Текст книги "По пути в вечность"

По пути в вечность
Роман
Анюта Никонорова

Сказать человеку: «Я люблю тебя» – то же самое, что сказать ему: «Ты будешь жить вечно, ты никогда не умрёшь…»

Габриель Марсель

Моему единственному, дорогому мужу, научившему меня верить в вечную любовь, посвящается.

© Анюта Никонорова, 2016

© Анна Викторовна Никонорова, дизайн обложки, 2016

© Анна Викторовна Никонорова, фотографии, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть I

Глава 1. На пароме

Путешествие на пароме по Финскому Заливу обещало много впечатлений. Таня поняла это сразу же, как только ступила на борт белоснежного лайнера. Сердце, как бы в предчувствии некого чуда, то замирало в груди хрупкой девушки, то вдруг начинало сбиваться с ритма. В другое время это бы раздосадовало Таню – ведь она была музыкантом и счастливой обладательницей абсолютного слуха и ритма, но сейчас над её головой не унимался веселый щебет лучшей подруги Леры, которая весьма громко восторгалась происходящим. Лера в своей обычной манере, то буквально взвизгивала от восхищения, беря неимоверно высокие ноты, то нараспев начинала облекать свои чувства в слова, не оставляя шанса никому из окружающих вставить хоть слово. Она настолько гармонично сроднилась со скрипкой, на которой играла с пяти лет, что сама не заметила, как стала говорить в том же тембре, что и её инструмент. Но юная скрипачка никогда никому не надоедала, напротив – она была душой компании не только оркестра, но и всего курса, если не всей консерватории. И немногословной Тане всегда было комфортно рядом с подругой, потому что в их общении никогда не было пустых бессмысленных пауз, которые приходилось бы чем-то заполнять. Под бесконечный говор Леры, можно было спокойно погрузиться в свои мысли, на какой-то момент просто выпасть из беседы, но, возвращаясь, не потерять нити общения. Вот и сейчас, глядя на удаляющийся город, Таня думала о том, насколько влюбилась в это место всего за год. Санкт-Петербург сразу же покорил её, едва она шагнула со ступенек вокзала на Невский проспект – сердце северной Столицы. Но только сейчас, когда она разглядывала его издалека, с моря, она почувствовала как что-то мягкое и нежное шевельнулось в самых недрах её души. Стало жалко расставаться с полюбившимся городом, и девушка начала сама себя успокаивать, что это всего лишь на три дня…

– Боже! Танюха, гляди какая прелесть! – В очередной раз взвизгнула её подруга, смягчая букву «г» на украинский манер. Она указывала рукой на бурлящую воду, вырывающуюся из-под кормы лайнера, – там жидкий мармелад, ты только глянь на это!

Действительно, волны нежно-изумрудного цвета очень сильно напоминали детский мармелад «Яблочный».

– Да не кричи ты так, Лер. Сейчас нас с тобой капитан сбросит за борт или высадит на каком-нибудь необитаемом острове, точно тебе говорю.

Таня уже пару часов безуспешно пыталась призвать подругу понизить громкость своего музыкального голоса. Но Лера была в полном восторге от всего, что наблюдала вокруг себя, и явно не собиралась скрывать этого от окружающих. Как настоящая украинка по рождению, она имела колоритный голос, красками которого умело пользовалась в полной мере. Присутствующие на палубе пассажиры с нескрываемым любопытством поглядывали на подруг и почему-то улыбались.

Девушки и в самом деле обращали на себя внимание. Разница между ними сразу бросалась в глаза. Одна – маленькая, тоненькая, как тростинка, и изящная в манерах, а другая – пышная и сдобная, как булка, да бойкая на язык. И если у первой постоянно на щеках стыдливо вспыхивал румянец, и она прятала свои красивые темно-карие глаза под опущенными длинными ресницами, то у второй, напротив, на лице не было и тени смущения, а возбуждённый взор искрился.

В Тане чувствовались строгость и большая сдержанность, выдающие в ней человека, с детства напичканного правилами приличия. Ничто не выдавало её беспокойного мира, гнездившегося глубоко внутри, с которым она одна позволяла себе спорить, не соглашаться и даже ругаться. То были её мысли, жившие своей отдельной жизнью. Они с завидной регулярностью устраивали в голове девушки разборки, делая вид, что существуют сами по себе, и тогда Тане приходилось принимать меры. Она вступала с ними в переговоры и порой просто силой заставляла их притихнуть. Такие моменты на лице юной пианистки проявлялись лишь в том, как она по-детски хмурила брови. В остальном же, Таня всегда и всё держала под контролем.

