Текст книги "Обратная сторона смерти"

Антон Леонтьев
Обратная сторона смерти

© Леонтьев А., 2013

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Книга – это топор, способный разрубить замерзшее море внутри нас.

Франц Кафка

С самого начала Татьяна не могла отделаться от мысли, что за ней следят.

Нет, она не видела подозрительного человека, который бы постоянно следовал за ней. Однако на душе было беспокойно, словно… Словно таинственная московская история получила продолжение. И тот, кто преследовал ее в России, добрался и до Австрии.

Почти месяц она провела на дивном альпийском курорте. У подножия гор, на очаровательном лугу, который плавно переходил в ущелье, где шумел водопад, располагался небольшой и ужасно дорогой отель. Точнее, частная клиника.

Недалеко отсюда – в отеле, а не в клинике – она уже была несколько лет назад. Тогда еще вместе с Игорем.

Игорь… Ее муж… Человек, которого она любила больше всего… И который тоже любил ее – во всяком случае, до недавнего времени… А потом что-то разладилось. Быть может, виновата в том она. Вернее, тот факт, что Татьяна – одна из самых высокооплачиваемых российских популярных писательниц, автор детективов, в итоге привел к краху их отношения: мужчина не смог вынести, что супруга не только зарабатывает гораздо больше его, но и постоянно появляется на экране телевизора, на обложках журналов.

Однако разве это давало Игорю право завести роман на стороне? Нет, конечно же, не давало! Татьяна помнила, какой шок случился у нее, когда ей стало известно то, о чем все остальные, наверное, знали уже давным-давно, – что муж ей неверен.

Тогда, в сентябре, она как раз заканчивала новую книгу – роман, в который вложила столько сил и энергии, роман, который стоил ей стольких страданий, роман, который она по праву считала наиболее удачным. Финал был уже обозрим – необычный, шокирующий, все затмевающий финал. Татьяна придерживалась мнения, что главным в литературном произведении является именно развязка, что оригинальная концовка может спасти даже провальный опус.

Эта книга обещала стать ее лучшей – в этом она не сомневалась. Когда-то, на заре своей карьеры, Татьяна писала по два, иногда по три романа в год. Сейчас же, находясь на олимпе российской детективной прозы, могла себе позволить выпускать по одному в год. Или даже в два. Дело было теперь не в деньгах, не в славе – и того, и другого у нее, писательницы Татьяны Журавской, было предостаточно.

Она заключила с собой своего рода пакт: к концу года, в ноябре или декабре, сдавала в издательство свой очередной шедевр. Создавала его Татьяна неторопливо и обстоятельно, тщательно обдумывая сюжет и зачастую прерывая работу на несколько дней, а то и недель – все же у нее имелись и иные, кроме писательских, обязанности.

Но с этим романом все было иначе.

Нет, дело даже не в том, что на нее внезапно снизошло вдохновение. Татьяна, занимавшаяся написанием детективов около двух десятков лет, с большой осторожностью относилась к этому самому вдохновению. Оно важно на самом начальном этапе – при разработке сюжета. А пожалуй, еще при создании основной канвы повествования. Хотя нет – тогда, когда ее озаряла сцена или идея, которая должна стать стержнем всего произведения. Впрочем, зачастую сцена потом оказывалась второстепенной, но, развивая ее, тем не менее можно было выйти на проторенную тропинку, что вела к сердцевине романа.

А в редких случаях это была и не сцена, и не идея, а чувство, зарождавшееся где-то в недрах ее подсознания. Вернее, даже не чувство, а аура. Вот именно, аура романа. Его душа.

Эта аура возникала словно ниоткуда, и Татьяна вдруг понимала, какое чувство будет превалирующим в ее новом произведении. И как свести воедино все те разрозненные моменты и задумки, которые к тому времени были занесены в ее записную книжку.

