Текст книги "Вертячки, помадки, чушики, или Почтальон сингулярности"

10.

Всё началось с кота. Как позднее выяснилось, кота звали Васька. Он был рыжий, бесстыжий и вороватый.

Людмила Сергеевна и не подозревала, что в комплексе обитает такой зверь, пока тот сам не появился в оранжерее, бесшумно подкравшись со стороны пожарного выхода и устроившись под мясистыми листьями алоэ – понаблюдать. Она и заметила-то его не сразу, а когда заметила, то прикинулась, будто не видит, чтобы не спугнуть. На душе сразу потеплело – хотя прошло всего две недели, как Архангельский вырвал ее из привычного круговорота жизни и поместил в эту комфортабельную тюрьму, Людмила Сергеевна уже ощущала тоску и томление. Рыжий кот напомнил ей, что вне этих стен всё еще есть большой и шумный мир. Вспомнился интернат – там при столовой кормилась целая стая разномастных кошек, и хотя каждый раз их присутствие вызывало ворчание у санитарного врача, Людмила Сергеевна строго следила, чтобы животных не обижали: кошки ей были куда более симпатичны, чем крысы. Вспомнились дети, прежде всего – проблемные. Саня вот-вот должен лечь на операцию. Олечка входит в возраст, и с ней нужно отдельно поговорить, объяснить, что к чему, и, желательно, не один раз. Артемка-непоседа опять что-нибудь учудил… Ирина, небось, с ног сбилась – вертится там за троих, от директора мало толку…

Тут благостное течение мыслей прервал истошный визг. Ась упал со скамьи на землю, обхватил Людмилу Сергеевну за ноги и непрерывно орал во всю силу своих идеальных легких.

Кота, разумеется, как ветром сдуло. Людмила Сергеевна сначала растерялась, но потом подняла Ася на ноги, отряхнула спортивный костюм, в котором его выводили в оранжерею, усадила, приобняв, на скамью. Ась орать перестал, но из глаз у него катились огромные слезы, он жмурился, всхлипывал и старался поплотнее прижаться к своей «маме». Что за чертовщина?

– Ась, что случилось? Ась, успокойся, пожалуйста. Ничего страшного не происходит. Я здесь, я с тобой.

– Там, там, там, – бормотал мальчик из будущего, трясясь всем телом. – Вертячки надо. Мама, вертячки да. Кыш там. Плохо, плохо там. Больно там. Кыш.

Людмила Сергеевна встрепенулась. Она поискала глазами Архангельского или кого-нибудь из охраны, но в оранжерее они с Асем были вдвоем.

– Где кыш, Ась? Где? Тут никого нет.

– Там! – мальчик из будущего, не глядя, ткнул в сторону алоэ, за которым только что прятался кот.

До Людмилы Сергеевны наконец дошло:

– Рыжий, что ли? Кот? Ась, это не кыш, это – кот! Обыкновенный котишка. Он нестрашный. Как в сказках: и днем, и ночью кот ученый всё ходит по цепи кругом…

– Это кыш, – упрямо заявил Ась, однако трястись постепенно перестал, с опаской оглянулся и чуть расслабился, убедившись, что кот сбежал. – Это кыш. Вертячки надо, мама. Чушики надо, мама. Кыш боль, плохо. Раж хорошо.

Чёрт возьми! Получается, кыш – это кот? Не может такого быть!.. А почему собственно не может? Что, если у них в будущем коты – это особо опасные хищники, которые нападают на людей? У нас вот до сих пор водится в лесах рысь, и лучше не встречаться с ей на узкой тропке – сожрет и не подавится. Или манул. Попробуй погладь манула!.. Допустим, в будущем кошки стали хитрыми и сильными врагами человека, а раж – рыба? – им как-то противостоит… Глупость, безумие, чертовщина, но… не глупостью ли и чертовщиной показался бы наш современный мир какому-нибудь средневековому монаху или викторианскому джентльмену? Бабы ходят в брюках и майках в обтяжку, мужики наносят татуировку на тело, прокалывают нос и уши, словно дикари какие. И это у нас – норма! Только вот с домашними животными никакой особой эволюции за последние столетия не произошло – как издевались над ними, так и издеваются. Хотя, если вспомнить, те же кошки появились в Европе сравнительно недавно… Крестоносцы их завезли, кажется…

Людмила Сергеевна спохватилась, что за своими рассуждениями совсем забыла об Асе. Но и тот не подавал больше повода для беспокойства – пригрелся в объятиях и даже задремал. Маленький мой…

Архангельский был очень доволен представленным отчетом. Наконец-то прогресс!

