Текст книги "Лавка ужасов"

Антон Вильгоцкий
Лавка ужасов

Пролог
На пороге лавки ужасов

Всегда в моем окне видны, друг другу вторя,

Десятки серых крыш, их очерк угловат.

Не вижу синевы, когда приходят зори,

Не вижу, как кровав по вечерам закат.

Все крыши за окном, и дальний гул, как призрак

Трамваев, и дома, куда ни поглядишь,

А осенью – ее неотвратимый признак:

Гонимый ветром лист на скользком цинке крыш.

О, этот серый цинк, однообразный, гладкий!

А если вдруг судьба и улыбнется нам,

И бледный луч скользнет по стеклам без оглядки, —

То будет он трубой разрезан пополам!

Жан Кокто[1]1
  Жан Кокто (1889–1963) – французский литератор, художник, театральный деятель, киносценарист и режиссер.


[Закрыть]

Мир не таков, каким мы его себе представляем.

Чтобы понять его истинную суть, может понадобиться не один год и даже не одно десятилетие.

А большинство населяющих голубую планету людей весь путь от юношеского максимализма к старческому маразму проходят, ни разу не узрев и самого бледного отблеска этой сути, даже за километр не ощутив отголосков ее дыхания.

Счастливчики…

Да-да, счастливчики, ведь кислотное ее прикосновение либо сразу отбирает жизнь, либо же превращает ее в вечный бой – с весьма размытым финалом. Уцелев после первой схватки, остаток дней проведешь или в сражениях, сжимая в руках откованный тысячелетия назад клинок, или за письменным столом, строча предупреждающие послания, которые человечество в лучшем случае будет принимать за романы ужасов. Союзников у тебя не будет. Есть, конечно, много могучих сил, поддержкой которых не помешало бы заручиться новообращенному адепту Пути. И ты, возможно, даже сможешь достучаться до одной из них и получить вожделенную помощь. Но знай – каждый из могущественных патронов в любой миг может щелчком пальцев отбросить тебя в сторону, выкурив твою судьбу до фильтра. Никаких долговечных союзов. Только подобным тебе, людям с нервными движениями, с приклеенными к губам кривыми ухмылками, с глазами обращенными вовнутрь, с истерзанными душами, – только им сможешь ты доверять. Да только ведь и их непременно отберет у тебя клубящаяся где-то за пределами объективной реальности багровая хмарь… Так что, лучше не заключай вообще никаких союзов.

Быть может, лучше не смотреть по сторонам, чтобы даже случайно не заметить, как они скачками передвигаются среди тонущих в сумерках серых стен? Не вслушиваться в вечернюю какофонию пригорода, чтоб не услышать клацанья челюстей и еще этого странного звука, что так похож на завывание ветра в печной трубе (действительно, странно – трубу, как сейчас помню, разобрали еще в прошлом октябре)?

Разумеется, это так. Гораздо лучше всю жизнь оставаться средь пребывающего в счастливом неведении большинства. Даже не пытаться понять этот мир и, уж тем более, противостоять ему.

Только как быть, что делать, на что надеяться, если роковой шаг уже сделан, а стало быть, обратной дороги нет?..

Старый финн Эйнари Тойвонен знал об истинной сути мироздания побольше многих других. Старый? Нет-нет, Эйнари лишь выглядел глубоким стариком, тогда как на деле ему недавно исполнилось пятьдесят. Чересчур уж резкие морщины, глубоко запавшие глаза и полностью седая голова не были следствием чрезмерного пристрастия к спиртному или наркотикам. Эйнари не бывал в тюремных застенках, и тяжелый физический труд в его жизни присутствовал далеко не в тех количествах, что могли за несколько лет превратить человека в развалину. Тойвонену не приходилось жаловаться на немощь или болезни, но окружающим он как раз таким и казался – немощным и больным. Все как раз потому, что однажды этот битый жизнью скандинав соприкоснулся с Запретным.

