Текст книги "Имперский крест"

8

В тот же вечер Егор – точно к положенному времени – приехал в ставку Геринга на видавшем виды «Хорьхе», одолженном у связистов.

Адъютант доложил рейхсмаршалу о прибытии гауптштурмфюрера Георга Грофта, и Геринг велел проводить гостя в свое «казино», но подождать пять минут в приемной, пока он закончит разговор со своими гостями.

Через минуту Егор остался один в небольшой приемной, оклеенной красными обоями с золотой ниткой и уставленной мягкими диванчиками.

«Словно мы в Берлине, а не в лесу», – подумал Егор, глядя на уютную обстановку.

До него долетали отголоски разговора, ведущегося за дверью, и Егор попробовал напрячь слух. Некоторые из его способностей срабатывали даже тогда, когда он пребывал в теле «носителя», так случилось и на этот раз.

– Ведь если при распаде одного атома освобождается не один, а больше нейтронов, то это означает, что освободившиеся нейтроны могут вызвать распады уже нескольких атомов, – вещал пожилой голос. – А те, в свою очередь, – еще большего числа атомов и так далее. Следовательно, ничто уже не мешает допустить возможность лавинного нарастания числа расщепляющихся атомов. То есть цепную реакцию, в ходе которой будет выделяться невиданная энергия. Это самое эффективное на Земле преобразование массы в энергию!

– И что нужно, чтобы реактор заработал? – спросил своего собеседника Геринг.

Тот кашлянул в кулак и скромно ответил:

– Исследования показали, что графит не подходит в качестве замедлителя нейтронов. Мы предлагаем использовать в качестве замедлителя тяжелую воду.

– Насколько я помню, тяжелая вода – очень дорогая штука, не так ли?

– В Норвегии тяжелую воду производят два завода. И еще один в Италии. Можно было бы построить такой же завод на территории Германии.

Геринг побарабанил пальцами по широкому подлокотнику кресла.

– Средства, средства, средства… – проговорил он задумчиво. – Понадобятся миллионы рейхсмарок, и это во время большой войны. Вы уверены, что графит не подойдет?

– Да, господин рейхсмаршал.

– У меня есть сведения, что американцы экспериментируют именно с графитом, а не с тяжелой водой.

– В таком случае американцев ждет глубокое разочарование. А у нас есть хороший шанс опередить их.

– Гм… Ну, допустим. Когда, по-вашему, у нас появится первая бомба?

– Давать прогнозы – занятие для самонадеянных людей, господин рейхсмаршал. Однако я верю… нет, я убежден, что бомба будет у нас уже через полтора года.

Геринг долго молчал, потом твердо проговорил:

– Приступайте к работе, господа ученые. Да, и еще. Группа должна быть одна, а пресловутую конкуренцию оставьте англичанам и американцам. Профессор Хибнер, вы возглавите группу. А вы, Гейзенберг, будете его правой рукой.

– Но…

– Пора покончить с вашими разногласиями. К тому же распределять тяжелую воду между двумя группами – излишнее расточительство для воюющей страны, пусть даже для такой великой, как Германия.

Последовала недолгая пауза, после которой третий голос, тоже принадлежащий пожилому человеку, спросил:

– Но как к этому отнесется фюрер?

– С фюрером я поговорю. Вы свободны, господа ученые.

Послышался шум отодвигаемой мебели, затем шаги, и через пару секунд из «казино» вышли два солидных господина в штатских костюмах. Прошествовав мимо Егора, они вышли из приемной в коридор.

9

«Казино» оказалось большой, уютной гостиной, обставленной дубовой мебелью. В камине трещали объятые пламенем дрова. Сам камин был обложен грубыми камнями, а на стенах висело холодное оружие, что придавало гостиной сходство с обеденным залом средневекового замка.

