Текст книги "Дюймовочка крупного калибра"

Что касалось Антона, то за последние дни Серафима уже успела столько всего напридумывать, что подсознательно была готова ко всему и даже отчасти смирилась с тем, что ее бросили. Но надежда еще теплилась: а вдруг? Обсуждать свою беду ни с кем не хотелось. Слишком больно. Слишком горько. Да и знала она заранее все, что ей скажут. Серафима и сама умела утешать, говоря дежурные фразы и фальшиво убеждая, что все еще впереди. Никому не дано знать, что будет впереди, и не последний ли шанс упущен. Жизнь – это промежуточная станция без расписания. Поезда несутся мимо, обдавая горячим дыханием чужих судеб, отзвуками чужого мира и оставляя лишь крошечную надежду: следующий может остановиться. А как разобраться, стоит ли в него садиться? А вдруг не туда увезет? Ведь не вернешься, не проживешь уже прожитое. Дни утекают под колеса пунктиром шпал, обратной дороги нет. Есть только новая, и кто ее разберет, по какому маршруту придется путешествовать и есть ли где-то на этой траектории то самое долгожданное счастье. А вдруг оно осталось на другой ветке?

Когда перестаешь судорожно ждать и надеяться, то иногда происходит чудо. Редко, но все же.

Антон позвонил, когда Серафима разглядывала не первой свежести маникюр, прикидывая, не поменять ли лак. Ей мучительно хотелось совершенствовать свой облик, поднимаясь все выше и выше над комплексами, в которые ее втаптывала зависимость от мужчин. Премия от шефа, отложенная на подарок для Антона, уже давно жгла карман, тем более что мужской праздник благополучно миновал, а женский можно было запросто провести в одиночестве. Если не прихорошиться. Хотя даже если и прихорошиться, то все равно – не успеешь. Да и нужно ли хватать то, что попадет под горячую руку?

– Лапа моя, соскучилась? – бархатный голос не умещался в трубке, обволакивая моментально поплывшую Серафиму. Она молчала, захлебнувшись радостью и подавившись еще не до конца пережеванным горем. Собственно, горе было бы более ожидаемым и даже более логичным итогом этой любви. Как больной зуб: пломба рано или поздно подведет, а вот если вырвать – то и болеть будет нечему. Хотя, конечно, если каждый зуб вырывать, то и вкусить запретный плод, который однажды упадет в руки или прямо на темечко, будет нечем. Привыкшая к разочарованиям, Сима некоторым образом даже насторожилась: радоваться она боялась – слишком непривычный эмоциональный фон.

– Ты почему молчишь? Алло? Меня слышно? – недовольно забасил Антон.

«Какие странные существа – мужчины. Молчит, потому что не слышно? А то, что на его двухнедельное отсутствие можно было обидеться, в голову не приходит? Вот сейчас возьму и обижусь. И трубку повешу!»

– Привет, – обмирая, шепнула Серафима. Не хотелось быть гордой, независимой, насмешливой – вот не хотелось, и все тут! В принципе она легко могла поставить на место любого мужчину, но только не этого. Гордиться можно только тогда, когда в результате не остаешься внакладе, но держать марку себе в ущерб – глупо.

– Какие у нас планы на праздник? – как ни в чем не бывало поинтересовался Антон. Как будто они только вчера расстались. Какие у Симы, уже считавшей себя коварно обманутой и брошенной, могли быть планы на Международный женский день? Напиться и, если получится, презреть морально-нравственные устои.

Как здорово, что теперь можно остаться приличной девушкой!

– Пока не знаю, – вкрадчиво прошелестела она, ожидая от любимого конкретных предложений. Вообще-то, праздник по календарю лишь послезавтра, а как быть с сегодняшним и завтрашним днем? В сердце опять впилась острым жалом тревога.

– А я знаю, – порадовал Антон. – В шесть я за тобой заеду, вот все и решим.

