Текст книги "Замок на Воробьевых горах"

Глава 3

1

После репетиции домой никому не хотелось, решили пойти в сквер – потусоваться, попить пива. Местом для тусовки выбрали один из фонтанов. Расселись на парапете и открыли банки.

– Однако прохладно сегодня для пива, – поежился красавчик Стас.

– Если хочешь, иди домой, – отозвался своим обычным холодноватым голосом Виктор.

Стас хмыкнул.

– Не самая лучшая альтернатива.

– Тогда пей и не возникай.

Пиво было прохладным и вкусным. Громила Жиров закурил сигарету.

– Черт, как домой неохота. Приду – опять начнется: покажи конспекты, покажи конспекты…

– Твои родители все еще не теряют надежды их когда-нибудь увидеть? – насмешливо осведомился Стас. – Вижу, четыре года их ничему не научили.

Жиров гоготнул, глубоко затянулся сигаретой и выпустил изо рта лохматое облако дыма. Порыв ветра отнес его в сторону и развеял в воздухе.

– У каждого свои проблемы, – меланхолично заметил, сверкнув очками, Эдик Граубергер. В одной руке он держал банку с пивом, а другой прятал в шарф свою русую бородку. – У меня другая история. Стоит достать книгу, как папаша начинает ныть: иди погуляй, иди развейся, прошвырнись по городу… Делать мне больше нечего, как по улицам шляться! А однажды всучил мне двести баксов, чтобы я сходил в публичный дом. Представляете?

Красавчик Стас подмигнул Жирову и сказал:

– Эдик, все знают, что женскому белью ты предпочитаешь тонкое кружевное белье своего сознания.

Вика хихикнула. Эдик Граубергер уставился на нее через толстые стекла очков.

Очкариком Граубергера сделала травма, произошедшая с ним на первом курсе, – тогда он был уверен, что влюблен в Вику, и, чтобы доказать ей свою любовь, решил пройти по парапету смотровой площадки. Для смелости он выпил сто граммов водки, и алкоголь, мягко ударив в голову, сыграл с ним дурную шутку. Эдик свалился с парапета и катился по склону пятьдесят метров, пока не ударился головой о ствол дерева. От сотрясения мозга он полностью оправился, а вот зрение у него упало. Помимо стопроцентного зрения, тот страшный удар избавил Эдика от многих иллюзий, одной из которых была любовь.

Перехватив взгляд Граубергера, Вика кокетливо спросила:

– Эдик, а у тебя когда-нибудь была женщина?

– Ты имеешь в виду секс?

– Угу.

Эдик качнул кудрявой головой и невозмутимо ответил:

– Нет.

– Почему?

– У меня на это нет времени.

– Ну ты уникум! Сколько тебе – двадцать один?

– Девятнадцать, – ответил Эдик. – Я окончил школу в пятнадцать лет.

– Девятнадцать лет – и все еще девственник. Кому скажи – не поверят. Слушай, а может, ты импотент?

Граубергер вновь покачал головой:

– Нет.

– Чем докажешь?

Эдик прищурил глаза, поставил банку пива на парапет и принялся невозмутимо расстегивать ширинку.

– Ты что? – удивилась Вика.

– Хочу тебе доказать.

Вика наморщила нос:

– Дурак. Я же пошутила. Прекрати немедленно!

– Как скажешь, – пожал плечами Граубергер и застегнул ширинку.

Несколько секунд парни сидели молча. Первым прыснул Стас. Его поддержал Жиров. Эдик тоже залился смехом – тонким, звенящим. Глядя на них, засмеялась и Вика.

– Ох, мальчишки, какие же вы кретины! – смеясь, приговаривала она.

Не смеялся только Виктор. Он отхлебнул пива, подождал, пока все успокоятся, и спросил:

– Как вам Варламова?

– У нее абсолютно нет вкуса, – ответила Вика. – Даже не верится, что когда-то она была актрисой. Не понимаю, как можно довести себя до такого состояния?

– Видимо, были причины, – лениво проговорил Эдик Граубергер и отхлебнул пива.

– Интересно, сколько ей лет? – задумчиво проговорила Вика.

