Текст книги "Воровка чар. Нечисть, нежить, нелюдь"

Глава 5
Исчезнувшая жертва

Стук повторился, настойчивый и нетерпеливый. Мы переглянулись, словно мыши, застигнутые котом у миски со сметаной.

– Господа колдованцы! – закричали с улицы, и мы узнали голос Казума. Михей даже неуверенно улыбнулся, а вот я радоваться не спешила. – Господа колдованцы, дело до вас есть. Спешное!

– Точно, – пробормотала я. – Спешно на костер препроводить.

– Айка, – покачал головой Рион, но без особого удивления, и громко выкрикнул: – Заходите.

Мельник не заставил себя ждать – так и непочиненная дверь скрипнула, мужчина тяжело переступил порог, миновал сени, вошел в комнату и с облегчением вывалил на стол перед Витом ворох бумажек.

– Вот, – удовлетворенно выдохнул Казум, а я заметила, что он уже успел переодеть портки, так как рыжая грязь исчезла.

– Что это? – удивленно поднял брови чаровник.

Тот же вопрос мучил и меня. Честно говоря, я ожидала чего-то более неприятного вроде топоров и факелов. А тут бумажки, лежат себе тихо-мирно, не кусаются. Скрученные листки, некоторые даже с ленточками, некоторые без, некоторые небрежно сложены, с рваными и истрепанными уголками, будто бумагу уже использовали, причем не один раз.

– То, что просили, – качнул головой мельник и добавил: – Надобности. Сами же велели. Чин по чину, усе сделали, написали, как было сказано. Потом еще добавим.

– Так это – не все? – сел за стол вириец.

– И откуда столько грамотеев взялось? – удивился Рион.

– Так к Ламару-писарю все подались, – сказала появившаяся вслед за мельником Пелагея.

– Точно, – подтвердил Казум. – Остальное Хирей-пасечник донесет, если у Ламара рука раньше не отвалится.

– Зато корову – точно купит, – вставила хозяйка, вытирая руки фартуком. – Ну не корову, так козу.

– «Досточтимые господари чаровники. – Чернокнижник развернул ближайший свиток, отбросил в сторону яркую алую ленточку, явно позаимствованную из чьей-то косы, и стал читать вслух, – на милость вашу уповаю, дозволенья испросить имею, дабы первейшей доставить до вас дщерь свою для последующего… – вириец запнулся, сделал круглые глаза и закончил: – Поноса».

Рион закашлялся, Михей покраснел и сделал вид, что угол печи интересует его гораздо больше, чем бумажки на столе.

– «Девка ликом красна и кругла, славна косою, а посему вызывает охоту и приязнь. Доселе не венчана. Бела, пышна, бед… бедриста и полногруда, тем паче понести и разрешиться смогёт без труда. Вопрошаю за разрешенье нужды. – И подпись: – Кагора-ткачиха».

– Кто про что, а эти все о том же, – пробормотал Рион и проводил взглядом Пелагею, которая отправилась переставлять чугунки в печке.

Следующий листок, замызганный и небрежно скомканный, Вит брал с явной опаской.

– У мужичка шишок[17]17
  Мелкая домовая нежить. Прячет разные вещи и утварь так, что ее невозможно найти.


[Закрыть] сдох, – через минуту сказал чернокнижник. – Требует заселить нового.

– Изгнать, – поправил его Рион.

– Нет. Подселить. Скучно человеку. Прежнего он схоронил «по-людски» и теперь страдает от одиночества.

– Как это он умудрился нежить бестелесную земле предать? – спросила я.

– Полна земля тарийская чудес невиданных, – почти пропел Рион.

– И первача, переброжённого в количествах немереных, – в тон ему заметил вириец, отбрасывая бумажку.

– Дядька Казум, – позвала я, подергав мельника за рукав, пока парни разворачивали следующий листок. – Мне послышалось или кто-то кричал? Знаете, так, словно руку дверьми прищемил? Или не руку…

Знаю, этот вопрос задавать не стоило. Не стоило вообще привлекать внимания, но… Меня все еще преследовало это странное чувство, будто кто-то смотрит в спину. Оно чуть притупилось, но не исчезло. Я даже оглянулась на красный угол, но там был только лик Эола. Бог взирал сурово и даже с укором, вряд ли ему нравилось, чем мы тут занимались.

