Текст книги "Сплетение песен и чувств"

Что-то есть в августовских ночах такое, чего лишены и знаменитые белые ночи, и сентябрьские, наполненные сыростью и дымкой. Артём лежал на пологой крыше пристройки, покрытой рубероидом. Внизу под ним гудел цех, а над головой поблескивали звезды, и было полнейшее спокойствие. Вкус мороженого казался Артёму каким-то особенным. Щербет, пролежав сутки в камере, не спешил таять.

Артём сделал музыку погромче. Было три часа ночи. По радио передавали сплошь спокойные, медленные треки. Артём представлял, как ведущие, зевая, нажимают ту или иную кнопку. Нарисовав своим воображением картину, Артём засмеялся, но тут же замолчал и, привстав, вынул наушник из правого уха. Ему показалось, что смеялся он слишком громко и укладчицы на линии через открытую дверь должны были его слышать.

Мороженое слегка похрустывало и было безумно холодным. Артём согревал его в руках и потихоньку ел. Изредка попадались маленькие косточки от черной смородины. Среди всех станций Артём выбрал ту, где музыка была, по крайней мере, веселее, чем на других; к песням он особо не прислушивался, но все же одна заставила его улыбнуться.

«Лишь одну преграду взять не могу, но из-за нее мы ходим по кругу. Убей мою подругу! – Артём повторил про себя слова. – Слышал уже пару раз эту песню, но чего-то и не задумывался, что они такое поют». Мороженое в тубе, которую Артём держал в руках, стало мягким, он с удовольствием набил им рот и положил пустую тубу рядом с собой.

«Интересно, как все-таки придумывают эти песни, – Артёму показалось, что звезды на небе не просто горят, а слегка подмигивают. Шея затекла, он подложил под голову руку. – Не верю, чтобы это все было из жизни, просто не верю. Как кто-то может попросить убить подругу ради того, чтоб провести ночь с кем-то, всего одну ночь? Фантазией, короче говоря, не блещут».

Через приоткрытую дверь в цех до Артёма начал доноситься запах аммиака.

«Неужели Жанна снова колдует над вентилем?», – спросил он сам у себя. Но запах почти сразу исчез и вопрос отпал сам собой.

Не каждому в жизни дается почувствовать свободу. Вернее, дается-то каждому, но сделать нужные выводы из своих ощущений может не всякий. Артём же старался оценить и запомнить каждое мгновение. Над ним не стояли сейчас родители, оставшиеся там, под Вологдой, и решавшие только им ведомые проблемы. Жанна, ворчавшая на Артёма заметно чаще других, отходила после аммиачно-воздушной ванны и слушала упреки со стороны всей смены где-то внизу, под крышей и верхним ярусом цеха. До начала эпопеи с погрузкой коробок было еще минимум полчаса. Артём вдохнул поглубже и прикрыл глаза. Сейчас он откроет глаза – и окажется на лужайке в солнечный день, а рядом будет Алина, грызть чипсы и отнимать у него плеер. А потом они вместе пойдут в кофейню, будут пить кофе с пирожными, ведь у Артёма теперь есть деньги и он может себе это позволить. Конечно, не каждый день, но пару раз точно можно. Алина любит все сладкое, а Артём любит ее за то, какая она есть. Все это называется счастье – конечно, можно подобрать и какое-нибудь другое слово, но это такое простое и понятное, что мудрить не хочется.

– Тёма, а Тёма? Ты слышишь меня? – голос Василича раздавался откуда-то сверху. Артём даже подумал: откуда взяться Василичу, если здесь только они с Алиной и больше никого. – Давай просыпайся, хватит валяться. Машина пришла, надо поработать.

Артёма как будто ударило током = он понял, что заснул и проспал около часа, так как уже начинало светать. Проведя рукой по лицу, он нехотя поднялся.

– Ух, сколько наел, – Василия показал пальцем на пустые тубы из-под щербета. – Не забудь с собой забрать, в цеху выкинешь, а то кто-нибудь узнает, что я тебя сюда пускал, и огребу как последняя крыса. Ну, проснулся?

– Ага, – пробубнил Артём, все еще потирая лицо и собираясь с мыслями.

– Идем, – скомандовал Василии, поправляя криво надетый халат, который из ослепительно белого всего за полсмены превратился в слегка коричневатый, усыпанный какими-то мелкими пятнами. – От этой вони мутит меня. Ну, Жанка, отличилась сегодня. Слушай, Тёма, перетаскать придется почти двадцать пять тонн. Тебе поможет Макар. Справитесь?

