Текст книги "Шоу в жанре триллера"

Модный столичный журнал под названием «Секреты Евы» наверняка читает Понятовская. И что это дает? Ничего.

Я наглядно убедилась, что и Михасевич, и Понятовская обладали поразительным умением заводить врагов, а друзей превращать в недругов. Какая-то актриса второго плана или гримерша, которая по-женски мстит Юлиане за бесконечные претензии. Или, к примеру, ее секретарша Зоя…

А может, пришло мне внезапно в голову, это дело рук самой Понятовской? Но зачем ей это? Например, чтобы привлечь внимание к собственной персоне – у нее, похоже, болезненное тщеславие, она уверена, что весь мир вертится вокруг нее. Но если это так, то у нее должны быть очевидные проблемы с психикой. А у Юлианы, как отметила я, несмотря на все истерические припадки, хорошо, кстати, разыгранные, железные нервы. Все эти лекарства, крики, обмороки – не более чем театр, она создает себе имидж великой актрисы, а у великих, как известно, должны быть свои бзики.

На самом деле она не страдает даже бессонницей, в этом я была абсолютно уверена. Если это сама Понятовская, то разоблачить ее легко, но гораздо труднее будет сообщить об этом мужу.

Съемки завершились около половины девятого вечера. Джип Марка доставил меня, Юлиану и Настю в особняк. Жизнь била ключом – и это несмотря на то, что наступала ночь.

Марк, создалось у меня впечатление, превратил свою частную жизнь в большую съемочную площадку – в огромной гостиной сидели актеры из его группы и учили роли или просто общались друг с другом.

Едва я возникла на пороге, ко мне подлетел смазливый молодой человек и, галантно поцеловав руку, произнес:

– Меня зовут Теодор. Я – поклонник вашего гения, Серафима Ильинична, прочитал все ваши стихи! Прошу вас, помогите! Понимаете, у меня талант, но мне требуется кто-то, кто смог бы донести это до Марка Казимировича. Я могу претендовать на роль графа Орлова, а не одного из офицеров в массовке!

Я хотела было ответить юному соблазнителю, что не пишу стихов, но он, еще раз приложившись к моей руке слюнявыми губами, мгновенно скрылся. Мальчик, наверное, думает, что сумеет охмурить меня и за счет этого получить роль получше!

Затем меня взяли в оборот люди постарше и поизвестнее. Один из них, лысый толстяк с тяжелой челюстью, был достаточно популярным актером, пик славы которого, однако, миновал лет десять назад. Он сумел пойти на новый виток и стать известным всем в Герцословакии, причем народную любовь ему принесли не классические роли, а типаж негодяя – главаря мафии в детективном сериале.

– Серафима, – сказал он, развалившись на диване в гостиной Михасевича, – хочешь коньяку? Нет? А вот я приму, для потенции полезно…

Ненавижу людей, которые страдают амикошонством, называют меня на «ты», не имея на то достаточных оснований. Актер этот был когда-то у меня на программе и с тех пор, видимо, уверился в том, что мы – закадычные друзья.

Плеснув себе коньяку, толстяк продолжил:

– Ну ты же человек свой во всем этом телевизионном дерьме, знаешь, как карьеры делаются. Или через постель, и Юлианочка сумела поймать свой шанс, или через министерство. Так вот, ты, я вижу, с Марком на короткой ноге, ну, еще бы, ты же его бывшая жена… – Актер грязно хихикнул. – Не смотри, что мы так свободно ведем себя в его доме, это все до поры до времени. На самом деле он никого в душу не пускает. А мне до зарезу нужна роль графа Панина. Одно дело в детективах сниматься, а совсем другое – у Михасевича, он звезда, едва «Оскара» не отхватил в марте. Поговори с ним, намекни, что Кобылянский не подходит на роль Панина, а вот я как раз. Ты же понимаешь, что я тебя отблагодарю, Фима, я друзей никогда не забываю…

– Дорогой мой, – потрепав актера по лысине, сказала я, – непременно поговорю с Марком и скажу ему, что он сделал большую ошибку, остановив свой выбор на тебе. Да не кашляй так, а то подавишься коньяком, тогда и повышенная потенция не понадобится. Запомни, мы с тобой на брудершафт не пили! Адью!