– Это очень важная информация, – подытожил он, когда Людмила Сергеевна закончила рассказ об инциденте в оранжерее. – Значит, «кыш» – это кот или некое существо, похожее на кота? Как вы думаете, мне стоит… э-э-э… побриться? – он потрепал себя по бакенбарде. – Я знаю, что имеется определенное сходство. Наверное, поэтому ваш пациент меня и боится. Не так сильно, конечно, как рыжего Ваську, но всё же…

– Не стоит, – сказала Людмила Сергеевна. – Вам идет.

Архангельский внимательно посмотрел ей в глаза.

– Тем не менее попробовать стоит. Чем не пожертвуешь ради чистоты эксперимента? Посмотрим на его реакцию… Но мы до сих пор не выяснили, что подразумевается под «вертячками» и… э-э-э… «помадками», «чушиками».

– Тут я ничего сказать не могу. Всё это связано с «раж», но каким образом, не представляю.

– Как быстро мы можем рассчитывать на результат?

– Михаил! Я уже говорила и могу еще раз повторить: Ась – не машина, не робот, он просто напуганный ребенок. С ним нельзя выстраивать какие-то планы и форсировать процесс. Уже форсировали, и что в результате?..

Однако, вопреки пессимистическим ожиданиям Людмилы Сергеевны, ее метод начинал приносить действенные результаты. К примеру, слово «помадки» ей удалось «взять» довольно быстро.

Оно определенным образом указывало на нечто съедобное. С детства у Людмилы Сергеевны сохранилось теплое воспоминание о посещении магазина «Восточные сладости» на Невском. Магазин считался одной из достопримечательностей Ленинграда, там всегда вилась очередь, и нужно было набраться терпения, чтобы выстоять и получить вожделенную коробку с маленькими кусочками счастья. Экзотические «лукум», «халва», «нуга», «козинаки», «пахлава» до сих пор звучали сладчайшей музыкой. Были в продаже и помадки – белые шарики, буквально таявшие во рту. Нечто съедобное…

Еще в первые дни Людмила Сергеевна выяснила, чем кормят Ася. Оказалось, что довольно примитивно – кашей: манной, гречневой, овсяной. На вопросы о скудности меню Архангельский объяснил, что мальчика пытались угощать более калорийной пищей, но добились только расстройства кишечника. Людмила Сергеевна восприняла эту информацию с изрядной долей скептицизма – наверняка кормили каким-нибудь шашлыком-машлыком – и вплотную занялась питанием Ася, это стало частью ее игры.

На дворе осень, а значит, прежде всего – ягоды и фрукты. Ась поначалу настороженно отнесся к яблокам, грушам и винограду – складывалось впечатление, что он не знает, как к ним подступиться. Пришлось нарезать, удалить косточки и в прямом смысле показать, что это можно есть, что это вкусно. Асю новая еда понравилась.

– Сладко, – говорил он, уплетая фруктовую мякоть, и похлопывал себя по животу: – Ему хорошо.

Людмила Сергеевна сразу пыталась добиться от Ася, как бы он назвал тот или иной фрукт. Но у мальчика из будущего не было своих вариантов. Он лишь старательно повторял то, что ему говорила «мама»:

– Яб-ло-ко. Ман-да-рин. А-пель-син. Ви-но-град. Виш-ня. Сладко. Ему хорошо.

Напрашивался вывод, что через сто лет свежие ягоды и фрукты будут практически недоступны.

Людмила Сергеевна решила, что идет по тупиковому пути. Но продолжала выписывать разные продукты, чтобы, как она выражалась, «побаловать маленького».

Однажды Людмила Сергеевна заказала сушеные бананы. Это было не совсем то, что нужно Асю, но тут сыграли роль ее собственные пристрастия. Вот захотелось сушеных бананов – мочи нет! Она обожала их с юности, в Питере пакетики с сушеными бананами можно было найти даже в самые голодные постперестроечные времена, но и сегодня, хотя вкусовые приоритеты заметно изменились, Людмила Сергеевна не отказывала себе в удовольствии перехватить брикет-другой, утолив на бегу голод и честно не понимая, почему вместо такого изысканного деликатеса люди предпочитают потреблять убогие «сникерсы».

