Текст книги "Автостопом в Индию. Из Москвы через заснеженный Кавказ, Иран и Пакистан в Индию и обратно, на попутных машинах, поездах и пешком"

Пакистан, Кветта, 28.02.98, последний день зимы

Кветта (первый пакистанский город) встретила нас невероятным хаосом, стремлением обмануть везде и всюду, толчеёй, грязью. Люди ходят в туалет прямо на улицах, сортиров нет! Грязь, шум, левостороннее движение всяких телег, кобыл, ослов, рикш, автобусов, в кои запрыгивают на ходу, копотью наигрязнейшего бензина, приставучими нищими и т.д.. Такого я не видел нигде. Сейчас мы пытаемся акклиматизироваться в сём городе, где и пробудем завтрашний день, а 2 марта покинем его и пойдём на Лахор—Дели.

У нас всё в порядке. В городе здесь нищета и грязь жуткая. За 1 доллар дают, в среднем, 45 пакистанских рупий. Продолжение в следующем письме. До встречи в столице мира! Привет всем, кто будет спрашивать о моей судьбе. Наука победит!

Письмо восьмое. Пакистан, Кветта, 1.03.98

Привет, господа родители! Продолжаю информировать о нашем путешествии. Сейчас мы в Пакистане.

Итак, Кветта встретила нас страшным беспорядком и грязью. Все торговцы стараются надуть нас на деньги. Цены, сообщаемые местным жителям и нам, различаются вдвое и более. В одном месте пытались содрать за ксерокс в 55 раз дороже, чем он стоил. Руслан зашёл в лавку и спросил: «сколько стоит одна копия?» – «55 рупий,» – ответили ему. – «You are creasy? Вы сумасшедший?» – Лавочник ответил: «Yes». Следующим зашёл другой человек из нашей же группы. На этот раз лавочник назвал нормальную цену: 1 рупию.

Хотел послать вам телеграмму, но почтовики, назвавшие поначалу тариф в 2.25 рупии за слово, затем, по обычаю, захотели надуть нас, измыслив 40% налог и 50 копеек другую надбавку. Я обиделся и телеграмму не послал.

Люди отправляют естественные надобности прямо в арыки, текущие по улицам города. Надо всем – удушливый дым и копоть. Улицы – смесь ослов, лошадиных повозок, разукрашенных грузовиков и автобусов без дверей, куда следует запрыгивать на ходу, моторикш, велосипедистов и мотоциклистов. Официально движение в Пакистане левостороннее, реально оно напоминает движение фарша в мясорубке.

Ни одного туалета, а также ни одного рукомойника… мы пока не встретили в Пакистане.

Зато мы купили антималярийные таблетки. Таблетки сии, стоившие в Москве 15 долларов за одну таблетку, стоят здесь 6 рупий за 10 штук – это в 1200 раз дешевле. Так что сбылась моя гипотеза о том, что сии лекарства от местных болезней будут стоить в южных странах 1 копейку. Также здесь недороги (ежели не надуют) бананы, печенье, хлеб, транспорт, услуги ксерокса и фотопечать. Сегодняшний день мы ещё проведём в Кветте, а завтра поедем автостопом в Лахор или Исламабад (по усмотрению).

В Пакистане выходной день – воскресенье (в Иране была пятница). Здесь каждый день, примерно в 4 утра, крики муэдзинов разносятся по всем окрестностям и мешают спать. Вокруг двора, где мы сидим, на улицах звон повозок, скрип телег, шум мотоциклов.

Начало весны встречаем в большом пыльном доме в центре Белуджистана, Кветте, в гостях у весёлого доктора по имени Шах. Он знает много языков – русский, английский, урду (язык Пакистана), фарси, пушту (языки Афганистана), хинди и 4 местных языка, а, возможно, и другие. Сам он родом из Карачи, учился на доктора в Петербурге, а теперь работает в госпитале здесь, в Кветте. Порядок таков – если ты учился за государственный счёт за границей, тебе нужно отработать несколько лет на государственной службе. В Пакистане, говорит он, много подобных ему, «русских» врачей.

