Текст книги "Флакон смерти №5"

– Врешь, Антоха, это ты сам, прознав про вечеринку, меня умолял, чтобы я тебя пригласил. Понимаю, с самого начала решил, что кого-нибудь там поймаешь и в постель к себе затащишь. И этим кем-то оказалась моя невеста!

– Зоя тебе невестой не была.

– А вот и была, Антоха! Конечно же, была!

– Даже если и была, то теперь она моя невеста! И мы скоро поженимся. Кстати, хочешь стать свидетелем в ЗАГСе со стороны жениха? Так и быть, я милостиво разрешу тебе им быть.

– Были бы руки сейчас свободны, я бы тебе по физиономии заехал, Антоха!

– Уже заезжал. Теперь моя очередь. Сейчас на заправку свернем, и там можем размять кулаки, Павлуха. И не думай, что я дам тебе спуску. Тебя давно надо проучить!

– Это тебя надо проучить, Антоха! Это так на тебя похоже – поднимать руку на того, кто слабее и беспомощнее тебя.

Не выдержав перепалки троюродных братьев, Зоя пронзительно закричала:

– Прекратите немедленно! Причем оба! Иначе на заправке вас обоих покину я! Отправлюсь в город пешком.

Павлик быстро вставил:

– Тогда я буду тебя сопровождать, рыбка моя.

Антон, обернувшись к нему, заявил, грозно сверкая синими глазами:

– Это я буду сопровождать ее, ты это понял? Это моя невеста!

– Да у тебя таких невест по десять в месяц, Антоха. Ну, и женихов тоже.

– Что ты сказал? Нет, что ты только что сказал? Ты сейчас за свои слова ответишь!

– Прекратите! – закричала снова Зоя, но молодые люди не обращали на нее ни малейшего внимания, предпочитая выяснять отношения между собой. Антон дал газу, меняя полосу, желая обогнать другие автомобили с явным намерением свернуть на заправку, до которой, судя по знакам, оставалось полтора километра, и молодые люди все еще собачились.

Зоя, понимая, что мира уже не будет, закрыла уши руками и уставилась вперед. Поскорее бы все это закончилось! Похоже, нормальных отношений между троюродными братьями уже никогда не будет. И выходит, что виновата в этом семейном разладе она?

Выходит, что да.

Оторвав руки от ушей, она услышала их громкие голоса:

– …И вообще, хочется набить твою лощеную морду, Антоха!

– Хочется, но ручонки-то явно коротки, Павлуха! Однако я предоставлю тебе такую возможность, только пощады не будет!

Девушка снова прижала ладони к ушам. Она бы все отдала, чтобы это прекратилось. Скорее бы оказаться на месте, скорее бы…

То, что произошло сразу после этого, навсегда врезалось в ее память. Казалось, это длилось долго-долго, но в действительности, вероятно, всего какую-то долю секунды. Антон, наращивая скорость с явным желанием наконец-то оказаться на заправке, чтобы выяснить отношения со своим троюродным братом, плавно выходил из долгого поворота. Молодые люди продолжали кричать друг на друга, и Антон, как обратила внимание Зоя, следил за дорогой только краем глаза, концентрируясь на перепалке с Павликом.

Вот и заправка. Однако они ее проскочили, потому что водитель отвлекся. Зоя перевела дух – ну что же, они вот-вот въедут в город, вон и бетонная стела с бронзовыми буквами показалась.

В этот момент все и произошло. Антон еще больше увеличил скорость, снова идя на обгон, и когда они обошли несколько автомобилей впереди них, Зоя в ужасе заметила знакомую красную иномарку. Помятая и явно только что угодившая в аварию, она перегородила дорогу. Приземистый лысый тип в черных очках, явно водитель этого красного транспортного средства, прямо на дороге выяснял отношения с сутулым пожилым усачом, которому, по всей вероятности, принадлежал искореженный внедорожник.

С удивлением наблюдая, как они мчатся прямо на два впечатавшихся друг в друга автомобиля, Зоя не сомневалась, что Антон сейчас затормозит, уйдет вправо, заметит опасность.

Но тот, отвлеченный конфликтом с Павликом, заметил слишком поздно.