Я прошла в холл и почувствовала, что ужасно хочется есть. Кажется, в хлебосольном доме Михасевича это решалось очень просто. Я зашла на кухню, достала из холодильника, набитого всяческой снедью, колбасу, отыскала хлеб и кетчуп. Подкрепившись парой бутербродов, я решила обследовать дом.

Вторгаться в приватную жизнь режиссера намерения у меня не было, но вдруг нападу на свежий след.

Заглушая таким образом голос своей совести, который твердил, что лазить по чужим комнатам грешно, и бурление в желудке, оповещавшее, что пары бутербродов явно недостаточно, я по большой лестнице поднялась на второй этаж.

Тишина. Видимо, гости могли балагурить только внизу, наверх путь им был заказан. Я заглянула в одну из комнат. Детская. Поднялась на третий этаж. Там обитал сам мэтр с супругой. Если угрозы небеспочвенны, то анонимщику ничего не стоит проникнуть сюда и в любой момент напасть на Понятовскую.

Я приоткрыла дверь супружеской спальни, и именно в этот момент соседняя дверь внезапно распахнулась, и показалась фигура Зои, секретарши Понятовской.

Она поймала меня с поличным. Но и сама секретарша была смущена и даже напугана не меньше меня самой: девица совершенно не ожидала столкнуться с кем-то еще. Меня это насторожило – что она делала на половине хозяев?

Зоя быстро пришла в себя, приняла обычный для себя независимый и чуть ироничный вид.

– Рада с вами познакомиться, Серафима Ильинична. – Она протянула мне узкую руку с коротким маникюром.

Рукопожатие у секретарши было на редкость энергичным.

– Меня зовут Зоя Штольц, я – личный секретарь Юлианы Генриховны, – отрекомендовалась она, и в этой фразе я уловила скрытую издевку. Похоже, Зое не нравится быть девочкой на побегушках.

– Вы, кажется, не туда попали, – обратилась она ко мне.

– И вы тоже, – ответила я ей в тон.

Зоя хитровато улыбнулась и произнесла:

– О, мне было необходимо найти для Юлианы ночной крем, каждый раз, когда ей требуется какая-либо мелочь, она поручает это мне.

– Ну и как, отыскали? – продолжила я.

– Нет, – сказала быстро Зоя. – Вспомнила, что он в ванной комнате.

Верткая особа, у нее на каждый вопрос моментально находится ответ.

– Я искала свою комнату, – добавила я. – Марк сказал, что я буду жить в особняке…

– Ну разумеется, Серафима Ильинична, Марк Казимирович поставил меня в известность, – ответила Зоя. – Прошу прощения, что заставила вас ждать, но, если Юлиане что-то требуется, мне приходится забывать обо всех остальных домочадцах и гостях. Я еще утром отдала распоряжение горничной подготовить вам чудесную спальню в восточном флигеле. Разрешите, я провожу вас. У нас ведь не дом, а целый замок, живем как будто не в Герцословакии, а в Версале эпохи Луи Пятнадцатого и мадам Помпадур, – с горьким сарказмом заявила секретарша.

В ее голосе сквозили презрение и зависть. Ага, вот какая она, эта Зоя Штольц. Без сомнения, умна, даже слишком, много знает, любит совать свой острый нос в дела Михасевича и Понятовской. Может ли она быть автором анонимок? Судя по тому, что Юлиана постоянно третирует ее, а Зоя не похожа на примерную христианку, готовую безропотно подставлять правую щеку, если ударили по левой, она вполне подходит на роль тайного истязателя Понятовской.

– Уважаемая Серафима Ильинична, я рада, что вы приехали навестить Марка Казимировича, – взяв меня под руку, заговорила секретарша. – Кстати сказать, я без ума от вашей прозы, «Глокая куздра» – мой настольный роман, а сборник ваших рассказов «Озеро Титикака» – это шедевр литературного творчества последних ста лет! Ваша программа – это нечто! О, как бы я хотела стать хотя бы наполовину такой известной, как вы! А мне приходится прозябать здесь, в рабстве у Юлианы!

