Текст книги "Ночь с Каменным Гостем"

– Эй, тебе требуется огонь? – раздался странный сиплый голос.

Лайма в страхе обернулась. Ну надо же, не заметила, как и клиент появился. Все они такие, поганцы, или незаметно к тебе подкрадываются, или незаметно уходят. Поэтому деньги всегда надо вперед брать – таково железное правило. А что делать, если он бумажки сначала дал, а потом забрал? Кастет, что ли, или баллончик со смесью красного перца и махорки носить?

Темная фигура замерла за фонарем. Только сильно прищурившись, Лайма смогла рассмотреть клиента – одет как-то немодно, в плащ и длиннополую шляпу. Лица вообще не видно. А, хрен с ним, в этом городе порока, как именовала Лайма Экарест, было полно извращенцев. Ей все равно, во что он одет, ведь придется в любом случае раздеваться, хи-хи-хи…

Что-то зашуршало, и вспыхнул красный огонек, на секунду осветивший голову незнакомца. Лайма заметила, что воротник плаща поднят так, что лица не разглядеть. Похоже, этот из новеньких. Раньше его не видела, а работает она на панели уже двенадцатый год, еще немного, и президент Бунич даст ей медаль «За перевыполнение сексуального плана и подвиги на невидимом фронте», хи-хи-хи… Скоро надо задуматься о пенсии. Ей ведь почти тридцать, молоденькие девицы из провинции, резвые и развязные, напирают. Вот бы завязать с панелью, заняться чем-то более прибыльным и солидным – торговлей наркотой или самой бордель открыть…

– Мерси, милашка, – сказала Лайма, зажигая сигарету. Она машинально отметила две детали – руки незнакомца были затянуты в черные перчатки и пользовался он не зажигалкой, а спичкой. Причем спичкой странной, какой-то большой, как в старинных фильмах.

Затянувшись, Лайма кокетливо сказала:

– А ты у нас джентльмен. Что, джентльмен хочет немного поразвлечься? Я же знаю, что хочешь! Наверняка твоя жена ничего в постели не делает. А я могу тебя утешить. Только бабки вперед! Хи-хи-хи! Деньги вперед, я сказала! – заявила Лайма.

Клиент протянул ей пачку купюр. Пересчитав их два раза, Лайма сунула банкноты на дно сумки. Проверив, что складной ножик там же (если попробует отобрать деньги – получит в глаз!), Лайма проворковала:

– Пошли, милый, у меня в домике тут неподалеку имеется уголок. Мы там все и сделаем. Только учти, все с резинкой! И не беспокойся, причиндалы у меня в комнате, хи-хи-хи!

Расстегнув фальшивое манто из зебры, Лайма подтянула чулки, предоставив клиенту возможность оценить ее ноги, а затем, виляя бедрами, направилась к подъезду. Незнакомец следовал за ней. Они поднялись на последний этаж, Лайма отомкнула облупившуюся, выкрашенную некогда зеленой краской дверь с эмалированным черно-белым номерком «89» и прошла в комнату. Она зажгла настольную лампу. Клиент вошел следом за ней. Лайма увидела, что в левой руке он держит странный саквояж.

– Что, ко мне прямиком с работы? – улыбнулась Лайма и указала на кровать, застеленную несвежим мятым бельем. – Ну что, давай приступать, милый. Кстати, как тебя зовут?

– Вулк, – ответил незнакомец и поставил свою ношу на кособокую табуретку. Щелкнул замок – клиент распахнул саквояж.

Вулк, откинув плащ с алой подкладкой, подошел к кровати. Лайма привстала, собираясь обнять клиента за шею.

– Да сними же ты свою дурацкую шляпу, а то выглядишь, как Зорро. И мне лица твоего не видно совсем. И плащ скинь. Ой, да ты в маске! Что за чудеса! Впрочем, у тебя ведь не лицо – главная рабочая часть, хи-хи-хи… Давай я тебе расстегну…

Вулк толкнул Лайму, она полетела на кровать, ударившись затылком о стену, оклеенную выцветшими обоями синего цвета в косую белую полоску.

