Текст книги "Наследник. Поход по зову крови"

Сам барон в полном расстройстве лежал в гамаке где-то на второй палубе и охал, пересыпая этот звуковой ряд сочной бранью.

Возле него хлопотал Жи-Ру.

Двое студентов Школы Пятого окна, ожидающие приезда Ариолана Бэйла и Аннабели на пристань, со сдержанным любопытством поглядывали в ту сторону.

Наконец мастер Бэйл и его невеста прибыли. Они приехали в просторном экипаже с открытым верхом, запряженном двумя лошадьми. Ими правил мрачный тип в униформе Трудовой армии. Себастьян, сидевший на грота-рее, признал в нем того круглолицего, что провожал их до места ночлега в лагере мостостроителей Трудармии. А в экипаже, помимо Ариолана Бэйла и дочери барона Армина, находились еще трое – и все из Школы Пятого окна. Здоровяка Олеварна, обнимавшего за плечи разом двух девушек, Себастьян запомнил хорошо: это был тот самый верзила, что намеревался дать ему в челюсть в шатре с серыми жерланами. Одну из девушек под мощной рукой Олеварна он тоже признал: кажется, ее звали Танита и она спрашивала что-то у повара Жи-Ру про розовый лед ордена Рамоникейя.

При появлении молодых людей барон Армин поднялся из своего гамака и, повязав голову мокрым полотенцем, вышел на верхнюю палубу. Тут он встретился с Ржигой, который безуспешно пытался с нее встать. Мощным ударом ноги барон Армин убрал бедного полубрешака со своего пути; тот прокатился несколько шагов по палубе и провалился в открытый корабельный люк, предварительно стукнувшись башкой о поднятую решетчатую крышку.

Уже поднимающийся на борт корабля мастер Ариолан Бэйл, создав несколько величавых складок на своем высоком лбу, задумчиво наблюдал за поступательным движением Ржиги.

– Папа, ты чего? – отбросив церемонии, спросила Аннабель и выступила из-за спины мастера Бэйла. – Ты его за что так? Я же тебе много раз говорила, что…

– Что пора плотно позавтракать! – вступил в разговор кудесник Жи-Ру. Широчайшая улыбка сияла на его лице.

А в его руках дымился, благоухал, блистал разноцветьем красок громаднейший поднос. Чего тут только не было! Лоснился ошалевший от счастья лосось в смородиновом маринаде. Исходила рубиновыми каплями нарочито грубо нарубленная баранина по-альгамски с гранатовым соком и сводящим с ума соусом каллимаури. Сочные колбаски с воткнутыми в них шпажками лежали торжественно, как с честью павшие на поле кулинарной брани солдаты. Развратный розовый разлом фруктов внушал надежду… Надежду съесть всю эту гору снеди и попросить кудесника-повара приготовить еще! Тем более что среди закусок и яств стояли разноцветные наливки, за которые, по словам самого Жи-Ру, можно было отдать душу и приплатить сердцем. Среди ягодных и фруктовых наливок, возмущенных наличием среди них грубого и славного боррского эля, царил великий и ужасный вайскеббо.

О нем говорили, что мужчина, испив этого огненного напитка, становится ребенком, тает, как воск; а самое зеленое и юное дитя, сделав два глотка, вбирает в себя мощь зрелого мужа.

Жи-Ру нацедил барону Армину именно вайскеббо. Тот выпил, мечтательно жмурясь, и когда открыл глаза, это был совсем другой человек.

– Прошу пожаловать на борт «Летучего»! – воскликнул он и гостеприимно раскинул объятия. – Дети мои!

– Я рад, что вы так нас встречаете… отец мой, – после длительной паузы ответил Ариолан Бэйл.

Конечно, он не отказал себе в удовольствии впустить в эти слова яд тончайшего сарказма.

Именно в этот момент – когда мастер Бэйл ступил на палубу корабля, держа в своей руке тонкие пальцы Аннабели, когда он нежно приобнял ее, помогая сойти с трапа, когда он широко ей улыбнулся, показывая безупречные белые зубы, – Себастьян окончательно его возненавидел.

«Я его убью, – решил он. – Я убью эту надменную тварь! И будет так!»

