Текст книги "Корона последней принцессы"

Взгляд короля просветлел:

– И где сейчас чудо-старец? У себя в горах? Но ведь пока его привезут…

– Ваше величество, старец Никодим здесь, – возразил барон Чучель. – Он уже две недели как в Экаресте и исцелил за это время графиню фон Киттлиц.

– Так у нее же был рак! – удивился король. – Я сам слышал, что ей давали от силы два-три месяца!

– Вот именно, ваше величество, рак молочной железы, который затем распространился по всему ее организму. Но старец Никодим денно и нощно читал у ее постели молитвы, и графине значительно полегчало. А потом медики сделали рентгеновские снимки и поразились – ни раковой опухоли, ни метастазов! Они исчезли! Графиня полностью здорова, в чем вы можете убедиться сами. Она ожидает вашей аудиенции в Малахитовой гостиной.

Король в волнении вскочил на ноги.

– Чучель, если это так, то я хочу видеть старца Никодима. Он должен исцелить мою жену! Где графиня?

Барон поспешил за королем в Малахитовую гостиную. Там его величество узрел пожилую графиню Аделаиду фон Киттлиц, которую видел несколько недель назад на балу – тогда она была худа, истерзана болезнью, лицо ее было ликом смерти. А теперь перед ним стояла румяная, дородная дама, выглядевшая намного моложе своих шестидесяти. Перемена была разительная, более того – волшебная.

Георгий в изумлении едва вымолвил:

– Графиня, как вы помолодели!

– И не только это, ваше величество, – ответила кокетливо женщина. – Я полностью здорова! Вот, взгляните…

Она показала королю ужасные фотографии – огромный нарост на груди, почерневшая кожа. А затем графиня, нисколько не смущаясь, распахнула свое платье, и король имел возможность лицезреть крепкую красивую женскую грудь без малейших признаков опухоли.

– Рак исчез! – заметила радостно графиня, позволяя его величеству пощупать себя. – Причем полностью! Не только из молочной железы, ваше величество, но и из всего моего организма! Врачи разводят руками и твердят одно и то же: «Чудо!» Они бормочут что-то о ремиссии, о целебных силах организма, о неведомых клеточных процессах. Но у чуда, произошедшего со мной, есть имя – старец Никодим. Он спас меня, вытащил с того света, победив болезнь!

Король, трясясь от нетерпения, заявил:

– Я желаю видеть этого святого человека! Доставьте его во дворец!

– Ваше величество, старец уже здесь, – доложил барон Чучель. – Велите привести его сюда?

– Немедленно! – крикнул король. – Сию же секунду! Я хочу немедленно увидеть святого кудесника!

Барон поклонился, на несколько мгновений покинул зал и вернулся с высоченным мужчиной, облаченным в мешковатую черную рясу. У него были рыжеватые волосы и абсолютно седая борода. Глаза у отца Никодима были огромные, зеленые, выпуклые – казалось, что их взгляд пронзает собеседника насквозь. Но особенно на лице выделялся крупный орлиный нос, больше похожий на крюк.

Монах, увидав короля, повалился на колени и пополз к нему, бормоча молитву. Затем бухнулся лбом о паркет и поцеловал голенище сапога Георгия.

– Батюшка великий государь, – заговорил он нараспев с простонародным акцентом дальних провинций, – да ниспошлет Господь тебе и твоей женушке счастья и здоровья! Я молюсь за тебя и твоих деток беспрестанно!

Король внезапно почувствовал, что с души у него свалился камень. Воспитанный в аристократической среде, Георгий привык к придворному двуличию, вечному притворству, фальшивым изъявлениям восторга. Но мужик, стоявший перед ним на коленях и целовавший его сапоги, был настоящим, его почитание и любовь тоже были неподдельными. Это чрезвычайно умилило короля, и он ласково произнес:

– Встань!

Монах неуклюже поднялся, и король отметил, что старец Никодим на самом деле далеко не древний и не ветхий – в заблуждение вводила седая борода. А вот кожа была смуглая, без морщин, зубы ровные и белые. Складывалось впечатление, что чудотворцу вряд ли больше сорока.