– Эй, мы так не договаривались, Вулк! – запричитала Лайма. – Если хочешь садо-мазо-игры, то обойдется это тебе в два раза дороже. Причем платить надо до начала сеанса! Иначе никаких хи-хи!

Левая ладонь Вулка впилась Лайме в горло, вжимая ее в кровать. Лайма попыталась сопротивляться, но клиент был намного сильнее. Она захрипела и с ужасом увидела, как из-под плаща вынырнула правая рука клиента. В ней был зажат остро заточенный хирургический скальпель.

– Меня зовут Вулк, – просипел незваный гость, и Лайма попыталась завизжать, но из горла, сжатого стальной хваткой, послышался только жалкий свист.

Женщина поняла, что пошли прахом мечты о собственном прибыльном бизнесе: не будет этого, как не будет и университетского образования для малышки Октавии и шалопая Бориски. Ничего больше не будет!

А через мгновение скальпель пронзил грудную клетку Лаймы.

Дана
31 октября – 1 ноября

Беспомощность – вот самое страшное чувство, которое может завладеть человеческой душой. Беспомощность лишает людей инициативы и отбирает надежду. Беспомощность губительна для логического мышления. Однако в особых, редких случаях беспомощность заставляет человека действовать, хотя бы и с осознанием того, что ничего изменить нельзя.

Когда в коридоре телецентра я поняла, что адрес профессорши на визитке не значится и спасти ее от сумасшедшего, который представился Вулком, нет ни малейшей возможности, я ринулась к парковке, а оттуда, на машине, отправилась в Институт судебной психиатрии. Путешествие показалось мне бесконечным, плача за рулем, я думала о том, что в жизни все относительно – еще полчаса назад я отдала бы душу за то, чтобы кто-нибудь прикончил болтливую и до ужаса занудную профессоршу, но теперь… Когда мне стало ясно, что тип, возомнивший себя воплощением Сердцееда и Климовича, собирается вырезать Кире сердце, мои нервы сдали. В телефонной книге, которую по моему приказу разыскала исполнительная Вета, имелось множество личностей по фамилии Компанеец, однако Кира, по всей видимости, предпочла, чтобы ее номера там не было. Если так, то мне оставалось одно – отправиться в путь!

Институт имени Фрейда – огромное многоэтажное здание, выстроенное в имперском стиле во времена диктатора Теодора Хомучека, – всегда навевал на меня не самые радужные мысли. Этот замок графа Дракулы был известен каждому в Экаресте: на подземных этажах института располагаются блоки, в которых размещены самые опасные и жестокие психопаты страны. Родители пугают непослушных детей не Серым волком, Бармалеем или Бабой-Ягой, а тем, что отведут их в институт и оставят там, – подобные зловещие фразы всегда оказывали нужное воздействие, и бедный ребенок, представивший, как безжалостные родители заводят его в темный коридор, в конце которого беснуются косматые сумасшедшие, всегда шел на уступки и съедал геркулесовую кашу, прекращал капризничать или моментально убирал разбросанные игрушки.

Моя железная савраска в два счета взлетела на холм, и я миновала ворота высотой метров в пять или шесть. На мое счастье, они были распахнуты, а табличка гласила, что в пятницу институт закрывается в восемнадцать часов. Было около половины десятого. Я сообщила охранникам, что желаю побеседовать с кем-либо из руководства, если оно еще на месте, и, усевшись в кресло в вестибюле, принялась ждать. Время тянулось нескончаемо долго.

Наконец послышался мелодичный голос:

– Добрый вечер, чем я могу вам помочь?

Обернувшись, я увидела высокую молодую женщину с каштановыми волосами, забранными в пучок, и в очках в стальной оправе. Дамочка выглядела немного уставшей, а круги под глазами свидетельствовали о том, что в последнее время она мало спит.

Табличка на ее груди гласила: «Доктор Виолетта Лурье, заместитель директора».

– Меня зовут Дана Драгомирович-Пуатье, – заявила я без обиняков. – И вы должны помочь мне!

Как я не без неудовольствия отметила, мое имя произвело на симпатичную докторшу странное воздействие. Виолетта широко распахнула на мгновение глаза, в них отразился безграничный ужас. Через секунду она взяла себя в руки и ровным голосом произнесла:

– Я очень люблю вашу передачу «Файф-о-клок у герцогини»!