А Лера не заморачивалась на предмет того, как она смотрится со стороны. Она была естественна до самобытности. Об этой роскошной телом девушке так и хотелось сказать: кровь с молоком. Открытый взгляд, раскованность в движениях, – всё это сочеталось с гортанным, как у горлицы, голосом.

– Та нет же, не посмеет капитан от нас избавиться, – воскликнула она, – я буду так громко кричать, что кто-нибудь над нами да сжалится. Хотя бы вон тот морячок, видишь, стоит на мостике с биноклем? Ой, я тоже хочу в бинокль посмотреть, пойдем попросим у него, а, Тань?

Таня оглянулась и посмотрела в направлении капитанского мостика. В самом деле, у бортика стоял молодой человек в белом морском кителе и смотрел в бинокль. Только взор его был обращен не вперед, как положено впередсмотрящему, а назад. Внезапно девушка осознала, что предметом его внимания являются они с Лерой. Краска залила её лицо. Она схватила подругу за локоть и, резко отворачивая её от глаз наблюдателя, выпалила вполголоса:

– Лерка, отвернись, глупая, он на нас смотрит! Ну, что, докричалась? Сейчас нам точно влетит, наверное.

Однако Леру это только развеселило. Она рассмеялась так громко, что Тане показалось, будто слышен этот смех сейчас даже в Питере.

– Мы должны попросить у него эту штуку! Понимаешь? Я ни разу не смотрела в бинокль! Ну, идем же, пожалуйста!

Лера никак не хотела униматься, ей непременно и в срочном порядке понадобилась эта вещь. А главное, у неё совершенно не было сомнений в том, что она её получит. Таню всегда восхищала такая её уверенность в себе, но сейчас ей казалось, что подруга превратилась в маленького капризного ребенка, которому злые родители в магазине не хотят купить игрушку.

– Ну, с чего ты решила, что тебе его дадут? Успокойся, опозоримся только сейчас окончательно. И не пялься ты так на этого моряка уже, неудобно.

– Тю, а шо такое? Заодно может и познакомимся! Та идем уже.

И Лера потянула подругу поближе к тому месту, где всё ещё стоял молодой человек в морской форме. В это время он разговаривал с другим матросом, время от времени поглядывая в столь вожделенный для Леры предмет.

– Молодой человек! – окликнула его Лера снизу томным голосом. Таня прыснула и, закрыв рот ладонью, что бы не рассмеяться, быстро отвернулась, а Лера продолжала, уже громче:

– Молодой человек! Ага, вы! Можно воспользоваться вашим биноклем? Ну, очень хочется посмотреть, пожалуйста! Я верну – честно-пречестно!

Молодой моряк просто обалдел от неожиданности, но широко улыбнувшись, ответил:

– Да, конечно. Всегда пожалуйста.

Он ловко сбежал по лестнице вниз, вручил Лере бинокль и спросил:

– Умеете хоть пользоваться? Вот тут, смотрите, такое колесико, что бы настраивать…

– Та ладно, справимся, – перебила его Лера и, уже бросившись на радостях назад, на корму, вдруг обернулась и спросила:

– А как вас зовут? Кому возвращать-то его потом?

– Александр, – последовал ответ.

– А меня Лера. А это Таня – моя подруга.

И умчалась. Таня, растерянно пожала плечами, и последовала за подругой, приговаривая:

– Ну, ты даешь, Лерка! Вот это наглость, конечно. Как ты это делаешь?

– Ой, да надо быть проще, дорогая, и народ к тебе потянется.

Лера часто повторяла эту фразу, которую никто уже не воспринимал всерьез. Только в её случае она всегда срабатывала в лучшем виде.

Вскоре к девушкам подошел Семён – ударник оркестра, и позвал их на общий сбор, в каюту дирижера. Бросив взгляд на опустевший капитанский мостик, Лера прихватила бинокль с собой, с мыслью вернуть его владельцу чуть позже.

Глава 2. Случайное знакомство

В каюте руководителя оркестра Консерватории было просто не протолкнуться – оркестранты стояли и сидели практически на головах друг у друга. Сам шеф – профессор Вознесенский Андрей Петрович, расположился на стуле у окна и проводил так называемый «разбор полетов» перед завтрашним выступлением в Финляндии.

