Текст книги "Воровка чар. Маги, ведьмы, чернокнижники"

Я криво улыбнулась. Конечно, не открою, дверь ведь – непреодолимая для магов преграда.

Подумать – подумала, но вслух ничего не сказала. Взяла псише и ушла.

Глава 4
Канал

Бегом поднявшись в комнату, наскоро ополоснула в тазу лицо и приступила к сокрытию краденого. Аккуратно, не касаясь артефакта, сдернула тряпку, бросила зеркало на кровать, накрыла запасной рубашкой и завернула в нее.

Даже сквозь ткань я чувствовала, что псише едва заметно дрожит, будто наковальня, по которой только что ударил молот кузнеца. Меня так и тянуло схватиться за гладкую прохладную ручку. Но я сдержалась, пристроила сверток на дне сумки с травами и приказала себе забыть о нем. Грязную тряпку травницы сунула в карман, надеясь где-нибудь выкинуть.

Еще час я бродила от стены к стене. Сначала просто оттого, что мысли скакали в голове, как чумные блохи. Потом – потому что этот чертов мальчишка все не возвращался. А если влип?

«До тебя наконец дошло? – мысленно спросила я у самой себя. – Что мы связаны?»

И сама же вслух ответила:

– Видимо, дошло. – Я распахнула дверь, в животе тут же заурчало. – Поесть, что ли? А то, оказывая помощь неимущему народу славных Хотьков, даже пообедать забыли.

Хозяин, как и большинство посетителей, покосился в мою сторону, но смолчал. Блюда в зале разносили две молоденькие женщины, и я традиционно удостоилась отвращающих знаков. Лиска так и не появилась.

Рион показался через полчаса, когда я тоскливо разглядывала тарелку с рагу – аппетит пропал, словно его и не было. Парень, как назло, подошел к трактирщику и о чем-то эмоционально с ним поговорил. После чего Петриш подозвал двоих мужиков в одежде лесорубов и в их компании покинул заведение.

Маг плюхнулся на лавку напротив и зачерпнул рагу. Из моей тарелки, между прочим. Хотя, если за все платит чаровник…

– Ошень вкушно, – он торопливо жевал.

– Рион, – попросила я, – скажи, что мы сегодня уезжаем отсюда.

– Не могу, – он зачерпнул еще одну ложку.

– Почему-то я так и подумала. – Аппетит исчез полностью. – Сам расскажешь, что узнал, или надо умолять?

Рион удивленно поднял брови, проглотил овощи и покачал головой:

– Было бы интересно посмотреть, – и снова взялся за ложку. – Но, боюсь, не переживу такого счастья. Сейчас Петриш вернется, и все узнаешь.

Трактирщик вернулся как раз к тому моменту, когда маг добрался до дна тарелки, и жестом попросил нас следовать за ним.

– Рион?

– Минуту потерпи, ладно? – попросил маг, поднимаясь. – Всего минуту.

В сопровождении хозяина мы прошли не более сотни шагов по главной улице и свернули налево, к одному из домов. Добротная одноэтажная постройка под новенькой черепичной крышей, в палисаднике розы, сбоку крытая телега с впряженной рыжей мохноногой лошадкой. Лопоухий молодец сноровисто сгружал холщовые тюки.

– Ткача Керея дом, – сказал Петриш, заходя первым.

В светелке нас уже ждали. Семья ткача в полном составе, все с напряженно суровыми лицами. Ткач – дородный мужик с тяжелым взглядом и ранней лысиной, и его жена – сухощавая нестарая женщина с усталым лицом, сидели на лавке. Занятый на погрузке, видимо, старший сын, проскользнул за нашими спинами, встал справа от отца. За него тут же ухватилась молоденькая девушка с длинной косой и младенцем на руках. Жена? Сестра?

За спиной хозяйки дома переминалась с ноги на ногу девочка лет тринадцати, чуть постарше той, что застала меня над телом бабки и ее козы. Бросив в мою сторону испуганный взгляд, она спряталась за спину матери и больше не показывалась. Рядом с ней озорно пихали друг друга локтями мальчики-двойняшки. Лица братьев были перемазаны чем-то липким и, без сомнения, вкусным. В углу отдельно от всех сидела заплаканная тетка в длинном черном одеянии и топтались давешние лесорубы.