– Да нет, – отмахнулся мельник. – Вернее, да, – тут же поправился он. – Я тоже слышал, уже, грешным делом, подумал, что у пастуха Жига жинка снова в родах, а оказалось… – он вздохнул, – Игнара-пьяница к Эолу отправилась. Допилась, вестимо.

– То есть она умерла от…

– Да не знаю я, от чего. Браги перебрала, все давно к этому шло, прошлую годовщину сошествие Эола так встретила, что пластом седмицу лежала, даже сил выть не было. Майана так и сказала: коль заливать не перестанете, кишки вспучит. Она не перестала. – Мельник пожал плечами, а потом, словно спохватившись, добавил: – Жалко, конечно, хоть и дурна баба. Я как раз у писаря был, когда девки голосить начали, но сразу к вам поспешил, ибо нужды людские – они важнее. Там сейчас Шугар, на ледник ее свезет. Эх, все-таки придется за Теиром ехать, уже двое преставились, схоронить надобно…

Я ничего не сказала. Не смогла, так как кишки свернулись узлом не только у неведомой Игнары-пьяницы. Потому что еще недавно в Хотьках тоже гибли люди и тоже от пьянства. Три ночи подряд.

Парни тем временем разворачивали одну бумажку за другой. Свитки, перетянутые цветными лентами и бечевками, содержали по большей части предложения доставить к чаровникам ту или иную дщерь или племянницу в качестве матерей для будущих чаровников. Такие послания просто отбрасывали в сторону, видимо, предполагаемые отцы не горели желанием стать оными.

– Просят снять порчу с глаз… нет, сглаз. Черт его знает, как правильно.

– Тут женщина хочет заговорить мужа от пьянства.

– А другая просит срочно ввести своего в запой «на подольше». Ибо спасу от него нет. «Доколе в избе сиднем сидеть буде да жизни поучать!»

– Так устроили бы родственный обмен, – предложил Вит.

Рион хмыкнул и зачитал следующее:

– Вразумите Гишку, козла безрогого. Бодает всех. Даже курей. Накануне и вовсе с петухом подрался. Объясните неразумному, что раз рогов нема, то и биться нечем.

В дверь снова постучали. Вит поднял голову. И в его глазах я увидела отражение своего страха, своих настороженности и предчувствия. Чернокнижник сидел за столом, читал записки, спина прямая, плечи напряжены… Он ждал так же, как и я, пусть Михей уже давно опустил арбалет, а Рион пренебрежительно хмыкал над «просьбами». Мы знали – что-то близится, неслышно подступает к самому порогу и скоро заглянет на огонек…

На этот раз проситель не стал дожидаться разрешения, возможно, боялся его не получить, он ввалился в дом Пелагеи без спроса – высокий худой мужчина, пахнущий дымом и горелым маслом. За ним в комнату вбежала растерянная Майана.

– Вам чего, Шугар? – спросил мельник, скорчив недовольную мину, словно вошедший ему не нравился. Вернее, судя по брошенному на Риона заискивающему взгляду, Казуму было неловко за неопрятного и вонючего односельчанина. Так же смотрел на чистильщика выгребных ям наш староста, когда тот явился в храм Эола пред светлые очи заезжего смирта. Староста не стыдился самого чистильщика, он стыдился того, что односельчанина в таком виде увидел тот, перед кем он не хотел ударить в грязь лицом.

– Казум, ты чего, шутковать изволил?

– Охолони, Шугар, не видишь, господа колдованцы заняты.

– Да я-то чего, – смутился вновь вошедший. – Сам же послал за покойницей, сам сказал, а потом сам же и…

– Дядька Казум, – пролепетала Майана, – Игнара пропала.

– Как пропала? – не понял мельник. Вит повернулся к травнице, Михей осенил себя знаком Эола. – Ты куда ездил-то?

– Дык куда сказал – на северную окраину, к дому Сурьки, токмо тама никого не было. Я ведь даже сунулся к ней, а дурна баба сказала, что ты сам давеча приходить изволил и тело на телегу грузил. Оно и ладно бы, токмо зачем меня звал тогдась? Работы и так по маковку…

– Майана, – перебил мельник. – Чего он несет?

– Я оставила Игнару там, где мы… – она посмотрела на меня, – ее нашли, и побежала к Тюрке-омывальщице. А надо было остаться или Сурьку попросить, – расстроилась девушка.

