Текст книги "Иероглиф смерти"

2

Вечером состоялась внеплановая оперативка у полковника Жука. Полковник уютно сидел в кресле, смотрел в окно и постукивал по столу своим неизменным красным карандашом.

Полковник Жук – рослый пожилой мужчина с седыми усами, младенчески-розовым лицом и в очках без оправы – выглядел душевным и мягким стариком, однако все, кто с ним работал, знали, каков он на самом деле. Стас Данилов шутил, что душевности в нем – как в топоре палача. Тридцать пять лет сыскной работы высосали из Жука все эмоции и чувства, оставив лишь улыбчато-вежливую «кожуру», которая намертво приросла к его лицу, навсегда придав ему выражение этакого участливого безразличия.

За глаза оперативники называли своего начальника просто Старик или же Ледяной Старик – за холодновато-вежливую улыбку, с которой он посылал своих подчиненных на опасные задания. Впрочем, втайне опера гордились его хладнокровием и с удовольствием пересказывали друг другу мифические истории из боевого прошлого полковника Жука.

Полковник начал с того, что описал в деталях свой разговор с Генпрокурором, который склонялся к тому, чтобы взять «дело Ирины Романенко» под свой жесткий контроль.

– Сами понимаете, преступление экстраординарное, – сказал полковник, по привычке строго глядя на Толю Волохова, который заметно (и тоже по привычке) нервничал под его пристальным взглядом.

– Андрей Сергеевич, я говорила с отцом Ирины Романенко, – вступила в разговор Маша Любимова. – Также я встретилась с бойфрендом Ирины. Но ничего полезного они сообщить не смогли.

– Плохо, что не смогли, – вынес суровый вердикт полковник Жук.

– Быть может, судмедэксперт прольет какой-нибудь свет на эту ситуацию, – сказала Маша.

Все посмотрели на Лаврененкова.

– Семен Иванович, – обратился к нему полковник Жук, – что вы можете нам сообщить?

Лаврененков вздохнул и произнес грустным голосом пожилого меланхолика:

– Как и предполагалось с самого начала, смерть девушки наступила в результате удушения. Отпечатков пальцев нет – это значит, что убийца действовал в перчатках. Ни спермы, ни крови, ни эпителия убийцы мы на месте также не нашли. В руке жертвы была зажата прядь волос, эти волосы направлены на ДНК-экспертизу. Из физических следов насилия – ссадины на лице, следы от удушения на шее, искусанное запястье и послеоперационные шрамы на ноге.

– Интересно, – протянула Мария. И на грустный вопрос Лаврененкова, что же тут интересного, пояснила: – Сперма на месте преступления не обнаружена. Следовательно, убийца не испытывал сексуального влечения к жертве.

– Не уверен, что сексуальных мотивов не было, – сказал Толя Волохов. – Может, этот гад из тех, кто кайфует, глядя на то, как мучается жертва? Тогда ему вовсе не обязательно прикасаться к ней, а можно просто отойти на несколько шагов, расстегнуть ширинку и…

– Да, такое тоже возможно, – согласилась Маша. – Ему не обязательно оставлять семя на месте преступления. И все же мне кажется, что мы имеем дело не с сексуальным насилием и что мотивы у убийцы были совсем другие. Семен Иванович, что вы скажете про вырезанную кость?

– Большеберцовая кость у девушки была вырезана при жизни. После этого она прожила еще около двадцати часов. Убийца оперировал профессионально. Думаю, он вполне может быть хирургом или патологоанатомом.

– Или судмедэкспертом, – иронично заметил Стас.

Лаврененков одарил его уничижительным взглядом.

– А что насчет следов укуса на запястье? – спросила Маша.

– Кусала собака. Большая собака. Возможно, бойцовской породы.

Старик выслушивал своих подчиненных с обычной вежливой внимательностью. Лицо его было, как всегда, спокойным и доброжелательным, улыбка – вежливой и заинтересованной. Время от времени он переводил глаза с лица собеседника на красный карандаш, который вечно вертел в пальцах.

