Текст книги "Карикатура. Непридуманная история"

Глава 2
Карикатура на баррикадах

Крупные мятежи и войны всегда являлись временем расцвета социально-политической сатиры. Убойная карикатура на противников в смутные времена ценится на вес пороха. Так что ещё неизвестно, расцвёл бы в полную силу и, главное, был бы востребован обществом талант художника Оноре Домье, если бы в его судьбе не было сразу двух революций.

Пощёчина Его Величеству

Улица перед офисом известной книготорговой фирмы была примерно с девяти часов утра запружена толпами народа. Как только по Парижу разнёсся слух об удивительном зрелище, охваченная любопытством публика разного сословия сразу устремилась сюда со всех сторон города. К двенадцати часам пополудни все прилегавшие к месту события улочки оказались забиты людской массой вперемежку с застрявшими в ней экипажами. Со стороны эпицентра событий слышался несмолкающий гул голосов, то и дело прерываемый взрывами дружного хохота.

Прибывшему с некоторым опозданием префекту полиции Жиске с дюжиной агентов службы «Сюртэ» («Безопасность») далеко не сразу удалось пробиться сквозь толпу к витрине книготоргового магазина. Только грозный голос полицейского начальника, подкрепляемый тычками дубинок его сопровождающих в спины зевак, проложил «стражам порядка» дорогу. Но стоило чиновнику увидеть предмет всеобщего возбуждения, как бывалый вояка на некоторое время лишился дара речи.

За всю свою долгую карьеру Жиске не сталкивался ни с чем подобным. Из витрины магазина на него смотрела толстощёкая рожа великана, в чертах которого можно было без особого труда угадать священный для каждого правительственного чиновника образ короля Луи Филиппа. Его Величество был изображён на литографской карикатуре в виде героя романа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». На рисунке король-чудовище поглощал в огромных количествах золото, которое чиновники для него отбирали у изнурённого народа.

Пройдёт чуть больше века, и критик Жорж Бессон в 1959 году так опишет эту знаменитую карикатуру:

«Подобострастно кланяясь, министры, депутаты и чиновники вбрасывают в рот Гаргантюа содержимое принесенных ими корзин. Золото, переваренное ненасытным обжорой, незамедлительно возвращается к толпе прихлебателей в виде должностей и орденов…»

* * *

Не прошло и часа после обнаружения крамольной карикатуры, как сыскные агенты арестовали её автора. Префект полиции Жиске с удовольствием немедленно бы отправил наглого насмешника прямиком на гильотину или сгноил бы его на каторге, предварительно заставив под поркой до изнеможения верноподданнически орать: «Да здравствует король!», но высшие власти страны из политических соображений ограничились на удивление мягким наказанием. Только что Луи Филиппу с большим трудом удалось подавить республиканское восстание в своей столице (1832 г.), так что он совсем не хотел провоцировать подданных на новый мятеж. Поэтому вместо вполне заслуженной им казни нахала Домье всего лишь на полгода заключили в тюрьму Сен-Пелажи, где он, впрочем, быстро завоевал авторитет у местных «постояльцев», рисуя их портреты, а также карикатуры на известных аристократов и чиновников…

Воспитание чувств

Оноре Викторьен Домье родился в Марселе в 1808 году в семье мастерового-стекольщика. Он был третьим ребёнком в семье.

Отец будущего художника, несмотря на ремесленную профессию, был увлечён искусством. Жан Батист Домье издал несколько сборников своих стихов. Ещё он собирал и реставрировал картины известных мастеров, которые резко обесценились в годы, когда Робеспьер и ему подобные якобинцы не только вели широкомасштабную охоту на не успевших сбежать от революции 1789 года за границу аристократов, но и объявили ненужной рухлядью «искусство дворцов».

Оноре Викторьен Домье

Мечтая прославиться на литературном поприще, Домье-старший вместе со всей семьёй переехал в 1816 году в Париж. С детства Оноре постоянно видел в доме поэтов, музыкантов, художников, с которыми водил дружбу его отец. Некоторые из гостей из любезности к гостеприимным хозяевам дома показывали их сыну свои картины или давали ему несколько простых уроков. Не удивительно, что вскоре мальчик стал гораздо больше интересоваться живописью, чем скромным семейным ремеслом.

