Текст книги "«След лисицы»"

ГЛАВА 3.
НЕКАЯ ОСОБА С РЕБЕНКОМ

Когда за день до этого Свиридову позвонили, наконец, из Министерства иностранных дел, в комнате у него, кроме Цветкова и Откаленко, сидел и журналист Тропинин. Последний, перекинув ногу на ногу, нервно покуривал сигаретку. На столе перед Свиридовым лежал экземпляр его очерка, по поводу которого шел неприятный для автора разговор.

– Понятно, понятно, – говорил Свиридов в трубку. – Так он у меня сейчас. Скажите ему сами. А я лично с вами вполне согласен. – Он кивнул Цветкову и, протягивая ему трубку, сказал: – На-ка…

Цветков с невозмутимым видом взял трубку. Голос, по которому он сразу узнал сотрудника министерства, ведавшего их делом, убежденно сказал:

– Вот что, Федор Кузьмич. Все-таки стоит ли беспокоить господина Крагера и его семью по такому вопросу? Положение его слишком высокое для этого. И отношения у нас с его правительством самые лучшие. Если вдруг он вас не так поймет…

– Мы ведь все это уже обсуждали, – сухо возразил Цветков.

– Но сомнения остались. И вот товарищ Свиридов тоже их разделяет.

– А я – нет. И повторяю: у нас нет подозрений в отношении… – Цветков покосился на журналиста, – его самого и его семьи. Просто надо уточнить некоторые обстоятельства.

– Хорошо, – голос в трубке сделал паузу. – Если ваше решение не изменится, то завтра в двенадцать мы с вами поедем к господину Крагеру.

Когда Цветков положил трубку, Свиридов бросил на него испытующий взгляд и снова обратился к Тропинину:

– Вот так, дорогой товарищ. Полагаю, о единичных фактах отрицательного порядка писать не надо. Курс сейчас на укрепление авторитета милиции. А то, понимаете, что ни фильм, то милиционер дурак или бюрократ. Эстрадники тоже… А теперь и газета…

– Но тут есть и положительные факты, даже героические, – возразил Тропинин, и на полном, до глянца выбритом лице его, обычно добродушном, мелькнуло нетерпение.

– А это оставить, – сделал округлый, как бы приглашающий, жест Свиридов. – Обязательно оставить. И все будет как надо.

– Нет, как не надо! – горячо воскликнул Тропинин. – Факты скрывать нельзя! Это хуже всего. Поймите вы.

«Упрямый мужик, – одобрительно подумал Откаленко. – Никогда бы не подумал».

– По-вашему, мало еще моют косточки милиции? Добавить надо? – подозрительно осведомился Свиридов. – Всякие там обыватели только и ждут этих ваших фактов.

– Не обыватели, а читатели! Они хотят знать все. И гласность в таких делах – это лучшее лекарство.

– Лекарством лечат больных, а мы, слава богу, здоровые.

– Но критика полезна и здоровым. Я пишу о героях, об отличных людях. Но когда среди них попадается случайный человек…

– Кадры не пропускают к нам случайных людей!

Тропинин посмотрел на Цветкова.

– А что скажете вы?

– Полезная статья, – коротко ответил Цветков.

– А вы? – Тропинин обернулся к Игорю.

– Это помощник Федора Кузьмича, – усмехнулся Свиридов. – Он возражать теперь не будет.

– Значит, вы допускаете наличие среди вас подхалимов? – живо откликнулся Тропинин. – Кадры, выходит, недосмотрели? – И решительно закончил: – Я передам очерк вашему руководству.

– Вот, вот, – кивнул головой Свиридов. – И чем руководство выше, тем ему виднее.

– Что ж, пошлем министру. С вашими замечаниями.

– Мы люди маленькие, – Свиридов раздраженно закурил. – Но марать наш мундир…

Спор, наконец, закончился. Тропинин забрал очерк и ушел. Свиридов облегченно вздохнул, потом хмуро спросил Откаленко:

– У вас есть дела?

– Меня ждет посетитель, – поняв намек, ответил Игорь.

Когда он вышел, Свиридов сказал:

– Слушай, Федор Кузьмич. Давай все-таки договоримся. Найдем, так сказать, общий язык. Для пользы дела. Ты сейчас занимаешь вредную позицию.