Ура! Меня не приняли за умалишенную, один – ноль в мою пользу!

– Вот и отлично, доктор Лурье, – проникновенно заговорила я. – Быть может, вы слышали мою сегодняшнюю передачу?

Виолетта снова переменилась в лице, как будто хлебнула уксусу. Вероятнее всего, она не входит в число моих безоговорочных фанаток.

– Нет, – быстро ответила она. – Я… работала. Так чем я могу помочь вам, госпожа Драгомирович?

Отмахнувшись от официального обращения, я заявила:

– Доктор, прошу вас, зовите меня просто Даной! Скажите, у вас в институте работает профессор Кира Компанеец?

– Ну конечно, – ответила Виолетта, и в ее глазах снова засветился страх. – Однако, боюсь, ее сейчас нет. Она… У нее выходной день!

У меня создалось впечатление, что миловидная докторша что-то скрывает. Какая разница, теперь не до этого!

– Мне нужен ее домашний адрес! – крикнула я. – Понимаю, что это звучит несколько странно, но ей грозит смертельная опасность. А ваши охранники уверены, что я сошла с ума!

Виолетта взяла меня под руку, кивнула охранникам, и мы прошли в холл института. Опустившись на кожаный диван, предназначенный для посетителей, и пригласив последовать ее примеру, доктор спросила:

– Что вас заставляет так думать? Почему вы решили, что профессору Компанеец грозит опасность?

– Кира была у меня на программе, речь шла о маньяках. Туда позвонил один странный субъект, заявивший, что он – живое воплощение Вулка Сердцееда и Климовича. Имена вам наверняка известны, в особенности последнего. Доктор, вам плохо?

Я отметила, что при упоминании имен маньяков Виолетта смертельно побледнела. Что ж за чувствительные психиаторши пошли!

– Так вот, этот странный субъект терроризировал меня звонками, и, как выяснилось, он положил глаз на профессора Компанеец – по мобильному она успела мне сказать, что входит к себе в подъезд, поднимается на лифте на этаж, а потом, потом… Потом я снова услышала странный нечеловеческий голос – он заявил, что убьет профессоршу и… съест ее сердце!

Виолетта сравнялась по цвету со стенами института. Мне показалось, что еще немного, и она упадет в обморок. Неужели у меня такой талант рассказчицы, что повествование произвело на нее столь неизгладимое впечатление? Что-то раньше не замечала за собой подобного!

– Эй, доктор! – тряхнула я Виолетту Лурье за плечо.

Она словно вышла из транса, лицо залил слабый румянец, а за стеклами очков мелькнули слезы. Похоже, бедняжка вконец расстроилась.

– Не время рассиживаться, – провозгласила я. – Кире требуется моя… наша помощь! Этот Вулк…

Докторша покачнулась, ее лицо снова побледнело. Ну и работницы в Институте Фрейда! И как только она может общаться со всеми сумасшедшими типами, которые сидят здесь где-то в подвале!

– Доктор! – я как следует тряхнула Виолетту. – Вы знаете, где живет профессор Компанеец?

– К сожалению, нет, – прошептала та. – Но могу узнать, честное слово!

– Вот и отлично! – воскликнула я. – Давайте, приступайте к выяснению ее адреса, причем немедленно! Я жду вас в холле!

Виолетта, которая, как мне почудилось, была сбита с толку моим сумбурным рассказом и еще более сумбурным требованием, удалилась. Я считала секунды, кусая губы. Вулк давно расправился с Кирой, это надо воспринимать как данность. И то, что я примчалась в институт и пытаюсь узнать ее адрес, не более чем лейкопластырь для душевных ран.

– Прошу вас, – произнесла, появившись, Виолетта и подала мне записную книжку в темно-красном кожаном переплете. – Смотрите под буквой «К».