– Дашенька, ну ты все поняла, лапушка? Держи темп, не выбивайся и ударника слушай, слушай… кстати, где он сам? Семён здесь?

– Да, Андрей Петрович, я здесь, – отозвался Семён.

– Ты не забывай про восьмой такт – дай вступить скрипкам, а потом по тарелочке легонько, не со всей дури, слышишь? Смотри у меня, если опять запорешь!

Семён послушно кивнул головой. А шеф продолжал:

– Скрипки? Все поняли, где вступать? Дайте Танюшке соло до конца исполнить. Сколько раз повторять: здесь главная мелодия у фортепиано! Попробуйте только снова на хвост ей наступить! Танюш, ты поняла? Побольше легато, побольше – всю душу из слушателя надо вытянуть, это ясно?

Так, отдав последние распоряжения своим подчиненным, Андрей Петрович отпустил всех, попросив задержаться лишь солистку – пианистку Таню. Ребята хлынули в рассыпную – теперь они знали, что свободны на весь вечер, поэтому поспешили хорошо провести оставшееся время на корабле. Лера пошла искать Александра, что бы вернуть ему бинокль, который он так любезно ей предоставил. На мостике его не оказалось, поэтому она присоединилась к остальным ребятам в баре-ресторане, где в это время выступал местный джазовый ансамбль. Скоро девушка совсем забыла о чужой вещице, висевшей у неё на шее.

Когда Таня, получив последние указания от шефа, вышла на палубу, то увидела необыкновенной красоты розовый закат, разливающийся по воде от самого носа корабля до горизонта. Смешиваясь с матовой пеленой белой ночи, он создавал ощущение невесомости, и казалось, будто белый пароход медленно плывет не в холодных водах северного моря, а едва скользит по поверхности молочно-клубничного коктейля.

Людей снаружи почти не было, только пожилая пара – оба укутанные в клетчатые пледы, сидели на корме в плетеных креслах. Мужчина держал в руках ладонь своей спутницы, и, согревая, нежно растирал ее пальцы. Пара беззаботно о чем-то беседовала на фоне этой волшебной ночи, а Таня подумала: какая это редкость в наши дни, вот так, через всю жизнь, пронести свои чувства, не расплескав их по пути в вечность. Только такой представляла себе Таня истинную любовь – вечной и бескрайней, на пути которой не смогла бы устоять ни одна преграда. И глядя на эту пару, Таня очень обрадовалась, что такая любовь все же существует, а значит она её себе не выдумала, как всегда говорила мама. Девушка неспешно побрела по пустой палубе. Изнутри лилась музыка. Грустно плакал саксофон, тихо вторила скрипка, и эта мелодия, отражаясь от поверхности воды, растворялась в молочной дымке.

Внезапно прямо перед Таней распахнулась одна из боковых дверей и из неё вылетел человек. Он вихрем налетел на девушку, едва не сбив её с ног. Танюша вскрикнула от неожиданности. Она подняла голову и поняла, что лучше бы ей сейчас было провалиться сквозь землю, чем снова встретиться лицом к лицу с человеком, с которым она надеялась больше никогда не пересечься на этом корабле. Её щеки снова покраснели и девушка ничего не могла с этим поделать. Она поймала себя на том, что пытается что-то пролепетать, в то время, как матрос Александр бодрым голосом произнес:

– Простите, чуть не сбил. Не ушиблась?

Она не сразу поняла, что он обратился к ней на «ты», но, стараясь не смотреть ему в лицо, заикаясь и запинаясь, ответила что-то типа:

– Всё в порядке… да… Нормально.

– А где подружка, Лера, кажется? Она мне кое-что тут задолжала.

Таню накрыло ледяной волной. «Вот оно, конечно. Лерка не вернула бинокль?! Так я и знала! Какой стыд…» – а вслух она только смогла выдавить:

– Я сейчас её найду… мы тут просто с оркестром… ну, у нас фестиваль в Финляндии… мы… выступаем там завтра… нас вызвал главный… ну… дирижер… сейчас. Я быстро!

Таня бросилась бежать в поисках подруги, но Александр остановил её, положив на девичье плечо свою большую теплую руку. И тут Таня вдруг поняла, что ужасно замерзла.

– Подожди, это не срочно – Бог с ним, с этим биноклем! Ты же совсем замерзла! Пойдем, лучше горячего чаю выпьем?