– Возбудил дело?

– Черт с ним! Но зачем лезешь к дипломату? Хочешь еще неприятностей? У тебя есть хорошая версия с этим Васькой Резаным. Его надо сажать и мотать.

– Завтра Лосев его вызывает. А с дипломатом…

– Ну что, что с дипломатом?

– Надо уточнить. Почему все посетители, бывшие до этой семьи, видели портсигар, а те, кто был после, его не видели?

– Да при чем здесь эта семья, когда в то самое время в музее был Васька?

– Вот именно. В то самое время.

Свиридов откинулся на спинку кресла и насмешливо поглядел на Цветкова.

На следующий день в половине двенадцатого Цветков и Откаленко в новых «выходных» своих костюмах и белоснежных сорочках с аккуратно завязанными галстуками подъехали к высотному зданию у Смоленской площади.

Несмотря на парадный вид, выглядели они тем не менее очень по-разному. На Цветкове был старомодный черный костюм: широкие брюки и под стать им пиджак с ватными плечами и узкой талией. Галстук в полоску был завязан широким, неровным узлом. Зато Игорь был одет по самой последней моде, и Цветков, усаживаясь рядом с ним в машину, усмехнулся и сказал:

– Да, брат. Мы вроде с тобой из разных эпох.

Игорь поглядел на свои остроносые ботинки и пестрые носки на резиночке, выглядывавшие из-под узких, высоко поддернутых сейчас брюк, и попытался сострить:

– Содружество поколений.

– Ты меня в старики не записывай, – проворчал Цветков. – Когда бандит тот стрелять вздумал, кто его на прием взял?

– Так вы были ближе.

– А кто тебе мешал ближе быть? – Цветков пригнулся к стеклу и добавил: – Вон он небось стоит, Пятнов этот.

В условном месте на тротуаре их дожидался высокий, элегантный молодой человек, чем-то неуловимо напоминавший Виталия Лосева, то ли детской припухлостью губ на открытом румяном лице, то ли фигурой.

Пятнов оказался обаятельным и веселым парнем. В ответ на чуть иронический вопрос Откаленко, как, мол, себя вести в условиях экстерриториальности, он засмеялся:

– Свободная беседа с криминальным уклоном.

– Нет, я в другом смысле. Придется ведь…

– Вот арестовывать или там обыскивать – это не придется. Увы, – шутливо перебил его Пятнов, разведя руками. – Самые вежливые вопросы, больше ничего. – И с ударением прибавил: – Между прочим, семейство господина Крагера необычайно заинтересовалось вашим визитом. Всё, говорят, у вас видели, а вот криминальную полицию не пришлось. Так что не подкачайте.

Машина остановилась на тихой улице возле старинного, с лепными украшениями особняка. Дежурный милиционер окинул приезжих настороженным взглядом и, словно угадав что-то, успокоенно отошел.

Дверь открыла молоденькая приветливая горничная в белой наколке.

По широкой лестнице, дважды отразившись с головы до ног в зеркалах на площадке, все поднялись на второй этаж. В небольшом уютном холле горничная попросила подождать.

Пятнов с улыбкой посмотрел на своих молчаливых спутников.

– Только не робеть, товарищи. А то что это за криминальная полиция? У них она ведет себя куда увереннее. Иногда даже просто нахально.

Цветков усмехнулся, а Игорь деловито сказал:

– Пожалуйста. Если надо, мы можем тоже нахально.

Улыбка сбежала с лица Пятнова, и он, оглянувшись на дверь, поспешно сказал:

– Между прочим, следует различать… – Но, заметив лукавые искорки в глазах у Игоря, снова улыбнулся. – Ну вас, ей-богу! Нашли время разыгрывать.

Вошла горничная и пригласила всех в соседнюю комнату.

Это был, очевидно, кабинет. Длинные застекленные шкафы с книгами, несколько гравюр на стене, большой портрет известного политического деятеля над массивным письменным столом, тяжелые, темных тонов гардины на окнах.

Господин Крагер встретил посетителей у порога. Это был пожилой, невысокий, плотный человек, седые волосы, гладко зачесанные назад, резко контрастировали с большими, черными и блестящими, словно две шкурки соболя, бровями. Из-под сильных очков смотрели чуть усталые, внимательные глаза.