Я быстро нашла Киру Компанеец. Слава богу, имелся и ее домашний адрес! Я бросилась к будке охранника и потребовала телефон. Тот, обменявшись с Виолеттой взглядами, дал мне пищащую трубку. Я быстро набрала номер полиции и сказала:

– Произошло убийство. Да, да, я не ошибаюсь! Высылайте наряд полиции, а также карету «Скорой помощи» по следующему адресу…

– Дана, разрешите предложить вам чашку кофе, хотя нет, лучше чая с лимоном и четырьмя ложками сахара, – произнесла Виолетта Лурье. – Уверена, что вы сделали все, что в ваших силах! Полиция займется этим!

– Неправда! – давясь слезами, возразила я. – Профессор Компанеец… Вулк наверняка расправился с ней! Не скажу, что она – самый приятный собеседник, но это не причина вырезать ей сердце!

Переговорив с охранниками, Виолетта взяла меня под руку, и мы прошли мимо застекленной будки охранника к лифту. Доктор правильно сделала, что не пыталась меня успокоить. Я проревела несколько минут, затем, икая, вспомнила о том, что выгляжу наверняка не самым лучшим образом, и с радостью и благодарностью приняла бумажный носовой платок, протянутый мне Виолеттой.

До моего слуха донесся приглушенный вопль, перешедший в утробный хохот и кашель. Я в страхе обернулась.

Виолетта заявила:

– Не стоит беспокоиться, Дана, это наши пациенты развлекаются. Вам же известно, что внизу, на подземных этажах, располагаются камеры для умалишенных преступников.

– А Вулк тоже здесь сидел? – спросила я.

Виолетта вздрогнула. И почему имя давно умершего убийцы производит на нее столь магическое воздействие?

Мы оказались около двери с табличкой: «Доктор Виолетта Лурье». Докторша отомкнула ее, и мы прошли в уютный кабинет. Она немедленно поставила греться электрический чайник, по-домашнему зашумевший, передо мной оказалась большая кружка с изображением улыбающихся красных сердечек. Извинившись, я отправилась в ванную комнату, где привела себя в порядок. Еще бы, как я и опасалась, тушь потекла, волосы растрепались, помада размазалась: походила я больше на болотную кикимору, чем на Дану-герцогиню.

Вернувшись в кабинет, я взяла бокал с душистым чаем и увесистым ломтиком лимона (хозяйственная Виолетта приготовила это в мое отсутствие), сделала глоток – горячая сладкая жидкость придала мне уверенности в себе. Мне сделалось невыносимо горько – несмотря на все усилия, Кира Компанеец стала жертвой сумасшедшего убийцы!

– Вы так и не ответили на мой вопрос, – сказала я, прихлебывая чай. – Виолетта… Вы ведь не возражаете, если я буду вас так называть, в конце концов, мы – ровесницы… Так вот, Виолетта, неужели и Вулк сидел в подземелье вашего института?

Доктор покачала головой и ответила, отводя глаза:

– Какое-то время, вы правы, Вулк Климович, а ведь именно о нем вы ведете речь, находился в Институте имени Фрейда. Здесь проводились различного рода тесты, отсюда же его увезли на процесс. А потом переместили в одну из провинциальных спецтюрем, где… где и расстреляли!

Виолетта опустила голову и часто задышала.

Затем, явно не желая развивать тему маньяков, схватила трубку и набрала номер.

– Шеф, добрый вечер, извините, что беспокою вас, однако у нас чрезвычайная ситуация. Нет, в институте все в полном порядке, никаких эксцессов. Профессор Компанеец… Да, да, она была сегодня на программе… Как вы любите повторять – сообщу вам все in brevi[7]7
  Вкратце (лат.).


[Закрыть]. Вынуждена довести до вашего сведения, что на Киру Артемьевну, вероятнее всего, совершено нападение… Полиция в курсе. Я пока что на рабочем месте. Конечно, буду благодарна, если вы перезвоните, когда что-нибудь узнаете. Я жду.

Вздохнув, Виолетта положила трубку и сообщила:

– Мой шеф, директор института Норберт Штайн, обещал немедленно выяснить, что случилось с Кирой Артемьевной. У него имеются высокопоставленные друзья в Министерстве внутренних дел, так что ему не составит труда получить самую свежую информацию. Он обещал перезвонить мне через некоторое время.