Аура была подобна физической величине, некой таинственной черной энергии, той, которая якобы удерживает Вселенную в равновесии, являясь ее незримым и пока что недоступным ученым каркасом всего сущего. Так и внезапно хлынувшее ей в душу чувство пронзало ее существо, а затем пропитывало сюжет всего романа. И было ключевым для развязки, на которой зиждилось все произведение…

Отыскать, вырвать из действительности или из фантазии это самое чувство, которое плавно перетекало в определенную сцену, ложившуюся в основу книги, было наиболее сложным. За подобный молниеносный проблеск вдохновения, позволяющий на секунду увидеть еще не написанный роман в готовом виде, со всеми извилинами сюжета, с тайными ходами интриг и проспектами основных линий, как, наверное, архитектор план будущего города, Татьяна была готова отдать все что угодно.

Все что угодно…

Но в последние годы вдохновение посещало ее все реже и реже, поэтому приходилось мучительно долго, до головной боли, в течение многих недель, а то и месяцев заниматься пустой компоновкой деталей сюжета в надежде, что вдруг раздастся щелчок, последняя деталь пазла встанет на свое место, и станет вдруг ясно, какой роман ей предстоит написать.

В погоне за вдохновением, которое помогло бы ей увидеть ауру романа, Татьяна начала прибегать к вспомогательным средствам. То, что, возможно, она потребляла алкоголя больше, чем следовало, было известно только ей самой. И Игорю. А вот о том, что около полугода назад попробовала маленькие розовые таблетки, которые сулили небывалый взлет творческой мысли, муж не знал: таблетки она купила во время их последнего совместного отпуска, проведенного в Юго-Восточной Азии. Таблетки были исключительно на травяной основе, совершенно безвредные – но крайне эффективные.

То ли дело было во вдохновении, реальном или подстегнутом гомеопатическими средствами, то ли в желании Татьяны заглушить голоса критиков, утверждавших, что ее последние произведения, издававшиеся, как и все прежние книги, немыслимыми тиражами и практически сразу же экранизировавшиеся, значительно слабее ее первых литературных творений.

А тут еще поползли робкие, глухие слухи, будто Журавская прибегает к услугам «литературных негров»! Ничего более смехотворного и оскорбительного Татьяна и представить себе не могла. По совету Игоря писательница не обращала внимания на подобные сплетни и никогда их не комментировала. Как не комментировала и качество своих произведений. Ведь она была – Татьяна Журавская!

Однако иногда ей в голову закрадывалась мысль, что критики все же правы. Нет, не по поводу «литературных негров».

А в отношении силы ее книг.

С точки зрения техники и композиции Татьяне не было равных. Роман для нее – своего рода шахматная партия, где каждый ход просчитан, каждая сцена имеет особое значение, каждый диалог не случаен.

Дело в… Да, в чем же все-таки дело? Вероятно, в пресловутой ауре романа. В его душе.

В наличии у литературного произведения собственной души Татьяна не сомневалась. Как и в том, что у каждого романа свои законы и своя вселенная. Та самая, сдерживаемая неведомой черной энергией ее фантазии.

И она знала, что аура ее последних романов была… не такая, как у первых. Что сочинительство, прежде доставлявшее ей удовольствие, превратилось в рутинное занятие. Что собственная передача на телевидении и на радио отнимает у нее слишком много сил. Как, впрочем, и постоянные выступления в разного рода ток-шоу, участие в выставках, вернисажах, приемах.

Ей было известно, что у нее имидж холодной и отстраненной особы, и писательница Журавская тщательно его пестовала. Однако в то же время понимала, что читатель жаждет общения с любимым автором, пусть даже тема будет не литературная, а кулинарная или юридическая. Благо по образованию Татьяна являлась юристом и когда-то работала в милиции, а ее хобби было приготовление разнообразных кулинарных изысков.