В стороне, у журнального столика, стояли изящная белокурая женщина в больших роговых очках и долговязый спортивного вида парень, тоже в очках.

Крагер на чистейшем русском языке приветствовал вошедших и, сделав широкий жест в сторону стоявших у столика, оказал:

– Моя семья, – и с улыбкой добавил: – Конечно, тоже говорят по-русски. Язык страны пребывания знать необходимо. Мы к вашим услугам.

После взаимных представлений все расселись у журнального столика, закурили, и Крагер сказал, обращаясь к Цветкову:

– У нашей криминальной полиции много хлопот. У вас, господин майор, наверное, не меньше, а?

– Хлопот много, – подтвердил Цветков. – Хотя они во многом другие, чем у вашей полиции.

– И вы и они раскрывают преступления!

– Нам и легче и труднее.

– О! Это интересно! В каких же отношениях вам легче?

Цветков усмехнулся. Внешне он оставался, как обычно, невозмутим, и только Игорь подметил необычные интонации в его голосе. Цветков сказал:

– Нам не надо воевать с профсоюзами. Это раз. У нас нет такой организованной преступности. Это два. И нам очень помогает население.

– Да, да! Дружеские суды!..

– Товарищеские, – с улыбкой поправил Игорь.

– Да, да, товарищеские… – Крагер обернулся к сыну: – Ты мне что-то говорил об этом. – И, обращаясь к остальным, пояснил: – Алек кончает юридический колледж.

– Мне непонятно! – запальчиво произнес Алек. – Вы все время утверждаете, что у вас сокращается преступность. И вдруг такая чрезвычайная мера, как эти дружины. Значит, полиция перестала справляться? Мне непонятно!

– Алек, – оборвал сына Крагер, – наши гости приехали не для дискуссий, – и он обратился к Цветкову: – Извините. Молодость. Как это вы говорите?.. Заносит! Вот так.

Цветков улыбнулся. А Пятнов поспешил сказать:

– Действительно. Мы у вас отнимаем время. Мои спутники зададут вам лишь несколько служебных вопросов. А вашего сына мы охотно пригласим к нашим юристам. – Он повернулся к Цветкову: – Какие у вас вопросы к господину Крагеру?

Игорь недовольно посмотрел на Пятнова: «Надо же ответить этому Алеку!» Видимо, и Цветков подумал так же, потому что с невозмутимым видом сказал, покачав головой:

– Сначала все же насчет дружин, – он взглянул на Алека. – Это, кстати, касается того, почему нам труднее, чем вашей полиции. Если разрешите? – теперь он поглядел на Крагера.

– Это очень интересно! Очень! – воскликнул тот, настораживаясь.

Пятнов промолчал.

– Дружины не раскрывают преступлений, – продолжал Цветков. – Этим занимаемся мы. Но мы учитываем не только преступления. Нас очень беспокоят и мелкие проступки людей.

– У нас полицейский тоже вмешивается в драки, – усмехнулся Алек.

– А дальше?

Алек взглянул на Цветкова и насмешливо добавил:

– А дальше каждый получает свою порцию дубинки.

– И все?

– А что же еще?

– Наши дружинники потом идут в семьи хулиганов, на завод или в школу. Мы очень тревожимся за молодежь.

В разговор вмешался Крагер.

– В нашей стране преступность не падает. Растет. Мы не скрываем это. Мы пытаемся объяснить. Падение нравов. Свистопляска вокруг атомной бомбы. Она рождает отчаяние в душе молодежи. «Скоро все равно погибнет мир, – рассуждает она. – Все полетит к чертям! Надо спешить насладиться жизнью». Люди звереют в предчувствии конца, – он посмотрел на Игоря. – А у вас что думает молодежь?

– Мы не верим в конец, – ответил Игорь. – Мы верим в мир.

Крагер вздохнул:

– У нас нет такой веры. Может быть, потому, что у нас лучше поставлена информация.

– Информация – инструмент политики, – живо возразил Игорь. – Она, по-моему, не может быть лучше или хуже.

– О, о! Господин Пятнов, ваши офицеры криминальной полиции недурные политики, честное слово.

– И агитаторы, – сдержанно добавил Алек.