– Собака бойцовской породы… – повторил полковник Жук. – А конкретней?

На грустном лице Лаврененкова появилось легкое ироническое выражение.

– Андрей Сергеевич, если вы думаете, что я могу определить породу и масть собаки, а также ее кличку и место жительства, то вы сильно переоцениваете мои возможности. Что до остального, то есть один факт, который показался мне очень любопытным.

– Что за факт?

– Рот жертвы зашит плетеной лавсановой нитью с фторполимерным покрытием АР-87. Чаще всего эту нить используют патологоанатомы для зашивания рассеченных тканей.

На лицах присутствующих появилось выражение мрачного удивления.

– Но это еще не самое странное, – продолжил судмедэксперт, явно наслаждаясь реакцией коллег. – Самое странное, что нить, которой был зашит рот нашей жертвы, не новая.

– Как не новая?

– Да так. Ее уже когда-то использовали. По назначению.

Полковник Жук сдвинул брови.

– Семен Иванович, вы хотите сказать, что эту нить…

– Уже пускали в дело, – повторил судмедэксперт. – А потом вынули из зашитой плоти покойника и использовали снова.

– Ужас, – тихо проговорил молчавший до сих пор Стас Данилов. – Кто мог такое сделать? Какой-нибудь бывший патологоанатом?

– Почему обязательно бывший? Да и совсем не обязательно, что патологоанатом. Нить мог вынуть любой, кто имел доступ к телу. Вот только тело это мы, боюсь, найти не сможем.

– Когда, примерно, эту нить использовали в первый раз? – спросил Волохов.

– Думаю, не меньше года назад, – ответил Лаврененков.

– Чем дальше в лес, тем злее комары, – проворчал Волохов.

Полковник взглянул на Любимову.

– Мария Александровна, а вы что скажете?

Кроткие и любезные интонации голоса, выражение лица и глаз, которыми он прикрывал свое бессердечие, – все было на месте.

– Думаю, это не случайность, Андрей Сергеевич, – сказала Маша.

– Ясен перец, не случайность, – горячо проговорил Волохов. – Этот гад не только маньяк-убийца, но еще и некрофил.

– Думаю, делать такие выводы преждевременно.

– Тогда предложи другой вариант, раз такая умная.

– Возможно, мы столкнулись с ритуальным убийством. А если так, то каждая мелочь тут имеет символическое значение. Нить, которая была использована вторично, может служить символическим мостом между смертью одного человека и смертью другого. К тому же эта нить может иметь сакральный смысл. В глазах убийцы она как бы «освящена» смертью, поскольку прибыла к нам из загробного царства.

– Маш, по-моему, ты увлеклась, – сказал Волохов. – Мы тут говорим об убийстве девушки, а не обсуждаем суеверия наших предков.

Полковник Жук вздохнул, отвел взгляд от Марии и сказал:

– Да уж. Давайте-ка обсудим процедурные вопросы. Как вы уже знаете, следователем по этому делу назначен присутствующий здесь Юрий Михайлович Пожидаев…

Двадцать минут спустя, когда Мария шагала по коридору, потирая на ходу покалеченное плечо, Пожидаев нагнал ее и пошел рядом.

– Мария Александровна, – заговорил он недовольным голосом, – я еще раз хочу тебя попросить: не мудри.

– Что вы имеете в виду? – холодно уточнила Мария, не поворачивая в его сторону головы.

– Ты знаешь что. – Пожидаев сделал страдальческое лицо. – Маш, у меня на шее восемь дел. По двум из них я должен отчитаться через три дня. Работы – невпроворот. Поэтому прошу тебя: ищи простые решения и не усложняй.