Та история продолжалась совсем недолго, но свое дело она сделала. Не могла не сделать. Самым простым выходом для Тойвонена могло бы стать тогда самоубийство. Но он, несмотря ни на что, решил продолжить свое существование на Земле. Ведь открывшаяся перед Эйнари двадцать лет назад грань человеческой жизни была, несмотря на пронизывавший ее беспощадный ужас, достаточно интересной и даже в чем-то притягательной. Но продолжать жить по-прежнему было, разумеется невозможно. И Тойвонен стал тем, кем он стал – Хранителем Памяти Зла…

«Убийца с двумя крюками». Даже прожив тридцать лет в хтоническом центре России – Санкт-Петербурге – Эйнари все равно не мог представить себе, что такое возможно в реальной жизни. До тех пор, пока не столкнулся с этим воочию. Он видел множество фильмов ужасов и прочитал немало книг данного жанра. Некоторые из них поражали своей реалистичностью и заставляли надолго задуматься. Но никогда этнический финн Эйнари Тойвонен не допускал даже мысли о том, что авторы этих произведений могут строить свои сюжеты на основе реальных событий не только в тех случаях, когда речь идет о маньяках навроде Чикатило или Эда Гейна[2]2
  Американский серийный убийца, послуживший прототипом для «Баффало Билла» – героя романа Томаса Харриса «Молчание ягнят» и одноименного фильма.


[Закрыть].

Сама жизнь доказала ему обратное. Это случилось в 2005 году, когда в результате подлого заговора нескольких человек, которых он считал своими друзьями, Эйнари оказался почти на самом дне жизни. Сжигаемый жаждой мести, он был готов убить своих обидчиков, о чем неоднократно громогласно заявлял в компаниях уличных маргиналов, что стали на некоторое время его товарищами по житейской лодке. Возможно, Город услышал голос Тойвонена и решил помочь ему (в своей обычной манере, ибо после такой «помощи» редко кто-нибудь выживает). А может, то была простая случайность (да-да, так тоже иногда бывает к превеликому сожалению тех, кто с этим сталкивается). Как бы там ни было, в том году Эйнари повстречался с тем, кого наиболее рафинированные обитатели петербуржских трущоб называли Человеком-Секатором, а люди, чье воображение было не столь ярким, именовали просто Кишкодером.

Врагам Тойвонена не позавидовали бы даже узники вьетконговских пыточных ям. Сгинул в черных волнах всепожирающего космического ветра и сам Кишкодер. Эйнари Тойвонен, в тридцать лет породнившийся мастью с полярным филином, был единственным выжившим участником драмы, что разыгралась одним безумным летом в тайных, сочащихся гнилью закоулках Черной Пальмиры.

Крюки, которыми его сверхъестественный помощник драл в клочья человеческую плоть, Эйнари Тойвонен хранил до сих пор. Страшное оружие стало стартовым экземпляром его весьма необычной коллекции. И она за прошедшие годы значительно разрослась…

Многие из входивших в нее предметов было весьма непросто добыть. Но еще труднее – должным образом хранить их, чтобы связанные с этими вещами кошмарные истории никогда больше не повторились. Эйнари Тойвонен справлялся. Это являлось одной из причин того, что избороздившие его лицо морщины были столь глубоки, глаза – печальны, а волосы – цвета зимних лесов в землях Тысячи Озер…

Не будь его, пропитанные чудовищными эманациями потустороннего зла предметы продолжали бы гулять по свету, принося прикоснувшимся к ним людям страшную гибель, невероятные страдания и кое-что похуже. Расположенный в центре Москвы небольшой магазинчик, в котором хозяйничал Эйнари, являл собой настоящий музей боли, смерти, греха, порока, обманутых надежд и отчаяния. Музей или, если угодно, храм…

Не стоит, впрочем, думать, что Тойвонен торговал здесь вещами, способные разрушить чью-то жизнь. Нет, экспонаты его зловещей коллекции не были предназначены для продажи, хоть и хранились вместе с товаром в складских помещениях московской «Лавки ужасов». Товаром же были обыкновенные предметы масскульта – диски, книги, постеры, атрибутика… Маски монстров и маньяков. Игрушечные орудия убийства и пыток. Мрачноватые куклы и статуэтки. Все, что так любит неформальная молодежь, которая, к слову сказать, и составляла основную часть клиентуры Тойвонена.

