Текст книги "Память, что зовется империей"

– Доброе утро, – сказала Махит, чтобы дать о себе знать.

Пять Агат подняла взгляд, без эмоций и удивления.

– Госпожа посол, – сказала она и повернулась к мальчику. – Карта, поздоровайся с послом Лсела.

Дитя критически взглянуло на Махит и прижало ладошки к сердцу.

– Здравствуйте, – сказал мальчик. – Зачем вы пришли в библиотеку до завтрака?

Махит выступила из арки, чувствуя себя слишком высокой и нескладной.

– Не спалось, – сказала она. – Мне нравится твоя Солнечная система. Очень красивая.

Ребенок глазел на нее без выражения. Тейкскалаанская сдержанность у человечка такого возраста немало пугала.

– Ой, сядьте, – сказала Пять Агат. – Не стойте над душой.

Махит села. Мальчик сунул руку в середку звездной системы и поймал в ладонь солнце, утащив всю голограмму с коленей Пять Агат.

– Моя, – сказал он.

– Карта, займись орбитальной математикой, ладно? – сказала Пять Агат. – Оставь нас пока. Модель можешь забрать.

Сперва Махит казалось, что он будет спорить – она и сама в детстве не любила, когда взрослые прогоняли от своих разговоров, – но тот кивнул и довольно охотно удалился на другой конец дивана.

– Это Два Картограф, – сказала Пять Агат. – Простите. Обычно в этот час в библиотеке и правда никого.

Два Картограф по прозвищу Карта. Махит улыбнулась.

– Ничего страшного, – сказала она. – На Лселе везде носятся дети – обычно большими ясельными возрастными группами, – в его возрасте я куда только не влезала. Я не против. Ваш?

– Мой сын, – сказала Пять Агат, а потом с немалой гордостью: – Мой сын из моего тела.

В Тейкскалаане это было необычно – на Лселе неслыханно. Женщина, что растит ребенка в собственной утробе, а не искусственной, – роскошь, которую станция попросту не могла себе позволить: ведь женщины могли умереть или подорвать свой метаболизм или тазовую диафрагму, а женщины – это люди, которые приносят пользу на работе. Самой Махит контрацептивный имплантат внедрили в девятилетнем возрасте. Когда она узнала, что иногда имперцы вынашивают детей в собственных телах, отнеслась к этому так же, как к воде, плещущей из цветочной вазы в ресторане на плазе Центр-Девять. Иметь так много, чтобы тратить так легко, – это и задевало, и цепляло.

– Было сложно? – спросила она с искренним любопытством. – Сам процесс.

Глаза Пять Агат гордо распахнулись в тейкскалаанской улыбке.

– Перед этим я два года приводила тело в наилучшую физическую форму, – сказала она. – И все равно было сложно, но я стала для него хорошим домом, и родился он таким же здоровым, как рождаются из искусственной утробы.

– Он прекрасен, – совершенно честно сказала Махит. – И умен, если уже в таком возрасте занимается орбитальной механикой, – как же приятно вести с тейкскалаанцем разговор, который не превращается мгновенно в политическое минное поле. Особенно здесь, в офисе Девятнадцать Тесло. – Вы здесь живете, оба?

– С недавних пор, – ответила Пять Агат. – Ее превосходительство очень хорошо к нам относится.

– Иначе я и представить не могу, – сказала Махит. В этом она не сомневалась. – Вы же ее люди, верно?

– Я – уже очень давно. Задолго до того, как у меня родился Карта.

Махит хотелось завалить Пять Агат вопросами, один другого бесцеремонней: первый – «чем вы для нее занимаетесь» и «как она вас сделала своей», а возможно, и «она хотела, чтобы вы родили ребенка?» Но спросила только:

– Что изменилось? Раз вы к ней переехали.

Открытое лицо Пять Агат вдруг словно захлопнулось, как будто на иллюминатор шаттла опустилось антибликовое покрытие.

– Сейчас мы все работаем допоздна, – сказала она. – А ехать сюда приходилось очень долго. Я не хотела, чтобы мой сын так часто оставался один. И ее превосходительству показалось, что Карте будет… лучше. Здесь. Поближе.