Полезные свойства Шаха таковы: он знает местные болезни и таблетки, применяемые при них (1); помогает познать язык урду (2); вписал нас в этот дом (3); рассказывает интересные истории по-русски (4); и др.

Шах и другой «русский врач» решили показать своей коллеге, Лене Крымской (она же у нас медсестра) достижения передовой пакистанской медицины и повели её на экскурсию в свой госпиталь, где они работали. Крымская вернулась с экскурсии немного контуженая и даже не захотела рассказывать про госпиталь. Потом всё же мы узнали, что все больные разными болезнями лежат там в одной палате, что в больнице почти такая же грязь, как и на улице, а лечат от всех болезней только таблетками, причём, по-видимому, одинаковыми. В общем, мы сделали вывод, что лечиться в Пакистане не следует.

И, как последний заключительный эпизод: приходим вечером на вписку, а света нет – во всём большом доме. Хозяев нет. Ничего не видно. Пошли гулять и встретили Шаха с его другом. Пришли вместе домой, и вскоре свет появился. «Дело в том, что этот свет не наш, мы этот свет украли,» – объясняют хозяева. На провода, ведущие к уличному фонарному столбу, накинуты два контакта. Иногда от ветра они расходятся, надо подойти и постучать по фонарному столбу длинной палкой, которая стоит рядом. Есть контакт! Плитка заработала, идём ставить чай.

…Надпись на магазине:

LOVE PAKISTAN or LEAVE PAKISTAN

(Люби Пакистан или покинь Пакистан).

Цветут одуванчики. Поют птички. В Пакистане – начало лета. Завершаю письмо. До встречи в столице мира!

Злоключения пакистанца на Украине

Вечером за чаем мы, несколько ошарашенные общим пакистанским бедламом, пожаловались Шаху на вышеупомянутые свойства местных жителей, стремящихся, как нам тогда казалось, нас обжулить. Мы сказали, что в России нигде так не относятся к иностранцам, как здесь. «Да?» – Шах улыбнулся и сказал, что такое отношение к иностранцам – повсюду.

Он поведал нам на хорошем русском языке о своих недавних приключениях на постсоветском пространстве. Я привожу этот рассказ так, как он запомнился мне.

– Ну, ребята, – сказал Шах, – иностранцев всегда и всюду пытаются обмануть, это же обычное дело. И не только в Пакистане. Вот я вам расскажу, какой у меня был случай. Два года назад, в 1996 году, когда я ещё жил в России, решил я поехать к своему другу на Украину, в Харцызск. Когда я уже был там, на Украине, ехал я в автобусе, и (тут у меня бумажник лежал в кармане) – бумажник украли. Денег в бумажнике было немного, но главное, паспорт украли. Я так и не понял, в какой момент это случилось; а вообще деньги в других, внутренних, карманах у меня оставались. Что делать? Обратился я в милицию, но там моё заявление даже не хотели принимать! Только тогда приняли, когда я взятку дал им. Приняли у меня заявление, но, конечно, никого и ничего не нашли.

Поехать в Россию оттуда я не мог, билеты без паспорта «за границу» мне не продавали, и отправился я тогда в Киев. Тогда на Украине не было ещё пакистанского посольства. Теперь оно есть, а тогда не было. Если бы было в Киеве пакистанское посольство, я бы мог обратиться туда, мне бы дали новый паспорт. А так посольства были только в Москве, и в Баку, и в Ашхабаде ещё, да и в Анкаре. И самолёта прямого не было из Украины в Пакистан.

Взял я оттуда билет на Баку. Ещё не хотели продавать, потому что у меня вместо паспорта справка была – из милиции, что паспорт украли. Купил я этот билет и полетел в Баку. Но только я прилетел в Баку, меня посадили в тюрьму: паспорта у меня не было. А на эту бумажку украинскую, что паспорт украли, даже и смотреть не стали. Говорят: как ты сюда хочешь без визы? Это же отдельная страна, Азербайджан! Попал я там в тюрьму, прямо с аэропорта, и только потом, когда голодовку объявил, посадили меня на самолёт обратно на Украину – откуда прилетел. И я поневоле опять вернулся в Киев. За мои же, кстати, деньги.