Интересно, отметила я, сплошные жалобы на Понятовскую и ни единого худого слова в адрес Марка.

– Пойдемте вниз, – толкая меня к лестнице, вещала Зоя. – Поговорим, я расскажу вам много интересного, вам же необходимо знать о том, как мы тут живем, что делаем… Пойдемте, пойдемте, – увлекла меня вниз Зоя. – Так вы лично знакомы с продюсерами всех каналов? Вот это да! Мне бы такие связи! А вам случаем не требуется в «Ярмарку» редактор или помощник режиссера? Нет, ах, как жаль, я бы с таким удовольствием…

Мы остановились этажом ниже. Похоже, весть о моем приезде оказывает на многих в этом особняке магическое воздействие.

– Вы не поверите, – произнесла Зоя, – но на месте Юлианы могла вполне очутиться и я. Мы же вместе с ней учились в театральном, на одном курсе, у нас разница в возрасте год. Она – старше. Но Юлианочке повезло. Ей всегда везет! Вы же видите, таланта в ней ни на грош, так – внешний лоск, симпатичная мордашка и деньги Марка. Не знаю, чем она приглянулась ему. Ну, блондинка, ну, тонкая талия, но глупа, как пробка! Наша панночка Юлианочка всегда была пробивной девицей. Знаете, какое у нее было прозвище в театральном? Ведьмочка! Сумела познакомиться с Михасевичем, раскрутила его, а через полгода – она уже его жена. А потом появилась Настя. Юлиана знает, как привязать к себе мужчину – роди ему ребенка, и он будет весь твой. Тем более Марк всегда мечтал о девочке. Вы же видели его сынка, этого Кирилла. Чудик, у него переходный возраст, конфликты с отцом, мачеха вообще его не замечает. Он постоянно сидит за своими компьютерами…

По тону Зои чувствовалось, что она не без наслаждения пересказывает мне проблемы в семье Марка Михасевича. Послышались торопливые шаги. Зоя стала наигранно громко говорить:

– Итак, на этом этаже живут дети. Но пройдемте вниз, Серафима Ильинична!

Мимо нас, не поднимая головы и не одарив вниманием, пробежал сын режиссера Кирилл. Я отметила, что подросток был в странном состоянии, скорее всего, отец задал ему трепку. Мне вспомнился мой собственный сын Артем – в возрасте пятнадцати лет он был невыносим, грубил, пропадал после школы до вечера, слушал тяжелый рок и не желал учиться. Я была готова озолотить того, кто сумеет найти к мальчишке подход. Все урегулировалось само собой через год – но этот год показался мне самым тяжелым в моей жизни! Сейчас Тема живет в далекой Калифорнии, где в Силиконовой долине возглавляет собственную Интернет-фирму.

Мы оказались на первом этаже особняка Марка. Там царила все та же непринужденная обстановка: сплетни, выпивка, ленивая перебранка. Мне повезло, и я сумела отделаться от назойливой Зои – у нее запищал мобильный телефон, и это значило, как с кислым выражением лица пояснила секретарша, что Юлиана срочно требует ее к себе.

– Не беспокойтесь, милочка, – заверила я Зою. – Я найду свою комнату, и тысяча благодарностей за вашу заботу! Ступайте, Юлиана наверняка обыскалась вас! А я отправлюсь в постель, устала жутко, я же приехала сегодня из Экареста!

Обманывать нехорошо, но я решила присмотреться. Обитатели дома были личностями творческими, кое-где эксцентричными, однако на самом деле вся эта мишура скрывала только одно – их ординарность. Я прошлась по первому этажу. Еще одна гостиная, поменьше, небольшая библиотека, зимний сад.

На обустройство сада Марк наверняка истратил целое состояние. Несмотря на то что стоял конец апреля, в саду пышным цветом цвели экзотические растения. Кажется, Понятовская обожала орхидеи – тропические лианы с крупными прихотливыми цветами заполняли всю территорию оранжереи. Юлиана сама походила на такой хищный цветок: чудесную орхидею, которая питается мушками.