О том, кто таков на самом деле хозяин лавки, никто не подозревал даже. Его привычно воспринимали как «олдового чувака» из своей же тусовки. Длинные седые пряди, стянутая резинкой длинная борода, золотые серьги в ушах и покрытые обильной вязью татуировки жилистые руки мешали принять его за кого-то другого. Самого Тойвонена такое положение дел вполне устраивало. Эйнари не стремился к большой известности – такому человеку, как он, она не принесла бы ничего, кроме неприятностей.

Однако держать накопленные знания в себе было непросто. В конце концов, он никогда не давал обета молчания. Тойвонен до сих пор не предал известные ему факты широкой огласке лишь потому, что опасался прослыть сумасшедшим. Даже несмотря на то, что на руках у него имелось множество наглядных подтверждений этих фактов, финн продолжал молчать. Обывательское сознание – оно такое. Обывателю скажешь: «Смотри, кровожадный монстр!» – указывая на бесчинствующего в конце квартала кровожадного монстра. А он, обыватель, лишь покрутит пальцем у виска: «Ты что, с ума сошел? Какой монстр?».

И все же, рассказать обо всем хотелось. Не целому миру, нет. Хотя бы одному человеку. Но где его найти, такого собеседника, который понял бы, о чем идет речь? Те, кто уже сталкивался с этим, как сам Эйнари двадцать лет назад, и так все прекрасно знают. А «грузить» своими знаниями всех, кого ни попадя, желания не было. Да и опасно это.

Тойвонен терпеливо ждал. Ждал взгляда, жеста, фразы, по которым он сразу узнал бы того, кто хочет прикоснуться к диким тайнам Земли не из кошачьего любопытства, и не от скуки, а для того, чтобы обрести знание, которое в нужный момент обернется Силой.

Дни проходили за днями, годы сменяли годы. Десять лет простояла «Лавка ужасов» на площади Маяковского. А подходящий собеседник все не появлялся. Эйнари не переживал особо. Он ведь выбрал свою судьбу сам и вовсе не был носителем некоей великой миссии, которую непременно требовалось кому-нибудь передать.

Тем не менее, он несказанно обрадовался, когда однажды в его магазинчике появилась Ангелина.

Внешне она ничем не отличалась от множества других «готичных» девушек, что покупали у Эйнари грим, маски, брелки и кольца. Черная одежда, фиолетовые волосы и фальшивая седина в челке, рюкзачок с демоническим ликом, мрачноватый взгляд, обязательный пирсинг на лице… Вряд ли она удостоилась бы особого внимания Эйнари, если не одна ее реплика.

Войдя в магазин, девушка сначала принялась рассматривать штампованные серебряные украшения – из тех, что можно найти в любом рок-магазине. Здесь ее ничего не заинтересовало, и готесса перешла в уголок с постерами и репродукциями. Там она долго смотрела на одну из картин Клайва Баркера[3]3
  Клайв Баркер (род. 1952) – проживающий в США британский писатель, художник и кинорежиссер, автор множества произведений в жанре «хоррор», наиболее известными среди которых являются повесть и фильм «Восставший из Ада».


[Закрыть], после чего и произнесла слова, заставившие встрепенуться скучавшего за прилавком Эйнари.

– О чем кричат шрамы воспоминаний? – задумчиво произнесла девушка.

– Что?! – Тойвонен мгновенно пересек небольшое помещение магазина и оказался прямо перед ней. – Что вы сказали?

– Не обращайте внимания, – улыбнулась готесса. – Это я о своем.

– Не сказал бы, – возразил Эйнари. – Я не потому спросил, что не расслышал. Как раз наоборот. О чем кричат шрамы воспоминаний. Вы ведь не сами придумали эту фразу, верно?

– Да. Но откуда вы знаете?

– Можно сказать, ниоткуда. Просто знаю. Где вы ее услышали?

– Один парень в метро задал мне этот вопрос. Мы разговаривали о разных необычных вещах, о сверхъестественном. Потом он вдруг спросил про воспоминания и шрамы. А когда я ответила, почему-то потерял ко мне интерес.