Я осмотрелась – по стенам тянулись полки, заставленные книгами, в основном монографиями по психиатрии и сборниками статей. На столе возвышался плоский монитор компьютера и изогнутая черная клавиатура. Я украдкой посмотрела на руки Виолетты – судя по всему, украшений она не признает, хотя отсутствие обручального кольца не значит, что она одинока. Наверняка у такой симпатичной дамы имеется друг, возможно, даже не один.

– Это ваша матушка? – спросила я, заметив около монитора фотографию седой женщины в серебряной рамке.

Невинный вопрос напугал Виолетту. Она схватила фотографию, положила ее изображением вниз на полированную поверхность стола и кратко ответила:

– Да.

Хм, атмосфера не располагает к интимности!

– А ваш папа? – продолжила я светскую беседу. Не говорить же о том, в самом деле, что случилось с Кирой Компанеец: меня как-то не прельщало обсуждение животрепещущей темы – как маньяк убил ее: вырезав сердце или иным способом.

Виолетта вздрогнула, чашка, которую она держала в руке, качнулась, доктор пролила горячую жидкость себе на халат.

– Мои родители уже много лет в разводе, – произнесла она странным тоном. – С моим отцом я не общаюсь…

– Ах, извините, я совсем не хотела смущать вас своими назойливыми вопросами!

Виолетта, казалось, не слышала меня. Поставив чашку на блюдечко, она выдохнула:

– И кроме того, он давно умер. Очень давно. Очень!

– Пардон, – снова вставила я.

Похоже, тема семейных отношений для нее была весьма чувствительной. Мне повезло – мои родители живут далеко от Экареста, на одном из крошечных островов в Полинезии, где предаются жизни, полной неги.

Неловкую паузу прервал звонок телефона. Виолетта взяла трубку.

– Доктор Лурье, – произнесла она. Послышался бас директора института, я напрягла слух, однако смысла разговора уловить не смогла. Виолетта внимательно слушала то, что говорил ей профессор Штайн, водя карандашом по листку бумаги.

– Да, да, да… Конечно, шеф… Да, да, да… Разумеется, шеф. Да, да, да. Обязательно. Да, да, да…

Односложные фразы, при помощи которых Виолетта переговаривалась с начальником, рассмешили меня. Наконец она положила трубку.

– Вы забыли добавить: «Будет сделано, шеф», – произнесла я.

Доктор на секунду уставилась на меня непонимающим взором, а затем улыбнулась – впервые за весь вечер. Я в очередной раз подумала, что симпатичная Виолетта должна пользоваться небывалым успехом у коллег-мужчин. Или она принадлежит к той категории ученых дам, которые отдают всю энергию карьере? Как профессор Кира…

Она, сняв очки и потерев переносицу, медленно произнесла:

– Полиция нашла ее. Около двери собственной квартиры…

– Вулк не пощадил ее… – пробормотала я потрясенно.

– Его спугнули, – сказала Виолетта, и я, не веря своим ушам, переспросила:

– Вы хотите сказать, что Кира жива?

– Кира Артемьевна жива и невредима, – произнесла Виолетта, и на секунду мне показалось, что в ее голосе сквозит разочарование. Да нет, это все слуховые галлюцинации!

– Она была без сознания, а на шее – свежая царапина от холодного оружия, однако Компанеец не пострадала, – продолжала Виолетта. – Сосед с собакой спускался по лестнице и услышал, как кто-то спешно убегает при его появлении. Этого субъекта он не видел, был уверен, что на профессора Компанеец напал грабитель. И только потом сосед понял, что спас ее от смерти. Однако нападавший украл у нее из портфеля дискету с романом!

Я в изнеможении отхлебнула остывающий чай и пробормотала:

– Ему не повезло с собакой во второй раз. Хм, а это интересно!

– Что? – округлила глаза Виолетта.

Я пояснила:

– Вам наверняка известно, что Вулка Климовича задержали благодаря тому, что он обидел таксу соседки, и дама вызвала полицию. Тот, кто напал на профессоршу, вообразил себя последователем обоих Вулков. Собака опять перечеркнула планы убийцы!