«Лучше». Махит услышала в этом слове «безопаснее» и задумалась о долгих переездах на метро, о том, что бомба может уничтожить вагон так же легко, как и вчерашний ресторан.

Должно быть, ее выражение что-то выдало, потому что Пять Агат сменила тему.

– Вы просто искали библиотеку или?…

– Искала кого угодно, кто не спит.

– Два Картограф встает с солнцем, а я – вместе с ним. – Пять Агат пожала плечом. – Вам что-нибудь нужно, госпожа посол? Чай? Конкретная книга?

Махит раскрыла ладони на коленях. Ей не хотелось относиться к Пять Агат как к слуге; и нельзя было позволять себе забыть, что эта женщина, пусть и такая же босоногая и просто одетая, – главная ассистентка Девятнадцать Тесло. И, следовательно, как минимум вполовину такая же опасная, как ее хозяйка.

– Нет. Если только вам не захочется рассказать что-нибудь об императоре, – сказала она. – Я вчера весь вечер просматривала новостные трансляции, но для них надо быть в курсе местных политических переживаний, которых у человека вне Города быть не может – не говоря уже о не-тейкскалаанцах.

– Что вы хотите знать из того, что могу знать я? Я даже не патрицианка, госпожа посол. – У Пять Агат была привычка говорить – если только речь не шла о ее сыне – с такой сухой самокритикой, что юмор почти что не считывался. «Даже не патрицианка», но при этом слуга эзуазуаката – пост куда важнее, пусть номинально и ниже ступенькой.

– Судя по вчерашнему, я приняла вас за аналитика, а в этой профессии, наверное, даже к лучшему, что вы не патрицианка, – сказала Махит. Как фехтование; только более дружелюбное, чем с Девятнадцать Тесло. Пока что.

– Ладно, – сказала Пять Агат с намеком на тейкскалаанскую улыбку, слегка расширив глаза. – Я аналитик. Что вы хотите знать из того, что могу знать я?

«И из того, что ты готова рассказать», – подумала Махит.

– Почему у его сиятельства Шесть Пути нет определенного наследника? Даже если у него нет ребенка от своего тела, он вполне мог бы завести ребенка от своей генетики. Или назвать наследника из неродных.

– Мог бы, – сказала Пять Агат. – Более того, так он и поступил.

– Да?

– Он выбрал троих. Трое названных сонаследников, и ни у кого нет преимущества перед другими – они все соимператоры. До станционников не доходят централизованные новости? Когда он назначал последнего преемника – Тридцать Шпорника, – по всем новостным трансляциям месяцами не было ничего, кроме церемонии.

– Мы не тейкскалаанцы, – сказала Махит, размышляя при этом о Тридцать Шпорнике, о ком Девятнадцать Тесло говорила, что он эзуазуакат, как она сама, а также выигрывает от общественного страха. Общественный страх – и попытки взять в свои руки импорт-экспорт в пользу планетных активов его собственной семьи. – Как к нам попадут централизованные трансляции?

– И все-таки. Может, вы и живете в двух месяцах пути на корабле, это еще не значит…

– Мы как-то справляемся, – выразительно ответила Махит и следила, как Пять Агат сухо поджала губу, заметив свою ошибку, – то, что она подсознательно решила, будто все во вселенной хотят ровно того же, что и тейкскалаанцы. Махит смилостивилась над ней и продолжила: – Хоть нам и неизвестно, чем Тридцать Шпорник заслужил такой титул.

– Его превосходительство Тридцать Шпорник – из самых недавних эзуазуакатов императора. Он очень быстро возвысился при дворе – благодаря своей мудрости и… – Пять Агат многозначительно покачала ладонью, – возможно, благодаря крепким семейным связям с патрициями на планетах Западной Дуги.

