Текст книги "Алхимия иллюзий"

– Нет, мне хочется чаю. Тебе ведь тоже?

А когда Виталик уходил, Вика с беспокойством смотрела из окна комнаты на перекресток, ожидая увидеть Титова. Виктора там она не заметила, но ведь он мог затаиться где угодно.

Да, абсолютно где угодно…

Последующие выходные, а потом еще три других уикэнда прошли совершенно нормально – и абсолютно упоительно. Вика вдруг поняла, что Виталик ей нравится. Конечно, не так, как Игорь (это была любовь практически с первого взгляда), но… Но она могла представить себе долгосрочные отношения с интерном.

И все же мысль о Титове, который как в воду канул (что и внушало тревогу), ни на минуту не покидала девушку. Виталик, заметив ее постоянное внутреннее напряжение, все же решился во время посещения кафе на расспросы:

– Тебя ведь что-то гложет?

Если бы он знал! Вика, взглянув на него, поняла, что ни о чем ему знать нельзя. Потому что она потеряла уже одного друга.

– Ну, расскажи! Я могу тебе помочь? Или если не я, то у меня ведь хорошие связи. Не улыбайся! Один мой дядя работает в милиции, а другой – в Департаменте культуры.

Вздрогнув, Вика вспомнила дядю Игоря – майора Ломакина. Того самого, которого Титов убил, столкнув ночью в открытый канализационный люк.

– Лучше ты о своих секретах поведай! – заявила Вика, желая сменить тему, чем, к своему изумлению, ввергла Виталика в смятение. Похоже, не только она одна что-то скрывала, Вику охватило странное чувство, которое, как она поняла, походило на ревность – у Виталика что, имеется тайный роман с боевитой медсестрой?

– Это ведь твой бывший? – произнес он, возвращаясь к прежней теме. – Ты его боишься?

Вика вздохнула и была готова поведать все, что с ней произошло, однако случайно посмотрела в окно кафе – и увидела стоявшего на противоположной стороне улицы Титова, производившего манипуляции с направленным в их сторону фотоаппаратом.

Проследив ее взгляд, Виталик произнес, вставая:

– Это он? Вот этот бледный дрыщ с пронзительным взглядом? Мне что, проучить его?

Виталик, несмотря на свой интеллигентный облик, много лет занимался в секции гребли и был в отличной физической форме.

Он вышел на улицу, Вика бросилась за ним – только прямого столкновения ей не хватало! Тем более если физически более сильный Виталик начнет прилюдно задирать хлипкого Титова, то только себе навредит.

Однако Титов быстро ретировался, словно появление Виталика его спугнуло. У Вики даже отлегло от сердца – значит, этот шизоид тоже испытывает страх.

– Это он? – допытывался Виталик, когда они вернулись за столик. – И он что, тебя преследует и делает против твоей воли фотографии? Кстати, я тебе про своих дядек рассказал, но забыл упомянуть теток. Одна из них – классный адвокат. Она в два счета поможет прижать к ногтю эту бледную погань. Мне договориться с ней о встрече?

Вика отрицательно качнула головой и, взяв руки Виталика в свои, произнесла:

– Нет, прошу тебя. Все на самом деле… Сложнее. Намного сложнее…

– Да что тут может быть сложного? – кипятился молодой человек. – Этот придурок ходит за тобой по пятам и не дает тебе проходу, за это теперь статья имеется!

Вика приняла решение ничего Виталику не говорить. Потому что он просто не имел представления о том, с кем, на свою беду, связался. И что Титов с легкостью убьет и его самого, и всех его дядек и теток, если ему этого захочется.

А Вика не исключала, что это могло Титову очень даже захотеться.

– Все в прошлом, все давно в прошлом! – заявила она, успокаивая Виталика. – Прошу, давай не будем говорить об этом!

Тот, вздохнув, посмотрел на Вику и заявил:

– Ну, как знаешь. Тогда давай о хорошем. С твоими родителями я уже знаком, а вот ты с моими нет. Не против зайти к нам на обед в следующее воскресенье? Они будут очень рады.