Я заглянула в библиотеку. Ее содержимое – книги до потолка, причем среди экспонатов встречались и настоящие раритеты – не интересовало актерскую братию. Скорее всего, и сами хозяева приобрели всю эту роскошь ради одного – продемонстрировать свои деньги. Мое внимание привлекла груда цветных журналов, громоздившаяся на столике около окна.

Из гостиной донесся зычный бас Марка. Он призвал всех «отправляться по домам». Бездельники-актеры, оккупировавшие его дом, быстро ретировались.

– Фима, ну как, устроилась? – завидев меня, поинтересовался хлебосольный хозяин. Не дожидаясь ответа (Марк оставался Марком), он стал раздавать громогласные распоряжения. – Дуй к себе, Настена, – Михасевич опустил девочку, которую держал на руках, на пол, та со смехом побежала по лестнице к себе.

Марк спросил не особо громко:

– Ну что, есть результаты?

– Знакомлюсь с обстановкой, – ответила я уклончиво.

– У тебя будет шанс продолжить знакомство, – произнес Михасевич. – Сегодня вечером у меня собирается местный бомонд, в том числе кое-кто из съемочной группы. А теперь пошли к Юлиане, она жаждет взять у тебя автограф!

Мы оказались снова на третьем этаже. Юлиана, облаченная в сиреневое шелковое кимоно, сидела перед большим овальным зеркалом, снимая с себя драгоценности и аккуратно складывая их в небольшой кожаный ящичек. Заметив нас, она мило улыбнулась.

– Добрый вечер, – произнесла она, царским жестом протягивая Марку руку.

Мне показалось, что Юлиана еще не вышла из роли Екатерины.

– Дорогая Серафима Ильинична, сегодня на съемочной площадке у нас не было времени пообщаться как следует… Кроме того, там везде любопытные уши. Да и в этом доме нельзя быть уверенным, что тебя не подслушают. Я так рада, что вы приняли предложение Марка и приехали в Варжовцы! Уверена, что вы нам поможете!

– Поможет, – сказал, как отрезал, Михасевич. – Я знаю Фиму, Юлианочка. Она разыщет этого негодяя! И мы заживем, как и раньше, спокойной жизнью!

Но словам Марка не хватало уверенности.

– Я хотела, чтобы Марк привлек к этому делу полицию или хотя бы частного детектива, – щебетала Понятовская, – но он убедил меня, что это может навредить нам: еще бы, пойдут слухи, в журналах появятся издевательские статьи, не дай бог, журналюги получат окольными путями письма, которыми мне досаждает этот ужасный человек!

Оказывается, Марк убедил и Юлиану в том, что не следует обращаться в компетентные органы. Я благодарна Михасевичу за доверие, но это насторожило меня. Упрекнуть режиссера в отсутствии трезвого разума было нельзя, и все же он не захотел посвящать в это дело полицию или сыскное агентство. Его выбор пал на меня…

– Юлианочка, – сказала я (она была младше меня в два раза, и я могла позволить себе звать ее по имени), – у вас есть враги? Кого вы подозреваете?

Понятовская снова уселась перед зеркалом и стала расчесывать волнистые белокурые волосы. В зеркале я заметила испуганную физиономию актрисы. Вместо нее ответил Михасевич:

– Да, у Юлианы есть враги. Их много, это все бездари и завистники, Фима, ты же знаешь, как в нашей стране относятся к настоящим талантам!

– Я имею в виду тех, кто сейчас в Варжовцах, – заявила я.

Тонкая рука Понятовской, украшенная изумрудным браслетом и несколькими перстнями, едва заметно дрогнула. Фальшивым тоном она протянула:

– Не знаю…

– У меня великолепное чутье на людей, – произнес Марк Казимирович. – Я бы сразу ощутил, если бы кто-то из моей группы терроризировал Юлиану.

Так я тебе и поверила! Насколько мне помнится, Марку очень легко втереть очки: нужно только с регулярностью в пять минут восторгаться его фильмами, гениальной режиссерской работой и сетовать на то, что тупые американцы не дали ему «Оскара», – и благосклонность Михасевича у вас в кармане.