Зоя, не отрывая от ушей ладони, которые внезапно вспотели, истошно закричала:

– Сворачивай! Иначе мы врежемся!

Антон в самый последний момент все же попытался уйти вправо, но было уже слишком поздно.

Она помнила вытаращенные глаза усача, отчаянно спорившего с приземистым типом в черных очках, который вдруг, как кузнечик, прыгнул в сторону. Зоя еще подумала, что же он делает.

А потом вдруг кто-то словно выключил свет.

…Зоя открыла глаза и подумала, что им удалось миновать опасность. Антон каким-то чудесным, небывалым способом сумел миновать внезапно возникшие на трассе препятствия, и столкновения не произошло.

Как же все-таки хорошо, что они не налетели на два покореженных автомобиля! Потому что если бы налетели, то ничего хорошего, естественно, не было бы.

Но Антону удалось избежать этого. И вообще, ничего бы не произошло, если бы он не спорил с Павликом, а он бы не спорил, если бы тот не восседал на заднем сиденье с забинтованной рукой после того, как заявился на дачу в Чертову балку, а он бы не заявился, если бы не узнал, что она отправилась туда, на чужую дачу, вместе с Антоном, а она бы не отправилась, зная, что там произойдет, если бы не влюбилась в Антона, а она бы не влюбилась, если бы Антон не появился на вечеринке своего троюродного брата, а он бы не появился, если…

Судя по всему, у каждого мелкого события была своя причина, но означало ли это, что, нарастая, словно снежный ком, они в итоге привели к событию крупному?

Внезапно почувствовав себя крайне уставшей, Зоя закрыла глаза. И вновь увидела то, чему стала свидетельницей на трассе: как усач отпрыгивает в сторону, а приземистый лысый, на лице которого застыла маска ужаса, пятится…

Но что же было дальше, как Антону удалось избежать неминуемого столкновения?

…Она снова открыла глаза, не понимая, сколько времени прошло после ее первого пробуждения: минута или день. Усталость никуда не исчезла, только усилилась. Но в голове было уже яснее. Девушка, уставившись вверх, подумала о том, что облако, которое она видит, уж очень большое и слишком белое.

Только было это не облако, а потолок.

Внезапно в голове что-то щелкнуло, и она поняла: нет, она сейчас не в джипе вместе с Антоном и Павликом, а где-то в совершенно ином месте.

Но где?

Она отвела взор и поняла, что находится в небольшой комнате с занавешенными окнами. Как она сюда попала?

И, главное, почему она этого не помнит?

Она попыталась подняться, но вдруг поняла, что не может. И что подключена к капельнице. И только потом до Зои дошло, что находится она, по всей видимости, в больничной палате.

Только что она тут делает? И, что важнее всего, где Антон?

Она была отчего-то убеждена, что он должен быть рядом, наверное, на соседней койке, но, странное дело, там его не было.

Но в том, что он где-то неподалеку, Зоя не сомневалась, более того, она была в этом уверена.

Надо только его найти.

Преодолевая небывалую слабость, она попыталась подняться с кровати. При этом опрокинула капельницу, на что ей было наплевать.

Совершенно наплевать.

Девушка вырвала провода, опутавшие ее тело, и опустила одну ногу на холодный пол.

Она должна найти Антона прямо сейчас. Они украли его и держат неизвестно где.

Пол был крайне холодный, жесткий и пах дыней. Нет, подождите, как пол мог пахнуть дыней? Наверное, какое-то особое моющее средство. Но какая ей разница, о чем она думает, ей надо найти Антона.

Но вторая нога упорно не желала опускаться на пол. Зоя, сползая с кровати, оказалась на полу и попыталась приподняться. Прозрачные трубки все еще мешали, но какая ей разница. И почему же так пахнет дыней, причем какой-то подгнившей, это было крайне неприятно. Или кто-то спрятал эту самую дыню у нее под кроватью? Ну да, принес в больницу в качестве гостинца и оставил в палате на подоконнике, а потом забыл – вот дыня и начала гнить.

В больницу? Но, стоп, как она вообще оказалась в больнице, она ведь была в джипе, за рулем которого находился Антон, а на заднем сиденье Павлик.