– Чаю?! – Это было самое последнее, о чем сейчас могла думать бедная девушка. Ей бы вернуть поскорее молодому человеку его вещь и бежать с глаз долой, а он: «чаю!»

– Ну да, чаю. У нас шеф-повар на кухне очень вкусный чай заваривает со всякими травками. Тебе понравится.

«Похоже, что этот Александр сейчас просто издевается надо мной?!» – подумала Таня. Она набралась мужества и высоко подняла голову, что бы посмотреть в его наглое (а в этом она была уверена!) лицо, но тут же поняла, что совершила ошибку. Их глаза встретились. В его веселых серо-зеленых глазах она увидела отражение своих карих глаз, сверкающих гневом. Это было настолько несовместимо и забавно, что Таня не смогла удержаться от смеха. Такое было с ней впервые: её знаменитый испепеляющий взгляд не сработал! Но именно сейчас ей меньше всего хотелось анализировать произошедшее, потому что она безумно захотела горячего чаю. Татьяна просто кивнула и молча поспешила за ним по коридору. Она, почти бежала за ним, поскольку на один его гигантский шаг приходилось её два, а то и три маленьких шага. Он распахнул перед ней какую-то дверь, и они оказались на кухне одного из судовых ресторанов. В углу кухни стоял небольшой столик с чайными приборами; за него Александр и усадил свою гостью. Сам он подошел к повару, о чем-то с ним переговорил вполголоса и вернулся к Тане за стол.

Чай оказался удивительно ароматным и вкусным. Таня обхватила белую чашку обеими ладонями, пытаясь согреть замерзшие пальцы о горячий фарфор. Молодые люди как-то сразу легко и свободно разговорились. Александр выяснил, что его новая знакомая заканчивает первый курс Консерватории, и что сама она из Подмосковья, где у неё осталась мама с отчимом и маленьким братиком. Таня рассказала, что они с оркестром приглашены Консерваторией Хельсинки для участия в музыкальном Фестивале имени Сибелиуса и завтра у них выступление. Об Александре она узнала, что он заканчивает обучение в Морской академии и сейчас ему посчастливилось проходить практику на данном судне, чем он весьма доволен. Но вскоре ему пришлось покинуть девушку, поскольку наступало время его вахты. А Таня, быстро допив свой чай, тихонько выскользнула из служебного помещения и направилась к себе в каюту.

Войдя, она обнаружила тот самый злополучный бинокль – он небрежно валялся на тумбочке и таращился на неё своими огромными стеклянными глазищами. Таня вся вспыхнула при виде его. В этот момент дверь распахнулась и в каюту, как ураган, влетела Лера.

– Ты где так долго пропадала, Танюх? Шеф опять замучил своими наставлениями? И чего он только до тебя цепляется…

Она зевнула и плюхнулась на кровать всем своим пышным телом, продолжая:

– А мы так наплясались с ребятами – аж ноги отваливаются теперь. Жалко, что тебя не было. Я несколько раз прибегала за тобой, но увы, безуспешно!

– А почему ты все еще не вернула бинокль? – спросила Таня подругу, лукаво улыбаясь. – Мне, между прочим, пришлось извиняться за тебя!

Лера разом присела на кровати и удивленно спросила:

– Шо? Ты нашего морячка видела?! Та ладно!!! И чего он?

– Шо – шо? – передразнила Таня Леру. – Сказал, что бы ты ему больше на глаза не попадалась. А то поколотит.

Девушки одновременно рассмеялись. Лера сквозь смех продолжала свой допрос:

– И все же, что он сказал? Как он, вообще, тебе? Правда, красавец-мужчина? Такой высокий, блондин, бли-и-ин…, и до чего ему идет морская форма! Жаль, я блондинов не люблю – не мой типаж, а то бы охмурила его моментально. То ли дело наш шеф… – Лера мечтательно закатила глаза и откинулась назад, разметав по подушке свои густые, пушистые волосы.

Профессор Вознесенский был кумиром всех студенток. В свои 35 лет он уже успел сделать неимоверную карьеру, добиться определенной известности в музыкальных кругах, как композитор. И вообще, его харизматичность просто зашкаливала. Попасть к нему в оркестр было большой удачей. Редко какая студентка не смотрела на него с женским восхищением. Он умел быть галантным и не скупился на комплименты. Все знали, что «лапушка» в его устах означает – «умница, красавица», а «кулёма» – значит все плохо, надо расти еще и расти. Он был весьма хорош собой, держался с достоинством, никогда не позволяя себе опускаться до унижения студентов обидными словами. И как не пытались заинтригованные им девушки выяснить хоть что-то о его семейном положении – все оставалось на уровне сплетен, обросших мхом. И Лера не была исключением. Будучи студенткой третьего курса, она уже не первый год восхищалась своим дирижером.