Не дослушав меня, Виолетта поднялась и скрылась в ванной комнате. Я так и не поняла – неужели мое замечание было нетактичным? Мой взгляд случайно упал на лист, покрытый узорами и буквами, – во время разговора по телефону доктор, как и многие из нас, водила карандашом по бумаге. Буквы складывались в слова, и эти слова привлекли мое внимание. Я схватила лист и поднесла его к глазам. Он пестрел одной и той же фразой: «Я вернулся. Вулк».

Мне стало не по себе. Что это должно значить? Или Лурье, кандидат медицинских наук, всерьез верит в то, что человек, напавший на профессора Компанеец, – оживший дух обоих Вулков? Воровато оглянувшись, я переворошила бумаги на столе Виолетты и даже заглянула в ящики стола. Из ванной доносилось шуршание воды, стекающей в раковину. Ничего занимательного, служебные документы, гранки статьи, учебники. А вот в последнем ящике меня ждал сюрприз – поверх блестящей папки лежала открытка с изображением веселого Санта-Клауса. Моя рука непроизвольно потянулась к ней. Ну-ка, посмотрим, кто пишет любезности в адрес рыжеволосой Виолетты.

«Виолетта! Как и обещал, я вернулся! Ты была плохой девочкой и предала меня! За это я накажу тебя. Знаешь как? Я вырву твое сердце и съем его! Вулк».

Право же, что за идиотская шутка! Я взглянула на почтовый штемпель – Виолетта получила открытку сегодня. Отправитель указан не был. Только одно имя – Вулк! Слишком много совпадений! Вулк – имя в Герцословакии не самое редкое, хотя в последние годы родители предпочитают вычурных «Эдуардов-Александров», экзотических «Мануэлей-Карлосов» или совсем уж непонятных «Коста-Санта-Доминго».

Но почему в ящике стола Виолетты Лурье лежит открытка, в которой неизвестный, подписавшийся Вулком, обещает вырвать ей сердце и съесть его?

– Что вы делаете? – раздался изумленный голос Виолетты.

Я с разинутым ртом повернулась и увидела докторшу, вышедшую из ванной комнаты.

– Я… хотела… ммм…. нда…

Докторша подскочила ко мне и вырвала открытку, которую я держала в руке.

– Можете не трудиться изобретением очередной лжи, – сказала Виолетта. – Вы рылись в моих бумагах и лазили по ящикам! Я была лучшего мнения о вас, госпожа Драгомирович! А теперь, когда все выяснилось, прошу вас немедленно покинуть мой кабинет и здание института.

Мне сделалось стыдно – но не за то, что я перетрясала содержимое письменного стола Лурье, а за то, что так по-детски попалась. Лучшая защита, как известно, нападение, поэтому, выхватив у изумленной Виолетты открытку с Санта-Клаусом, я помахала ею перед носом докторши и заявила:

– Во-первых, я никуда не пойду, Виолетта! Во-вторых, мы выяснили еще далеко не все. В-третьих, мы решили называть друг друга по имени!

Она опешила от такого хамства, а в глазах ее я снова увидела страх.

– Итак, пока вы не скажете мне, откуда у вас эта открытка и кто ее написал, я не покину ваш кабинет, и никакая охрана вам не поможет, – провозгласила я и уселась в кресло. – Кстати, чай вы делаете неплохой, я не откажусь еще от одного стаканчика!

Виолетта провела тыльной стороной ладони по лбу и изменившимся голосом сказала:

– Мои очки… Они где-то на столе…

– Прошу вас, – я протянула ей очки. – Успокойтесь и говорите правду! Считайте, что я – ваш священник, Виолетта.

Пару мгновений она колебалась, видимо, размышляя, стоит ли говорить мне правду или нет, а потом выдала:

– С какой стати я должна оправдываться перед вами, Дана? А что касается открытки, то это… шутка моего бывшего друга!

– Хороша же шутка! – парировала я. – Вам грозят вырвать сердце и съесть его – это что, новый способ признаться в любви до гроба, доктор?

Виолетта Лурье опустилась в кресло и произнесла тихим голосом:

– Дана, вы правы. Эта открытка написана не моим другом.

– Не вашим бывшим другом, – подсказала я.

Виолетта, не заметив реплики, продолжала:

– Но я знаю человека, который ее отослал. Я его знала…

– Так вы знали его или знаете? – полюбопытствовала я нетерпеливо.

