Текст книги "Маленький Бизон"

ПРИСЯГА БОЛЬШОМУ РОГУ

В последние минуты нашей стоянки на памятном месте, где Белый Волк предсказал возвращение Ночного Орла, я совершил поступок, который потом вызвал во мне самое сильное душевное потрясение, какое я помню за все детские годы. Даже еще сегодня, спустя столько лет, меня сжигает стыд при воспоминании об этом давнем событии.

Никто в эту ночь не спал в нашем лагере, за исключением младенцев. Все сидели угрюмыми, молчаливыми группами и ждали Ночного Орла. В этом общем молчании было что-то зловещее. Все думали об одном и том же. Даже меня, малыша, захватило это общее настроение, и в детской головенке вертелись самые фантастические, отчаянные замыслы. Боль по поводу утраты любимого друга, Косматого Орленка, поднялась во мне снова, с еще большей, чем прежде, остротой.

Трупы четырех врагов лежали неподалеку, среди кустов. Они были совершенно обнажены, но не изуродованы. Еще совсем недавно воины применили бы старинный обычай скальпирования. Кожа, снятая вместе с волосами с головы убитого врага, считалась военным трофеем. Но теперь совет старейшин племени, после короткого, но бурного обсуждения, решил отказаться от варварского обычая. Сказывались новые веяния.

Я тихо сидел возле нашей семьи, погруженный в думы о Косматом Орленке. Мысли мои вдруг начали вертеться вокруг маленького лука, подаренного мне другом при расставании. Лук должен был стать моим, если Орленок не вернется.

В эту ночь ожидание казалось вечностью. Соскучившись, я полез в свой мешок, притороченный к седлу коня, вынул лук Косматого Орленка и несколько стрел – обыкновенных стрел, сделанных из твердого тростника и заостренных на конце. Новая волна тоски и гнева захлестнула мое сердце. Мне хотелось действовать. Я чувствовал, что должен отомстить за смерть друга. А там, невдалеке, лежали трупы четырех врагов, которые, возможно, были убийцами Косматого Орленка. И тут мне в голову пришла мысль: пронзить их сердца стрелами из его лука…

Я ползком добрался до кустов и отыскал трупы. Натянув до отказа лук, я старательно прицелился. Стрела пронзила сердце одного из врагов. Так я поступил и с другими.

Вот-вот все должны были тронуться в путь, и я думал, что никто не заметит моего поступка. Но кто-то из взрослых еще раз подошел к убитым и сразу поднял тревогу. Начался переполох. Старшие воины толпой сбежались к месту происшествия и при свете факелов тщательно осмотрели тела. Громко выражая свой гнев, они прямо назвали это дело позором для всего племени. Я ничего не понимал… Всем было ясно, что стрелы ребячьи, но кто их пустил, оставалось загадкой. Я слышал, как люди требовали, чтобы виновный признался в позорном поступке. Все были так разгневаны, что я не посмел проронить ни слова.

Вдруг было названо имя Ровного Снега: кто-то припомнил, что этот мальчик несколько часов назад, во время нападения на вражеский лагерь, хвастался, что мог бы убить младенца кроу. Он уже получил от своего отца строгий нагоняй, когда вернулся домой. Пустое и глупое хвастовство Ровного Снега навлекло теперь на него подозрение.

– Признавайся, Ровный Снег, – требовал наш вождь Шествующая Душа, – ты это сделал?

– Не делал я ничего!.. У меня даже лука нет… и стрел нет… Это не я!

– Может быть, ты взял у другого?

– Не брал!

– Ровный Снег! Если ты лжешь…

– Не лгу, не лгу!..

Во время этого допроса до того скверно было у меня на душе, что я до боли стискивал зубы, лишь бы не выдать себя. Я струсил. Меня напугало гневное возмущение людей, причины которого я все-таки не мог понять. Я прятался за спины родителей и молчал.

Враги – как предполагали наши воины – будут искать убитых и, конечно, найдут их. Наш вождь считал крайне важным, чтобы все в прериях знали, что мы, черноногие, стали на путь отказа от варварских обычаев и чтим останки павших врагов.