Вика растерялась. Похоже, она давно перешла ту черту, которую сама для себя и провела. Она ведь не хотела, чтобы Виталик стал ее парнем – а он уже, похоже, стал. Он был знаком с ее родителями и приглашал на обед к собственным.

А что последует дальше: предложение руки и сердца?

– Ну, как-то все быстро развивается… – произнесла неуверенно Вика.

А Виталик, пощекотав ее руку, спросил:

– Разве тебе со мной плохо? Разве я тебе не нравлюсь? Разве нам что-то мешает?

Нет, ей не было с ним плохо. Нет, нельзя было сказать, что он ей не нравился, даже наоборот.

И да, им что-то мешало. Вернее, кто-то – Виктор Титов.

Внезапно Вика поняла: если так пойдет и дальше, то Титов будет определять все в ее жизни. Его ведь корежит оттого, что Виталик стал ее другом? Значит, она должна познакомиться с его родителями.

И, возможно, не только это.

Вике было понятно, что она на свой страх и риск играет с огнем, однако ей надоело постоянно озираться, задаваясь вопросом о том, как же отреагирует на это Титов. Поэтому она приняла предложение Виталика и сообщила своим родителям о том, что намерена познакомиться с родителями своего друга.

– Отлично! – заявил обрадованный ее словами отец. – Виталий – прекрасный выбор! Не то что этот безмозглый качок, которой раньше около тебя увивался…

– Паша! – произнесла укоризненно мама, и Вика ощутила тяжесть на сердце – отец явно имел в виду Игоря.

Вика долго после этого разговора ворочалась в постели, не в состоянии заснуть. Конечно, знакомство с родителями Виталика вовсе не означает, что она станет его невестой и тем более женой и что она навсегда будет только с ним.

Она в любой момент может порвать отношения.

Только вот зачем? С Виталиком было так… приятно. Только вот она его не любила ничуточки. Возможно, как друга, как старшего брата, как доброго советчика.

Но не как мужчину. Потому что сердце ее было занято Игорем. Только Игорь был мертв. Его убил Виктор Титов.

А что, если принять предложение Виталика и, посвятив его во все кошмарные перипетии последних недель и месяцев, обратиться к его тетке-адвокату?

А затем Титов вырежет под корень всю семью Виталика?

Вика нервно усмехнулась и, отбросив одеяло, медленно подошла к окну. Она загадала: если Титов сейчас, в два тридцать семь ночи, в промозглый ноябрьский день, стоит на пустынном перекрестке и таращится в ее окна, то она откажется от того, чтобы рассказать Виталику все.

А если его нет, то она сделает это прямо завтра. Точнее, уже сегодня.

Вика отбросила штору и, затаив дыхание, взглянула на обратную сторону улицы. И радостно выдохнула – Титова там не было. Там вообще никого не было!

Значит, решено, она посвятит в эту кошмарную историю Виталика и попросит его подключить к делу свою тетку-адвоката и…

В этот момент около светофора метнулась тень, и Вика, к своему ужасу, чувствуя, как волосы на голове у нее встают дыбом, заметила вынырнувшего из тьмы Титова. Тот, приложив к глазам прибор ночного видения, смотрел в ее сторону. И еще до того, как он успел полностью поднять вверх руку с оттопыренным большим пальцем, Вика отшатнулась от окна, судорожно задергивая занавеску, которая снова зацепилась кольцом за кольцо и не поддавалась.

Не в состоянии зашторить окно, Вика выбежала на кухню, окна которой выходили во двор, спустила жалюзи и, опершись локтями на скользкую клеенку кухонного стола, принялась в темноте ждать рассвета.

Она так и задремала, положив голову на кухонный стол, где ее и обнаружила мама, немало этому удивившись.

– Дочка? Что ты здесь делаешь? Почему ты не в кровати? – спросила она.

– Да просто пошла ночью воды выпить, как-то опустилась на стул и задремала, – соврала Вика.

Мама, поцеловав ее и зевнув, шутливо сказала:

– Ты что, сомнамбула у нас, что ли? Живо в кровать! Можешь еще часик понежиться!

Вика отправилась в кровать, однако заснуть не могла, ворочаясь с боку на бок и думая о том, что же означает этот знак судьбы: посвящать ей Виталика в свои неурядицы или нет?