– Я приехал, а там никого, значится. Вот, думаю, неужели Казум-старшой пошутил над Шугаром, и не помирала Игнара-то. Мало ли, сомлела, а потом оклемалася да до дому пошла, не в первый раз ведь…

– Нет ее дома, – вставила травница. – Да и не могла она никуда уйти, мертвая же была. – Взгляд девушки остановился на мне.

Я промолчала, не спеша ни соглашаться, ни спорить с травницей. Михей повторно осенил себя знаком Эола.

– Да-да, – с готовностью подтвердил Шугар, – даже Сурька на крыльце голосила, что ты сам, значится, покойницу забрал, и неча мне тут шастать…

– Да не забирал я ничегось, я тут с господами колдованцами был. – Казум заморгал и тоже осенил себя знаком Эола. – Ты с утреца уже опохмелился, что ль, Шугар?

Шугар отвел взгляд.

– Ну что за сказки? – попенял им Рион, поднимаясь.

Травница в сильнейшем волнении повторила жест мельника, а за ней и заглянувшая в комнату Пелагея.

– Кому сказки, а кому и… – Казум не договорил, а Рион уже поднялся с места, я даже не стала спрашивать, что он намерен сделать. И так понятно, влезть по уши в новую историю. А меня, как назло, снова потянуло в лес…

Тяжелый взгляд ожег затылок, заставил переступить с ноги на ногу. Я едва удержалась, чтобы не повернуться и не показать Виту язык или не швырнуть в него чем-то. Глупая девчоночья выходка сейчас казалась донельзя уместной. Только вириец умел так колоть и ласкать глазами одновременно. Что на него нашло? А на меня? Давно ли я стала ощущать его взгляды спиной?

– Значит, так… – начал Рион.

Но я перебила:

– Дядька Казум, вы сказали, что раньше умер кто-то еще. Вы ведь приехали в скит за Теиром, чтобы соборовать умершего?

– Да, – кивнул мельник. – Паркуса-лудильщика.

– Как он погиб? – спросил Рион, судя по напряженной позе, до парня наконец дошло, почему у меня такие плохие предчувствия. Даже Михей нахмурился и стал что-то высчитывать, загибая пальцы. Чем Эол не шутит, вдруг они тоже внезапно полюбят лес?

– Погиб? – удивился мельник. – Нет, он просто умер. Старый был. Пришел его черед отправиться к Эолу.

– Дома почил?

– Нет. За старой кузней поутру нашли. Госпожа стрига, а зачем вам Паркус?

– Просто, – не дал мне ответить чернокнижник, – хотим знать, кому мы обязаны тем, что встретили вас на лесной дороге.

– Все во власти Эола, – покачал головой Шугар. – Поди, опять от кузнеца по утреннему холодку возвращался, когда навь[18]18
  Смерть.


[Закрыть] встретил.

– Только нави нам здесь и не хватало, – проговорил Рион. От прежнего веселья не осталось и следа.

Глупыми парни не были, даже Михей. Пусть стрелок иногда казался немного наивным и простоватым, а Рион излишне правильным, как может быть правильной проповедь смирта, но не глупыми. Вит, который многого не знал, чувствовал куда больше всех нас, вместе взятых. Чувствовал, что время истончается, тает, словно воск на зажженной свече, и все же сидел здесь и перебирал бумажки. Опасность, разливающаяся в воздухе, и нарочитое спокойствие и веселье вирийца…

– Давайте посмотрим на вашего лудильщика, – встал чернокнижник. – От греха подальше, а то вдруг окажется, что он тоже погулять вышел.

Пелагея охнула и спряталась за печку.

– Интересно, – пробормотал Рион, следуя за вирийцем, и тихо, так, чтобы слышали только мы с чернокнижником, спросил: – Происходит что-то необычное?

– Думаешь? – иронично спросил Вит, когда Шугар, что-то бормоча и прося прощения, посторонился, выпуская его из дома.

– Ага, – кивнул чаровник, – вас с Айкой словно подменили после капища, рветесь людям помогать. Уж не вселились ли в вас дасу?

– Может, святой водой окропить? – предложил стрелок, пристраивая арбалет на плечо.

– Окропи, кто же тебе мешает. Кстати, о святой воде. – Вит посмотрел на купол часовни, о чем-то усиленно размышляя.