Как ни странно, Геринг находился в гостиной один. Он сидел за небольшим столиком, обтянутым зеленым сукном, и с меланхоличным видом тасовал карты. По правую сторону от рейхсмаршала стояла хрустальная бутылка с бренди. Рядом – наполненный до половины широкий хрустальный бокал.

– А, гауптштурмфюрер. – Геринг повернул массивную голову и посмотрел на Егора прямым, спокойным взглядом. – Все-таки пришел.

– Возможно, я не вовремя, – сказал на это Егор, стоя по стойке смирно у входной двери. – Я думал, вы пригласили меня на игру.

– Покер пришлось отложить, – с мрачной усмешкой проговорил рейхсмаршал. – Настроение ни к черту. Ты уж, братец, прости, что тебя выдернул.

– Это вы простите меня за то, что потревожил, – сказал Егор. – Если позволите, я…

«Я пойду», – хотел договорить Волчок, но толстяк-рейхсмаршал жестом прервал его и пробасил:

– Да никакой тревоги. Проходи к столу, гауптштурмфюрер, угощу тебя отличным бренди.

– Не уверен, что это будет уместно, – проронил Егор, по-прежнему стоя перед рейхсмаршалом навытяжку.

Геринг дернул толстой щекой:

– Ерунда. Считай это ответным жестом. Если мне надоест твоя компания, я не стану церемониться и прогоню тебя взашей. Надеюсь, ты не обижаешься на меня за мою прямоту, гауптштурмфюрер?

– Нет.

– Садись в кресло.

Геринг ногой выдвинул кресло и указал на него Волчку глазами. Тот прошел к столу и послушно уселся.

– Бургхард! – рявкнул Геринг так, что Егор вздрогнул.

Дверь распахнулась, и в гостиную вошел пожилой адъютант.

– Тащи сюда чертов бокал! Я хочу угостить своего нового приятеля!

Дверь закрылась, через несколько секунд открылась снова – пожилой адъютант, приволакивая левую ногу, прошел к столу, поставил перед Егором бокал, развернулся и, не говоря ни слова, вышел в коридор.

– Видал? Расторопный малый, хотя ему уже за пятьдесят. Сейчас таких уже не делают.

– Он воевал?

– Кто? Бургхард? – Геринг ухмыльнулся и покачал головой: – Нет. Если ты про хромоту, то это просто ревматизм.

Рейхсмаршал взял хрустальную бутылку и плеснул бренди в бокал Волчка. Затем «освежил» свой, поднял бокал за ножку и воскликнул:

– За фюрера!

– За фюрера! – повторил Егор.

Они чокнулись и пригубили из своих бокалов.

– Что скажешь? – поинтересовался Геринг.

– Отличный бренди, – похвалил Егор.

Светлые глаза рейхсмаршала довольно замерцали:

– Я вижу, ты знаешь толк в бренди, старина. Не стесняйся, пей вволю. Когда добьем бутылку, я велю принести еще. Бренди – лучший друг мизантропа и меланхолика.

– Не думал, что вы мизантроп, господин рейхсмаршал.

Геринг кивнул:

– Точно, я не мизантроп. Но настроение у меня сегодня мизантропическое. Допивай, гауптштурмфюрер.

Егор допил. Рейхсмаршал Геринг снова наполнил бокалы.

Блуждая взглядом по гостиной, Егор вдруг заметил на приставном столике, спрятанном в глубокой нише, медицинский шприц. Ему тут же припомнились слухи о том, что Геринг – наркоман с двадцатилетним стажем. История его пагубного пристрастия была наполнена романтикой и героизмом.

Во время знаменитого «пивного путча», имевшего место в ноябре двадцать третьего года, Геринг шел рядом с Гитлером. Их обстреляли противники, и Геринг был тяжело ранен двумя пулями в верхнюю часть правого бедра. В рану попала грязь, вызвавшая заражение.

Через три дня после «пивного путча» власти выдали ордер на арест Геринга. В тяжелом состоянии жена нелегально вывезла его в Австрию для лечения. Чтобы избавиться от сильных болей, Геринг стал принимать морфий, который вызвал нарушение психической деятельности. У Геринга развилась зависимость от наркотика, в результате чего он был помещен в психиатрическую клинику в Лангбро.