Приняв это решение, Себастьян вдруг успокоился и вскарабкался на бом-салинг, для мало понимающих в морском деле – практически самую высокую точку корабля, на которую только мог забраться матрос. Сидя здесь, на высоте в десять человеческих ростов, на мощных брусках, крепящих древо бом-брам-стеньги, Себастьян обозревал утренний Сеймор. Город был добротен, приземист и крепок, как любой из больших и малых городов Кесаврии – за исключением, наверно, одной столицы. Утренний солнечный свет лег на черепичные крыши домов, на серый камень мощеных улиц и кряжистые башни городской тюрьмы. На длинные серые бараки портовых пакгаузов…

Себастьян закрыл глаза, и неожиданно перед его мысленным взором взмыли вверх острые, как розовый лед, золотые, как остывающее закатное небо, шпили. Это видение было настолько ярким, явным, настолько зримым, что Себастьян потерял себя и едва не разжал руки, обвитые вокруг стеньги.

«Что это? Что это за город?»

– Стойте! – разорвал его видение визгливый крик. И Себастьяну даже не надо было поднимать веки, чтобы узнать, кто именно в очередной раз влезает не в свое дело. Он все-таки раскрыл глаза и, притянувшись к прохладному гладкому дереву стеньги, убедился в том, что его догадка верна.

По пристани бежал маленький брешак, энергично преследуемый одной тощей облезлой собакой и вяло – двумя толстыми портовыми стражниками. Представитель несносного племени брешкху бежал прямо к «Летучему».

Конечно же это был Аюп Бородач.

– Стойте! – кричал он, хотя еще не прозвучала команда отдать швартовы, и до отправления судна оставалось еще прилично времени. – Стойте, ух!

Аюп Бородач взбежал по трапу, сгибаясь под тяжестью двух здоровенных плечевых сум, и почти упал на палубу. Окончательно перейти в горизонтальное положение ему помог добродушный пинок в голень от барона Армина:

– Да это ж скотина Аюп! Ну ты скажи, а? И откуда ты взялся, огрызок дохлой дворняги?

– У всех одни и те же вопросы… – уже валясь на палубу, выговорил тот. – Хоть бы что новенькое сказали, дядюшка Армин…

– Я те дам «дядюшка»!

– Действительно, какой такой дядюшка? Отец, что у тебя сегодня за времяпровождение такое? Целевое утро по катанию брешаков по палубе с помощью пинков? – снова не выдержала Аннабель.

– Практически новая дисциплина в школьном курсе, – пробасил Олеварн. – А что? Неплохой был бы предмет…

– У тебя по нему точно был бы самый высокий балл, – с расстановкой произнес Ариолан Бэйл. – Вставай, дружище. Ты кто такой и откуда взялся на корабле? Не видел я тебя.

– Я тебя тоже не видел ни на одном корабле из тех, на которых бывал, – отозвался Аюп Бородач. Он подрыгал ногами и наконец сел на палубе, подтянув к себе обе плечевые сумки. В них определенно что-то булькало и позвякивало. – Хотя, с другой стороны, ты не обязан ходить на тех же кораблях, что и я. А-а-а, я тебя знаю! Ты сам Ариолан Бэйл! Мы ж о тебе говорили с мастером Басти, ты еще у него невесту отбил… хр-р-р-р… э-э-э… По всему вижу, что ты предпочитаешь сушу. А тут даже палуба мокрая… Э-э-э… да и блевал кто-то, кажется… немного…

Из люка выглянул Ржига. Увидев разглагольствующего Аюпа Бородача, он издал короткий стон и добровольно свалился обратно. Ариолан Бэйл философски заключил:

– Я вижу, тебе рады буквально все. Что у тебя за поклажа?

– О ней-то я хотел рассказать с самого начала, но меня, так сказать, прервали, – мгновенно оживился Аюп Бородач. – Тут отличнейшее вино. Несколько видов наливок. О, господин барон, не смотрите с таким гневом: конечно же имеется и боррский эль, и вайскеббо! Но главное… милые дамы, боюсь, будут слишком очарованы мной, когда я покажу, что у меня есть… Насколько это очаровательно и пленительно…

– Рассказывай уже, плут! – рявкнул барон Армин.