– Мир сложен, – возразила Любимова. – Люди – сложны. Я привыкла строить свои версии исходя из этого правила. И для вас, как приверженца простых решений и методов, я не собираюсь делать исключение. Всего доброго, Юрий Михайлович.

Мария ускорила шаг. Следователь остановился, посмотрел ей в спину и тихо обронил:

– Ну и зря.

3

Стас Данилов взял чашку Марии, отхлебнул глоток и сморщился:

– Ну и гадость. Марусь, у тебя глаза от такого крепкого кофе не вылезают?

– Сам скажи, тебе со стороны виднее. – Маша забрала у него чашку.

– Переходи на зеленый чай, – посоветовал Стас. – Он прекрасно тонизирует и не портит цвет лица. И кофеина в нем мало.

– Помешался ты на своем зеленом чае, – проворчал Волохов. – Скоро у тебя от этих восточных дел разрез глаз изменится.

– Наш мир – всего лишь иллюзия, Толя, – философски изрек Данилов. – Когда-нибудь ты тоже это осознаешь.

– Вот интересно: если я тебя сейчас кулаком по лбу стукну – это тоже будет иллюзия?

– Не будь здесь дамы, я бы тебе ответил.

– Не будь здесь дамы, я бы тебе стукнул.

– Мальчики, я не дама, я мент, – возразила Маша, поднося к губам чашку. – А мент – всегда мент, какую форму на него ни натяни.

– Глубокомысленное изречение, – заметил Стас. – И что за мудрец тебе такое сказал?

– Один продавец бутербродов, который стал художником.

Данилов ухмыльнулся:

– Ну, продавцу бутербродов сам бог велел. Сколько труда и таланта надо вложить в то, чтобы украсить бутерброд. Намазать на него творожный сыр, выложить сверху мозаику из рубленой зелени. А потом еще разложить розочки из соленой семги.

– Точно, – подтвердил Волохов. – Шекспир отдыхает!

Данилов посмотрел на него насмешливым взглядом и сказал:

– Толя, Шекспир был поэтом, а не художником.

– Да ну? А поэт – это, по-твоему, кто?

– Кто?

Волохов задрал указательный палец и назидательно произнес:

– Художник слова – вот кто!

Мария глянула на циферблат наручных часов.

– Толя, опроси, пожалуйста, коллег Ирины Романенко по ее последнему месту работы.

Волохов посмотрел на нее серьезным взглядом и кивнул:

– Сделаю.

– И на прежней работе тоже.

– Это уже смахивает на безжалостную эксплуатацию. Пусть Стасик этим займется.

– Я не могу, – сказал Данилов. – У меня через два дня истекает срок предварительного следствия по делу о поджигателях автомобилей. Работы невпроворот.

Волохов вздохнул:

– Так я и думал, что отмажется. Буддисты все хитрые. Потому что они совесть вместе с реальностью отменили. Ладно, так и быть, съезжу. Надеюсь, вуз, в котором она училась, ты на меня не повесишь?

– Нет, этим я займусь сама.

У Стаса пискнул мобильник. Он взял трубку со стола, посмотрел на дисплей и вздохнул:

– Мне пора.

– Я тоже поеду, – сказал Толя Волохов. – Маш, ты с нами?

Любимова покачала головой:

– Нет, я выпью еще чашку.

– Как знаешь. Удачи, истребительница кофеина!

Распрощавшись с мужчинами и дождавшись, пока они выйдут из кофейни, Маша достала из сумочки мобильный телефон. Нашла номер дилера Макса и нажала на кнопку вызова.

Гудок… Второй… А затем:

– Добрый вечер, Мария Александровна!

– Здравствуй, Макс. Я сейчас в кафе «Асторикс». Это на Бульварном кольце. Мы можем встретиться здесь?

– Да. Я бывал в этом месте.

– Когда тебя ждать?

– Минут через двадцать – двадцать пять.

– Хорошо. Мой столик в нише, за стеной.