Мне было очень тяжело. Понимая, что помешал замыслу наших старейшин, я почему-то не жалел о совершенном поступке. Своим детским умом я не мог постичь, что сделал позорное дело. Считая себя близким другом Косматого Орленка, я, как мне казалось, поступил так, как подсказывало сердце индейца, и потому говорил себе: «Пусть другие думают что хотят!»

Тем временем небо на востоке начало бледнеть и наступило время отправляться в путь. Наш вождь и Белый Волк, хотя и очень ослабевший от потери крови, но сохранивший прежнюю ясность ума и быстроту решений, послали куда-то четырех разведчиков, дав им важное поручение. Во главе был поставлен опытный воин Орлиное Перо, владевший английским языком. Как потом оказалось, Орлиное Перо и три его спутника должны были следить за врагом и немедленно уведомить нас, если бы Рукстон и кроу стали нас преследовать. Если же грабители направились в форт Бентон, – а это было всего вероятнее, – наша группа должна была опередить врага и доложить коменданту форта об учиненной Рукстоном краже. Мы не сомневались, что таким образом нам удастся вернуть украденных лошадей.

К восходу солнца группа была уже далеко. Она поспешно двигалась на северо-запад, в направлении, противоположном тому, в котором пошли Рукстон и кроу.

У меня еще не было собственного коня, и потому я ехал вместе со старшим братом на его коне. Мать подъехала к нам и рассказала забавную сказку о хитром зайце, который все время обманывал разных зверей и некоторое время извлекал из этого пользу, но в конце концов погиб глупой смертью из-за своей лжи.

Родители и все старшие часто рассказывали нам сказки и предания. Так нас знакомили с традициями и историей племени – это была наука, которую постепенно усваивали все молодые индейцы. Но обычно делалось это на стоянках, возле костра, поэтому меня немножко смутило, что мать так долго рассказывает мне сказку во время поспешной, да еще и очень трудной езды. Не было ли в этом какого-то тайного смысла?

– Ложь и сокрытие правды, – говорила мать, – это самый большой позор. Это самый омерзительный род трусости!..

На закате солнца воины разбили лагерь для ночной стоянки. Под защитой сильной охраны люди наконец могли как следует отдохнуть после стольких бессонных ночей. Едва сошли с коней, как отец подошел ко мне и мягко сказал:

– Где твой лук и стрелы, Маленький Бизон?

– В мешке… – угрюмо ответил я.

– Принеси их!

– Отец, но у всех ребят есть луки и стрелы! – прохрипел я с плохо скрытым ужасом.

– Да, я знаю, знаю… – усмехнулся отец. – Мы с тобой пойдем в прерию, немножко поохотимся на сусликов…

Мы пошли. Сусликов поблизости не было, и я стрелял по птицам.

Такого рода упражнения под надзором опытных воинов тоже входили в систему воспитания молодежи, но меня снова удивило, почему отец выбрал как раз этот вечер, когда мы и так сильно измучены.

На обратном пути отец рассказал много прекрасного о своем отце и моем дедушке Резвом Медведе. Дед был славным воином, а кроме того, отличался исключительной честностью, которая вошла в поговорку. Эта благородная черта снискала ему общее уважение, и он был любим всеми.

– Быть правдивыми и похожими на деда, – сказал отец, – это наш прямой и почетный долг.

Дольше я уже не мог выдержать. Чувство вины невыносимо терзало меня, на сердце словно лег огромный камень. Отец всегда проявлял ко мне столько доброты и был таким же близким моим другом, как и Косматый Орленок, только взрослым. Я сгорал от стыда, что утаил от него правду. Я хотел признаться в этом.

– Отец…

– Тихо! – прервал он меня, гладя по голове. – Тихо, Маленький Бизон! Не надо. Я знаю всё…

Разговор оборвался, и мы уже больше не возвращались к этому вопросу.

На следующий день, после долгой и быстрой езды, мы остановились на ночлег задолго до заката солнца. Возбуждение по поводу таинственных стрел не утихало. Наоборот, над Ровным Снегом все еще тяготело тяжелое подозрение, и в этот вечер должно было состояться нечто вроде суда. Собственно, это был не суд, а скорее церемония принесения клятвы-присяги перед Большим Рогом Это была самая торжественная клятва в нашем племени. Достоверность слов того, кто давал ее, уже нельзя было подвергать сомнению. Лживая же клятва влекла за собой немедленную смерть для лжеца.