Тогда я подумал отправиться в Москву. Там тоже есть посольство Пакистана, и даже есть прямой самолёт. Но, чтобы отправиться в Россию, мне, как оказалось, тоже нужна была виза, а без визы так же, как и в Баку, посадили бы в тюрьму. Хотя у меня и до этого была виза, я долго жил в России, пока не поехал в Харцызск, к другу в гости, но паспорта у меня нет! Мне в российском посольстве в Киеве так и сказали: мы ничего тебе не дадим, и в Москву ты ехать не можешь.

Тогда я пошёл в Министерство иностранных дел, МИД. Вы же, говорю, министерство по иностранным делам. Я иностранец. Паспорт мой у меня украли. Но нужно вернуться домой, всё, я заплачу, деньги у меня тогда ещё были. Все говорят: этот вопрос не к нам. Сел я тогда в здании МИДа и говорю: я объявляю голодовку и отсюда не уйду, пока мой вопрос не решат.

Вечером пришла милиция и сказали: уходите отсюда, рабочий день кончился. Так я и остался на улице перед зданием МИДа. Только на другой день появился человек, который спросил, в чём дело, и решил помочь. Он сказал: ты можешь лететь в Турцию, а оттуда в Пакистан, но в Турции тебя сразу посадят в тюрьму, потому что бумажку эту, справку, которую дали тебе на Украине вместо паспорта, там никто не поймёт. А лучше будет тебе взять билет в Ашхабад: оттуда ты улетишь в Карачи, там уже прямой рейс есть. Ну это я и так знал. А билеты в Ашхабад не продают без визы в Туркменистан. А паспорта у меня нет.

Тот человек, из МИДа, взялся помочь мне. Он сказал, что он позвонил в посольство Туркменистана, что они дадут мне, типа визы, такое разрешение. Нужно же будет только, не выходя с аэропорта, с одного самолёта в другой пересесть. Ну, пошёл я в посольство Туркменистана за этим разрешением, а мне говорят: сначала ты должен купить и предъявить нам оба билета: из Киева в Ашхабад и из Ашхабада в свой Пакистан. Иду в кассу, а кассир говорит: мне запрещено продавать билет, пока у вас не будет визы в Туркменистан. Замкнутый круг. Пришлось мне так придумать: я оставлю деньги на билет у кассира, а она напишет мне бумажку, что деньги на билет у него, всё точно, а билет даст, когда будет эта самая виза. И с этой бумажкой я пошёл в посольство, и мне дали это разрешение, я пошёл в кассу и забрал свой билет.

И вот, думал я, что все мои мучения закончились. Но, как только прилетел я в Ашхабад, у меня проверили документы и забрали в тюрьму. Ты, говорят, без документа. Это, говорят, не документ. Я, говорю, гражданин Пакистана, хочу вернуться домой. Вот даже мой билет. Они говорят: этого мы ничего не знаем. Говорю: дайте мне хотя бы возможность позвонить в моё посольство! А там, в Ашхабаде, уже тогда было наше посольство. Но и такой возможности мне не дали и оставили меня в тюрьме.

И тогда, в тюрьме, я вновь объявил голодовку. Поначалу это тоже никого не интересовало. Только через несколько дней удалось мне связаться с моим посольством. Думаете, всё так просто? Да ещё много было трудностей, прежде чем мне удалось сесть в самолёт на Карачи…

Так вот, когда у меня всё это началось, в Харцызске, у меня было 1200 долларов. Когда, через три недели, я прилетел в Пакистан и пришёл домой, у меня осталось всего 20 долларов. И даже моя мать не узнала меня. Я столько провёл в этих тюрьмах и столько голодал, что меня и невозможно было узнать.

Так что не только у вас, ребята, за границей возникают проблемы…

Письмо девятое. Пакистан, Исламабад, 5.03.98

Добрый день, товарищи родители! Пишу вам из местной столицы.

