Текст книги "Наши судьбы сплелись"

16

Начался обратный отсчет. Через несколько минут настанет час икс. Каждый из участников группы выполнял свой ритуал подготовки перед выходом на сцену. Каждый уважал ритуал другого. Стив мирно читал в кресле в стороне от всех. Книга была все той же, что и в начале их карьеры, и никому не удалось выпытать у него, перечитывает ли он ее снова и снова или просто делает вид, что читает. Каждый раз он отвечал по-разному, поэтому в конце концов они перестали приставать к нему с расспросами. Если Стив решал молчать, он становился молчаливее покойника. Он был таким же упрямым, как Пэтси. А она сияла. Спала она десять часов или не спала совсем, перед каждым концертом она появлялась в новом наряде. Рокерша требовала, чтобы в гримерной стояли два высоких зеркала: так она могла любоваться очередным шедевром портняжного искусства не только анфас, но и со спины. «Сцена – это моя жизнь». Чем ближе было время выхода на сцену, тем спокойнее она становилась. А вот Джет паниковал при мысли о том, что ему может не хватить запасных палочек для ударной установки. Как будто такое было возможно. Куда могли пропасть коробки с новыми палочками? Джет проверял качество каждой и, кроме тех, что в обязательном порядке клали под его табурет на сцене, дополнительно прятал пару в задний карман.

– Всегда нужно проверить запасное колесо на тот случай, если…

– На какой случай, Джет?

– Просто на всякий случай, – взвивался он.

Да, для того чтобы предстать перед толпой, ударнику необходимо было понервничать и проверить свои палочки, тогда как Кайл, напротив, полностью доверял другим. Он знал, что гитары подготовлены в соответствии с его указаниями. И лежат на своем месте. Перед концертом он всегда сидел на диванчике в гримерной и, закрыв глаза, массировал виски. Кайл мысленно проверял порядок песен, спрашивая себя, помнит ли он их. А если ошибется в нотах? «А если я забуду слова?» Кайл доверял другим, но паниковал, когда речь шла о нем самом. И чтобы успокоиться, он представлял дверь. Ту самую дверь. Ту, которая вела его в абсолютную пустоту. Кайл понятия не имел, как он это делал, но в такие моменты наивысшей концентрации – даже среди всеобщей нервозности остальных – ему удавалось найти путь, чтобы достичь сумрачного и пустого места, где он мог все забыть.

Маршрут всегда был одинаковым. Дверь находилась сразу за страхом не суметь отыграть концерт. В разные дни страх бывал и переходом, и битвой, которую предстояло вести. Но в любом случае, преодолев этот страх, Кайл Дженкинс становился тем самым Кайлом Мак-Логаном из группы «F…»... Человеком сцены, который жил всего лишь те два или три часа, пока шел концерт.

И, как почти каждый вечер, на огонек заглядывала Мигрень. И разыгрывалась от души. Она изливала свою боль. Кайл знал правила игры и знал, что мигрень будет пронзать его голову до той секунды, пока он не выйдет на сцену. А там она чудесным образом исчезнет. Возможно, Мигрень удалялась побеседовать со Страхом или усаживалась среди публики, чтобы послушать и насладиться концертом. Потом, удовлетворенная – или нет, – она возвращалась «домой».

Стив посмотрел на часы и несколько раз хлопнул в ладоши, совсем как школьная учительница. Остальные трое, повинуясь тому же рефлексу, пошли друг за другом по подземным лабиринтам московского концертного зала. Это мог быть какой угодно зал на земном шаре. Все подземелья похожи. Как будто для таких пространств у всех архитекторов мира нашлась одна-единственная идея.

Как обычно, первым большими шагами шел Стив. Пэтси и Джет болтали, толкались и смеялись. Кайл всегда замыкал шествие. Молчаливый. Сосредоточенный. Ему казалось, что он проходит километры в бетонных внутренностях, прежде чем вырваться на свободу, словно узник.

