Текст книги "Инициация Вики"

История 8, исключительно мрачная и неприятная, в которой московский гость Антон Зверский пытается понять таинственного преступника, глядя в глаза его жертвам на фотографиях, а потом едет со Шкатовым на место очередного преступления. И если вы не готовы делать это вместе с ним, может быть, вам стоит пропустить эту историю, ведь дальше будет еще много всего интересного. Прочитайте только ее конец, чтобы понять сложные перипетии отношений витчхантеров из двух столиц

Город ждал Новый год и обстоятельно к нему готовился. Создавал настроение. Покрылся снегом, когда его изможденные чахлые жители уже и перестали ждать, надеяться и верить в настоящую снежную зиму. Где это видано, чтобы в начале декабря в лесу росли лисички и набухли почки на деревьях? Горожане коллективно молились в интернете, писали стихи про снег, и погода смилостивилась над ними. Приободренный своими белыми одеждами город призывно зажег разноцветные лампочки на городских елках, а все прочие деревья засверкали белым электричеством светодиодных трубок. Улицы тоже стильно осветились в темноте, увешанные горящими гирляндами, включенными в предпраздничное светопреставление. Петербуржцы, как ночные мотыльки, увидев яркие лампочки, среагировали на их свет, вылетели на центральные улицы и помчались за подарками для друзей и близких.

А вот у следователя Антона Зверского настроение было отнюдь не праздничным. Антон не любил город на Неве: слишком холодный, сырой и ветреный для его южной души. Он и Москву, в которой ему приходилось жить и работать, не сильно жаловал, но там уже деваться было некуда. Работа есть работа. Без нее следователь Зверский свою жизнь не представлял. Работа была непыльная, потому что витчхантерские ордены, которые он курировал на государственном уровне по всей стране, очень старались оставить его без дела. Им совсем не хотелось, чтобы из Москвы присылали Антона Зверского решать их проблемы и исправлять их ошибки. Его глубоко засекреченный, тайный тринадцатый отдел по борьбе с метафизической преступностью подчинялся напрямую министру внутренних дел, о чем министр, возможно, и не догадывался. Но кому надо, тот знает. А меньше знаешь, лучше спишь. Зверский знал слишком много, иногда и сам поражаясь объему информации, живущей в его лысой голове. Поэтому спал он очень плохо. Пара часов днем после сытного обеда, вот и весь сон. От такого неполезного режима дня здоровье полковника к официальным сорока годам изрядно подкосилось, к тому же его ужасно разнесло от «зверского» аппетита. Как любил говаривать сам полковник, он неминуемо приближался к идеальной форме – форме шара. Однако добрее от этого не становился и вполне оправдывал свою фамилию и прозвище. Силы Зверский был немереной, несмотря на тучность, по-прежнему резок и скор на коротких дистанциях, а испорченную свою фигуру оправдывал достаточно оригинально:

– Мозг, как известно, практически целиком состоит из жировой ткани. Так вот, я теперь сплошь мозг и мыслю всем телом.

А уж мыслить беспокойному полковнику Антону Зверскому было о чем. В отличие от Шкатова, его нисколько не волновали какие-то ряженые зомби или жертвы вампиров. С этим полицейский Шкатов и некромант Авессалом разберутся сами. Вполне возможно, что это орудует банда подражателей, обсмотревшаяся вампирских и зомби-сериалов. Уж больно все красиво и витиевато. Если это простые смертные балуются, то это точно не к нему. Ну а если неофиты, пусть Авессалом за своими хозяевами подчищает. Зверского сейчас беспокоили одни лишь только ритуальные убийства ведьм. Что они ритуальные, у него сомнений не было. Ведьмы и раньше периодически становились персонажами криминальной хроники, но чтобы их убивали с таким размахом и злобой, он давно не помнил. Чай, Петербург не Салем и век не девятнадцатый. Тут точно были замешаны посвященные, без колдовства не обошлось, в этом Антон был уверен. Другой вопрос – зачем? Искать, как всегда, того, кому это выгодно, – самое банальное, что можно было сделать, и в этом он моментально преуспел. Выгодно это было только ордену Уробороса. Ответ был настолько очевиден и прост, что никак не устраивал мыслящего всем телом следователя. Поэтому он очень обрадовался накануне вечером, когда Шкатов сообщил ему об отъезде Марии и Германа и о том, что их дочь остается здесь.

– В качестве заложника? – бесцеремонно спросил Зверь.

– В качестве нашего помощника. – Шкатов совершенно не понимал и не принимал циничного юмора московского начальника.