Ась с любопытством и нетерпением ждал, когда «мама» откроет упаковку с новым лакомством, а, увидев содержимое, просто зашелся от восторга:

– Помадки да! Ась хорошо да. Мама, спасибо!

Протянул руку, схватил, засунул в рот и принялся жевать с самым блаженным видом.

Людмила Сергеевна опешила. Но это же было на поверхности, чёрт возьми! Он прилетел из космоса, а там используется космическая еда: брикеты, тубы, сублимированные продукты. Ни один ребенок в этом возрасте не сможет внятно описать космическую еду – не хватит ни понимания, ни словарного запаса. «Помадки»! Типичный пример словотворчества. И как же всё просто выглядит, когда знаешь ответ. Не удивлюсь, если и «вертячки» с «чушиками» из той же оперы…

Архангельский порадовался новому успеху Людмилы Сергеевны.

– Нам стоит заказать космическую еду в Королёве? – спросил он.

– Незачем, – отозвалась Людмила Сергеевна. – Ась с удовольствием ест и обычную. Постепенно привыкнет к более жесткой пище. А сублимированные продукты ему теперь ни к чему – он же на Земле, а не в космосе.

– Логично, – согласился Архангельский. – Главное, что мы теперь знаем: «помадки» – это еда. Смешно…

– Что тут смешного?

– Я в детстве увлекался фантастикой. У отца была богатая библиотека с разным книжным… э-э-э… дефицитом. В советские времена хорошую приключенческую или фантастическую литературу было просто так не купить. Помните, наверное? Он сам-то ничего не читал, собирал для понтов, многие из партактива так делали. На одной полке – собрание сочинений Ленина и Фейербаха, на другой – Адамов, Вайнеры, Казанцев, Стругацкие. Отец не читал, зато я насладился в полной мере. Там много было книг о будущем. Авторы были уверены, что мы, в двадцать первом веке, все сплошь будем питаться исключительно концентратами. Слопал брикет или таблетку – и доволен. И вот двадцать первый век, а брикетами по-прежнему только космонавты питаются…

Следующим этапом стало освоение слова «чушики». И тоже всё получилось с необычайной легкостью. Поскольку Ась был ограничен в перемещениях, Людмиле Сергеевне пришла в голову идея показывать ему разные объекты на экране. Поэтому она заказала хороший ноутбук с высококонтрастной матрицей, а картинки для обучения «надергала» из Интернета. Принесла ноутбук в оранжерею и для начала вывела на экран всё тот же кактус. Ась наблюдал за ее манипуляциями с восторгом и вдруг заливисто засмеялся.

– Чушики да! Чушики да!

Потом он резко наклонился к ноутбуку и сильно ударил выставленными пальцами по дисплею. Ноутбук упал на землю, экран погас. Это напугало Ася. Он прижался к Людмиле Сергеевне и всё повторял:

– Чушики нет, мама? Чушики нет? Раж нет?

Пришлось его утешать.

– …Я думаю, «чушики» – это устройство отображения информации, – сказала Людмила Сергеевна при следующей встрече с Архангельским. – Типа компьютерного дисплея, но более совершенное.

– Почему тогда «чушики»? – удивился гражданский генерал.

– Называется это устройство, скорее всего, по-другому, но дети имеют склонность называть вещи по-своему. Они экспериментируют с языком, пытаются проникнуть в смысл слов. Неужели вы в детстве никогда не придумывали слова?

– Не помню, – рассеянно отозвался Архангельский. – Скажите, Людмила, а можно каким-то образом узнать подробности? На каких принципах работают «чушики»? Какое… э-э-э… программное обеспечение используется? Последовательность действий в начале работы… Например, если дать вашему пациенту ноутбук, он сумеет на его основе показать, как это делать?

«Он что, издевается? – неприязненно подумала Людмила Сергеевна. – Любитель фантастики!»

– А вы, Михаил, можете прямо сейчас рассказать, как работает современный компьютер? – спросила она вслух. – Из каких элементов состоит? Какое программное обеспечение используется? Ну-ка, ну-ка…

Архангельский замешкался, но потом всё-таки начал объяснять – правда, без свойственного ему апломба:

– Компьютер – это вычислительная машина. Она содержит процессор, память, носители на дисках. Управление элементами осуществляет операционная система Виндоуз…

– Память? – ехидно переспросила Людмила Сергеевна. – Что за память?

