (так похожая на джармушевскую Луну) уничтожала нашу планету, отходной молитвой гремела прелюдия Вагнера к «Тристану и Изольде». Не склонный к пафосу Джармуш обходится без прощального катарсиса, запуская в очередной раз опостылевшую, выученную к этому моменту наизусть даже зрителями, балладу. Смерть – это не конец; смерть – это бесконечное повторение.

 
Мертвецы не мрут,
Прям как мы с тобой тут,
Они призраки во сне,
Про их жизнь с приставкой «не».
Им и дела нет совсем
До дурацких наших схем.
Что ни жатва, то посев,
И на каждом углу ждет эспрессо,
Однажды проснемся, а угол поменял свое место.
 
 
Но по миру продолжится мертвецкий поход,
Эта жизнь проходит,
Загробная – идет
 
 
Гуляют кореша
По городку не спеша,
Который как-то видел, оторвавшись от айфона,
Никто не скажет «привет»,
Прощаться тоже смысла нет,
И хватит делать вид, что мы тут все не у себя,
И улицы к утру так опустеют,
И некому по вечерам
Стоять под светом фонаря
 
 
Когда любимые уходят, разбиваются сердца
При мысли о разлуке навсегда без конца,
Говорим себе, они все еще с нами,
Ушли, но не забыты,
Остаются воспоминанья[3]3
  Слова Стерджила Симпсона, перевод Сергея Полотовского.


[Закрыть].