Естественно, о том, что она в принципе согласна с критиками, Татьяна никому не говорила. Разве что только Игорю. Потому что тот стал чрезвычайно важным элементом ее творческого процесса. Более того – главным партнером в создании очередного детектива. Именно муж первым читал начальную версию нового произведения, давал важные советы, указывал на несоответствия и ошибки. Татьяна знала: без него она как без рук. Ведь одно дело написать роман, а другое – довести его до ума. И в последнем Игорю не было равных.

А потом все переменилось.

Восстанавливая события тех недель, Татьяна пришла к неприятному выводу, что все то, что она впитала, все те знаки и намеки, что окружали ее, указывая на измену Игоря, легли в основу нового романа, вошли в его ауру.

Обычно она работала с утра – Журавская являлась типичным «жаворонком». Однако на сей раз все было иначе, писательница сидела за компьютером ночи напролет, создавая новый роман. И, что самое отрадное, в течение этой чрезвычайно напряженной фазы не притрагивалась к алкоголю. Только изредка к таблеткам. И искренне считала, что розовая гомеопатия станет ей просто не нужна.

Книга уже была готова. По крайней мере в ее воображении. Как будто некто неведомый и могущественный вложил ей в голову текст, и оставалось только механически стучать по клавиатуре, извлекая уже созданный кем-то роман из недр своей памяти.

Да, роман был практически готов, она написала его в течение пяти недель. Не хватало только одной или двух глав, самых важных, финальных, тех самых, в которых бы читателю презентовалась шокирующая и неожиданная развязка.

Развязка и наступила.

Но не в романе, а в ее собственной жизни. Точнее, в отношениях с Игорем.

Татьяна отлично помнила тот сентябрьский вечер, на удивление теплый, совсем летний. Она находилась у себя в кабинете. Хотя нет, в действительности писательница была погружена в действо, что разворачивалось на электронных страницах ее новой книги. Шла сцена – тяжелая, насыщенная, драматическая. Сцена, которая должна была завершиться кровавой трагедией – убийством…

В этот момент раздался тихий кашель. Татьяна, нависшая над столом, вздрогнула. На мгновение ей показалось, будто убийца, тот самый хитрый и безжалостный маньяк, намеревавшийся лишить жизни очередную жертву, со страниц романа вдруг проскользнул сквозь призрачную дверь в действительность. Что этот палач-садист, на губах которого играет кривоватая ухмылка, зажав скальпель, неожиданно материализовался в тиши ее кабинета, желая только одного: прикончить свою создательницу.

Татьяна явственно ощутила, как страх вполз в ее сердце, как то учащенно забилось, а ладони в секунду сделались предательски влажными. Она резко развернулась – кресло еле слышно скрипнуло.

Кабинет тонул во мраке, ведь единственный источник света, мощная лампа, находился на столе. Татьяна заметила мужскую фигуру, замершую посреди комнаты. И с суеверным ужасом поняла: так и есть, тот, кто являлся плодом ее воображения, беспощадный маньяк, которого она силой своей фантазии заставляла творить на улицах Москвы кошмарные вещи, шагнул из мира воображаемого в мир реальный.

Да, это был он – сутулая фигура, плащ с поднятым воротником, в одной руке нож, а в другой молоток…

Чувствуя, что сердце ее или разорвется, или внезапно остановится, Татьяна что-то сдавленно прошептала, приподнимаясь с кресла. Она ведь в квартире одна! Игорь где-то на переговорах с партнерами по бизнесу. Хотя говорил ли муж правду, объясняя причину своего ночного отсутствия? А ее секретарша и помощница Аллочка давно уже отправилась восвояси. Да-да, в огромном двухуровневом квадрате, обставленном ею с таким чаянием, с такой любовью, она совершенно одна. Квартира, бывшая ее пристанищем, ее крепостью, внезапно превратилась в ловушку!

Татьяна смотрела на героя своего романа, на московского Ганнибала Лектора, на исчадие ада, которое праздновало кровавый пир на страницах ее нового романа. Этот мерзкий, не ведающий жалости субъект стоял сейчас напротив нее – и к ней, своей создательнице, он явился далеко не с добрыми намерениями.