Однако мечтам Домье-старшего о громкой литературной славе и высоких гонорарах не суждено было сбыться. Его заработков едва хватало на оплату скромной квартиры и пропитание большого семейства. Поэтому, когда Оноре исполнилось 12 лет, отец пристроил сына в ученики к судебному исполнителю. Со временем юноша мог получить постоянное место и приличное жалованье в конторе своего патрона, но Оноре быстро возненавидел однообразную бумажную работу. Он продолжал мечтать о живописи.

Работа продавца в книжной лавке тоже ненадолго увлекла Домье-младшего. В конце концов родителю пришлось подыскать своенравному отпрыску место ученика художника. На этот раз с учителем Оноре повезло. Это был известный живописец и архитектор Александр Ленуар. Сам он учился у легендарного Давида, воспевшего Наполеона Бонапарта в образах античных героев.

Ленуар с удовольствием занимался с Домье, понимая, что этому одержимому искусством парню из городского предместья не по средствам учёба в элитарной Академии живописи.

По совету наставника юноша стал регулярно бывать в Лувре, благо вход туда был бесплатный, и часами копировал работы Рембрандта, Тициана, Рубенса.

Особенно Ленуар советовал Домье учиться у мастеров Древней Эллады и Рима. Благодаря же тому, что в годы Наполеоновских войн трофейные спецкоманды французской армии, укомплектованные профессиональными искусствоведами, свозили в императорский музей шедевры, прежде всего античного искусства, со всей оккупированной Европы, Домье было на чём учиться.

Впрочем, Париж во все времена был наводнён честолюбивыми провинциалами-самоучками, мечтавшими, что однажды их работу возьмут для экспонирования в заветный королевский Салон живописи. К сожалению, подавляющей части этих лучезарных надежд не суждено было сбыться. Без сомнения Домье ожидала такая же печальная участь. В лучшем случае он мог надеяться получить место постоянного ассистента при своём учителе или почти за бесценок отдавать свои работы оптовым покупателям для перепродажи их на провинциальных ярмарках. И только судьба, решившая взять под своё благословенное крыло очередного бедного гения, могла вывести его окольной дорогой к славе и успеху.

Оружие революции

В 1796 году баварец Зенефельдер изобрёл технику литографии (от греч.: «лито» – «камень» и «графо» – «пишу», «рисую»). Этот был самый передовой способ печати для своего времени. Оттиски выполнялись переносом краски под давлением с плоской поверхности камня (известняка) на бумагу. Типографские мастера могли с помощью такой техники переносить на бумагу в малейших деталях карандашный рисунок или набросок тушью, передавать множество оттенков черного цвета, различные по характеру штрихи и пятна. Эта технология была словно создана для выхода жанра карикатурного рисунка на самую широкую народную аудиторию. Литография давала много четких отпечатков, и её быстро освоила полиграфическая промышленность того времени.

Главное, что этот способ воспроизведения графических изображений позволял массовыми тиражами и недорого производить листовки и другую печатную продукцию. Литография стала тем же в XIX веке, чем во времена церковной Реформации XVI века была гравюра на дереве или меди. Впрочем, по своей мощности новое идеологическое оружие настолько же превосходило сразу безнадёжно устаревшую гравюру, как нарезная винтовка эпохи промышленной революции средневековый арбалет.

Символично, что первые мастерские литографической печати открылись в Париже в тот самый год, когда сюда переехало семейство Домье. Это был знак судьбы. Ведь именно жанр литографской карикатуры впоследствии обессмертит имя Оноре Домье.

В 1828 году он поступил подсобным рабочим в мастерскую мастера Шарля Рамеля. В течение нескольких лет молодой художник шаг за шагом осваивал типографское искусство. Начинал с выполнения маленьких заказов на печать виньеток, визиток и рекламных брошюр. Одновременно шлифовал технику сатирического рисунка.

В 1830 году первые работы никому не известного рабочего литографской мастерской были опубликованы в небольшом журнале «Силуэт». Вскоре на талантливые рисунки сразу обратил внимание знаменитый художник и издатель популярного либерально-политического журнала «Карикатюр» («Карикатура») Шарль Филиппон.