Марк подошел к Юлиане и обнял ее за тонкие плечи. Похоже, он без памяти любит ее. А вот Юлианочка – любит ли она Марка? Ее лицо было непроницаемым, глаза сияли, как два смарагда.

Срывающимся голоском она произнесла:

– Дорогая Серафима Ильинична, найдите его или ее как можно скорее. Я больше не могу, у меня все нервы на пределе! Где же Зоя? Она прекрасно знает, что в половине восьмого я принимаю витамины!

– Марк, – начала я заезженную тему, – советую тебе, не откладывая в долгий ящик, обратиться в полицию…

В дверь почтительно постучали, Марк отрывисто сказал:

– Войдите!

Появилась Зоя с серебряным подносом, на котором стоял бокал с водой и лежало несколько разноцветных таблеток. Я отметила, что секретарша бросает на меня любопытные взгляды. У меня мелькнула мысль – уж не стояла ли она за дверью и не подслушивала ли разговор? А то появилась как черт из табакерки, стоило Юлиане только назвать ее имя!

– Зоя, тебя, когда нужно, вечно нет! И где ты все время шляешься! Не забывай, твоя наипервейшая обязанность – прислуживать мне! А ты кокетничаешь со всеми этими бездельниками, строишь им глазки, пренебрегаешь своей работой! Ты разленилась, дорогая! Запомни, нечего подбивать актеров на то, чтобы они внушили Марку Казимировичу, будто ты – вторая Сара Бернар! У тебя нет ни капли таланта, в отличие от меня! И вообще, ты должна гордиться тем, что работаешь в нашем доме, а то бы прозябала в своем ТЮЗе в глухой провинции, получала бы гроши и специализировалась на ролях Бабы Яги и Матушки Тыквы! Где витамины?

Понятовская властно протянула полыхающую драгоценными камнями руку, секретарша вложила в нее таблетки.

Зоя индифферентно молчала, но я заметила, как порозовели ее скулы. Наверняка бывшей однокурснице не нравится, как обращается с ней Юлиана. И для чего Понятовская взяла Зою к себе в секретарши, она ведь могла обратиться в любое столичное агентство, и ей бы представили на выбор три дюжины молодых квалифицированных девиц, которые только и жаждут, чтобы работать у нее на посылках. Ан нет, панночка Юлианочка остановила свой выбор именно на Зое Штольц, своей бывшей подруге. Уж не для того ли, чтобы унизить ее: Зоя не смогла сделать карьеру актрисы, и Юлиане доставляет наслаждение держать ее около себя в качестве прислуги, постоянно напоминать об этом и делать жертвой своих капризов.

Да и представление сейчас Юлиана устроила специально для меня. Долго бы я на месте секретарши смогла вынести подобное?

– Фима, не буду тебя задерживать, не забывай, сегодня в десять, – сказал Михасевич. – Мы собираемся в малой гостиной.

Я мельком оглядела будуар Юлианы и заметила множество журналов, которые были рассыпаны на туалетном столике. Ага, то же издание, что использует анонимщик. Это становится интересно…

Я покинула прелестное общество. Воспользовавшись возможностью, я подошла к той самой двери, из-за которой полчаса назад появилась Зоя. Меня все еще глодало любопытство – что же там?

Я распахнула дверь. Где же была милая секретарша? Так, гардеробная Юлианы, масса чехлов, десятки пар обуви, три шкафа вдоль длинных стен. А она наврала мне, что искала ночной крем для Юлианы. В гардеробной, быть может, и имеется крем, но не для рук, а для обуви. Секретарша лгала. Отчего?

Я проскользнула в темную комнату, зажгла свет и осмотрелась. Похоже, Понятовская ни в чем не уступала императрице Екатерине – ни в своем несносном характере, ни в высокомерии, ни в количестве нарядов. В те времена царило незыблемое правило – ни одно платье не надевать дважды, и, судя по содержимому шкафов, Юлиана следовала ему. Моему взору предстало никак не меньше пяти сотен нарядов. И все – от известных герцословацких и зарубежных модельеров. А обувь! У меня самой пять пар обуви, и я считаю это непомерным излишеством. Но панночка Юлианочка страдала той же болезнью, что и главная героиня сериала «Секс в большом городе», – она тешила свою душу тем, что коллекционировала обувку.