Братство Большого Рога состояло из двадцати пяти самых выдающихся воинов, избираемых пожизненно из всех групп племени черноногих. Это был верховный орган, решавший самые важные вопросы морального порядка. Уже одна ссылка на авторитет братства имела исключительное значение.

Обычно клятву-присягу приносили в большом совещательном вигваме. Но мы были в пути и вигвамов не ставили; поэтому решено было несколько отступить от обычая, и церемония происходила под открытым небом. День был погожий и теплый. К заходу солнца собрался весь лагерь, тесным кольцом окружив место принесения клятвы. В середине круга стал один из членов Братства Большого Рога, а рядом с ним – Ровный Снег с угрюмым лицом. Нас, ребят, поставили впереди взрослых – мы должны были слышать каждое слово клятвы.

Никогда до этого я не испытывал такого страха. У меня подкашивались ногги, жгло в груди. Мне пришлось стоять в первом ряду, и я отлично видел, что Ровный Снег едва сдерживает слезы.

В воцарившейся тишине старый воин, член братства, торжественно набил табаком священную трубку, предназначенную для особых обрядов. Потом он стал произносить заклинания, время от времени напоминая Ровному Снегу: вот он сейчас даст клятву Большому Рогу, но вначале пусть глубоко заглянет в свое сердце, дабы лживый язык не навлек на него преждевременную смерть.

Набив трубку, воин четыре раза зажигал ее. Каждый раз он пронизывающим взглядом смотрел сквозь огонь в лицо мальчику и шептал какие-то непонятные слова. Затем поднял трубку, махнул ею на все четыре стороны и подошел к Ровному Снегу. Держа перед мальчиком трубку, он сурово, назидательным тоном произнес:

– Кури трубку, если говоришь правду! Если лжешь – не кури!.. Это ты, Ровный Снег, обесчестил трупы стрелами? Да или нет? Говори!

– Нет! – ответил мальчик тихо.

Но все услышали его, и шепот изумления пробежал по толпе.

Ровный Снег схватил трубку и сделал из нее затяжку. Он выполнил обряд.

– Если ты солгал, – грозно сказал старый воин, – то вскоре умрешь!

Воцарилась гробовая тишина. Как свинцовая туча, она повисла над нами. Я пошевелился. Ноги мои были словно цепями прикованы к земле. Я с усилием оторвал их и шагнул вперед. Никто ничего мне не говорил, но в голове что-то гремело, как во время грозы. Все обернулись ко мне.

О, как смотрели эти люди!.. Казалось, моему пути не будет конца. Наконец я добрел до Ровного Снега и стал рядом с ним, лицом к старому воину. Я хотел выпрямиться, но не было сил. Хотел что-то сказать и не мог. Наконец из горла моего вырвался хрип:

– Ровный Снег…

Старый воин, такой суровый до этой минуты, вдруг усмехнулся, и это прибавило мне смелости.

– Ровный Снег… не умрет… – пробормотал я.

Лицо старого воина снова стало строгим, но я почувствовал, что он настроен уже не так грозно.

– Это ты, Маленький Бизон, пустил стрелы в грудь врагов? – негромко спросил воин.

– Я! – отчетливо прозвучал мой голос.

Силы возвратились ко мне.

Два дня весь лагерь пылал возмущением против виновника позорного поступка. Поэтому мне казалось, что, как только я признаюсь, все бросятся на меня и разорвут на куски… Нет, этого не случилось! Люди стояли недвижимо. Больше того: если некоторые были необычайно изумлены, то на лицах других я видел явную радость. Неужели они радовались тому, что я признался? Непонятные люди!..

Старый воин тоже казался довольным. Он сказал:

– Это хорошо, что ты признался. Но наказание ты понесешь.

Я со страхом уставился на него. Неужели он велит сейчас убить меня?

– Как ты вонзил эти стрелы? Стрелял из лука?