– Понимаю, – сказала Махит. И решила, что и правда понимает. Когда Шесть Путь назначил Тридцать Шпорника соимператором, он усиливал поддержку со стороны богатых обитателей систем Западной Дуги. Семье Тридцать Шпорника вместе с другими семействами патрициев из того сектора – далекой череды систем, богатых собственными ресурсами и производством и плотно связанных прыжковыми вратами, – гарантировано право голоса не только при нынешнем правительстве, но и при следующем. И – если Махит правильно понимала центробежный характер всех попыток узурпации, прославлявшихся в тейкскалаанской истории – заодно император не давал обеспеченным, но удаленным аристократам повода поддерживать кого угодно, кроме Тридцать Шпорника. Бунты под предводительством яотлеков (как происходящий прямо сейчас почти-бунт Один Молнии, о ком повсюду кричали в Городе) зарождались в уголках империи, где народ предан своим командирам, а не какой-то далекой фигуре во дворце. И спонсировали их часто именно такие люди, как семьи с Западной Дуги. Наделив Тридцать Шпорника властью, император сделал так, чтобы его семья сохраняла преданность тому, кто эту власть даровал, то есть его сиятельству Шесть Пути.

– Вы все сами поймете, когда познакомитесь с Тридцать Шпорником, госпожа посол.

– А остальные преемники? Вы сказали, их трое.

– Восемь Виток из Юстиции – ей почти столько же лет, сколько его сиятельству, они яслироды…

Махит прочла достаточно новеллизаций начала восхождения Шесть Пути, чтобы вспомнить Восемь Виток; сестра либо по крови, либо по чувствам, жестокий политик, стоящий за военными успехами и милостью солнца, которыми благословлен император. Махит кивнула.

– Конечно. Восемь Виток.

– И Восемь Антидот, ненамного старше моего Карты, – сказала Пять Агат. – Но у него только гены Шесть Пути. Девяностопроцентный клон.

– Весьма разномастная публика.

– А кто же еще сможет заменить его сиятельное величество? – раздался позади голос Девятнадцать Тесло.

Махит вскочила на ноги.

– Нужны сразу трое? – спросила она, стараясь не вести себя так, словно ее застали врасплох.

– Как минимум, – сказала Девятнадцать Тесло. – Допрашиваешь мою ассистентку?

– Чуточку, – ответила Махит. Казалось, лучше отвечать искренне.

– Узнала, что хотела?

– Кое-что.

– Что ты еще хотела бы знать?

Это была ловушка – с такой сладкой и простой приманкой, как бесконечный вес заботливого интереса Девятнадцать Тесло, – и Махит все равно решила влезть в эту ловушку с головой.

– Как устроен механизм престолонаследия в идеальное время, в идеальном мире? Учебники истории, ваше превосходительство, имеют тенденцию фокусироваться на самых остросюжетных вариантах.

Девятнадцать Тесло улыбнулась, словно Махит ответила удовлетворительно.

– У императора есть ребенок – от тела или от генов, – причем ребенок подходящего возраста и мыслительных способностей, и император коронует его соимператором. Так, когда умирает старый император, уже есть новый, кого звезды знают и любят, кому благоволят; ритуал крови, аккламация солнечным светом.

– И как часто это происходит? – сухо поинтересовалась Махит.

– Чаще какой-нибудь военный командир при поддержке сотни тысяч преданных легионеров заявляет, что милость вселенной назначила императором его. Книги по истории, госпожа посол, как остросюжетны, так и недалеки от истины.

«А как часто император назначает совет из троих преемников? Подозреваю, не очень, – подумала Махит. – Только когда что-то неладно. Нет подходящего наследника. Не совсем. Даже если Тридцать Шпорник и Восемь Виток должны служить регентами при девяностопроцентном клоне, такое регентство получится долгим и противоречивым».

– Если ты наговорилась о политике, – сказала Девятнадцать Тесло, – нас ждет чай. И к тебе гость. В офисе.

– Правда? – удивилась Махит.

– Взгляни сама, – и Девятнадцать Тесло взмахнула рукой так, словно Махит – инфограф не на своем месте.

* * *

Выглядела Три Саргасс ужасно, но эта ужасность казалась значительно лучше, чем когда Махит ее видела в прошлый раз – в полупараличе из-за Города. Теперь она стояла с серым лицом, с синяками под глазами, но и с идеальной осанкой, в безупречной форме министерства юстиции, волосы зачесаны со лба и завязаны в немодный, но удобный хвост. Махит не представляла, какая муха ее укусила, раз она пришла после больницы сюда, а не домой, как любой здравомыслящий человек, переживший значительный неврологический припадок.