Чего там только не было! Любой солидный бутик позавидовал бы ассортименту гардеробной Понятовской. Марку пришлось выложить за это целое состояние. Но чего не сделаешь ради любимой жены!

Я раскрыла один из шкафчиков и едва не ахнула – в углу лежала стопка журналов «Секреты Евы». Быстро пролистав страницы, я убедилась, что кто-то использовал их для составления анонимных писем. Не для этого ли Зоя копошилась в гардеробной?

Хотя почему я подозреваю секретаршу, ведь здесь хранится одежда и обувь Юлианы. Не прямая ли это улика против изнеженной Понятовской – сама себе пишет анонимки, организовывает представление, добивается сочувствия Марка.

До меня долетел приглушенный крик Юлианы:

– Зоя, убирайся, ты сегодня невыносима! Не хочу больше тебя видеть! Что за прислуга, не умеешь себя вести!

Не стоит Понятовской так часто напоминать Зое, что та – прислуга. Нелояльная секретарша, что может быть опаснее? Я выключила свет, на цыпочках подбежала к двери и чуть приоткрыла ее.

Моему взгляду предстала следующая картина: в коридоре, держа в руках поднос, на котором возвышался пустой стакан, стояла Зоя Штольц. Не ведая, что я наблюдаю за ней, секретарша дала волю чувствам. Она схватила бокал и изо всей силы швырнула его о стену.

– Зоя, что такое? – послышался недовольный голосок Понятовской.

– Я уронила бокал, – ответила секретарша ровным, ничего не выражающим тоном. – Приношу свои извинения.

– Какая же ты неловкая, милочка! И убери осколки, я не хочу, чтобы Настя порезалась!

А у девицы, оказывается, имеется темперамент! Я заметила странную ухмылку на лице Зои. Она обернулась в сторону будуара Понятовской и показала средний палец. Что за неприличный жест! А ведь Зоя производит впечатление малоэмоциональной, все терпящей особы. Впрочем, давно известно, что те люди, которые не показывают свои чувства, на самом деле глубоко переживают и загоняют обиду вглубь. Рано или поздно это приводит к извержению.

Зоя улыбнулась, и ее улыбка мне не понравилась. Как будто она что-то задумала! Надо бы держать секретаршу на примете, но пока не стоит говорить о ее поведении Марку или Юлианочке – те сживут несчастную со свету. Не могу сказать, что я не поддерживала Зою – будь я на ее месте, то вела бы себя точно так же. Хотя, скорее всего, уже давно огрела бы подносом по роже Юлиану и, плюнув на все, уволилась. Зоя почему-то не сделала этого. В чем причина – большое жалованье или… Желание быть как можно ближе к Понятовской и досадить панночке Юлианочке?

Секретарша скрылась, я осторожно вышла из гардеробной. До начала нудного приема было около часа. Я спустилась на первый этаж. В доме царила благостная тишина, нахлебники и незваные гости из числа съемочной группы исчезли.

Я прошла в библиотеку – журналы, которые ранее привлекли мое внимание, по-прежнему лежали на столе. Я пролистала их. Так и есть: в некоторых номерах отсутствовало по три-четыре страницы. Они были аккуратно вырезаны.

Так, так, кто-то не заботится о том, чтобы улик не осталось. Журналы раскиданы по всему особняку. На Зою это не похоже – она расчетливая и рациональная особа, журналы будет держать в тайном месте (например, в гардеробной Юлианы). Или анонимщица – не секретарша? Я совсем запуталась. Мне пришла в голову другая мысль – Зоя может быть вполне в курсе, кто отправляет Юлиане анонимные письма, и, зная это, ничего не предпринимает, наслаждаясь мучениями Понятовской.

Затем я отправилась в свои апартаменты – большая кровать, ванная, гардеробная. Дав себе слово, что спать не буду, я прилегла «всего на десять минут» и, конечно же, провалилась в сон. В себя я пришла от стука в дверь. Голова гудела, во рту был неприятный привкус, как будто я надкусила лимон.