Доктор Лурье прошептала:

– Это Вулк Климович.

– Ну надо же! – захохотала я. – Виолетта, вы решили потчевать меня древними сказочками? Вулка Климовича расстреляли лет двадцать назад. Или вы хотите сказать, что нерасторопная герцословацкая почта только сейчас доставила вам открытку, которую маньяк-людоед отправил двадцать лет назад? Виолетта, говорите же правду!

Доктор, глядя в пол, ответила:

– Уверяю вас, Дана, это – почерк и стиль Вулка Климовича.

– Так я вам и поверила, – заявила я, чувствуя, что мне сделалось страшно.

За окном царила непроглядная ночь, а в подвалах института завывал один из пациентов.

– Мертвецы, если хотят вступить в контакт с нами, живыми, не посылают открытки! Для передачи их посланий имеются медиумы, гадалки, чревовещатели, хироманты, астрологи и прочая шарлатанская братия.

Виолетта внезапно подняла на меня глаза, и я увидела, что они полны слез.

– Вы ничего не понимаете, – сказала она хрипло. – Эта открытка написана Вулком Климовичем. Я в этом уверена потому, что он… он… он – мой отец!

Мертвящая, полная безнадежной печали тишина повисла в кабинете доктора Виолетты Лурье. Я с ужасом и любопытством посмотрела на эту красивую молодую женщину. Неужели…

– Вы думаете, неужели моим отцом является самый кровавый маньяк в истории нашей страны? – произнесла доктор, смотря мне в глаза.

Я отвела взгляд. Разве она виновата в том, что ее отец был чудовищем? Я быстро подсчитала в уме: Вулка Климовича казнили двадцать лет назад, Виолетте под тридцать, соответственно, отца она знала еще маленькой девочкой. Когда думаешь о жестоких убийцах, на совести которых иногда многие десятки человеческих жизней, всегда оставляешь без внимания, что субъект, именуемый газетами и телевидением «беспощадным монстром», «порождением преисподней», «бешеной гиеной», является чьим-то сыном, мужем и, возможно, отцом.

– Э… Вы не шутите? – я не смогла пролепетать ничего более оригинального.

Виолетта тяжело вздохнула и заметила:

– Вы сказали, что хотите еще чаю?

Снова зашумел электрочайник, я опустилась в кресло. Доктор уселась напротив и сказала:

– Я взяла мамину фамилию. После процесса над отцом… Вулком Климовичем… она была вынуждена развестись с ним. Мама любила его, и мне кажется, что даже страшная правда о его деяниях не заставила ее изменить мнение о… Вулке.

– Ваша мама жива? – спросила я, понимая, как тяжело Виолетте изливать душу незнакомому человеку, который к тому же является ведущей пустоватой программы на развлекательном радиоканале.

– Она умерла четыре года назад, – просто ответила доктор. – Опухоль мозга, диагностированная слишком поздно. Всего полгода – и ее не стало.

Я придвинулась к ней и потрепала ее по плечу.

– Нет, не надо! – несколько грубо оттолкнула мою руку Виолетта. В ее глазах мелькнуло нечто похожее на гнев. – Я не хочу, чтобы меня жалели! Когда отца… Вулка арестовали, мне было восемь лет. Какой ребенок в таком возрасте способен в полной мере понять, что такое «массовые убийства в особо жестокой форме». А мне пришлось понять это! Все – соседи, друзья семьи, которые немедленно прервали с нами контакт, учителя в моей школе, одноклассники, их родители – все таращились на меня, как на диковинного зверя… Нет, как на прокаженную, словно удивляясь, что я еще жива!