После выхода из клиники Геринг уверял всех, что больше не употребляет наркотики, однако были те, кто подозревал толстяка-рейхсмаршала во лжи. И теперь Егор имел возможность убедиться в основательности их утверждений.

Геринг снова заговорил, и голос его звучал томно и иронично:

– Немцам несвойственно чувство меланхолии. Это наше преимущество перед нытиками-французами.

– У нас, немцев, много преимуществ перед другими народами и расами, – вежливо поддакнул Егор.

– Верно, гауптштурмфюрер! Знаешь, что я тебе скажу про немцев? Один немец – это прекрасный человек, два немца – союз или партия, три немца – война.

Геринг отпил бренди и облизнул губы толстым языком. Егор последовал его примеру, после чего поинтересовался:

– А что вы думаете об англичанах, господин рейхсмаршал?

– Про англичан? – Геринг лукаво прищурился. – Один англичанин – это чудак, два – клуб, три – империя.

– А что насчет японцев?

Геринг на секунду задумался, а затем выдал новую насмешливую сентенцию:

– Один японец – это тайна, два японца – тоже тайна и три японца – тоже неразрешимая тайна!

Егор вежливо улыбнулся, пригубил бренди и спросил:

– Ну, а русские? Что вы скажете о них, господин рейхсмаршал?

На этот раз Геринг задумался не меньше чем на десять секунд, после чего сообщил:

– Русские – это адский коктейль из двух немцев, трех англичан и трех японцев.

Геринг засмеялся собственной шутке, Егор тоже издал горлом негромкие звуки, которые вполне можно было принять за интеллигентный смех.

Рейхсмаршал снова взялся за бутылку.

После четвертого бокала и незначительной беседы о разных пустяках Геринг вдруг сдвинул брови и сказал, сменив насмешливый тон на серьезный:

– Меня считают бесстрашным солдатом, гауптштурмфюрер. И это действительно так. Я не боюсь ни англичан, ни американцев, ни русских, ни даже самого черта. Но есть на свете одна штука, которая пробуждает во мне чувство страха. Знаешь, что это за штука?

Егор покачал головой:

– Нет.

– Время! Это время, дружище! Самый страшный и безжалостный убийца человека!

Рейхсмаршал снова отхлебнул бренди, погонял жгучий напиток во рту, неторопливо проглотил и продолжил размышлять вслух:

– Для технической эпохи характерна скорость, так?

– Так, – согласился Егор.

– Происходит бешеное ускорение времени, мой друг. И человеческая жизнь подчинена этому ускоряющемуся времени. Наша эпоха, будучи технической, целиком устремлена к будущему. Человеческое «я» не имеет возможности осознать себя свободным творцом будущего. Личность уносится бешеным потоком времени. Я утверждаю, что скорость, созданная механизацией и машинизацией, разрушительна для человеческого «я», для его единства и внутренней сосредоточенности. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– С трудом, – признался Егор.

Некоторое время Геринг разглядывал его хмурым, недовольным взглядом, а потом махнул рукой и сказал:

– Ты прав, гауптштурмфюрер. Все, что я говорю, сильно попахивает схоластикой и словоблудием. Шиллер сумел сказать точнее и проще: Die Uhr schlagt keinem Gliicklichen. Счастливые часов не наблюдают! Разлей-ка бренди по бокалам, мне надоело наклоняться.

Егор взял бутылку и сказал, наполняя бокалы напитком:

– Не знал, что вы имеете склонность к философии, господин рейхсмаршал.

– Это философия имеет склонность ко мне, – сухо возразил Геринг. – Вокруг нас бродят проклятые вопросы, солдат. И они любят цепляться к таким, как я. Впрочем, на войне лучше об этом не думать. На войне надо воевать. И ценность человеческой жизни на передовой равна количеству патронов в его винтовке. Как только патроны кончаются, жизнь теряет и ценность, и смысл. За Германию!