Так и не придя к окончательному выводу, Вика в тот день ничего Виталику не сказала, решив, что ночью еще раз устроит «гадание» и что его результат будет окончательным и пересмотру не подлежащим. Однако в последующую ночь она, несмотря на то что была уверена, что проснуться в темноте для нее не составит труда, утомленная прежней бессонной ночью, заснула, едва положив голову на подушку, и открыла глаза утром оттого, что ее трясла за плечо мама. На перекрестке было полно людей.

Вика дала себе зарок, что примет решение в грядущую ночь, однако этому не суждено было сбыться. Потому что когда она после школы пришла домой, то застала маму пьющей валерьянку и отца, курящего в своем кабинете, хотя он, во-первых, в это время должен был быть еще на работе, а во-вторых, в квартире никогда не курил.

– Она должна знать! – заявил отец, бросаясь к Вике.

Но мама, преграждая ему дорогу, заявила:

– Нет, Паша, нет! Наша дочка не должна видеть этой мерзости!

Ничего не понимая, Вика прошла к себе в комнату – похоже, у родителей опять какие-то неурядицы. Что же, пусть разбираются между собой.

Закрыв дверь, она подошла к письменному столу и увидела лежащий на нем большой, серой бумаги, конверт с надписью: «Вся правда о нашем мальчике».

Вика стопроцентно помнила – когда она уходила из квартиры утром в школу, никакого конверта на столе у нее не было. Так откуда он мог тут за прошедшие часы вдруг взяться?

Она прикоснулась к конверту, вдруг понимая, что почерк ей знаком. Она видела его, причем уже много раз. Только вот когда?

И вспомнила, чувствуя, что сердце уходит в пятки, – во время занятий с Титовым. Это ведь его почерк!

Значит, он побывал в их отсутствие в квартире. Только как? Ну конечно, когда он жил у них, то ему дали ключ, естественно, им возвращенный после переезда в общежитие универа, куда устроил его отец. Но ведь Титову не составляло никакого труда сделать копию ключа, на это требовалось не больше четверти часа.

Вика похолодела – это значило, что Титов в любое время дня и ночи мог свободно проникнуть в их квартиру и учинить здесь все, что заблагорассудится. Вика судорожно подумала о том, что надо уговорить родителей поставить изнутри квартиры металлический засов, возможно, даже два.

Открывать или нет? «Вся правда о нашем мальчике». Какой такой мальчик имелся в виду? Неужели псих Титов решил опорочить посмертную память Игоря?

Вика решительно надорвала конверт и извлекла оттуда пачку глянцевых, большого формата, черно-белых фотографий. Она присмотрелась – и хмыкнула. Похоже, на нем кем-то (самим Титовым, кем же еще?!) были запечатлены во всех пикантных деталях интенсивные любовные игры, одним из участников которых был, вне всякого сомнения, Виталик.

А вот другим – не боевитая медсестра и даже не пожилая врачиха. А двое восточной внешности молодых мужчин.

Вздохнув, Вика быстро просмотрела фотографии, которые старательный шпион Титов, явно ведя слежку за Виталиком, нащелкал где-то на стройке. Что же, выходило, что правильно она подозревала Виталика в наличии тайны – и таковой было то, что он, несмотря (или как раз по причине) своего интереса к ней, дочери проректора университета, предавался любовным утехам с представителями своего же пола.

Ни шока, ни даже разочарования Вика не испытала – ей только сделалось страшно. За Виталика. Потому что эти фото, сделанные, вне всякого сомнения, без его ведома и уж точно без его согласия (и несомненно, без ведома и согласия прочих запечатленных на них действующих лиц), могли серьезно испортить молодому интерну репутацию, карьеру и даже всю оставшуюся жизнь.

Дверь комнаты Вики распахнулась, на пороге возник отец, потрясавший, похоже, точно такими же глянцевыми черно-белыми фотографиями.