Я обернулась и глянула на дом: на крыльцо вышли Пелагея, Шугар, Майана. Казум шел с нами, указывая дорогу. Дверь покачивалась на ветру, и почему-то у меня возникло впечатление, что чинить ее уже поздно.

У нас в Солодках жила Гурьяна-вдова, ее еще плакальщицей прозвали, а за глаза так и вовсе бедой. Она всегда и во всем видела лишь плохое. Ветер с севера – выморозит посевы, с юга – к засухе, вообще нет ветра – однозначно грядет мор и пора сколачивать гробы. Хорошо, что уехала в прошлом году, а то, рано или поздно, ей пустили бы красного петуха в избу. К чему я ее вспомнила? К тому, что сегодня сама себе очень напоминала Гурьяну.

Успокойся, Айка. Покойники не ходят. Я покосилась на чернокнижника… Наверное. Ну уж, во всяком случае, не в этом Эолом забытом селении. Не ходят и не исчезают, если их не заставят, конечно.

– Сбегать? – предложил вирийцу Михей, кивнув на часовню.

– Сомневаюсь, что она там есть, – проговорил Вит и, повысив голос, спросил у Казума: – У вас нет своего смирта?

– Так Теир и есть наш смирт, – удивился мельник. – Благословенный человек, – он осенил себя знаком Эола. – Не побоялся, взялся покаяние на проклятом капище нести, дабы изгнать погань с земли тарийской, даже обет дал, что останется там до тех пор, пока… – Мельник вздохнул и снова пошел вперед. – Вот и приходится за ним туда-сюда ездить, когда кто-нибудь сподобится помереть или родиться.

– Что, так и катаетесь до самого скита? И нечисти не боитесь? – Вит пошел следом.

– Спаси Эол, – снова поднял руку в защитном жесте Казум. – На просеке жду. Нет туда никому хода, коли жить охота.

И в этот момент я поняла – словно увидала уши степного кота, показавшиеся над камышами. Поняла, отчего оборачивалась на образ Эола в углу…

– Поэтому вы так и удивились, увидев нас? – спросила я.

– Сразу смекнул, что вы непросты, – похвалился Казум, сворачивая к восточной окраине села.

Два крайних дома стояли очень близко. Почерневшие, старенькие, они наклонились друг к другу крышами, словно заговорщики. Михей вдруг споткнулся и грохнулся в пыль. Щелкнула спущенная тетива, и болт, сердитой осой прожужжав мимо головы мельника, с сухим треском вошел в одну из досок чердачного окна правого домика. Ставня гулко хлопнула по стене.

Мельник крякнул, тряхнул головой, открыл рот, потоптался у дома, но выругаться не решился, хотя в такой ситуации, как говорят, сам Эол велел.

– Может… ну… это… того… оно… поосторожнее бы, – начал мельник, – если вы из-за того, что Шугар тама наговорил, осерчали, так брехня это все. Не увозил я Игнару, да и зачем мне покойница? Вот, хоть Эолом побожусь! – Казум начал сотворять охранные знаки.

Михей тем временем поднялся и стал задумчиво рассматривать арбалет.

– Чей дом? – нахмурившись, спросил Вит.

– Изба Орьки-прачки. Та померла давно, вот мы в ее старой избе ледник и устроили. Я же сказывал про Орьку и дочку ее непутевую? – спросил мельник, косясь на арбалет. – Тут подземный ручей близко, подмыл избу-то да соседнюю тоже, зато в погребе всегда холодно. – Мужчина распахнул дверь и вошел в дом.

– Не заряжал бы ты игрушку, – попенял Рион стрелку, но тот упрямо вставил болт в ложе.

– Как думаешь, смирт жертвы приносил и с нечистью поладил или ваш Эол дал своему слуге особое разрешение покидать зачарованные места независимо от степени вложенной в заклинания магии? – иронично спросил меня Вит.

Наконец-то я поняла, что не давало покоя с того момента, как мы, слушая болтовню Казума, вошли в дом Пелагеи. Дом, где жил смирт, когда возвращался в Волотки… Ключевое слово «возвращался». Теир мог сходить с заклинания «единого пути», мог уходить к капищу и возвращаться.

– Постойте, – выкрикнул догнавший нас в дверях Рион. – Вы хотите сказать, что смирт…

Не договорив, чаровник нахмурился.