Маша убрала телефон в сумку. Затем подозвала официантку и заказала еще одну чашку кофе, а к ней – два эклера с шоколадной начинкой. Иногда вкусная еда помогала отвлечься от боли в плече. Маша надеялась, что это сработает и сейчас.

Поедая эклер и запивая его кофе, Мария размышляла о мужчинах, с которыми сводила ее судьба. Первый был самовлюбленным и хвастливым кретином, который, едва выпрыгнув из постели, тут же рассказал всему курсу про их связь. Со всеми красноречивыми подробностями. Мария тогда прилюдно влепила болтуну пощечину и с удовольствием наблюдала, как его физиономия сделалась малиновой, губы затряслись, а в глазах появились боль, страх и испуг вперемешку.

Второй парень Маши променял ее на студентку театрального института.

Третий изматывал ее своей ревностью, а сам, считая себя, по-видимому, настоящим мачо, беспрерывно крутил романы на стороне. Четвертый был слишком влюбчив, трижды уходил от Маши, но все три раза возвращался к ней, становился на колени и вымаливал прощение. В четвертый раз привычный сценарий не сработал. Маше надоела эта комедия, и она положила ей конец.

А потом случился муж…

При мысли о муже Мария тяжело вздохнула. Затем доела последний кусочек пирожного и тут заметила высокую, крепкую фигуру дилера. Этот парень был настоящим красавчиком.

Подойдя к столику, дилер улыбнулся и сказал:

– А вы, я вижу, сластена. Приятного аппетита, Мария Александровна!

Маша отодвинула от себя блюдце с шоколадными крошками. Макс, не дожидаясь приглашения, сел напротив, затем сунул руку в карман модной синей куртки, достал флакон, туго завернутый в плотную бумагу, и поставил его на стол перед Марией.

«Даже не посмотрел по сторонам, – подумала она. – Уверен в себе. Совсем не похож на других поставщиков. Настоящий король улиц».

Любимова хмыкнула.

– Ваш заказ, – сказал Макс, глядя на нее спокойными, ироничными глазами.

Мария, не отвечая, достала из сумочки конверт и протянула его дилеру. Тот взял, свернул конверт пополам и опустил в карман куртки.

Сделка была совершена, но дилер продолжал сидеть.

– Что-то еще? – спросила Мария.

– Хочу предложить вам новый товар – на основе оксикодона. Он гораздо сильнее, чем прежний, и стоит всего на двадцать процентов дороже.

– Меня это не интересует.

– Уверены? С каждым месяцем вы покупаете все больше. Стоит ли переплачивать?

– Вам лучше уйти, – сказала Мария.

Макс молчал, выжидательно глядя на нее своими спокойными, лукавыми глазами. Аккуратно выбритый, вкусно пахнущий, красиво причесанный шатен в модной, дорогой одежде.

– Вы уйдете или нет? – поинтересовалась Маша, начиная терять терпение.

– Я был бы не прочь выпить чашку кофе и что-нибудь съесть, – сказал дилер.

– Что ж, это ваше право. А мне пора.

Маша Любимова окликнула официанта и полезла в сумочку за бумажником, чтобы расплатиться по счету.

– А вы красивая женщина, – сказал вдруг Макс, с легкой полуулыбкой разглядывая Марию.

Она бросила на него быстрый, удивленный взгляд и снова перевела его на сумочку.

– Как вы стали полицейским? – спросил Макс.

– Много будешь знать – скоро состаришься.

Дилер усмехнулся.

– Ну, разумеется. Послушайте, Мария, а почему бы нам с вами, вместе…

Он наткнулся на ее взгляд и осекся. Пожал плечом:

– Ладно, проехали. Какой кофе вы посоветуете? Я не любитель этого напитка, но сейчас что-то захотелось.

Маша смерила парня долгим, пристальным взглядом.