Они снова чокнулись бокалами. Отпив немного, Егор почувствовал, что опьянел настолько, что перестал смущаться и готов был задавать прямые вопросы, глядя рейхсмаршалу в глаза. Тогда он поставил бокал на стол и спросил:

– Почему вы меня пригласили, господин Геринг?

– Ты дал мне отхлебнуть из своей фляжки, гауптштурмфюрер. А я не люблю оставаться в долгу.

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, после чего Геринг усмехнулся и проговорил голосом, в котором впервые с начала встречи прозвучали искренние, дружеские нотки:

– В твоих глазах можно многое прочитать, гауптштурмфюрер. У тебя взгляд человека, которого раздражает окружающая глупость.

– Ее не так уж и много, – пожал плечами Егор. – И я давно научился смирять свое раздражение.

– Вот то-то и оно, – кивнул Геринг. – А что, если раздражению лучше дать выход? Что, если бы мы все давали выход раздражению и говорили друг с другом открыто и честно? Возможно, тогда мы совершили бы меньше ошибок.

– А вы считаете, что их совершено много? – негромко спросил Егор.

– Конечно! И ты тоже так считаешь. Мы совершаем ошибку за ошибкой. Я тебе больше скажу, гауптштурмфюрер. Если после этой войны Германия сохранит границы тридцать третьего года, можно будет сказать, что нам крупно повезло. Но мы можем это изменить. Ты что-нибудь слышал про атомную бомбу?

– Ничего, кроме слухов, господин рейхсмаршал.

– Одна такая бомба способна стереть с лица земли небольшой город! И мы близки к ее созданию. В Германии работают две группы физиков, и работа эта дает свои плоды. Однако фюрер не верит в мощь бомбы и считает траты на ее создание неоправданным расточительством.

– Полагаю, у него есть резоны так думать, – осторожно проговорил Волчок.

Взгляд бывшего летчика-аса стал жестким и тяжелым. Однако продолжалось это всего пару секунд, а затем Геринг хитровато прищурился и спросил:

– Ты читал Жюля Верна?

– Да, – не без некоторого удивления ответил Егор.

– Я прочел каждый его роман раз по десять. Этот человек умел заглядывать в будущее. И я тоже это умею.

«Это вряд ли», – подумал Егор. Он припомнил биографию этого грузного, умного, хладнокровного человека.

В сорок пятом Гитлер обвинит Геринга в государственной измене. По приказу Мартина Бормана рейхсмаршал будет арестован отрядом СС. Через несколько дней, накануне входа русской армии в Берлин, эсэсовцы передадут охрану Геринга подразделениям люфтваффе, и разжалованный рейхсмаршал будет немедленно освобожден. В день подписания капитуляции немецких войск Геринг добровольно сдастся в плен армии США.

Потом будет Нюрнбергский процесс, и Геринга посадят на скамью подсудимых в качестве самого важного обвиняемого. Геринг будет ловко вести свою защиту, и несмотря на наличие огромного количества документов, суд уличит его лишь в одном преступлении – в отдаче приказа о расстреле плененных британских летчиков. За два часа до исполнения смертного приговора Геринг покончит жизнь самоубийством в своей тюремной камере, приняв яд.

«Сократ хренов», – подумал Волчок, глядя на рейхсмаршала, который пока что пребывал в добром здравии и был полон надежд на будущее.

А Геринг между тем сменил тему разговора:

– Знаешь, почему я считаюсь любимцем германского народа? – спросил он вдруг.

– Потому что германский народ видит в вас не только вождя, но и славного парня? – предположил Егор.