И все-таки при ее виде посреди кабинета эзуазуаката Махит окатила волна облечения – хоть что-то знакомое в новой тюрьме-убежище, хоть какая-то опора. И Три Саргасс действительно переживала за Махит, раз отправилась на ее поиски, а не домой, пусть это и совершенно неблагоразумно.

– Ты жива! – воскликнула Махит.

– Пока что, – сказала Три Саргасс, – но это вопрос времени.

Махит осеклась.

– Серьезно? Скорее вернись в больницу…

– Махит, это безвкусная шутка о неизбежной бренности, – сказала Три Саргасс с хрупкой бодростью. – А еще говорила, что разбираешься в тейкскалаанцах.

– Юмор – последнее, что человек осваивает на неродном языке, – сказала Махит, но сама знала, что покраснела от стыда – как из-за своей чрезмерной заботы, так и из-за лингвистической промашки. – Что ты здесь делаешь?

– Когда Двенадцать Азалия приехал ко мне в больницу, он намекнул, что тебя удерживают против воли и заставляют слать неподписанные инфокарты по дворцовой почте. Я думала, что… спасу тебя? Раз ты под моей ответственностью и вчера уже чуть не взорвалась из-за меня.

– Двенадцать Азалия слегка преувеличивал, – сказала Махит.

– Только слегка, – заметила Три Саргасс с многозначительным взглядом на белый позаимствованный наряд Махит.

– Я вся была в крови Пятнадцать Двигателя, – возразила Махит. – Это не…

– Ты провела ночь у самой опасной женщины при дворе – и теперь стоишь в ее одежде.

Махит прижала два пальца к переносице, стараясь не рассмеяться.

– Клянусь, Три Саргасс, с твоими непристойными намеками и анонимными посланиями Двенадцать Азалии я правда почувствую себя персонажем в «Красных бутонах для Тридцать Ленты».

– Если забыть о том, что я не понимаю, как эта книга проскользнула на Лсел мимо императорских цензоров, – сухо сказала Три Саргасс, – и что я бы ни за что не обвинила эзуазуаката в злоупотреблении властью при общении с представителем другой страны – по крайней мере не в пределах действия записи у нее же в кабинете и уж точно не эзуазуаката, которую лично я уважаю и ценю… Что, ее превосходительство тебя не отпускает, да?

Вдобавок к болезненным теням под глазами лицо Три Саргасс заливал лихорадочный румянец. Махит думала, что ей бы стоило присесть. Но нет же, стоит посреди комнаты, словно Травинка, как ее прозвал Двенадцать Азалия: тонкая, гнется на ветру, но все равно делает свое дело – предупреждает Махит, что за ними наверняка наблюдают.

– На плазе Центр-Семь были демонстрации. Народная аккламация, – сказала Махит.

– Очень уважительная причина не пускать тебя на улицы. Я же не спорю. Просто… просто сегодня утром Город странный, даже так близко к центру. Полагаю, всему виной взрывы.

Махит села сама – на тот самый диван, где ее допрашивали в предыдущий вечер – и тем самым пригласила присоединиться к ней Три Саргасс. Было приятно, когда та последовала примеру: сочувственное зеркало – а еще не приходится видеть, как она почти без сил стоит навытяжку. Интересно, бывают ли последствия от нападения самого Города. Как физические, так и психологические. Судя по тому, как себя вела Три Саргасс, – и те, и другие.

– Расскажи, в чем странный?

Три Саргасс покачала ладонью.

– Слишком мало прохожих. Словно коллективная нервозность. И, конечно, станцию «Центр-Девять» перекрыли, метро не работает…

«Работает», – услышала Махит эхо откуда-то издалека. Ощущение, будто от плеч через локти пробежали электрические искры, чтобы зашипеть в вытянутых пальцах.

– …ваше новое интегрированное метро работает круглосуточно без операторов, – говорил Искандр Агавн. Он облокотился на инкрустированную столешницу, которую поставил у себя в кабинете Десять Перл – новоназначенный министр науки Десять Перл, с перламутровыми кольцами на каждом пальце, словно в подражание собственному имени. – Была же у Города какая-то методология, когда линии работали самодостаточно, и какая-то методология появилась сейчас, и я признаюсь в своем большом интересе к ним.