– Откуда ты, Никодимушка? – спросил король, и тот пояснил приятным, густым, завораживающим голосом, что родом он из горной деревушки, расположенной на восточной границе.

– И как ты стал… стал целителем? – поинтересовался Георгий, на что Никодим, возведя свои выпуклые глаза к потолку, ответил:

– На все воля Божья! Не скрою, твое величество, был я и распутником, и конокрадом, и даже лихим человеком. Пил беспробудно, воровал, купцов на большой дороге обирал, девок портил… Но Господь ниспослал мне прозрение! В жуткую грозу четыре года назад ударила в меня молния, и я упал и лежал, как мертвый. Меня даже похоронили! Благо что гроб был худой, да и закопали неглубоко. А ведь все это время я лежал недвижимый, слыша, что люди вокруг меня гуторят, даже видел их, хотя зенки мои были плотно закрыты. Как будто с высоты их видел, великий государь, паря над ними в воздухе! И помню, как меня опустили в сыру землю… Так бы и оказался я заживо похороненным, сгинул бы в гробу, но явился мне ангел Господень – весь белый, а лик золотой. И сказал, что прощены мне мои грехи. Тотчас обрел я силу небывалую и проснулся. И смог выбраться из могилы. Вот уж мои односельчане испугались, когда я под вечер, три дня после похорон прошло, появился в деревне! Думали, вулкодлаком или упырем я заделался. Но во мне святой дух сидел! И сделался я отшельником, твое величество. А потом сам Господь мне явился в виде голубицы. И дал мне силу людей целить и недуги изгонять.

Георгий, с воодушевлением слушавший повествование неграмотного мужика, всхлипнул. Подумал: если на кого он и может положиться, то не на дворян вовсе, не на денежные мешки, не на греховных попов. Именно такие, как старец Никодим, – соль земли герцословацкой, от них идет божественная благодать!

– Никодимушка, матушка наша королева находится при смерти, – сказал король, заикаясь. – Ты же многих исцелил, сам говоришь, и графиню вот… Так что тебе стоит и мою супругу исцелить. Если сделаешь это – озолочу! Дворянином сделаю! Замок подарю! Автомобиль роскошный!

Старец качнул своей головушкой и, поглаживая бороду, заявил:

– Негоже сие, государь. Не нужен мне титул дворянский, ибо родился и умру я простым мужиком. Золотые червонцы али яхонты сверкающие тоже не нужны, они от лукавого. Живу я в пещере, сплю в гробу, питаюсь кореньями да сушеными ящерицами иль тараканами, так что замок мне ни к селу ни к городу. А автомобиль – изобретение диавола, он людей давит да воздух портит.

Король чувствовал небывалый прилив сил, разговор со старцем подействовал на него эйфорически.

– И не я исцеляю, государь, а Господь через меня! Я всего лишь его смиренный раб. Господь знает, кому даровать прощение, а кого призвать к себе. Любая болезнь – не зло, а великий подарок небес. Но у матушки королевы пятеро детишек, ей нельзя сейчас кончаться…

Георгий схватил в порыве радости старца за руку.

– Исцели ее, умоляю! Ты ведь святой человек! Молись за мою королеву! Сделай так, чтобы она не умерла!

Старца проводили в опочивальню Марии. Врачи, собравшиеся на консилиум, постановили, что королеву уже не спасти, поэтому никто из них не возражал, дабы странный монах с длиннющей седой бородой и горящими глазами встал на колени перед кроватью, на которой лежала ее величество, и, мерно бухаясь головой о паркет, начал читать старинные молитвы.

Король Георгий не находил себе места. Он курил одну сигарету за другой, ходил взад-вперед по дворцу, не скрывал своих слез. Но слезы были уже не выражением отчаяния, а знаком умиления и просветления. Потому что встретил он наконец простого человека, который любил его всем сердцем, и за этим не скрывались ни корысть, ни желание выслужиться, ни подлый расчет. О, если бы вся страна была полна таких святых старцев! Тогда и революционеров никаких бы не было, тогда бы все жили счастливо и богобоязненно, как в благочестивую старину!