– Понятно, почему, – кивнул Эйнари. – Он ожидал услышать совсем другое.

– Но вы ведь не знаете, что я ему сказала! – рассмеялась девушка.

– Есть только один ответ, который устроил бы его, – сказал Эйнари. – Как, впрочем, и любого, кто задает такой вопрос.

– Так это кодовая фраза? – у девушки, что называется, загорелись глазки. – Ух, как я люблю такие вещи! Это какая-то игра, да?

– Игра… – эхом повторил Эйнари. – Что ж, наверное, это можно назвать и так. Только ставки в ней уж больно высоки…

– Вы мне расскажете? – азартно произнесла готесса. – Да, кстати… Это имеет какое-нибудь отношение к Месту? К Дому Джамелана? К Гнойной Забаве?

У Эйнари чуть челюсть не отвалилась.

– Девушка, вы хоть представляете себе, о чем сейчас говорите? – сдавленным голосом произнес он.

– Не представляю, потому и спрашиваю, – пожав плечами, как ни в чем не бывало, сказала его посетительница. – А что, – она сделала большие глаза, – это может быть опасно?

– Да, – кивнул Тойвонен. – Это может быть очень опасно. Откуда вам стали известны эти названия?

– Да так… Сплетни, пересуды, недомолвки. Такое впечатление, что толком никто ничего не знает. Только прикидываются.

– Знающие не говорят, – улыбнулся Эйнари. – А говорящие – не знают.

– Вот-вот, именно так, похоже, дело и обстоит! – воскликнула девушка. – Но вы-то, надеюсь, знаете?

– Да. Я многое знаю. И о многом.

– А… расскажете? Или это такой уж страшный запрет?

– Запрет? Кому пришло бы в голову запрещать людям заглядывать в Бездну?

– А вот Ницше сказал…

– Не надо, – мягко прервал ее Тойвонен. – Ницше сказал это не для того, чтобы повторять его слова всякий раз, как слово «Бездна» встретится в разговоре. Как вас зовут?

– Ангелина.

– А меня – Эйнари. Это финское имя.

– Вы финн?

– Да. Но моя родина – Россия. Санкт-Петербург. Вот что, Ангелина. Если вам действительно интересно, приходите завтра, в это же время. Я могу рассказать вам несколько занимательных историй о взаимоотношениях нашего мира и Бездны.

– Отлично! – она даже чуть не подпрыгнула. – Я обязательно приду!

– Один вопрос только, – сказал Тойвонен, когда она уже подошла к двери. – Зачем вам все это нужно?

– Ну как же? – полуобернувшись, произнесла Ангелина. – Ведь знание – это сила.

– У этой медали есть и обратная сторона, – промолвил финн. – Во многой мудрости много печали, и умножающий познание умножает скорбь.

– Я не боюсь скорби, – твердо заявила девушка. – Это не самое страшное, что может случиться.

Сейчас Тойвонен поджидал ее, вспоминая их вчерашнюю беседу. «Да, – думал Эйнари, поправляя на полке статуэтки «Инфернального парада»[4]4
  Серия декоративных статуэток, созданная Клайвом Баркером.


[Закрыть], – скорбь – не худшее, что может случиться с человеком. Хоть она и достаточно неприятна, никто еще не отменял расчленение, потрошение и, уж конечно, высасывание души».

Весело звякнул дверной колокольчик, извещая о чьем-то прибытии. «Должно быть, это она», – подумал, разворачиваясь, Эйнари.

Но то была не Ангелина. Общество тех, кого он видел сейчас перед собой, с одной стороны, забавляло Тойвонена, а с другой – было не слишком приятным.

– Ну что, дед, ты решил? – спросил, подойдя к прилавку, один из них, тот, что был постарше. – Будешь платить? Или подождешь, пока твою лавочку разнесут к чертям собачьим?

Тойвонен помнил их. Ему, родившемуся в 1975 году на одной из рабочих окраин Ленинграда, был прекрасно знаком этот типаж. «Реальные пацаны с района». Короли ночной Вероны, мать их за ногу. Злобные волчьи взгляды исподлобья, характерные жесты, особенная походка, сленг… Вот сленг с годами претерпевал изменения. Все остальное – нет. Разве что еще вот вместо жмыха – жевательный героин.