Виолетта всхлипнула, но, справившись со слезами, продолжила:

– В школе я оставалась после ареста Вулка всего неделю, и ее я запомнила на всю жизнь. Моя лучшая подруга Альбертина, с которой мы всегда были неразлучны, как сестры-близняшки, которой я доверяла все свои секреты и которая поклялась, что никогда не предаст меня, заявила на уроке, в присутствии всего класса, что не желает сидеть со мной за одной партой, и демонстративно отсела. Наша классная руководительница проявила максимум понимания – она поддержала Альбертину, а затем по настоятельным требованиям учащихся собрала внеочередное родительское собрание, вердикт которого был неутешителен: все присутствовавшие были против того, чтобы я, дочь убийцы, училась в классе с их чадами! Директриса пыталась уверить родителей, что никакой моей вины нет и что подвергать меня бойкоту не соответствует социалистическим идеалам. Кто-то из влиятельных папаш, имевших знакомых среди власть имущих, надавил на директрису, и та, вызвав к себе в кабинет меня вместе с мамой, пряча глаза и постоянно подливая себе воды в стакан, заявила, что лучший для меня выход – на время покинуть школу. Мне без разговоров выписали справку о мнимой болезни и освободили от школьных занятий до конца года.

Да, система в который раз проявила полное безразличие к человеческой судьбе! Однако будем откровенны – была бы я сама согласна с тем, чтобы моя возлюбленная дочурка или любимый сынишка сидели за одной партой или ходили в один класс с девочкой, чей отец убил тридцать трех человек и съел их сердца? Конечно же, на Виолетту нельзя возлагать ответственность за деяния Вулка Климовича, но на месте родителей я бы поступила точно так же и голосовала обеими руками за то, чтобы Виолетта покинула класс! Вне всяких сомнений, это жестоко, антипедагогично и аморально, но ребенок дороже всего!

– Если бы только фактическое отчисление из школы, – заметила Виолетта, откинувшись на спинку кресла. – В последний день, когда я пришла туда, меня ждал «сюрприз» – в моем шкафчике в раздевалке кто-то сломал замок, а снаружи на створку двери приклеил большой плакат, изображавший, по мнению детей, моего отца – косматую рожу то ли черта, то ли демона с загнутыми бараньими рогами, кривыми желтыми клыками и выпученными безумными глазами. А на дверце красной краской было написано: «Дочь людоеда!»

Я обеспокоенно заерзала в кресле. Дети, которым подобную идею подбросил кто-то из взрослых, не знали пощады. Каюсь, но если бы Виолетта, с которой мы практически ровесницы, ходила в мою школу, то я была бы в числе активистов по гонениям на нее!

– Во время уроков мои одноклассники, с которыми у меня всегда были отличные отношения, вели себя ужасным образом, демонстрируя свою неприязнь. Мне в затылок стреляли жеваной промокашкой через трубочки, сиденье измазали чернилами, высморкались в тетрадку. Учителя делали вид, что ничего не замечают, а я понимала, что они полностью одобряют поступки детей! Еще бы, ведь мой отец был не просто проворовавшимся директором овощной базы, пьяным лихачом, сбившим пешехода, или противником коммунистического режима, – он был убийцей! Хотя в газетах следствие по делу отца освещалось крайне скупо, «брехучий телефон» работал безотказно. Впрочем, в случае с Вулком даже ничего не требовалось выдумывать – деяния моего отца были настолько мерзки и жестоки, что никто не смог бы изобрести подобное!

– Виолетта, может быть, вам не стоит… – вставила я, но она не обратила на мою слабую попытку остановить поток воспоминаний ни малейшего внимания.

– Знаете, Дана, что произошло после окончания последнего в тот день урока – физкультуры? Во время занятия меня то и дело ударяли в спину, якобы случайно, несколько раз швыряли в лицо мяч, толкали на пол. А потом, в раздевалке… Мои подруги оплевали меня и отобрали одежду, оставив абсолютно голой. Затем в раздевалку ввалились мальчишки, тыкавшие в меня пальцами, нагло гоготавшие и рассуждавшие о том, помогала ли я отцу освежевывать трупы. А учитель все не появлялся, он сидел у себя в комнатке, заполнял журнал и делал вид, что не имеет ни малейшего представления о происходящем. Не знаю, сколько это длилось, мне показалось, что целую вечность. Только появление уборщицы с ведром и шваброй положило конец этому ужасу.

Я, испытывая непонятное чувство вины, кашлянула. В отличие от Виолетты, в школе у меня никогда не возникало проблем, я была заводилой и главой одной из самых могущественных подростковых группировок, которая – каюсь! – третировала слабых.