– Смотри-ка, парень растет не по дням, а по часам, – хмыкнул чернокнижник и уже для меня серьезно добавил: – Спина чешется. Чешется так, что хочется развернуться и зарычать.

Вместо того чтобы успокоить, его слова напугали меня еще больше. Слишком лично прозвучало признание, слишком интимно, словно только я одна могла понять смысл этих слов.

Рычать пока не хотелось, и я очень надеялась, что никогда больше не захочется. Лучше уж на самом деле убежать в лес. И там обосноваться, свить гнездо на дереве или выкопать землянку, а еще требовать со случайных путников дань грибами, ягодами и берестой… Эол, опять чушь из детских сказок лезет в голову!

Тело лудильщика лежало там, где его оставили, и вроде бы никуда не торопилось убегать. По моему мнению, стоило прикопать его еще пару дней назад. Ледник ледником, а запашок в подвале, где некогда хранили припасы, стоял знатный.

Не знаю, что хотел увидеть Вит. Мне тело пожилого мужчины, лежащее на лавке, не показалось особо интересным. Все части на месте. Седые растрепанные волосы, синюшная кожа и глаза, которые никак не хотели закрываться…

Я отвернулась, когда чернокнижник открыл покойнику рот и с живейшим любопытством заглянул туда. Рион с восторгом присоединился, правда, заинтересовался отнюдь не внутренним устройством, а, скорее, внешним, и стал водить руками над телом. Стрелок снова начал разглядывать арбалет, и Казум отступил от Михея на пару шагов.

– Не могу понять, от чего он умер? – нахмурился Рион. – Очень похоже на…

Он не договорил, но я поняла и так. С самого утра этими совпадениями кто-то просто тыкал нам в глаза, а мы, словно слепые котята, отказывается замечать очевидное.

В Хотьках тоже погибали люди, и тоже неизвестно, от чего, вроде бы от пьянства, но… Но совершенно точно не от него.

В селе Михея люди гибли с интервалом в день, а здесь от первой смерти до второй, судя по запаху, прошло не меньше пяти. Значит, либо лудильщик и правда почил сам, и парни зря заглядывали ему в рот, либо для… (тут самое время спросить – для чего?) промежуток не важен.

Что еще общего у этих деревень? Лиска. Имя заставило меня поежиться. А может, это от холода, царящего здесь. Чернокнижник и чаровник продолжали возиться с трупом и еще ни разу не поцапались. Трупы, они такие, объединяющие, это не я, это наш гробовщик сказал, когда на похоронах старого гончара помирились его жена и гулящая девка, которая тоже не отказалась бы от вдовьего платка и, вполне возможно, даже имела на него некоторое право.

Вит перевернул труп и задрал рубашку. Я, не говоря ни слова, вышла. Покойники меня не пугали, во всяком случае смирно лежащие на лавках и терпеливо дожидающиеся погребения. Но смотреть на деловитые движения вирийца было неприятно. Хотя чернокнижник никогда не притворялся служителем Эола.

Поднялся ветер, и волосы растрепались еще больше, косу я не переплетала дня два, и, надо сказать, выглядела она не лучшим образом, но это подождет. Все подождет – и мятая одежда, и волосы, и даже голод. Эол, как же хочется есть!

Все подождет, кроме взгляда в спину и предчувствия беды.

Я подобрала прутик и, немного подумав, села в пыль у дороги. Из дома прачки доносились голоса. Я начертила на земле круг.

Это Хотьки, рядом река, лес, домик травницы – к кружку добавилось несколько линий. Первую жертву нашли на опушке – я поставила точку. Вторую – кажется, мужчину, звали Асин – обнаружили на берегу. Последнюю, бабку – на дороге. Три жертвы – три точки. Я посмотрела на собственные каракули, наклонила голову и соединила точки линиями. Любопытно…

Кружок деревни, словно круглое слуховое окно, оказался внутри треугольного чердачного фасада.