Это был вопрос, на который Зоя хотела получить ответ, причем он нужен был ей немедленно. До двери было метра три, однако подняться и пройти их она не могла, поэтому пришлось ползти. Трубки все еще мешали, но она не обращала на это внимания.

Дверь внезапно распахнулась, она заметила чьи-то ноги, услышала причитания. Кто-то бросился к ней, чужие руки дотронулись до нее.

Чувствуя, что она крайне устала, не преодолев и метра на холодном полу, Зоя ощутила, что из коридора накатила новая волна запаха гнилой дыни.

Она помнила, как ее подхватили и не слишком любезно уложили обратно на кровать, подключая к капельнице и приборам. А она силилась что-то сказать, но не могла, думая о том, что Антон должен находиться где-то неподалеку.

Зоя попыталась заговорить, но не вышло. Над ней склонилось чье-то расплывающееся лицо, обращаясь к ней со словами, которые девушка слышала, но не могла понять, словно говорили на тарабарском языке.

В ответ она только прокричала:

– Дыня! Заберите отсюда дыню! Она испортилась, она гниет…

И, словно сквозь туман, до нее донесся бесплотный голос:

– Что она прошептала? Вы поняли? Кажется, что-то о доле?

Да не о доле, а о дыне. И почему они решили, что она прошептала, если она кричала во все горло?

Она ощутила укол и почему-то подумала, что то, что ей вкололи, пахнет рыбой.

Рыбой? Но почему, собственно, рыбой? Причем вяленой.

А потом по телу, видимо под влиянием введенного ей медикамента, растеклась сладкая теплая нега, и Зоя ощутила, как ее глаза закрылись сами собой.

Так тянуло спать, что даже не хотелось теперь знать, где же Антон. Единственное, что ее все еще мучило, так это вопрос о дыне.

Почему они не забирали ее из палаты?

Потом последовала череда снов, которые, возможно, были не снами, а обрывками реальности. В голове все образы смешались в пестрый калейдоскоп. Зоя была уверена, что видела в этой кутерьме и отца, только вот что он тут делает?

Если бы ее спросили, что именно она видела, она бы не смогла дать толковый ответ. Интересно, что она смогла бы детально описать запах.

Это была дыня, все та же подгнившая дыня, которую они упорно не хотели убирать. Но почему?

Почему?

Ее словно кто-то за плечо тронул, желая разбудить, и Зоя снова открыла глаза. На этот раз все было иначе. Уставившись в потолок, она сразу поняла, что это не облака на небе. И усталости уже не было.

Повернув голову, она заметила человека в зеленом балахоне, который производил манипуляции с капельницей. Тот, посмотрев на нее, произнес:

– Как вы себя чувствуете?

Да, она в больнице, но как она сюда попала? Они же были втроем в джипе отца Павлика, а потом…

Да, собственно, а что было потом?

Запах дыни, уже превратившийся в некое подобие смога, пропитал всю палату. Терпеть это было невозможно.

– Уберите ее! – произнесла Зоя, и человек в балахоне, склонившись над ней, спросил:

– Нет, убрать капельницу пока что не получится. И вы не пытайтесь больше вставать, иначе все придется налаживать заново.

– Уберите дыню! – потребовала Зоя, и человек, наконец, сообразив, о чем она вела речь, ответил:

– Хотите дыню? Хорошо, я передам. Думаю, вам будет можно. Но сейчас я сообщу профессору, что вы пришли в себя. Точнее, вы все это время приходили в себя урывками, он даже с вами разговаривал, но вы этого не помните.

– Уберите дыню! Уберите! Уберите…

А потом появился отец – сосредоточенный, встревоженный, также облаченный в зеленый врачебный балахон. Зоя наблюдал за тем, как он взглянул на показания приборов, к которым она была подключена, а потом уселся на стул около ее кровати. И, склонившись, поцеловал ее в лоб.

Внезапно девушка поняла – отец только что поел этой самой гниловатой дыни! Запах, исходящий от него, буквально пьянил ее, сшибал с ног, и если бы она так не лежала в кровати, то наверняка бы свалилась.

– Дочка, ну вот, ты теперь полностью пришла в себя. Ты ведь меня слышишь и видишь?