Пакистанские дороги – самые пакистанские дороги в мире! – так я могу сообщить после долгого путешествия автостопом из Кветты через Лахор в столицу Пакистана – Исламабад. Дорога сия, в 1254 км, заняла у нас с Вовкой, с которым я ехал в двойке, 56 ходовых часов. Начнём с того, что почти на всём протяжении маршрута дороги имеют ширину в одну машины (а не две, как в России). По этим «однопуткам», тянущимся на сотни километров, идёт довольно большой поток встречного транспорта. Разъехаться проблема, особенно на горных серпантинах. Средняя скорость машин – 20 км/час, в горах она падает до 5 км/час и ниже.

Но зато! Как пакистанские водители относятся к автостопу! Здесь это совершенно не проблема. Если две машины подряд тебя не возьмут – значит, совершилось странное чудо. Водители чуть не дерутся за право подвезти тебя, и догоняя машиной машину, где ты едешь в кузове, машут рукой: к нам, к нам! пытаются переманить к себе!

Пакистанские траки (грузовики) раскрашены и инкрустированы, как гробницы святых, все светятся, мигают, звенят миллионом цепочек и побрякушек. Грузовик украшается в течение 20—30 лет, и его внешний вид грандиозен. Езда в кузове, на крыше кабины и в других местах возможна и широко приветствуется. Автобусы перегружены, люди висят на них снаружи гроздьями, как виноград. 20—25 человек сидят на крыше автобуса, ещё десяток, держась за рамы окон, болтаются совсем снаружи – по бокам. Человек до сорока снаружи автобуса – и ездят ведь.

Автобусы тоже расписные: флажки, ленточки, узоры, надписи, изображения Каабы, цепочки, бубенчики, всё светится и блестит. Внутри автобуса, наоборот, темно из-за того, что все стёкла разукрашены. К автобусам и грузовикам здесь относятся как к живым существам. Но если этот автобус убьёт пешехода на улице, виновный автобус сжигают.

В грузовики накладывают до 5 метров груза – под нашими мостами пакистанский грузовик не проедет! Такой грузовик едет, как башня, как ползучая гора. Бывает, слева-справа к кузову тоже, по бокам, привязывают дополнительные коробки.

Все водители стопятся, везут и угощают, предлагают ночлег, все наркоманы, все что-то курят, все что-то жуют, нюхают, все водители предлагают пожевать, покурить, пососать и порулить. Да, здесь это распространено: каждый водитель считает своим долгом предложить мне порулить. Я отказываюсь.

Дорогами Пакистана

Теперь более подробно о нашей пакистанской жизни. Мы провели в Кветте два с половиной дня. Проявили плёнки, уже накопившиеся у нас, и напечатали несколько образцов фотографий. Здесь очень удобное заведение – «17-min. color lab.» выполняет заказ если не за 17, то за 20—25 минут, и дешевле, чем в России.

Пока печатали фотографии и бродили вокруг, обнаружили ещё несколько русскоговорящих людей. Здесь попадаются таковые – один, например, жил в Афганистане и воевал «за русских», а с приходом талибов был вынужден бежать из страны; другой учился в России и т.д..

В один из дней, пока мы сидели во дворе у Шаха (а он сам уже ушёл в госпиталь), к нему привезли пациента. Как я понял, он подрабатывал и приёмом пациентов на дому. Богатый человек на машине привёз какого-то старика, вероятно родственника. Этот высокий, под метр девяносто, дед рассматривал нас с любопытством и кого-то искал.

– Доктора нет дома! Инглиси самажта? – спросили мы его.

– Инглиси най самажта: урду, – отвечал печальный старик. Мы достали бумажку и карандаш, чтобы он написал записку доктору, но старик замотал головой, показывая, что и писать он не умеет. Вскоре старика увезли.

Прослышав, что талибская виза стоит сущие копейки, все решили запастись ею «на всякий случай». В понедельник, дождливый день, мы почти всем табором направились в афганское консульство. Мои большие ботинки, у которых начала отваливаться подошва, на каждом шагу хлопали. Талибское консульство размещалось в очень простом (если не сказать убогом) домишке. Когда мы вошли, там уже пытались получить визу какие-то китайцы (мужчина и женщина). Поговорив с китайцами, талибский консул (бородатый человек в длинном коричневом халате и в чалме) переключил своё внимание на нас. Сперва он благодушно отнёсся к мудрецам, спросил нас о роде наших занятий и т.п., затем забрал наши паспорта и ушёл в соседнюю комнату, где, вероятно, звонил по телефону. Вернулся он в другом настроении, сел в кресло и сказал:

– К сожалению, мы не можем выдать вам визы. Кто вас знает? Вы же русские. Вы говорите, что вы студент, вы медик и т.д., но вдруг вы шпионы? Поэтому визы мы вам дать не можем.