– Э-э-э… оперативная. И постоянная. Две памяти, – ляпнул Архангельский.

– И как они работают?

– Э-э-э… двоичная система. Или восьмеричная? Память – это такой кристалл, который… Всё, сдаюсь! – он поднял руки.

– Вот видите, Михаил. Я не сомневаюсь, что вы прекрасно умеете работать на компьютере: пишете отчеты, составляете таблицы и графики, пользуетесь электронной почтой и Интернетом, играете в тетрис. Но как он работает, вы не знаете. Вам и незачем это знать. Думаю, если бы Ась был пилотом космического корабля, то и он не знал бы, как работает компьютер. Но Ась не был даже пилотом. Скажите, хоть раз в фантастике вам попадался вариант, когда к звездам летит человек, страдающий синдромом Дауна?

– Нет, не попадался.

– Что и требовалось доказать!

11.

Если с «помадками» и «чушиками» разобраться удалось довольно быстро, то «вертячки» оказались куда более крепким орешком.

Во избежание повторения истории с ноутбуком Людмила Сергеевна вернулась к тому, с чего начинала – к рисованию. Ась обучался на радость быстро. Через некоторое время он уже детализировал рисунок и пользовался полной палитрой цветов, а не только красным и черным. Скоро Людмила Сергеевна смогла предъявить папку, в которой цвела целая оранжерея: кактусы, пальмы, орхидеи. А вот взгляните на картинки из серии «Мама и я»: мама, разумеется, большая, Ась – маленький, но с огро-омной улыбкой.

Постепенно Людмила Сергеевна начала задавать более сложные темы. Однако решение часто ставило ее в тупик. Например, она рисовала дом, обычный условный домик с треугольной крышей и одним окном, а рядом – себя. Говорила при этом:

– Ась, это я, а это мой дом. Нарисуй себя и свой дом.

Ась старательно копировал картинку.

– Нет, Ась, ты нарисовал меня и мой дом. А я просила, чтобы ты нарисовал Ася и дом Ася.

Ась задумывался, потом рисовал окружность, перечеркивал его горизонтальной линией, а сверху, на дуге окружности, добавлял условную фигурку, которой обозначал себя: палка-палка-огуречик-вот-и-вышел-человечек.

– Что это, Ась? – спрашивала Людмила Сергеевна.

– Это дом Ася, мама, – вполне разумно отвечал мальчик из будущего.

– Но дом выглядит по-другому. У него должна быть крыша, окна. Где у твоего дома крыша?

– Это дом, мама. Ась в доме!

Видя, что Людмила Сергеевна отказывается его понимать, Ась начинал плакать и требовать «вертячки» и «чушики». «Помадки» в такие минуты он больше не просил, поскольку получал сушеные бананы по первому требованию.

Людмила Сергеевна терпеливо восстанавливала порядок и задавала новые наводящие вопросы:

– Твой дом круглый. Ты на нем стоишь. А где ты в нем сидишь? А где ты в нем спишь? Нарисуй.

Но Ась продолжал дублировать одну и ту же картинку: неровная окружность, горизонтальная линия, человечек на дуге.

В конце концов Людмила Сергеевна отчаялась что-либо понять в этом рисунке и переключилась на «раж».

– Ась, нарисуй, пожалуйста, раж.

Мальчик из будущего изображал вытянутые овалы, похожие на сигары и совсем не похожие на рыб. А рядом добавлял «дом» – окружность, перечеркнутую горизонтальной линией.

– Ась, а где здесь ты?

Теперь уже мальчик из будущего отказывался понимать Людмилу Сергеевну.

– Раж, – показывал он на сигары.

– Дом, – показывал он на перечеркнутую окружность.

– Х-м-м, – говорила на это Людмила Сергеевна. – А где здесь ты, Ась?

Всё повторялось. Мальчик из будущего делал новую иллюстрацию из цикла «Ась плюс дом», затем откладывал ее и начинал кропотливую работу над еще одной репродукцией эпического полотна «Раж плюс дом». Людмила Сергеевна начинала сердиться – не столько на Ася, сколько на собственную глупость – что немедленно вызывало у подопечного негативную реакцию и очередное требование выдать в пользование неведомые «вертячки».