Госпожа Крагер за все это время не проронила ни слова. Она сидела очень прямо, ослепительно улыбаясь и рассеянно следя за разговором мужчин, и только глаза за очками выдавали ее настороженность.

– Хорошо, хорошо, – сказал, наконец, Крагер. – Оставим, наконец, всю эту политику и социологию. Мы к вашим услугам, господин майор. Признаюсь, мы сгораем от любопытства.

При этих словах Пятнов еле подавил облегченный вздох.

– Дело в том, – произнес Цветков, – что неделю назад вы были в музее Достоевского.

– Да. Там совершено убийство?

– Нет, что вы!

– Ограбление? Ведь там рукописи…

– Да нет же! – Цветков улыбнулся. – Скажите, вы видели, именно вы, – обратился он к Крагеру, – на письменном столе под стеклянным колпаком портсигар писателя, кожаный такой?

– Да, да… – задумчиво ответил Крагер и уверенно добавил: – Да, вспомнил. Видел, конечно.

– А вы? – обратился Цветков к Алеку.

– Видел, – буркнул тот.

Цветков повернулся к госпоже Крагер.

– Простите, а вы?

– Я?.. Я… не видела, – растерянно ответила та.

Крагер обеспокоенно посмотрел на жену.

– Ева, не может быть! Вспомни.

– Но… я не видела. Я помню ручку, очки… – она медленно перечислила еще несколько вещей. – А портсигар…

Игорь, не выдержав, спросил:

– Вы все время шли по музею вместе?

– Да, конечно, – ответил Крагер.

– Вот вы вошли в первую комнату, – продолжал Игорь. – Там все издания Достоевского. На круглом столе под стеклом книги о нем, о его творчестве. У окна превосходная скульптура из дерева работы Коненкова. На стенах материалы о детстве писателя. Помните?

– Да, да, – кивнул головой Крагер.

– Потом, во второй комнате – она разделена невысокой синей перегородкой…

Игорь говорил медленно, давая возможность Крагеру вспомнить свой путь по музею.

Все внимательно слушали.

– …В самой большой комнате, угловой, в глубине у окна, стоит рабочий стол писателя.

– Да, да, – снова подтвердил Крагер. – Очень любопытный стол. Тем более что на нем…

– Там мама увидела ту девочку, – сухо вставил вдруг Алек.

Игорь быстро спросил:

– Что за девочка?

– Ева, что это была за девочка? – спросил Крагер, словно переводя жене вопрос.

– Очаровательная девочка. Лет пяти, – мечтательно произнесла госпожа Крагер. – Она бегала по комнате. И у нее развязался бант. Куколка! И чисто русский тип. Она так охотно пошла ко мне…

Цветков и Откаленко незаметно переглянулись. Оба при этом подумали об одном и том же: ни у кого из посетителей, находившихся в то время в музее, девочки не было. Откуда же девочка? С кем она была? И следовательно, этот «кто-то» не записался в книгу у входа! Почему? Кроме того, теперь время похищения портсигара устанавливалось очень точно. И как раз в это время в музее был Васька Резаный.

И оба, не сговариваясь, вдруг подумали о Виталии Лосеве. Как-то он сейчас беседует с этим Васькой?..

– С кем же была эта девочка? – спросил Цветков.

– Кажется… мне показалось, что с мамой, – неуверенно ответила госпожа Крагер. – Но я ее совершенно не запомнила, совершенно, – поспешно добавила она.

– А как выглядела девочка?

– О, это я помню…

Госпожа Крагер принялась подробно описывать внешность девочки, ее одежду. Цветков и Откаленко слушали с напряженным вниманием.

– Вы бы записали на всякий случай, – посоветовал Пятнов.

– Профессиональная память, – любезно заметил Крагер.

Но Алек скептически усмехнулся.

– Память – это еще мало.

Когда стали прощаться – хозяева больше ничего интересного сообщить не смогли, – Крагер снова, как казалось, вполне искренне повторил свои комплименты. К нему присоединилась жена, при этом улыбалась она еще ослепительней. Только Алек продолжал скептически усмехаться.

Уже на улице Цветков сказал Игорю:

– Теперь надо установить девочку. На всякий случай.

Но Игорь не был склонен так быстро забыть об интересном визите и с упоением произнес:

– Просто, как в ООН, а? И подковырки, вы заметили? А этот тип – сынок? А мадам? Бесподобно улыбается.