– Справимся, куда ж денемся, – не сразу ответил Артём. С Василичем они осторожно прошли по крыше к двери, оказались на втором ярусе, спустились по металлической лестнице вниз. Артём выбросил смятые упаковки от мороженого в пластиковое ведро в углу у линии; упаковщицы не обратили на него ровным счетом никакого внимания, лишь Аня подмигнула.

– Доброе утро, Тёма! – с издевкой крикнула она. Что-то было в этом приветствии, но вот что? И еще это ее внимание к нему. Нет, лучше забыть и сосредоточиться на работе.

Макар уже ждал у двери в камеру.

– Слушай, давай так – я постепенно буду свозить телеги к эстакаде со стороны улицы. Знаешь, где она?

– Я его провожу – ответил за Артёма Василия. – Только дай ему перчатки и фартук, все-таки не жарко там, да и перегружать будете в рефрижератор.

Макар замешкался и с недовольным видом побежал в комнатку за фанерной перегородкой, где грузчики пили чай и сушили ватники. Вернувшись с двумя парами новеньких перчаток и потрепанными синими фартуками, он продолжил:

– Так вот, я буду подвозить телеги, а ты, Тёма, начинай перекидывать коробки, я тоже буду помогать. Как телегу освободим, я за следующей сбегаю. Идет?

– Идет, – Артёма пугали эти приготовления.

Ему вдруг стало казаться, что он не справится. Шутка ли – двадцать пять тонн мороженого из камеры в машину? Но он сразу подумал об Алине – ради нее стоило стараться, работать изо всех сил, делать то, чего он не делал никогда и вряд ли бы сделал в какой-то другой ситуации.

С Василичем они вышли из цеха через центральную лестницу на улицу.

«А корпус на рассвете выглядит еще интереснее, чем на закате» – подумал Артём, останавливаясь на ходу и поглядывая вверх, на здание.

– Чего туда-то смотреть? – вдруг спросил Василии, прибавляя шаг и спотыкаясь о бесконечные трещины в асфальте. – Вон, гляди, машина уже ждет и нам нужно сделать все быстро, как говорится, без шума и пыли.

Действительно, за углом у эстакады стояла машина с огромным длинным прицепом. Номера на прицепе были московские. Двигатель чуть слышно работал, в прицепе что-то посвистывало. Водитель, загорелый парень в спортивном костюме, курил, прислонившись к кабине; дым дешевой сигареты показался Артёму каким-то особенно отвратительным.

– А вот и наш боец – сказал ему Василии. – А второй там, в камере, сейчас уже пригонит первый поддон. Значит, договорились. На проходной я предупредил, документы от начальника цеха тебе отдал. Там и накладные, и платежка, и все остальное. Ну, я обратно, там без меня никак. А ты моих орлов не обижай!

– Спасибо, не обидим, – голос водителя никак не соответствовал его внешности. Артём удивился его тонкому писклявому фальцету, с хрипотцой, почти срывавшемуся, будто дальнобойщик был чем-то до смерти напуган, хотя было видно, что это далеко не так. – Только я сейчас заберу пятнадцать тонн, там в накладной было отмечено. За остальным приеду завтра. Вернее, приедет напарник. А я разгружусь в Москве и на двое суток на отдых.

– Понял, отмечу у себя, – Василия почесал затылок и посмотрел на Артёма.

– Ну, видишь, всего пятнадцать тонн, так что справитесь тут с Макаром, думаю, за пару часов. И осторожен будь, студент, не поломай себе чего! Отвечать-то мне!

Василия погрозил пальцем и быстро побежал обратно в цех. При утренней заре и в свете большого фонаря, висевшего у эстакады, грязь на его халате выглядела заметнее, чем при блеклом свете цеховых ламп.

Василия, всегда называвший упаковщиц грязнулями, явно не догадывался, что за спиной уже именно про него говорили или, по крайней мере, думали сегодня то же самое.

Макар выкатил на погрузчике поддон с коробками. Артём спешно нацепил фартук, недоумевая, зачем Василия оставил ему еще и второй. Водитель открыл дверцы прицепа – изнутри пахнуло сыростью, холодом и чем-то несвежим. Коробки были настолько ледяными, что холод чувствовался даже сквозь перчатки и фартук. Артём надел сверху второй фартук и натянул поверх одних перчаток другие; мысленно он поблагодарил Василича за предусмотрительность.

– Давай, ставь коробки плотно, в угол – сказал водитель Артёму. Хотелось улыбнуться, услышав снова этот голос, или даже рассмеяться, но Артёму было не до смеха.