Наглый, самоуверенный, спокойный. Никаких бегающих глазок, никакого жаргона. Пожалуй, слишком привлекательный и вежливый для распространителя «дури». Любимова с удивлением осознала, что почти восхищается этим человеком, как можно восхищаться хищником, который идеально приспособлен для выживания.

На этот раз дилер не смутился под ее взглядом. Мария чуть прищурила карие глаза.

– Сколько тебе лет? – спросила она.

– Двадцать четыре, – ответил парень.

– Почему ты этим занимаешься?

– Чем «этим»?

– Толкаешь «дурь».

Он улыбнулся:

– Это приносит немалый доход. Глупо отказываться от того, что само идет тебе в руки, правда?

– Когда-нибудь ты попадешься. Тебя возьмут за шиворот и бросят в тюремную камеру.

– Надеюсь, это будете не вы.

– Как знать.

Макс чуть склонил набок свою красивую, ухоженную голову и сказал:

– То, чем занимаетесь вы, ничуть не менее рискованно. К тому же рано или поздно всем нам придет конец. Стоит ли трястись заранее?

Маша продолжала внимательно разглядывать парня. И с каждой секундой он вызывал у нее все больше любопытства. Доктор Козинцев (врач, занимающийся ее психологической реабилитацией) был прав: у нее и впрямь слишком давно не было мужчины. С чисто физиологической точки зрения это, конечно, не катастрофа. Но что, если все ее беды и тревоги последних месяцев, весь страх, который тяжелой взвесью клубился в ее душе, – что, если все это обусловлено простым сексуальным голодом или, как остроумно выразился доктор, «телесною тоскою»?

У Маши всегда были высокие требования к мужчинам, но с точки зрения экстерьера и манер Макс был великолепным образцом. Красивый, высокий, уверенный в себе. Злым он тоже не казался. Ну да, молод, но ведь это хорошо. Зрелость, ум и опыт ценишь лишь в тех мужчинах, к которым испытываешь искренний интерес. Если хочешь найти мужчину для удовлетворения плотских потребностей, то такие, как Макс, – практически идеальный вариант.

– Почему вы на меня так смотрите? – поинтересовался дилер.

Маша насмешливо прищурилась:

– Да вот думаю – не съесть ли мне тебя?

– Лучше съесть, чем арестовать, – засмеялся Макс.

– У тебя есть свое жилье?

– Да.

– Поедем к тебе?

На лице дилера застыло удивление, но, к чести парня, он быстро соображал. Макс широко улыбнулся, блеснув безукоризненно белыми зубами, и произнес голосом, дающим понять, что он вошел в тему:

– Хорошо. Если вы не против, я расплачусь с официантом.

Мария не возражала.

* * *

– Нет! Я не хочу.

Маша оттолкнула его от себя, рывком села на кровати, накинула на себя одеяло и опустила ноги на пол. Потянулась за пачкой коричневых ароматизированных сигарет.

– Я что-то не так сделал? – спросил у нее за спиной Макс.

– Нет. Просто… это не для меня.

– Что не для тебя?

– Обращайся ко мне на «вы».

– Но это глупо.

– Возможно. Но иначе ты рискуешь потерять не только клиентку, но и свободу.

Она щелкнула зажигалкой, и на мгновение пламя отразилось в крошечных капельках пота, выступивших у нее на лбу.

Макс нахмурился.

– Я думал, мы подходим друг другу.

– Как выяснилось, нет.

– Но почему?

Она пожала плечами:

– Не знаю. Вероятно, потому, что я полицейский, а ты – преступник.

– В этом есть своя изюминка. Разве нет?

Он привстал на кровати и хотел поцеловать Марию в шею. Она отстранилась и сухо произнесла:

– Я сказала: нет.

Сделав несколько затяжек, Мария затушила сигарету в пепельнице. Потом потянулась за сумочкой, лежавшей на стуле, достала флакон с кодеином, вытряхнула таблетку и бросила ее в рот. Запила глотком вина, который остался у нее в бокале.