Прошла тревожная, жаркая, липкая ночь. Старец все молился и молился, как будто и не убывали его силы. А потом подхватил королеву, бывшую без памяти, на руки, словно перышко, и стал носить по опочивальне, приговаривая слова старинной колыбельной. Медики гурьбой ринулись к Георгию.

– Ваше величество, этот мужлан и шарлатан позволяет себе неслыханное! Велите его арестовать или хотя бы взашей выгнать из дворца! Он не дает ее величеству спокойно умереть!

Георгий, зашедший в спальню жены, увидел невероятную картину: старец Никодим убаюкивал Марию, а та, обхватив его шею руками, улыбалась во сне! Монах, поцеловав ее в лоб, осторожно опустил ее на кровать и сказал:

– Государь, я сделал все, что мог. На остальное – воля Божья!

Один из придворных медиков измерил пульс королевы и в потрясении пробормотал:

– Господа, кажется, кризис миновал.

– Быть того не может! – заявил его коллега, именитый профессор. Однако сам тут же убедился, что жар спал.

– Медицинское чудо! – констатировал третий, а король, покрывая поцелуями руку жены, возразил:

– Это чудо Господне! И сотворил его сей великий человек!

– Государь, такое случается… – начал один из медиков.

Но король слушать его не захотел. Со слезами на глазах он повернулся к целителю:

– Никодимушка, сделай так, чтобы моя жена пришла в себя.

И старец снова подхватил королеву на руки, принялся носить ее по комнате, напевая старинную колыбельную. Так длилось несколько часов подряд. Наконец, изрядно уставший, с потным лицом, Никодим положил Марию на кровать, и вдруг она открыла глаза, потянулась и сказала:

– Пожалуйста, не прекращай! Это было как в сказке, как в раю, как в самом сладком сне!

Королева Мария не только пришла в себя и выжила, но и была практически полностью здорова. Никто, в особенности изумленные врачи, не мог сказать, в чем же был секрет сего исцеления. Медики осторожно намекали на то, что функции человеческого организма изучены едва ли на десять процентов, что мозг представляет собой сложнейшую машину, которая может творить чудеса. Для короля же было яснее ясного: королеву спас именно старец Никодим.

Вечером того же дня Георгий призвал Никодима в Тронный зал. Увидав короля в мантии, на золотом троне, Никодим оробел и бухнулся на колени. Его величество ласково произнес:

– Никодимушка, не ты должен передо мной на коленях стоять, а я перед тобой!

И он спустился к подножию трона, поднял монаха, троекратно облобызал его в щеки, а потом отвесил глубокий поклон. Придворные были шокированы – помазанник Божий, представитель одной из древнейших венценосных династий Старого Света, полновластный властитель Герцословакии унижается перед каким-то крестьянином!

– Проси чего хочешь! – заявил король. – Знаю, что ты скромен и нечестолюбив, не нужны тебе ни богатства, ни земельные владения, ни титул. Хочешь, я поговорю с патриархом и тебя назначат настоятелем монастыря? Или сделают архиереем?

Никодим качнул головой и пробасил:

– Твое величество, все это не для меня. Я ведь человек маленький, необразованный, в школу-то никогда не ходил, читать и писать не умею. Куда мне угнаться за отцами церкви? Позволь мне только одно – не гневись, не отсылай от себя. Полюбил я тебя и твою королеву всем сердцем! И детишек ваших тоже! Разреши мне остаться при вас. Буду лампады во дворце зажигать, молиться за ваше здоровье, злые силы прогонять. Потому как ты нужен нашей стране, великий король! Без тебя все мы пропадем!

Георгию было чрезвычайно приятно слышать такие признания из уст простого подданного. Потому что Никодим не стремился сделать карьеру, не желал получить чин или пост. Он вещал, как только могут честные люди, – от души, от Бога.