– Да…

– Ладно, принеси сейчас же этот лук. При свидетелях мы разломаем этот лук на части.

Охвативший меня непередаваемый ужас, вероятно, отразился в моих глазах. Старый воин заметил это и, недоуменный, умолк. Что мог он знать о моих чувствах, связанных с этим луком, о моей дружбе с Косматым Орленком? Я не шевельнулся и стоял как вкопанный.

– Принеси же лук! – потребовал воин.

– Не принесу!

Теперь пришла очередь смутиться старому воину. Но он тут же нахмурился и закричал на меня:

– Что это значит, молокосос?

Снова черные круги поплыли перед моими глазами.

– Косматый Орленок… – начал было я, но тут же запнулся.

Говорить дальше я не мог, что-то сжало мне горло…

К счастью, на помощь пришел отец. Он, разумеется знал о моей дружбе с Косматым Орленком и догадался, почему я пронзил стрелами сердца врагов. Он кратко рассказал собравшимся о моей дружбе с Косматым Орленком По мере того как он рассказывал, настроение толпы менялось, лица людей светлели. А я стоял, прижавшись к отцу и чувствовал себя червяком, который мучительно старается спастись от ноги, готовой растоптать его. Я был еще мал, но сердце мое переполнилось благодарностью к отцу, так мужественно защищавшему меня.

Нет, я не понес наказания. Старый воин только погрозил мне пальцем и, удовлетворенный, отошел в сторону.

В тот же вечер, укладывая меня спать, мать сказала с нежностью в голосе:

– Теперь я уже не буду рассказывать тебе сказку о хитром зайце-лгуне, зато ты услышишь интересное предание о мальчике, который никогда не лгал. Хочешь, Маленький Бизон?

Я очень хотел услышать это предание, но у меня не было сил ответить. Сон одолел меня…

ВОЖДЬ БОЛЬШОЙ КОТЕЛ

Несколькими днями позже к нам присоединился еще один отряд нашего племени. Вождем этой группы был Ниокскатос. Наша группа снова приближалась к подножию Скалистых гор: далеко на западе вставали покрытые вечным снегом вершины, знакомые нам по прежним переходам.

Однажды днем Белый Волк, ехавший впереди всех, подал рукой знак остановиться. Впереди, в долине, виднелся большой лагерь индейцев.

Наскоро созванное совещание вождей и старейших воинов решило соблюдать все меры предосторожности: тут могли оказаться кроу, с которыми всегда следовало быть начеку. По рисункам на вигвамах трудно было издали распознать, какое это племя.

Белый Волк, уже немного оправившийся от контузии, выехал на вершину холма и с помощью условных знаков осведомился о названии племени. Из лагеря ответили: «гро-вантры (название это было дано еще французами и означало» большие животы «) и северные ассинибойны». Это были отряды двух друживших между собою племен; они разбили здесь общий лагерь. На встречный вопрос Белый Волк ответил: «Черноногие». Но ассинибойнов это не удовлетворило. Они спросили: «Какая именно группа черноногих?»

В этом была вся суть. Племя черноногих делилось на четыре ответвления, а те – на отдельные группы. Одной из таких групп были мы, возглавляемые Шествующей Душой. Некоторые ответвления черноногих с давнего времени вели войну и с ассинибойнами и с гровантрами. Несмотря на то, что общее стремление к миру восторжествовало в прериях, вражда между отдельными племенами все же продолжалась.

Перед Белым Волком встала трудная задача: в нашей группе были члены всех четырех ответвлений черноногих. Но недаром этот шаман носил мудрую голову на плечах. Его ответ был достоин славы большого дипломата: он слез с коня и показал знак племени кри, затем отошел на несколько шагов и сделал знак племени кутенай*, а потом соединил оба знака, представляя нас как бы живущими между указанными племенами. На это из лагеря ответили, что с такими черноногими они еще никогда не встречались и потому мы для них не враги. Затем пригласили нас в гости.