– Ну, помощники мне как раз не нужны, – ответил Зверь, – я бы и тебя, капитан, слил. Ну да ладно, будь. Должен же кто-то меня веселить.

Всю прошедшую ночь Зверский веселил себя сам. Он раз за разом прокручивал подробности убийств четырех питерских ведьм, пытаясь представить себе их убийцу, нарисовать его или ее портрет, почуять следы. На стене в кабинете, который ему предоставил Шкатов, висела огромная доска типа классной, только мягкая. К ней кнопками были пришпилены фотографии несчастных ведьм в жизни и того, что от них осталось после нападения убийцы. Живые ведьмы с укором смотрели на Зверя. Мертвым смотреть было нечем. А он в тысячный раз пытался высмотреть на фотографиях то, что мог упустить. Все они были молодые и красивые. Возраст от восемнадцати до двадцати пяти. Незамужние, одинокие. Никто, кроме членов их семей и орденов, никогда и подумать бы не мог, что общается с ведьмой. Убийца сделал все возможное, чтобы об этом узнали все.

Первая жертва, ведьма Василиса из ордена Ариев, была спортсменкой-пловчихой, чемпионкой города по плаванию на спине на длинные дистанции. Считалась перспективной спортсменкой. И в ордене Розенкрейцеров тоже была на хорошем счету. Карл Иванович Розен дал ей идеальную характеристику. Прошла три уровня посвящения. Характер нордический. Зверский хмыкнул. Грех смеяться над покойниками, но удержать себя ему не удавалось. Слишком тяжелая, запредельно мрачная работа сделала его циником, иначе он бы давно упокоился сам. Сердце-то у него в груди хоть и зверское, но не железное. Так вот, Василису убийца утопил в ее же собственной ванне. Девушка была одета в спортивный купальник и шапочку. Руки у нее за спиной были привязаны к ногам. На зеркале помадой жертвы преступник написал печатными буквами: «Утонула – значит, не ведьма!» Глаза Василисы шутник забрал с собой. Криминалисты из непосвященных, коллеги Шкатова, которые не обнаружили ни в ванной, ни в квартире никаких следов ни злодея, ни борьбы, ни взлома, квалифицировали это преступление как убийство на почве ревности. По совокупности увиденного они решили, что жертва с убийцей была знакома и она сама пустила его к себе домой, а глаза он после убийства забрал себе на память. Зверский знал, что они ошиблись. Если бы Антон мог заглянуть в глаза Василисе, он бы увидел убийцу, и тому явно это было известно. Поэтому версия про ревнивого любовника отпадала. Тут действовал хладнокровный серийный маньяк из посвященных. Как минимум, из колдунов. А может, и из Древних.

Следующей убили медсестру Ирену из ордена Ариев. Прямо в больнице на дежурстве. Ее нашли в морге, пришпиленной к столу через сердце шприцем с огромной иглой для взятия пункций. Глаза отсутствовали. На полу убийца написал ее кровью: «У тебя есть сердце – ты не ведьма». В больнице была пропускная система, и никто посторонний туда попасть не мог. Тем более в морг. Однако их маньяк, похоже, мог попасть куда угодно. И это еще раз убеждало Зверского в его колдовской сущности. Возможно, он был знаком со всеми жертвами, они не боялись его и подпускали к себе.

Третьей жертвой стала учительница химии Кларисса из ордена Ариев. Когда она погибла, школьники, от которых скрыли ужасную правду, целый день веселились, потому что «химера» отличалась исключительной строгостью, как, впрочем, и красотой, которой, однако, никому уже не пришлось насладиться. Клариссу хоронили в закрытом гробу. Сторож услышал ночью подозрительный шум и нашел ее еще живую в школьной лаборатории. Она лежала ничком на полу, а вокруг все шипело, взрывалось и пенилось, по словам сторожа. Он перевернул Клариссу и сразу упал рядом с ней без сознания. Зрелище и правда было страшное. Серная кислота сделала свое мерзкое дело. Даже Зверь старался не смотреть на эту фотографию. На классной доске кабинета химии, к которому примыкала лаборатория, маньяк написал: «Химия – не алхимия. Ты не ведьма!» Камеры слежения у входа школы не зафиксировали накануне ни одного подозрительного посетителя. Опять никаких следов и зацепок. После этого убийства Зверского и отправили в Петербург в помощь коллегам. Впрочем, коллега у него тут был один – Шкатов. Остальные, к счастью для них, ни слухом ни духом ни о каких посвященных, древних и первородных не ведали. Шкатов сразу Зверю не понравился: слишком лощеный, гипермужественный, этакий супермен из американского сериала про полицию. А на самом деле штатный ассасин витчхантерского змеиного ордена. Хотя и временно распущенного, но это дела не меняет. Ведь он теперь работает на все остальные ордены. Так что должен из кожи своей змеиной лезть, стараться, чтобы его из Москвы не дергали. Развели бездельников, а потом удивляются, что у них ведьм под носом убивают.