– Тридцать четыре, – ответил Бронников. – Я узнавал.

– Боже, какая старушка. А выглядит еще старше. Интересно, у нее есть бойфренд?

– Думаю, в последний раз она занималась сексом еще в прошлом веке, – заметил Стас Малевич.

Вика нахмурилась:

– Ты злой.

– Беру пример с тебя, – насмешливо парировал Стас.

Эдик Граубергер дернул себя пальцами за бородку и проговорил:

– Вы лучше скажите, какого черта мы все подались в театральный кружок? Он даже не легитимен. Вернется настоящий худрук и погонит нас всех в шею – вместе с Варламовой.

– Не прогонит, – усмехнулся, откинув со лба темную челку, Стас. – Варламова отобьется от него тростью.

– Эта может, – кивнул Бронников. – А палка у нее знатная. Набалдашник из настоящей слоновой кости. Вещь дорогая.

– Интересно, она так всю жизнь хромает или из-за какой-нибудь аварии? – продолжила размышлять Вика.

– Из-за аварии, – ответил Бронников. – Пять лет назад она врезалась на машине в грузовик. Столкновение было лобовым. Сама Варламова выжила, а вот ее шестилетний сынишка врезал дуба.

– Фу, как ты противно выражаешься! – поморщилась Вика. – Разве можно так говорить о погибших детях?

– Дети – будущие взрослые, – назидательно изрек Виктор. – И в этом смысле их уже ничто не спасет.

– Кроме лобового столкновения с грузовиком, – возразил Стас.

Слова его прозвучали как шутка, однако никто не засмеялся. Жиров швырнул окурок в лужицу.

– Она сказала, что если Бога нет, значит, можно людей резать, – проговорил он и взглянул на Бронникова. – Как думаешь, Витек, правда?

– Нет, конечно. Здоровый прагматизм не позволит. Я не трогаю тебя, ты не трогаешь меня. Миром правит равновесие. Как только равновесие нарушается, происходит катастрофа. А катастрофы никому не нужны.

– Кроме террористов, – заметил Жиров.

Виктор холодно усмехнулся.

– Они тоже пытаются сохранить равновесие, только понимают его по-своему. Бросают на чашу весов тела жирных белых ублюдков в надежде на то, что обе чаши весов уравновесятся.

– А как насчет тебя? – поинтересовался, сверкая очками, Эдик. – На что готов ты, чтобы уравновесить эти чаши?

Виктор взглянул на Граубергера и торжественно проговорил:

– Мой друг, я готов надавать подзатыльников любому, кто будет обзывать тебя очкариком!

Шутка вызвала всеобщий смех.

– О, смотрите! – воскликнул вдруг Стас Малевич. – Кажется, к нам пожаловала «королева зла».

К фонтану подошла Настя Горбунова, и разговор при ее появлении стих. Она остановилась, пристально посмотрела в лицо Бронникову, затем перевела взгляд на Жирова.

– Сидите? – спросила хмуро.

– Ты чего? – удивленно спросил Жиров.

– А вы забыли? – ядовитым голосом осведомилась Настя.

– О чем ты? – Жиров повернулся к Малевичу. – Стас, о чем она, а?

– О спиритическом сеансе, – напомнил Стас.

– О спири… Ах ты, черт! – Жиров хлопнул себя ладонью по широкому лбу. – А я и правда забыл!

Настя еще больше нахмурилась. Налетевший порыв ветра разметал ее длинные черные волосы. Казалось удивительным, что не снес с места и саму Настю – маленькую, хрупкую, остроплечую.

Она вновь обвела всех взглядом и спросила высоким, звонким голосом:

– Кто еще забыл?

– Да ладно тебе, Горбунова, – вяло проговорила Вика. – Все помнят про твой идиотский спиритический сеанс.

– Ты придешь?

– Я уже говорила тебе, что не…

– Она придет, – сказал Бронников спокойно.

Вика взглянула на него удивленным взглядом.

– Ты что мной распоряжаешься?

Бронников небрежно дернул плечом.

– Ты слишком любопытна, чтобы не прийти. Кроме того, ты – будущий ученый, а любознательность – главная черта хорошего ученого.