– Все хорошо, – засмеялся Пятнов. – Всё на уровне.

– То-то же, – внушительно сказал Игорь. – Будете знать наших.

В машине Цветков сказал, заглянув в потрепанную записную книжку:

– Сейчас же поезжай по этим трем адресам. Кто из них видел девочку и… ее мать, допустим.

Он ткнул пальцем в одну из страничек книжки и протянул ее Игорю.

– А я – в управление. Завтра утром подведем кое-какие итоги. Двигай.

Цветков остановил машину. Игорь собрался было выйти, но Цветков махнул ему рукой:

– Оставайся. Тебе она нужнее. А я на метро.

Поначалу Игорю не повезло. Найти учительницу Смурнову оказалось делом нелегким, даже при наличии адреса.

Это был район новой застройки. Светлые и чистенькие пятиэтажные дома из готовых блоков были разбросаны далеко от узкой асфальтовой дороги, казалось, в самом хаотическом беспорядке. Некоторые из домов еще достраивались, над ними плавали ажурные фермы кранов, а вокруг урчали самосвалы. В другом месте все было огорожено, и люди суетились вокруг машин, с которых сгружались деревья, – там разбивали сквер. Кое-где глубокие канавы пересекали пространство между домами. В них укладывали громадные бетонные трубы.

Игорь вскоре окончательно запутался.

– Где сорок второй квартал? – безнадежным тоном спрашивал он у прохожих.

Но те только сочувственно пожимали плечами. Все до единого переехали сюда совсем недавно и с трудом находили свои собственные дома. Каждый знал номер только своего квартала и в крайнем случае соседнего.

– Ну, а это какой квартал? – спрашивал Игорь.

– Шестнадцатый.

– Значит, следующий семнадцатый?

– Нет, – улыбался прохожий. – Следующий двадцать четвертый. А с той стороны – девятый.

Игорь посмотрел на шофера.

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Давай найдем отделение милиции, – посоветовал тот. – Уж там знают.

Но отделение милиции находилось в семьдесят девятом квартале, который никто указать тоже не мог. Постовых милиционеров не было видно.

Время шло. Они уже добрый час колесили между новыми, совершенно одинаковыми домами, когда, наконец, где-то впереди мелькнул милиционер. Игорь кинулся за ним с такой стремительностью, словно это было опасный преступник.

Молоденький сержант, как ни странно, знал сорок второй квартал. Он вообще знал все кварталы, но, когда начал объяснять, как до него добраться, Игорь понял, что легче найти дорогу в средневековом лабиринте.

– Знаешь что, друг? – сказал он. – Садись-ка в машину и показывай. Вашу планировку я изучу, когда на пенсию выйду.

– Граждане тоже жалуются, – согласился сержант. – Но, конечно, привыкают.

Раиса Павловна Смурнова была неприятно удивлена неожиданным визитом. Она отослала из комнаты дочку, бледную девочку лет десяти, и плотно закрыла за ней дверь.

Видно было, что семья совсем недавно въехала в квартиру. Около тахты стояли еще неубранные чемоданы, на окнах не было занавесок, мебель стояла старенькая, на явно случайных местах, куда ее поставили в первый момент по приезде.

Раиса Павловна была в домашнем платье, но полная, осанистая ее фигура и решительные жесты тем не менее производили внушительное впечатление. Глаза ее смотрели на Игоря холодно.

– Неужели вы меня не можете оставить в покое? – раздраженно спросила она. – После визита к вам я ночь не спала.

– У меня только один вопрос, Раиса Павловна, – как можно мягче сказал Игорь.

– Имейте в виду, у меня нет ни минуты времени. Вы видите? – она указала на высокую стопку тетрадей на столе.

– Всего один вопрос, – терпеливо повторил Игорь, хотя его начинала разбирать злость.

Раиса Павловна опустилась на тахту.

– Слушаю вас.

– Когда вы были в музее, вы не видели там маленькую девочку лет пяти?

– Никакой девочки я не видела! – Раиса Павловна прижала пальцы к вискам.

– Маленькую девочку в красном свитере и коричневых брючках, с белым бантом в волосах. Такие золотистые волосы до плеч.