Когда в конце коридора темнота становилась совершенно непроглядной, они знали, что оставалась только вечная металлическая лестница, ведущая на сцену. Кайл не слышал звука своих шагов по ступеням, он слышал только биение своего сердца, пока не раздадутся аплодисменты и крики при появлении Джета и Стива. Овации заглушали все остальное. Пэтси выжидала десять секунд и появлялась с поднятыми вверх руками. Ее приветствовали восторженные вопли, она брала несколько аккордов на бас-гитаре. В эту минуту появлялся Кайл. Одним взглядом и со столь же глубокой, сколь и бесконечной радостью Кайл Мак-Логан обнимал толпу. Одна эта секунда длилась целую вечность, и ее хватало, чтобы объяснить, почему он выступал на сцене. «Именно ради этого». Это мгновение чистого волшебства, это уникальное соединение ожиданий тысяч сердец и энергии, которую он мог дать.

Кайл скользнул к своему микрофону, взял его одной рукой, а другой рукой потряс свою гитару.

– Добрый вечер, Москва! Как поживаете?

Ему ответили криками и свистом. Джет три раза ударил палочками, и шоу началось. Кайлу хватало одного взгляда на Пэтси, Джета и Стива, чтобы, по желанию, продлить тот или иной кусок. Чтобы модулировать то, что было заготовлено заранее, и разделить на четверых неожиданность и интенсивность настоящего. Благодаря музыке они сливались воедино. Иногда сильнее обычного. Свобода на сцене.

В этот вечер в Москве никто не догадался о том, что у Кайла на сердце и в сердце. А он все время чувствовал движение волос Корин, упавших ей на плечи… Он закрывал глаза чуть чаще, чем обычно, его голос звучал резче, Кайл чуть крепче цеплялся за микрофон. Чтобы остаться в настоящем… «Потому что я уже сошел с ума».

Кайл знал, что редко достигал такого накала эмоций. Чтобы достичь такого уровня, одной работы было мало, как мало было таланта и гармонии. Требовалось, чтобы некоторые душевные раны открылись глубже и перенесли его в другое измерение. Концерт в Москве был почти мистическим. И стал легендой. Произошло что-то такое, что пресса назвала исключительным. Журналисты написали, что концерт стал «запоминающимся моментом откровения. Группа достигла определенной зрелости и уверенно ищет новые пути. Кайл Мак-Логан, несомненно, гигант». Журналист признался, что не нашел другого определения, чтобы описать то, что он пережил.

Даже Пэтси, уходя со сцены, почувствовала разницу. Она шепнула на ухо Кайлу, что в конце концов поездка в Сан-Франциско пошла ему на пользу. Он схватил Пэтси за руку.

– Не завести ли нам ребенка?

– Что с тобой? Ты заболел? – ответила Пэтси, отстраняясь, потом застыла, встревоженная, запаниковавшая.

– Я серьезно, Пэтси. Выходи за меня замуж и роди мне ребенка.

На ее губах появилась странная улыбка, и Пэтси пробормотала, что подумает… Обычно она никогда не думала, перед тем как ответить или высказать свое мнение. По правде, она была настолько ошарашена, что даже не подумала спросить, почему..

Возможно, в этот вечер Кайл сказал бы правду. Он бы признался Пэтси, что ребенок свяжет их на всю жизнь. У него будет веская причина, чтобы никогда больше не думать о Корин.

Но правильно ли это?