Зачем мы здесь? Я вопросительно посмотрела на мага.

– Керей, ты это, не мешай, – первым высказался трактирщик. – Нам для начала тока поговорить.

Женщина в углу громко всхлипнула, остальные скрестили пальцы и поводили перед собой – от сглаза.

– Говорите, нам скрывать нечего, – разрешил ткач.

Петриш кашлянул и, указав на заплаканную тетку, сказал:

– Вот, знакомьтесь, Рея-травница.

Рион не отрывал взгляда от женщины. И я его понимала. Грозной чаровницей, управляющей нежитью, оказалась трясущаяся тетка неопределенного возраста с опухшим лицом.

– Ты козу загубила, знахарка? – спросил парень.

В ответ слезы из карих глаз потекли пуще прежнего.

– Это мы виноваты, – ответила вместо Реи хозяйка дома.

Керей нервно дернул щекой, но жену не остановил.

– Муж заболел. Вышградские шептуны десять риниров[11]11
  Ринир – золотая монета высшего достоинства. 1 ринир = 10 серебряным динам, 1 дин = 100 медным череням.


[Закрыть] запросили за излечение. А наша Рея взялась за пару динов. Хворь цепкая попалась, выводить с кровью надобно. На скотину перевести, да и порешить ее. Болезнь в землю уйдет и ни на кого другого не перекинется.

Я вздохнула. Дальше можно было не продолжать, история стара как мир. Суеверие, что любую болезнь можно перевести на другое живое существо, давно и прочно укоренилось в головах людей. И доказывать, что недуг не изгоняют, а лечат, – бесполезно. Люди хотят верить в моментальное выздоровление. Этим и пользуются нечистые на руку целители. Усиленно лечат человека, как правило, безрезультатно. А потом, выдержав надлежащий для нагнетания обстановки срок, предлагают последнее средство – ритуал изгнания. Получив монеты, врачеватель убеждает больного, что тот здоров. Это в лучшем случае. А то ведь есть умельцы, знающие, куда нужную травку подложить, чтобы болезнь вызвать, а уж потом и вылечить.

Но я отвлеклась, а женщина тем временем рассказывала:

– Сговорились с Мироном-гончаром. Сменяли козу на отрез хлопка. Мать Мирона, та самая бабка Нюля, привела животину на убой. Хотели провести ритуал на заднем дворе, но… но… – Женщина испуганно посмотрела мужа.

– Не решились, – закончил за нее Рион. – А зря, тогда и вопросов бы не было. Моя земля, моя скотина, когда хочу – тогда и режу.

– Неча заразу у дома плодить, – прогудел ткач.

– Рея провела обряд, – дождавшись одобрительного кивка мужа, продолжила женщина. – Зарезала козу, заговорила кровь, сделала талисман для больного.

– Вот уж гадость, – не выдержала я. Ткачиха дернулась, словно ее ударили, но не возразила. Нечего. Гадость на крови – гадостью и останется.

– То же самое мне сказали и Мирон, и Ташка, – кивнул чаровник и посмотрел на меня. – Та девочка, что нашла тело старой Нюли.

– Но Рея к этому времени уже у нас была. Здесь, – проговорила женщина. – Я помню, когда Ташка заголосила, я как раз перину переворачивала, а Рея мне помогала.

– А что у вас болит? – поинтересовалась я у ткача.

На мой взгляд, дядька был здоров, никакой хворобы. По воцарившейся тишине я поняла, что вопрос задала зря. Даже травница перестала всхлипывать.

– Какое тебе дело до моих хворей, водянка? – процедил ткач сквозь зубы.

– Никакого, – пожала я плечами. – Но раз травница еще здесь, до излечения, надо полагать, далеко.

Мужчина с шумом втянул воздух, в глазах разгорелся гнев. Я заставила себя стоять на месте, не поддаваясь трусливому желанию спрятаться за мага.

Домочадцы Керея переглянулись. Жена посмотрела умоляюще.

– Я теряю мужскую силу, – выдохнул он.

Трактирщик отвернулся. Один из лесорубов усмехнулся. Ткач стал наливаться краснотой.

– Давно?

Керей сжал руки в кулаки, на скулах заиграли желваки, но он ответил:

– Третью седмицу.

– Я могу осмотреть кровать?