Утомленная двумя днями такой безумной игры, Людмила Сергеевна попросила наконец нарисовать ей эти самые «вертячки». Сначала Ась отказался это делать, исчиркав страницу ломаными линиями. Тогда Людмила Сергеевна пошла на хитрость. Она изобразила человечка с собакой, указав:

– Это я, а это моя вертячка.

Ась несколько минут таращился на картинку, потом с таким же удивлением посмотрел на Людмилу Сергеевну:

– Мама, не вертячки. Нет вертячки.

– Это моя вертячка! А как выглядят твои вертячки, я не знаю! Ты хочешь свои вертячки? Нарисуй мне свои вертячки.

После некоторых раздумий Ась всё-таки выдал рисунок, который не был похож ни на что виденное ранее и который озадачил Людмилу Сергеевну еще больше.

В нижнем правом углу листка Ась аккуратно черным карандашом изобразил человечка с маленькими рожками, а всё остальное поле рисунка заняли зеленые путаные спирали – они накладывались друг на друга, перетекали друг в друга без какого-либо смысла или системы.

– Чёрт побери, – пробормотала Людмила Сергеевна. – Ась, это вертячки?

– Да, мама, вертячки, – отозвался Ась шепотом.

В тот день он больше не захотел рисовать.

Людмиле Сергеевне не терпелось обсудить с Архангельским новое открытие, но тот впервые не явился к завтраку. И к следующему тоже. Охрана соблюдала распорядок дня, но на все вопросы либо отвечала уклончиво: «Ждем распоряжений», либо совсем не отвечала. Через неделю Людмила Сергеевна уже готова была бегать по стенам и собиралась потребовать выпустить ее отсюда, а если не выпустят, устроить скандал. Радовал только Ась – он интеллектуально взрослел, фразы строил всё более грамотно, рисовал всё более тщательно, учился аккуратно есть. К проблеме «вертячек» они по обоюдному согласию не возвращались.

В конце концов Архангельский появился – но не утром, как обычно, а вечером. Людмила Сергеевна его не узнала. Прежде всего гражданский генерал побрился – но снял не только бакенбарды, но всю шевелюру целиком. Кроме того, он выглядел обрюзгшим и предельно утомленным, под глазами обозначились мешки. Куда-то подевалась и его самоуверенная улыбка.

– Вот, выполнил обещание, – сказал он вместо приветствия, погладив свой голый череп. – Ась теперь не примет меня за «кыш».

– Что случилось? – в ужасе спросила Людмила Сергеевна.

– Так… проблемы, – ответил Архангельский. – Давай присядем, Людмила.

Они снова расположились в холле жилого блока, и гражданский генерал заказал себе чашку кофе покрепче.

– События ускоряются, – сообщил Архангельский, когда охранник ушел на кухню. – Американцы собираются снять корабль Ася с орбиты. Готовят к старту… э-э-э… шаттл «Атлантис». Внеочередная миссия. Якобы для ремонта телескопа «Хаббл». На самом деле они собираются подойти к кораблю, смонтировать на нем тормозные двигатели и парашютный блок. И сбросить на Землю в заранее рассчитанную точку. Запуск «Атлантиса» после новогодних праздников. Честно говоря, мы рассчитывали, что у них не хватит пороху. Хватило.

– И что это значит?

– Это значит, что и здесь мы упускаем стратегическое преимущество. У них будет корабль из будущего. У них будет технология из будущего. Возможно, у них будет оружие из будущего. А что у нас? Пустая капсула и Ась. Больше ничего. Мы даже не сумели получить хоть какую-то информацию из будущего. «Вертячки», «помадки», «чушики». Премьер, поверишь ли, смеялся, когда увидел мой отчет. А потом стало не до смеха…

У Архангельского был такой потерянный вид, что Людмиле Сергеевне захотелось его хоть чем-то утешить. Тут она сообразила чем и, сказав: «Минутку», сбегала к себе в комнату. Вернулась с последним загадочным рисунком Ася, протянула.

– Что это? – спросил гражданский генерал, разглядывая спирали и маленького бесхвостого чертенка в углу.

– Пока не понимаю, – призналась Людмила Сергеевна. – Но именно так Ась изобразил «вертячки».