Десять Перл довел тейкскалаанское равнодушие до уровня высокого искусства: он передает величайшее презрение самым тихим вздохом, но Искандр таких людей знает – на самом деле ему неймется похвастаться своим проектом. А его проект соединяет все части планетарного Города – как подземными, так и надземными линиями, причем действуют они совершенно автономно. Этим он и заслужил пост – теперь он возглавляет Науку.

– Господин посол, – говорит Десять Перл, – ума не приложу, на что станции Лсел нужно метро.

– Не нужно, – довольно легко соглашается Искандр, – но автоматическая система, которой можно доверить перемещение сотен тысяч человек без ошибок и без конфликтов, – это, вы явно можете представить, имеет огромный интерес для любого, кто живет внутри неидеальной автоматической системы, как все мы, беспланетные. Вы внедрили в существующий ИИ Города человеческий разум? Отряд добровольцев вроде Солнечных, которые все вместе теперь надзирают за системой?

Десять Перла зацепила тема: Искандр следит, как тот понемногу оттаивает. Он сказал ученому что-то почти правильное, но и достаточно ошибочное, чтобы естественное желание просветить и научить варвара возобладало над куда более бдительным стремлением сохранить новую технологию под покровом тайны. Глаза министра чуть расширились. Искандр ждет: это как выманивать голодного зверя из берлоги.

– Не как Солнечные, – говорит наконец Десять Перл, – Город – не коллективный разум.

Что уже интересно, поскольку предполагает, что Солнечные – как раз-таки коллективный разум; и все же недавно Искандр общался с молодым тейкскалаанцем, который очень радовался вступлению в имперскую полицию и был при этом яркой личностью. Это намекает на некую процедуру – на создание Солнечных, и Искандру интересно, не похоже ли это на процедуру имаго, а еще как к этому относится империя, настроенная столь решительно против неврологических имплантатов. Все это спрашивать не стоит; он слишком очевидно разоблачит свой интерес. А спрашивает Искандр следующее:

– Не коллективный, но все же разум?

– Если считать разумом искусственные алгоритмы, господин посол, то да, у Города теперь есть разум, и этот разум следит за тем, чтобы в работе метро не возникало конфликтов.

– Как интересно, – говорит Искандр лишь с легчайшим намеком на насмешку. – Непогрешимый алгоритм.

– Меня он не подводил, – говорит Десять Перл, намекая, что ему этого хватило, чтобы стать министром науки, а Искандр думает: «Пока не подводил».

По пальцам Махит проплыли новые электрические покалывания. Нос наполнило воспоминание о запахе озона, зрение – синяя вспышка света после ужасного, ужасного сбоя в алгоритме Города, заставшего Три Саргасс врасплох, и…

Она вернулась, снова одна в своем теле, а не в памяти о разговоре, который Искандр вел больше десяти лет назад.

Три Саргасс все еще говорила. Махит показалось, что она упустила полсекунды, не больше – полсекунды на целую сцену, длившуюся минуты.

– …и аккламация на Центр-Семь – не единственное столпотворение, было и старомодное жертвоприношение во Втором Кольце, попало сегодня утром в сводку министерства информации…

– Ты проверяла из больницы?

– Занятие расшифровкой подтвердило, что я сохранила высшие психические функции, – сказала Три Саргасс, и Махит начала понимать, что больше всего напугало ее саму в сцене на плазе Центр-Девять. Ведь ей это знакомо не понаслышке. В мизинцах все еще гудели отголоски от имаго-воспоминания. У нее повреждение нервов в локтевых сгибах или нечто наподобие.

– И мне было скучно, пока не пришел Лепесток с твоими неподписанными депешами, – договорила Три Саргасс.

– Кажется, ему весело, – призналась Махит.

– Я это знаю точно, – вздохнула Три Саргасс. – Он принес мне хризантемы.

