Текст книги "Цивилизация динозавров"

Гурский вышел, с удивлением глядя на Викторию, она теперь была совсем иная, хотя прошло всего полдня. «Жигуленок» умчался, а капитан присел на скамеечку у входных дверей и задумался. Думал он не о последних проблемах Управления, не о старых заброшенных делах в отделе, даже не об аномальных зонах в Пермском крае, куда он сильно рвался последние годы… В конечном счете, пришельцы ему стали неинтересны после встречи с девушкой Викой, сейчас он признавался себе, что личная жизнь у него к тридцати годам, в общем-то, не сложилась. Правильно мать говорила ему, что одинокий мужчина после определенного значительного возраста – а он считал свой возраст уже значительным – практически теряет интерес к семейной жизни, и у нее не остается шансов заиметь любимых внуков. Избавившись от заикания при странных обстоятельствах, младший лейтенант может избрать другую жизнь, от чего лично ему, Гурскому, станет не совсем уютно и одиноко. Сидя на горячей от солнечных лучей старенькой деревянной лавочке, капитан полиции Гурский Владимир Василевич впервые понял, что он по-настоящему влюбился. Купив в ближайшем магазине бутылку водки, Гурский пришел к себе в номер и неожиданно всю ее выпил, наливая по половине стакана и закусывая куском заскорузлой колбасы, несколько дней хранившейся в холодильнике. Потом он разделся и второй раз за сегодняшний день лег спать. Правда, поспать ему достаточно долго не удалось, потому что позвонил городской телефон и ему пришлось, сойдя с койки, скрипнувшей старыми пружинами, взять трубку:

– Да, Гурский слушает!

– Владимир Васильевич! – обрадовался знакомый голос в трубке. – Рад, что вы дома. Мне так и сказали, что ваш пикник сорвался по необычным обстоятельствам, и вы вернулись в город. Может быть, вы подскажете, где находится наша дочь, мы ее пока не дождались?

Капитан узнал голос Ивана Захаровича Лыскова, отца Вики. Хмель почти полностью улетучился, когда речь зашла о Вике.

– Не могу знать, Иван Захарович! – отчеканил он. – Давно домой уехала, у меня на глазах!

– Мы волнуемся, – сменился голос в трубке, теперь говорила Анна Петровна, – и кроме вас о ней спросить не у кого. Случайно, Вика к вам в гостиницу не заходила?

– Никак нет, Анна Петровна! – стараясь, чтобы голос не выдал свою нетрезвость, ответил по-уставному капитан. И добавил уже не по Уставу: – Не мое это счастье…

Трубку на другом конце провода положили. Гурский разделся догола и встал под холодный душ. Хочешь – не хочешь, а любимый человек пропал! Пьяный для розысков не годился.

Голова постепенно прояснилась. Капитан вышел из ванной комнаты и стал торопливо одеваться в свою форменную одежду. Новый звонок застал его уже в коридоре.

Он взял трубку:

– Добрый вечер, капитан! – услышал он Викин веселый голос и облегченно вздохнул. – Не беспокойтесь обо мне, я к подружке заезжала, по соседству. Мы с ней бутылочку сухонького распили, поэтому домой задержалась. Родители сказали, что вы как будто отвечали им неадекватно, но я не поверила. Он не пьет, сказала я, даже чуточку…

– Я рад вашему звонку, – ровно ответил Гурский, уже достаточно согревшийся в одежде, – а то уже собрался с дежурной машиной по городу вас искать! Вы меня в коридоре поймали…

– Зачем же такие жертвы, дорогой капитан? – с иронией в голосе промурлыкала Вика. – Ну, пропала и ладно! Вам меня стало бы жалко, да?

Гурский стоял в коридоре в рабочей форме и не мог сообразить, что ответить.

– Извините за мою игривость! – посерьезнел Викин голос. – Я больше не буду вас отвлекать, видимо, это лишнее… – и она прервала разговор.

Гурский сначала кинулся искать номер телефона Лысковых, потому что считал, что нужно как-то объясниться. Потом махнул рукой, подумав, что такая красотка все равно не для него. Даже, если события происходят перед Уральским хребтом под Пермью.

Воскресенье прошло для капитана как-то вяло. Ему ничего не хотелось делать, активность упала до нуля. Он утром позвонил дежурному, узнал новости и сообщил, что сегодня не сможет заглянуть в отдел.