– Никодимушка, да я и сам не хочу отпускать тебя от себя! – воскликнул Георгий. – Потому что если кому я и могу доверять, так только тебе. Тебе отведут во дворце апартаменты. И станешь ты… возжигателем королевских лампад.

Никодим упал на колени и провозгласил:

– Великий государь, спасибо за небывалую честь! Но позволь мне жить не во дворце. Потому как я человек простой, здешних нравов и обычаев не ведаю. Да и претит мне богатство и злато. Лучше я обитать буду в жалкой лачуге и буду там день и ночь Богу молиться.

Король почувствовал, что на глаза у него наворачиваются слезы умиления и восторга. Другие бы отчаянно интриговали и пошли на любое преступление, на любую гнусность, дабы жить в королевском дворце, а этот святой человек отверг его предложение, ибо хотел быть ближе к Богу.

– Никодимушка, ее величество хочет видеть тебя, своего спасителя, – сказал Георгий. – И дочку ты нашу благослови.

– Государь, как решили окрестить чадушко? – спросил монах, и придворные поморщились – этот варнак разговаривал с королем запросто, как будто со своим приятелем или собутыльником!

– Василисой, Никодимушка, в честь моей великой бабки, – ответил Георгий. И обеспокоенно произнес: – Или ты считаешь, что имя неподходящее?

– Отчего же, великий государь, – молвил старец. – Имечко очень даже святое и богоугодное. В святцах оно есть. Так что даю я на него свое благословение.

И тут произошло неслыханное: король поцеловал грязную волосатую лапу монаха! Если его величество и прикладывался к чьей-то длани, так только самого патриарха, а тут ведь простой монах, непонятный старец откуда-то из глуши... И король лобызал ему ручку, как князю церкви!

Королева Мария, принявшая старца, вела себя с ним как со старым другом. Нет, даже более того – как со своим близким родственником. Она не могла забыть ощущение неземного блаженства, которое охватило ее, когда этот гигант с седой бородой носил ее на руках и нашептывал слова колыбельной. Такого экстаза королева еще никогда не ощущала, ее накрывала горячая волна, а в голове взрывались разноцветные всполохи. И было так покойно и сладостно на душе! Да и тело отзывалось истомой – подобного Мария еще никогда не испытывала.

Никодим взял на руки новорожденную принцессу, поцеловал ее в белый лобик, перекрестил и сказал:

– Вижу, судьба у нее будет непростая, на челе написано. Однако она станет известной на весь мир. О ней будут говорить очень долго!

Мария, не стесняясь слез, держала за руку короля и приговаривала по-английски:

– Джордж, этот человек святой! Его нам послал Господь! Запомни: на то воля Божья, и мы не должны ей противиться. Только ему мы и можем доверять. Он спас меня! Ах, как же я счастлива!

Старец, поцеловав девочку, отдал ее нянькам. Королева с улыбкой протянула Никодиму руку, и тот припал к ней. Король несколько подозрительно уставился на то, как мужик целует руку его жены. Да нет же, Никодим никогда не предаст, и греховных мыслей у него нет, он ведь святой старец!

Королева шепнула Никодиму на ухо:

– Я хочу, чтобы ты снова носил меня на руках! Потому что я была от этого в сущем экстазе! Но не сейчас, а потом, потом… Приходи к нам завтра…

Никодим понятия не имел, что значит мудреное слово «экстаз», однако усвоил – королева желает его видеть. Да и король тоже был к нему доброжелательно расположен. Только главная в семье – конечно, она. Его величество слаб и пуглив. А вот ее величество настоящая гром-баба. И весьма соблазнительная, как отметил про себя Никодим.

* * *

Вечером того же дня в столичном особняке гофмаршала барона Чучеля проходил журфикс, на котором присутствовали несколько самых близких и доверенных лиц. Кроме самого барона, присутствовали его старший сын (такой же, как и папенька, высокий и унылый тип с проплешиной), а также профессор Вадуц, лейб-медик короля и королевы, и графиня фон Киттлиц, та самая, что была исцелена старцем от рака.