– Посмотри, что мне на работу курьером прислали! И твоей матери, кстати, тоже! Твой дружок, дочка, трахается, ты уж извини мне эту вульгарную лексику, по каким-то замусоренным стройкам с…

Его взгляд упал на фотографии, лежавшие на столе Вики. Влетевшая за отцом мама заохала:

– Нет, Вика не должна это видеть…

– А я говорю – должна! Потому что зятек – тайный извращенец нам не нужен!

– Неужели нужен явный, папа? – Вика оборвала крики отца.

И никто из них не спросил, откуда у нее на столе взялись фотографии. Снова вздохнув, Вика подошла к отцу и вырвала у него из рук снимки.

– Что ты собираешься с ними делать? – спросил отец, а Вика, отправившись на кухню, положила фотографии в медный тазик, в котором летом делали варенье.

– Сжечь. Папа, ты одолжишь мне свою зажигалку?

Она сожгла фотографии в медном тазике на лоджии, понимая, что у Титова имеются негативы. И, наверное, иные, не менее пикантные фотографии.

Зазвонил телефон, отец загромыхал:

– Если звонит этот твой интерн-извращенец, то с Викой не соединять…

Но на проводе был Виктор Титов.

– Судя по диким воплям, столь не типичным для вашей высокоинтеллигентной семьи, фотографии пришлись вам по вкусу, – заметил он со смешком. – Ну как, огорчена, что твой женишок оказался «голубцом»? А тебя, судя по всему, использовал для прикрытия своих мерзких шашней с горячими кавказскими парнями?

Вика холодно заметила:

– Рада, что он не оказался психом и шизоидом, как ты, Витя. Кто тебе позволил совать свой грязный нос в личную жизнь чужих людей?

Титов хрюкнул:

– Ну, вы же мне после гибели моих несчастных родителей прям как родные, Вичка! Не мог же я не открыть вам всем глаза на извращенные вкусы твоего женишка. Да и о личной жизни в случае извращенного секса втроем на законсервированной стройке в районе трубозавода говорить сложно…

Вика его перебила:

– Ты был у нас дома? У тебя есть ключ?

– Ну, или я, как Санта-Клаус, пробираюсь в жилища людей через дымоход. Ой, а у вас-то камина нет! Ну, тогда по канализации!

Он явно над ней издевался, празднуя полный триумф.

– И что тебе надо? – спросила Вика, желая уже повесить трубку. – Подслушать, как у нас дома скандалят? А что, ты нам «жучков» еще не поставил?

– Отличная идея, Вичка! – квакнул Титов. – Но я звоню тебе, чтобы сделать щедрое предложение. Кстати, ты ведь видишь, я сдержал свое слово: физического вреда я твоему «голубому» женишку не причинил. Пока что, во всяком случае. Я и не намерен, однако я не могу ручаться за всех прочих, кто воспылает праведным гневом, увидев всю эту мерзость, которую вытворяет втихаря ваш милый интеллигентный красавчик-интерн-гребун Виталик.

Вика почувствовала, что ей немедленно хочется сесть, только табуретки поблизости не было. Она, расправив провод телефона, опустилась прямо на паркетный пол.

– Кто видел эти фото? – спросила она с бьющимся сердцем.

– Ты, ты сама и твои родители, – ответил Титов. – Послал я их и нашей голозадой фотомодели – твоему женишку-извращенцу, я имею в виду. Горячим кавказским парням я фото решил не отправлять. – Он хохотнул. – Хотя могу. И заодно всей их джигитской родне. Они будут ужас как рады, так ведь? А еще могу отправить их и родителям твоего женишка-педераста. И всему профессорско-преподавательскому составу медицинской академии, где он учился. И вообще, могу напечатать плакаты три на три и расклеить по всему городу. Отличная, кстати, идея!

Вика устало произнесла:

– Чего ты хочешь, Титов?

Тот явно только этого вопроса и ждал:

– Сущую мелочь, Вичка. То, что твои родители теперь Виталика не то что на порог не пустят, но даже и в одном троллейбусе с ним не поедут, это факт. Хотя извини, твоего папу-проректора ведь возит личный транспорт с шофером. Тебе нужен новый друг – надежный, интеллигентный и, что важнее всего, стопроцентный гетеросексуал. Ну, то есть такой, как я, Вичка!