Первый карикатурист Франции

В журнале «Карикатюр», с которым начал регулярно сотрудничать Домье, в ту пору работали лучшие рисовальщики Франции – Шарле, Монье, Гранвиль, Травье и другие. Наш герой начал регулярно публиковаться на страницах этого издания под псевдонимом Рожлен. Его карикатуры быстро приобрели широкую известность. Художника интересовала политика и общественная жизнь. Он едко издевается в своих рисунках над пошлостями и мерзостями тайной частной жизни известных персон, которые на публике изо всех сил пыжились казаться неподкупными моралистами.

На протяжении нескольких лет ежедневно в очередном номере «Карикатюр» появлялась свежая литография Домье. После многих публикаций случались скандалы. Тогда в редакции появлялся полицейский наряд с ордером на арест или изъятие тиража. Бывало, что в офис журнала врывался кипящий яростью сам невольный герой карикатуры или же чинно входил важный адвокат скомпрометированного вельможи.

Для Домье и его патрона такие визиты далеко не всегда заканчивались штрафом или объяснениями на повышенных тонах. Порой дело доходило до суда (за время существования журнала на его владельца и сотрудников было подано более сотни судебных исков). Несколько раз художник оказывался за решёткой, впрочем, всегда ненадолго.

Для справки: несколько парижских карикатуристов описываемого периода были убиты за свои рисунки на дуэлях. Кого-то находили с проломленным черепом в Сене. Так что профессия оппозиционного политического карикатуриста во все времена была весьма опасной для его жизни.

Но ещё более удивительно, как в монархической стране с довольно строгими порядками сатирик, профессионально обличающий пороки власти и финансовой элиты, невзирая на должности и капиталы, мог так долго пользоваться творческой и личной свободой.

Впрочем, всё же настал день, когда вконец потерявшие терпение власти издали драконовский закон, направленный против демократической печати. Журнал «Карикатюр» был закрыт, а его издатель и главные авторы одной дружной компанией угодили в тюрьму. Вместе с ними в каменном мешке оказались главные редактора и авторы ещё дюжины либеральных изданий Парижа. Это была грандиозная зачистка антиправительственной прессы.

Чтобы избавиться от сурового тюремного режима и скорее выйти на свободу, многие узники-журналисты и в том числе Домье и Филиппон, хлопочут через адвокатов, чтобы их признали душевнобольными и перевели в клинику доктора Пинеля. Об этой внезапной эпидемии безумия среди «господ писак» впоследствии с сарказмом писал в своих мемуарах префект парижской полиции.

* * *

Выйдя на свободу, Шарль Филиппон основывает новый журнал с бессмысленным названием «Шаривари» («Кавардак»). Чтобы остаться на рынке, издатель клянётся больше не заниматься политикой и обещает надзирающим за прессой чиновникам, что его новый журнал будет чисто развлекательным и содержать статьи и карикатуры на лёгкие фривольные темы.

Отныне французская политическая карикатура находится под строгим цензурным присмотром, и Домье приходиться осваивать эзопов язык, чтобы продолжить прерванный тюремным заключением разговор со своими постоянными читателями. Впрочем, не только цензоры, но и собственные редактора постоянно требуют от находящегося на заметке у властей сатирика максимальной политкорректности. В итоге признанному политическому трибуну приходится переключиться на безопасное высмеивание «милых» недостатков мелкой буржуазии. В этот период своей жизни Домье создаёт серии рисунков, в гротескной форме показывающих убогий внутренний мирок французского мещанина.

Бодлер писал о том времени так: «Карикатура стала иного качества, утратила специфический политический характер и пошла по пути обычной общественной сатиры».

Впрочем, и на поприще обличителя мещанских нравов представителей среднего класса Домье добился многого. Во всяком случае, многие его работы вызывали ожесточённые споры у современников. Да и сегодня литографии полуторавековой давности во многом не утратили своей актуальности. Конечно, поменялись политическая ситуация, мода, техника, но человеческая психология осталась неизменной. По-прежнему духовная пустота, равнодушие ко всему, что не касается эгоистических интересов, остается самым распространённым пороком типичного обывателя, тупеющего в своём благополучном мирке. Многие современные буржуа – те, кого принято ныне называть «офисным планктоном», тоже готовы идти по чьим-то головам ради мечты, нет, конечно же, не о новом экипаже, а о последней марке престижного автомобиля.