Теперь Волотки – рядом я нарисовала овал. Совсем другая застройка, улочки вытянутые. Первая точка – лудильщика нашли рядом с кузней на юго-западе, вторая – Игнара-пьяница почила на северной околице. Если уж искать дальнейшее сходство, то скоро будет еще одна жертва. Или не будет, если я рехнулась после ритуала покаяния. Вон снова в лес потянуло…

Но если пойти на поводу у своего воображения, то третью жертву, чтобы получился такой же красивый рисунок, как в Хотьках, нужно принести на юго-востоке. И еще колодец. В селе Михея центром этого безобразия был колодец, значит, и здесь должно иметься что-то подобное. Или не должно? Что я вообще знаю о магии?

Что там плел Рион о магических каналах и отражениях? Я не очень прислушивалась, что-то про зеркало-ключ и колодец-замок, про канал, по которому в наш мир явно приползет что-то очень нехорошее. И голодное. Почти как я. Меня тогда больше интересовало то, что все живы, обет мага выполнен и нам можно уехать из этих несчастных Хотьков. Да и потом, маги в Велиже обещали разобраться. Вот вам, разобрались.

– Что это? – тихо спросили из-за спины. – Что это такое?

Я обернулась. Чернокнижник уже закончил знакомство с покойником и вышел из дома прачки. Вышел и увидел мои каракули.

– Что это? – Глаза мужчины потемнели, зрачок вытянулся, слова больше походили на рык.

– Вит… – Я поднялась, на крыльцо уже вышел Рион, он что-то в полголоса втолковывал Казуму.

Чернокнижник не дал мне договорить, не дал даже выпрямиться, схватил за горло, вздернул, заглянул в глаза. Только вот смотрел на меня отнюдь не человек. И в этот момент я поняла, что имел в виду Рион, когда говорил о вирийцах… Вернее, конкретно об этом вирийце. Человек, которого кровь дасу превратила в зверя. Сейчас этот зверь держал меня за горло, заставляя ворошить пыль носками сапог, стирая так разозливший его рисунок.

– Ви…шшт, – позвала я. – Пожалуйсс-с-ссс-ш-шшштта…

Закричал Рион, потом, кажется, Казум. Щелкнул арбалет, но стрелок в очередной раз промахнулся, а чернокнижник продолжал смотреть на меня. Продолжал сжимать мое горло.

Его пальцы были сухими и жесткими, губы чересчур красными, зубы чересчур белыми, кожа смуглой, но сквозь загар просматривалось нечто иное. Нечто переливающееся, как внутренняя поверхность ракушки, какие я иногда находила у реки.

– Отпусти ее, демон! – закричал Рион, и щеку опалило жаром – чаровник применил магию. Жалко, что толку от этого почти не было. Чернокнижник дернул бровью, и только.

– Ай-ка, – нараспев произнес Вит, проглотив среднюю букву, словно ему было неудобно ее произносить, словно его горло не могло воспроизвести человеческие звуки. И мое имя прозвучало совсем иначе, четче и жестче, оно прозвучало как «А-ка».

– Не надо, – шепотом попросила я, цепляясь за его руки. – Не…хххррр.

Я тоже хрипела. И тоже рычала, потому что моя кошка, та самая, которую едва не разорвали на части чаровники Велижа, вдруг подняла голову и рыкнула. Без особой злости, скорее для острастки, так собака фыркает на расшалившихся детей, таскающих ее за уши. Тихий недовольный рык без желания обнажать зубы.

Что это? Магия или, как сказал чернокнижник, кровь? Потому что магию из меня вытянули, чаровники не глупы, они, скорее, жестоки. Но что, если это кровь?

Вит склонился к моему лицу, обнажил зубы, кошка зевнула и немного раздраженно дернула хвостом. Где-то рядом безостановочно ругался Рион.

Чернокнижник мог разорвать мне горло, все, что надо было сделать, – это наклониться и заставить меня запрокинуть голову. Но вместо этого щеки коснулось что-то теплое и шершавое. Кошка выгнулась, и я выгнулась вместе с ней, по коже побежали мурашки. Словно домашний пес лизнул.

– Сладкая А-ка, – прорычал вириец и разжал руку.

Я грохнулась в пыль у его ног. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как светящийся шарик врезался в плечо Вита. Чуть поодаль, на дороге, бледный Рион уже создавал новый. Золотые нити огня сплетались в его ладонях в плотный клубок.

– Детская игрушка, – проговорил чернокнижник, слегка пошатываясь. Огненный шарик растекся по куртке. Запахло горелой тканью, рукав осыпался пеплом, а золотой огонь втянулся в смуглую кожу.