Вика закрыла глаза. Да, именно этого Титов и добивался – ему ничего не стоило уничтожить репутацию и, кто знает, жизнь Виталика, однако он использовал его в качестве рычага давления на нее.

Она может сказать «нет» и закрыть глаза на то, какие несчастья постигнут ее друга теперь, ее бывшего друга, после обнародования этих мерзких снимков. Но сможет ли она с этим жить, зная, что могла предотвратить это – и не предотвратила.

Такого выбора с Игорем, как и со всеми прочими жертвами Титова, у нее не было.

– Кстати, если что, мне ведь ничто не мешает после всего шухера, который непременно возникнет после публикации этого прелестного компромата, еще и ликвидировать твоего Виталика. И всю его профессорскую семейку. И даже вылить в унитаз его любимых аквариумных рыбок!

Вика открыла глаза и тихо произнесла:

– Первое: ты передашь мне негативы. Все! Второе: у нас не будет никакого физического контакта. И никакого, значит, совсем никакого – даже прикасаться ко мне мизинцем не смей, иначе наш договор потеряет силу. Третье: ни о какой свадьбе или мнимом сожительстве речи нет и никогда не будет. Если заведешь об этом речь, то наш договор, опять же, тотчас потеряет силу. Четвертое: ты никого не будешь убивать. Пятое: ты не будешь причинять никому вреда любым иным способом. Шестое…

– А мы это на бумаге зафиксируем, поставим сургучную печать и подпишем кровью? – заметил ехидно Титов.

– Мне отключиться? – холодно спросила Вика. – Послать тебя к черту? Сказать, что можешь делать что хочешь, разрушать жизнь Виталика, но меня ты не получишь? Ты это хочешь услышать?

И она положила трубку.

Телефон зазвонил снова практически мгновенно. Вика, подняв трубку, тотчас швырнула ее на рычаг. Нет, она не собиралась бросать Виталика и его семью в беде и провоцировать новые убийства (то, что они последуют вслед за ее отказом, она не сомневалась), однако ей требовалось хорошенько проучить Титова.

И набить себе цену.

Потому что она знала: он согласится на все условия, которые она выдвинет. На все. Конечно, она не намеревалась всю жизнь провести с этим психом. И даже долгое время не собиралась. Но ей требовались передышка и пауза для того, чтобы предотвратить новые преступления со стороны Виктора.

Разработать и осуществить план, который позволит ей избавиться от шизоида – раз и навсегда.

– Это не прачечная, вы ошибались номером! – заявила Вика, сняв трубку вновь забренчавшего телефона.

И расхохоталась, чувствуя, что по ее лицу бегут слезы. Выходит все же, что Титов взял верх: и пусть она выдвигает условия, стремясь максимально обезопасить себя от его посягательств, и пусть он их даже примет… Но все равно она продает душу дьяволу. И открывает демону доступ к своей душе. Ведь в итоге Титов получит то, чего так страстно желает: контроль над ней.

– Повторяю, вы ошиблись номером, у сумасшедшего дома на конце три шестерки! – гаркнула Вика в трубку и снова кинула ее на рычаг.

Появившаяся в коридоре мама удивленно спросила:

– Дочка, все в порядке? Кто это звонит? Разве на проводе был не Витя Титов? Почему ты так странно отвечаешь?

– Витя ушел в нирвану, – ответила Вика. – Последовал примеру Курта Кобейна. А звонит это Виталик. Ты ведь согласна, чтобы я над ним всласть поиздевалась?

– Примеру кого? – спросила мама и, качая головой и вздыхая, ушла к себе в комнату, плотно прикрыв дверь.

Вика сняла трубку бешено звонившего телефона. Значит, она приняла правильное решение. Если даже ее мама, человек добрый и чуткий, медик, лично знавший Виталика, была готова допустить, чтобы ее дочь так измывалась над ним, и все по причине некоторых его эротических грешков, то что можно было ожидать от прочих, не столь интеллигентных и мирно настроенных жителей их города, если Титов в самом деле огласит компромат на Виталика?

– Мобильный дурдом на проводе! – заявила Вика в трубку. – Вас соединить с палатой номер шесть?