Неуверенная в себе женщина смешна и нелепа. Ей во всем чудятся подвох, скрытый смысл и прочая дрянь, мешающая насладиться жизнью. Серафима ненавидела себя именно за эту глупую подростковую неуверенность, выглядевшую в сочетании с ее мощным грозным обликом как бантик на хвосте слона. Вот и сейчас Сима снова растерялась: в шесть сегодня, или завтра, или вообще вечером Восьмого марта? А может быть, утром в шесть? Вдруг любимый приготовил какой-то сюрприз, до которого полдня ехать?

Чтобы не изводить себя догадками, она сразу бухнула:

– Сегодня?

– Ну разумеется.

– Ладно. До вечера, – с облегчением вздохнула Сима, чувствуя себя жабой на болоте, краснеющей при приближении Ивана-царевича. Вроде и неловко за лягушачью шкурку, и любви королевского отпрыска страсть как хочется.

– Твой? – понимающе хихикнула Жанна. – Полегчало?

– Нет, – подумав, честно мотнула головой Серафима. – Как-то все не так…

Она не могла себе объяснить, что именно не так. Ощущение счастья, трансформировавшееся за время общения с Антоном из робкого мотылька в мягкую уютную подушку, неожиданно оказавшуюся набитой не пухом, а соломой, теперь и вовсе натянулось жесткой пружиной, метя Серафиме прямо в лоб. Отсутствие окончательного удара казалось просто отсрочкой.

Но Жанна лишь посмеялась над ее мнительностью:

– Будешь ждать от жизни только плохого – обязательно это плохое получишь. Мысль материальна. Мужики – цветы. Рви, плети венки, завяли – выбрасывай и рви новые. Все просто.

Иногда Сима остро завидовала девушкам, у которых все просто. У нее было вечно все сложно, проблематично и напряженно. Наверное, от того, что Серафима была слишком умной, трезвой и смотрела на жизнь не как на праздничный воздушный шарик, а как на объект, из которого торчит ниточка, а значит – можно зацепить и привязать, и как на крайне уязвимую поверхность, вся радужная праздничность которой в одно мгновение может превратиться в жеваный кусочек цветной резинки. И не просто превратиться, а еще и оглушительно бабахнуть напоследок, напугав до обморока и окунув в неизбежность.

«А может, так и надо жить: волочь свой шарик за ниточку, весело подпрыгивая, а не высматривая на пути следования шипы и колючки. Лопнет – значит судьба такая. Может, он оттого и лопается, что я этого жду? Другие-то живут себе и не особо переживают. Ну и что, что любовь. А что, если это и не любовь вовсе, а так, от тоски и долгого простоя? Будь что будет. Сколько ни есть счастливых минуток, а все мои».

На следующий день Антон доставил ее на работу в соответствующем моменту праздничном настроении.

– Ух, какая ты сегодня, Разуваева, – мотнул плешивой башкой шеф и ущипнул воздух рядом с Серафимой. После чего, зажмурившись, словно обожравшийся кот, на некоторое время застыл в нирване.

День был условно-рабочим, так как мужчины, найдя повод, праздновать начали задолго до общего сбора в столовой. Часть коллектива стихийно разделилась на парочки, удивляя сторонних, обделенных парой наблюдателей, неожиданными комбинациями. Кто-то осуществлял давние романтические планы по сближению с интересующими объектами противоположного пола, кто-то сближался с корыстной целью, кто-то просто устраивал охоту, движимый спортивным азартом. Дамы бальзаковского и более старшего возраста, утратившие свежесть, мужей или наивность, а то и все вместе взятое, пользовались праздничной индульгенцией, требуя внимания и кокетничая напропалую.

Складская уборщица Светка, дебютировавшая в роли оператора, интуитивно рвалась по кратчайшему пути к пику карьерной лестницы: в чем-то блестящем, больше похожем на длинную майку, нежели на верхнюю одежду, она явилась на аудиенцию к шефу, интимным шепотом сообщив в приоткрытую дверь, что имеет коммерческое предложение. Жанна с Серафимой как зачарованные смотрели на ее пятую точку, медленно просачивающуюся в бобриковский кабинет вместе с черными чулками и серебристыми босоножками на шпильке. Едва только за уборщицей закрылась дверь, девушки, не сговариваясь, ринулись подслушивать.