Архангельский глубоко задумался, потом губы его тронула улыбка.

– Люда, а ведь я знаю, что такое «вертячки»!

12.

Его заявление грянуло, как гром с ясного неба.

– Вы?.. Как?..

– Присядь, – предложил Архангельский. – В двух словах не объяснишь.

Людмила Сергеевна выполнила его просьбу.

– Помнишь, я тебе рассказывал о том, что существует несколько гипотез, объясняющих все странности нашей ситуации? Помнишь? Хорошо. Мы, конечно, могли бы обратиться за консультацией по этому вопросу к ведущим… э-э-э… футурологам, к физикам или иным специалистам. В наших силах было оплатить даже нобелевских лауреатов. Но это неизбежно выдало бы нашу активность в определенном направлении. А заинтересованные лица умеют складывать один плюс один. Сегодня даже электронной почте нельзя доверять, чего уж говорить о людях, которые бОльшую часть времени проводят в зарубежных поездках. Поэтому я предложил другой путь. Более оригинальный и гораздо менее затратный, – Архангельский сделал эффектную паузу; всё-таки даже в самом плохом расположении духа он не упускал возможность покрасоваться перед собеседником. – Мы объявили сетевой литературный конкурс. Там много таких конкурсов постоянно проводится, чуть ли не каждую неделю, наш не должен был привлечь внимание. Авторам было предложено написать научно-фантастический рассказ о мальчике из будущего, который попадает в наше время, но по каким-то причинам не может рассказать о своем мире. Кроме того, мы ввели еще одно допущение: мальчик одет в костюм, который изготовлен в будущем, а значит, обладает необычными свойствами. Авторы должны были показать это будущее читателям через мальчика и его костюм.

– Костюм? – переспросила Людмила Сергеевна. – Какой костюм?

Архангельский отмахнулся от вопроса и продолжил:

– В качестве призов посулили публикации в уважаемых журналах, три ноутбука и полностью оплаченную поездку в Эквадор на двоих. За месяц пришло четыре сотни рассказов. Это, кстати, не рекорд. Мне как инициатору затеи пришлось всё прочитать, – гражданский генерал криво усмехнулся. – Знаешь, когда-то я любил фантастику. Но это было… это было… чудовищно! Теперь я не уверен, что когда-нибудь снова смогу ее читать. Тем не менее несколько дельных идей всё же обнаружил. Одна из них меня особенно задела. Потому что автор объяснил всё. Ну или почти всё. Оказывается, существует модная в узких кругах теория… э-э-э… технологической сингулярности…

– Что?

– Да, именно так. Технологическая сингулярность. Речь идет о том, что эволюция и прогресс непрерывно ускоряются. Скажем, на то, чтобы одноклеточные организмы стали многоклеточными, ушло два миллиарда лет. А на то, чтобы многоклеточные организмы выбрались из океана на сушу и завоевали ее, ушло всего триста миллионов лет… э-э-э… палеозойская эра. Позднее появился разум, и теперь эволюция понеслась вскачь. Нашему виду всего лишь около трех миллионов лет, но мы уже влияем на погоду, меняем очертания континентов, летаем в космос. А главное – мы запустили искусственную эволюцию, создав компьютеры и сети. И там тоже идет ускоряющийся процесс, который скоро завершится моментом сингулярности.

– Я этого не понимаю…

– Попытаюсь на пальцах. Если отложить периоды земной эволюции на графике от одного революционного скачка до другого, то получится функция, которая в двадцать первом веке стремится к бесконечности. Мы находимся на пороге нового революционного скачка, качественного перехода, сопоставимого по значимости с превращением одноклеточных существ в многоклеточные.

– Чем это грозит?

– Никто не знает. Возможно, новые революционные технологии сделают нас бессмертными. Возможно, убьют, и на наших костях появится какой-то новый вид… э-э-э… разумных существ. Одноклеточные не способны предсказать, как будет выглядеть мир многоклеточных. Но наш автор попытался. В фантастическом рассказе он уверял, что произойдет слияние биосферы и техносферы. Человек станет частью машины, а машина – частью человека. Это, конечно, будут костыли, но мы давно пользуемся костылями: автомобили, компьютеры, мобильники… Костыли будущего позволят нам окончательно расслабиться и получать удовольствие – всё неприятное, утомительное, скучное они возьмут на себя. И в этих условиях человечество неизбежно деградирует, ведь к развитию нас подталкивает именно дискомфорт. В том рассказе мальчик из будущего не умеет ни читать, ни писать, он даже изъясняется с трудом. А вот его костюм вполне готов к контакту… Практически наш случай…

– Какой костюм?! – повторила свой вопрос Людмила Сергеевна.

