Текст книги "Таинство прекрасных дел"

Призванные стать небом

Святитель Николай (Велимирович) в проповеди на Вознесение Господне говорит о том, что Христос возносится на небо, будучи Сам Небом. Он стремится к Тому, родным Кому является. Он стремится к Своему Небесному Отцу и единому по Божеству. То же самое, продолжает святитель Николай (Велимирович), происходит и с человеком. Человек, который содержит в сердце своем небо, устремляется к небу и на небо восходит. А кто уже в этой жизни носит в себе ад, тот стремится к аду и в ад нисходит.

Вознесение Господне учит нас тому, чтобы мы поразмыслили над тем, что является содержанием нашей жизни, что является для нас родным, своим, дорогим: небо или ад.

Мы знаем слова Священного Писания о том, что из злой сокровищницы невозможно вынести ничего доброго (см.: Мф. 12:35; Лк. 6:45). И действительно, если мы представим себе какое-то помещение, в котором лишь нечистота и много ненужных вещей, что хорошего из этого помещения можно вынести? Но из доброй сокровищницы выносят доброе. Если то или иное помещение наполнено вещами нужными, полезными, добрыми, то из него эти вещи можно вынести. Так же происходит и в жизни человека. Если содержанием нашей жизни является добро, свет, правда, чистота, из этого сокровища можно вынести доброе, и человек уподобляется небу, стремится к небу и на небо пойдет. Если же содержанием нашей жизни является злое, то ничего доброго из этого не вынести. И внутренним нашим пространством является уже в этой жизни не что иное, как ад.

Неслучайно преподобный авва Дорофей говорил, что мнение человека о других людях – это зеркало его собственной души. Всякий раз, когда мы что-то говорим о других или имеем какое-то суждение, мы обычно проецируем свое внутреннее состояние на то, что мы говорим. Часто по суждениям человека можно обнаружить, что является внутренним содержанием его жизни: небо или ад.

Мы, христиане, призваны быть небом, стремиться к небу, вместе со Христом пройти путь и Голгофы, и Воскресения, и Вознесения на небеса. Он вознес на небо нашу человеческую природу, совершив залог, которым каждый из живущих на земле людей может воспользоваться. Все зависит в конечном итоге уже от нас и от нашего свободного выбора. Кем мы захотим стать уже здесь, на этой земле: небом или адом?

На пути к обо́жению

В монашеской традиции главным плодом молитвы считается мир в сердце – умиротворенность. Мир души, как говорил святитель Игнатий, епископ Кавказский, есть свидетель испытаний, плод духовной жизни человека. Если мы обнаружим в себе не мир, но раздражительность, недовольство, обиду, возмущение или вражду – значит, нужно признать, что пост начал свое действие в нас с того, что показал нам наше истинное лицо, подлинное состояние: уснувшие на время страсти проснулись и, словно звери, набросились на нас, чтобы сделать еще одну попытку перечеркнуть предпринятые нами усилия и повернуть нас назад.

Однако, сознавая свое истинное состояние, каким бы неудачным оно ни оказалось, мы настойчиво пойдем дальше, вперед, в смирении осознавая свою зараженность гордостью, нетерпеливостью, самомнением. Мы не должны позволить греху и страсти лишить нас равновесия. Наше немирное состояние мы способны мудро сделать пищей для покаяния, в котором осознание падшести привлекает благодать Божию, а в душе водворяется мир Христов.

Пережить кризис ви́дения себя таким, каков ты есть на самом деле, бывает непросто. Это болезненный, но нужный нам путь. В этом переживании в прах разбивается мнимое, созданное гордыней «я». Без осознания своего подлинного состояния невозможно приблизиться к жизни в Святом Духе. Таково правило духовной жизни, проходящей в глубинах внутреннего мира христианина.

Христианская жизнь без жизни внутренней, духовной – немыслима. Как никто это должны понимать священники и те, кто готовится ими стать. Ибо главное предназначение Церкви в этом мире, при всей необходимости жертвенно служить людям, состоит не в громких массовых мероприятиях, не в молодежных акциях и движениях, не в стабилизации общества и не в социальной деятельности, не в пастырском душепопечении, а в том, чтобы привести людей к опыту богопознания, к жизни в Боге, к установлению личных отношений со Христом, переживаемых в евхаристическом общении, к участию в Божественной жизни – к обо́жению. В этом и состоит, по слову преподобного Серафима Саровского, цель христианской жизни.