Мужчина плюнул под ноги. Я не шевельнулась. Рион сделал шаг вперед и… Я запомню это движение, почти незаметное. Он собирался встать на пути у дородного ткача, закрыть меня собой. Да, защищал он не меня, а свою силу, но… Это показалось неожиданно приятным.

Керей обернулся к семье, ища поддержки. Но все были растеряны.

– Хуже уже все равно не будет, – выдавила женщина, обнимая дочь.

– Вторая дверь от светелки, – пересилил себя мужчина.

Под испуганные перешептывания я вошла в спальню. Думаю, после моего осмотра белье сожгут, мебель выкинут, а стены перекрасят. Да еще и смирта вызовут, чтобы вернуть семейному ложу благословение. Мне-то что, лишь бы людям в радость.

Хозяйская опочивальня была убрана с заботой и любовью. Резная кровать с вышитым покрывалом, невесомые занавески на открытых окнах, свежие розы в глиняном кувшине, вышивка на стенах.

Принюхалась. Бесполезно, аромат роз перебивал все запахи.

Терять мужскую силу – не к добру, это вам любой мужик скажет. Правда, вряд ли он знает, что причин тому может быть несколько. На хворого ткач совсем не походил, и, как говаривала бабка Сима, сначала нужно исключить самое очевидное.

Помню, в Солодках Таська прибежала к нам после одиннадцатого ребенка. Со слезами просила найти управу на ее неустанного мужа. Не знаю, что тронуло Симу, изможденное лицо соседки или паскудный характер ее муженька, от которого я не раз получала хворостиной просто за то, что мимо проходила да глаза таращила, но выдала она Тасе один корешок.

Если его поджечь, тлеть будет несколько дней, источая едва уловимый пряный аромат. Успокоительное, расслабляющее средство для нервных людей. Но при ежедневном окуривании человек становится вялым. Растение так и называют «лентяй-трава». Мужикам от него все время хочется спать. Тут уж не до женских округлостей.

Расстройство замечают не сразу, потому как, стоит выйти из дома, голова проясняется, руки просят работы, а… хм… тело – любви. Но только сунется мужик обратно в светелку, прижать жену на вышитом покрывале, как дымок снова делает свое дело.

Таське тоже поначалу помогло, но потом ее мужик Варьку на сеновале от души повалял. Пришлось женщине отказываться от средства, если хотела при муже остаться. Отказалась. К лету снова люльку качала.

А семейство ткачей многочисленное… Может, хозяйка решила отдохнуть от чрезмерного внимания благоверного? Только тот оказался не в пример вернее Таськиного мужа и на сторону ходить брезговал?

Я прошла в комнату и приступила к поиску. Осмотрела вазу, шкатулку, сундук и стену за ним, подняла половик, заглянула под кровать. Ничего.

Неужели настоящее расстройство? Странно, что нет других симптомов, такие болячки обычно любят компанию. Тут хочешь не хочешь, а десятком риниров придется пожертвовать. Или травница, закончив работу, все убрала? Если так, мужик должен был поправиться, но не зря же он так кулаки сжимает.

Все подходящие места я осмотрела – не положишь же тлеющую деревяшку под матрас или в сундук между бельем, так и до пожара недалеко.

Подхваченная ветром занавеска взлетела и опала. Стоял теплый летний вечер, до темноты было еще далеко, запахи свежевскопанной земли и травы перемешивались с ароматом цветов. Я обшарила подоконник, раму и… В углублении между ставнями рука наткнулась на железную коробочку. Бабушка, как всегда, оказалась права, сначала надо исключить очевидное.

Корешок все еще тлел, почти незаметный дым проходил сквозь неровные пробитые отверстия и тут же рассеивался.

Я осмотрела остальные окна в комнате и достала еще две курительницы. Основательно сработано. Если бы не открытые окна, хозяев в один прекрасный день вовсе не добудились бы.

Открыв коробочки, от души поплевала внутрь. Затухая, корешки издали едва слышное шипение. Закрыв крышки, убрала курительницы в карман и вернулась в светелку.

– Все в порядке, – сказано было с улыбкой, но мою радость не спешили разделять. – На опочивальне сглаз. Переберетесь в другую комнату, и все сразу наладится, – повернувшись к Рее, я спросила: – Не хотите ли помочь господину магу?