Оноре Викторьен Домье. «Все же очень лестно видеть свой портрет на выставке»

Или вот, например, на карикатуре, которая называется «Все же очень лестно видеть свой портрет на выставке» из серии «Салон 1857 года», показано мелкое тщеславие буржуа, готовых на всё, лишь бы их портрет появился на престижной художественной выставке. Не правда ли, напоминает стремление некоторых представителей современной нам богемы, деловой и политической элиты любой ценой попасть в различные «глянцевые» рейтинги типа: «Сотня самых красивых женщин (или мужчин) Москвы или России»? При этом всем вокруг прекрасно известно, сколько стоит место в таком престижном топ-листе.

Оноре Викторьен Домье. «Парижские типы»

Этой же теме – высмеивания пороков представителей среднего класса – посвящены такие серии Домье, как «Парижские типы» (1839–1840), «День холостяка» (1839), «Супружеские нравы» (1839–1842), «Пасторали» (1845–1846), «Добрые буржуа» (1846–1849) «Люди юстиции» (1845–1848) и др.

Оноре Викторьен Домье. «День холостяка»

Оноре Викторьен Домье. «Древняя история. Нарцисс»

В 1841–1843 годах Домье создаёт серию карикатур «Древняя история». В этих литографиях мастер беспощадно пародирует сюжеты и образы античной мифологии, выводя в ролях древних героев и богов современных ему дельцов. Таким образом Домье иронизирует над высокопарным классическим стилем коллег по художественному цеху, работающих в прибыльной манере уже упомянутого мною в этой главе «певца Наполеона» Давида.

Дело в том, что у состоятельных клиентов XIX века, как, впрочем, и у некоторых современных нам олигархов, одно время вошло в моду заказывать свои портреты в образе гордых римских трибунов или министров прежних эпох.

Эти карикатуры имели большой успех даже в аристократических салонах. Искусство Домье перестало быть опасным и вполне заслуживало поощрительно-снисходительных улыбок господ, вполне понимающих тех, кто одержим пороками, покупаемыми за франки.

* * *

И всё же идеалист и противник внутренних компромиссов Домье не мог навсегда смириться с навязываемой ему ролью бульварного скомороха. Ведь его призвание – раскрывать своим творчеством сущность самодовольных, жестоких и вороватых правителей, чиновников, коррумпированных судей, лживых адвокатов, бездушных врачей, дерущих с обманутых ими пациентов грабительские гонорары.

Кстати об адвокатах. В одноимённой серии карикатур Домье удачно сравнивает судебных защитников с греческими ораторами. Мы видим более чем энергичных платных говорунов, речи которых даже заставляют развеваться их тоги. Перед нами этакие речевые машины, старательно отрабатывающие языком свои высокие гонорары.

Чтобы художника не могли обвинить в оскорблении конкретных чиновников или дельцов, Домье временно отказывается от портретных карикатур и изобретает обобщённый образ ненавистного ему типажа бессовестных ловкачей. Хотя именно умение передать портретное сходство объекта сатиры с приданием его лицу и фигуре заострённо гротескного вида всегда являлось фирменным стилем автора. Но времена изменились, и необходимо было искать компромиссные формы. Так появляется серия о похождениях собирательного персонажа – ловкого шарлатана Робера Макера.

Оноре Викторьен Домье. «Робер Макер»

Карикатура на баррикадах

Новый творческий взлёт у художника случился в дни февральской революции 1848 года. Цензура временно была отменена, и снова актуальным стало картечное искусство политической карикатуры. Правда, ещё до этих событий Домье снова стал создавать и по возможности публиковать в разных изданиях и в виде отдельных листов карикатуры отнюдь не на бытовые темы. Так, в смешном и одновременно жутком обличье представлены участники заседания парламента в работе «Законодательное чрево» (1834 г.). Перед нами блестящее сборище беспринципных казнокрадов, тупиц, подхалимов, взяточников и прочих мошенников и моральных уродов разных мастей. Глядя на этот сюжет, а также на другие работы сатирика той поры, понимаешь, что очередная в истории Франции революция была неизбежной реакцией на разложение законодательной и исполнительной власти страны.