Едва переложив коробки с одного поддона, Артём брался за другие. В прицепе внутри лежало четыре пустых поддона – значит, четыре поддона с цеха можно было завезти в прицеп прямо на погрузчике, а пустые поддоны забрать. Это отчасти упрощало бы работу, если бы бетонная кромка эстакады не была вся в ямках и трещинах: колесики погрузчика проваливались в них, и приходилось подталкивать коробки плечом.

Вскоре Макар стал привозить коробки с мороженым не на поддонах, а на телегах.

– Там в мешках по десять килограммов – оправдывался Макар, показывая пальцем на пластиковые ящики и коробки. – Атам контейнеры, те самые, которые вы сегодня с Жанкой наделали. Мороженое еще замерзнуть не успело, мягкое. Да, и осторожней будь, сам убирать будешь, если мешок порвется. Они же «самые лучшие в мире»! Начальство заботится о нас по полной программе!

– Ясно – сухо пробурчал Артём.

Он думал об Алине. Что она сказала бы, увидев, как тяжело ему?

Наверное, посоветовала бы бросить все и попросить кого-то помочь. Да, девушек не понять, у них своя логика, свои понятия о том, что можно и чего нельзя. Им кажется, что все вокруг непременно и по первому зову будут оказывать им содействие абсолютно во всем: от перепрограммирования плеера до покупки картошки, когда тащить пятикилограммовую сетку от магазина просто несолидно.

На потолке прицепа-рефрижератора скапливался конденсат. Капли капали Артёму за шиворот. Мерзли ноги – пол был холодным и скользким. По лицу же скатывался пот. Теплый, он щекотал лоб, склеивал ресницы, был солоноватым на вкус.

«Нет, Алинка точно бы ужаснулась и покрутила пальцем – решил Артём. – А где я еще заработаю столько? Где? Только здесь, это точно».

Артём устал. Он двигался все медленнее и медленнее. Водитель все курил и изредка заглядывал в прицеп, давая советы, как и куда ставить коробки.

– Давай, не спи, еще немного совсем осталось – наконец сказал он.

Действительно, Макар прикатил две телеги и, помогая Артёму переложить коробки в прицеп, заметил:

– Все, это последние.

На улице было уже совсем светло. Фонарь над эстакадой погас, и внутри рефрижератора стало совсем темно. Поставив в самый центр последние коробки, Артём вышел и сел по-турецки прямо на асфальт.

– Что, малец, забегался? – дымя сигаретой, спросил водитель. Артём молчал. Ему не хотелось как-то выдавать свою усталость. – Держи, это тебе.

Водитель протянул Артёму две купюры по сто рублей.

– Бери – тихо сказал Макар, которому досталось столько же. – Так положено.

Артём стянул перчатки, которые от инея и конденсата стали тяжелыми и какими-то липкими. Он молча взял купюры, свернул их и сунул в карман старых джинсов, которые здесь, в цеху, носил как рабочую одежду. Все тело ныло, покалывало в пояснице. Артём медленно поплелся в цех, на ходу снимая фартуки и размахивая перчатками.

Едва поднявшись по лестнице, Артём почувствовал неладное – к ставшему уже привычным шуму оборудования добавились отчаянные крики. Василич вопил, что есть силы:

– Ну как так можно? Я не понимаю? Вы что, вконец сошли с ума? Сейчас приедет «скорая», и что я им скажу? Нет, сколько живу и работаю, никогда такого не видел!

Аня сидела на деревянной скамейке, стоявшей у мастерских перед входом в цех, и, прислонившись к стене, спокойно ела мороженое, неторопливо откусывая от вафельного стаканчика. По ее виду Артём сделал вывод о том, что эта ночь кажется полным безумием не только ему одному.

– Ты выглядишь замученным, Тёма – тихо произнесла Аня и снова откусила мороженое.

– Да, так и есть – не сразу ответил Артём. – Хотя, ты на себя-то смотрела в зеркало? Мешки под глазами вон какие. Кстати, чего там Василич кричит-то? Все воспитывает?

Аня удивленно посмотрела на Артёма.

– Как? Где ты был все время?

– На эстакаде, грузил мороженое, – Артём, пытаясь хоть что-то понять, заглянул в цех через приоткрытую стеклянную дверь, затем присел рядом с Аней, на противоположный край скамейки. – А что?

– Да ничего! – она засмеялась. – Вот, «скорую» ждем!

Артём задумался.

– Это я уже знаю! Только чего в этом смешного? Что произошло-то?

– Да, Жанка, бригадирша твоя… – начала Аня.

Артём оборвал ее, даже слегка подпрыгнул на скамейке:

– Она не моя! И никакого отношения ко мне не имеет, если ты не знаешь! Ну, и что Жанка?