Неужели граница между фантазией и реальностью вдруг стерлась? Или, не исключено, никогда и не существовала? Или, что еще хуже, то, что мы считаем реальностью, на самом деле не более чем чья-то выдумка? И вся жизнь, наша жизнь, такая вроде бы подлинная, такая яркая и сочная, – всего лишь чей-то бездарный роман или, не исключено, всего лишь сумбурный комментарий к нему?

Эти мысли пронзили мозг писательницы. Она, прижав одну руку к груди, словно стараясь унять грозившее выпрыгнуть оттуда сердце, другой шарила по столу, стоя лицом к лицу с грозным незваным гостем.

Ей требовалось оружие, нечто, чем она могла бы защитить свою жизнь…

И тут неожиданно вспомнилось, что точно так же размышляла героиня в сцене, над которой Татьяна работала до появления маньяка. Героиня надеялась, что сможет спастись, найти выход… Сцена не была еще дописана, однако автор знала, что несчастной предстоит умереть. Такова была драматургическая необходимость, такова была ее воля как создательницы вселенной нового романа.

Кстати, героиня точно так же шарила по столу, думая, что рука наткнется на некое подобие оружия. Неужели и она сама тоже должна умереть?

Стоп! Разве писательница не в состоянии повлиять на сюжет собственного романа? Ведь можно изменить ход повествования – и спасти несчастную! Сделать так, чтобы та осталась в живых!

Но как ей удастся избежать смерти? Придуманный детективщицей Журавской маньяк не отступал от своих правил и всегда доводил задуманное до конца. Хотя, может статься, что-то его спугнет, например, телефонный звонок… Или что героиня найдет на столе оружие…. Конечно, не пистолет, не кинжал, а, скажем, ножницы…

Внезапно пальцы Татьяны, шарившие по столу, наткнулись на что-то продолговатое, металлическое, прохладное. И она поняла – это и есть ножницы. Солидный стальной портняжный инструмент, который иногда использовался в качестве груза, чтобы ветер, влетавший в открытое окно, не сдувал листы со стола. Только вот как он оказался сейчас здесь? Около трех часов назад, когда Татьяна включила компьютер, чтобы продолжить работу над новым романом, на столешнице не было никаких ножниц. Писательница вообще не терпела, чтобы во время творческого процесса в поле ее зрения имелось что-то, отвлекавшее внимание. Поэтому на ее рабочем месте лежали лишь записная книжка в черном переплете, листок с заметками касательно последних сцен, флешка, на которую переносилась последняя версия написанного, а также острозаточенный карандаш. Никаких ножниц и в помине быть не должно! Она обычно держала их в ящике стола…

Но факт оставался фактом – в данный момент под рукой у нее оказались именно ножницы.

Татьяна подтянула их к себе, понимая, что это единственное ее оружие в борьбе с убийцей, неожиданно ставшим реальным. И вдруг по кабинету разнесся телефонный звонок.

«Точно так же, как в моем воображении», – подумала Татьяна. Телефонная трель, как она теперь знала, и спасет жизнь героини.

Между прочим, звонок был ужасно знакомый. Это ведь сигнал мобильного, который принадлежит…

И вдруг все предстало в ином свете.

Татьяне стало ясно, что рука ее нащупала не лезвие ножниц, а дужку собственных очков. И как только она могла принять одно за другое? Оставалось единственное объяснение – такова сила воображения.

Писательница надела очки и наконец сообразила, что в нескольких метрах от письменного стола находится вовсе не кровожадный и беспощадный маньяк, которого в природе не существовало. Маньяк был детищем ее фантазии, обитавшим исключительно во вселенной еще не дописанного ею романа. Нет, она все спутала! Перед ней стоял ее муж. И теперь, с очками на носу, Татьяна прекрасно это видела.