Аюп Бородач окончательно принял вертикальное положение. Шмыгнул носом. Его руки задвигались с быстротой отпетого ярмарочного шулера. Одна из сум раскрылась, и из нее, блистая девственной белизной парусов, выплыл маленький парусник…

– Ого! – в голос сказали Аннабель, Танита и вторая девушка из Школы Пятого окна, по имени Майя.

– Эх… – сказал круглолицый парень по имени Инигор Мар, тот, кто правил лошадьми. – Я три года такое вино не мог достать, а тут – поди ж ты…

Крошечный Аюп Бородач улыбался и для пущей значительности вставал на цыпочки.

Модель парусника представляла собой сосуд для самого дорогого напитка, который только и можно было найти во всем королевстве Кесаврия (в Альгам не было смысла заглядывать, там употребляли куда более грубые и действенные пойла). Это было настоящее алое астуанское вино, названное так в честь держателя Алой сотни – великого Астуана V, ланзаата его величества жизнетворного короля Руфа-Альвуса IV Шеппиана. Собственно, до пятого Астуана был четвертый, третий, – а вино по древнему рецепту продолжало литься в их честь.

– Астуанское…

– Астуанское!

– Эй, Аюп! – прищурился барон Армин, впрочем, уже изрядно подобревший и размякший после дозы вайскеббо. – Это как же так, плут? Откуда ты взял это вино? Украл? Даже у меня… э-э-э… даже я пил его два раза в жизни…

Барон приврал ровно в два раза. Аюп Бородач, если судить по его усмешке, по достоинству оценил фантазию дядюшки Армина.

– Честно говоря, я его выиграл, – отозвался он, отодвигаясь от опекуна Себастьяна во избежание очередного пинка. – В «Пестрой пустоши». Как и все остальное… Помнится, именно там вы, господин барон, проиграли в прошлом году все, вплоть до нижних штанов. Да и те вам выдали сугубо из расположения…

Дядюшка Армин уже открыл было рот, чтобы зареветь, как насаженный на пику вепрь. Улыбка дочери остановила уязвленного барона.

– Отлично! – сказал он. – Господа студенты Школы Пятого окна, прошу пожаловать в кают-компанию для завтрака. Сейчас мы отплываем.

Растаяли за кормой виды, звуки и запахи Сейморского порта. Капитан «Летучего», вместо того чтобы пойти вдоль побережья, отчего-то взял курс зюйд-вест, и вскоре суша вовсе исчезла за горизонтом. Себастьяну было не до того, чтобы узнавать, каким именно галсом идет судно и какой курс заложил капитан, а вот юркий Аюп Бородач быстро установил, в чем дело. Оказывается, в шестидесяти морских лигах от Сеймора лежал знаменитый архипелаг Аспиликуэта, чьи красоты давно стали притчей во языцех.

Другое дело, что на этих островах мало кому доводилось бывать лично – в том числе и потому, что они лежали в непосредственной близости от Мертвой линии – условной черты, за которой кончалась полоса территориальных вод.

Черты, за которую строжайше запрещено заплывать.

Тот, кого пограничные патрули королевского флота уличали в нарушении этого запрета, умерщвлялся.

И эта мера даже не обсуждалась.

Именно по этой серьезной причине рассказы о шикарных прозрачных лагунах, о гранитных пиках и голубых деревьях славного архипелага Аспиликуэта, передаваясь из уст в уста, обросли массой занимательных подробностей.

Нет нужды говорить, что немногие из них соответствовали действительности. Ибо источником этих фантазий в большинстве своем являлись рыбаки приморских артелей, люди малограмотные, с буйным воображением, склонные безудержно врать и приукрашивать – особенно в пору своего пребывания на берегу, когда горячительные напитки лились рекой.

– Ариолан, милый, я давно мечтала побывать на островах Аспиликуэта, – просто сказала Аннабель. – Давай туда съездим. Я была бы очень благодарна…

Ариолан Бэйл, конечно, не стал отказывать ей в такой малости. У него так сияли глаза, что, казалось, он легко выполнил бы просьбу перенести Аннабель на луну. В своей компании, конечно.