Махит пыталась вспомнить, что значат хризантемы в тейкскалаанской символической системе, но в голову почти ничего не шло – вечная жизнь? Из-за звездной формы? – когда из дверей внезапно явилась призраком Девятнадцать Тесло и произнесла:

– Как любезно со стороны твоей подруги-асекреты навестить нас. Рада видеть, что ты пережила вчерашний несчастный случай.

Три Саргасс хотела было встать, но Махит положила ладонь ей на руку и удержала – наплевав на нормы личного пространства.

– Если я гостья вашего превосходительства, – сказала она обеим, – то Три Саргасс – моя гостья, такая же желанная, как и я.

Девятнадцать Тесло рассмеялась – краткий, переливчатый смешок.

– Разумеется, госпожа посол, разве я могу быть нерадушна к гостю моего гостя, – сказала она Махит, а затем, сев напротив обеих, посмотрела Три Саргасс прямо в глаза и добавила: – Три дня – и ты заручилась ее верностью. Я тебя запомню.

К чести Три Саргасс, на ее лице не дрогнул ни один мускул, и она не стала отнимать руку от Махит.

– Для меня честь остаться в вашей памяти, – сказала она.

Махит показалось, что ей надо вставить хоть что-нибудь – просто в попытке вернуть какой-никакой контроль над разговором, если это вообще возможно в присутствии и Девятнадцать Тесло, и Три Саргасс.

– Почему жертвоприношение считается старомодным?

Снова выставила себя невежественной варваркой, но выбора особо не оставалось. Не здесь. Не сейчас.

– Кто-то умер, – сказала Три Саргасс.

– Кто-то решил умереть, – поправила ее Девятнадцать Тесло. – Некий гражданин сделал порезы от запястья до плеча и от колена до бедра и истек кровью в храме солнца, призывая вечногорящие звезды исполнить за это какое-то его желание.

У Махит пересохло во рту. Вспомнились яркие брызги артериальной крови Пятнадцать Двигателя на рубашке и лице. Жертва без смысла. Так бы это назвали тейкскалаанцы. Смерть, которую избрал не он сам. Жертва впустую.

– Что гражданин может получить в обмен на собственную жизнь? – спросила она.

Три Саргасс, все еще не убирая руку из-под пальцев Махит, ответила резко и четко:

– Память.

У Девятнадцать Тесло было такое же выражение, как когда Махит вслух мечтала о радостном воссоединении с предшественником – еще в морге, пока они собрались у останков Искандра. Перепад эмоций, который Махит не умела расшифровать.

– Асекрета права. Этого гражданина будут помнить столько, сколько говорят о жертвоприношениях в храмах солнца. Тебе стоит посетить службу, Махит, послушать литанию имен. Это культурно обогащающий опыт, – она откинулась на диване. – Не считая одобрения в памяти народа, смерть в храме вышла из моды. Это радикальная реакция на видимую угрозу.

– Видимая угроза – это внутренний терроризм, – сказала Три Саргасс.

– Как и слухи о грядущей войне, – сказала Девятнадцать Тесло. Три Саргасс кивнула.

– Положение на Одилии, последние маневры войск… у каждого есть знакомый во флоте, а каждый во флоте знает, что войска мобилизуют.

– И все же, – вклинилась Махит, снова думая: «Одилия», снова думая: «Империя не так уж стабильна, как кажется». – Я и не знала, что вы так высоко ставите крики сторонников Один Молнии – люди же не могут принудить яотлека начать войну, просто желают, чтобы он уже где-нибудь победил и они могли это отпраздновать.

Когда Девятнадцать Тесло кивнула, признавая правоту, Махит по-дикарски обрадовалась – обрадовалась и тут же рассердилась на себя. Девятнадцать Тесло ею пользуется; пользуется ими обеими, чтобы проговорить политическую ситуацию вслух. А они все-таки не из ее свиты.

Они ее гостьи. Ее заложницы. А в скольких сюжетах из тейкскалаанской литературы описана судьба детей, которыми еще до империи обменивались престолы, а во время империи – звездные системы: одновременно и заложники, и гости, почти превращенные в тейкскалаанцев, а потом списанные со счетов, когда это было политически выгодно. Достаточно сюжетов, чтобы Махит одумалась и перестала стараться впечатлить эзуазуаката. Какой смысл. Махит находится в сюжете, по которому ее полагается использовать…

У Три Саргасс таких сомнений не было.