17

Адвокат Кайла встретился с адвокатом, которого тайком нанял Джек. Итог: процесса не будет. Факты таковы: Малколм сам спровоцировал несчастный случай. Это именно он, не глядя по сторонам, пересекал Мейн-стрит вне пешеходного перехода. Было доказано, что Кайл не мог избежать наезда. Скорость и траектория его движения были нормальными. Чак Гэвин доходчиво объяснил, что процесс серьезно испортит американскую карьеру мистера Брэннигана, и потеряет он больше, чем Кайл. За стенами своего красивого белого дома Джек ругался на чем свет стоит, но принял машинки, пазлы и фигурку Человека-паука, а также деньги, переведенные на его счет этим ублюдком-музыкантом. Деньги Джек перевел на счет сына. Он любил, чтобы в цифрах был порядок. Таким он был, справедливым и щедрым. Но когда жена не носила его ребенка, он избивал ее. С «этим» он мог жить, и «это» его совершенно не тревожило.

Он же просил у нее прощения, разве не так? Дарил ей подарки, верно ведь? Изучая религию в школе, он узнал, что прощение приносит пользу всем. «И тому, кто просит прощения, и тому, кто прощает» – так говорила его мать. Эти слова остались в нем как истина, которую передают из поколения в поколение.

– Прости, любовь моя. Я люблю тебя. О если бы ты знала, как я тебя люблю. Я умру без тебя, Корин. Я делаю это не нарочно. Это из-за тебя, ты же знаешь. Я люблю тебя, это никогда не повторится… Бла-бла-бла, бла-бла-бла, бла-бла-бла… Я дарю тебе этот жемчуг…

Сколько раз Корин напрасно прощала его? Определенно, слишком много. Она игнорировала тихий внутренний голос, который говорил ей, что все его извинения – полная чушь. Потому что есть вещи и люди, которые никогда не меняются. Джек точно меняться не собирался. После каждой новой пощечины он снова просил прощения. Как будто платил за нее… Как будто у действий нет последствий…

Разве Корин могла представить, что будет жить так? Оскорбления, пироги, брошенные в лицо, удары в живот, раздвинутые ноги, уточняющие вопросы вперемешку с нежными обещаниями, подарками и в высшей степени комфортными условиями жизни? Это было просто невозможно. Почему? Потому что все происходит по нарастающей. День следует за днем, и каждый приносит что-то такое, что создает историю, полную ужасов. Завтра обещает надежду. Тем более что во время беременностей Корин Джек вел себя нормально. Во всяком случае, он ее не бил. Вместо ударов были слова, ужасные слова, но не такие болезненные, как удар кулаком в живот, потому что Корин их не слушала.

И потом было невероятное гормональное и эмоциональное потрясение в связи с рождением детей. Все эти повседневные радости. Их запах. Их маленькие ручки вокруг ее шеи. Ощущение их кожи на ее коже. Их улыбки… Обещания Джека, его любовь… Корин знала, что изолирована от мира, зависима и находится во власти Джека. Но она никогда не спрашивала себя, нормально ли мириться с «этим». Впрочем, она была чувствительной и умной, поэтому ей следовало догадаться, что ничего не прекратится и Джек дает обещания, которые никогда не сможет сдержать. Вот только поверить в это означало бы вынести окончательный приговор… У них ведь дети. Но теперь она часто слышала голос Кайла, спрашивающий ее: «Вы любите вашего мужа?»

Следовало ли ей слушать Джека, который обещал то, что не мог выполнить? Или слушать надо было Кайла, который просил ее позавтракать с ним? «Что значит завтрак с незнакомцем? Значит ли это, что он хотел бы обнять меня?»

18

Корин сопротивлялась несколько месяцев. Потом как-то раз, когда Малколм был в школе, а Джек отправился к клиентам в Лос-Анджелес, она толкнула дверь библиотеки в своем квартале, прошла к стеллажам с музыкальными записями и быстро нашла CD с записями группы «F…». Корин дала стопку детских книжек малышке Дейзи, пришедшей от них в восторг, а сама села в одно из кресел. Первый диск она взяла наугад, аккуратно вставила его в плеер и нажала на клавишу «play». У себя дома в Берджинтоне она обожала слушать музыку… Ее родители и братья тоже это очень любили. Особенно когда она пела громче, чем они. Но только не Джек… «Нет, только не Джек. Главное сейчас – не думать о Джеке».