– Вичка! Вичка, я принимаю условия! Принимаю! Только не бросай трубку и не обращайся так со мной! – услышала она хныканье Титова.

– Обсудим все детали нашей сделки завтра в кафе «Слоненок» на Большой Пролетарской в семнадцать пятьдесят пять. Опоздаешь хотя бы на минуту, я уйду и никогда больше не приду. Это ясно, милок?

Она повесила трубку, и телефон, сделав передышку в пару секунд, снова надоедливо затрещал. Вика, кляня непонятливого и назойливого Титова, крикнула в мембрану:

– Замок графа Дракулы на проводе! Вам позвать Виктора Франкенштейна? Увы, он занят, оживляет при помощи электричества своего скроенного из покойников монстра…

– Викунька, – услышала она пугливый шепот. – Это я, Виталик… Господи, здесь, блин, такое!

Встретились они тем же вечером – Вика, сказав, что ей надо прийти в себя и прогуляться на свежем воздухе, выскользнула из дома. Больше всего она боялась, как бы за ней не увязался Титов, однако, как она ни оглядывалась, отыскать глазами его скорбную фигурку не могла.

Однако это вовсе не означало, что он за ней не следил.

Виталик трясся от страха и принялся оправдываться, и на этот раз Вике пришлось играть роль «жилетки», позволив своему незадачливому поклоннику, припав к ее плечу, вдоволь выплакаться.

– Но кто такое делает? И почему? – произнес интерн в который раз.

И Вика, криво улыбнувшись, ответила:

– Я могу сказать и кто, и почему.

Она в общих чертах, не вдаваясь в подробности, ввела Виталика в курс дела.

– Но это же настоящий сумасшедший! Маньяк! Он, может, и людей вообще убивает! – заявил шокированный молодой человек, которому Вика ничего не сообщила о криминальных «подвигах» Титова, а только о том, что у нее завелся назойливый, преследующий ее поклонник.

Не желая углубляться в эту тему, Вика произнесла:

– Однако я с ним договорюсь. Но наши с тобой отношения придется прекратить.

Виталик заплакал, хотя Вика знала, что он точно плачет не по причине завершения их и без того не особо перспективных отношений.

– Но как же ты? – спросил молодой человек. – А то я все о себе и о себе… Надо ведь на этого сумасшедшего управу найти! Давай все же обратимся к моей тетке-адвокату…

– Нет! – резко ответила Вика. – Ни к кому обращаться не будем, и пообещай мне, что ты ничего не предпримешь без согласования со мной. Потому что этот человек… Он очень опасен. Слышишь, очень!

Когда Вика вернулась домой, то заметила около подъезда Титова. Он подошел к ней.

– Что, с этим извращенцем встречалась, бедняжку успокаивала?

Вика, гневно поведя плечом, заметила:

– Ты что, плохо меня понял, Титов? Встречаемся мы завтра, а не сегодня!

– Я же говорил, что ты не должна называть меня по фамилии, мне это не нравится… – заканючил Виктор.

А Вика, открывая парадную дверь, отчеканила:

– И это будет пункт шестой: я буду называть тебя исключительно по фамилии. Понятно, Титов? А пункт седьмой такой: ты прекращаешь стояние перед моими окнами. И перед моим подъездом тоже. И вообще перед моим домом! Это тебе понятно?

Свои требования Вика повторила на следующий день в кафе «Слоненок» за чашкой горячего какао с шоколадным тортиком, который заказала и оплатила себе сама, несмотря на жалкие попытки Титова «пригласить» ее.

Виктор появился минута в минуту, видимо, действительно опасаясь, что если опоздает, то Вика, как и пригрозила, просто встанет и уйдет. Девушка же, пришедшая несколько раньше и заметившая ненавистную фигуру, появившуюся в дверях кафе, отхлебнула какао и, отламывая ложечкой кусочек тортика, подумала о том, что подобное подобострастие со стороны ее мучителя – знак хороший.

Значит, контакт с ней нужен ему позарез. Следовательно, он готов согласиться на все, чтобы удержать ее. И реально боится потерять ее.