Говоря это, он профессиональными движениями проверял ее рефлексы, а Зоя все думала о том, что отец не просто откушал дыни, он буквально облил себя с головы до ног ее соком.

И дыня в самом деле была не свежая, ароматная, а явно лежалая, с гнильцой, такая, какую и есть-то точно нельзя. Но почему тогда отец решил ею перекусить? Разве он любил дыни? Вроде бы нет, был неравнодушен к клубнике и торту «Наполеон», а также в последнее время приналег на специи и черный кофе, жалуясь, что еда безвкусная, но вот дыня никогда не входила в число его любимых кушаний.

Внезапно Зоя подумала, что перед тем, как отправиться тогда с отцом и мамой на дачный пляжик, они, давясь, доедали дыню, оставшуюся после празднования дня рождения отца, – не пропадать же добру.

А потом мама нырнула в реку и не вынырнула.

Неужели из-за того, что она наелась дыни?

Хотя нет, это была не дыня, а арбуз. Ну да, гигантский, астраханский, такой сладкий, принесенный в качестве подарка одним из гостей. Когда его разрезали, брызнул сладкий сок, столь похожий на кровь.

Как походило на кровь и малиновое мороженое, упавшее на асфальт набережной во время ее прогулки с Антоном. Армада муравьев сразу же устремилась на это кровавое пятно.

Кляксу малинового мороженого.

А тогда на разрезанный арбуз сразу же слетелись осы. А они, смеясь, поглощали его, отмахиваясь от назойливых насекомых.

А потом втроем отправились на пляжик, где мама нырнула в реку и не вынырнула.

Но не из-за дыни, которая в действительности была арбузом.

А из-за лопнувшей под водой аневризмы.

Но почему тогда отец наелся дыни?

Она почувствовала, как он потрепал ее по руке после того, как измерил пульс, и что-то сказал. Смысл им сказанного девушка, в голове которой мысли еще путались, не поняла и спросила:

– Папа, а где Антон?

Отец ничего не ответил, хотя явно услышал ее вопрос. Может, она, уверенная, что говорит громко, опять шептала?

– Папа, а где Антон?

Появилась медсестра, и отец, забрав у нее пластмассовый стаканчик, поднес его к губам Зои.

– На-ка, лучше выпей. Это поможет тебе снова стать здоровой.

Послушно проглотив тягучую сладкую жидкость, походившую на приторный сироп, Зоя повторила в третий раз:

– Папа, а где Антон?

Ее практически сразу потянуло в сон, а отец, снова потрепав по руке, ответил:

– Ты отдыхай, это в твоей ситуации крайне важно.

В ее ситуации?

Она поняла, что он намеренно не хочет говорить, где Антон. Ничего, она еще узнает.

Странно, что этот вопрос отступил на второй план, потому что ее занимало одно – отчего же от отца так пахло испорченной дыней?

Когда дверь открылась в следующий раз, она уже знала, что это не отец. Потому что запах дыни, пропитавший больничную палату, никуда не делся, но с появлением отца он всегда усиливался.

Нет, это был Павлик, причем эта мысль вспыхнула в голове еще до того, как она увидела вошедшего в палату.

Павлик тоже был в зеленом балахоне и в несколько криво сидевшей на голове шапочке.

– Привет болящей! Ну, как дела, рыбка моя?

Он чмокнул ее в щеку, как будто все было в полном порядке.

Но все, как уже поняла Зоя, в порядке не было, уж точно не в полном. Хотя, если судить по Павлику, то с ним все хорошо, даже рука уже не забинтована.

– Рука прошла? – спросила Зоя, вдруг понимая, что Павлик пахнет…

Да, как же он пахнет? Это было сложно описать, и речь шла не о его одеколоне или креме для бритья.

Павлик пах Павликом. Да, это было самое простое объяснение, но в то же время самое нелепое.

Кем, если не собой, он должен был, собственно, пахнуть?

Зоя попыталась вспомнить, как пах Антон, но не смогла. И вдруг поняла, что не знает.

Да, просто не знает. Но отчего она тогда знала, что Павлик пах Павликом. А отец, как выходило, подгнившей дыней.

Наверное, потому что и отец, и Павлик уже бывали у нее в палате, когда она спала или пребывала в странном, дремотном состоянии. И даже не поняв или не запомнив, что они были в палате, она тем не менее уловила их запахи.