– А что же нам делать, если очень хочется в Афганистан?

– Идите в другое посольство, в Иране, например. Или в Индии. Там и получайте.

– Так там же не-талибские посольства!

– А это не имеет значения.

– Но если мы получим визу в не-талибском посольстве, а потом попадём на территорию, контролируемую талибами, нас там не убьют?

– May be, may be (может быть, может быть), – ответил талибский консул и занялся изучением бумаг на столе. Мы поняли, что вопрос исчерпан, вышли на мокрую, обильно поливаемую дождём улицу и вернулись «домой», т.е. к нашим докторам1414
  Получить визы в талибский Афганистан так и не удалось нам, вольным путешественникам. Прошло три года, а так никто из наших и не съездил к соседям-талибам. В конце 2001 года талибское правительство было свергнуто, в Кабул вернулся «Северный альянс», сочувствующий «шаурави» – соседям из бывшего СССР… Весной 2002 мы уже планировали экспедицию в Афганистан, которая и состоялась летом 2002 года. А. Кротов, плюс известный читателям В. Шарлаев, а также С. Лекай, С. Браславский и К. Степанов стали участниками открытия Афганистана, о котором я написал в отдельной книге – см. А. Кротов. «Страна А., или Автостопом по Афганистану». Через три года, в 2005, я ещё раз посетил Афганистан, на этот раз с Олегом Моренковым. – Примечание 2013 г.


[Закрыть].

В этот день мы окончательно собрали свои рюкзаки, и попрощавшись с гостеприимными «русскими» докторами, разбились на пары (я поехал с Вовкой Шарлаевым, Лена с Полковником, Дима с Данилой, а Руслан с Максом), назначили промежуточное место встречи в Лахоре и отправились на выезд из города. По картам было трудно определить оптимальный маршрут путешествия. Мы с Владимиром решили ехать через городок со странным названием К'ласиф'ла, затем через Лоралай на Мултан, откуда имеется прямая дорога на Лахор.

Не успели мы дойти в этом ливне до конца города, как какой-то батискаф остановился посреди дороги и предложил подвезти. Мы согласились и выбрались на окраину города, где почти сразу нас подобрали немного обкуренные товарищи. Третья машина довезла нас до некой развилки.

Надо сказать, что в Пакистане большая проблема с ориентацией. Указателей на трассах почти нет, километровые столбы являют собой род камней, этаких могильных плит, вкопанных в землю, с наименованием города (обычно на урду) и расстоянием до него. Ориентироваться по этим километровым (или мильным?) гробницам невозможно, потому что надписи были нанесены, вероятно, ещё при англичанах и стёрлись от времени. Обилие поворотов совершенно запутывает путешественника, а провинциальные водители ни одного слова не знают по-английски.

Поэтому, когда четвёртая машина завезла нас на базар в очередном селе, мы стали искать англоговорящего человека, чтобы тот объяснил, где мы находимся. Народ столпился вокруг нас, взбивая ногами грязь, шум, толчея базара, дождь… Наконец, местный мудрец был найден. Изучив карту, он сказал, что мы на правильном пути, но до Лоралая ещё далеко.

Ещё три километра нас провезла… женщина, которая училась водить машину (муж её сидел справа и подсказывал ей). Женщина на прекрасном английском языке обратилась к нам, и в результате мы были довольны, что пока не сбились с пути… В Пакистане удивительно разнообразен образ жизни женщин. Одна водит машину и знает английский язык, другая становится премьер-министром, третья ходит в чадре и никогда не обратится с вопросом к мужчине. В общем, через некоторое время «учебная» машина повернула назад, в Кветту, а мы с Владимиром застопили удивительную развалюху (имеется ввиду не водитель, а машина, по форме когда-то напоминавшая «Ниву»).