Корин не закрывала глаза и внимательно слушала, сосредоточившись на каждой ноте. Корин не понимала толком, она ли входила в музыку или музыка жила в ней. Она улыбнулась и поменяла CD. В этот момент к ней подошла пожилая женщина.

– Однажды я слышала, как герой фильма сказал: «В этом и есть красота музыки. Ее нельзя отнять у тебя»[3]3
  См. пункт 2 в разделе «От автора».


[Закрыть]. Это странная правда, верно?

– Красиво сказано, – ответила Корин, которой было не по себе от того, что ее застали врасплох.

Старушка коснулась ее руки.

– В моем возрасте, к сожалению, теряешь память и не помнишь, где ты услышал или прочел что-то. Поначалу я была очень огорчена тем, что меня подводит тело. Но в конце концов я убедила себя, что это не настолько важно. Имеет значение только то, что происходит там, – сказала она, кладя руку на солнечное сплетение. – Желаю вам прекрасного дня, дорогая. И красивого ребенка, которого вы скоро родите…

Корин призналась, что ждет его в следующем месяце, и пожилая женщина попрощалась с ней с элегантным изяществом. Корин спросила себя, не привиделось ли ей это явление. Она посмотрела на часы. Время пролетело со страшной скоростью. Оставалась всего одна песня. Корин нажала на «play» и задержала дыхание, услышав те ноты, которые Кайл напевал в больнице.

«Люблю ли я Джека?»

Она сняла наушники, не в силах слушать продолжение. Это было слишком. Слезы навернулись ей на глаза. Эти проклятые слезы, которые она всегда сдерживала. Она считала, что имеет власть хотя бы над собственными слезами, и вот пожалуйста, они затопили ее. Корин ущипнула себя за нос и вдохнула, чтобы прогнать их в самую глубокую из пропастей.

19

Корин пошла по направлению к дому, толкая перед собой коляску с Дейзи. Этим утром ветер напоминал весенний. Мартовский ветер. Погода в Сан-Франциско сбивает с толку… Она стирает времена года так, как Корин надеялась стереть воспоминания о Кайле.

«Почему я пошла в библиотеку?»

Как она сердилась на себя за это! Столько усилий потрачено напрасно. Впустую. Целыми днями напролет заставлять молчать свое сердце, чтобы пойти и утонуть в собственной печали. Не стоило вообще туда ходить. «О, мне не следовало бы…» И тут Корин неожиданно согнулась пополам. Ее живот стал твердым, словно камень.

«Уже?»

* * *

В конце дня Джек приземлился в Сан-Франциско, он включил телефон и констатировал, что получил четыре сообщения. Одно было от Кэти, их соседки. «С какой стати мне пишет эта толстая корова?» Ответ толстой коровы:

– Добрый вечер, Джек! Я вам звоню, чтобы предупредить, что Корин срочно уехала в роддом. Вы снова станете папой! Поздравляю! О, я забыла вам сказать, что Малколм и Дейзи у меня. Не волнуйтесь, ужином я их накормлю!

Джек забрал машину с парковки и стрелой помчался в больницу.

* * *

– Почему ты сама не позвонила мне?

Джек только что вошел в палату 432. Он даже не спросил, все ли в порядке с ребенком или как себя чувствует жена. Он сразу задал этот проклятый вопрос, добавив к нему ругательство, и у Корин появилось мрачное предчувствие.

– У меня не было времени. Все случилось очень быстро.

Она поспешила добавить, что у них родилась вторая дочка и что она ждала мужа, чтобы он выбрал для нее имя. Джек неожиданно осознал, что малышка лежит в колыбели рядом с кроватью матери. Он наклонился и посмотрел на девочку. Та спала, прижав ко рту крошечные кулачки.

– Она темноволосая, как я, но такая же красавица, как ты.

Корин вздрогнула. Она со всем пылом молилась о том, чтобы дочка, подрастая, не становилась похожей на нее.