Мы спустились в долину. Прежде чем наши воины слезли с коней, один из старших вождей ассинибойнов быстрым шагом подошел к ним и стал рассматривать знаки на щитах. Потом он приблизился к нашему вождю и, протягивая ему руку, сказал:

– Кажется мне, что мы не враги. Я осмотрел все знаки на ваших щитах, но не припоминаю, чтобы мы когда-либо встречали их в битве…

– Когда-то индейцы воевали между собой по любому поводу, а то и без всякого повода, – уклончиво ответил Шествующая Душа, – но теперь это время миновало.

– Миновало, хау!22
  Индейское подтверждение: «Я сказал!»


[Закрыть] – подтвердил ассинибойн.

Когда наши люди поставили палатки в той же долине, вожди, шаманы и выдающиеся воины трех племен сошлись на большой совет. Была выкурена «трубка мира». Чтобы отметить радостный день, решено было устроить большое пиршество, а затем исполнить танец, называемый «Пережитое». Собственно, это был не танец, а скорее рассказ воинов о наиболее значительных подвигах, причем герои событий сами разыгрывали их перед собравшимися.

Вполне понятно, что нас, детей, больше всего радовало самое зрелище танца и то, что в числе его участников будут воины громкой славы и неустрашимого мужества. Наше внимание, смешанное с чувством преклонения, прежде всего привлекал к себе Большой Котел, прославленный вождь ассинибойнов. Он уже тогда был в преклонном возрасте, но жил еще долго и умер только в 1923 году, имея сто семь лет от роду.

Но в первые часы совместной стоянки гораздо больше внимания обратила на себя одна девушка, имя которой было Добрая Лоша. Она принадлежала к племени ассинибойнов и славилась в прериях своей красотой. Несколько лет назад воины одной из групп черноногих напали на лагерь, где находилась Добрая Лоша, и во время боя нанесли ей несколько ран, оставив девушку на поле сражения. Она выздоровела и по-прежнему была красива. Теперь она впервые столкнулась с некоторыми нашими воинами, принимавшими участие в памятном нападении. Они сразу узнали ее и теперь стыдились совершенного поступка. Заметив Добрую Лошу, они сразу же подошли к ней. Воины приветствовали девушку поднятием правой руки и словами, какими у нас встречают самых близких друзей. Добрая Лоша без обиды смотрела на воинов. Она только спросила, есть ли среди них тот, кто ее ранил.

– Как он выглядел? – спросил вождь Ниокскатос.

– Это был статный, сильный воин! – весело ответила девушка.

– А что бы ты сделала с ним сейчас? – допытывался Ниокскатос.

– Обняла бы за шею и прижала к груди! – со смехом сказала Добрая Лоша*.

Ни один воин не отозвался на эти слова. Если бы виновник был здесь, он сгорел бы со стыда.

Совсем иначе, явно враждебно, держалась старшая сестра Доброй Лоши. Она резко отвернулась и пошла к своему типи. Найдя большой нож, женщина начала точить его, бормоча под нос проклятия и ругательства. Некоторые ассинибойны услышали это и попытались смягчить ее гнев, но тщетно. Когда Добрая Лоша вернулась в своей палатке, сестра подала ей нож и приказала

– Возьми и испытай его на твоих врагах!

Добрая Лоша заткнула нож за пояс и вернулась к нашим воинам. О ноже она забыла и возобновила прерванный дружеский разговор.

Впоследствии Добрая Лоша вышла замуж за одного из наших вождей. Она и поныне живет вблизи Синталута, в Саскачеване.

Для нас, ребят, многолюдный лагерь трех племен был настоящим раем. Палатки раскинулись на площади в квадратную милю. Сверкая всеми цветами радуги, они были разрисованы родовыми знаками их обитателей. Среди этих палаток мы забавлялись, охотно играя с чужими мальчишками, и, хотя нам нередко приходилось разговаривать на языке знаков (наши языки были различны), ничто не омрачало нашей радости и дружбы.

Естественно, что всего охотнее мы играли с нашими новыми друзьями в войну: ведь мы постоянно слышали рассказы о сражениях, которые наши отцы вели между собой. Однако родители строго-настрого запретили нам эти игры, боясь, что из забавы легко могла возникнуть между нами настоящая драка. Матери сидели у палаток и внимательно следили за нами, но это было излишней предосторожностью: с новыми товарищами мы подружились с первого же дня, и между нами царило полное согласие.