Игорь действительно был одет в легкий плащ с поднятым воротником. И действительно немного сутулился. Но в руках он держал вовсе не нож и молоток, а штопор и бутылку. А она по причине близорукости приняла их за инструменты убийства. Убийства, жертвой которого надлежало стать ей самой!

Мобильный, который издавал знакомые Татьяне звуки, принадлежал не кому иному, как ее супругу. Наваждение как рукой сняло, и Татьяна несколько иронично спросила:

– А принимать звонок ты не намерен?

Игорь выпрямился и произнес:

– Таня, извини, что напугал тебя…

– С чего ты взял, что напугал меня? – спросила писательница, внимательно наблюдая за мужем.

Тот вздохнул, подошел к столу, поставил на него бутылку и положил рядом штопор.

Его мобильный продолжал разрываться. Татьяна знала, что муж помечал каждого из звонивших определенной мелодией. И песенку Герцога из «Риголетто» ей в последнее время приходилось слышать довольно часто.

– Так разве ты не хочешь взять трубку? – поинтересовалась Татьяна снова.

Игорь, мотнув головой, вытащил наконец из кармана плаща мобильный и взглянул на дисплей. При этом на его лице появилась усмешка.

Странная, хитрая усмешка, отметила про себя Татьяна. И вдруг в ужасе сообразила: эта усмешка, которую в своем новом романе она подарила маньяку, подсмотрена ею у собственного мужа!

Подумав, Игорь принял звонок и произнес, не называя имени:

– Да, я дома. Однако мне предстоит сейчас важный разговор. Перезвоню, когда все завершится…

Тон у мужа был необычный – нежный, но в то же время требовательный. Татьяна не слышала голоса его собеседника, но не сомневалась, что на связи находится женщина.

– Кто это был? – спросила она после того, как Игорь завершил разговор.

Муж опустил мобильный в карман плаща и, не отвечая на вопрос, заметил:

– Кстати, сегодня было настоящее лето. Днем, во всяком случае. Но под вечер уже заметно похолодало…

Он снял плащ, кинул его на стоявшее подле кресло. Татьяна взглянула на супруга – одет тот был, как всегда, безукоризненно: антрацитовый костюм, лимонный в черную полоску галстук. Игорь был на фирме? Но ведь сегодня воскресенье! Татьяна попыталась вспомнить, что ей сказал муж, когда утром покидал квартиру. И сообразила – он ведь не ночевал дома! Так и есть, был в деловой поездке. Очередной…

– И что же за важный разговор предстоит нам? – спросила Татьяна.

Муж, взяв штопор, стал открывать бутылку. Он снова не спешил отвечать на ее вопрос. Татьяна наблюдала за ним, чувствуя, что ей делается страшно. И вдруг ощутила себя героиней романа, которая сейчас услышит весть, способную изменить всю ее жизнь.

– Белое вино, твое любимое, – сказал, извлекая пробку из бутылки, Игорь. – Итальянское, сухое. Тебе ведь налить?

Татьяна сурово посмотрела на мужа и отчеканила:

– Нет, благодарю, мне не надо!

Игорь поморщился:

– Ах, Танюша, извини… Я идиот, сущий идиот. Тебе же нельзя…

Ей нельзя… Ясно, супруг намекает на то, что она и так чересчур увлекается белым вином. Однако Татьяна дала себе зарок, что «увлечение» останется в прошлом. И в течение пяти недель не приняла ни капли алкоголя. Розовые пилюли ей почти тоже не требовались.

Того, что у нее развилась зависимость от алкоголя, никто не знал. За исключением Игоря. И, вероятно, Аллочки, секретарши. Поэтому на приемах ее сопровождал или кто-то из них, или оба вместе. Чтобы следить за тем, дабы популярная детективщица Татьяна Журавская, королева саспенса и кровавой интриги, не попала впросак, перебрав с дармовым алкоголем. Слава богу, хоть о ней и ходили разнообразные слухи, никто, даже самые мерзкие журналюги, и помыслить не могли, что она борется с зависимостью от алкоголя.