– Шефа надо будет выручать, если что! – моментально нашла оправдание неблаговидного поступка Жанна.

Серафиме оставалось лишь согласиться.

Слышно было, увы, очень плохо, но на помощь Бобриков не звал.

– Давай факс какой-нибудь занесем, – предложила Жанна через пять минут, азартно сверкнув глазами.

Сима испуганно замотала головой:

– Нельзя. Ты что! А вдруг…

– Вот я и боюсь, что он что-нибудь сделает такое, о чем потом будет жалеть!

– Жанна, ты сейчас за кого переживаешь?

Жанна покраснела и демонстративно вернулась на место:

– Ладно, не маленькие, сами разберутся.

– Да, – снова как кулацкий подпевала согласилась Сима и тоже с сожалением отлепилась от косяка.

– В конце концов – не наше дело, – занялась аутотренингом Жанна.

– Конечно, пусть делают что хотят. Может, у нее и правда коммерческий план, – неуверенно развила мысль Сима, но коллега по цеху одарила ее таким взглядом, что обе прыснули.

– Плевать.

– Конечно…

– Шеф у себя? – завскладом со следами оранжевой помады на щеке, криво завязанным галстуком и не в меру оживленной физиономией влетел в операторскую, тряся букетом роз.

– Да! – хором гаркнули девушки и рванули к дверям вслед за ним.

Увиденное разочаровало. Светка сидела за столом, на котором были разложены бумаги и стояла бутылка с двумя хрустальными рюмками.

– Поздравлять пришел! – отрапортовал вновь прибывший и взмахнул букетом, как копьем.

– Кого? – Бобриков очумело поднял брови и схватился за рюмку.

– Так… это… женщин…

– А-а-а. Так вот твоя женщина сидит. Кстати, ты почему ей служебную записку на модернизацию не подписал?

– Чего ей модернизировать-то? – завскладом вновь тряхнул многострадальным букетом. Судя по тону, его отношения со Светкой носили характер холодной войны. – Моторчик к швабре приделать? Так она и без мотора летает…

Осекшись на полуслове и не успев добавить рвавшийся с языка эпитет, завскладом поперхнулся собственным негодованием.

– Цветочки – мне? – зло уточнила Светка, дернув букет из цепких лап складского начальства, и рассудительно добавила: – Праздник женский, значит – мне.

– А может, и не тебе! – не по-джентльменски взвизгнул завскладом. Наверное, Светка была ему крайне несимпатична, если даже наступающий праздник не сгладил непримиримые противоречия в их непростых отношениях. Но цветы отдал. После чего, сурово и яростно чеканя шаг, удалился.

– Стесняется, – пояснила присутствующим Светка. – Смешной такой.

Ни смешным, ни стесняющимся завскладом Серафиме не показался, но, поскольку присутствующие не спорили, она тоже промолчала. Когда у женщины есть своя личная жизнь, она меньше интересуется неудачами в чужой.

Праздник в коллективе – это всегда повод для последующих сплетен как минимум до очередного яркого события, имеющего все шансы на обсуждение. Кто кому, кто сколько, кто с кем… И, что характерно, версии очевидцев расходятся, само число очевидцев неуклонно растет, а факты обрастают фантастическими подробностями.

Набег Светки в приемную переплюнули последовательно: явление главбуха с аккордеоном, департация из стен фирмы абсолютно пьяного менеджера и удивительное поведение программиста Хрящикова.

Главбух, оказывается, занимавшийся в кружке народной самодеятельности, решил продемонстрировать свои таланты и, притащив на работу аккордеон, начал планомерно обходить кабинеты, распевая поздравительные частушки, больше похожие на экспромт. Поскольку в каждой поздравленной дамской ячейке ему тут же наливали, то к концу бенефиса автор-исполнитель начал переходить в желеобразное состояние, а последняя частушка ознаменовала полный провал поздравительной миссии.

Сосредоточенно ловя ускользающее равновесие, главбух доплелся до рекламного отдела, где его хватило лишь на полторы строки:

 
Будем женщин поздравлять!
Что ни баба, просто…
 

Дорифмовать он не смог, зато неспетую песню додумали за него поздравляемые креативщицы. Главбуха вывели из помещения и уложили в конференц-зале.