– Криста? Ты не передумала насчет имени?

Корин покачала головой.

– Где ты была, когда это случилось?

«Вот оно. Все начинается сначала». Корин осторожно подбирала слова и быстро вспоминала все, что делала. Встретила ли она кого-нибудь, кто мог ее выдать? Маленькая старушка с седыми волосами, конечно же. Но Джек ни разу в жизни не заходил в библиотеку.

– Дейзи никак не засыпала, поэтому я вышла с ней на прогулку, перед тем как забрать Малколма из школы. Живот стал твердым.

– Где ты была?

– Недалеко от школы.

– Почему ты не позвонила мне?

– Ты был в Лос-Анджелесе!

– Да, но почему ты не позвонила?

– Я не могла, Джек. Когда я добралась до дома, я уже почти не могла идти. К счастью, меня увидела Кэти. Она позвонила в службу спасения. Все произошло очень быстро. Воды отошли еще до приезда в больницу.

Джек вздохнул и спросил, почему Криста родилась раньше срока.

– Откуда я могу это знать?

– Двух предыдущих ты переносила. Уезжая сегодня утром, я даже подумать не мог, что ты родишь днем.

– Я понимаю, Джек. Но все случилось как случилось, с ней все хорошо.

Девочка заворчала, и новоиспеченный отец взял ее на руки.

– Мне бы хотелось, чтобы это был мальчик.

Корин застыла. «О нет! Больше никаких детей». Она не хотела стать такой, как ее мать. Корин еще не исполнилось и тридцати, а у нее уже было трое детей!

– Я хочу еще одного сына, – твердо сказал Джек, как будто услышав ее мысли.

Корин с опущенными глазами пробормотала «да, Джек».

– Когда тебя выпишут?

– Я смогу уйти послезавтра утром.

– Я буду здесь в девять часов. Сколько она весит?

* * *

В десять часов сорок восемь минут Корин толкнула дверь большого белого дома. Она не стала смотреться в зеркало. Джек так и не спросил ее, как прошли роды, легче ли они были, чем предыдущие. Почти сразу пришла Кэти, она привела Малколма и Дейзи. Они показались Корин огромными. Толстая корова не задержалась, но все же спросила, насколько сильными были схватки.

– Просто для того, чтобы я не забывала об осторожности и принимала противозачаточные таблетки! – сказала она, гладя щечку Кристы.

Джек слушал, но не слышал. Он дал себе три дня отпуска, а потом жизнь пошла своим чередом.

Корин все еще чувствовала острые боли внизу живота. Они были намного сильнее, чем после двух предыдущих родов. Но она не обратила на это внимания. В больнице ей сказали, что такое иногда случается в первые послеродовые дни. Вот только боли не исчезали и, наоборот, стали невыносимыми, когда Джек овладел ею через два дня после ее возвращения домой. Корин закричала, разбудив малышку и раздосадовав Джека. Он встал, вынул Кристу из колыбели и передал жене. В его взгляде читался упрек. Но в следующую секунду Корин увидела, что Джек взял себя в руки. Он поцеловал в щечку «восхитительную маленькую принцессу, которая становится все больше похожей на мамочку», и прошептал на ухо своей «восхитительной женушке»:

– Хорошо снова быть с тобой.

Он обошел кровать, лег и почти мгновенно захрапел. Счастливый и довольный. Криста закончила сосать. Она тоже заснула почти сразу. А Корин нет. У нее страшно болел живот. Боль становилась все сильнее и сильнее. Даже когда она встала в туалет. Стоило лечь, стало еще хуже. Ее пронзила режущая боль, и Корин почувствовала, как что-то горячее хлынуло у нее между ног. Корин успела только вцепиться в плечо мужу и потеряла сознание.