Выходит, что Антон ее не навещал?

– А где Антон? – произнесла девушка, и Павлик смешался. Его запах чуть изменился – вроде бы остался таким же, но в то же время… В то же время словно стал другим. И Зоя поняла: он боится. И ясно это стало не по выражению лица, которого она видеть не могла, поскольку Павлик, суетясь, повернулся к ней спиной, просматривая показания медицинских приборов, к которым она была подключена. Нет, она это ощутила.

Вернее, если уж быть совершенно точной, унюхала.

Павлик не просто боялся, но и намеревался ей соврать. Ну да, именно так пахла ложь, в данном случае ложь Павлика.

– Он пока не может тебя навестить, но ты о нем не беспокойся!

Да, он врал, и это стало понятно не по тону и не по выражению лица, которого она не видела, а по запаху.

То, что это была ложь, Зоя просто знала – и все тут.

– Ты обманываешь меня, – произнесла она спокойно, – скажи правду!

Павлик, повернувшись к ней и демонстрируя свое бледное лицо, заявил:

– Ну, он тоже тут, я тебе клянусь! В областной больнице, в отделении неотложной медицины…

И как она тут очутилась?

В голове опять возникла картинка: отпрыгивающий в сторону усач, испуганный лысач. Это все, что она запомнила.

Но ведь после этого должно было что-то произойти. Оно и произошло, иначе бы она не оказалась в областной больнице…

Оно, судя по всему, и произошло. Но отчего тогда она подключена к капельнице и приборам, а Павлик, сидевший с ними в одном джипе, судя по всему, жив и невредим.

Павлик, который пах Павликом.

Но не совсем. Закрыв глаза и задумавшись, Зоя произнесла:

– Ты ведь заработал сотрясение мозга, правда, легкое?

Откуда она это взяла? Ну, недаром же она все-таки студентка меда, да и предположение было вполне логичное: сидевший позади, Павлик получил менее серьезные травмы, чем те, кто находился на водительском сиденье и рядом с ним.

Потому что имела место автомобильная авария, в которую попали они втроем, она, Павлик и Антон.

– Откуда ты знаешь? – протянул Павлик и, сообразив, произнес:

– Игорь Борисович сказал? Я же просил тебя не беспокоить. Потому что сотрясение и правда легкое, сущая ерунда. Все могло закончиться гораздо серьезнее…

Гораздо серьезнее?

Ну да, как, к примеру, для нее. Они не хотели говорить ей, что с ней произошло, но, судя по всему, переломов не было, иначе бы она не смогла приподняться, плюхнуться на пол и даже проползти до двери.

И позвоночник тоже не был задет.

– Я хочу знать, где Антон! – повторила Зоя. – Скажи мне, ты ведь знаешь!

Ну да, судя по изменившемуся выражению лица, он знал.

Но не желая отвечать на ее вопрос, Павлик засуетился.

– Мне пора, тебе нельзя слишком напрягаться.

Почему нельзя? Что с ней такое?

Впрочем, какая разница, что с ней. Ее занимал только один вопрос: что с Антоном.

Ну, вероятно, все же не один, а два: еще – где они прячут дыню. Потому что запах дыни внезапно усилился.

– Забери дыню! – потребовала Зоя, и Павлик, вытаращившись, спросил:

– Дыню? Ты хочешь, чтобы я принес дыню? Прямо сейчас? Не проблема, сбегаю на рынок…

Нет, они упорно не желали понимать ее! Они все думали, что ей хочется дыни, а в действительности она желала, чтобы они ее забрали из ее палаты.

Оттуда, где они ее прятали.

– Забери дыню, – повторила требовательно девушка, – она где-то здесь. Посмотри внимательнее!

Павлик, выполняя ее требование, раздвинул шторы, демонстрируя ей пустой подоконник, заглянул в шкаф и санузел, даже залез под кровать и развел в итоге руками.

– Нет тут никакой дыни! Но ты точно не хочешь, чтобы я сбегал и притащил? Может, еще чего-то?

– Забери ее! – простонала Зоя, чувствуя, что запах снова усилился, и через пару мгновений дверь открылась, и в палату зашел отец.