– В прошлом кровавой смертью в храме просили об успехе на войне, Махит, – сказала она. – Одна смерть на каждый полк, жертвы лично отбирались яотлеком. Больше так не делается. Уже сотни лет. Это ужасно эгоистично – чтобы один гражданин снимал ответственность призыва к звездам с плеч всех остальных.

«Эгоистично» – Махит бы выразилась не так. Она бы сказала – «варварски», если бы говорила на языке, где это слово – благоразумный выбор для описания тейкскалаанской религиозной практики.

– Что бы мне хотелось знать, – сказала она, – так это где будет война, если вспомнить о маневрах войск, о которых сказала Три Саргасс.

Кое-что из маневров подробно расписано в неподписанных, но проштампованных документах, что лежали в ее первой стопке инфокарт: запросы пропустить военные корабли через прыжковые врата Лсела – куда-то.

– Не одной тебе интересно, – сказала Девятнадцать Тесло. – Его сиятельство удивительно немногословен о своих мыслях на эту тему. – Она выразительно взглянула на Три Саргасс, словно та – олицетворение всех тайн министерства информации и потому может что-то ответить.

– Ваше превосходительство, даже если бы я и знала, куда Тейкскалаан будет расширяться дальше по воле его сиятельства, я бы не сказала. Я асекрета.

Девятнадцать Тесло широко развела руками, одну – ладонью вверх, другую – ладонью вниз, словно весы.

– Но империя расширяется. Таков ее первый принцип, асекрета, не говоря уже о наглядных свидетельствах. Так что это «куда» есть.

– «Куда» есть всегда, ваше превосходительство.

«Куда» и «почему сейчас». Махит казалось, она знает, «почему сейчас» – неопределенность в связи с преемником Шесть Пути. Три равных названных сонаследника, каждый со своими целями – среди них ребенок, слишком маленький, чтобы иметь цели, – все это нестабильный режим работы правительства. Кому-то придется прогнуться; Тридцать Шпорник или Восемь Виток заполучат право на решающее слово, или объявят себя регентом девяностопроцентного клона, или…

Или Один Молния объявит себя императором по праву завоевания и народной аккламации.

(А где-то в самой гуще событий пытался вмешаться Искандр – она слишком хорошо его знала, чтобы думать, будто он прошел бы мимо такой каши. Она и сама вращала ситуацию так и эдак, словно перекатывала камешек во рту, а Искандр был политиком куда лучше ее. Куда лучше и куда мертвее. Наследнику имаго-родословной следовало учиться на ошибках предшественника.)

– Возможно, мы узнаем на завтрашнем банкете, – сказала Махит.

– Что-то мы да узнаем, – ответила Три Саргасс почти с той же хрупкой радостью, которую Махит слышала в ее голосе ранее. – И если в этот раз тебя не взорвут насмерть в мою смену…

Девятнадцать Тесло рассмеялась.

– Разумеется, вы обе придете.

– Да, ваше превосходительство, – сказала Три Саргасс. – Госпожу посла пригласили. А я бы ни за что такое не пропустила.

– Как иначе. Представишь сочинение?

– Мое творчество в подметки не годится таким мастерам, как Два Календарь, – сказала Три Саргасс, театрально принижая себя сравнением с поэтом, чьи стихи служили в этом месяце стандартным кодом для дешифровки. – И, что важнее, на этом банкете я буду не в качестве оратора, а в качестве культурной посредницы Махит.

– Работа требует жертв, – сказала Девятнадцать Тесло. Махит не поняла, шутка это или нет.

– Увидим ли мы там вас? – поинтересовалась Три Саргасс.

– Естественно. Завтра вечером вы обе можете присоединиться ко мне на прогулке ко Дворцу-Земля.

Когда Махит, представляя себе политическое заявление, которое все прочтут, когда она войдет на банкет в обществе Девятнадцать Тесло, открыла рот, чтобы возразить, эзуазуакат прервала ее жестом и сказала:

– Госпожа посол, в Городе волнения. Здесь у меня достаточно места для гостей. Ты правда думала, что я тебя отпущу?