Рея отрицательно замотала головой и даже открыла рот для отказа, но вытащенная невзначай из кармана коробочка изменила ее решение. Отрицательные кивки сменились утвердительными, и женщина от желания оказаться подальше от дома ткача, которого так усиленно лечила, даже вскочила с лавки.

Ответы на любые вопросы на самом деле лежат на поверхности, в который раз убеждаюсь в этом.

Дом Керея мы покинули в полной тишине. Петриш вышел первым, лесорубы следом, потом на улицу юркнула травница. Рион схватил меня за руку и прошептал:

– Она не маг, раз не видит печать.

– Поблагодарим Эола за маленькие радости, – так же тихо ответила я.

В трактире лесорубы вернулись к прерванному ужину, Петриш занял место у стойки. Сев за столик, я выложила перед Реей жестяные коробочки.

– Почему ткач? – спросила я.

– Выбрали дом позажиточней, – пожала плечами женщина.

– Что это? – спросил Рион.

– Лентяй-трава, ее дым отбивает всякую охоту к… к чему бы то ни было, – ответила я, а парень фыркнул, выражая отношение к подобным народным средствам. – Почему вовремя не убрали? – Я указала на курительницы.

– Всего не упомнишь, – пробормотала Рея. – Не успели мы…

– Мы? Кто еще в этом участвовал? – спросил парень, а мне сразу вспомнилось усталое и встревоженное лицо жены ткача.

– Вам-то что за дело, господин чаровник? – развязно спросила Рея. – В Вышград на меня донесете? Да и ладно. А кто людей лечить будет, кто роды принимать? Сами, что ли, возьметесь? Все бы вам, магам, на нас, травниц, напраслину возводить…

– Лечить? Напраслину? – поднял бровь Рион.

– Да брось, чаровник, ничего бы с Кереем не сталось, охолонул бы с недельку и снова к женке…

Я достала из кармана тряпку, в которую было завернуто псише, и молча положила рядом с коробочками, здорово умерив браваду травницы. Если уж она собралась страдать за правду, пусть страдает за всю.

– Ваше?

Рея побледнела. Потом посерела. На нас начали оглядываться. Петриш нахмурился, но вмешиваться не стал.

– Воды, – попросила женщина и, не дождавшись разносчицы, стала заваливаться вбок, старательно кося глазами. Пожалуй, слишком старательно.

Но доиграть падение в обморок до конца не смогла, в последний момент ухватилась рукой за лавку, чтобы не приложиться об оную головой. Так что сочувствия не нашла не только у меня, но и у Риона. Чаровник щелкнул пальцами, и на ладони зажегся маленький огонек, отразившийся в глазах парня. Это подействовало лучше всяких уговоров.

– Это все Лиска. Племяшка моя. – Я бросила взгляд на мага, но тот остался спокойным. – Она прошлым летом у нас появилась. Говорила, что Пелагеи дочка, сестры моей молочной.

– И вы ей сразу поверили? – удивилась я. У нас в Солодках годов пять прошло, прежде чем маслобойщик признал невесть откуда взявшегося сына. Пять лет работы на сыроварне, пять лет чистки сараев и сбора урожая. Неблагодарное это дело – набиваться в родню. Работать заставят, вместо того чтобы дом отписать да серебряными динами осыпать.

– А чего ж не поверить? – хмыкнула травница. – Они же с Пелагеей на одно лицо. Породу сразу видать, что у собак, что у коней, что у людей. Лиска – девка бедовая да до мужиков охочая. Точь-в-точь как Пелагея. – Женщина говорила, а взгляд слезящихся глаз не отрывался от старого куска ветоши. – Обычно кобели и сами рады стараться, а тут… Как-то нарвалась девка на Керея, а тот возьми да и отвернись. – Рея взяла со стола тряпку и стала комкать в руках. – Обидно ей, все слюни пускают, а этот морду воротит. Она все и придумала.

– Она знала о силе корешков? Вы ее ремеслу учите? – спросила я.

Тетка обожгла меня злым взглядом. Рион чуть качнул огоньком, и она торопливо продолжила:

– Болезнь я подсказала, Лиске хотелось, чтобы хворь постыднее была, чтобы он глаза прятал. Курительницы она подложила. Исхитрилась на день к ткачихе помощницей устроиться, когда они перины выбивали. Потом должна была убрать, когда Керей мошной тряхнет.

– Зеркало откуда? – не вытерпел Рион.