– Спиритический сеанс не имеет к науке никакого отношения, – отчеканила Вика.

– Возможно, – согласился Виктор. – А если все же имеет? Между прочим, твой любимый Менделеев участвовал в спиритических сеансах, а потом подверг их любопытному анализу.

Имя Дмитрия Ивановича Менделеева подействовало на Вику магически. Против такого авторитета она не нашлась что возразить.

– Ладно, – буркнула она наконец, – черт с вами, приду. Жир, дай пива!

Жиров вынул из рюкзака банку пива и протянул Вике. Все это время Настя Горбунова стояла перед ними – тонкой фигуркой на холодном ветру – и мрачно смотрела на Вику. Если бы взглядом можно было убивать, от Вики не осталось бы даже праха.

– Во сколько собираемся? – лениво поинтересовался Эдик Граубергер. Было видно, что он настроен по отношению к предстоящему мероприятию весьма цинично и идет лишь потому, что все идут.

– В два часа ночи, – ответила Настя. – Прошу не опаздывать.

– Нам зайти к тебе? – уточнил, подергивая пальцами русую бородку, Граубергер.

Настя отрицательно покачала головой:

– Нет. Приходите сразу в девятьсот тридцать пятый. Я буду там.

– Блок, между прочим, заперт и опломбирован, – напомнила Вика.

Настя усмехнулась.

– Ничего, я как-нибудь с этим справлюсь. Главное – не наложите в штаны.

Она повернулась и стремительно зашагала к ГЗ. Виктор Бронников посмотрел ей вслед и весело проговорил:

– Серьезная девушка.

– Железная кнопка! – подтвердил Стас.

– Я бы с ней покувыркался, – сказал свое веское слово Жиров.

Виктор повернул голову и взглянул на громилу.

– Кретин, – произнес он коротко.

Жиров воззрился на него круглыми глазами.

– Почему?

– Либо ты ее раздавишь, либо она лопнет, когда ты кончишь.

Ребята переглянулись и снова загоготали. Даже Вика, несмотря на неженскую грубость шутки, весело хихикнула.

Настроение у всех было замечательное. И все же ни один из них не мог отделаться от подспудной мысли, будто то, что сейчас происходит, – лишь краткое затишье перед новым ударом бури. И буря пришла.

2

На столе лежал вырезанный из листа ватмана круг диаметром сантиметров пятьдесят, по окружности которого были нарисованы большие печатные буквы.

Внутри алфавитного круга имелся круг поменьше и вместо букв здесь были намалеваны цифры – от нуля до девяти. Над кругом стояло слово «да». Под кругом – слово «нет». В центре малого круга красовалась жирная точка.

– Положим, буквы и цифры я понимаю, – прогудел Жиров, разглядывая круги. – А точка-то для чего?

– Для концентрации внимания, – объяснила Настя. – Во время сеанса мы будем на нее смотреть. Стас, будь добр, приоткрой окно.

Малевич усмехнулся:

– Тебе душно?

– Нет. Но иначе дух не сможет проникнуть в помещение.

– А по-моему, он уже здесь, – обронил с ленивой усмешкой Эдик Граубергер. – Жиров, ты навонял?

– Чего? – как всегда замедленно среагировал Жиров.

– О призрак, явись! – провозгласила Вика Филонова и звонко рассмеялась.

Граубергер снял очки и, посмеиваясь, протер их полой рубашки.

– Пожалуйста, будьте серьезней, – сдвинув брови, попросила Настя.

Она расставила на шкафу и на подоконнике свечи, чиркнула спичкой и стала зажигать их. Когда тринадцать огненных стебельков взметнулись вверх, повернулась к публике и объявила:

– Теперь мы выключим свет.

Стас Малевич отхлебнул из банки пиво и недовольно спросил:

– На черта нам сдались свечи? При свете ведь виднее.

Настя нахмурилась и покачала головой:

– Никакого электрического света. Это обязательное условие.

Стас пожал плечами.

– Ладно. Как скажешь. – Он снова приложился к банке, после чего передал ее Жирову. – На, добей.

Жиров взял банку, запрокинул голову и сделал большой глоток.

– Уберите пиво! – гневно потребовала Настя. – Не в цирк пришли!