Дура… О чем она думала? Вообразила себе, что секс с молодым красавцем расцветит ее жизнь яркими красками. Вернет ей уверенность в себе. Ерунда! Пуститься во все тяжкие в тридцать четыре года… Это ж надо до такого додуматься!

Любимова покосилась на Макса, растянувшегося на кровати. Прекрасный мускулистый зверь, получивший от ворот поворот. Можно себе представить, как он сейчас злится.

– Будем считать, что ничего этого не было, – сказала Маша более мягким голосом. – Ты ни в чем не виноват. Все дело во мне.

– Мария, я думал…

– Не продолжай, – сказала Маша. – Я совершила глупость, приехав сюда. Очередную глупость в своей жизни.

Мария встала с кровати и принялась одеваться. Она чувствовала, что Макс смотрит на нее, и от этого взгляда ей было не по себе.

Когда она оделась, Макс протянул ей что-то:

– Держите!

Маша взглянула – это был флакон с таблетками.

– Зачем это? – спросила она.

– Подарок, – объяснил Макс. – Просто так. Все равно я собирался его вам отдать.

Мария внимательно посмотрела парню в глаза, потом пожала плечами и забрала флакон. Макс усмехнулся и качнул головой:

– Не думал, что вы возьмете.

– Глупо отказываться от того, что само идет тебе в руки, правда?

– Запомнили! Интересная вы девушка, Мария Александровна. Неординарная. Жаль, что у нас ничего не получилось.

– Ничего и не могло получиться. Надеюсь, я не сильно испоганила тебе этот вечер.

– Бывало и хуже, – сказал Макс. – Мы останемся друзьями?

– Мы никогда не были друзьями. Ты продавец, я покупатель. Остановимся на этом. Можешь меня не провожать.

Маша взяла со стула сумочку и направилась в прихожую.

Глава 4

1

– Подожди здесь, – сказала Таня Кострикова своему бойфренду Гере и ушла в спальню.

Там она сбросила с себя одежду, понюхала подмышки, скривилась и протерла их влажной салфеткой. Затем осмотрела свое отражение в зеркале и с удовлетворением отметила, что выглядит вполне себе эффектно. Накинув халат и затянув пояс, она вернулась в гостиную.

Взяв с полки два бокала, бутылку и штопор, она поставила их на журнальный столик перед Герой. Он перестал дергать струны гитары и недовольно нахмурился.

– Детка, после концерта я выжат как лимон.

Она приподняла в усмешке бровь:

– Хочешь сказать, что ты не в состоянии удовлетворить красивую девушку? А как же твое правило – «Всегда и везде»?

– Я помню про свое правило.

– Хорошо. Тогда я в тебе уверена. – Таня сама открыла бутылку, разлила вино и поднесла ему бокал. – Мне нравится думать, что ты всегда готов, Герочка.

С этими словами она вынула из его рук гитару и вставила бокал в его холодные пальцы.

– За любовь!

Они чокнулись. Таня выпила несколько глотков вина, затем отставила бокал. Вынула бокал из пальцев Геры и тоже поставила его на столик.

– Я соскучилась, – сказала она.

– Я тоже, – промямлил Гера Палий, откинув со лба косички-дреды. – Но…

Не дав ему договорить, Таня устремилась в атаку. Толкнула Геру на подушку головой, а сама быстро вскарабкалась на него и стала развязывать пояс халата.

– Эй, погоди, – насмешливо сказал Гера. – Не надо так спешить. Между прочим, у меня сегодня был концерт. А после него я еще ширнулся с ребятами, так что сейчас я не совсем в форме.

– Но я хочу! Хочу, понял?!

В глазах Геры промелькнуло что-то вроде испуга.

– Ты ненормальная, ты знаешь это?

На мгновение взгляд ее остекленел.

– Не называй меня ненормальной!

– Ладно, прости.