– Он меня чаем напоил, представляешь?

Лера широко открыла глаза и переспросила:

– Кто, Вознесенский?!

– Да нет же, Александр.

– Шутишь?! С пирожинками? А ну-ка, поподробней с этого места!..

Сонливость Леры словно рукой сняло, и пока она не вытрясла из подруги все подробности этого вечера, пока они вдоволь не насмеялись, сон их так и не взял.

Глава 3. Вознесенский

Они, как всегда, опаздывали – в дверь их каюты уже вовсю стучали. Конечно, они ведь уснули только под утро! Вчера подружки так долго болтали и смеялись, что потом никак не могли уснуть. Но когда сон их сморил, под дверью раздался такой грохот и шум, что обе девушки одновременно выпрыгнули из своих постелей. Таня бросилась к двери, и в тот момент, как она потянулась к дверной ручке, чтобы открыть её, дверь распахнули снаружи и она с разбегу уткнулась своей растрепанной головой в чью-то грудь. Отпрянув на шаг назад, она услышала за своей спиной певучий голос Леры:

– Бо-о-оже! Какие люди!!! Проходите, проходите. Вот ваш бинокль, молодой человек. Спасибо громадное! Та шо б вы знали, как нас выручили вчера – просто слов нет!

Лера была в своем репертуаре – ничто не могло застать её врасплох, даже тот факт, что сейчас она стояла посреди каюты заспанная и полураздетая. Она самым бесстыдным образом умудрялась кокетничать с молодым человеком, даже в этой ситуации. Таня, укутанная в одеяло, подпирала косяк входной двери, все время пытаясь показать глазами своей подруге на её внешний вид. Но ту просто понесло – Мариинский Театр давно рыдал навзрыд без такой актрисы. Лера, играя голосом и томно поглядывая из-под своих пушистых ресниц на Александра, как ни в чем не бывало, вручила ему бинокль и, взяв его под руку, проводила за дверь, попутно напевая ему про то, что он должен непременно проводить их у трапа, дабы она не сломала себе ногу или шею, спускаясь по крутым ступенькам. Когда дверь за матросом закрылась, девушки рассмеялись и кинулись очень спешно собираться. Таня хотела было снова начать пилить подругу за её беспардонность, но увидев в отражении зеркала, что у самой неё видок не лучше, даже не стала начинать.

Вся группа оркестрантов уже была на палубе, ждали только их. Вознесенский строго посмотрел на приближающихся девушек, но ничего не сказав, первый направился к выходу. Ребята последовали за ним. Девчата переглянулись – пронесло! Профессор терпеть не мог когда кто-то опаздывал. Утро было довольно прохладным и Таня, накинув на голову капюшон своей теплой кофты, и спрятав руки в карманы двинулась вслед за подругой по узкому проходу, заполненному людьми. Тане повезло больше всех остальных оркестрантов – ей, как пианистке, не надо было возить с собой рояль, в то время как другие ребята везли с собой свои инструменты: скрипки, виолончели, флейты, а потому за спиной у неё висел лишь небольшой рюкзак с личными вещами и нотами. Приближаясь к выходу девушка вздохнула с облегчением, обнаружив, что Александра нигде поблизости не было – ей совсем не хотелось встретиться с ним снова, особенно после утреннего столкновения в дверях каюты. Лера, напротив, озиралась по сторонам, в надежде увидеть среди провожающих пассажиров на берег матросов, своего нового знакомого, но его нигде не было. А уже в микроавтобусе, который прислала за группой принимающая сторона, девушки и вовсе забыли думать о своих приключениях на судне. Сейчас им предстояла генеральная репетиция перед концертом в концертном зале Консерватории им. Сибелиуса, и поэтому необходимо было сосредоточиться исключительно на музыке.

Концерт прошел просто великолепно! Финны, а их было большинство в зале, оказались очень большими ценителями музыки и аплодировали стоя, снова и снова вызывая на поклон дирижера и солистку. Глаза Тани светились от такого небывалого успеха и теплого приема благодарных слушателей. Вознесенский был более чем доволен – премьера его нового произведения по достоинству была оценена жюри, и домой в Питер оркестр увозил такой желанный главный Кубок Гран-при. Оркестранты ликовали, тем более, что через неделю заканчивалась учебная сессия и все уже мысленно были на каникулах.