– Слышь ты, готка, – недовольно протянул Жиров, – не борзей, а?

– Убери-убери, – тихо приказал Малевич и улыбнулся Насте.

Жиров в несколько глотков допил пиво, нагнулся и закатил пустую банку под кровать.

Настя окинула взглядом присутствующих, сгрудившихся за квадратным столом, и хмуро проговорила:

– На теле не должно быть никаких металлических предметов. У кого есть – снимите.

– А если у меня в черепе титановая пластина? – сострил Жиров.

– Она у тебя не в черепе, в мозгах, – грубо поправила Настя.

– Вернее, вместо мозгов, – уточнил Граубергер.

Жиров метнул на него гневный взгляд и грозно сдвинул брови.

– Слышь ты, одуванчик…

– Никаких ссор! – снова потребовала Настя. – Никаких ссор и никаких ухмылок, если не хотите превратить все в дерьмо!

Рядом с кругом Настя положила небольшое фарфоровое блюдце. Блюдце было перевернуто, и на кромке его в одном месте стояла нарисованная черная стрелка-указатель.

– Пора начинать, – сказала Настя и тоже уселась за стол возле своего молчаливого готского дружка Антипа. Рядом с собой она зачем-то положила спичку.

Семь голов нависли над столом. Комнату освещали огни с улицы и неверный, колеблющийся свет свечей.

– Что дальше? – спросил Жиров.

– Положите пальцы на блюдце.

– Зачем?

– Положив пальцы на блюдце, мы с вами образуем магический круг, тем самым концентрируя в нем энергию и передавая ее в распоряжение духа. Дух пользуется ею для материализации или для произведения движений.

– Как все сложно… – поморщился Жиров. – Без ста граммов не разберешься. Может, достать из холодильника еще пару банок пива?

Настя оставила его реплику без внимания, сочтя ее риторической и тупой, и снова потребовала:

– Положите пальцы на блюдце. Ну же! Давайте!

Все послушно положили пальцы на блюдце. Пальцы Бронникова коснулись пальцев Насти.

– Не слишком ли это интимно? – с холодной усмешкой осведомился он.

Настя не ответила. Она была сосредоточенна и серьезна.

– Не давите на блюдце слишком сильно, – скомандовала Настя. – Его нужно только касаться, а не жать на него. А теперь помолчите. Мне нужно сосредоточиться.

– А кого будем вызывать? – спросил Жиров.

– Папу римского, кретин, – злобно зашипела Настя. – Заткнись и тоже попытайся сосредоточиться. Кстати, всех касается. Смотрите на точку, и только на нее.

В комнате повисла тишина, все послушно уставились на точку в центре алфавитного круга. Молчание длилось с минуту, после чего Настя заговорила глуховатым голосом:

– Коля Сабуров, мы вызываем тебя… Если ты нас услышал, если ты пришел – дай нам знать…

Ничего не произошло. Язычки свечей слегка подрагивали, отбрасывая на стены причудливые тени.

Настя повторила замогильным голосом:

– Коля Сабуров, мы вызываем тебя… Если ты нас услышал, если ты пришел – дай нам знать…

Оконное стекло вздрогнуло от порыва ветра, и вдруг спичка, лежащая на столе, вспыхнула. Вика вскрикнула и чуть было не отняла пальцы от блюдца, но Настя грозно посмотрела на нее, и она взяла себя в руки.

– Коля Сабуров, мы хотим поговорить с тобой. Ты готов отвечать на наши вопросы?

Блюдце вдруг дрогнуло и медленно поползло к внутреннему кругу. Медленно провернувшись, остановилось. Стрелка указала на слово «Да».

– Хорошо, – снова заговорила Настя. – Коля, мы хотим узнать, как ты погиб. Ты действительно покончил жизнь самоубийством?

И снова по комнате пробежал какой-то странный ропот. Вдруг Настя вскинула лицо и грозно сверкнула на Бронникова глазами.

– Ты пугаешь духа, – неприязненно проговорила она. – Выйди из круга и встань к стене.

Виктор усмехнулся:

– Может, мне вообще уйти, раз твой дух такой чувствительный?