– Жанка поругалась с Юлей, она оператором у нас на линии стоит уже неделю, а раньше с ней всегда работала. Жанка подошла и начала хвастаться, что, мол, линия сломалась, они остатки смеси доработали, сделали контейнеры, и раньше домой пойдут.

Аня, наконец, доела стаканчик мороженого и весело отряхнула руки. Артёму показалось, что сон и усталость куда-то вдруг улетучились. А может, он просто о них забыл, переключив внимание на то, что никак не укладывалось в его голове.

– Ну, поругались? Юля отвлеклась и куда-нибудь засунула пальцы? – спросил Артём, припоминая, что пару недель назад укладчица с его линии умудрилась запихать палец под ленту конвейера и сильно порезалась. Помощь ей оказывал Гия – тот самый, из-за отъезда которого Артёма перевели в ночную смену.

– Если бы! – Ане снова было трудно удержаться от смеха. – Юля обозвала Жанку дурой, а Жанка…

– Что Жанка? Ну, не томи! Говори!

– Прости, – вдохнув поглубже, Аня, наконец, справилась со смехом. – Короче, Жанка отошла, взяла с конвейера стаканчик с мороженым, ну, уже после закалки, твердый, и завинтила Юле между глаз.

– А Юля?

– А ей-то что было делать? Схватила швабру и врезала Жанке по шее со всего размаху! – Аня снова начала гоготать.

Посмеивались и механики в мастерской: они вдруг живо начали обсуждать произошедшее. До Артёма доносились их «представляешь», «прикинь» и «вот дают» и запах дыма дешевых сигарет, заставивший его поморщиться.

«Что за ночь? – думал про себя Артём, – Только первую ночь работаю, а уже столько всего случилось. И Алина не написала, и линия сломалась, и я непонятно как уснул, и эта погрузка. Зачем я на нее согласился? И сейчас…».

На лестнице раздался шум: немолодая женщина-врач в белом халате и синей жилетке и молоденькая полная медсестра с чемоданчиком быстро поднимались по ступенькам.

– Ну, идти-то куда? – переводя дыхание, спросила медсестра.

– Туда, в цех, – Аня показала на стеклянную дверь. – Давайте я вас провожу.

Она вскочила со скамейки, одним прыжком оказалась перед врачом и медсестрой, открыла перед ними дверь в цех. Что-то эта вся история Артёму напоминала. Он пытался вспомнить, но от этих попыток снова стало клонить в сон, постреливать в затылке и даже заныли мышцы на руках и ногах.

– Разобрались? Проводили? – на лестнице показалась дежурная с проходной. Она выглядела заспанной и помятой.

– Ага – успел ответить Артём.

Дежурная мгновенно исчезла, зато вернулась Аня.

– Ну что там? – Артёма интересовали подробности. Он, в отличие от многих, не спешил бежать туда, в цех, мешать Василичу разбираться в ситуации, а врачам оказывать помощь. Да и на это уже просто не было сил.

– Ничего, осматривают. Интересуются, что случилось. Говорят, что сообщат в милицию.

– М-да, не завидую Василичу, – Артёму действительно было его жаль. – Спрашивать-то с него будут. К нему и так начальство придирается.

– Нет, мы Василича твоего не дадим в обиду! – весело продекламировала Аня, раскачиваясь на скамейке.

Артём смутился.

– Не мой он! Что ты всех моими делаешь? И вообще, ты в курсе, что мы с тобой сейчас грохнемся с этой скамейки, и помощь оказывать будут уже нам. И вот тогда Василичу действительно попадет!

Аня притихла и прекратила раскачиваться. Они просто сидели рядом, молча. Притихли и в мастерской. Через несколько минут дверь в цех открылась и из нее быстро вышли врач и медсестра. Они посмеивались:

– Да, кому рассказать – не поверят. Бывает же такое, – врач поправила халат и направилась к лестнице.

– Что с ними? – робко спросила Аня.

– Ничего страшного, днем сами в травмпункт сходят по месту жительства. У одной гематома на шее, у другой подозреваю трещину в переносице и легкую черепно-мозговую травму – отчеканила врач. – Но, ничего, не волнуйтесь, девушка, жить они будут.

– Просто какое-то «убей мою подругу» получается, или, вообще, как в мыльной опере какой-то! – бросила на ходу медсестра. Артём не удивился – люди с ее комплекцией всегда склонны смотреть на жизнь с легкой иронией.

«Вспомнил! – осенило Артёма. – Вспомнил, что мне напоминает вся эта история! Ту песню, которую я слушал по радио сегодня там, на крыше. Я еще удивился, что такого не бывает, что все это взято не из жизни, придумано каким-то ловким словоблудом. Нет, не все так просто. Интересно, кто написал ее? Надо будет глянуть».