Себастьян охотно отправил бы красноречивого предводителя студентов Школы Пятого окна и куда подальше, чем луна. Но сейчас он не мог заставить себя произнести и единого слова: он стискивал челюсти, зубы стучали, как от озноба, а пальцы самопроизвольно переплетались в самые прихотливые комбинации. В каюту уже три или четыре раза заглянул Ржига, который уже успел поправить здоровье и наливками доброго Жи-Ру, и трофеями проворного Аюпа Бородача и потому чувствовал себя прекрасно.

– Басти, пойдем, мы там на шканцах… скоро будут танцы… такие, понимаешь… А ты видел эту… Таниту? И вторая – тоже ничего! Да брось ты, Басти, париться из-за… э-э-э… Ну, как хочешь. Я же, собственно, не настаиваю…

Когда Ржига таким милым манером «не настаивал» в очередной раз, Себастьян швырнул в него увесистым светильником.

Больше полубрешак не появлялся.

Зато пришел Аюп Бородач.

Этот массовик-затейник, которому положено было везде появляться с лицом значительным, сияющим и глупым, как полная самодовольства луна, пришел к Себастьяну серьезный и тихий. Он молча выложил на стол то самое зеркальце, которое расстроенный воспитанник барона злонамеренно оставил в «Полутора толстяках» в счет уплаты за трапезу и выпивку. И он ушел бы так же молча, не останови его Себастьян на самом пороге возгласом:

– Это что такое?

– Это – то самое… – не оборачиваясь, пробормотал Аюп Бородач.

– Зачем?

– Просто мне показалось, что ты будешь жалеть о своем поступке. Поэтому я, выйдя из «Пестрой пустоши», заглянул в «Полтора толстяка» и выкупил этот твой заветный перламутр… Конечно, ты можешь швырнуть им в меня, как светильником в Ржигу. Но я бы советовал не торопиться…

Последнюю фразу он договаривал, развернувшись лицом к Себастьяну, и почудилось в его глазах нечто такое, что отличало этого Аюпа Бородача от того несносного забулдыги и вечно путающегося в ногах нахала, коим он являлся обычно в представлении окружающих.

– Аюп…

– Просто я не хочу, чтобы у тебя было такое лицо и такой затравленный взгляд, как сейчас, – четко выговорил брешак и шагнул за порог. Хлопнула дверь.

Себастьян медленно вытягивал руку. Он не решался коснуться зеркала, словно то было раскалено. Словно оно пожрало бы его пальцы, как бешеный зверь с пастью, пышущей яростью. Не дотянувшись до поверхности амальгамы лишь чуть-чуть, он упал вниз лицом. Задрожав, как в агонии, и ломая ногти о деревянный пол, стал затихать.

Через час он вышел на палубу со спокойным, равнодушным, светлым лицом. У него были глаза мужчины, принявшего серьезное решение.

Глава 5
Очень холодное оружие

Принял решение и добрый барон Армин. Помимо решения, он принял на пухлую грудь колоссальное количество горячительных напитков, которые чрезвычайно способствовали благорасположению барона. Он сделался очень добр и участлив к своим спутникам и поминутно гладил по голове то свою дочь, то ее будущего супруга, то непонятно как попавшего в число этих избранных здоровяка Олеварна. Последние двое смотрели на размякшего дядюшку Армина с явной иронией.

Однако же при появлении Себастьяна все студенты Школы Пятого уровня разом оставили своим вниманием подвыпившего барона и перекинулись на его воспитанника.

– Ага! – сказал Олеварн. – А я думал, что ты все плавание будешь сидеть в своей каюте. Откуда я знаю, может, у тебя это… несварение… недержание… словом, плохо переносишь корабельную качку.

– Я переношу корабельную качку настолько хорошо, что вполне могу перенести еще и тебя. Скажем, до края палубы, чтобы выбросить за борт, – улыбаясь, ответил Себастьян. – А, ты же толстоват! Тогда, быть может, я переоценил себя. Не осилю. На этот случай в вашем обществе есть кто и похудее.

– А-ап! Басти, выпей вот этой наливки! – возник откуда-то сбоку повар Жи-Ру. – Стой, стой! Прежде возьми вот этот жирфукс с майоланом и, как выпьешь, тотчас бросай на язык – проглотишь вместе!