Он помнил их. То были те же самые ребята, что и сорок лет назад.

«Считают, должно быть, что жизнь им чего-то недодала и, стало быть, нужно это взять самостоятельно, – подумал Эйнари. – Вы, конечно, правы, ребятки, но, черт возьми, как же вы глупы, если думаете, что это надо делать вот так».

Финн внимательно посмотрел на лица обоих ребят. Ни проблеска человечности в глазах. Особенно у этого, старшего. Действительно готовы на все.

Второй паренек, которому при всем желании нельзя было дать больше четырнадцати, выудил из кармана своих зауженных джинсов выкидной нож, обнажил лезвие и принялся поигрывать оружием, с намеком глядя на Тойвонена. Финн только усмехнулся.

– Как ты сказал, к собачьим чертям? – спросил он, обращаясь к старшему из недоделанных рэкетиров. – Знаешь, а я ведь с ними знаком. Если хочешь, могу и тебя свести.

– Что за бред ты несешь? – парень с размаху хлопнул ладонью по дереву прилавка. – Нам нужны деньги и поскорее!

– Сейчас, – Эйнари зашарил руками под прилавком. – Сейчас, сейчас…

– Вот это другое дело, – заулыбался молодой гопник. Откуда ему было знать, что многолетние отношения с Бездной изменили не только внешность, но и душу стоявшего перед ним человека. От мухи можно отмахиваться сколько угодно, но назойливое насекомое все равно не оставит вас в покое. Эйнари с легкостью мог накостылять этим двоим и вышвырнуть их из лавки, но знал – на этом противостояние с тем, что обыватели зовут «теневым миром», вряд ли закончится.

Гораздо проще сунуть руки под прилавок и нащупать лежащий на секретной полке подарок мира, который на деле является теневым. Крюки Человека-Секатора.

Седой морщинистый человек произнес странные слова, и стальные крюки мгновенно вросли в его плоть, а входная дверь стала единым целым со стеной. Одним движением тот, кого, казалось, пальцем ткни – развалится, перемахнул через прилавок.

Это показалось малолетним бандитам настолько невероятным, что они не стали даже кричать.

«Смотри, кровожадный монстр!».

«Ты что, с ума сошел? Какой монстр?».

Кожа Ангелины зудела, словно в нее одновременно вонзились десятки тысяч крошечных иголок. Это чувство возникло от предвкушения свидания с тайной.

Когда она шагнула на порог «Лавки ужасов», старый хозяин мыл пол. Услышав колокольчик, он выпрямился и повернулся к девушке. Морщинистое лицо расплылось в улыбке.

– День добрый, Ангелина, – сказал Тойвонен. – Подождите немного, я отнесу в подсобку ведро и швабру.

Через пятнадцать минут финн и москвичка сидели за столиком в кафе “Mon”, расположенном прямо напротив магазина Эйнари. Ангелина заказала кофе, Эйнари – двойной виски с содовой.

– Мир не таков, каким его представляют, – пригубив напиток, произнес хозяин «Лавки ужасов». – Он не имеет даже отдаленного сходства с картиной, которая формируется в головах миллиардов людей под воздействием школьных учебников, родительских наставлений и телепрограмм. Некоторые могут догадываться об этом – и таких довольно много. Но истинная суть открывается весьма немногим. Кому-то – после долгих, мучительных, и зачастую гибельных поисков. Иным – так это произошло со мной – совершенно случайно. Что, впрочем, не избавляет от размышлений о природе этой случайности. Мои размышления продолжаются уже двадцать лет. Но большинство соприкоснувшихся погибает, сходит с ума, а в лучшем случае – получает репутацию сумасшедших. Я знаю немногих, подобных себе, кто сохранил и жизнь и ясность рассудка…

– Простите, я не все понимаю, – смущенно улыбнулась Ангелина. – У вас двойная кодировка.

– Теперь вот я не понял, – усмехнулся Эйнари.