Ну и конечно, в курсе психотерапевт, который помогал ей в этом. Однако Лев Николаевич – врач-душевед являлся тезкой Толстого – никогда бы не проговорился, ведь писательница его пациентка, и все детали ее болезни медицинская тайна.

– Да, мне нельзя! – подтвердила Татьяна. А Игорь оглянулся, увидел на соседнем, маленьком, столике бокал, взял его и налил в него из бутылки немного вина. Попробовав, причмокнул губами и произнес:

– Что за вкус! Просто невероятно! За такое многие полжизни отдадут!

Татьяна удивилась. Похоже, муж намеренно провоцирует ее, добиваясь, чтобы она выпила вместе с ним. Но зачем? Ведь еще недавно желал одного – чтобы супруга полностью вылечилась от зависимости. А теперь желает ее споить!

В сущности, Татьяна мало что знала о своем муже, хоть в браке с ним без малого двенадцать лет. Родители Игоря – отец военный, мать медик – погибли, когда он был еще ребенком: произошел какой-то страшный несчастный случай. Ни братьев, ни сестер у него не имелось, даже двоюродных. И, по словам мужа, ни родичей, никаких других близких, ни дальних тоже. Странно, у любого человека есть родственники…

– Некоторые отдадут и целую жизнь, – промолвила Татьяна и вдруг ощутила холод. И только потом поняла, что холод шел вовсе не снаружи, а изнутри: ее сердце словно ледяными пальцами сжали.

– Ты права, Таня, – кивнул Игорь и, поставив на стол бокал, посмотрел на жену. И снова на губах его появилась эта таинственная циничная ухмылка…

– Вообще-то я сейчас пишу! – заявила Журавская.

Ее слова означали одно: когда детективщица уходила в кабинет, никто – ни муж, ни секретарша – не имел права тревожить ее, нарушая творческий процесс. И Игорь отлично это знал, неукоснительно придерживаясь правила в течение двенадцати лет их совместной жизни. Вплоть до сегодняшнего сентябрьского воскресенья.

– Я знаю! – с легким вызовом откликнулся муж. – Кстати, как роман, продвигается?

– Если бы ты не помешал мне, то, вероятно, я бы уже его закончила, – нетерпеливо дернула плечом писательница.

Игорь снова усмехнулся:

– Ну да, ведь, как ты постоянно твердишь в интервью, финал – самое важное в произведении. Не хотел тебе мешать, честно! Однако ты и потом дописать сумеешь. Кстати, Танечка, отчего ты изменила своим привычкам и стала писать ночью? Раньше всегда работала с утра.

Журавская в который раз посмотрела на бутылку.

– Лучше скажи, почему ты изменил своим привычкам и не позвонил мне из аэропорта?

Игорь взял бокал и залпом осушил его.

– Отчего же, Танечка, совсем даже не изменил. Дело в том, что я вовсе и не уезжал из Москвы…

Татьяна посмотрела на него, поежилась, чувствуя, что ей становится все холоднее и холоднее, и тихо произнесла:

– Но ты же сказал, что летишь за границу… На подписание договора или что-то в этом роде…

Игорь кивнул и сделал шаг по направлению к жене. Татьяна же, сама не зная отчего, вдруг отошла в сторону. Как будто…

Как будто боялась мужа. Как будто от него исходила угроза. Как будто…

Как будто тот и вправду был безжалостным, кровавым маньяком, готовым буквально на все!

От Игоря не ускользнуло инстинктивное движение жены. Опять поморщившись, он вздохнул:

– Танюша, финалы ведь бывают у всех романов. Не только у литературных, но и у других…

– Каких других? – перебила осипшим голосом Татьяна, чувствуя внезапно нахлынувшее желание схватить бутылку, стоявшую на столе, и наполнить себе бокал до краев.