Взрослые тоже предавались веселью. В прериях это была историческая встреча: впервые так ярко проявились согласие и дружба между племенами. Воины возвели в центре становища огромную палатку, которая могла вместить почти всех, кто находился здесь. Тут и должен был состояться танец «Пережитое».

В полдень мы ели пеммикан. Это кушанье никто не мог приготовить вкуснее, чем ассинибойны. Пеммикан – главная пища индейцев в зимнее время – это сушеное и растертое в муку мясо бизона. Приправленный ягодами растения саскатун, пеммикан был для нас лучшим лакомством на свете.

После раннего ужина все направились к большой палатке. Для участия в танце «Пережитое» каждое племя выделило по пять самых прославленных воинов. Когда эти пятнадцать воинов входили в типи, они являли собою великолепное зрелище. Воины шли обнаженные, в одних набедренных повязках, с украшениями из орлиных перьев на голове. У каждого были ярко окрашены шрамы прежних ран. Поэтому они казались свежими, только что полученными в бою.

Это была группа лучших воинов. Мы видели мужественных обладателей «трех перьев», «четырех перьев», героев с полным «военным венцом», обыкновенно сидевших рядом с вождями и шаманами. Три пера носил на голове воин, уничтоживший трех врагов, а тот, кто одолел больше четырех, имел право носить известное всему миру украшение из орлиных перьев.

Сидя близко к воинам, мы, дети, буквально пожирали их глазами и шепотом обсуждали, который из них самый прославленный воин. Индейцы всегда брали детей на подобные зрелища, чтобы те учились следовать примеру отцов.

Вождь по имени Большой Котел, самый прославленный в этом почетном собрании, должен был первым поделиться своими боевыми воспоминаниями. Никогда не забуду я полный достоинства облик этого вождя, одержавшего столько великолепных побед! Некогда он принадлежал к числу самых грозных воинов. Лицо его было необычайно одухотворенным и благородным, что в моих глазах выделяло Большого Котла из ряда других вождей. Он был очень скромен: о своих боевых делах всегда рассказывал с большой сдержанностью.

Великий вождь ассинибойнов славился в прериях и как непобедимый бегун. Мы не раз слышали от наших родителей о его дерзкой проделке, когда он оставил в дураках целый отряд наших воинов. Теперь он сам должен был поведать нам историю этого события.

Танец начался. Большой Котел встал и воткнул в землю свое копье, на котором висели старые скальпы. Держась правой рукой за один из шестов типи, он обратился к черноногим, а один из ассинибойнов, бегло говоривший на разных диалектах, переводил его слова на наш язык.

– Расскажу вам, как в поле я одолел вас быстротой моих ног. Хотите ли, черноногие?

– Хотим, хотим! – хором подтвердили наши воины.

– Хау!.. Много больших солнц назад я был еще молодым вождем, и было мне тогда двадцать две зимы. Я вел небольшой отряд воинов против вас, черноногие. Мы хотели отомстить за ваше прежнее нападение на наш лагерь. Перейдя Молочную* реку в Монтане, мы заметили в прерии какое-то непонятное движение. Нельзя было разобрать – то ли это антилопы, то ли бизоны или, быть может, обманчивая игра испарений в утреннем воздухе. Я велел моим людям остановиться. Сам же я подкрался ближе и выглянул из-за холма, но тотчас приник к земле и подал знак: впереди враг! Черноногие танцевали возле убитых бизонов. Мои воины, должно быть, плохо меня поняли или не хотели слушаться, – они вели себя легкомысленно, как дети, и громко разговаривали. Я решил вернуться.

Один из наших воинов был рассудительным юношей. Он говорил другим, что я, вождь, пожалуй, не приму боя: нас слишком мало. «Это ерунда! – воскликнул второй, известный задира. – Если так, то давай сразу нападем на врага, пока Большой Котел не вернулся!»Я был уже возле них, когда они заметили меня. Приказав молчать, я сказал: «Нас всего восемь, а их около ста. Битва эта – верная смерть. Не хочу брать на душу грех за вашу гибель!» Но задира вызывающе заметил: «Зачем же ты привел нас сюда? Разве не для того, чтобы сражаться? А теперь у тебя не хватает смелости, да?»В бешенстве я ответил ему: «Нет, смелости хватит!.. Хорошо же, повернемся лицом к врагу. На всякий случай приготовьтесь к битве. Но главное я беру на себя. Хау!» Молодой задира умолк. Воинам своим я велел ждать в укрытии, пока не подам знак. У меня возникла хитрая мысль: я решил применить военную хитрость и использовать свои быстрые ноги… Вспоминаете?