Менеджер Алешенька, по которому сохла добрая половина женского коллектива, спас репутацию главбуха, затмив его выступление своим сольным номером. Широкоплечий атлет с голубыми глазами, мужественной ямочкой на подбородке и соболиными бровями явился с утра при букете, и дамы немедленно начали строить предположения на тему, кто же счастливица. До обеда Леша держал букет при себе, видимо, набираясь смелости. Женщины томно вздыхали и сновали мимо, подбадривая богатыря взглядами. Развязка стала потрясением для всех. Многократно принявший для храбрости Алексей отправился с букетом к коммерческому директору. Все бы ничего, если бы директор не был мужчиной, да еще родственником Бобрикова. Юный, но хваткий Роман Константинович, в стильных очочках, хрупкий, белокожий блондин, был потрясен не меньше коллектива. Когда Алексей широким шагом внесся в его кабинет, едва не вышибив косяки мощными плечами, и уверенно взял директора за руку, секретарша галопом поскакала за охраной. Алексей, путаясь в словах и заплетаясь в мыслях, нечетко и крайне неаргументированно объяснял свой визит, пихая цветы Роману Константиновичу и бормоча что-то про искренние чувства, про Бобрикова и про отсутствие корысти. Косноязычного менеджера охранники вежливо, но твердо, вместе с букетом, отправили домой. Но его жалобные вопли «Хотя бы букет передайте!» стражей не тронули. То, что букет предназначался для сестры Романа Константиновича, однажды почтившей своим присутствием фирму и разбившей сердце рядового сотрудника, осталось за кадром. Первую часть истории без столь банального разъяснения смаковать было куда интереснее.

Но и этот мезальянс быстро забылся под натиском следующего события, вероятно, тоже спровоцированного неумеренным потреблением горячительных напитков обоими участниками. Жанна стала свидетельницей удивительно пылкого объяснения между юрисконсультом Беллой Адамовной и Вовой Хрящиковым. При этом Вова краснел, как диатезный младенец, а мадам Бахман смущенно хихикала, тряся пышными формами. Пока Жанна донесла новость до Серафимы, эта сцена была обмусолена в подробностях и домыслена обитательницами всех кабинетов, находившихся на пути ее следования.

– Да ну, – неуверенно махнула рукой Сима, вспомнив, как Хрящиков планомерно обходил сотрудниц, пристраивая шоколадный батончик. – Мало ли, о чем они говорили.

– Дело не в том, о чем, а в том – как! – ажиотированно прошептала Жанна. – Это надо было видеть. У нее помада размазана, у него глаза бешеные, и держатся друг за друга, как голубки.

– Голубки не могут держаться, им нечем, – машинально заметила Сима, посчитавшая своим долгом заступиться за Беллу Адамовну. Подлец Вова запросто мог довести уважаемую, но одинокую женщину до такого позора. Это им с Жанной еще есть на что надеяться, а такие, как юрисконсульт, уже не выбирают, это их выбирают. Да и то – редко.

– Наверное, не надо никому говорить, что видела, – предложила Серафима. – Не наше дело.

– Да все и так знают, – пожала плечами Жанна, не уточняя, откуда у общественности компромат.

Погоревав о позоре Беллы Адамовны и высидев полчаса на общем торжестве, не отличавшемся ничем от празднования Нового года, 2 Февраля или чьего-то дня рождения, поскольку народ ел, пил и веселился, забыв про повод, Серафима незаметно сбежала. Ее ждали Антон, настоящий праздник, любовь, счастье и прочие светлые вещи, которые, даже потемнев по прошествии лет, не забываются. Главное то, что происходит в данный момент времени, потому что завтра будет завтра. Как любила говорить Зойка: «Живи сегодня, а то завтра кирпич на голову может упасть», и в ее словах была доля правды и многовекового опыта, накопленного человечеством. Далеко не все осмотрительные и просчитывающие каждый шаг индивидуумы успевают этот просчитанный и выверенный шаг сделать.