– Зерцало-то? Так Лискино, попросила подержать покамест, – нарочито небрежно сказала травница, что совсем не вязалось с ее напряженным взглядом и руками, вцепившимися в старую тряпку.

– И вы согласились?

– Ага, боязно, конечно, было, но одна она у меня, кровинка, остала-а-а-ась. – На последнем слове тетка вдруг завыла. Чаровник от неожиданности сжал ладонь, и огонь с тихим «пых» погас. На нас обернулась половина зала. – Сказала, что подарок, думаю, вра-а-ала. Украла, поди. Но у Петриша никто не хватился, вот я-а-а и успокоила-а-а-ась. – Рея начала всхлипывать и уткнулась в тряпку.

– Вчера что случилось? – спросила ее. – С козой?

– Я болезнь изгна-а-а-ала. – Парень поморщился, и тетка, размазав грязь по лицу, уже спокойнее продолжила: – Скотину зарезала. Нюлька должна была к ночи, пока никто не видит, тушу забрать, чтоб не пропала, значит. Не думайте, сами бы есть не стали, на торги свезли аль Петришу за гроши сдали. – Она кивнула на трактирщика. – Чужакам все равно, никого не знают, ни о чем не бредят.

В целом я была с ней согласна, мясо есть мясо, особенно если учесть, что изгнание – полная чушь. Но все равно слова травницы оставили в душе какой-то кисловатый привкус. Наверное, так ощущается гадливость.

– А Лиска? – спросил Рион.

– А что Лиска?

– Зачем меня на сеновал потащила? – спрашивая, парень отвернулся, не от тетки, от меня, словно это могло иметь хоть какое-то значение. Да развлекайся он там с целым хороводом красоток, я бы не почесалась.

– Молодой вы еще, неужели сами не догадываетесь, зачем девки парней туда тащат? – Рея прищурилась, парень тут же разозлился.

– Я спрашиваю, не для чего, а почему она меня позвала?

– Кто же знает. – Тетка вздохнула. – Пожалела или отвлечь хотела от мыслей ненужных…

Я, к вящему неудовольствию чаровника, хмыкнула. Лиска зря время теряла, у нас и с нужными – беда.

– Кровинка-а-а-а, – снова завыла тетка. – Пропа-а-ала девочка-а-а моя-а-а!

Сидящий за крайним столом мужчина в рубахе с рваным воротом привстал, но под взглядом Петриша сел обратно.

– Как пропала? Она не вернулась? – Я посмотрела на мага.

– Не знаю, – проговорил он. – Как крики услышал, сразу сюда бросился. Она там осталась.

– А вы сидели у ткача? – спросила я. – Ждали выздоровления?

– Ждала, – закивала тетка. – Но Лиска не пришла, а куда запрятала лекарство, не сказала, вот я и боялась уйти, вдруг найдут.

– В ночь третьего дня к тебе мужичок приходил. Зачем? – спросил Рион.

– За смородиновкой, зачем же еще. Но я не дала, – ответила Рея, вздохнула, отложила тряпку и добавила: – Плеснула чуток, чтоб отвязался.

– Так и ушел ни с чем? – изумилась я.

– Да нет, поскандалил малость. Он должен был крышу перекрыть. Задаток уж взял, а за дело вторую седмицу не брался. Вот и поругались. Живой он был. Это и Лиска подтвердить может, он при ней приходил, – зачастила Рея, но, вспомнив, что девушка куда-то запропастилась, сникла.

– Все? – уточнил маг.

– Все-все, – закивала тетка.

– Тогда пошла отсюда, – рявкнул Рион, и обрадованная тетка стала сгребать в подол коробочки с корешками. – Еще раз услышу, что ты подлогом занимаешься, доложу в Вышград. Поняла?

Судя по тому, как рьяно Рея кивала в такт каждому слову, услышала она только первую фразу. Сравнивать эту – травницей ее язык не поворачивается назвать – тетку и бабушку просто не получалось. Это как поставить рядом осла и лошадь, вроде похоже, а суть разная.

– Целый день впустую потратили, – протянул маг. – Такими темпами до зимы тут застрянем.

– Все ты со своим обетом, – не сдержалась я.

Но на этот раз парень не полез в бутылку.

– Три ночи – три покойника… – с тоской протянул он.

– Не боишься, что сегодня будет четвертый?