– С белым бантом?.. – Раиса Павловна задумчиво посмотрела на Игоря. – С белым бантом… кажется… Нет, не помню! – решительно закончила она.

– Раиса Павловна, это очень важно, – настойчиво произнес Игорь.

– Ах, боже мой! Я повторяю: в музее я такой девочки не видела.

Игорь внимательно посмотрел на свою собеседницу.

– А где вы ее видели?

– Я… мне кажется, я ее видела на улице, около музея. Да, да! Около. Она гуляла с матерью. И была в пальто и берете. Но коричневые брючки, я, кажется, помню. И белый бант. Он высовывался из-под берета.

– А мать, как она выглядела?

– Мать? Молодая, эффектная женщина. Высокая, рыжеватая. Я еще подумала, как дочка не похожа на мать.

– Как она была одета?

– Черное модное пальто, белая шляпка, белое кашне, белая сумка. На шляпке – красное перышко… – И, словно спохватившись, она добавила: – Но все это очень, очень приблизительно. Я ничего не утверждаю.

– Такой приблизительности нам вполне достаточно.

Попрощался Игорь сухо, в сотый раз заверив Смурнову, что больше к ее помощи они обращаться не будут. И уже в дверях, не удержавшись, сказал:

– Вы из своих учеников тоже, наверное, страусов воспитываете? Как опасность, так голову под крыло?

– Я сама знаю, кого надо воспитывать! – вспылила Раиса Павловна. – Про жуликов и милицию им знать не обязательно!

Как только захлопнулась за ним дверь, Игорь стремглав бросился вниз по лестнице.

– Ну, Коля, живо! – сказал он шоферу. – Выбираемся отсюда – и к музею. Тому самому. Помнишь?

– А еще два адреса?

– Отпадают. Эта мегера, сама того не желая, сообщила ценнейшие приметы. Мчи, дорогой! Искать теперь надо там, вокруг музея.

Машина рванулась и, ковыляя по взрытому грунту, выехала на узкую асфальтированную дорогу.

Когда подъехали к музею, начинало темнеть, но фонари на улице еще не зажигались.

Игорь не спеша прошелся перед домом раз, другой. Окна музея были освещены, там, видно, еще были посетители, за занавесями мелькали их тени.

Прохожих на улице было мало. Изредка проезжали машины, то и дело подсвечивая фарами себе дорогу.

Игорь огляделся, соображая, что бы предпринять.

На противоположной стороне улицы у ворот какого-то дома он заметил две человеческие фигуры. Что это за люди, разглядеть в сгустившихся сумерках было трудно. «Небось дворник с кем-нибудь стоит», – равнодушно подумал было Игорь, но тут же мелькнула новая мысль. «Дворник! А кому в первый весенний солнечный день и быть на улице, как не дворнику? Чем бы только напомнить ему тот день?» Игорь стал перебирать в памяти события того дня на этой улице или вблизи нее, которые могли бы привлечь внимание. Драки не было, автомобильной аварии, пожара, киносъемок, митингов – тоже. Что еще?

На полутемной улице вдруг вспыхнули фонари, далеко убежали две светящиеся цепочки ярких бусинок, и улица преобразилась, дома словно сбросили с себя серую накидку, и силуэты их приобрели цвет.

Игорь невольно поднял глаза и посмотрел на сияющий шар над готовой, на высокую, покосившуюся мачту, с которой этот шар свисал, и вдруг вспомнил… Ну, конечно! В тот день грузовая машина чуть не своротила этот столб! И мальчишка шофер не мог дать задний ход, так растерялся. Игорь вспомнил болтливого старичка, сидевшего вот тут, на скамейке, в мятой шляпе и красном шарфе, с которым шутил Виталий. Надо того старика найти!

Дворник с противоположной стороны улицы – а один из двух людей там действительно оказался дворником – сказал:

– Он теперь, считай, каждый божий день на солнышке греется, пенсионер этот. Его Прокофьевичем звать. Вон из того дома приходит, – он указал на угловой дом и тут же полюбопытствовал: – На что он вам?

Игорь объяснил.