– С удовольствием, – быстро сказал Себастьян и, разом проглотив ароматнейшую жидкость, последовал совету кудесника Жи-Ру, заев тем самым жирфуксом. У него заблестели глаза, напиток ударил в голову, сорвал остатки скованности, зажатости, неверия в себя. – С удовольствием, почтенный мастер Ариолан Бэйл! – повернулся он к спокойному, надменному, не притронувшемуся ни к одному из блюд и тем паче горячительных напитков любимцу герцога Корнельского. Рука Бэйла лежала на талии Аннабели и даже не дрогнула, когда Себастьян обратил к нему свой горящий взгляд и слова, полные вызова.

Мастер Ариолан Бэйл зашевелился.

– Я тебя слушаю, – отчеканил он.

– Ну как же… Вы что-то говорили о том, что нам рано или поздно придется сойтись лицом к лицу с Черной Токопильей и с Предрассветными братьями? Так, совсем недавно? Почему-то мне захотелось об этом поговорить.

В юном лице Ариолана Бэйла, состаренном многолетней спесью, что-то изменилось, и он стал выглядеть на свои восемнадцать лет.

– К чему ты поднял эту тему? – резко выпрямился он. – Я хотел бы знать, зачем ты говоришь мне все это?

– На всякий случай, – отозвался Себастьян. – Тебе, вероятно, куда лучше моего известно, просвещенный мастер Ариолан Бэйл, что острова Аспиликуэта, куда по просьбе твоей невесты мы сейчас плывем, всегда были местом диковинным, диким, удивительным. Красивым местом… Прелестным оазисом, где отчего-то не живут люди. Ты же наверняка знаешь, как контрастируют между собой невзрачные материковые берега, скажем, близ Угурта, и береговая линия архипелага Аспиликуэта? Правда? Эти голубые лагуны, все эти пляжи с песком белым, красным, желтым, с песком теплым нежным, как волосы любимой девушки?

– Э-э-э… Басти! – попытался вмешаться околачивающийся неподалеку Ржига. – Ты что такое несешь?

– А ну… з-замолчи! Б-ба… ба-алтаешь, как б-ба… ба-ба! – внес посильную лепту в разговор и барон Армин. – Хыррр…

Себастьян, кажется, хотел добавить к уже сказанному еще пару ласковых слов, но здоровенная ручища опекуна дотянулась до его лица и накрепко запечатала рот.

О, несмотря на видимую неуклюжесть и мешковатость, барон Армин был силен! Несколько тщедушных попыток высвободиться ни к чему не привели. Бледный, задыхающийся, с оцарапанной желтыми баронскими ногтями шеей, Себастьян упал на палубу. Он запутался ногами в снастях бегучего такелажа и повторно упал при попытке встать.

От предательской наливки повара Жи-Ру кружилась голова…

Страшно было не это. Извернувшись на палубном настиле и больно ударившись подбородком о какую-то чугунную штуку для крепления снастей, Себастьян поймал на себе неподвижный взгляд Аннабели.

Вот это и было страшно. Ровное, спокойное презрение. В последний раз он видел у нее такой взгляд, когда двое пьяных конюхов посадили визжащего Ржигу в чан с помоями. Причем кверху ногами. Конечно, это презрение предназначалось отнюдь не наглотавшемуся мутной мерзости брешаку-поваренку, а его тупоголовым мучителям.

А вот теперь – ему, Себастьяну.

Он даже не стал подниматься, а просто отполз к левому борту и сел к нему, больно упершись острыми лопатками в деревянную обшивку. К нему медленно приблизился барон Армин. Он сопел, размазывал по левому углу рта жирный соус и время от времени притопывал ногой. Вопросы, один за другим брошенные в Себастьяна, были под стать этим действиям опекуна:

– Ты кому же это хамишь, порося? Надеюсь, теперь понял, на кого наседал, лягушачий помет? То-то! Ариолан Бэйл – это… э-э-э… Ого-го! – не найдя эпитета, достойного отразить все превосходство мастера Бэйла над незадачливым поклонником его невесты, воскликнул барон. – Вижу по твоей роже, что тебя немного поставили на место. Так-то, брат…

Добрый дядюшка Армин, выговорившись, существенно сбавил обороты и смотрел на Себастьяна безо всякой неприязни. К несчастью, его воспитанник был не в том состоянии, чтобы воспользоваться вновь возобладавшим в опекуне сытым благодушием.