– Зоя дыню хочет, я на рынок смотаюсь, – произнес молодой человек и, явно довольный тем, что у него есть предлог ретироваться, удалился.

Отец, опять проконтролировав показания приборов и проверив ее рефлексы, взял стул и уселся напротив кровати, на которой лежала Зоя.

Да, запах дыни шел от него – это что, парфюм такой новый? Вообще-то отец пользовался самой обыкновенной туалетной водой, а не какой-то с запахом дыни, к тому же подгнившей.

– Дочка, думаю, нам надо все же поговорить…

Зоя перебила его.

– Папа, ты ел дыню?

Профессор Синицин, уставившись на Зою, произнес:

– Нет, я дыню не ел, но Павлик уже отправился на рынок покупать ее тебе, если ты так хочешь. Такое бывает, что организм в стрессовых ситуациях требует чего-то необычного…

Да не хотела она дыню, она желала, чтобы ее забрали из палаты, но, судя по всему, весь ужас заключался в том, что никакой дыни в палате не было.

Зато был отец, пахнущий этой самой дыней.

Зоя закрыла глаза, пытаясь сконцентрироваться на том, что говорил отец.

– Вы попали в аварию. Нелепое стечение обстоятельств. Какой-то идиот, задев другого идиота, не нашел ничего лучшего, как, закупорив трассу, выяснять отношения прямо посреди нее. И вы врезались прямо в их автомобили…

Он сделал паузу, а Зоя все думала о том, что никогда в жизни не будет больше есть дыню.

Никогда.

– Павлу повезло, как видишь, ни единого повреждения, не считая небольшой раны на ладони и легкого сотрясения мозга…

Небольшая рана на ладони была у Павлика от его театральной попытки покончить с собой, но знать об этом отцу было не обязательно.

– Тебе повезло меньше. Закрытая черепно-мозговая травма, однако легкая и не опасная, так что мы с этим справились. Ситуация у тебя, дочка, стабилизировалась.

Он намеренно избегал научных терминов, то ли считая, что Зоя их в ее нынешней ситуации не поймет, то ли не желая напрягать ее.

– А что с Антоном, папа?

Тот снова сделал паузу, подошел к ней, и запах дыни усилился.

– Рано или поздно ты это узнаешь, смысла скрывать нет. Твой друг получил самые тяжелые травмы, его также доставили сюда, его оперировал профессор Кондратьев…

Один из лучших, если не лучший, хирург города.

– Но, увы, молодому человеку не повезло. Возник ряд непредвиденных осложнений. Если хочешь, я потом тебе в подробностях расскажу, но давай не сейчас. Профессор Кондратьев, поверь мне, сделал все, что было возможно, но пациент скончался на операционном столе.

Зоя смотрела в потолок, не ощущая ничего, ровным счетом ничего.

Тот человек, которого она любила и с которым намеревалась связать свою жизнь, умер.

А она сама – выжила. Даже Павлик выжил, причем отделавшись практически легким испугом, а Антон погиб.

Отец говорил и говорил, а Зоя смотрела в потолок. Она даже горевать не могла нормально, потому что все заглушал запах дыни, идущий от отца. Ну что же это такое!

– Папа, у тебя новый одеколон? – прервала она его рассказ. Подробности того, как умер Антон, ей были неинтересны.

И уже не важны.

– Что? – переспросил тот, и его рука легла ей на лоб. Запах дыни был нестерпим, но неприятнее всего была нота гнили, которая гнездилась в этом аромате.

И эта нота гнили была запахом отца.

В двери палаты возник Павлик, зажавший под локтем сразу две продолговатые массивные дыни, желтые и аппетитные.

– Я на рынке попробовал, высший сорт, такие сладкие! – заявил он с явной гордостью. – Вы будете, Игорь Борисович?

От мысли о том, что они сейчас будут есть дыню, Зою замутило.

Как она узнала позднее, Антон умер и также находился в областной больнице – правда, на нижнем, подземном, этаже: в морге.

Она хотела его увидеть, но отец заявил, что в ее ситуации это далеко не самая лучшая идея. Зоя настаивала, но Игорь Борисович оказался неумолим.

Павлик вторил ему, позиционируя себя везде как жениха Зои. Как будто ничего не произошло, словно она с ним не рассталась.