Христианская жизнь не сводится только к нравственным поступкам, иначе это привело бы к обессмысливанию веры, зовущей принявших ее в свою жизнь к восхождению в Горний Иерусалим. Вера призвана привести к опытному познанию Бога. Тот, кто имеет опыт этой жизни, знает, как он увлекает идти дальше, изумляет и восхищает.

Бывает и другое: когда духовный опыт христианина знаменуется молчанием Бога, пустотой, отсутствием ответа. Но даже в этом молчании Бог не оставляет нас. В этом повседневном молчании Он не бездействует. Именно таким образом Он обращается к нам.

Духовная жизнь разворачивается в сердце человека – в этом сокровенном естестве, в котором сосредоточены все наши желания и решения. Сердце – это Святая святых нашего тела, призванного быть употребленным как сосуд для Божественной благодати. Сердце – это и поле битвы Бога и диавола за нашу вечную жизнь.

Духовный путь не заканчивается. Он только начался. Мы еще много раз будем в изумлении, а то и в ужасе обнаруживать, каково наше подлинное лицо и что обитает в нас. Но круг этого поиска не замкнутый. Это даже не круг. Это захватывающее переплетение, в котором мы будем продолжать познавать самих себя и окружающих нас людей, помнить о прошлом и стремиться в будущее, продолжать искать и познавать Бога, Который нашу жизнь освящает Духом Своим Святым, сообщая ей главный и единственный смысл – обо́жение.

Приобрести истинное богопознание

«Наг есмь чертога, наг есмь и брака, купно и вечери; светильник угасе, яко безъелейный; чертог заключися мне спящу, вечеря снедеся; аз же по руку и ногу связан, вон низвержен есмь» (6-й тропарь 4-й песни Великого покаянного канона в среду).

Тот, кто написал эти слова, лично и не раз пережил опыт отчуждения от Источника Света и Правды. Это слова преподобного Андрея Критского, слова святого. «Заключися тебе небо, душе, и глад Божий постиже тя». И сколько еще таких признаний святых мы встречаем в составленных ими молитвах! «Многажды аще каюся, лож пред Богом обретаюся, и каюся трепеща: неужели Господь поразит мя, и по часе паки таяжде творю».

Если мы внимательно вчитаемся в утренние, вечерние и другие молитвы, составленные святыми, вникнем в богослужебные тексты, составленные для нас теми, кому мы молимся, чьи иконы целуем и кому читаем акафисты, каноны и поем величания, то нередко можем обнаружить, что их признания трудно соотнести с привычным для нас ореолом святости, и, однако, они продолжают оставаться для нас на недосягаемой высоте.

Как нам это понять и принять? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно внимательно отнестись к тем неминуемым отрезкам на пути нашей жизни, которые святые называли опытом богооставленности. Надо быть искренними, земными, реальными людьми и знать, что это случается со всеми подвизающимися христианами. И святые прошли, и мы с вами проходим по этому пути.

Когда человек узнаёт Христа, он переживает свою личную Пасху. Это становится настоящим чудом и восхищением. Благодать Божия как будто приподнимает над суетной земной обыденностью, откликается радостью, ликованием. Но проходит время, и Христос вдруг покидает тебя. Он не бросает человека, нет, но отбирает у нас все прежде данное даром, дабы каждый из нас приобрел чудо благодати опытом личных трудов и борьбы.

Однажды преподобный Иосиф Исихаст и Ефрем Катунакский смотрели на море со Святой Горы. По морю проплывал маленький корабль. Ветер был попутный, и корабль двигался беспрепятственно. «Ты видел, как легко движется кораблик, когда есть ветер?» – спросил старец Иосиф у отца Ефрема. «Ветер надувает паруса, и корабль плывет по морю. А что делает моряк? Он наслаждается плаванием. Но когда погода меняется, ветра нет – нет и легкости путешествия: тогда приходится брать весла, напрягать мускулы и вести самому корабль. Пришло время и тебе взять весла и уже самому подвизаться. Но ты не один: Христос будет тебе давать силу, однако в ту минуту, когда ты вкладываешь всю свою волю, все сердце, все произволение, все любочестие, вкладываешь себя, показываешь, чего хочешь, а не только то, что Христос даст тебе».