– Ох, – выдохнул Рион, – умеешь ты успокоить. Что предлагаешь?

– Я? – невольно округлила глаза. – В идеале – седлать лошадей и не останавливаться до столицы.

– Айка, прекрати, – перебил маг.

– Тогда давай поднимемся наверх и запремся в комнатах. И никому не станем открывать, даже если будут умолять.

– Зря я спросил. Больше не буду. Значит, у нас нет выбора, – проговорил он будто самому себе.

– Ты о чем?

– Придется дежурить. – Чаровник постучал пальцами по столу. – Но вдвоем всю местность не охватим. Надо просить людей о помощи.

Я открыла рот, чтобы возразить… То есть, он хочет предложить людям взять в руки оружие и защищать себя самим? Да они же друг друга перережут за один подозрительный чих. Вместо одного покойника получат дюжину.

И тут же рот закрыла. Не мое дело. Сами зарядят, сами постреляют, сами похоронят. Мое дело – я и еще этот маг до поры до времени.

А может, среди людей найдется несколько здравомыслящих, которые быстро объяснят парню всю дурость его предложения?

Как оказалось, недооценила я наш народ.

– Слушайте, люди добрые! – Рион вскочил на лавку. – Зло пришло в Хотьки!

Зря он так, вон разносчица поднос уронила.

– Не могучее зло, не колдовское, а человеческое!

Вот это уже интереснее. Откуда он взял? Оттуда, что магии не почувствовал? Но сам же сказал, если маг сильнее его…

– Убивец средь вас, люди добрые!

«Люди добрые» загомонили, стремительно превращаясь в «недобрых». Заскрипели отодвигаемые лавки, вжикнули вынимаемые кинжалы…

– Три ночи он забирал по жизни. Три сердца остановил!

Кто-то сплюнул, кто-то выругался.

– Скоро стемнеет, скоро он снова выйдет на охоту. – Рион патетически вытянул руку, словно прося милостыню. – Не позволим супостату забрать еще одну жизнь, еще одного мужа, брата, мать или скотину.

– Не позволим! – слаженно охнули в ответ.

– Выйдем во тьму ночную да не посрамим предков!

– Выйдем…

Где-то за спинами лесорубов заголосила женщина, уж ей-то понятно было, чем может обернуться это «не посрамим».

– Это ваша земля. Ваша жизнь. Ваш суд!

А вот это он зря… Очень зря, теперь они не остановятся, пока кого-нибудь не повесят. У нас в Солодках так торговца лентами удавили собственным товаром, аккурат после того как смирт призвал наказать нечестивца, вынесшего мозаику из цветного стекла, изображавшую вознесение Эола и посрамление дасу. Мозаику так и не нашли, а торговец еще долго качался на верстовом столбе.

Трактирщик многозначительно выложил на стойку изогнутую – чуть тронутую ржавчиной – саблю. Лесорубы хлопнули друг друга по плечам и подняли топоры. Мужик в рубашке с рваным воротником, сидевший в одиночестве, воткнул в столешницу мясницкий нож.

Поучаствовать в народной тарийской забаве «поймай убивца» хотели все. Или, может, тут дело в маге? Он предложил не надеяться на чудо, а взяться наконец за топоры и вилы? Благословил на то, чего они давно хотели, да все никак не могли решиться?

Через час на постоялом дворе собралось почти все мужское население деревни, за вычетом немощных стариков и грудных младенцев. Несколько женщин тоже не усидели в избах и теперь старательно нарезали мужьям сыр и разливали чай. Одна баба, правда, пыталась заголосить, надеясь вернуть благоверного под одеяло, но ее быстро заткнули. «Ополчение» собиралось во всеоружии: у кого вилы, у кого дрын, коса с обломанным косовищем, много топоров, пара коротких клинков и один арбалет. Надеюсь, парень, у которого он в руках, умеет с ним обращаться. Очень надеюсь.

– Всем разбиться на тройки, – начал командовать Рион. – Будем обходить деревню по кругу. Заметите что-нибудь необычное, кричите громче, сразу в драку не лезьте. Спиртное не брать, не ровен час, заснете под кустом, нам одно беспокойство. Кто решит отдохнуть, пусть зайдет сюда и скажет Петришу, чтобы не искали зря. Каждый час группа меняется. Ясно?