Как будто она не полюбила Антона, который теперь был мертв и находился в подвале больницы.

В морге.

Молодой человек вовсю обрабатывал Зою.

– Понимаешь, это было такое летнее наваждение, ну, со всеми бывает. Думаешь, мне Антоху не жаль? Он был, в общем и целом, неплохой парень, но что теперь поделать… Он умер, а мы остались в живых, рыбка моя. Ну, не повезло ему страшно, но ведь за рулем был он сам, и если бы скорость не превысил и за дорогой следил, не попали бы мы с тобой в эту аварию, и он тоже в живых остался…

Зоя, не в силах выносить эти слова, как и запах дыни с гнильцой, от которого она сходила с ума, заявила:

– Если бы ты не устроил шоу с пистолетом и не повредил себе руку, Антон не сел бы за руль. На его месте вполне мог оказаться ты сам!

Павлик этого не отрицал, прагматично заметив:

– Ну, ничего изменить уже нельзя, и все было так, как было. Давай, рыбка моя, забудем об этом, как о страшном сне, и начнем все с чистого листа.

Забудем, как о страшном сне? Начнем с чистого лица?

Взяв ее за руку, молодой человек уже строил планы:

– Ну, Антохи с нами нет, значит, все может вернуться на круги своя. Я зла на тебя, рыбка моя, не держу, я изменюсь, я буду выполнять каждое твое желание, рыбка моя…

Вырвав ладонь из цепких рук Павлика, Зоя сказала:

– Ничего не будет как прежде. И я ничего не забуду, и с чистого листа мы ничего, разумеется, не начнем. Потому что между нами все кончено!

Павлик не сдавался.

– Это ты сейчас так говоришь, рыбка моя, но тебе нужно крепкое мужское плечо, на которое можно опереться.

Зоя с сомнением взглянула на куриное плечико своего незадачливого ухажера.

– Ты продолжишь учебу в меде, я быстро защищусь, и мы сможем пожениться. Впрочем, мы сможем пожениться уже в этом году…

Павлик не только пах Павликом, но и звучал, как Павлик.

– Нет! – заявила Зоя. – Между нами все кончено. Впрочем, как может быть кончено то, что никогда и не начиналось? И в меде я учиться не буду.

Антона не было в живых, он погиб, это правда, но она не намеревалась возвращаться к прежней жизни, хотя все, похоже, ожидали от нее именно этого.

– Да выбрось ты Антоху из головы, – увещевал ее Павлик, – понимаю, тебе нужно время, чтобы прийти в себя, и оно у тебя есть. У нас есть бездна времени, рыбка моя, потому что мы созданы друг для друга. И Игорь Борисович такого же мнения!

Мнение отца Зою не интересовало. И почему никто не желает понять?

Наверное, потому что никто не может унюхать в ее палате дыню с гнильцой, которой там элементарно нет.

– Антоха сам виноват, он нас едва не угробил, но нам повезло, а ему нет. Так что давай не усложнять жизнь, потому что она может в любой момент закончиться, рыбка моя. Вот, смотри, что я тебе принес.

Павлик извлек уже знакомую Зое коробочку с кольцом с бриллиантом и положил ее на одеяло.

– А ведь если бы ты не затеял с ним спор и не отвлекал все время от обязанностей водителя, то ничего бы не случилось. Ты над этим не задумывался?

Судя по выражению лица Павлика, задумывался. И не только по выражению лица – Зоя буквально унюхала его страх.

Страх, чувство вины, а также…

Радость?

Ну да, Павлик был рад, что избавился от опасного конкурента, приходившегося ему троюродным братом, и что с того – подумаешь, потерял дальнего родственника, с которым и так не особо контачил.

– Рыбка моя, это нелепое стечение обстоятельств, ну, или судьба. Ты что, хотела, чтобы я погиб? Или ты сама? А так не повезло Антохе. Да, жаль парня, и родителей его тоже, но, уверяю тебя, мы их в беде не бросим, поможем, чем можем. Вот завтра, во время похорон…

Он резко замолчал, и Зоя встрепенулась.

– Во время похорон? Завтра? Но отец же сказал мне, что его уже похоронили…

Ну да, обманул.