Не поднимая глаз, он тихо сказал:

– Когда вы вышли от владетеля Корнельского, у вас была еще более жалкая рожа, чем сейчас у меня…

Глухо ударила в борт высокая волна. Несколько брызг долетели до обрюзглой физиономии барона Армина, который густо побагровел и ловил ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Наконец он заговорил. Все, на что его хватило, – это зловеще процедить:

– Та-ак!

И сразу же удалился.

Тем, кто знал барона Армина хоть немного, сразу бы стало ясно, что это намного хуже любых воплей, оскорбления, брызганья слюной и даже рукоприкладства.

И Аннабель, и Ариолан Бэйл, и сопровождающие их студенты слышали каждое слово этой безобразной сцены. Ибо барон говорил очень громко, не стесняясь… Ну а тихие слова Себастьяна донеслись еще явственнее, потому что за мгновение до того, как он начал отвечать барону, на судне разом, словно по единому вздоху, по мановению властной руки воцарилась мертвая тишина.

Впрочем, вскоре о Себастьяне забыли. Или сделали вид…

Ибо на горизонте показался тот самый архипелаг Аспиликуэта – точнее, его сердцевина, центральный и самый большой остров Куэта-Мор, сверху похожий на разломленный гигантский плод. Вокруг него, как чешуйки этого плода, роились многочисленные маленькие острова, островки, гряды камней, извилистые подводные хребты и скалы…

Сначала это было невнятное вытянутое пятнышко на горизонте, над которым стояло неподвижное белое облачко. Потом из океана поднялась череда пиков, цепь, господствующая над островом и окруженная черными соснами. И только потом стало видно, что эти пики – всего лишь мрачное навершие, крошечная часть светлой и приветливой суши.

Остров был великолепен. Бриг «Летучий» шел вдоль его побережья на расстоянии какой-то морской полулиги, и отсюда восхищенным взорам Аннабели, девушек и их сопровождающих открывались живописные бухты, окаймленные широкой полосой светло-серебристого и белого песка, за которой поднимался густой лесной массив.

Высокие деревья были оплетены лианами с лиловыми, белыми и желтыми цветами. И плыл в теплом воздухе нежный, как дыхание ребенка, аромат.

Бриг начал медленно втягиваться в одну из бухт. Над ней высился массив высоченной скалы, изобилующей острыми и опасными расщелинами. Из тех расщелин раскручивали свои извилистые тела несколько уродливых деревьев с голубоватыми стволами.

Когда «Летучий» выбрал место для стоянки и по распоряжению капитана стал выпускать якоря, лязг якорных цепей спугнул с крон прибрежных деревьев целую птичью стаю и взбаламутил неподвижно стоящий в воде косяк рыб. Вода в той бухте была настолько прозрачна, что можно было до мелочей видеть дно – хотя по тому, насколько длинные якорные цепи выбрали, глубина здесь была приличная…

Аннабель сложила руки на груди и выговорила:

– А ведь это совсем близко от наших мест…

Это действительно ничем не напоминало серые камни и бледные песчаные отмели кесаврийского побережья, отстоявшего отсюда меньше чем на дневной переход. «Какое несходство», – пробормотал Себастьян. Несмотря на пламенную речь перед Ариоланом Бэйлом, содержащую яркое описание этих мест, он никогда доселе не видел острова Аспиликуэта.

Спустили шлюпку. В нее поместились Ариолан Бэйл, студенты, барон Армин, Аннабель, задорно ухмыляющийся повар Жи-Ру, жонглирующий очередными яствами. На весла сели несколько матросов с «Летучего». Ах да. Конечно же в шлюпку просочился Ржига.

Из девушек, кроме Аннабели, не поехал никто. Непривычно тихий Аюп Бородач также не изъявил желания променять палубу «Летучего» на белые пляжи Куэта-Мора, к которым вплотную подступил благоухающий лес.

Остался на борту и Себастьян.

Вскоре путешественники высадились на берег. Захрустел под ногами серебристый песок. Аннабель с восхищением смотрела на лесной массив, начинающийся в тридцати шагах от линии прибоя. Из леса тянуло спокойными, тонкими ароматами листвы, свежей хвои, прекрасных цветов, которыми, словно звездами, были усыпаны кроны. Слышался приглушенный голос ручья. Прямо от кромки леса начиналась низинка, и где-то там, в балке, и влек своими торопливыми водами этот ручей.