Окончательно решив не бояться будущего и не проецировать на свой жизненный путь негатив, Сима выпорхнула к любимому и повисла у него на шее:

– Гуляем!

– Гуляем, – согласился Антон и повез ее домой.

Действительно, гулять можно и за кухонным столом. Все дело в правильном настрое. А у Серафимы в этот вечер настрой был правильным.

Именно благодаря своему настрою она и сумела обрадоваться весьма и весьма оригинальному подарку. Перед сном Антон презентовал ей ключи от своей квартиры, прицепив к ним брелок в виде сердечка.

– Вот за это я тебя и люблю, – непонятно прокомментировал он счастливую Серафимину улыбку. – Как хорошо, что мы нашли друг друга.

С этими словами он повернулся к Симе спиной и через минуту уже заснул крепким сном человека с чистой совестью. А Серафима еще долго ворочалась, пытаясь осмыслить его последнюю фразу и понять, можно ли говорить кому-нибудь, что ей подарили запасной комплект ключей. Или это стыдно?

Додумавшись до того, что близким подругам можно, а вот бабушке не стоит, она заснула.

–Жмот, – возмущенно поморщилась Зоя. Подруги сидели в кафе торгового комплекса и обсуждали прошедший праздник. – Был у меня такой романтик. Прикиньте, девчата: мой день рождения, я его покормила, выпили, жду подарка. Мой говорит: пошли, мол, на балкон. Ну – выходим. Я аж замерла: не иначе, думаю, он скрытый миллионер, который бюджетником прикидывался. Сейчас как выйдем, а под окнами – «Лексус». Ну или «жигуль» на крайний случай.

– Это ты книжки неправильные читаешь, – прервала чугуновские откровения Инга. – Вредные и несовременные, которые формируют хапужническое и иждивенческое отношение к мужчине. Если замуж, то за олигарха, если любить, то Бандераса с его красотой и гонорарами, чтобы все вокруг от зависти полопались.

– Кто бы говорил, – ехидно покачала белесой химией Зойка. – Сама-то, небось, не жэковского сантехника и не работягу какого-нибудь ожидаешь. Тебе тоже принца подавай.

– Мне нужен принц не в материальном, а в моральном смысле, – поджала губы Инга. – Тебе не понять.

– Куда уж нам, – сморщилась Чугунова. – Ты остынь: принцев по-любому сейчас нет ни в каких смыслах. Так вот. Выходим, значит, на балкон, и, как думаете, чего там?

– В свете темы жмотства рискну предположить, что он тебе под балконом посадил дерево, а после презентации собирался заняться рождением сына, – не осталась в долгу Инга.

– Хуже, – ничуть не обиделась Зойка и радостно гоготнула. – Даже дерева не посадил, мушкетер убогий. Луну он мне подарил. Махнул лапкой своей худосочной, челку, моим феном уложенную, сдул, зубами поблестел и говорит: дарю, мол, тебе, любимая, самое дорогое – луну и звезды. Пусть твоя жизнь будет как это восхитительное ночное светило. Вот так и вышло: жизнь у меня такая, что выть на нее хочется, как на эту луну.

– Да уж, – неопределенно промямлила Серафима. Сравнивать ключи от квартиры с луной было сложно.

– Именно, – уставилась на нее Зойка. – Что предпримешь? Надо его сразу на место ставить, как паркет, а то потом рассохнется – молотком не загонишь.

– А мне кажется, что в этом подарке был скрытый подтекст. Чтобы понять его, надо по-настоящему любить и понимать своего мужчину, – мечтательно засопела Инга.

Эта версия Серафиме была ближе. Чугуновой было проще: критика мужчины в отставке никаких моральных затрат не требует, а вот как искать дефекты в действующем кавалере, тем более когда он на самом деле дорог, а не схвачен дамой рефлекторно, как варан хватает пролетающую мимо муху?

– Я так подумала, – торопливо начала оправдывать свою терпимость Сима. – Он доверяет мне ключи от своего дома, то есть предлагает стать там хозяйкой. Это очень важно. А сердечко символизирует его любовь. Он отдает в мои руки свое сердце и заботу о семейном очаге.