Мужики с серьезным видом покивали головами.

Меня пытались отправить спать. Целых два раза.

– Госпожа стрига, я тут вам чайку собрал, коржик там, молочка с медком. Дирка в комнату отнесла, вы уж не обессудьте, чем богаты, тем и рады, – прогудел над головой хозяин трактира. – Отдохнули бы перед дальней дорогой.

– Нет, – ответила я, оценив такт мужика и смягчив… или усилив отказ улыбкой.

Петриш потоптался на месте и, не дождавшись другого ответа, вернулся за стойку, чтобы выдать подошедшему парню кривой кинжал.

– Шла бы ты спать, честное слово, Айка. И так душа не на месте, – торопливо проговорил Рион и отправил очередного «охотника за приключениями» к левой стене, там уже стояли две готовых к обходу деревни тройки.

– Нет, – повторила я.

– Айка…

– Ты так старательно вбивал в мою голову мысль, что мы связаны, считай, что вбил. Я жить хочу, а потому не отойду от тебя ни на шаг.

– А если я по нужде пойду?

– Значит, пойдешь. – Рион вздохнул, а я добавила: – И я с тобой.

Стоящий справа от мага сутулый крестьянин скабрезно хихикнул, но лезть с советами не стал. Дела ведьмы и мага его особо не касались.

– Так что, если идешь туда, – я ткнула пальцем на дверь, – я иду следом.

– С тобой буду не вперед смотреть, а…

– Как бы я на чей-то топор головой не напоролась ненароком, – закончила за него. – Понимаю, но ничего поделать не могу. И не хочу. Придется тебе убрать все топоры, а не меня.

Думаю, если бы они захотели, если бы Рион подал хоть какой-то знак трактирщику, меня бы скрутили и со всеми осторожностями отнесли в комнату. А потом, в зависимости от исхода ночи, может, и на виселицу. Иллюзий насчет собственной силы я не питала. Орала бы, конечно, громко, но поделать ничего не смогла бы.

– Айка, – повторил парень печально, и я поняла, что гнать меня больше не станут. – Будь по-твоему, но… – Он поднял палец.

– Ты говоришь, я прыгаю, – сказала ему. – Это и так понятно. Буду ходить, смотреть и…

– Молчать, – закончил Рион.

– Договорились.

– Тогда так. – Чаровник оглядел разношерстную толпу. – Ты, – он ткнул пальцем в парня с арбалетом, – идешь с нами. Надеюсь, стрелять умеешь? Или игрушка тебе в наследство досталась?

– Не сомневайтесь, господин чаровник, по наследству, – шагнул вперед парень. – Не подведу. Ветра нет, руки не трясутся, чегось не пострелять-то?

– Звать как?

– Михей я, рыбацкий сын, но вы все равно не сомневайтесь…

– Понял-понял, – отмахнулся парень. – Я Рион, это Айка. Жди, скоро выходим.

«Скоро» растянулось еще на четыре часа. В трактире стало душно, все чаще сквозь запах пота и ржаного хлеба пробивались пьянящие ароматы хмеля и спирта. Свечи часто гасли, и хозяин менял их на новые. Его то и дело окликали и звали поддержать компанию. Кто-то даже предложил медный черень за то, что именно он поднимет убивца на вилы. Мысль оказалась очень волнующей, и азартные крестьяне дошли до серебряного дина, а потом замолкли, пораженные собственной щедростью. Время незаметно перевалило за полночь, а никого еще не убили и не покалечили, лишь давно храпел в углу «рваный воротник», заботливо накрытый собственным плащом, больше похожим на дерюгу.

– Госпожа стрига, – позвал меня хозяин трактира, в аккурат когда пятая тройка дежурных вышла на улицу. Следующие по очереди были мы с Рионом и деревенским стрелком.

И выложил на стойку небольшой, не длиннее локтя, ножичек, видимо оставленный кем-то из постояльцев в счет оплаты. Я поднялась, подошла к стойке, подняла железку. Свет скользнул по тусклому лезвию. С точильным камнем этот ножичек явно не дружил, а стоило бы.

Я немного подержала тыкалку на вытянутой руке, полюбовалась размытым отражением в давно не полированной поверхности и положила на край стола. Потом подумала и снова взяла.

Только бы самой не зарезаться и парней не задеть ненароком.