Водитель, как и большинство мужчин здесь, бородатый, в халате и шлёпанцах, нисколько не смущался отсутствием «дворников» на лобовом стекле. Дождь шёл, не переставая. Попутно водитель подцепил ещё двоих автостопщиков. Под таким дождём вылезать из машины никому не хотелось. Но тут настало время намаза, и пакистанцы остановили машину напротив маленького глиняного домика, который оказался предназначен специально для этого. Со словами «намаз, намаз» пакистанцы, руками прикрывая голову от дождя и с трудом вытаскивая свои шлёпанцы из грязи, допрыгали до домика и скрылись. Через несколько минут, довольные, вернулись, и со словами «намаз, намаз», поехали в этом «батискафе» дальше. По какому признаку пакистанцы определили время намаза, осталось нам неизвестным.

Дорога была удивительно плохая, асфальтированная очень давно, шириной в одну машину, и если вдруг появлялась машина встречная, ей приходилось туго. В общем, вышли мы с Владимиром на каком-то перекрёстке и стали ожидать следующую машину, зная уже, что если не первая, то вторая проезжающая машина точно остановится. И тут нам повезло – после «Намаза» мы застопили «Камаз», огромный расписной, разукрашенный грузовик (мы назвали его КАМАЗом, хотя, конечно, это был не Камаз), едущий в Лоралай!

«Дальнобойщик» был нам очень кстати – хотелось подсохнуть.

Это был первый встреченный нами на трассе пакистанский грузовик. Водитель был добродушен, но молчалив. Мы ехали много часов, спустилась ночь, но мы никак не могли достичь Лоралая и уже начали беспокоиться. Указателей нет, столбы-гробницы ничего не обозначают, водитель английского не знает и в картах не разбирается. Уж не ошибся ли он? Может, здесь два Лоралая? Мы выехали из Кветты днём, и уже десять часов, нигде не задерживаясь, двигались в сторону, как нам казалось, Лоралая, а до него по карте всего 247 км. С чего бы это?

В час ночи, проведя 11 часов на трассе, мы всё же были выгружены на непонятной пустынной заправке, которую водитель объявил Лоралаем. 247 км мы ехали 11 часов! «Хотите переночевать?» – спросил он жестами. – Конечно! – Водитель передал нас хозяину заправки, и нам выделили прекрасное место 2х2 метра на полу оной, где мы и уснули.

Наутро хозяин заправки предложил нам чай. Сидя на полу, заправщики и ещё другие люди пили чай из маленьких пиалушек, к ним присоединились и мы. Узнав достоверно, что здесь остаётся всего 3 километра до того самого Лоралая, мы направились, было, туда пешком, но нас зазвал и довёз до городка другой Камаз. Мы сели, рюкзаки положили спереди на большой бампер (снаружи) и достигли нашей промежуточной цели.

Что из себя представляет пакистанский городок? Каждый дом на первом этаже имеет лавку-магазинчик. Здесь можно купить всё – от бананов и мандаринов до сандалий и старых очков. Улицы, полные грязи в дождь, и пыли в сухую погоду. Многие торгуют с передвижных тележек, стараясь кочевать с ними по посёлку. В отличие от России, где люди большую часть своей жизни проводят в помещении, пакистанцы не меньше половины времени жизни находятся на улице, – бродят, толкаются, торгуются, – поэтому на улицах пакистанских селений никогда не бывает пусто (в этом отличие от наших деревень). Более того – толчея! На улицах – народ, повозки, телеги, везут какие-то бочки, мешки, и среди этих повозок – неплохие машины бибиканием расчищают себе дорогу. Много надписей и вывесок, причём не только на урду, но и на английском языке, которого никто, как правило, не знает.