– Такое чувство, что это вы читаете Барбару Картленд, а не я, – фыркнула Чугунова. – Представляю, как бы удивился твой плейбой, услыхав такую трактовку своих намерений. Предлагаю продолжить: а если мужик не использует контрацептивы, то это вовсе не означает, что ему плевать на партнершу или что он элементарно не подумал, а символизирует его стремление к продолжению рода и зачатию общего ребенка. Но тут сложнее. Если ключи можно потом отобрать, оставив тебе сердечко, или замки поменять, то на ребенка придется платить алименты. У вас с этим как?

– Нормально, – буркнула Серафима. Антон как раз в этом вопросе был удивительно предусмотрительным. Хотя что плохого в том, что твой мужчина взвешивает и продумывает свои решения?

– Ладно, радуйся, что хотя бы ключи подарил, – Зойка вдруг сочувственно покосилась на Ингу. – Инессе нашей и того не перепало.

– А мне и не надо, – вспыхнула та. – То есть надо, но я подожду.

– Подожди, – понимающе закивала Чугунова. – Тем более что никто и не торопит. Ладно, сменим тему на приятное. А мне Ванечка такой праздник устроил – с ума сойти. Стриптиз, ужин и велотренажер. Я давно хотела. Он все по телефону заказал, на улицу-то пока нельзя, проблемы у него.

– Стриптизершу он тоже по телефону заказал? – ядовито ухмыльнулась Инга. – Как романтично.

– Одиночество и зависть портят лучших из нас, – трагическим тоном резюмировала Зоя. – На стриптизерше сэкономили. Сам изобразил.

– Ой, да было бы чему завидовать, – Инга шмыгнула и отвернулась.

После разговора с подругами Серафиме полегчало. У любой медали есть две стороны. Даже платье от Шанель можно надеть наизнанку и весь вечер страдать и стыдиться. Сима выбрала позитив, так как от негатива и характер портится, и настроение, и даже во внешности начинают проступать черты скрытой нервозности. У нее были теперь дом, очаг и сердце любимого человека. Что еще надо для счастья?

Как выяснилось через некоторое время, для счастья нужна стабильность, которой фортуна нас не балует. Любит она исподтишка вдруг толкнуть в самую грязь. Особенно тех, кто весь в белом.

Сначала Серафима простудилась. Она стыдливо шмыгала носом и отбегала сморкаться в самые дальние уголки квартиры, чтобы не разрушать романтический ореол отношений. Но соплями дело не ограничилось, заболело горло, начался кашель, и любимый стал опасливо отворачиваться от бациллоносительницы. Серафима была девушкой тактичной и понятливой:

– Тоша, давай я к бабушке пока поеду, чтобы тебя не заразить.

– Давай, – легко согласился Тоша, но тут же добавил: – Мне будет тебя не хватать. Собирайся, отвезу.

То, что ее отвезут так быстро, Серафима не ожидала. Голова болела, тело ломило, и хотелось прилечь. С другой стороны, Антон вообще мог предоставить ей замечательную возможность добраться своим ходом, поскольку в тесном салоне автомобиля риск заразиться был слишком высок. А он, поди ж ты, не побоялся.

– Интересно, а когда вы поженитесь, тоже порознь болеть будете? – хмыкнула Чугунова, позвонившая поболтать и похвастаться продвижением отношений с Иваном.

– Не «когда» поженимся, а «если» поженимся, – мрачно перебила ее Сима. Настроение было так себе, хотелось злиться и говорить гадости.

– Ну, милая моя, при таком подходе ничего у тебя не выйдет. Если сомневаешься, значит, есть повод. Хотя о чем это я? Конечно, повод. Ближнего надо любить и в беде, и в радости, а не только в промежутке между критическими днями и соплями. Если у него чувство такое перманентное, то на фиг твой пунктирный мужчинка вообще нужен?

– Есть еще такое понятие, как здравый смысл, – едко отреагировала Серафима. – Я могу его заразить, и будем мы оба в беде, а не в радости.