Распахнув полы халата, Таня обняла бойфренда за шею и наклонилась к нему. Горячо и страстно поцеловала в губы, расстегнула Гере ремень и «молнию» на ширинке, быстро просунула руку ему в трусы. Пожалуй, сделала это слишком грубо. Гера айкнул и слегка отстранился.

– Да что с тобой? – недовольно проговорил он.

– Ничего. – Она усмехнулась. – А с тобой? Ты внезапно превратился в гомика?

По лицу Геры пробежала тень.

– Ладно, детка. Как скажешь.

Она почувствовала, как его сильные руки стиснули ее грудь. Затем одна рука скользнула вниз, в трусики. Таня закусила губу и застонала.

…Гера, несмотря на усталость, делал все как надо, но в тот момент, когда он собрался войти в нее, Таня случайно бросила взгляд на окно и оцепенела от ужаса. Снаружи к стеклу прижалось чье-то бледное лицо. Таня вскрикнула и оттолкнула от себя Геру.

– Ты чего? – хрипло спросил он.

– Там… – сиплым голосом пробормотала Таня. – На нас кто-то смотрит…

Гера приподнялся на локте, повернул голову и посмотрел на окно.

– Дура, – насмешливо и недовольно произнес он. – Это ж у меня с прошлого Нового года. Помнишь, мой брат, удолбанный укурок, разрисовывал тут все? И эту рожу на окне тоже он намалевал. – Гера снова положил руки Тане на бедра. – Давай продолжим, детка!

Таня снова отстранилась, а затем поднялась с дивана и запахнула полы халата.

– Эй, ты чего? – сердито спросил Гера.

– Настроения нет.

– Завязывай прикалываться. – Гера протянул руку. – Иди сюда!

– Нет, – твердо сказала Таня.

– Не понял. Сама меня раскочегарила, а теперь…

– У меня пропало настроение.

– Настроение? – Некоторое время он изумленно на нее таращился, потом криво усмехнулся. – Нормальный расклад. А мне-то что теперь делать?

– Развлеки себя рукой.

– Ты чего несешь?

– Типа ты никогда этого не делал.

– Делал. Но когда был один. – Внезапно лицо Геры стало мягким и безвольным. – Слышь, Тань, ну брось выеживаться. Правда. Ты же знаешь, я уже не могу остановиться – после «дури» у меня всегда так.

Казалось, Таня колеблется.

– Ладно, – решила она наконец. – Только сотри эту дурацкую рожу с окна.

– Прямо сейчас?

– Да. Она меня раздражает.

Лицо Геры снова помрачнело.

– Ты точно ненормальная, – хмуро сказал он.

– Не называй меня ненормальной! – крикнула Таня.

– Ладно, ладно. Не психуй. Сейчас попробую стереть.

Гера нехотя поднялся с дивана, сунул ноги в тапочки и зашаркал к окну. Таня потянулась за вином. Плеснула немного в бокал, а потом залпом выпила. Напряжение, не отпускавшее ее последние несколько часов, слегка ослабло.

Прошлой ночью ей приснился жуткий сон. В этом сне была рыжеволосая девушка с бледным лицом, и она душила Таню, склонившись над ней так низко, что Таня чувствовала запах тления, исходивший от девушки, и видела ее глаза, подернутые белой пеленой смерти. Проснувшись, Таня схватила с тумбочки телефон и набрала номер Ирки Романенко, своей бывшей подружки, с которой не общалась почти год. Таня сама толком не знала, зачем она это сделала, как не знала и того, что бы она сказала своей бывшей подруге. Впрочем, телефон Ирки все равно молчал, так что говорить ничего не пришлось.

Пока Гера скоблил ножом оконное стекло, Таня долила остатки вина. Помедлила несколько секунд, сжимая в руке бокал, а затем быстро выпила. Внезапно ей стало жарко. Таня поставила бокал на столик, стянула с кровати одеяло и накинула его на плечи. Потом взяла сигарету и зажигалку и вышла на балкон.