– Ну, у других романов – между мужчиной и женщиной. Они тоже рано или поздно подходят к логическому завершению. Причем эти романы заканчиваются отнюдь не так красиво, как в твоих романах, извини за тавтологию.

Воцарилось молчание. Татьяна глухо произнесла:

– Красиво романы в моих романах еще никогда не заканчивались. Ты с кем-то меня путаешь.

Супруг улыбнулся и кивнул:

– Да, ты права. У тебя чаще или нож в спину, или пуля в лоб, или цианид в чашке чая. Я ведь не писатель, не могу подобрать нужную метафору. Но ты и так меня поняла, Танюша…

Это было то, чего она боялась – и чего подспудно ждала. Татьяна не была дурой, видела, что отношение к ней мужа в последнее время переменилось. Однако она считала, что изменения связаны с ее… проблемами. С тем, что она перебарщивает с алкоголем и стимулирующими творческий потенциал таблетками.

Все это было только вершиной айсберга.

Ее последний роман вышел два с половиной года назад. Сначала издательство терпеливо ждало, потом стало осторожно осведомляться, когда будет сдана следующая книга, а под конец имел место откровенный разговор с генеральным директором издательского холдинга. И тот поставил ультиматум: или Татьяна до конца года сдаст новый роман, причем на уровне первых своих опусов, или…

О том, что было сказано во время этого разговора, в котором принимал участие также и Игорь, Татьяна вспоминать не хотела. Встреча состоялась в феврале. То есть у нее был почти год, чтобы написать очередную книгу. Раньше это не стало бы для нее проблемой.

Раньше…

Раньше все было иначе. Ее старые романы регулярно переиздавали, меняя обложки, большими тиражами. Однако постоянно жить за счет уже известных произведений невозможно. Требовался новый роман.

Некоторое время Журавской удавалось оттягивать сдачу свеженького шедевра, объясняя это работой над сценарием для экранизации своих прежних книг. Но сценарии писала все же не она сама, над ними трудились прыткие телевизионщики. Татьяна же только принимала участие в качестве эксперта, давая советы, исправляя несуразицы и выправляя огрехи.

Потом с триумфом прошла премьера спектакля в одном концептуальном столичном театре. Правда, пьеса с детективным сюжетом была написана ею еще в середине девяностых. И даже опубликована в каком-то давно разорившемся мелком издательстве, причем еще в те времена, когда детективщица Журавская только-только начинала восхождение к славе. Поэтому она смогла переработать пьесу, удалив анахронизмы, перенеся действие в наши дни и выдав сей опус за свое новое творение. Какой-то критик все же докопался до того, что пьесе без малого двадцать лет, но на фоне прочих, восторженных, рецензий его интернет-пасквиля никто не заметил – позаботилась пресс-служба издательства.

А помимо этого собственные передачи на радио и телевидении, интервью, приемы, репортажи… Простому обывателю и в голову не приходило, что у Журавской творческий кризис, что она не в состоянии ничего написать.

Но одно дело – читатели, а другое – издатели и собственный муж. Они-то были в курсе, что Татьяна ничего не пишет и что рано или поздно все поймут: у нее писательская блокада. Журналисты тотчас придут к единодушному выводу – детективщица исписалась. Единственная возможность прервать затянувшуюся паузу – это представить на суд публики новый роман.

А создать его Татьяна была решительно не в состоянии. Некоторое время она, запираясь в кабинете, делала вид, что работает, но в действительности вымучивала полстраницы, которые потом безжалостно удаляла из памяти компьютера.

Сначала это ее пугало, потом писательница смирилась с неудачами. Однако всем требовался очередной шедевр. Не только ей самой, не только поклонникам ее творчества, не только издательскому холдингу…

В первую очередь Игорю. Он был самым главным ее читателем. Вернее даже – единственным, для которого она и писала. Татьяна знала: жена-алкоголичка, жена-наркоманка и, что хуже всего, жена бывшая писательница ему не нужна.

Муж увещевал, просил, умолял. Настаивал, требовал, угрожал.