– Мне бы хотелось напиться… – начала Аннабель.

– Мне бы тоже! – перебил барон Армин.

– Папа, ты меня не понял. Мне было хотелось напиться, понимаешь – пригоршнями из…

Барон движением площадного фокусника извлек из складок одежды внушительную флягу, оплетенную кожаными ремешками.

– …из ручья! – закончила дочь.

Ариолан Бэйл замешкался возле шлюпки, расстегивая и откидывая полог и вынимая оттуда оружие и немного припасов. Было решено остаться на острове до ночи, а потому голодать не было решительно никакого смысла.

Мастеру Бэйлу помогал Жи-Ру.

Между тем Аннабель вошла в лес и начала спускаться в тенистую низину. Пронзительное летнее солнце только начинало клониться к закату, и в тенистой прохладе деревьев дышалось куда легче. Девушка ускорила шаг. Сзади пыхтел барон Армин, утирающий влажный лоб сорванным листом. От приближающегося ручья тянуло свежестью.

В то же самое время Ариолан Бэйл, наконец покончивший с разгрузкой шлюпки, поднял голову и, не найдя взглядом свою невесту, спросил:

– А где Аннабель?

– Она пошла напиться, – отозвался Ржига. – Из ручья. Ага. Романтика, знаете, мастер Бэйл. Ну да. Она у нас всегда была очень чувствительная. Помню, в детстве мы пускали с ней кораблики, и когда очередной уплывал, она начинала плакать. Прямо заливалась! Ей казалось, что кораблик и его капитан, которого мы обычно делали из щепки, заплывет не туда и жестоко погибнет.

– Куда заплывет? – буркнул жених Аннабели.

– Да куда угодно. В море. В болото. Хоть в Омут! Ну да…

Ариолан Бэйл ожег Ржигу таким взглядом, что болтливый брешак съежился и сконфуженно зашкварчал, как передержанная на сковороде котлета. Однако процесс термообработки Ржиги до конца доведен не был.

– Сожри меня Илу-Март! – донесся до ушей путешественников, оставшихся на берегу, неистовый рев барона. – Ы-ы-ы-ы!

Мастер Ариолан Бэйл дернулся. В его руках мелькнул клинок. Тотчас же из низины донесся пронзительный девичий крик, и из леса выметнулась Аннабель. Ее волосы растрепались, сбились набок, а одной из сандалий на ногах девушки уже не было. Следом, бледный, пыхтящий, выскочил барон Армин.

– Туда! – крикнул он. – Скорее, лягушачье племя!

Ариолан Бэйл и его сопровождающие, мигом расхватавшие оружие, скатились в низину.

Там у ручья, не таясь, в полный рост стояли трое. Стояли и смотрели, как, выхватывая клинки, к ним приближаются и берут их в кольцо люди с «Летучего».

Хватило одного взгляда, чтобы понять, что перед ними – чужаки.

У самого ручья, касаясь воды кончиками пальцев босых ног, стоял высокий темноволосый мужчина в черной косоворотке, расшитой серебряными нитями. Его одежда, судя по всему, побывала в серьезных передрягах и имела вид довольно жалкий – однако выражение лица этого человека было такое, словно он был облечен в меха горностая, а лоб перехвачен золотой диадемой мага Алой сотни.

У незнакомца были пронзительные изжелта-серые глаза, высокие, словно точеные скулы. Очень гладкая смуглая кожа и тонкий нос с горбинкой. Запястья и часть предплечий перехвачены напульсниками из мягкой серой ткани. В правой руке чужак держал остро заточенный продолговатый металлический осколок. В тот момент, когда Ариолан Бэйл вытянул вперед руку с саблей, метя в переносицу высокого незнакомца, тот поднес полоску металла к собственной шее.

– Что вы тут делаете?

– Лично я тут брился, – неторопливо сказал высокий на отличном южно-кесаврийском, однако скользил в его словах едва уловимый акцент – металлические нотки, будто склепывавшие речь. – А мои спутники стояли за спиной, потому что им бриться необязательно.