– Значит, ты на всех местах преступлений был первым, капитан, и ничего интересного не учуял? – первым делом спросил Зверский Шкатова.

– Ничего и никого, – мрачно ответил Шкатов.

– А ведь ты их всех наверняка знал, Шкатов, – строго взглянул на капитана Зверь. – Может, это ты их того, а? Ты же у нас знатный витчхантер и штатный ассасин.

– Ну, вот вы все и раскрыли, товарищ полковник. Прямо за минуту. А я не верил в вас. Поздравляю, – изобразил Шкатов на лице голливудскую улыбку.

Но это была их последняя пикировка. Такого отношения к себе Зверский потерпеть не мог.

– Ты, Шкатов, заруби у себя на носу. Я тебя подкалывать могу. А ты меня нет. Соблюдай дистанцию, и чтобы никакого амикошонства. У меня, Шкатов, чувства юмора нет. Я сразу обижаюсь. А когда я обижаюсь, ты можешь увидеть мое истинное лицо. Оно тебе надо? В общем, ты понял. Не буди во мне зверя.

– Понял, товарищ полковник. Разрешите идти искать убийцу?

– Уже поискали. Три мертвые ведьмы за неделю. Давай ко мне вашего дуролома Авессалома.

Авессалом Зверю не понравился. Типичное пресмыкающееся. Слуга отребья Древних. Зверь тоже служил, но чувства достоинства никогда не терял. А этот старик со стеклянным глазом сразу начал лебезить, петь ему осанну, мяса ему притащил сырого целый пакет.

– Это взятка, чтобы я тебя сразу не съел, Авессалом? Маловато будет, – мрачно пошутил Антон. – Десять лет, пока здесь Уроборос хозяйничал, меня в ваше болото не дергали. Ты во всем виноват и ответишь за это.

Оправданий у Авессалома не было, внятных идей о том, что творится, – тоже. Он был страшно напуган. И нес очевидное:

– Это провокация! Явная провокация. Кто-то хочет настроить ведьм города против меня. А может, и против Древних. Кто-то обиженный.

– А обиженный у нас – Уроборос? Да, Шкатов?

– Мы бережем честь ордена и никогда не опустимся…

– Да брось ты, Шкатов. Я и не такое видел. Только здесь, похоже, игра поинтересней, чем грызня за место у штурвала. Авессалом, ты – Верховный колдун, и витчхантеры города на тебе. Чтобы завтра у меня здесь был убийца, а в городе тишь да гладь. И Древних при мне больше не поминай. У тебя и так глаз всего один.

Но назавтра они получили еще одну мертвую ведьму. Пройдя за оцепление, Зверь со Шкатовым внимательно осмотрели (а Антон еще и обнюхал) упавшую с крыши на черную «Тойоту» лишенную глаз летунью из ордена Розенкрейцеров. Ничего. Пустые глазницы Татьяны Костровой вели в совершенно пустой мозг со стертой памятью. Ничего, кроме запаха страха и обреченности, у работницы банка и посвященной второй степени с правом на колдовство в голове не осталось. Тогда Шкатов и предложил первый раз задействовать Вики в расследовании.

– Она очень сильная, – сказал капитан.

– Настолько сильная, что развалила твой орден, Шкатов? Хочешь, чтобы она еще и мою репутацию развалила? «Ведьма на троне – миру конец», да, Шкатов?

– Не понял, товарищ полковник.

Вроде и правда не понял. В глаза ассасину смотреть совершенно бесполезно. Их учеба начиналась с умения ставить барьер чужим взглядам. Зверь хорошо это помнил.

А сейчас Зверь пытался разглядеть хоть что-то в глазницах, висящих на доске фотографий.

– Я найду этого гада во что бы то ни стало, – пообещал Зверский мертвым ведьмам и, видимо, для того, чтобы его обещание не показалось пустыми словами, достал из кобуры золотой пистолет и потряс им в воздухе.

Золотой пистолет с золотыми пулями. Это было не обычное золото – тяжелое и мягкое, – а колдовское – алхимическое, при одной мысли о котором даже у Древних отморозков сводило тестикулы от страха.