Большой Котел обратился к двум воинам из числа ассинибойнов. Те подтвердили:

– Помним, хау!

– Итак, я сбросил с себя одежду и побежал пригибаясь, – продолжал вождь ассинибойнов. – Долго пробирался я по впадинам и котловинам: мне хотелось ошеломить противника своим появлением у него в тылу. Но что случилось тем временем? Вы, черноногие, заметили наш маленький отряд и приготовились к бою… Помните это, черноногие?

– Помним! Хау, хау! – ответило несколько голосов.

– Вы сели на коней и помчались в сторону нашей группы. И тут я подумал: «У меня в отряде одни неопытные молокососы». Они даже не заметили, что вы окружаете их. Вы имели большой численный перевес. Ясно было, что вы поголовно уничтожите моих воинов. Тогда я выскочил на вершину холма и закричал во весь голос Вы остановились ошеломленные: у вас в тылу тоже был враг. Но я тут же исчез. Я стремительно помчался на другой холм, немножко изменил свой наряд и показался снова. Было видно, что беспокойство ваше возрастает. Вы все еще стояли в нерешительности на месте, не зная, что делать, куда ударить сначала – вперед или назад. А я тем временем снова исчез. Ноги мои не бездельничали: я появился на третьем холме. Так у вас создалось впечатление, что вашу группу окружают большие силы врага. Вы отказались от атаки на моих воинов и поспешно отступили… Так мои ноги одержали победу над вами! Мы не собирались охотиться, но все-таки добыли мясо нескольких бизонов, убитых вами. Кроме того, наши жизни были спасены. Я вернулся к моим воинам. Они поздравляли меня с победой и благодарили за спасение. «Благодарите не меня – благодарите его», – ответил я, показывая на забияку. Воины удивились, а я добавил: «Ведь это его длинный язык спас вас. Если бы не этот крикун, я остался бы вместе с вами и мы погибли бы все». Молодой воин с того дня излечился от хвастовства. Вот и весь мой рассказ. Я, Большой Котел, заверяю вас, черноногие: мы теперь с вами друзья. И дружба наша – как свет солнца, как вода в Миссури – не иссякнет никогда. Помните: Большой Котел слова своего никогда не нарушал. Хау!

– Хау, хау, хау! – кричали наши воины, а вместе с ними и мы. ребята.

Тихие удары барабана, сопровождавшие повествование вождя ассинибойнов, вдруг превратились в бешеный темп танца. Большой Котел и несколько его воинов принялись изображать в сценах рассказанное только что событие Мы жадно следили за каждым движением танцоров.

Кончив танец, Большой Котел остановился перед вождями черноногих, подозвал переводчика и сказал:

– Старею! Не знаю, сойдутся ли наши тропы в другой раз… Мы скоро расстанемся. Но перед этим хочу рассказать вам, как один из ваших вождей спас мне жизнь. Без его помощи я теперь не был бы среди вас. Не вижу его здесь. Поэтому прошу вас, черноногие: как только вернетесь в свои края, повторите ему то, что скажу сейчас… Мне было тогда двадцать шесть зим. Я не был еще достаточно рассудительным. Вместе со своим братом Номпа Винчеста и несколькими товарищами я начал тогда поход против вас, черноногих. У вас было много коней, и нам хотелось отобрать их. Вблизи Молочной реки мы наткнулись на один из ваших лагерей. Наступила ночь. Мы отправились на разведку вместе с братом. Ползли по траве, стараясь найти загон, где вы держите животных. Вдруг одна из лошадей сорвалась с места и помчалась прямо на нас. Через минуту показался гнавшийся за лошадью рослый воин. В темноте он не мог нас заметить. Коня он не поймал, но с ходу налетел на брата. Тот лежал в нескольких шагах от меня. Ваш воин был незаурядным силачом – он быстро справился с братом. Я не успел прийти на помощь.