– Вы говорите загадками о загадке, – пояснила девушка.

– Что ж, верно, – кивнул Тойвонен. – Попробую излагать проще. Суть – точнее, правда о ней – заключается в том, что в нашем мире все время присутствует невероятное зло. Настолько чудовищное, что даже дальние отголоски его проявлений способны нанести человеку непоправимый урон.

– Вы говорите о дьяволе? – уточнила его собеседница.

– Дьявол был бы не самой плохой компанией в сравнении с теми, кого порой можно встретить в ночных закоулках любого города, – вроде бы, Эйнари пробормотал эту фразу себе под нос, но Ангелина отчетливо расслышала каждое слово.

– Нет. Дьявол здесь ни причем, хотя именно он и служит универсальной ширмой.

– Ширмой для чего? – Ангелине это уже начинало надоедать. Днем, в лавке, пожилой финн показался ей куда более интересным человеком. Он напомнил готессе героя Криса Кристофферсона[5]5
  Американский киноактер, «звезда» остросюжетных фильмов.


[Закрыть] из старинного ужастика «Блэйд». Умудренный опытом, обаятельный, стильный. И еще – знающий некую страшную тайну. Но почему он так долго топчется на месте прежде чем поделиться своим секретом? Сам же ведь предложил!

– У меня возникают все новые вопросы, – облизнув губы проколотым язычком, продолжила Ангелина. – Что за люди погибли? Почему другие сошли с ума? И для чего является ширмой дьявол?

– Ответ на все ваши вопросы один, – промолвил Эйнари. – Истинная суть мироздания. Люди, которых я упомянул, однажды вплотную приблизились к ней. Ее же сильные мира сего скрывают за воняющим серой занавесом, на котором начертано слово «Дьявол».

– Так вы откроете мне ее? – почти раздраженно спросила девушка. – Вы ведь знаете! Ну пожалуйста! – Ангелина состроила физиономию, как нельзя лучше подходящую к ее имени.

– Я не уполномочен быть вам учителем или проводником, – покачал головой Тойвонен. – Могу лишь рассказывать истории, а вы вольны делать из них какие угодно выводы. Быть может, услышанное чем-то поможет вам в жизни, а если нет… хотя бы просто развлечет.

«Ну наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки», – облегченно подумала готесса.

– Вы сами пережили все то, о чем будете рассказывать? – поинтересовалась она.

– Будь так, я, уж верно, тысячу раз сошел бы с ума, – невесело усмехнулся Эйнари. – Нет. Лишь в одном эпизоде я участвовал лично, но этого мне хватило, чтобы… стать тем, кем я стал. Кое-что поведали другие люди – должно быть, моя внешность располагает к откровениям такого рода. О, тайны, которыми, случалось, делились со мной, будут покруче инцеста с родной сестрой. Год назад в этом самом кафе один парень рассказывал мне, как он попал в компьютерную игру, которую сам же создал. Вернувшись из виртуальности, бедняга три года сидел на транквилизаторах и больше никогда в жизни не прикасался к компьютеру.

– Но… разве так может быть? Я ожидала чего-то, чему смогла бы поверить.

– Нуждаетесь в доказательствах, которые можно увидеть? – Эйнари внимательно посмотрел на девушку. Как ей в тот миг показалось – заглянул прямо в душу. – Я смогу вам их предоставить. Большинство историй попали ко мне вместе с предметами, что сейчас хранятся в моем магазине. Я покажу вам кое-какие из них. Но только в том случае, если пообещаете, что ни полслова об этом не скажете даже самой родной душе.

– Обещаю, – не раздумывая, выдохнула Ангелина.

– Отлично. Тогда начнем.

Достав из кармана, он поставил на стол маленькую коробочку из прозрачной пластмассы. Внутри находился крохотный черный комочек протоплазмы. Приглядевшись, Ангелина увидела, что это – сушеная муха.

– Об этом насекомом будет моя первая история, – Эйнари отхлебнул виски и постучал указательным пальцем по мутноватому пластику. – Она, кстати, происходила где-то неподалеку, хоть и довольно давно…