У Зверского в кармане завибрировал телефон. В шесть утра. Это мог быть только Шкатов.

– У нас очередная ведьма. Приезжайте, товарищ полковник. Вам понравится.

Шкатов ждал его на Невском проспекте у Гостиного Двора. Вход в метро был оцеплен полицейскими. Издалека заприметив на месте встречи городскую елку, Зверь почуял неладное. Нюх его никогда не обманывал. На гигантской искусственной ели, горящей цветными гирляндами, среди здоровенных зайчиков и сердечек висело чужеродное украшение, от вида которого сердце Зверя забилось в полтора раза быстрее. Там, в самом сердце города, на новогодней ели, примотанная общей гирляндой, висела очередная жертва их маньяка, как наглядное свидетельство их беспомощности перед ним. Зверь видел ее очертания через брезент, который полицейские накинули сверху. Рядом с елью стояла спецтехника, на которой мерзли полицейские в ожидании Зверя. Он махнул им, и они откинули брезент. Страшная елочная игрушка сидела в белой ночной рубашке на кресле, руки и ноги к которому убийца примотал веревкой. В пустых глазницах мертвой ведьмы весело мигали лампочки гирлянды.

– Разрешите снять тело? – нарисовался перед Зверем щеголь Шкатов, раздражающе пахнув на него бодростью и свежесваренным кофе.

– Идиот, – сквозь зубы процедил Зверь, – надо было ее сразу снять. Чего вы тут цирк устроили.

Ее сейчас уже сто прохожих в адов инстаграм выложили.

Шкатов, словно не слыша Зверя, дал отмашку ребятам, и они, снова накинув брезент, стали аккуратно спускать вниз кресло с трупом.

– Это я ее нашел. Ну, то есть мне позвонили из участка. Как он ее туда повесил, не понимаю. Здесь же все время люди ходят. – К Шкатову и Зверю подбежал худой красноносый лейтенант полиции. – Его наверняка кто-нибудь заснял и выложит. Походу, их целая банда. И без крана тут им было не обойтись. Вон сколько мои возятся, снимают. Теперь мы их точно возьмем. Да, товарищ полковник?

Зверь молча отвернулся от него. А Шкатов ответил за него:

– Сидоров, шел бы ты обратно.

– Я ж это, подбодрить вас хотел, – наивно улыбнулся лейтенант Сидоров.

– Холодно-то как в вашем Заполярье, – пробурчал Зверь Шкатову, словно не замечая надоедливого лейтенанта и ежась от холода.

Лейтенант, осознав, что он тут некстати, резво убежал руководить процессом к елке.

– Опознавать надо девчонку, Шкатов.

– Я уже вызвал Авессалома. Чтоб все по протоколу было.

– К черту Авессалома. Не хочу его видеть. Боюсь, не сдержусь, сожру этого старого козла. Нарушу всю диету, – прервал Шкатова Зверь.

Таким злым капитан его еще не видел.

– Ладно. Обойдемся без Авессалома. Я ее знаю. Это наша ведьма, уроборосовская. Ольга Шварц. Работала в строительной фирме менеджером. Отличная была витчхантерша, образцово-показательная. И постоять за себя могла.

– Вот как, Шкатов? Стоило тебе сходить в башню Уробороса, как ночью убивают вашу ведьму. Какой «подарок» Авессалому.

– Она пропала еще позавчера. Мне звонил ее парень. Но была надежда, что все не так плохо. Мы ее искали.

– Надежда? Это пятый труп за девять дней. Вы – стая дебилов, а не витчхантеры. В вашем болоте через день убивают ведьм, а у них надежда, понимаешь ли. – Круглое безволосое лицо Зверя побагровело, маленькие глаза налились кровью, он рычал. – Чтобы сегодня ты, Шкатов, лично обошел всех ведьм города и оповестил их об опасности. Пусть чертят круги, ставят защиты, заговариваются, не вылезают из нор, но я не хочу больше видеть их трупы. Понял меня, сынок? Головой мне ответишь. У башни ставь охрану. И Авессалом свой пикет пусть там ставит. Ты у них прослушку поставил, как я просил?

– Поставил, товарищ полковник. Только Мария и Герман уже в аэропорту.

– Помню. Но теперь я буду круглосуточно слушать твою гениальную Вики. Лично буду ее слушать. Машину с прослушкой рядом с башней поставь, и пусть все пишут. – Зверь начал успокаиваться. – Послание нашли?