Один человек ничего не делал и пережил опыт прикосновения благодати. Когда Бог коснулся его жизни, человек этот молился часами подряд, беспроблемно и легко. Просыпался ночью, молился даже во сне. Он пришел к духовнику и сказал ему: «Я не живу. Я летаю. Я молюсь, наслаждаюсь Богом. С Ним так легко!» И духовник ему сказал: «Чадо, то, что ты переживаешь сейчас, – не твое, это от Бога. Но оно должно стать твоим преображением. Надо сделать это своим опытом. Но знай, что в опыт превращается лишь то, за что мы проливаем кровь». «Дай кровь и прими Дух» – мы не раз слышали эти слова. Кто подвизается, тот хорошо знает это.

В архиерейской ризнице много разного ладана. Особенно ароматный и дорогой мы приносим в дни больших праздников и употребляем в самые значимые моменты богослужения. Но ощущаем ли мы его благоухание в храме, пока он лежит в коробках? Конечно, нет. Только тогда, когда мы положим ладан на раскаленный уголь и ладан начнет плавиться, благоухание разольется по всему храму. Но ведь если уголь будет холодным, ничего не произойдет. Это пример сути духовной жизни, и мы все должны понять, как это важно для нас. Когда наступает охлаждение, нельзя отказываться от борьбы и плыть по течению. Если мы жаждем божественного благоухания, нам надо самим разгореться, пройти через опыт боли.

Одна монахиня до пострига глубоко верила в Бога. После пострига она пришла в келью и уснула, и вдруг…

– Я уснула верующей, а проснулась неверующей, – рассказывала она. – Я проснулась, и вера во мне исчезла. Я так долго переживала до этого удивительные вещи, молилась Иисусовой молитвой – и вдруг, вмиг, крылья мои сложились, и я проснулась неверующей. Я пошла к духовной матери своей и рассказала об этом.

Она ответила:

– Очень рано напало на тебя искушение. На других нападает позднее, тебя же стало сразу бороть.

– Но почему это со мной случилось?! – воскликнула сестра.

– Чтобы ты показала свою волю, свое произволение. Хочешь быть с Богом? Покажи теперь это собственной борьбой. Теперь нужен твой труд. То, что было прежде, было без труда, было легко, Бог давал тебе это. Теперь нужно научиться верить, не чувствуя многих вещей. Вставать и идти в церковь: ты будешь чувствовать холод, отчуждение, душа твоя будет как сухая земля, как пустыня. Но ты все равно молись, подвизайся.

Один покойный архиерей рассказывал, что знал одного собрата, тоже архиерея, выдающегося по дарованиям и популярности. По дороге в края, куда в свое время были сосланы священномученики Иларион (Троицкий) и Герман (Ряшенцев), находясь в одном заключении с петербургским протоиереем Петром Ивановским, однажды утром он заявляет ему: «Я потерял всякую веру». Он перестал делать то, что делал с большим усердием и искренностью, и, видимо, переживал страшное и мучительное состояние. Его случайный товарищ усилил молитву о нем, и через несколько дней архиерей снова говорит ему уже со светлым лицом: «Опять я верю». Не огради его Господь в это время оставленности и искушения от тоски и уныния крепкой стеной «ученицы́ благочестия», коими были священномученики Иларион и Герман, не случись рядом доброй христианской души, молящейся за него, могло бы быть все по-другому. «Мне кажется, – говорил потом священномученик Герман митрополиту Николаю (Ярушевичу), – всякий из нас в себе носит и рай, и ад, и более даровитые могут иметь не только сильнейшее стремление к раю, но и искусительнейшее притяжение и ко второму». Об этом ясно говорит жизнь всяких подвижников благочестия и опыт если не каждого из нас, то очень многих.

Многие святые прошли опыт богооставленности. Мы с вами тоже не будем исключением. Разве апостол Петр не любил Господа и не верил Ему? Но и ему было попущено отречься, чтобы потом через раскаяние укрепить на всю жизнь смиренномудрие, эту духовную колыбель всяких Божиих дарований и откровений.