Спутники – такие же высокие, смуглокожие – даже не шевельнулись. У обоих были такие лица, что им не только бриться, а и разговаривать было вовсе не обязательно. Оба заросли густой бородой, оба вперили немигающие взгляды таких же, как у их предводителя, изжелта-серых глаз прямо перед собой. Другое дело, что эти взгляды ничего не выражали – даже тупой неприязни или смутной тревоги.

А вот у человека с перемотанными запястьями был живой и выразительный взгляд.

У брешака Ржиги проскочили крупные ледяные искры вдоль позвоночника, когда он попытался было любознательно заглянуть в эти живые, яркие глаза.

– Что вы делаете на острове? – быстро спросил подошедший барон Армин.

– Мы потерпели кораблекрушение.

– Давно?

– Сложно сказать. Здесь время тянется по-иному. Кому и пять-шесть дней – вечность.

– Но все-таки?

Человек невозмутимо пожал плечами.

– Вы явно не из флота его величества короля Руфа. Да какой там флот… Вы даже не похожи на альгамских каперов. Кто вы? – подключился Ариолан Бэйл.

– Не так просто ответить на этот вопрос.

– Ну уж извольте! – Острие сабли мастера Ариолана Бэйла коснулось лба незнакомца.

– Я постараюсь, честное слово, – размеренно отозвался тот.

Говоря все это, высокий незнакомец не удостоил тех, кто его спрашивал, ни единым взглядом. Потому что он смотрел на возвращающуюся к ручью Аннабель.

Ни Ариолан Бэйл, ни отсутствующий при этой сцене Себастьян, ни растрепанный барон Армин или проказник Ржига, конечно, не знали и не могли знать стандартов красоты, которые чтил незнакомец. Они и представить себе не могли, как Аннабель выглядела в глазах этого высокого, выточенного морем чужого.

В трех шагах от незнакомца, прислонившись спиной к стволу дерева, стояла девушка редкостной красоты, темноволосая, изумительно сложенная, с тонкими чертами лица и большими глазами небесно-голубого цвета. На ней было простое платье темно-синего цвета, заколотое брошью на правом плече. Она была боса, одна из щиколоток расцарапана в кровь. Девушка тяжело дышала, вздымая высокую грудь, и стоял в ее влажных глазах терпкий, темный, суеверный страх. Аннабель ненавидела себя за это чувство, казавшееся ей позорным, но никак не могла избавиться от него. В ее носу лопнул какой-то сосудик, и этот страх по капле крови начал уходить из нее, пятная подбородок, грудь, ткань платья.

– Право, я не хотел вас напугать, – с тонким оттенком сожаления сказал незнакомец. – Пугать женщин не в моих правилах.

Повар Жи-Ру, стоявший за спиной Ариолана Бэйла и державший в руке железный вертел так, словно это была отличная сабля с эфесом и отточенным клинком, дотянулся до уха студента и негромко выговорил несколько слов.

– В самом деле? – отозвался тот.

– Это их отличительная черта. Опознавательный знак, говорящий об уровне инициации, если хотите.

Ариолан Бэйл даже вздрогнул, услышав столь развернутый ответ. Скрипнул зубами и после паузы произнес:

– Откуда вы знаете?

– Я двадцать лет ходил под флагом его королевского величества. Я много что знаю, – бесстрастно отозвался Жи-Ру.

– Ну хорошо. Олеварн, Инигор Мар, снимите у него вот эти повязки с рук.

Незнакомец и бровью не повел.

– Это еще зачем? – надменно бросил он.

– Брось эту железку. Она тебе не нужна, – вместо ответа распорядился Ариолан Бэйл.

Полоска отточенного металла проскользнула меж длинных пальцев незнакомца и, упав в ручей, опустилась на дно.

– Повязки… – выдохнул Ариолан Бэйл.

Здоровяк Олеварн вынул из-за пояса небольшой кинжал и приступил к чужаку. Тот бесстрастно наблюдал за тем, как острие режет тянущуюся ткань напульсников. Олеварн сорвал обрывки и обнажил предплечье.

Ариолан Бэйл скрипнул зубами. Жи-Ру негромко произнес:

– Они. Это они – стигматы Предрассветных братьев.

– Что? – выговорила Аннабель, все так же пачкающая платье о натеки смолы на стволе дерева. Она даже не пыталась утереть все не унимающуюся кровь из носа. Как будто не замечала. – Что это?