Оноре Викторьен Домье. «Законодательное чрево»

Судя по всему, художник принимал самое активное участие в революционных событиях. Правда, доподлинно неизвестно, дрался ли он с оружием в руках в уличных боях с правительственными войсками. Но карикатуры его наносили не меньший урон репутации власти, стремительно теряющей почву под ногами. Во многих кафе, торговых лавках, нередко прямо на стенах домов висели листовки с карикатурами Домье. На одной из них было изображено паническое бегство министров Луи Филиппа при виде юной девушки, символизирующей собой революцию («Последнее заседание кабинета министров», 1848 г.). Излюбленным персонажем карикатуриста снова становится Луи Филипп. На одной из карикатур монарх выступает в роли врача, радостно констатирующего смерть раненого пролетария («Он нам больше не опасен», 1834 г.).

Оноре Викторьен Домье. «Он нам больше не опасен»

Оноре Викторьен Домье. «Это убило то»

Мастер в своих работах отображает драматические для своей страны события Франко-прусской войны 1870–1871 г. и последовавшей за этим Парижской коммуны. Постепенно революционный пафос, дерзкая подчас до желчности протестная энергия сменяются в работах мэтра лиричной антивоенной философией. Одна из таких антимилитаристских сатир называется «Это убило то». На ней изображено поле, усеянное крестами и надгробиями. На первом памятнике надпись: «Погибшие на бульваре Монмартра 2 декабря 1851 года», на последнем – «Погибшие у Седана в 1870 году». Речь идёт о Наполеоне III, который пришёл к власти в результате кровавого военного переворота, а в итоге привёл империю к сокрушительному поражению в войне с Пруссией в битве у Седана в 1870 году.

Как и положено большому художнику и талантливому журналисту, Домье исправно выполнял миссию свидетеля и комментатора своего времени. За свою карьеру он создал около 4 тысяч литографских рисунков, множество гравюр и живописных полотен.

Портрет художника

Парадоксально, но всю свою жизнь мастер, чьи работы расходились огромными для того времени тиражами, балансировал на грани нищеты. Периодически журналы, с которыми сотрудничал Оноре Домье, разрывали с ним контракты. Симпатизировавшие художнику главные редакторы лишь сожалеюще разводили руками. «Я знаю, что вы настоящий бриллиант моей редакции, – смущённо говорил сатирику один из его постоянных работодателей, – но из-за ваших рисунков у нас постоянно возникают проблемы не только с полицией, но и с людьми, которые предпочитают действовать без соблюдения формальностей». При этом редактор демонстрировал художнику шестизарядный пистолет «Пепербокс», замаскированный под трость, и жаловался, что вынужден каждый месяц выкладывать почти 1000 франков на оплату услуг телохранителей. Сам Домье никогда не мог нанять себе охрану, хотя после первого года журналистской работы потерял счёт своим влиятельным врагам.

Впрочем, и восторженных почитателей у него тоже было очень много. Друзья не раз пытались помочь отчаянно нуждавшемуся в средствах художнику. Но уверенный и сильный в своём творчестве, в обычной жизни Домье абсолютно был лишён практичной хватки. Например, однажды приятель направил к нему богатого коллекционера. Путешествуя по Европе, янки с истинно американским размахом скупал произведения искусства.

Рекомендатель заранее предупредил Домье, чтобы он не продавал американцу картину, которой тот заинтересовался, дешевле 5000 франков. Показанное живописное полотно очень понравилось заокеанскому гостю, и он заинтересованно попросил хозяина дома показать ему ещё какие-нибудь свои работы.

Домье достал свои самые значительные произведения. Однако когда восторженный американец осведомился, сколько автор хочет за эти работы, Домье со свойственной ему скромностью попросил 600 франков за холст. Сделка была сорвана. Американец сразу потерял интерес к художнику, творения которого стоят так дёшево…

Тем не менее бедность не сломила мастера. Он всегда держался с большим достоинством. Даже когда незадолго до смерти вечному критику трона вдруг предложили из министерства принять высшую награду страны – орден Почётного легиона, уже начавший слепнуть старик с иронией ответил «данайцам», что «желает на старости лет глядеться в зеркало без смеха».