Рейхсмаршал рассмеялся:

– Точно! Есть такой анекдот. Сидят на берегу реки Геринг и Гиммлер и ловят удочками рыбу. А поблизости стоит толпа любопытных и наблюдает за обоими. И вот Гиммлер поймал рыбу, вытащил ее на берег и давай бить ее камнем по голове. Народ ахнул, и по толпе пронесся ропот: «Злодей! Убийца! Садист!» Тут клюнуло у Геринга. Геринг вытащил рыбу, положил ее на колени и стал ласково гладить. Толпа заплакала от умиления. И вот Геринг поворачивается к Гиммлеру и говорил: «Понял, как надо? Все довольны, а рыбка все равно умрет!»

Рейхсмаршал захохотал, затрясшись всем своим могучим телом. Егор тоже улыбнулся.

За разговорами (или, скорее, монологами захмелевшего Геринга) не заметили, как прошел еще час. Когда допивали вторую бутылку, речь зашла об изначальной порочности и виновности каждого человека. Геринг утверждал, что лучшие представители «человеческой породы» лишены «этого дьявольского проклятия», а что касается обыкновенных людей, то почти все они скоты, причем скоты неблагодарные, готовые предать своего хозяина в любой момент.

– Есть люди, к которым никакое обвинение просто не «прилипает», в силу исключительности их натуры и мощной харизмы, – заключил свой монолог Геринг.

На это Егор возразил:

– Обвинить можно любого человека, господин рейхсмаршал. И «порода» тут ни при чем. Великий лидер уверен, что покорил мир и завоевал любовь народа. Но люди склонны пожирать тех, кем восхищаются. Вы рассказали мне анекдот, позвольте и я отвечу вам тем же?

– Ну, валяй, – разрешил Геринг.

– На миссионера напали львы. Перед тем как грохнуться в обморок, он произносит короткую молитву: «Боже милостивый, преврати этих животных в набожных христиан!» Когда к миссионеру вернулось сознание, он увидел, что львы образовали вокруг него полукруг и молятся: «Господи Иисусе, приди к нам и будь нашим гостем! И благослови пищу нашу, которую ты нам послал!»

Толстяк криво усмехнулся:

– Забавный анекдот, но он совсем не к случаю. И какие обвинения вы могли бы предъявить мне, гауптштурмфюрер?

Егор лукаво прищурил глаза и заявил:

– Господин рейхсмаршал, вы – вне всяких подозрений и обвинений.

Геринг насмешливо погрозил ему пальцем:

– Юлишь, гауптштурмфюрер. И все же я настаиваю.

Однако Егор не сдался и на этот раз.

– Эта игра не для меня, господин рейхсмаршал, – сказал он. – Боюсь, что она может мне слишком дорого стоить.

– Клянусь тебе могилами моих стариков, что не разозлюсь и не сделаю тебе ничего плохого! – горячо заверил его Геринг. – Но при условии, что твои обвинения будут достаточно дерзкими и смогут меня развлечь.

– Что ж… – Егор едва заметно усмехнулся. – Я бы обвинил вас в покушении на жизнь фюрера.

Он ожидал, что челюсть рейхсмаршала отвалится от удивления, но тот лишь ухмыльнулся и уточнил:

– Прошлом или будущем?

– Настоящем, – сказал на это Егор.

– Ты хочешь сказать, что я убиваю фюрера прямо сейчас? – Геринг хмыкнул: – Однако!

– Я могу объяснить, господин рейхсмаршал, – сказал Егор, и в глазах его заполыхали желтые огоньки.

– Вряд ли у тебя получится, – вальяжно произнес Геринг. – В данный момент я сижу за карточным столиком, и в руках у меня не пистолет и не бомба, а бокал с бренди.

– Вам не обязательно убивать фюрера своими руками, господин рейхсмаршал. Вы вполне можете воспользоваться чужими услугами. Да вот хотя бы услугами лейб-медика фюрера, доктора Мореля.

И на этот раз Геринг ничем не выдал своего удивления.

– Так-так… – Он чуть склонил набок массивную голову и с любопытством посмотрел на Егора. – Интересно. С этого места давай подробнее.