– Точно, – подтвердил дворник. – Было такое. Сам видел. А вот гражданка такая с девочкой… – он задумчиво посмотрел на него. – Вроде припоминаю… Я как раз с Прокофьевичем беседу вел, как, мол, женщин в космос посылать. А тут эта стрекоза с бантом как раз и бегает. Я Прокофьевичу и говорю, значит: во, мол, какие сейчас получаются! Картинка! А он мне отвечает: «Но и мамаша, гляди, брильянт». Ну, я ему, конечным делом, пояснил, что тут оправа одна. Видали мы таких.

– Это где же вы таких видали? – заинтересованно спросил Игорь.

– А я, милый, считай, года два в гардеробе при ресторане высшего разряда служил. Всякого навидался. Потому у меня даже одно сомнение вошло.

Дворник загадочно умолк. И Игорь нетерпеливо спросил:

– Ну, что за сомнение?

– А то, что на мамашу тот брыльянт никак не похож.

– Не похож?

– Нипочем.

– Ну, и что этот бриллиант делал?

– Гуляла себе. Вроде бы просто так.

– Что значит «вроде бы»?

– А то и значит. Потом мне, правда, уйтить пришлось. Дерева привезли во двор. Высаживать, значит.

– Да, накидали вы мне загадок, – улыбнулся Игорь. – Спасибо.

– А чего? Вся жизнь в загадках устроена, – философски заметил дворник. – Однако разгадываем помаленьку.

Только сейчас Игорь вспомнил, что машина все еще ждет его за углом, и бегом пересек улицу.

– Коля, ты меня извини, – запыхавшись, сказал он шоферу. – Тут такое дело, Коля. В общем, ты езжай. Я останусь пока.

– Слушай. С утра ведь мотаемся, – сказал шофер. – Обед уже на ужин съехал. Сам о себе не подумаешь, никто о тебе не подумает.

– Ладно, Коля, жми, пока и ужин твой не съехал, – засмеялся Игорь. – А я со своим начальством полажу, – он взглянул на часы. – Оно как раз Димку сейчас укладывает.

Машина взревела и, мигая красным угольком сигнала, скрылась за поворотом.

Игорь жадно закурил и направился через улицу к угловому дому.

«Интересно поворачивается все, – думал он. – Что же это за бриллиантик и чего он тут делал?»

Старика Прокофьевича ему указали не сразу. Пришлось побывать не в одной квартире. И Игорь устало шагал с этажа на этаж, пока, наконец, ему не посоветовали пройти в другой дом, стоявший в глубине двора.

– Он тоже значится под нашим номером, – пояснили Игорю в последней квартире. – Называется строение номер два. Может, там.

Идя по темному двору, еле освещенному одинокой лампочкой на столбе возле детской площадки, Игорь сердито думал: «Куда этот проклятый старикан запропастился? Может, завтра уж его разыскать?» Игорь чертовски устал. Двенадцать часов на ногах! И нестерпимо хотелось есть. Голова шла кругом от бесчисленных разговоров и калейдоскопа людей, промелькнувших за день. Визит к господину Крагеру казался сейчас таким далеким, словно он был неделю назад. «И людей уже неудобно тревожить». Игорь взглянул на светящийся циферблат часов. Было около десяти.

Игорь в нерешительности остановился. В этот момент раздался топот ног, мелькнули какие-то тени, и перед ним неожиданно выросли два паренька.

– Дяденька, вы старичка одного ищете? – тяжело дыша, спросил один из них.

– Прокофьича? – добавил другой.

– Именно, – улыбнулся Игорь. – Знаете такого?

– Не. Но мы его вам вмиг найдем, – сказал первый из пареньков. – Там Славка живет, – он кивнул на дом, к которому шел Игорь. – Он всех наперечет знает. – И застенчиво добавил: – А вас я видел.

– Где же ты меня видел?

– В милиции. Меня товарищ Лосев вызывал. Пистолет еще показывал, – охотно пояснил паренек. – А зовут меня Коля. А его, – он показал на приятеля, – Володька.

Через несколько минут был вызван Славка. Он, правда, тоже не смог вспомнить старичка Прокофьевича, но тут же сослался на всезнающего Витьку.

В конце концов Игорь во главе с шумливой оравой мальчишек позвонил в квартиру, где молодая, изрядно напуганная женщина сказала:

– Это мой отец. Зачем он вам?

– Мне его только спросить об одном деле надо. И, ради бога, извините за такое вторжение.