– Ладно, не слушай меня, и вообще, давай забудем о прошлом. Я тебя прощаю, так что не важно, что там произошло. Так готова ли ты, рыбка моя, стать моей женой?

Положив коробочку с кольцом на тумбочку около кровати, Зоя ответила:

– Нет, не готова. И никогда не буду. Я тебя не любила, не люблю и не смогу полюбить, уж смирись с этим. Где и когда будут хоронить завтра Антона?

Павлик, что-то лепеча о том, что не все еще потеряно, явно пытался склонить ее к тому, чтобы изменить свое мнение, но Зоя и слышать об этом не хотела.

– Если ты в самом деле испытываешь ко мне чувства, о которых так любишь говорить, то скажи, где и когда.

Вздохнув, Павлик процедил:

– В два, на Северном. Но какая разница, ты все равно принять участие не сможешь, тебе надо блюсти покой…

Северное кладбище располагалось на одном конце города, а могила мамы на другом, которое было ближе к их району, на Южном.

Зоя, пристально глядя на молодого человека, сказала:

– Ты сделаешь так, чтобы я смогла. Ведь ради своей рыбки ты готов на все?

Оказалось, что да – и Зоя не испытывала ни малейших угрызений совести, играя на чувствах Павлика, настоящих или мнимых.

Она знала, он и сам испытывал чувство вины, понимая, что если бы молчал тогда во время поездки, то, вероятно, никакой аварии не было бы.

А если бы она сама настояла на том, чтобы они съехали на обочину и молодые люди поменялись местами, то, наверное, тоже ничего не случилось бы.

Вероятно, наверное, быть может…

Но вернуть к жизни Антона это не могло уже ни при каких обстоятельствах.

Павлик проявил чудеса изобретательности и задействовал весь свой дар убеждения, а также прибег к банальному подкупу, чтобы Зоя, по причине слабости сидевшая в инвалидной коляске, на следующий день сумела покинуть на несколько часов больницу. Он же сам сумел организовать отсутствие Игоря Борисовича, который уж точно не разрешил бы дочери подниматься с постели и принимать участие в похоронах случайного, как он был уверен, человека.

Они подъехали на такси – «Газели» к Северному кладбищу около двух. Павлик, явно борясь с сомнениями, произнес:

– Ты точно этого хочешь? Может, не надо? Поедем обратно в больницу…

Зоя со слезами на глазах воскликнула:

– Надо! Мне надо!

Еще в такси на подъезде к кладбищу она почувствовал запах ландышей, увядших, прелых, умирающих.

А когда они оказались на кладбище, этот запах сделался просто нестерпимым.

– Ты тоже чувствуешь? – спросила Зоя у своего спутника, который толкал ее коляску. – Запах ландышей?

Тот, покрутив головой, ответил:

– Нет, какие могут быть ландыши в начале августа? Но о цветах ты не беспокойся, их будет достаточно. Или ты хочешь, чтобы я тебе у старушек купил?

Он указал на пожилых женщин, которые вели торговлю цветами у входа на кладбище. Имелись розы, гладиолусы, гвоздики, астры и даже орхидеи.

Но ландышей, разумеется, не было. Павлик был прав: не сезон.

Но отчего тогда ее преследовал их запах? Так же, как запах дыни в больнице?

Только запах дыни, как она уже уяснила для себя, исходил от отца и ни от кого другого.

А кто же тогда пах ландышами?

Явно не Павлик, который пах Павликом, значит, кто-то другой?

Запах словно застыл куполом над кладбищем, покрывал его плотным одеялом, укутывая и пропитывая со всех сторон.

Не одеялом – саваном.

Они оказались на нужной дорожке, и Зоя заметила довольно приличную толпу около небольшой златоглавой церквушки.

– Ну, туда мы не пойдем, здесь подождем, а? – произнес, явно труся, Павлик, и Зоя кивнула. Она понимала, что долго здесь все равно не выдержит, тяжелый, словно свинцовый аромат ландышей был повсюду, и он угнетал, нервировал, сводил с ума, не позволял дышать.

И как Павлик мог его не чувствовать? Впрочем, аромата дыни в ее палате тоже не мог уловить никто, кроме ее самой.