Чернокнижник развернулся и перехватил занесенный над головой арбалет, который отчаявшийся Михей решил использовать вместо дубины. Схватил, вывернул и ударил коленом стрелка в живот.

Что бы я ни думала о парнях – об уме Михея или о несговорчивости Риона – именно сейчас, в данный момент, я осознала, что не забуду этого. Не забуду, как они вступились за меня на пыльной дороге, ввязались в схватку с заведомо более сильным противником ради вредной чужой девчонки. Как не забуду и пальцы Вита на шее и его шершавый язык на щеке.

Михей упал на дорогу. С ладоней чаровника сорвался шарик. Вит перехватил арбалет, замахнулся и опустил приклад на голову хозяина.

Вернее, попытался опустить, потому что чернокнижник с воем затряс рукой, отбросил арбалет, словно простая деревяшка обожгла ему ладонь.

И все кончилось. Кончилось так же внезапно, как и началось. Вит отступил, огненный шарик пролетел мимо, врезался в забор на противоположной стороне, сухое дерево тут же занялось огнем. Арбалет упал на дорогу, Михей очумело смотрел на чернокнижника, и наверняка так же на него смотрела я. Кошка зевнула и уснула, лишь самый кончик хвоста еще подергивался.

Вириец тряхнул головой, на миг закрыл глаза, а когда открыл, он снова был знакомым нам Витом. Да – загадочным, да – опасным, но не диким и злым, как выпущенный из преисподней зверь.

– Я в порядке, – хрипло проинформировал он, увидев, что Рион начал махать руками, то ли создавая новое заклинание, то ли отгоняя мух.

– А мне наплевать, – ответил чаровник. – Таких, как ты, надо в бочках с солью прикапывать, а мы поверили… Почти поверили, что ты человек.

– Да прекрати ты. – Чернокнижник стряхнул пепел с рукава. – Для «сети Эрира» нужна концентрация, так ты ее не соберешь, слишком психуешь.

Рион и не подумал опускать руки, продолжал стягивать что-то невидимое.

– Прошу прощения, монна. – Чернокнижник повернулся ко мне и протянул руку. Жест был слишком нарочитым. И одно то, что он вернулся от Айки или А-ки к «монне», говорило, что ни черта у него не в порядке. Вернее, у нас не в порядке. – Просто не каждый день деревенская девчонка, пусть и с каплей темной крови, рисует в пыли знак вызова дасу. Вот и не сдержался. Виноват.

Странные слова произносил Вит. В них не было лжи, но в них не было и правды. Он не врал, но для вирийца это были просто звуки, настоящей вины чернокнижник не чувствовал.

– Господа колдованцы! – раздался крик, и из-за угла дома выглянул Казум. За его спиной топтался Шугар с вилами. – Вы тама разобралися промеж собой? Али нам еще подождать?

– Разобрались, – ответил за всех чернокнижник и опустил руку, в которую я так и не вложила свою ладонь.

Мельник покивал, но, судя по всему, верить не спешил, обернулся к вилоносцу и стал о чем-то его спрашивать. Шугар с разнесчастным видом отвечал.

– Да откуда Айка может знать, как вызвать дасу, если даже я этого не знаю? – Рион посмотрел на полустертый рисунок.

– Твое невежество меня как раз и не удивляет, – скривился мужчина.

– А меня удивляет, что в княжестве карают за знания. Может, зря мы туда едем? – Чаровник зло взмахнул ладонью, но заклинание отказалось появляться на свет. В который раз Вит оказался прав.

– Она начертила схему вызова дасу и воззвала к части моей крови напрямую. Думаешь, легко не обернуться, когда кто-то на улице кричит твое имя?

Михей тяжело поднялся, подобрал арбалет и стал его осматривать на предмет нанесенного ущерба. Ущерб, нанесенный собственной шкуре, похоже, волновал стрелка куда меньше. Я вспомнила, как Вит отбросил арбалет… Нет, не отбросил, а уронил, словно схватился за раскаленную кочергу и не сразу это понял.

– Айка? – повернулся ко мне Рион. – Скажи, что он врет.

– Он врет, – послушно повторила я, поднимаясь. Горло горело. – Я всего лишь вспоминала Хотьки. – Стрелок отвлекся от разглядывания арбалета. – Отмечала места, где находили тела.