Женщина улыбнулась.

– Пожалуйста. Но он ушел в кино.

– В кино? – огорченно переспросил Игорь.

Вид у него был такой расстроенный и усталый, что женщина сочувственно сказала:

– Да он скоро придет. Муж его соблазнил. Я не смогла, так чтоб билет не пропал. Вы подождите. – И, взглянув на ораву ребят, нетерпеливо переминавшихся с ноги на ногу и возбужденно шушукающихся, добавила: – Только эти пусть домой идут. Небось матери уже с ног сбились.

Ребята возмущенно загалдели, но Игорь, улыбаясь одними глазами, строго приказал:

– Хлопцы, домой! Дисциплина в нашем деле прежде всего. Всех вас запомнил, всем спасибо. Остальное потом. Марш!

Мальчишки наперебой попрощались и галдящей оравой скатились вниз по лестнице.

Женщина провела Игоря в комнату, усадила к столу под большим оранжевым абажуром и сказала:

– Вы уж меня извините, мне дочку купать надо.

И вышла.

Игорь почувствовал, как слипаются глаза, и тут же ощутил режущую боль в желудке: есть хотелось зверски. Внезапно он вспомнил о свертке в кармане. Но доставать его и разворачивать было неудобно: женщина могла зайти в любой момент. Игорь сунул руку в карман, разорвал газету и, нащупав хлебный мякиш, отломил кусочек и поспешно направил в рот.

То и дело оглядываясь на дверь и прислушиваясь, он отправлял в рот кусок за куском, все дальше разрывая газетную обертку. Вскоре попался кусочек колбасы, потом сыра, потом опять пошел хлеб. Никогда еще все это не казалось Игорю таким вкусным. Теперь он боялся только одного: чтобы старик не вернулся из кино слишком рано.

Прокофьевич появился даже позднее, чем требовалось. Игорь давно уже съел до крошки все, что было в кармане, и нечеловеческими усилиями заставлял себя бодрствовать. Но когда увидел знакомую тщедушную фигуру в помятой шляпе и красном шарфе – старик даже не разделся в передней, так заспешил, узнав, что его дожидаются, – сонливость у Игоря мгновенно исчезла.

– Помню я эту дамочку, помню, – усмехнулся Прокофьевич. – И девчушку тоже. Гуляли себе.

– Потом в музей пошли?

– Кто их знает… Я вскорости домой двинулся.

– И все? – упавшим голосом спросил Игорь. – И больше ее не видели?

– Больше не видел.

– Та-ак…

Цепочка порвалась. Целый день беготни, поисков, разговоров оказался потраченным зря. Завтра все придется начинать сначала.

Игорь тяжело вздохнул.

Старик сочувственно покосился на него и, помолчав, спросил:

– Мало, видать, тебе всего этого?

– Всего и нет ничего, – усмехнулся Игорь.

– Ну, знакомую одну, кажись, встретила, пока гуляла.

Игорь насторожился.

– Какую знакомую?

– Говорю – «кажись», – поднял палец Прокофьевич. – Потому не разговаривали они. А так, улыбками поменялись, и та в музей вошла.

– Какая же она из себя, знакомая эта, в чем одета была?

– Да так, молоденькая, подмазанная. Пальтишко зеленое ветром подбито, – Прокофьевич мучительно задумался, наморщив лоб. – Не помню я ее, ей-богу.

Нет, цепочка решительно не восстанавливалась. Да и была ли она, эта цепочка? Игорю все больше казалось, что он гоняется за призраком.

– Ну, извините, что потревожил, – хмуро сказал он, поднимаясь.

На улице сыпал из темноты холодный, нудный дождь.

«Надо бросить эти бесцельные поиски, – сердито думал Игорь. – Далась нам эта женщина с ребенком, в самом деле! При чем она здесь, если в то время в музее был Васька Резаный? В конце концов какое нам дело, мать она той девочке или нет?» Игорь все же отметил одну подозрительную деталь в этом деле: почему эта женщина не записалась в книгу посетителей? Возможно, забыла? Случается и такое. И все же это надо проверить. Таков закон их работы.

А проверить можно, только отыскав ту женщину.

Откаленко даже не подозревал, за какое важное звено в странной и опасной цепи он пытался сейчас ухватиться.