Избранное общество находилось в Малой гостиной, пило какао, поглощало восточные сладости и беседовало. Из соседних комнат доносились женский визг, хохот, там орал патефон – играла веселая музыка, знаменитый шансонье выводил фривольные куплеты.

Графиня поморщилась:

– Мой милый барон, нельзя ли урезонить этого субъекта?

Чучель, прихлебывая какао из тонкой чашки мейсенского фарфора, ответил:

– Дорогая графиня, пусть веселится. Ему есть что праздновать, да и нам тоже. Еще бы, операция прошла как нельзя лучше!

Сын барона, крестник графини, поинтересовался:

– Отец, а когда он заведет с королем речь о том, что генерал Зорич плохо справляется с ролью диктатора и что его надо сменить?

Барон вздохнул, отправил в рот кусочек рахат-лукума и пояснил:

– Всему свое время! Если наш Никодим сразу заведет об этом речь, король насторожится. Пусть Любомировичи к нему привыкнут, пусть он станет для них наркотиком. Придется подождать, возможно, полгода, возможно, целый год. Но игра стоит свеч!

Сынок барона нетерпеливо передернул плечами:

– Но я хочу поскорее стать диктатором, отец!

– Станешь, – успокоил его гофмаршал. – Но не торопи события! Потому что Никодим будет нам и в другом полезен. Я видел, каким плотоядным взором окидывала нашего святого старца ее величество! Она – как воск в его руках!

Графиня, обмахиваясь веером из страусиных перьев, произнесла томно:

– Да, он видный мужчина. Должна признаться, мои милые, что в сексуальном отношении наш Никодимушка даст фору любому гусару. Я ведь знаю, о чем говорю!

Графиня фон Киттлиц звонко рассмеялась. Барон, чуть поморщившись, довольно потер руки:

– Все прошло как по нотам! Благодаря вам, профессор!

– Для меня было сущим пустяком больше не добавлять королеве в питье капель. – Профессор Вадуц хитро улыбнулся. – Однако одним этим ее чудесное выздоровление объяснить нельзя. Я же врач и знаю, что она в самом деле находилась между жизнью и смертью. И Никодим спас Марию!

– Он и правда кудесник, – произнесла шаловливо графиня и указала пальчиком на свою грудь. – С этим он умеет управляться как никто другой!

– Ну что же, графиня, вы на редкость хорошо справились с ролью мнимой больной, – похвалил ее профессор. – И фотоснимки ужасной опухоли великолепны.

– Я нанял театрального гримера, – обронил барон Чучель.

– Только мне пришлось долгие недели торчать дома, лежать в кровати и разыгрывать из себя умирающую! – произнесла недовольным тоном графиня. А сын барона не преминул напомнить ей:

– Но ведь ты, крестная, в постели была не одна, а вместе с этим жеребцом Никодимом…

Графиня хихикнула, обмахнула свой бюст веером и призналась:

– Что верно, то верно, дорогой мой крестник! И мне показалось, будто я была в раю! А все в столице считали, что я вот-вот скончаюсь от рака. Смешно!

Барон Чучель надул губы:

– Милая графиня, прошу избавить нас от ненужных подробностей! Однако этот мужик – тот, кто нам нужен. Он поможет нам не только получить все то, что нам причитается, но и сверх того. Король Георгий, как знает каждый из нас, не способен управлять страной, поэтому надо взять власть в свои руки. Пусть его величество сидит на троне… в качестве нашей марионетки.

Присутствующие переглянулись. В этот момент двери гостиной распахнулись, и ввалился старец Никодим. Только он был вовсе не в рясе, а в малиновой рубахе, расстегнутой до пупа, и в скрипучих сапогах. На шее у старца висела полуголая девица.

– Портвейна нам еще! И того винца, которое шипит и бьет из бутылки! Как, бишь, оно называется… – Святой человек задумался.

Барон нажал кнопку электрического звонка, явился вышколенный лакей, и Чучель приказал ему:

– Принеси-ка из подвала еще портвейна и шампанского.