– Люда, ты же умная женщина. Неужели ты думаешь, что Ась сидел в спускаемом аппарате голым?

Людмила Сергеевна вспыхнула:

– Значит… вы мне лгали? Лгали всё это время? Есть костюм!

– Не лгал, – мягко сказал Архангельский. – Просто не донес некоторую часть… э-э-э… информации. Она могла помешать расследованию.

– Как она могла помешать?!

Архангельский пожал плечами.

– Ясно, – сказала Людмила Сергеевна. – И при чем тут «вертячки»?

Гражданский генерал показал ей листок с рисунком Ася, заложив пальцем маленького чертенка:

– Здесь Ась изобразил свой костюм.

13.

Потом они еще долго спорили.

Когда шок миновал, Людмила Сергеевна начала соображать и сразу попыталась высмеять гипотезу Архангельского. Дескать, совсем спецслужбы до маразма дошли – верят сетевым фантастам! Но гражданского генерала было не пронять.

Тогда она потребовала показать ей костюм.

– Или он у вас там же, где спускаемый аппарат?

– Нет, он здесь. Точнее, не совсем здесь, а поблизости.

– Тогда идем!

Архангельский остался на диване.

– Видишь ли, Люда, у нас разные уровни допуска. Я в лабораторию костюма пройти могу, а ты, к сожалению, нет.

– Не морочьте мне голову! Вы здесь главный или кто?

– Надо мной есть и поглавнее.

– Понятно. Как он выглядит?

– Кто?

– Костюм, чёрт возьми!

– Ну как тебе сказать? Комбинезон с капюшоном. Ткань очень легкая и мягкая, не мнется. По цвету… э-э-э… металл с золотистым отливом. На заднице – клапан, как на некоторых детских комбинезонах. Костюм довольно тщательно изучают. Спецы его резали и жгли всякими химикатами, но волокна через некоторое время самостоятельно восстанавливаются. В общем, продукт технологий, до которых нам далеко… А на капюшоне у него рожки… Да, именно так. Два правильных конуса из очень твердого материала с кристаллической структурой.

– Есть гипотезы, что это такое?

– Есть. Возможно, это нечто вроде усилителя интеллектуальных способностей. То есть когда Ась надевает костюм, он становится нормальным человеком. Костыли для дауна.

– Какая ересь! Ась практически нормален. Если бы ему дали инклюзивное образование, он был бы не хуже нас с вами. Он и сейчас очень быстро учится. Зачем ему костыли?

– Я не могу отвечать за людей будущего. Может, они ничего не знают об этом… э-э-э… как ты сказала?..

– Ин-клю-зив-ное образование.

– Да! Возможно, они ничего не знают о нем. Или отказались по каким-то причинам.

– Еще бОльшая ересь!

Архангельский развел руками:

– Всё, что могу.

– Вы пробовали надевать костюм на Ася? – Людмила Сергеевна сменила тему.

– Нет.

– Почему?

– Наверху сочли, что это преждевременно. Да и просто опасно.

– В чем вы видите опасность?

– А что, если Ась поведет себя агрессивно, когда станет самим собой? Что, если он использует какие-то нам неведомые приемы или… э-э-э… оружие? Что, если он вырвется на свободу? Вы смотрели фильм «Хищник»?

– Тоже, небось, фантастика? Нет, не смотрела. По-моему, это паранойя в чистом виде! Какие еще эксперименты вы проделывали с костюмом?

Архангельский не ответил, пряча глаза.

– Я слушаю! – настойчиво напомнила о себе Людмила Сергеевна. – Какие еще эксперименты проводились с костюмом?

– Мы надевали его на одного из наших… э-э-э… сотрудников. И не надо на меня так смотреть! Я не Берия! Он вызвался добровольно. Молодой ученый. Отчаянный. Он выжил!

– Понятно. Как это выглядело?