– Так, – встал Вит, поднял прут и, протянув Риону, скомандовал: – Рисуй.

– Щас, – скрестил на груди руки чаровник. – Чтобы ты мне тоже лицо облизал? Обойдешься.

– Дурак ты, тариец. Дураком и помрешь. Скоро, – пообещал чернокнижник.

– Господа колдованцы, – снова закричал Казум. – Вы это… сами к Пелагее дойдете али еще какие покойники надобны? Кладбище на юго-востоке, но, если копать надумаете, Шугара кликните, – мельник обернулся. Шугар грустно посмотрел на вилы.

– Рисуй, обещаю не облизывать, сразу обглодаю. – Вит сделал шаг к Риону, но парень, вместо того чтобы взять прут, стал снова стягивать силу, сжимая и разжимая пальцы.

– Третью жертву как раз нужно принести на юго-востоке, – сказала я. – Чтобы все было как в тот раз.

Вит обернулся, посмотрел на меня так, что… Не знаю как. Так на меня никогда не смотрели, ни парни-односельчане, ни Рион с Михеем, ни Тамит, ни Дамир. Он посмотрел так, словно видел нечто важное. По-настоящему значимое. Я – Айка Озерная – вдруг стала важна. А может, не я сама, а сказанные мною слова? Или капля темной крови?

Какая разница? Я подняла руку к шее, и Вит едва заметно поморщился.

Спина снова зачесалась, а темный лес показался почти родным и удивительно уютным.

Чернокнижник бросил прут в пыль и быстро пошел по дороге, как раз в сторону Казума и его помощника. Те сразу решили, что у них найдутся дела поважнее и желательно подальше отсюда. На перекрестке остались сиротливо лежать вилы.

– Ах ты ж, – высказался Рион. – Ты куда? Просветите, господин кудесник, нас, недалеких!

– А ты, господин чаровник, сначала реши, чего больше хочешь, прикопать меня в бочке с солью или выслушать.

Рион выругался и бросился следом. Появившийся в его ладонях шарик голубоватого огня с тихим хлопком исчез. Не знаю, видел ли Вит, но для меня это был ответ.

На юго-востоке Волотков действительно находилось кладбище. Когда мы появились, чернокнижник стоял среди нескольких десятков могил и вертел головой. Боюсь, местные решат, что мы охочи до покойников и не гнушаемся разорять могилы. Интересно, нас сразу отправят на костер или подождут до утра?

– Ну, что он там делает? – поинтересовался Рион.

– Ищет табличку «Осторожно, совершается жертвоприношение. Просьба не мешать», – ответила я.

– Было бы неплохо, – ответил Вит и присел рядом с одним из памятных знаков.

– Думаешь, здесь будет так же, как в Хотьках? – спросил Рион.

– Если в ваших Хотьках вызывали демона, то да, – ответил чернокнижник, выпрямляясь. – Вот поэтому кровь и просыпается. И во мне, и в Айке. Кто-то взывает к ней.

– Демона? – с каким-то детским восторгом переспросил Михей. – Настоящего дасу?

– Самого что ни на есть настоящего, – клятвенно заверил стрелка Вит.

– Так чего ты бесишься, когда прыгать от радости должен? – Чаровник пересек первый ряд могил, отчего-то поежился и пошел дальше.

Я посмотрела на покосившийся знак Эола на ближайшем темном потрескавшемся дереве и на табличку с парой скупых строк. Мне потребовалось несколько минут, чтобы прочитать:

«Орьке-прачке, старой лисе, да примет ее Эол. От дочери».

И дата смерти более десяти лет назад. На соседнем памятном знаке не было даже таблички, видимо, не расщедрились или в момент установки грамотных в селе не нашлось.

Я снова почувствовала чужой недобрый взгляд, но оборачиваться не стала, все равно там никого нет. Как сказал Вит? Кровь просыпается? Кошка согласно рыкнула.

– А вы, тарийцы, действительно думаете, что мы демонов хлебом и солью встречаем ну или кишками и кровью? Девственниц им кидаем?

– Ну с чего-то пошел род кудесников, – не остался в долгу Рион.

– Лучше тебе не знать, с чего. С кого. Дасу берут все, что хотят, не спрашивая разрешения. И мало того, – на этот раз Вит смотрел прямо на чаровника, – там, где они появляются, не остается ничего живого. Издержки магии, так сказать.