– Итак, Титов, – произнесла Вика без тени улыбки, дождавшись, когда тот наконец усядется на пластиковый стул. – Мы заключаем договор, и ты обязуешься выполнять его беспрекословно и без всяких импровизаций. В особенности что касается убийства ни в чем не повинных людей…

Виктор, осклабившись и откусывая принесенное рыжей официанткой столь им любимое пирожное-«картошку», заявил:

– А виноватых, значит, можно?

Вика, не слушая его колких фразочек, перечислила свои пункты, а потом извлекла тетрадный лист, на котором они были внесены письменно.

Виктор, пробежав импровизированный документ глазами, хмыкнул:

– Что же, а мне выдвинуть свои пункты можно?

– Нельзя! – заявила Вика.

Но Титов, уставившись на нее своими арктически-ледяными глазами, прошелестел:

– Думаю, Вичка, все же можно. Потому что я вовсе не против заключить договор, а даже очень за. Только учти – если ты сама нарушишь хотя бы одно из его положений, то я буду вправе забыть обо всех этих обещаниях, сильно ограничивающих мою свободу действий. – Он кивнул на тетрадный лист с перечнем требований. – А мне много не потребуется. Хочу видеть тебя ежедневно не менее двух часов…

– Одного! – заявила Вика.

– Нет, теперь мой черед диктовать тебе условия – двух! – осклабился Виктор. – А если наша встреча будет длиться меньше, то неизрасходованное время переносится на следующий раз.

– Готова видеться с тобой по два часа в день не более трех раз в неделю! – заявила Вика. – С перерывом на неделю, когда ты оставишь меня в покое.

– Четырех раз в неделю! – нахмурился Титов. – По скользящему графику, так, чтобы я и в выходные мог провести с тобой время. Перерыв будет, так и быть, одна неделя, но в месяц, Вичка!

– И четыре недели дополнительно летом! – вставила Вика и вдруг замолчала.

До чего она опустилась! Торговала собственной свободой, более того, жизнью, ведя переговоры с самым настоящим психом и убийцей-рецидивистом. И, что самое ужасное, она еще радовалась тому, что смогла выбить себе послабления и облапошить Титова.

Демона своих снов. Увы, не только снов, но и реальности.

Однако делать было нечего: Вика понимала, что ей необходимо выиграть время. Успокоить бдительность Титова. И сделать так, чтобы он хоть какое-то время никого не убивал и оставил в покое ее родных и близких.

И бедолагу Виталика.

В течение последующего часа (и еще одного куска торта, на этот раз «Наполеона») они смогли составить договор, который устраивал обе стороны.

– Вичка, тебе не следует есть так много сладостей, – произнес обеспокоенным тоном Титов, когда Вика заказала себе под конец пирожное с малиновой начинкой.

– Боишься, что растолстею и ты меня вдруг разлюбишь? – усмехнулась Вика. А что, это идея…

Титов, покачав головой, ничего не ответил, однако, когда пирожное принесли, решительно пододвинул его к себе.

Вика саркастически усмехнулась – похоже, ей следовало подсыпать в пирожное цианистого калия и скормить его Титову.

– Это мое! – заявила она.

А Титов, быстро откусывая, заявил с набитым ртом:

– Я же сказал, что тебе нельзя. В нем так много калорий и углеводов, а они…

И тут он закашлялся – видимо, пирожное попало не в то горло. Глаза у Титова вылезли из орбит, щеки сделались свекольного цвета. Ему явно требовалась помощь, а Вика, не веря своему счастью, сидела напротив судорожно кашлявшего мучителя и наслаждалась увиденным. И на полном серьезе ожидая его смерти…

Она даже и не думала о том, чтобы прийти Титову на помощь, хотя недавно окончила курсы первой помощи. Однако прочие посетители кафе, не растерявшись, подскочили к их столику, кто-то стал дубасить Титова по спине, судя по всему, весьма чувствительно, потому что тот затрясся, как манекен.

Вика же сидела, безучастно наблюдая за происходящим, и желала одного: чтобы он сдох.

Выплюнув на свитер Вики крошки пирожного, которые и застряли у него в дыхательном горле, Титов жадно ловил воздух, откинулся на сиденье – цвет его лица постепенно нормализовался.