А потом обратился к Никодиму, который был заметно под мухой:

– Учти, тебе завтра с утра во дворец. И если от тебя будет разить спиртным…

– Не будет! – поклялся старец и шлепнул девицу по заднице. – У меня, батюшка, есть редкая черта – могу пить и пьянеть, а потом усилием духа становиться за полчаса трезвым аки стеклышко. На меня можно положиться!

Барон велел сыну проводить Никодима и его подружку, и когда двери закрылись, произнес:

– Он пьяница, бабник и хвастун. Однако обладает определенным даром. Не ведаю, каким именно, но мне, собственно, без разницы. Важно, что при помощи своего дара он поможет нам стать самыми могущественными людьми в королевстве.

– Но попойки и гулянки со шлюхами следует прекратить, – обеспокоенно вставил профессор Вадуц. – Потому как если королю донесут…

– И пусть докладывают! – заявила графиня. – Никодим не скрывает от его величества, что грешен. Знаете, что проповедует наш старец? Он утверждает: грех необходим человеку более всего, потому что покаяться можно, только сначала согрешив. То есть через грех ты становишься ближе к Богу! Это произведет фурор!

Барон Чучель, поглощая кусок халвы, заметил:

– Королю и особенно королеве подавай чудеса. И они их получат! Профессор, нам надо озаботиться тем, чтобы Любомировичи не сомневались в способностях Никодима.

– Я уже кое-что придумал, – уверил его лейб-медик. – И вот что я предлагаю…

* * *

У Василисы было счастливое детство. Она знала, что появилась на свет в день коронации и что маме тогда так и не надели на голову корону. Впрочем, это произошло несколько недель спустя, когда королева Мария окончательно поправилась. О том, что в день ее рождения в столице погибло великое множество людей, передавивших друг друга в погоне за королевскими гостинцами, девочка узнала случайно из подшивок старых газет, которые обнаружились на гигантском чердаке дворца.

Василиса любила проводить там время – прятаться от родителей, гувернанток и учителей, заставляя искать себя повсюду. А пока все с ног сбивались и метались по дворцу, она спокойно сидела наверху, пролистывала старые газеты, блуждала по лабиринтам, заполненным старинными вещами, и воображала, что находится в сказочной стране.

О том, что имеется и другой мир, мир вне дворца, без придворных балов и приемов, Василиса сначала и не догадывалась. Но, взирая из круглых окон чердака на столицу, она все же понимала – там, в домах, крыши которых она видела, кто-то живет. Разглядывала девочка и людей на улицах, и игрушечные автомобили, и трамваи. Даже поезда, пускающие в небо черные клубы дыма, можно было разглядеть оттуда!

Поэтому как-то девочка (ей было тогда восемь лет) решила побывать в этом мире, который казался ей нереальным, волшебным, зазеркальным. Конечно же, она и предположить не могла, что подданным ее отца-короля нереальным, волшебным и зазеркальным кажется жизнь во дворце.

Однажды Василиса спряталась в кузове большого грузовика, который ежедневно доставлял во дворец свежую провизию, и покинула пределы королевской резиденции. Когда грузовик прибыл на склад, она вылезла из кузова и отправилась на прогулку.

Все было таким захватывающим, таким интересным! Простых подданных отца она видела или издалека, или на киноэкране. Василиса знала, что является принцессой и что рано или поздно выйдет замуж за принца или, возможно, даже за короля. Но что значит быть принцессой, она толком не представляла.

Город был большим, бульвары просторными, улицы не самыми чистыми, но Василису именно это и завораживало. И почему ее семья живет в огромном, но таком скучном дворце? Не лучше ли обитать в маленьком, прелестном домике?

Девочка, нагулявшись и почувствовав голод, зашла в бакалейную лавку. Усатый толстый приказчик как раз обслуживал двух горничных, и Василиса внимательно осмотрелась. О том, что существуют деньги и что в лавках надо платить за товар, она не имела понятия – во дворце-то ведь могла получить все, что хотела, ей приносили желаемое слуги в напудренных париках и с поклонами протягивали на золотом или серебряном подносе.