Когда кто-то из нас окажется в пропасти богооставленности, духовного сопротивления, противоборства и искушения, он должен знать, что в тот час Господь к нему ближе, чем когда-либо. «Бог, кого любит, того наказует» (ср.: Евр. 12:6), того воспитывает, развивает, учит не плыть по течению. «Наказание» значит «воспитание» (по-гречески и по-церковнославянски).

Хороший учитель дает трудные задачи, чтобы сделать учеников смышлеными, развить их ум. Когда он видит, как трудно дается решение, он не спешит вмешиваться, ждет, чтобы ученики сами нашли ответ. Когда Господь молчит и оставляет нас одних в борьбе, Он хочет научить нас и сделать участниками Своих тайн. Он хочет, чтобы мы выросли, стали сильными, зрелыми, приобрели истинное богопознание. Когда нам кажется, что Он не слышит, что Он далеко, Его нет, – в эти минуты Он ближе всего.

Борьба в духовной жизни – не признак того, что мы претерпели неудачу и что наша жизнь трагична. Это образ жизни. Это и есть сама жизнь – борьба, труд, усилие, испытание. Во всем этом и совершается тайна святости. Так и становятся святыми. Таков путь святости, приготовленный Богом каждому из нас. Нам только нужно пройти по нему и прийти навсегда к Тому, Кто ждет нас в Своем Царстве – Царстве Отца, Сына и Святого Духа.

Смирением измеряется духовный рост

Легко говорить о добродетелях. Душа при этом наполняется миром и радостью, слова откликаются в сердце и дают ощущение причастности. Но как только от слов требуется перейти к делу и самой жизни, они вдруг сменяются чувством тяжести и нежелания. Многим из нас это хорошо известно из личного опыта. Особенно трудной для нас является главная добродетель – смирение. Ежедневно, весь Великий пост, когда произносим молитву святого Ефрема Сирина, мы просим у Бога подарить нам дух смиренномудрия.

Смирение преподобного Андрея Критского наполняет его покаянный плач, который мы хотели бы сделать своим. Мерой духовного роста, к которому мы стремимся, является только одно – смирение. Но против него восстают все силы ада. Еще бы! Ведь без смирения напрасными становятся все добродетели. Наши молитвы, посты, самые великие добрые дела обнуляются, если нет в нас духа смирения. Сколько бы мы ни трудились, каких бы внешних достижений ни добивались, все это – ничто, если нет смирения, ведь только к смирению приходит благодать Божия.

Диавол пытается оболгать смирение и подстрекает к этому людей. Далекие от христианского опыта жизни и богообщения люди считают, что смирение – слабость, что смиренный человек чувствует всегда себя обиженным, неким больным интровертом. Но это совсем не так. Смирение – это не депрессия и не тоска. Смирение – это пребывание в истине и правде. Это жизнь в истине, а не в том обмане, который создает вокруг нас современная жизнь. Истинное смирение не может быть препятствием ничему хорошему, а от всего плохого оно – верная защита.

Смиренные люди незаметны. Но именно они узнаются Господом и теми, кто имеет в себе Дух Христов. Смирение привлекает внимание Божие, выделяет человека, даже если он кажется среди множества людей незначительным и окружен безразличием.

Поразительным смирением обладали наши святые, жившие в совсем недавно окончившемся XX веке. Добрейший святитель Афанасий (Сахаров), из 33 лет архиерейства бывший на воле всего около трех лет, а остальное время проведший в лагерях и ссылках, светился доброй улыбкой и всю жизнь свою благодарил Бога. Один из заключенных священнослужителей, письма которого были переданы мне, писал своей духовной дочери: «То, что я 27 лет провел в неволе, то правда вам сказали; но не верьте, что понапрасну, а страдал за грехи свои и за нарушение уставов церковных».

Архимандрит Иоанн (Крестьянкин), выпускник Академии, не успел защитить кандидатскую работу, был арестован по навету собрата, священника. На допросах следователь вел себя грубо, угрожал. Отца Иоанна физически пытали. Он реагировал смиренно и спокойно, отвергал клевету. Когда на очную ставку в Бутырскую тюрьму привели завербованного священника, отец Иоанн так искренне обрадовался ему, бросился обнимать, что тот, надломленный заговорившей совестью, потерял сознание.

В лагере отец Иоанн узнал о бойкоте прихожанами священника, по навету которого он и попал в заключение.

Однажды, лежа на нарах, отец Иоанн сказал молодому заключенному:

– Павлик, тебе завтра радость будет.