У Риона клинка не было, да ему никто и не предлагал. Оно и понятно, к чему магу железо? Интересно, а ведьме оно зачем?

Мы вышли на улицу, когда я уже поверила, что ничего не случится, что «убивец», кем бы он ни был, сидит за соседним столом и поднимает чарку за собственную поимку.

Улица была темна, зато почти в каждом окне трепыхался огонек свечи. Луна то и дело выныривала из облаков, освещая соломенные двускатные крыши, кривые заборы и даже серую кошку, шмыгнувшую за поленницу.

– Так, идем друг за другом, шаг в шаг. Просто идем и смотрим…

– Ты кого уговариваешь, меня или себя? – спросила Риона.

– Всех, – ответил он.

За спиной сдавленно хрюкнул Михей. В целом парень меня порадовал. Стоило нам выйти из трактира в ночь, как он отшатнулся в сторону от моих мерцавших во тьме волос. Но в спину не пальнул и не убежал с криками. Лишь пробубнил короткую молитву Эолу.

Поначалу мы шли неуверенно, дергаясь от каждого скрипа калитки. Улицы, наполненные тенями, вдруг стали враждебными. За каждой тенью мерещилась еще одна, куда более страшная и смертоносная. Через несколько десятков шагов я чиркнула о камень железкой, которую держала в руке, стрелок едва не выронил арбалет, а Рион выругался, тихо и как-то устало.

– Эй, – закричали с противоположной стороны улицы, – мальцы! – Мужчина из точно такой же тройки замахал руками.

Очередной патруль, живой и невредимый, возвращался в трактир.

– Не боись, мальцы, мы рядом, ежели чего, – начал заверять нас кряжистый мужичок с рыжей бородой, но, заметив меня, а потом и Риона, крякнул. – То исть… Доброго вечера, господин чаровник, – произнес он, но поклонился почему-то мне.

– Доброго, – ответил Рион и спросил: – Ничего?

– Ничегось, – согласился другой, помоложе, гладко выбритый.

– Даже не знаю, радоваться или огорчаться, – пробормотала я, и Рион ткнул меня рукой так, что я все-таки выронила железку.

Михей сдавленно хихикнул. Всего раз. Наверное, поэтому маг даже не повернулся.

– Ежели чего, зовите, – напутствовал нас рыжебородый, а я с тоской всмотрелась в уходящую во тьму улицу.

Скучное на самом деле занятие. Идешь-идешь, а ничего не происходит. И если сначала мы бдительно всматривались в каждый угол, в каждую шевелящуюся ветку, до рези в глазах пытаясь разобрать, что прячется во тьме, то потом просто окидывали взглядами округу и торопились уйти подальше. Михей больше не смеялся, только вздыхал. Рион молчал, видимо, разочаровавшись в собственной идее, ускорял и ускорял шаг, торопясь вернуться в трактир.

Но нам не повезло. Или наоборот, тут с какой стороны посмотреть. Но, как по мне, пакость не может считаться везением.

Описав дугу, наша тройка уже возвращалась обратно, когда в лесу завыли волки. Михей выписал отвращающий жест и встал столбом. Тревожный унылый звук пробрал до самых костей. Стрелок громко клацнул зубами. В руке Риона замерцал маленький огонек, он не столько разгонял тьму, сколько делал ее гуще.

Мы оглядывались, инстинктивно придвигаясь друг к другу, искали малейшие признаки опасности, но ничего не находили. Ничего не было, кроме тьмы и воя.

Звери затихли так же внезапно, как и завыли. Дома все еще стояли на месте, огни свечей танцевали в темных окнах. Луна не торопилась показываться на глаза, как и чудище, или кто там сегодня развлекался в Хотьках?

– Смотрите! – закричал Михей.

По улице из центра деревни медленно тек туман. Не собирался, не скапливался под кустами бузины, оседая влагой на листьях, а именно тек, как густые сливки из разбитой крынки. Он поглотил улицу, укутал заборы, заполнил сточную канаву и накрыл огороды. А мы все стояли и смотрели как завороженные.

Михей выстрелил в белое марево скорее инстинктивно, чем желая навредить. Болт ушел в молоко и звякнул где-то в стороне.

– И после этого ты еще будешь говорить, что здесь не замешан маг? – спросила я у Риона, шаг за шагом отступая вместе с парнями вверх по улице.