Воин ваш повел пленника в лагерь. Я прокрался за ними и видел, как оба вошли в большой вигвам. Я был в отчаянии. В голове вертелась только одна мысль: выручить брата. Но как? У входа в вигвам стоял тот же рослый воин. Он опирался на копье. Я обезумел. Смело подойдя к воину, я спросил его о брате. Ни слова не говоря, гигант схватил меня и втащил в вигвам. Там горел очаг. Я увидел брата и какую-то женщину – видимо, жену гиганта. Воин велел ей поджарить для нас кусок мяса. А мы уже семь дней почти ничего не ели и набросились на мясо, как голодные волки. Воин сочувственно смотрел на нас. Потом пришли еще два воина и повели нас в другой вигвам, где совещались старейшины. Видимо, старейшины были очень возбуждены происшедшим Ко мне подошел молодой воин, знавший язык ассинибойнов. Он сказал: «В последние дни у нас украдено много коней, и вскоре вы будете преданы смерти. По всему племени уже оповещено, что пойманы два грабителя».

Потом все покинули вигвам, уведя с собой только брата. Я остался один. На площади собирался народ. Слышно было, как раздражены и озлоблены люди. Наступал наш последний час… Я огляделся – рядом с костром лежало ружье, видимо забытое кем-то из старейшин. Я подполз к ружью. Оно было не заряжено, но в углу я нашел рог с порохом и мешочек с пулями. Я решил дорого продать свою жизнь, лихорадочно зарядил ружье и уже собирался выскочить на двор. Внезапно меня, как клещами, схватили две пары рук. Я был обезоружен. Разъяренная толпа хотела убить меня на месте. Два воина, продолжавшие крепко держать мои руки, еле отбились от наседавших людей. Потом они бегом направились за пределы лагеря.

Там уже ожидал гигант, накормивший нас. Возле него, связанный, лежал мой брат. Гигант, наверно, был великим вождем черноногих. Он что-то говорил мне, но я не понимал его языка. Потом он разрезал связывавшие брата путы. Он указал нам на двух коней, приготовленных поблизости, и велел скакать как можно быстрее. Мы были свободны. С минуту я еще слышал, как вождь-гигант могучим голосом приказывал своим людям сохранять спокойствие – они хотели преследовать нас. Было темно, ночь еще не кончилась. Не веря своему счастью, мы мчались сломя голову: впереди был родной дом и свобода…

Позднее события той ночи казались мне бредом больного человека. Но это не был бред. Лучше всего об этом свидетельствовали два хороших коня, отданных нам вождем черноногих. Для меня навсегда осталась загадкой, почему он тогда даровал нам жизнь…

Вот весь мой рассказ…

Большой Котел дружелюбным взглядом окинул старейшин черноногих и добавил:

– Я уже стар. Если тот вождь жив, прошу – повторите ему мои слова. Добавьте еще: мы были врагами, но каждый раз, участвуя в танце Солнца, я просил невидимые силы быть милостивыми к нему… На этом я кончаю, черноногие. Я сказал что хотел. Хау!

Когда Большой Котел сел, поднялся один из наших вождей, Ниокскатос. Он сказал, обращаясь к ассинибойну:

– Вождь, даровавший тебе жизнь, был мой отец. Мы тогда были еще детьми, но хорошо знаем об этом случае от отца. Ясно припоминаю эту ночь. Могу сказать тебе сегодня, чему ты обязан жизнью. Собственной отваге и доблести! Ты не оставил брата в беде, потом решил биться до конца, хотя тебе и грозила верная смерть. Отец хотел испытать твою храбрость: это он оставил ружье в вигваме. Он решил, что жалко губить твою молодую жизнь. У нас, черноногих, есть священное правило: каждый воин должен любой ценой спасать своего товарища, если ему грозит опасность. Ты это сделал, храбрый воин и великий вождь всех ассинибойнов. Поэтому мой отец и подарил тебе жизнь.