– Какая?

– Увидишь. Я тебе в шапочку записочку зашил, ты отнеси ее по адресу.

Утром Павлика освободили совершенно неожиданно. Он отнес записку, а в ней было благословение прихожанам простить батюшку-осведомителя, как простил его сам отец Иоанн, и посещать его богослужения. Пять лет отец Иоанн провел в узах и вспоминал о них как о школе молитвы. Приобретенное в страданиях становится драгоценным духовным даром.

Какое подлинно Христово внутреннее устроение было у этих людей! Какое неложное, реалистичное смирение! Их ниспровергла и сокрушила сама жизнь. Чтобы сподобиться истинного смирения, нельзя избежать унижения, которое следует потерпеть. Только через это состояние мы можем познать свою истинную суть и научиться повиновению, как и Христос страданиями навы́к послушанию (Евр. 5:8), претерпевая посрамление и поругание. Когда с нами в жизни происходит что-то подобное, будем помнить, что унижение, каким бы мучительным оно ни было, ниспровергая человека в пропасть его души, о дно которой вдребезги разбивается его сердце, поставляет человека перед Богом с сердцем сокрушенным и смиренным. И мы знаем, что, в отличие от людей, Бог его не уничижает. Лишь переживший этот опыт имеет полное право повторить слова псалмопевца: Благо мне, яко смирил мя еси, яко да научуся оправданием Твоим (Пс. 118:71).

Сегодня ржавчина гордыни насквозь проела нашу жизнь: личную, семейную, общественную, церковную. Христиане нередко не сами ищут в Церкви спасения, а думают, что это они должны спасать Церковь. Вместо того чтобы доверить себя всесильной благодати Божией, питать веру сердечным смирением, мы питаем ее земными надеждами, суетимся, претендуем на особые права, вступаем в необъяснимые компромиссы, разъедаем церковную ткань злословием, кляузами, клеветой; грешим осуждением, эгоизмом, лицемерием, корыстью, чувством превосходства и непростительным мирским, светским поведением. Все это вопиет о нашем печальном порабощении, говорит об отсутствии главного, что определяет человека Христова, – смирения.

Смиренный человек способен быстро исправляться, меняться в лучшую сторону, легко признавать свои ошибки. Такому всегда легко помочь. Почему нет в нас перемен от исповеди к исповеди? Потому что в нас много эгоизма и нет смирения. Один человек, который хорошо знал преподобного Паисия Святогорца, рассказывал о нем: «В каких бы грехах мы ему ни исповедались, он всегда принимал исповедь с большим смирением и человеколюбием и говорил: “Ну вот, и ты человек. Ничего, исправимся”. И никогда не ругал и не накладывал никаких епитимий. И только в одном случае очень огорчался – когда человек показывал свой эгоизм, горделив был и спорил. Тогда преподобный Паисий говорил: “Сейчас, дитя мое, я не могу тебе помочь”».

Грех – это человеческое. А вот эгоизм – свойство диавола. Все усилия, которые мы стараемся совершить в дни Святой Четыредесятницы, направлены на то, чтобы в смирении переживать в себе радость и близость Бога. Возьмите за правило ежедневно читать хотя бы малую часть жития святого, своего тезоименитого, любимого святого или новомученика XX века; не для того, чтобы повторить их жизнь, нет, это невозможно. Читая о духовных подвигах этих людей, об их высоких проявлениях любви к Богу, мы мерим себя этой мерой и через это смиряемся. А смирение привлекает благодать Божию.

Смирение помогает нам учиться. Смирение не говорит: «Я все знаю и все умею». Смирение помогает нам задавать вопросы коллеге, брату или ребенку и учиться даже у тех, кто моложе, или же, если человек занимает высокое положение, учиться у тех, кто хотя и подчинен, но мудрее и опытнее. Мы все стремимся во всем расти, и мерой нашего духовного роста является смирение. Чем выше духом человек, тем смиреннее. Чем смиреннее, тем выше.

Великий пример людей благодатных, стяжавших Дух Божий, да будет нам воодушевлением и надеждой, что Бог и наше сердце не уничижит. Да будет оно смиренным и чистым, а дух – правым. И тогда не нужно будет много говорить о мире и любви среди людей, потому что присутствие Христа в нас будет лучшим свидетельством о них.