– Да. Ольга держала в руках плакат: «С новой ведьмой! С новым гадом, Петербург!»

– Это он нам с тобой пишет, Шкатов. Вся эта театральщина, спектакль этот, для нас. И чтобы Древних достать. Показательная казнь, чтобы все боялись. А те, кому есть чего бояться, боялись вдвойне. И еще преступник точно знает, что ты вчера был в башне, Шкатов.

У Шкатова запищала рация.

– Товарищ капитан! – услышали через треск и помехи Шкатов и Зверь. – Тут опять синий жмурик на остановке на Староневском. Его туда же везти?

Шкатов скривился, как от зубной боли.

– Туда же. Я подъеду через час.

Зверь иронично посмотрел на капитана:

– Не позавидуешь тебе. Авессалом-то, похоже, совсем на город забил. Один ты его теперь держишь. Ты же мне обещал, что эту лавочку прикроешь в два счета, Шкатов! Днем бы всю эту «камарилью» и замочил бы, пока они спят. А Авессалом пусть перед Древними отвечает.

– Спасибо за совет, товарищ полковник. Я разберусь. – Шкатов развернулся на каблуках и двинулся в сторону своей машины, хрустя свежевыпавшим снежком.

Капитану очень сильно хотелось спать. Но про это придется забыть до следующей ночи. Сейчас одинокий волк заедет домой, примет душ и снова проведет весь день в бегах. Через час он должен быть в Тринадцатой больнице, где у ордена работают свои люди в администрации и самое главное – в морге. Туда свозят несчастных жертв вампиров. Все они проходят у Шкатова по секретному делу государственной важности как жертвы нового страшного вируса. Несчастным родственникам их выдают в запаянных гробах без права вскрывать их, так как они подвергнут опасности всех вокруг, и заставляют подписывать соответствующие бумаги. Правда, вскрыть их архисложно, а если кто-то все же умудрится – внутри его будет ждать пустота. Пока эта уловка работала безотказно. Но больше покрывать Авессалома Шкатов не будет. Пусть выкручивается сам. Тем более что дни старика сочтены. Зверь очень зол на него. Да и многие Древние терпеть не могут выскочек-неофитов, которым за злато служит корыстолюбивый Авессалом.

Заходя в свою холостяцкую квартиру, Шкатов с порога почуял затхлый запах Верховного колдуна.

– Легок на помине, Авессалом! С повинной пожаловал?

Старик вальяжно развалился в икеевском кресле за кухонным столом Шкатова, не снимая тяжелой собольей шубы. Рядом с ним, словно у себя дома, хлопотала волоокая цыганка Карма, наливая ему кофе из любимой турки капитана.

– Все шутишь, ассасин? Молодец! Я бы на твоем месте плакал. – Авессалом отхлебнул кофе и подмигнул Шкатову живым глазом. – Ты предупредил своих бывших начальников? Мы знаем. Напрасно, как видишь. После сегодняшней елки Уроборосу не возродиться. Свою решили убрать для отвода глаз! Негодяи! Но ты свою шкуру еще можешь спасти. И даже быть принятым в действующий орден. Если найдешь, кто убивает ведьм. И если отдашь его нам раньше, чем до него доберется Зверь. Иначе он нас всех погубит. Всех!

– Значит, ты не веришь, что это проделки Германа и Марии? – Шкатов подсел к столу, и Карма тут же налила кофе и ему, продолжая почтительно стоять в стороне.

– Кишка у них тонка, – хмыкнул Авессалом. – Я бы на их месте, может, и позволил себе такое. Но они – трусы и тюфяки. Вот Любовь Поликарповна – она может. Но зачем ей? Тут много вопросов. И еще эта Вики – темная лошадка. Работай, Шкатов!

– Я-то работаю. Вот сейчас поеду очередного синего жмура принимать. – Шкатов отодвинул чашку и скрестил руки на груди. – В последний раз поеду, Авессалом. Твои подопечные слишком расшалились. Мне плевать, чьи там они дети и кто за ними стоит. Я больше за ними подчищать не буду. И за тобой тоже. Угомони их, как обещал. А не то я угомоню. Я их вампирятник в «Дозарях» мигом прикрою.

– Вот черти! – наигранно расстроился Авессалом. – Обещали же мне еще вчера свалить в Румынию. Я с ними вопрос решу. Не волнуйся. Ты за нас за всех волнуйся, Шкатов. Не нравится мне эта история с мертвыми ведьмами. Кто-то с нами играет по-крупному. Пугает нас, провоцирует, а может, и не только нас!