«Скорая» отвезла ее в приемный покой городской больницы, где оперировали Малколма. Она потеряла много крови. Корин плавала между двух миров и чувствовала, как жизнь утекает у нее между пальцами. «Нет, только не сейчас. Я не хочу…» К ней подошел врач в круглых очках в металлической оправе. Он объяснил, что должен сделать ей анестезию. Средство подействует через одну-две минуты. Она может считать вместе с ним в обратном порядке. Врач начал:

– 20, 19, 18…

Но Корин не считала. Она видела Кайла, который спрашивал ее: «А вы?» Потом увидела собственное отражение в очках врача. Она была страусом, которого Джек выиграл в ярмарочном тире, и, если бы ее не поглотило небытие, она бы ответила:

– Нет, я не люблю Джека так, как мечтала любить.

20

Пэтси разбудила Кайла. Было еще темно. Где-то вдалеке, в городе, названия которого он не знал, гудели машины. Кайл не помнил ни страну, ни континент, на котором они играли накануне. Потому что они давали концерт. Это… он знал. Но в котором часу они вернулись?

– Я не хочу ребенка.

– Что?

Кайл не знал, снится ли ему кошмар или его жестко бросили в реальность. Но одно было ясно: Пэтси стояла у кровати полуголая, скрестив руки на груди, и смотрела ему прямо в глаза.

– Я отвечаю на твой вопрос.

– На какой вопрос?

– На тот самый, который ты задал мне в Москве.

– Пэтси! Я сплю!

– В таком случае проснись.

Пэтси села рядом с ним и с силой потрясла его.

– Послушай меня хорошенько. У меня не будет детей. И усыновлять я не стану.

Кайл сел в постели.

– Почему?

– Я не хочу, чтобы какой-нибудь ублюдок задавил его, когда он выпустит мою руку и побежит за какой-нибудь проклятой белкой. Я буду недостойной, невыносимой, неуправляемой и безответственной матерью. Ты видишь меня, Кайл? Посмотри на меня. На меня! Я все обдумала. Это просто невозможно.

– А я? Что, если я смогу быть хорошим отцом?

Пэтси взяла его за руку.

– Ты – Кайл Мак-Логан. Ты – часть группы «F…». Ты постоянно погружен в свою музыку, в свои мысли, в свой мир, и я не хочу, чтобы ты увлек туда меня… Где во всем этом место для ребенка? Его нет! Будь честным! Признай это!

Кайл снова опустился на подушку и посмотрел на потолок.

– Мы в дороге девяносто процентов времени, – продолжала Пэтси. – Куда ты денешь ребенка? Я не стану уходить со сцены, чтобы кормить его грудью, и своего места я никому не уступлю, слышишь?

Она легла рядом с Кайлом, положила голову ему на плечо и добавила: да, она очень хорошо подумала.

– Ребенок – это невозможно. Ни для тебя. Ни для меня. Во всяком случае, пока мы не изменим нашу жизнь. Я этого никогда не сделаю.

Кайл знал, что Пэтси права. У нее были свои недостатки, но она была реалисткой. Искренней. Уверенной в своем выборе. Именно за это ее и любил Кайл. Она оказалась в его постели, только когда сама так решила. Пэтси сказала, что ничего ему не обещает. Ни в смысле времени. Ни в каком другом смысле…

– Когда ты мне надоешь, я просто уйду.

– Так не всегда получается, – сказал ей тогда Кайл.

– Получается, уверяю тебя. Люди спят друг с другом, потом расстаются. Любят друг друга. Живут вместе какое-то время, потом расходятся. Это как вращающееся колесо.

– Для тебя не существует «навсегда»?

– Нет. Хотя… Это возможно, если влюбляешься в девяносто лет и у тебя рак в четвертой стадии.

– Я с тобой не согласен.

– Такова статистика. У «навсегда» всегда есть конец. Хотя бы потому, что люди умирают…

– Я тебе докажу, что «навсегда» существует.

– Если бы ты только знал, до какой степени мне на это наплевать!