Вика брезгливо стряхнула крошки и инстинктивно вытерла руки салфеткой, испытывая непреодолимое желание отправиться в туалет и промыть их с мылом под упругой струей воды.

– Ты меня умирать оставила! – заявил жалким голоском Титов.

Вика выгнула бровь:

– Ну, тебя же добрые люди откачали. Хотя, если бы знали, что ты, Титов, за мразь, не стали бы этого делать, а наверняка запихнули бы тебе в горло еще парочку-тройку пирожных.

Виктор, на ресницах которого сверкали слезы, произнес:

– Злая же ты, Вичка…

– Извини, милок, но в нашем контракте нет пункта о том, что я должна быть доброй. И не тряси харей – такого пункта там и не будет! Что, не нравлюсь? Тогда, быть может, отстанешь от меня наконец?

Титов, окончательно придя в себя, отодвинул пирожное и заявил:

– Так не пойдет. Если думаешь, что, став мегерой, отвадишь меня от себя, то ошибаешься. Потому что такая Вичка мне не нужна. Мне нужна Вичка старая: добрая, милая, участливая…

Вика не выдержала:

– А мне нужна моя жизнь – тоже старая! Мне нужен Игорь! Мне нужно…

Она расплакалась. Титов, вздохнув, ответил:

– Не нужен тебе Игорек. Не нужен! Так что веди себя со мной подобающе. Иначе я разозлюсь. А если я разозлюсь, то совершу страшные вещи. Ты ведь в курсе, Вичка?

Она была, конечно же, в курсе. И поняла: как она ни хитрила и ни юлила, но в итоге все же оказалась во власти этого худого бледного демона с арктически-ледяным взором.

И, похоже, это было навсегда.

Титов, быстро вписав в договор нужные ему пункты, произнес:

– Смотри, я уже подписал. Осталось только тебе поставить свою завитушку, Вичка.

И пододвинул к ней тетрадный лист. Вика, взглянув на него, вдруг подумала о том, что нет, не навсегда. Титов, как и все, как и его жертвы, смертен. Потому что подавись он пирожным не в многолюдном кафе, а на безлюдной набережной поздно вечером, то она бы…

Она бы не стала его спасать.

Вика подумала о том, чем же она тогда отличается от самого Титова? И поняла, что очень многим. Просто всем. Она не преследует одноклассников. Она не вторгается в их жизнь. Она не убивает людей. Она не сумасшедшая.

Поставив подпись, Вика пододвинула договор Титову.

– Копию делать будешь? – спросила она.

Но тот проявил себя галантным джентльменом.

– Я все пункты и так запомнил, Вичка. Так что можешь взять бумагу себе. И не пытайся потом утверждать, что что-то было сформулировано или иначе, или что чего-то в договоре не было. Память у меня фотографическая.

Вика, забрав лист и засунув его в сумочку, произнесла:

– Что же, мы не обговорили, с какого времени начнет действовать договор…

– Прямо сейчас! – заявил Титов.

Но девушка была непреклонна:

– Со следующего понедельника, и точка! Надо было внимательнее отнестись к составлению важных документов, милок.

– Мне не нравится это базарное «милок»! – вспылил Виктор.

А Вика удовлетворенно заметила:

– Ну, тогда буду снова звать тебя по фамилии – Титов. Так что выбирай! Время до начала новой недели есть. А пока что я хочу отдохнуть – и оставь меня до понедельника в покое. Иначе договор недействителен.

И, не прощаясь, Вика поднялась со стула и двинулась к выходу.

Выходные, последние выходные ее свободной жизни, тянулись неимоверно долго – и пролетели в одно мгновение. В воскресенье Вика сходила на какой-то идиотски смешной фильм вместе с Виталиком, немного оклемавшимся от предыдущих пертурбаций.

А в голове засела одна и та же свербящая мысль: а что, если бы Титов умер?

Умер…

Но дело было в том, что умирать Титов явно не намеревался.

Вика с родителями завтракала, когда раздался звонок в дверь. Нож, которым девушка намазывала на кусок хлеба повидло, дрогнул.

Она знала, кто спозаранку в понедельник заявился к ней домой.