Татьяна сама не понимала, что с ней произошло. Неужели способность творить улетучилась? Неужто источник вдохновения иссяк? Не может быть, чтобы цветы ее двадцатилетнего творчества вдруг завяли!

Тогда муж предложил ей прибегнуть к помощи «литературных негров». Намекнул на то, что терпение издательства небезгранично. И что имеется масса примеров, когда даже звезды на литературном небосводе сгорали, превращаясь в «белых карликов». Тянуть с появлением нового романа нельзя, говорил Игорь, ибо уже пошла волна слухов. Надо срочно презентовать очередной опус, ибо, если этого не произойдет, издательство расторгнет эксклюзивный и чрезвычайно выгодный договор…

Это была первая значительная ссора за двенадцать лет их совместной жизни. Ссора, завершившаяся звонкой оплеухой, которую Татьяна закатила мужу. На что Игорь отреагировал лаконичным, но таким обидным: «Дура!»

Однако Журавская наотрез отмела возможность того, чтобы кто-то писал под ее именем. Даже если бы речь шла о каркасе романа, который она потом заполнила текстом в свойственном ей неподражаемом стиле.

Игоря возражения жены не убедили. Муж заявил, что если Татьяна не согласится, то им стоит подумать о разводе. И она сдалась, заявив тем не менее, что ни о какой писанине чужих людей под ее именем и речи быть не может. А вот помощь готова принять…

И тогда – собственно, почти против ее воли – Игорь записал жену на прием ко Льву Николаевичу, известному врачу, специализацией которого было лечение представителей столичной богемы. Психотерапевт, утверждавший, что является потомком внебрачного отпрыска создателя «Войны и мира» и «Анны Карениной», носил, как и его предполагаемый пращур, окладистую бороду, а дополнительно к ней – седую косичку. Душевед был чрезвычайно проницателен и неболтлив. И, по всей видимости, знал-таки толк во врачевании внутреннего мира подопечных, потому что уже после четвертого сеанса Татьяна стала разрабатывать сюжет нового романа. А после шестого начала его писать.

В сентябре у Льва Николаевича был отпуск, однако он посоветовал Татьяне посетить австрийскую клинику. Психотерапевт уверял, что процедуры окажут закрепляющее действие и в Москву писательница вернется другим человеком.

Татьяне и самой хотелось покинуть Москву – после того, что сказал в тот вечер Игорь, ей трудно было оставаться с ним под одной крышей…

– Что ты хочешь сказать? – произнесла Татьяна, обращаясь к мужу. – Не ходи вокруг да около!

– Таня, мы оба знаем, в чем дело, – заявил супруг. – Так больше продолжаться не может! Твой новый роман…

Татьяна не дала ему договорить:

– Мой новый роман почти готов. Еще пара глав – и ты первым получишь его. Как и было обещано, книга будет представлена в издательство к концу года.

– Важен не только текст, но и его качество! – отрезал Игорь. – Утомительная тягомотина никому не нужна. Философские размышления о сущности жизни тоже.

Татьяна знала, что замечания мужа ей стоит принять на свой счет. В последних романах она пыталась донести до читателя философские истины, однако, несмотря на огромный тираж, хорошие продажи и одно из первых мест в списке бестселлеров, критики единодушно сошлись в том, что это – провал Журавской.

Хуже было, что того же мнения придерживался и Игорь.

– Этот мой роман – лучший из всего, что я создала, – заявила Татьяна, предвкушая комплименты издателя и восторженные отзывы критиков.

Писательница ни капли не сомневалась, она услышит их. Просто была уверена – способность творить вернулась к ней, причем с удесятеренной силой.

– Так считаешь ты. Но как на самом деле? – продолжал гнуть свое муж.

Татьяна знала, Игорь крайне недоволен тем, что она не дает ему читать роман по мере написания – как когда-то раньше. Она заявила, что презентует ему готовый текст целиком.