Люди, ходящие по улицам, – в основном мужчины, чаще бородатые, в халатах и шлёпанцах. Одежда обычно белая (бывает – загрязнённо-белая, но всё же они как-то стираются!) или коричневая. Ни разу не встречались мне «модные» пакистанцы в каких-нибудь джинсах, кожаных куртках, зеркальных очках и т. п. – такое им не известно. Женщины на улицах попадаются реже; половина из них полностью, с ног до головы, покрыты одеждой, лицо тоже закрыто. Если женщина идёт с сумкой, то прячет её под накидку, отчего у неё появляется этакий «горб». Женская одежда, как правило, чёрная, реже коричневая. Другие женщины, эмансипированные, ходят с открытым лицом, но голову тоже покрывают. Маленькие дети бывают во всякой одежде или без оной, босиком бегают по грязи, замызганные и довольные жизнью.

Через некоторое время нам попалась «дальнобойная» легковушка-Тойота с маленьким кузовом, едущая в Ракхни. Два человека, дорожники, совершали объезд этой плохой дороги, и в необходимых местах ставили дорожные знаки, коих имелось только два вида: «SLOW» (ехать медленно) и «DIVERSION» (не подумайте плохого – объезд). Эти слова были продублированы на урду. Интересно, что цифровое ограничение скорости (как у нас: «60» и т.д.) в Пакистане большая редкость – вероятно, потому, что из трёх машин едва ли одна имеет работающий спидометр…

Один из дорожников, видимо главный мастер, оказался англоговорящим, но при этом, как и другие водители, он был довольно молчалив и озабочен работой. Я бы назвал его англомолчащим. Вот мы доехали до какого-то разрушенного моста (мост обвалился, машины проложили себе колею понизу, через русло пересохшей речки). Рядом – палатки рабочих, призванных, видимо, чинить мост, но никого не видно, никто не работает. Мастер выходит из машины и ищет рабочих. Вылезает мужик типа «бич». Происходит диалог на урду, смысл которого я вообразил так:

– Ну что за дела! Почему не работаем?

– Начальник, видишь, дождь… Кто хочет работать в дождь?

– Какой дождь – давно кончился! Работать надо! С прошлого раза так ничего не сделали!

Взяв рулетку, он стал обмерять уже восстановленную опору моста, бормоча что-то:

– Ну так я и знал! До зимы здесь сидеть будем? А ну всех выгоняй на работу!

Мастер спрятал рулетку, и мы поехали дальше. В другом месте велись другие работы. Мне показалось, что пакистанцы не так любят работать, как иранцы. Общий хаос – доказательство этому. Однако пакистанцы не унывают, и их устраивает их простая жизнь.

В другом месте нас всех зазвали на обед. Это было нечто. Стоит среди степи (а здесь всюду горы или степь, леса нигде нет) глиняный домик. Видимо, здесь живут дорожники. Водители выгрузили из машины оставшиеся у них знаки, и мы зашли в дом. Разулись. Все по очереди помыли руки из большого металлического чайника. Расселись на полу; вскоре появилась большая сковорода, полная дымящегося жареного мяса (довольно костлявого) и тарелка лепёшек. Все руками и лепёшками полезли в эту сковороду, разъедая мясо. После обеда по кругу пустили тот же чайник, и мы все пили воду из его носика. Всё просто и со вкусом. Пообедав, сфотографировались и поехали дальше.

В общем, через некоторое время, останавливаясь в разных местах, мы добрались-таки до Ракхни. Там нас пытался увезти в Мултан микроавтобус-деньгопрос. Несмотря на то, что цена, назначаемая водителем, за одну минуту упала с 1000 до 50 рупий, мы попрощались с автобусом и отправились на трассу, но по дороге были пойманы богатым англоговорящим человеком.

Человек этот направлялся куда-то за город, везя в своей машине целую кучу родственников. Встретив на мосту иностранцев, т.е. нас, водитель чрезвычайно обрадовался, высадил всех своих родичей, посадил в машину нас и отправился обратно в поселение, а там повёл нас в чайхану, где мы и общались, сидя на полу на циновках и употребляя молочный чай. Затем этот человек приобрёл нам мандаринов и груш (эти пакистанские груши [гуавы] имели очень странный вкус, совсем не похожий на вкус наших) и предлагал другие блага. Нам даже показалось подозрительным его поведение, и мы, сказавшись опаздывающими, направились в Мултан. Человек вывез нас за город и выглядел очень довольным общением с нами.