– Здравый смысл не имеет ничего общего с любовью. Потому что любовь выбирает одних, а здравый смысл – других, – глубокомысленно изрекла Чугунова. – Что лучше – никому не известно. Будущее не холодильник, на него гарантию не выпишешь.

– Это смотря какое будущее ты себе планируешь, – раздраженно парировала Сима. – Если с этим аферистом, то я затруднюсь только с точным адресом изолятора, в который ты будешь носить передачки, а так запросто могу все рассказать. С подробностями.

Когда у человека насморк, мозг не способен вырабатывать правильные мысли и правильно воспринимать информацию. Кому может понравиться общение с гундосой девицей, если она сама себе противна?

Интуитивно прочувствовав Серафимино настроение, Зойка поспешно попрощалась, пока не узнала подробностей своего «незавидного» союза с Иваном.

На работе Симу тоже ничего не радовало по причине свирепствовавшей в коллективе простуды, косившей сотрудников автоматной очередью. Коридоры были пустынны, и витал чесночный дух, словно оставшиеся в живых планомерно изгоняли из помещений вампиров. Сами же выстоявшие свели общение друг с другом к минимуму, отчасти боясь подцепить от соратников какую– нибудь недобитую бациллу, а отчасти стыдясь выдыхаемого чесночного амбре.

– Серафима, я вот что думаю, – созрел к концу недели босс. – Народ обнаглел, жрет на рабочих местах, крошки везде, антисанитария, тараканы развелись. В наш век высочайшего технического прогресса это не есть хорошо. Надо бы потравить, пока людей мало и остальные не вернулись. Организуешь?

Нельзя сказать, что Сима считала трудовой коллектив своей семьей, но и травить сослуживцев было бы чересчур радикальным решением проблемы антисанитарии. Голова была тяжелой, хотя здоровье медленно возвращалось, поэтому Серафима не стала держать столь ценное мнение при себе, а поделилась с Бобриковым.

– У тебя весь мозг в сопли утек, – посочувствовал Виктор Николаевич. – Тараканов травить, а не сотрудников, Разуваева.

Наверное, можно было намекнуть косноязычному шефу на то, что указания надо формулировать четче, но вступать в конфликт не было ни сил, ни желания.

На пятницу были вызваны умельцы, частным образом подрабатывавшие на ниве борьбы с тараканами.

Многократно допросив по телефону недовольную тетку, не вреден ли процесс для сотрудников и не будут ли испачканы субстанцией стены, Сима успокоилась и занялась личной жизнью. Она почти поправилась и готовилась вернуться к любимому. Правда, в воскресенье Антон трагическим шепотом сообщил, что, кажется, и сам простудился, но Серафима посчитала, что тем скорее надо приехать на выручку: надеть теплые носочки, поставить банки, напоить чаем с малиной…

Фантазии на тему излечения любимого были прерваны странной ку-клукс-клановской процессией, молча вдвинувшейся в операторскую. Три фигуры в противогазах и островерхих капюшонах молча застыли перед ее столом. Жанна болела, поэтому мадемуазель Разуваева осталась с делегацией один на один.

С трудом удержавшись от соблазна перекреститься, Сима дрогнувшим голосом уточнила:

– Вы к Виктору Николаевичу?

– Мы к Серафиме Разуваевой, – замогильным басом ответил кто-то из визитеров. – Тараканов травить.

И тут все встало на свои места. Тихо наливаясь безграничной яростью, Сима начала подниматься со стула, набирая воздуха для приветственной речи.

– Какого лешего? – взревела она. – Мне же сказали, что отрава безвредная!

– Так, дамочка, где ж это видано, чтобы от безвредного насекомые дохли? – резонно возразила самая мелкая фигура, маячившая у дверей. Фигуру тут же ткнули в бок, заставив проглотить остатки еще не озвученной правды.

– Абсолютно неядовитый яд, не сомневайтесь, – глухо и веско подтвердил один из пришельцев.

– Неядовитый яд, – пробормотала Серафима. – Бред. А это на вас тогда что? Маскарадные костюмы?