– Уходить не надо. Просто стой в стороне и наблюдай. Тебе ведь интересно, правда?

Бронников молча поднялся со стула и отошел к стене. Там он встал и, скрестив руки на груди, приготовился наблюдать.

Блюдце снова медленно двинулось. Остановилось возле буквы «у», затем возле буквы «б», потом скользнуло к букве «и»… Когда оно остановилось, слово было готово, и это было слово «убийство».

– Убийство… – тихо проговорила Настя. – Мы…

Но договорить она не успела – блюдце снова тронулось в путь. На сей раз фраза получилась длинная и какая-то гротесковая, как из дешевого фильма ужасов: «Я ПОКАЖУ ВАМ АД».

– Не слишком оригинально, – заметил Граубергер, прищуривая глаза за мощными линзами.

Настя метнула в него грозный взгляд, снова посмотрела на круг и хрипло спросила:

– Скажи нам: кто тебя убил?

Блюдце снова дрогнуло и как бы нехотя заскользило по столу.

– «В»… – тихо произнесла Настя, наблюдая за стрелкой, – «ы»… – Блюдце остановилось, и Настя выдохнула: – Вы!

– Глупости, – проговорила Вика дрогнувшим голосом. – Я его не убивала.

– Я тоже не трогал этого кретина даже пальцем, – поежившись, пробормотал Эдик Граубергер.

– Тише! – зашипел на него Жиров.

Эдик взглянул на одногруппника удивленно:

– Ты чего, Жир?

– Имей уважение к покойникам, – ответил тот.

Эдик усмехнулся и нервно пожал плечами.

Еще минута прошла в тишине, после чего Настя тихо и твердо произнесла:

– Дух Коли Сабурова, сможешь ли ты появиться перед нами и указать на своего убийцу?

Блюдце дрогнуло и стремительно метнулось к слову «да». От неожиданности ребята едва не вскрикнули.

– Сделай это! – тем же хриплым, торжественным шепотом проговорила Настя. – Явись нам и укажи на убийцу!

Оконное стекло снова задрожало, в форточку дунул ветер, и у самого окна начало формироваться странное темное облако. Ребята смотрели на него с изумлением и ужасом. И неизвестно, чем бы все закончилось, если бы Вика не схватила блюдце и не швырнула его в стену.

– Сгинь! – крикнула она.

Настя вскочила на ноги, истерически гаркнула:

– Какого черта ты сделала?

– Дура! – закричала на нее Вика. – Подлая дура! Ты думала, мы купимся на твои фокусы?

Настя несколько секунд смотрела в глаза Вике и вдруг засмеялась громким, ведьминским смехом, от которого всем в комнате стало не по себе.

– Заткнулась бы, а? – грубо оборвал ее Жиров.

– В самом деле… – недовольно проговорил Стас Малевич. – Пора заканчивать этот цирк.

Он поднялся из-за стола, шагнул к выключателю и зажег свет.

Виктор Бронников «отклеился» от стены.

– Было весело, – сказал он с холодной иронией. – Надеюсь, призрак Сабурова не будет нас преследовать?

– Мы не завершили сеанс и не попрощались с призраком, – глядя ему в глаза и странно улыбаясь, ответила Настя. – Теперь он завис между мирами.

– Ну, ты, чумазая! – рявкнула на нее Вика и сжала кулаки. – Ты кого назвала истеричкой?

– Послушайте, друзья, – подал голос Эдик Граубергер, протирая платком очки, – вы как хотите, а я еду домой.

– Будешь ловить тачку? – спросил его Бронников.

– Да.

– Поедем вместе. Выбросишь меня где-нибудь на Зубовском.

– Как скажешь.

Граубергер водрузил очки на нос и встал из-за стола. Вслед за ним к выходу потянулись и остальные.

3

Стас Малевич стоял в лифте, наблюдая за мигающими огоньками нумерации этажей и обдумывал то, что недавно произошло. Он действительно видел какую-то тень у окна. Но вопрос в том: один ли он ее видел? У Стаса были основания сомневаться в этом.