Вечером того же дня после концерта ребята разделились по группам и разбрелись гулять по городу, а ночь им предстояло провести на пароме. Лишь Таня, как солистка победившего коллектива, вынуждена была остаться на фуршет, организованный для руководителей и почетных гостей фестиваля. Она даже не осознавала в тот момент, с какой радостью на её месте хотела бы оказаться любая из оркестранток, но для Тани это было настоящей мукой – она не любила большие тусовки. Однако шеф не допускал возражений и ученица послушно последовала за ним и другими гостями в просторный зал, где тихо играла музыка, а накрытые столы подсвечивались серебристыми неоновыми огоньками. Весь вечер ей приходилось мило улыбаться незнакомым людям, с которыми так запросто общался Вознесенский. Он говорил на прекрасном английском, без переводчика, и всякий раз, представляя свою спутницу, как главную исполнительницу своего нового произведения, слегка придерживал девушку рукой за её тонкую талию. Ей было немного не по себе от такой вольности педагога, ведь в роли галантного кавалера она и представить себе его не могла. Для Тани он был сами строгим преподавателем на кафедре, она до смерти боялась навлечь на себя его недовольство и тем самым привлечь к себе его внимание, и потому всегда очень добросовестно учила партии и неукоснительно выполняла все требования. И вот теперь, стоя рядом с ним и стараясь мило улыбаться его собеседникам, девушке казалось, что все это происходит не с ней, и что это не их дирижер протягивает ей сейчас бокал шампанского. И вообще, она ощущала себя очень взрослой, почти ровней ему.

После приема Вознесенский отказался от услуг водителя машины, который должен был доставить его на паром, и они с Таней неспешно пошли пешком по вечерней столице Финляндии, в которой он прекрасно ориентировался, бывая тут довольно часто. Таня приготовилась всю дорогу выслушивать его бесконечные разговоры на музыкальные темы, но этого не случилось. Вместо этого профессор устроил ей целый экскурс по Хельсинки, подробно окунаясь в самые исторические корни этого города, и она была приятно удивлена его всесторонними познаниями. Девушка и не подозревала, что он такой приятный собеседник и совсем сейчас перед ним не робела, как обычно на занятиях по фортепиано.

Вдруг он заметил, как его спутница кутается в легкий шарфик, покрывавший её обнаженные плечи и тут же скинул свой концертный фрак, что бы накинуть его на озябшую спутницу, со словами:

– Господи, лапушка, да ты, наверное, замерзла? Это моя вина, я совсем не подумал, что ты в концертном платье! Еще не хватало, что бы ты сейчас простыла и сорвала завтрашний Гала-концерт.

На самом деле вечер был теплым, но Таня сама по себе была мерзлячка, поэтому не стала отказываться от предложенного ей фрака, хотя понимала, как она сейчас будет глупо выглядеть в красном длинном платье, спускающимся от хрупкой талии мягкими складками до самой земли, на высоких каблуках и… во фраке, наброшенным ей на плечи. То, каким в этот момент предстал перед ней её строгий и чопорный преподаватель, поразило её окончательно – без строгого костюма он выглядел совсем молодым, стройным и спортивным мужчиной. Таня поняла, отчего девушки-студентки так сходят с ума по нему, особенно её подруга Лера! Только как, как они умудрялись разглядеть в этом строгом и серьезном человеке обычного симпатичного мужчину? Таня засмеялась про себя над своей наивностью и детскостью, из которой, видимо, до конца так еще и не вышла. Она и сейчас, шагая рядом с ним не могла преодолеть в себе тот комплекс прилежной ученицы, который прилепился к её образу еще со школы.

– Ну, что, надо срочно согреть тебя? Я тут знаю один отличный кафетерий. Ты любишь кофе? – в голосе Андрея Петровича прозвучали озорные нотки. Таня вскинула голову, что бы убедиться, что это действительно один и тот же человек, и ответила:

– Да. Со сливками и сахаром.

– Так ты у нас сладкоежка? – Глаза Вознесенского весело посмотрели на неё и, положив руку ей на талию, он направил девушку к светящемуся входу в кафетерий, который находился за ближайшим поворотом.