Ночной ноябрьский холод остудил пылающее лицо. Таня хотела закурить, но вдруг увидела, что внизу кто-то стоит. На улице было темно, и Таня различала только силуэт человека, и тем не менее она поняла, что человек этот, задрав голову, смотрит прямо на нее.

– Эй, тебе чего? – грубо окликнула Таня.

Этаж был второй, и Таню с незнакомцем разделяло не такое уж большое расстояние.

– Ты глухой? – громко и сердито спросила она. – Я сейчас своего парня позову – он тебе накостыляет!

– Ты с кем там разговариваешь? – послышался за спиной голос Геры.

Таня обернулась и ответила:

– Да тут какой-то придурок на наши окна таращится.

Гера вышел на балкон, взглянул вниз.

– Какой придурок?

Таня тоже посмотрела вниз. Во дворе никого не было.

– Там кто-то стоял, – сказала она.

– Где?

– Внизу. Возле качелей.

Гера посмотрел в сторону детских качелей.

– Там никого нет.

– Сама вижу, что нет. Он ушел.

– Кто?

– Тот, кто там стоял.

Гера воззрился на Таню, несколько секунд молчал, затем сказал:

– Слушай, тебе точно надо дунуть. У меня есть отличная трава, друг из Казахстана привез. Хочешь, забью косячок?

– Я хочу выпить, – сказала Таня.

– Что?

– Выпить хочу. У тебя что-нибудь есть?

Гера покачал головой:

– Нет.

– А магазин есть какой-нибудь поблизости?

– Круглосуточный?.. Есть один. Но до него минут десять пешком.

– Пошли! – решительно сказала Таня.

На улице было промозгло. Таня подняла ворот пальто. Гера тоже подрагивал от холода. Было видно, что ему совершенно «не упирается» эта дурацкая ночная прогулка, но он послушно плелся рядом, зевая и передергивая плечами.

– Подожди, я сигареты достану.

Гера остановился. Таня, погруженная в невеселые размышления, не заметила этого и продолжила путь. Лишь пару секунд спустя, услышав позади какой-то шум, она остановилась. Оглянулась, намереваясь поторопить Геру, но никого позади себя не увидела. Улица была пуста.

– Гера? – окликнула Таня, недоумевая.

Никто не отозвался.

– Гера!

И снова молчание. Таню обдало холодом. Она завертела головой, надеясь, что Гера где-нибудь рядом – отошел в сторону или валяет дурака. На мгновение Тане показалось, что она видит ботинки Геры, торчащие из переулка носками вверх. Но она моргнула, и ботинки исчезли – словно кто-то молниеносно втянул Геру в переулок. И тут она услышала рычание.

Таня повернулась на звук, заранее предчувствуя сердцем беду. Это была большая белая собака. Стоя возле угла дома, широко расставив лапы и пригнув голову к земле, собака смотрела на Таню пылающими глазами и рычала.

Внезапно Таня услышала человеческий голос, негромко напевающий:

 
Спрячься, скройся, затаись,
Серой тенью обернись…
 

Таня завертела головой, но никого не увидела. Лишь белая собака по-прежнему стояла в нескольких шагах от нее, и на мгновение Тане показалось, что тихий, шелестящий голос, напевающий песню, доносится из ее оскаленной пасти. А может быть, это был ветер?

 
Месяц или год пройдет —
Смерть твоя тебя найдет…
 

Голос был вкрадчивый, неясный, тихий, но такой зловещий, что у Тани перехватило дух. Она испуганно попятилась. А затем, не в силах больше сдерживать обуявший ее ужас, закричала и бросилась бежать, но в ту же секунду кто-то навалился ей на спину и сбил с ног. Таня попыталась оттолкнуть от себя преследователя, но лицо ее обдало холодом, голова закружилась, а в следующую секунду она потеряла сознание.