– Рабочая одежда. В малых дозах отрава не вредная, а ежели ее изо дня в день нюхать, можно последнее здоровье потерять. Не тратьте наше и свое время. Вам шашечки или ехать?

– Что? – растерялась Серафима.

– Перевожу: вам дресс-код или тараканов травить?

– Сейчас, подождите.

Как это ни удивительно, но неправильное понятое ею предложение шефа перетравить сотрудников в данный момент вполне могло осуществиться. Ответственность за мероприятие требовалось срочно разделить с Бобриковым.

Виктор Николаевич, словно любопытный дятел, высунул голову из начальственного дупла и на некоторое время замер, округлив маленькие слезящиеся глазки.

– Охотники за привидениями, – отмер он наконец, сипло зайдясь то ли в кашле, то ли в смехе.

– За тараканами, – мрачно поправила шефа Серафима.

Бобриков злобно зашипел и начал обличительную речь, красной нитью которой были варианты судебных исков, которые ему предъявят нанюхавшиеся отравы сотрудники.

В результате кратких переговоров на повышенных тонах, в ходе которых вся вина была благополучно свалена на диспетчера из «тараканьей» фирмы, рабочий день решили завершить досрочно, отдав офис на поругание.

– Вот и здорово, – обрадовалась Серафима. – Что ни делается, все к лучшему.

И она полетела на крыльях любви сначала по магазинам, а потом к прихворнувшему любимому.

– Сюрприз будет, – радостно улыбалась Сима, целеустремленно носясь с тележкой по супермаркету.

Незваный гость хуже татарина. Иногда он даже хуже стихийного бедствия. Далеко не каждая женщина готова воспринимать в качестве приятного сюрприза неожиданный приход даже очень дорогого человека. Особенно если именно этот день она решила посвятить косметическим процедурам или генеральной уборке. Если в квартире бедлам, все вещи выволочены, а сама хозяйка летает по апартаментам верхом на пылесосе, то звонок в дверь ничего кроме глухого раздражения не вызовет. А уж если она целый час протирала фрукты со сметаной для питательной маски, наложила ее на лицо и теперь, узрев в дверном глазке милый сердцу лик, вынуждена ее спешно смывать, то, скорее всего, свидание пройдет неудачно. Любая женщина понимает, что к ней нельзя приходить совсем неожиданно. То есть даже внезапный незапланированный визит должен быть гипотетически предсказуем. Но при этом большинство женщин отчего-то уверены, что мужчины устроены иначе: их не смутит, если гостья обнаружит в квартире клубы пыли, грязную посуду недельной давности в раковине или стоячие носки возлюбленного в будуаре. Мужчине не надо прихорашиваться, следить за собой 24 часа в сутки и волноваться по поводу наличия щетины. Он всегда готов обнять, принять и обрадоваться.

Серафима прекрасно понимала, что изошедший на сопли Антон может смутиться своего непрезентабельного вида и состояния, но тем важнее показать ему, что дело не во внешней оболочке. Она любит его всякого, между ними нет никаких преград и недомолвок. Они близкие, родные люди, единое целое, в горе и в радости…

Нет. Получалось как-то напыщенно. Наверное, такие глупости пишут в Зойкиных романах.

Сима просто хотела быть рядом. Всегда.

С бараньей ногой наперевес она торопилась навстречу своему счастью. Во всяком случае, в квартиру Серафима ввалилась с блаженной улыбкой абсолютно и безгранично счастливой тетки, у которой одна проблема – уточнить, тушить эту ногу или запекать.

Замок покорно отсчитал два поворота ключа, как метроном, отмерив два последних мгновения счастья.

В прихожей – женские сапоги.

В комнате – женский смех.

Медленно, как во сне, Сима начала погружаться в топь замедлившего бег времени. Она уже все поняла… и ничего не понимала. Желатиновые мысли застыли в сознании бесформенными кучками. Надо было что-то срочно сделать. Но что? И зачем?

Вдох. Выдох. И никакого конструктива. Только биение пульса в ушах, пробка, перекрывавшая дыхание, и мерзкая дрожь в конечностях.