Поэтому девочка, увидев конфеты в лукошке, стоявшем на прилавке, не думая ничего плохого, схватила несколько и отправила их в рот. Приказчик, увлеченный разговором с горничными, ничего не заметил, зато имелась другая свидетельница – пожилая сухопарая дама в большой шляпе. Она погрозила Василисе пальцем:

– Так делать нельзя, милая моя! Если ты хочешь конфет, то должна купить их! Потому что иначе ты станешь воровкой!

Василиса вспыхнула. Как эта особа может ее поправлять? Мама много раз говорила, что она – принцесса, дочка короля, поэтому все обязаны ей подчиняться. И приседать в книксене, когда она появляется. Но в лавке никто ей не кланялся, никто не одаривал сладкими улыбками, как обычно случалось, когда Василиса показывалась вместе с родителями и старшими братьями на балу.

Девочка загребла разноцветных лакричных тянучек из другого лукошка и отправила их в рот. На сей раз ее поступок не ускользнул от внимания приказчика, и он, извинившись перед покупательницами, подскочил к Василисе, пребольно схватил ее жирными пальцами за ухо и, выкручивая его, прошипел:

– Что ты делаешь, маленькая дрянь? Пожираешь мой товар и думаешь, что это сойдет тебе с рук? Как бы не так! Сейчас я отправлю тебя в полицию, уж там как следует потрясут твоих чертовых родителей!

Полиция, как знала Василиса, была верным другом короля, а главный полицейский страны, седовласый генерал с бряцающими орденами, всегда преподносил ей какой-нибудь милый пустяк, когда являлся на доклад к королю. Василиса даже специально поджидала генерала в аудиенц-зале, и он никогда не разочаровывал ее.

А вот за ухо ее никто никогда не драл. Поэтому девочка заявила:

– Отпусти немедленно, иначе тебе отрубят голову!

Приказчик, насупившись, дал ей затрещину и проорал:

– Эй, Митрошка, вызови полицию! Сдадим ей на руки малолетнюю преступницу. Что за народец пошел – даже дети промышляют воровством...

– Я принцесса, ты не смеешь так говорить со мной и причинять мне боль! – крикнула Василиса, но приказчик только расхохотался:

– Принцесса, как же! Скажи еще, дочка их величеств!

– Да! – объявила Василиса, а приказчик только стал сильнее выкручивать ухо.

– А за такие слова ты точно попадешь в тюрьму! Причем надолго, очень надолго!

В лавку, топоча ногами и бряцая саблей, висевшей на боку, влетел полицейский – толстый, с красной рожей и рыжими усами.

– Эта дрянь сожрала товару не меньше чем на тридцать форинтов и оскорбляла честь и достоинство их величеств, – сообщил ему приказчик. – Дамы могут подтвердить.

Покупательницы закивали головами. Полицейский, растопырив руки, стал приближаться к Василисе, приговаривая:

– Крошка, а уже закоренелая преступница! Моя бы воля, таких сразу надо вешать, иначе из них потом революционеры и террористы вырастут!

Василиса, не желая, чтобы противный дядька схватил ее, впилась зубами в руку приказчика. Тот взвизгнул и выпустил ее ухо. Девочка лягнула полицейского в отвислый живот и проскользнула у него между ногами.

– Задержите воровку! – заголосил приказчик, а полицейский оглушительно дунул в свисток.

Василиса опрометью выбежала из бакалейной лавки и припустила по улице куда глаза глядят. Ей хотелось одного – снова оказаться во дворце. Но в какой стороне был дворец, она понятия не имела.

Полицейский, заливаясь свистом и громыхая коваными сапогами, несся за ней по пятам. Девочка несколько раз натыкалась на прохожих, сбила с ног пожилую даму, была облаяна несколькими собаками и едва не угодила под автомобиль. И все же Василиса оказалась проворнее и ловчее полицейского. Она нырнула в подворотню, потом свернула в какой-то проулок, затем еще и еще…

Топот позади стих, свист раздавался где-то далеко-далеко. Тяжело дыша, девочка прислонилась к мрачной кирпичной стене. Она угодила в тупик. Василиса развернулась и увидела, что путь назад ей отрезал странный господин, одетый в потрепанную одежду, с зеленоватым лицом и страшными глазами – одним налившимся кровью, а другим затянутым бельмом.