– Подождите, подождите, пожалуйста, доктор! – Василия пулей вылетел из цеха.

Врач уже успела спуститься вниз. Откуда-то с лестницы послышался голос медсестры:

– Что там? Снова кого-то избили мороженым?

– Нет, стойте, – Василии бежал по ступенькам, держа в руках сверток с мороженым. – Это вам! Спасибо вам большое! Угощайтесь!

– А нас с территории-то выпустят с таким угощением? – вопрос медсестры звучал как-то по-особенному издевательски.

– Выпустят, конечно! Спасибо вам большое, что приехали так быстро!

Послышался шелест оберточной бумаги – медсестра приняла угощение. Василии поднялся по лестнице наверх и присел рядом с Артёмом и Аней.

– Вова, а Вова! – крикнул Василии.

– Чего? – отозвался кто-то из мастерской.

– Угости сигареткой – попросил Василии и вздохнул.

Угрюмый механик, высокий, в измазанном чем-то черным рабочем комбинезоне вышел из мастерской, протянул Василину пачку, дал закурить от зажигалки и молча удалился, как будто его и не было.

– Год не курил – признался, затягиваясь, Василии. – Целый год. А сейчас покурю, пока начальство не пришло. Ну, что сидишь, Тёма? Собирайся домой отсыпаться. Завтра тяжелая смена будет, машина придет снова. Да и линию починят, надеюсь.

Артёму не хотелось заводить разговор. Он медленно направился по лестнице наверх, припоминая…

В эту ночь одинокие люди

Одинокими быть перестанут!

Вот это уже интересно.

Только зачем петь про любовь?

Так, это про бабские выкрутасы,

Только твоя, везде за тобой,

Как Крупская за Лениным.

Но что же мешает?

И вот это место мне нравится,

Где они про подружку поют.

И снова про одиноких,

Которые больше таковыми не будут.

К ним придет любовь.

А к ней?

Нет, она слишком гордая,

Чтобы отдать его сопернице.

Но она все хорошо продумала,

Она ему поможет,

Нужно разорвать этот порочный круг,

Бедная подружка.

«Да, сурово – подумал Артём, переодеваясь и вспоминая конфликт Жанны и Юли. Он не ходил в цех любоваться на них – вид крови и побоев страшил его. Из кармана халата выпали двести рублей. Артём бережно поднял их и, вновь свернув, переложил в джинсы. – На дороге не валяются, куплю что-нибудь вкусненькое Алине или на телефон ей положу. Интересно, что она мне там написала?».

Взяв пропуску Василича и попрощавшись, Артём вышел по территории за проходную. Хотя был не закат, а рассвет, что-то общее с происходившим накануне поздно вечером, несомненно, было. Стой лишь разницей, что вечером все шли с работы, а Артём на работу, а сейчас – рокировка.

В общежитии дежурила баба Даша. Она взглянула на Артёма и заохала:

– Бедный, уморился! Ты бы поел! И выспаться тебе надо!

– Поем и высплюсь, баба Даша – ответил Артём. – Как раз этим сейчас и займусь. У меня все под контролем, будьте спокойны.

Он быстро вошел в комнату, разделся, взял смену белья и шампунь, и помчался на другой конец коридора в душ. Артём сознательно не смотрел телефон: он был уверен, что Алина ему написала. Он предвкушал что-то доброе или даже страстное, что можно было прочесть перед сном в качестве награды за труд, за все запакованные контейнеры, загруженные в рефрижератор коробки, за запах аммиака и разбитое состояние, знакомое всем, кто хоть раз в жизни работал в ночную смену.

Теплый душ расслаблял, но Артём торопился. Переодевшись в чистое, он также бегом пересек коридор в обратном направлении. В комнате напротив кухни по-прежнему пьянствовали – было слышно, как кто-то бормочет, разговаривая с включенным телевизором.

В холодильнике у Артёма стояли три банки «Пепси», пара стаканчиков йогурта, а в самом дальнем углу томился в ожидании своего часа обрезок докторской колбасы, завернутый в полиэтиленовую пленку. Он потянулся за йогуртом, но передумал и открыл газировку. Пузырьки приятно покалывали в горле. Артём быстро осушил всю банку, поставил ее на стол, лег на кровать и взял в руку телефон. Было одно непрочитанное сообщение.

«Привет! Прости, но мы расстаемся. Я выхожу замуж и забираю документы. За ними приедет мама. Так что не увидимся. Не грусти, сникерсни. Алина».