Если тень никто, кроме него, не видел, значит, у него пятнадцать минут назад случилась галлюцинация. Бред, вызванный каким-нибудь не в меру сильным препаратом, принятым пару дней назад и еще не вышедшим из организма. В таком случае стоит пойти домой, выспаться как следует и утром проснуться со свежей головой. (Наркоманом Стас себя не считал. Он не чувствовал никакой зависимости от таблеток, которыми его время от времени снабжали парни с химфака. Таблетки они синтезировали сами, а распространением занимался Стас.)

В общем, выбор был невелик: либо он галлюцинировал, либо Настя Горбунова и ее худосочный дружок Антип – талантливые иллюзионисты, либо… Либо он, Стас Малевич, человек, не боящийся ни Бога, ни черта, действительно оказался игрушкой в руках неведомой силы.

Лифт остановился. Стас вышел в холл и остановился, раздумывая, чем бы заняться дальше. Спать ему не хотелось. Он неторопливо зашагал к выходу. В голове теснились мысли.

Как часто бывало по ночам и после хорошей дозы пива, думал Стас обо всем сразу. Больнее всего засаднила мысль о Витьке Бронникове. Белобрысая сволочь продолжал смотреть на Стаса как на «второй номер». Было совершенно очевидно, что Бронников – самовлюбленный и высокомерный болван.

И все же талант Стаса (а в собственном таланте Стас Малевич не сомневался ни на секунду) давал ему куда больше причин для высокомерия, чем их было у Виктора Бронникова. Долговязый блондин вызывал у Стаса раздражение с первого дня знакомства.

Стас знал, что Бронников подыгрывает преподавателям: вступает с ними в дискуссии, доводит эти дискуссии до нужного накала, а затем намеренно их проигрывает. Такую же линию поведения он избрал и в общении со Стасом, но Малевич быстро его раскусил. Бронников понял, что уличен, оценил проницательность противника и проникся к нему уважением. С тех пор отношения у них стали ровные и приветливые.

Неглупыми парнями были и другие однокашники Малевича, но он никого из них не выделял особо.

Жиров, конечно, особый случай. Такого непроходимого тупицу ни за что бы не приняли в МГУ, если бы не влиятельный папаша. А папаша у Дениса знатный. Богатый мужик. Стас подозревал, что в свое время Жирову-старшему пришлось разбить не мало черепов, взбираясь по иерархической лестнице. Причем разбить в прямом смысле – молотком, кувалдой, гвоздодером… или что там еще есть в бандитском арсенале…

Но со временем Жиров перестал раздражать Стаса. Верзила пребывал в своем сонном мирке, заполненном мыслями о женщинах, ночных клубах и выпивке. Когда Жиров брался о чем-то судить, его рассуждения были так же скучны и плоски, как его широкое лицо. Денис являлся полнейшим интеллектуальным ничтожеством, и Стас знал, что многих на факультете удивляет их странная «дружба».

А ларчик открывался просто. Другие одногруппники откровенно презирали Жирова, и он это чувствовал. Чем больше презрения изливалось на него со стороны Бронникова или Граубергера, тем горячее и благодарнее он отзывался на приветливость Стаса.

Помимо тупости, была у Жирова и еще одна беда – он катастрофически не нравился девушкам. И здесь Стас пришел ему на помощь.

Обычно Малевич кадрил девушку, приводил ее к себе в комнату, поил шампанским или пивом и «укладывал» в постель. Во время процесса он тщательно следил за тем, чтобы бокал девушки не оставался пустым, и к середине ночи очередная пассия Стаса обычно накачивалась под завязку.

Тут к делу подключался Жиров. Он набрасывался на сонную, хмельную девушку, как какой-нибудь Калибан, сопя и покряхтывая от вожделения. Малевича это смешило. Более того – для него это было чем-то вроде терапии. Глядя на то, в какое грязное животное может превратиться человек, он словно бы рос в собственных глазах.

Шагая сейчас к выходу из ГЗ, Стас вздохнул и вдруг остановился. Идти на улицу резко расхотелось. Что же тогда делать? Вернуться к себе в комнату? Но чем заняться там? Спать не хочется, читать – тоже. Внезапно на Стаса накатила тоска. Эх, сейчас бы девчонку… Любую – косую, хромую, лысую… Секс – вот что ему сейчас нужно! Секс способен заглушить тоску лучше любых таблеток. Хотя бы на время…

За спиной у Стаса раскрылись створки лифта. Он обернулся и увидел Настю Горбунову. Должно быть, отправилась в «ночной чипок» за пивом. Стас дождался, пока она подойдет, и спросил:

– Не спится?