– Какая чудная деточка… – прошамкал он беззубым ртом. – И где – у нас, в Ист-Энде!

Василиса не на шутку испугалась – именно таким она представляла себе колдунов и злых волшебников, о которых столько рассказывал ей старец Никодим!

Неприятный старик приближался к ней, и Василиса в отчаянии уставилась в квадрат синего неба высоко-высоко между крышами домов: сбежать она не могла.

– Детка, ты ведь новенькая? Что, из дому сбежала? Родители жить не дают? Скажи, а отец к тебе пристает? Или, может, у тебя отчим? Вижу, ты еще совсем неопытная! За таких, как ты, молоденьких, неопытных девственниц, клиенты целое состояние отвалят! Ну, хочешь со мной пойти? Я покажу тебе щеночка!

Щеночка Василиса хотела увидеть, но не доверяла сюсюкающему тону субъекта из подворотни. Она попятилась, тогда он просто схватил ее за руку и потащил за собой, приговаривая:

– Свежее мясцо, свежее мясцо... Клиенты будут в восторге! Такой ангелочек… К тому же, как видно, из благородного семейства... Столько денег, столько денег!

Девочка заревела, но старик, не обращая на это внимания, подвел ее к кособокому закопченному домишке, около которого толпились такие же, как он сам, странные и страшные люди, и все уставились на Василису как на редкостный трофей.

И тут принцессе удалось вырваться из рук обидчика, и она бросилась прочь. Субъект заорал:

– Стой же, деточка! Стой, иначе плохо будет! Потому что я умею быть очень злым!

Василиса вывернула за угол – и налетела на того самого полицейского, который преследовал ее. Только сейчас девочка была страшно рада его видеть. Полицейский схватил принцессу за ухо и заявил:

– Ага, вот ты где, маленькая воровка! Ну что же, пройдем в участок, там с тобой разберутся.

Через четверть часа Василиса сидела на большом скрипящем стуле перед полицейским писарем, который медленно водил пером по бумаге. Он не удосужился взглянуть на девочку и делал вид, что не замечает ее. Василиса заметила на выкрашенной серой краской стене большой портрет своего отца-короля в парадном мундире, а около него – фотографию, сделанную около года назад: их величества с их высочествами принцами и принцессой Василисой.

– Имя! – требовательно произнес писарь, так и не поднимая глаз.

Девочка молчала.

– Имя, паршивка! Ты что, язык проглотила? Или ты глухая?

– Василиса, – промолвила девочка, и писарь старательно зафиксировал это на бумаге.

– Фамилия! Ну, живо! Или думаешь, что доставляет особое удовольствие возиться с такими малолетними преступницами, как ты? Вот отправят тебя в тюрьму, будешь знать, там никто не станет с тобой церемониться. Ты ведь совершила кражу и, что гораздо ужаснее, подняла руку на представителя королевской власти! И сбежать пыталась. За такое тебе лет семь, а то и все десять влепят. Ну, фамилия!

Василиса, напуганная грозными словами, прошептала:

– Любомирович…

– Любомирович… – повторил писарь, затем нахмурился и прикрикнул: – Ты что, издеваешься надо мной, девчонка? Скажи еще, что ты принцесса, а твой папаша – король Герцословакии!

Наконец-то он поднял глаза на девочку. Василиса гордо выпрямилась на скрипящем деревянном стуле:

– Сударь, вы правы. Я – принцесса королевской крови.

Писарь злобно прошипел:

– Да за такое тебя до конца жизни упрячут, чертовка! Как ты смеешь присваивать себе имя ее королевского высочества? Да ты…

Василиса молча указала на фотографию, висевшую позади писаря. Тот, продолжая браниться, нехотя обернулся и уставился на изображение августейшей фамилии. Несколько секунд таращился на нее, потом перевел взгляд на Василису, после чего снова посмотрел на фотографию.