– Серафима Ильинична, – послышалось из-за двери. – Это Зоя Штольц. Прием начинается, гости уже собрались. Марк Казимирович просил передать, что все вас ждут.

– Я буду через пять минут, – кряхтя, произнесла я и с трудом сползла с кровати.

Мне потребовалось почти полчаса, чтобы привести себя в порядок. Нет ничего гаже, чем короткий сон вечером. Я натянула темно-синее вечернее платье, накинула поверх него пламенную бордовую шаль, нацепила старинное золотое монисто и огромные серебряные серьги, взбила непослушные волосы в оригинальную прическу, подвела губы и осталась довольна результатом. Из зеркала в ванной комнате на меня смотрела величественная и гордая дама, царица литературного Олимпа, повелительница телевизионной мысли, одним словом – я сама, Серафима Ильинична Гиппиус.

Вылив на себя половину флакона «Шанель № 5» и прихватив огромный черный испанский веер, купленный за два евро на блошином рынке в Париже, неизменный атрибут моей «Ярмарки» (гости всегда вздрагивают и шарахаются, когда я с треском раскрываю его после очередного злобного вопроса), я отправилась на вечеринку. Малая гостиная, в которой проходил прием, располагалась около оранжереи.

Марк встретил меня у двери и галантно поцеловал руку. Режиссер был в белом смокинге, его шею обвивал неизменный шелковый шарф, а в петлице красовалась алая гвоздика.

– Фима, – произнес он, – на этом вечере ты самая красивая женщина… После Юлианы, разумеется!

Вообще-то Марк мог бы и сэкономить на двусмысленном комплименте. Постучав по его плечу веером, я ответила тоном Кармен:

– Не забывай, дорогой, ты женат!

Из малой гостиной слышался шум голосов. Наверняка местная элита была польщена тем, что такой маститый человек, как Михасевич, приглашает их к себе. И тем более если на этом приеме присутствует такая значимая персона, как я!

– Проходи, – Михасевич указал на раздвижную дверь. – Юлиана будет минут через десять…

Наша императрица задерживается. Вполне в ее духе – появляться самой последней, дабы сорвать всеобщие аплодисменты.

Я присоединилась к обществу. Мое появление было встречено всеобщим вниманием, нескончаемыми комплиментами, которые я принимала, снисходительно качая головой, панегириками в адрес моих книг и телепрограммы. Варжовчане были ошеломлены тем, что увидели меня. Я решила не огорчать бедных провинциалов и принялась разыгрывать роль милой столичной дамы.

В гостиной собрались сливки местного общества и самые важные представители бомонда Варжовцов – мэр городка, начальник полиции (оба с супругами, которые с завистью рассматривали резную мебель в гостиной), несколько замов из администрации. Всех их роднило одно – скованность в движениях, слишком раскормленные физиономии и постоянно опустошаемые бокалы, что стояли перед каждым.

В углу я заметила священника: в черной рясе, с большой окладистой рыжеватой бородой и добрыми лучистыми глазами. Как выяснилось, это отец Сильвестр, настоятель одного из храмов города.

– Я рад, – сказал отец Сильвестр, – что в нашем городке появился Марк Казимирович, это луч света в темном царстве. Он очень много жертвует для церкви, например, во вверенном мне храме он оплатил ремонт, заменил крышу, на его деньги заново расписали стены. Он человек сильный, дай ему бог здоровья…

Священник был хорошо начитанным и проницательным собеседником.

– Пути господни неисповедимы, – сказал отец Сильвестр. – Я учился в Экаресте, закончил матфак, работал на крупном предприятии, потом вернулся в Варжовцы. Тогда и понял, что жизнь наша – путь к очищению, поэтому и решил пойти дорогой пастыря…

К нашему разговору присоединился невысокий полноватый субъект с голой, как коленка, головой, орлиным носом и невероятно громким голосом. Он показался мне смутно знакомым. Один из тех, кто постоянно норовит влезть в чужую беседу.