Настя остановилась. Презрительно посмотрела на Стаса и процедила сквозь зубы:

– После ваших воплей? Вы любое серьезное дело загубите. То ржете, то вопите…

Малевич мягко улыбнулся.

– Не обращай на нас внимания. Когда человеку нечего сказать, он предпочитает зубоскалить.

– Интересно знать – зачем?

Он пожал плечами:

– Так, на всякий случай. Добродушная улыбка всегда выглядит немного глуповато. А скептическая усмешка даже на лице идиота смотрится неплохо.

Настя чуть прищурила зеленые глаза.

– Ты всегда говоришь сентенциями?

– Почти. – Стас провел ладонью по лбу. – Уф-ф… Мне от всех этих потусторонних дел немного не по себе.

– Мне тоже, – призналась Настя.

– Давай прошвырнемся по улице, проветрим мозги, – предложил Стас.

Настя подумала, покосилась на Малевича, снова подумала и пожала плечами:

– Давай.

Двадцать минут спустя они шли по темной аллее. Настя говорила без умолку, и речь ее была гневной. О чем бы ни заходил разговор, у Насти всегда находилось крепкое и желчное словцо. Сейчас она клеймила родителей, которые пытались контролировать ее жизнь.

– В конце концов, мне двадцать один год, – горячо доказывала девушка. – Даже в Америке я была бы совершеннолетняя!

– Точно, – поддакнул Стас. – Родители проявляют о нас трогательную заботу, но иногда их забота способна закатать нас в гроб.

Настя остановилась и внимательно посмотрела на Малевича.

– Как странно ты это сказал.

– Что? – не понял он.

– Про гроб.

– Тебе не понравилось?

– Наоборот. Я ведь не боюсь смерти. Я ее даже люблю.

– Надеюсь, у вас это не взаимно, – заметил Стас.

На губах у Насти появилась усмешка.

– Ей не нужна взаимность. Она вообще не слишком разборчива и хапает все, что плохо лежит.

– Тогда какой смысл ограничивать себя в выпивке? Тыщу лет все равно не проживешь, а удовольствие получишь. Глотни!

Он протянул Насте открытую бутылку водки, которую купил в «ночном чипке», но она небрежно оттолкнула ее.

– Зря, – сказал Стас. – Лично мне помогает расслабиться.

Несколько секунд Настя молчала, о чем-то размышляя, затем дернула щекой и яростно произнесла:

– Да пошло оно все к черту!

– Правильно, – поддакнул Стас. – Пошло оно к черту! А мы будем пить и веселиться!

Он снова протянул бутылку Насте, и на это раз она ее взяла.

– Глотни – только залпом.

– И глотну! Думаешь, не смогу?

– Давай проверим.

Настя глотнула и закашлялась. Малевич быстро поднес к ее губам банку с пивом:

– Запей холодненьким!

Настя запила. Пиво прохладной волной прокатилось по обожженному горлу и пищеводу. Настя сделала еще несколько больших глотков и снова закашлялась.

– Черт… – сдавленно пробормотала она. – Сегодня точно не мой день.

И снова отпила водки. Подождала немного и вдруг покачнулась. Затем поднесла руку ко лбу, потерла его кончиками пальцев.

– Голова кружится, – сообщила она.

– Ничего, скоро пройдет, – заверил Стас.

– Угу. Как и все остальное.

Настя снова покачнулась. Малевич схватил ее за руку и прижал к себе. Девушка вскрикнула.

– Осторожнее, болван!

Поняв, что сделал Насте больно, и вспомнив про ее больные суставы, Стас виновато проговорил:

– Прости. Я не хотел разбить тебе сердце.

– Ты о себе слишком высокого мнения, – надменно проговорила Настя.

Поднесла к губам бутылку водки и сделала еще глоток. Реальность закружилась у нее перед глазами, и она выронила бутылку…