– Очень буднично выглядело. Надел и сразу упал. Не орал, не бился. Медики бросились. Зафиксировали потерю сознания. Привели в себя. Потом обнаружилось, что у него частичная амнезия: один год из своей жизни помнит, другой не помнит. Эксперты написали в заключении, что костюм имеет индивидуальную настройку. И решили больше не рисковать.

– И всё-таки надо попробовать! – Людмила Сергеевна почти умоляла. – Мы должны дать Асю шанс. Он просит об этом постоянно. К тому же, вам нужна информация о будущем, разве нет?

– Я не могу принимать решения подобного уровня, – отрезал Архангельский.

– А как же «Атлантис»? Американцы летят к кораблю, получают стратегическое преимущество – ваши слова? – а вы сидите тут на задницах, как последние… трусы! Что за мужики пошли? Боитесь мальчика? Чертовски умно!

Архангельский снова помрачнел.

– Я поговорю с руководством, – пообещал он.

На переговоры гражданский генерал потратил три месяца.

14.

Архангельский пришел перед обедом и с цветами.

– Прошу, – сказал он, протягивая букет.

Людмила Сергеевна изумилась:

– С чего бы?

– Позволь поздравить тебя, Люда, с днем рождения. Я очень рад, что судьба свела меня с такой замечательной, красивой и умной женщиной… Ну и всё такое.

– Чёрт! – спохватилась Людмила Сергеевна. – А какое сегодня число?

– Пятое декабря. Суббота. По-моему, прекрасный день!

– Засиделась я в вашей тюрьме. С календаря сбилась. Не всякому уголовнику, между прочим, такой срок дают.

– У нас есть замечательный повод выбраться из этих мрачных стен, – объявил Архангельский. – Предлагаю отметить событие в ресторане. Ты не против?

– Михаил! Ты приглашаешь меня на свидание?

– Можно и так сказать. Я, кстати, в разводе, причем давно.

– Ну вот и познакомились, – сострила Людмила Сергеевна.

Оставив Архангельского дожидаться в холле, она вошла к себе в комнату. И только тут заметила, как ее трясет от волнения. А ведь еще несколько минут назад была совершенно спокойна и ни о чем таком не думала.

Всё познается в сравнении, моя дорогая! Как мало, оказывается, нужно человеку для счастья: букет цветов, немного внимания, немного свободы.

Открыв стенной шкаф, Людмила Сергеевна изучила содержимое и вздохнула. Надеть было решительно нечего! Ладно, джинсовый костюм он и в Африке – джинсовый костюм. В конце концов, у нас даже олигархи не брезгуют по ресторанам в джинсе ходить, а мы чем хуже?! Нет, мы даже лучше!

А бельё? Чёрт! Белья нормального совсем нет! То, что здесь выдавали в комплекте с медицинскими халатами, и носить-то стыдно! А из того, что она взяла с собой в малом дорожном наборе, остался купальник. Ладно, на бюстгальтер забьем, а трусики выглядят вполне приемлемо, некоторым даже нравится такой фасон.

Людмила Сергеевна переоделась. В качестве украшения – тонкая цепочка на шею и пара стареньких, но верных сережек. Полюбовалась на отражение в зеркале. И снова тяжко вздохнула. Выглядишь ты, как швабра! За собой всё же надо иногда присматривать. Волосы ни к чёрту не годятся. Завяжу-ка я их в хвост, всяко лучше будет…

Теперь косметичка. Немного крема и пудры на это изможденное лицо. Теперь тени, тушь, верхние ресницы, нижние ресницы. Тяжела ты, женская доля… Всё на скорую руку, а что делать?.. Теперь губы. Помада уже старая, а где здесь новую возьмешь? Людмила Сергеевна на секунду остановилась, соображая, как лучше: с контуром или без. Решила, что без контура – иначе косметика будет слишком явной, а этого не хотелось бы… Критически посмотрела на ногти. Лак давно слез – с тех пор, как она переселилась в исследовательский комплекс. Не стала восстанавливать, чтобы яркие капли на пальцах не привлекали внимания Ася. В косметичке запас лака наличествовал, но сейчас у Людмилы Сергеевны не было ни времени, ни желания делать маникюр: ходить потом и махать растопыренными когтями, как последняя дура, а завтра опять к Асю – большой ли в этом смысл?.. Теперь духи, по капле – на шею и на запястья… Итог? Не Мерлин Монро, конечно, но мы и не претендуем…