– Эрик Эрикович Черновяц, – представился он, и я вспомнила, кто это. Доктор наук, профессор, он до недавнего времени являлся руководителем одного из крупных центров судебно-психиатрической медицины в Экаресте. Я сразу же окрестила его «профессор кислых щей».

Черновяц не упустил возможности посвятить меня и отца Сильвестра, с которым он был в хороших отношениях, в подробности своей карьеры.

– Мне шестьдесят восемь, – заявил профессор кислых щей, – я в течение двадцати трех лет возглавлял Академию судебно-психиатрической медицины, через меня прошли тысячи преступников… Да, да, от нас требовалось тестировать нарушителей закона на вменяемость и определять их способность к осознанию собственных ужасных поступков. Вы не поверите мне, но я помню каждого пациента, с которым имел дело за эти годы!

– Вероятно, это огромное бремя – хранить в памяти судьбу каждого из этих несчастных, – промолвил отец Сильвестр.

Профессор кислых щей начал утомлять меня, он принадлежал к категории шумных людишек, которые слышат только самих себя. Типичный ученый-карьерист.

– О, дорогой падре, – усмехнулся Черновяц, – поверьте, у меня нет бессонных ночей из-за того, что я работал с самыми жестокими и безумными маньяками нашей страны! Среди них были поистине выдающиеся личности: каннибалы, некрофилы, эксгибиционисты, растлители малолетних, шизоидные типы…

– И эта работа не утомила вас? – сказала я наобум, желая поддержать беседу.

– О, что вы! – вскричал в экстазе маленький профессор. – Если бы не мое здоровье – у меня слабое сердце, – то я бы ни за что не оставил свою академию! Вот я и вернулся на малую родину, в Варжовцы, но, поверьте, мне не скучно, я работаю сейчас над монографией, посвященной психологии серийных убийц. Кстати, Серафима Ильинична, мы давние оппоненты с вашей сестрой Вероникой Ильиничной, она как-то даже выступала в суде, где пыталась подвергнуть сомнению мое авторитетное заключение, если помните, это было дело душителя проституток. Так вот, ваша сестра…

Я внутренне содрогнулась и отключила сознание – я давно научилась сохранять на устах сладкую улыбку и делать вид, что внимательно слушаю собеседника, а в действительности витать в облаках. По-другому на всех этих приемах и вечеринках нельзя: каждый норовит посвятить меня в подробности собственной жизни и своих завиральных теорий. Я плавно кивала головой и вставляла время от времени «Да», «Нет» и «Что вы говорите!».

– Нет… Вы не знаете сути этого дела, уважаемая Серафима Ильинична? – вопль профессора вернул меня на грешную землю. Похоже, я попалась. – Я буду рад посвятить вас во все детали того сногсшибательного процесса, еще бы, ведь этот несчастный лишил жизни двенадцать дам легкого поведения, в его виновности сомнений нет, но с вашей уважаемой сестрой мы не могли прийти к единой точке зрения касательно причин, которые подвигли его на убийства. Вы непременно должны навестить меня, я приглашаю вас к себе, покажу вам отчеты и фотографии с места преступлений, у меня великолепный архив…

Скорбная физиономия отца Сильвестра, который молча поглаживал бороду, дала мне понять, что священник, как и я сама, сожалеет о том, что профессор бесцеремонно влез в нашу беседу и завладел разговором.

На мое счастье, появился Марк под руку с Юлианой. Понятовская была в сногсшибательном наряде – переливающемся вечернем платье с глухим воротом и с умопомрачительным разрезом на спине; ее гибкую шею обвивало несколько рядов крупного матового жемчуга – наверняка настоящего. Дамы из числа местной элиты тяжело вздохнули, на фоне Юлианы они смотрелись дурнушками.

– А вот и наша Настя! – провозгласил режиссер, выводя из-за спины дочку. Та была облачена в наряд, который во всех деталях копировал одеяние Юлианы. Похоже, Марк сызмальства растит из дочки маленькую кокетку.

Гости загалдели, в том числе и трубногласый профессор Черновяц. Оставив ему на съедение бледного отца Сильвестра, я ретировалась на другой конец гостиной.

Михасевич нахмурился, увидев в дверном проеме Кирилла.