– Хорошо. Насколько я могу судить, Морель лечит фюрера инъекциями амфетамина и других опасных лекарств, которые оказывают пагубное влияние на нервную систему человека и ведут к ее полному разрушению. Болезнь Паркинсона в тяжелейшей форме – это меньшее, чем грозит фюреру такое «лечение».

– И зачем такие сложности, когда проблему можно решить с помощью простого цианида? – деловито осведомился Геринг.

– Внезапная смерть фюрера всех насторожит. И убийца в этом случае, скорее всего, будет разоблачен. Именно поэтому Морель травит фюрера планомерно и постепенно.

Геринг прищурил тяжелые веки, обдумал слова Егора и заключил:

– В твоих словах есть логика, гауптштурмфюрер. Но для чего Морелю травить фюрера? Что он от этого выгадает?

Егор отпил бренди, отмечая, что опьянение его усугубилось, и ответил:

– Рискну предположить следующее. Морель действует по приказу какого-то очень высокопоставленного руководителя, рассчитывающего стать преемником Гитлера и занять его место. Наиболее вероятным высокопоставленным лицом в Германии, из тех, кто может реально претендовать на освободившееся место фюрера, являетесь вы.

На этот раз лицо рейхсмаршала слегка потемнело, а взгляд стал жестче и холоднее:

– Допустим. Но всем известно, что я терпеть не могу этого выскочку-«укольщика».

– В этом-то все и дело, – кивнул Егор. – Ваше враждебное отношение к Морелю – это всего лишь маскировка и тонкий способ превентивной защиты. Если дело выгорит и лейб-медика обвинят в убийстве, вы тут же заявите, что всегда ненавидели этого «докторишку», предостерегая доверчивого фюрера от проклятого «укольщика».

– А если на допросе он обвинит во всем меня?

– Тогда вы скажете, что проклятый коновал вас оговорил. И, зная вашу с ним вражду, все вам поверят. Так вы, по крайней мере, думаете. К тому же я уверен, что вы исключили саму возможность такого «оговора», поскольку доктор Морель умрет раньше, чем раскроет рот.

– Ты думаешь, я такой всесильный?

– Конечно. Кроме того, вы очень волевой, умный и предусмотрительный человек. Вы уверены, что предусмотрели все, но в любой, даже самой крепкой на вид, конструкции есть слабые места.

Теперь лицо Геринга стало багровым, а глаза налились кровью.

– И какое «слабое место» ты усмотрел у меня, гауптштурмфюрер? – хрипло спросил он.

Егор улыбнулся:

– А вот об этом, господин рейхсмаршал, я говорить не стану. Напомню лишь, что еще несколько месяцев назад я был тайным агентом Абвера.

– Из этого следует, что у тебя есть какая-то порочащая меня информация, и в случае чего ты сделаешь так, что она станет достоянием гласности. Я прав?

Егор допил бренди, поставил бокал на стол и ответил, спокойно выдерживая свирепый взгляд рейхсмаршала:

– Скажем так: если со мной что-то случится, то мои поминки обернутся кое для кого смертным приговором. Даже несмотря на высокий чин, который занимает… мой предполагаемый недруг. – Егор улыбнулся и добавил: – Интересная игра, правда?

Геринг подался вперед, почти навалившись животом на столик, и вдруг громко прорычал:

– Зачем ты затеял эту игру, гауптштурмфюрер? На кого ты работаешь?

Не успел Егор открыть рот для ответа, как в руке Геринга – пухлой, мощной – появился огромный револьвер, тот самый, который Егор вынимал у рейхсмаршала из кармана. Реакция агента Георга Грофта, чье тело временно занял Егор, сослужила ему хорошую службу. Левой рукой он молниеносно перехватил запястье Геринга, а кулаком правой въехал верзиле-рейхсмаршалу в подбородок, вложив в этот удар всю силу. Удар получился что надо, и Геринг отправился в нокаут.