– Если что, по мобильнику найдете.

– Владимир Васильевич! – заинтересованно уточнил дежурный. – А это правда, что наша Вика заикаться от пришельцев перестала?

– Во-первых, не Вика, а младший лейтенант Лыскова Виктория Ивановна! – отчитал дежурного Гурский. – А во-вторых, узнаете все завтра. Уяснили?

– Так точно! – Дежурный испуганно положил трубку.

Было еще не очень поздно для Москвы и Гурский позволил себе сделать в столицу два звонка. Сначала он позвонил начальнику Главного Управления МВД:

– Здравия желаю, Александр Иванович! Гурский беспокоит, есть возможность меня выслушать? Дело не терпит отлагательств…

– Володя! Ты мне, как сын родной! Как я могу тебе отказать? Рассказывай, но помни, что в Перми появился недовольный тобой человек, Чечеткин такой. Знаешь его?

– Знаю этого алкаша! – отмахнулся Гурский. – Но мне о своих делах рассказать нужно! Главное, чтобы вы знали точно, что разочарование у меня наступило про эти аномальные явления, тарелки пришельцев и другую ерунду. Есть они или их нет – теперь мне все равно! Поэтому прошусь обратно в Москву на любую должность! Хоть простым участковым! Поможете, Александр Иванович?

– Завтра и решим! – согласился высокий человек из столицы. – Ты, главное, не волнуйся так. Вчера Марию Львовну, мать твою, видел, о тебе спрашивала. Долго ты ей не звонишь, а она не решается побеспокоить. Вдруг, говорит, он в это время бандитов ловит! Так у тебя больше ничего нового нет? Тогда – до свидания…

– До свидания… – запоздало проговорил Гурский в замолкнувшую трубку.

Затем он нарушил покой своего давнего друга Драгунского. Тот, правда, долго не отвечал, но через полчаса отозвался:

– Володька! Сколько лет, сколько зим! Как это ты обо мне вспомнил? Наверное, решил за грибами в Подмосковье пригласить, на дачу свою…

– Не до грибов мне, Сережа! – печально сказал Гурский. – Я временно направлен в Пермь, в районный городок Березки. И тут одно непростое дело раскручиваю, кое-что у тебя выяснить хотел.

– Что за дело? Конечно, подскажу, если по моей части…

– Девушка до двадцати трех лет заикалась, а при волнении заикалась еще сильнее. Короче, она в моем отделе работает! И вот сегодня брали мы одного серьезного преступника, дело было сложное. Лучше бы я ее на эту операцию не брал…

– Да что случилось-то?

– Испугалась она очень по ходу дела…

– И теперь совсем заишной стала? Не знаешь, что ее родителям сказать? – стал строить догадки Драгунский.

– Вот как раз наоборот, Сергей! Она от этой встряски заикаться совсем перестала!

– Ну, и в чем вопрос? Это же замечательно, такое тоже бывает – лечение от обратного!

– Значит, бывает, – вздохнул Гурский, – а мне как-то не поверилось…

Драгунский немного помолчал, а затем догадливо так спросил:

– Вова! По честному, между нами – ты в нее втюрился?

Капитан сразу сообразил, что про заишную девицу в столице будут скоро знать все его друзья и знакомые, поэтому он резко оборвал разговор:

– Сережа! Ты все серьезное в шутку переводишь! Пока… – и положил трубку.

Затем подумал немного и позвонил в третий раз:

– Мам! Здравствуй! Извини, что долго не мог звякнуть, работы здесь навалилось пропасть, одно тухлое дело за другим! Начальство недовольно. Но в целом, все хорошо, надеюсь, что скоро с тобой увидимся.

– Володенька, что-то голос у тебя невеселый. Толи работа такая тяжелая, толи… Ты, сынок, там случайно не влюбился?

«Ну вот, и мама тоже…» – подумал Гурский и неуверенно ответил:

– Нет, наверное. Пока, мам!

Утром первый кто посетил капитана в кабинете, была Лыскова:

– Я вас приветствую, капитан! – не по уставному начала она речь. – У меня две новости. С сегодняшнего дня моя фамилия Любимова, документы все оформила. Надеюсь, что вы тоже рады… И еще: я подала рапорт, все уладила с областью, ухожу со службы. Работаю здесь последний день. Теперь меня в Березках ничего не держит, сегодня прилетает режиссер Вольский, хочет забрать меня на съемку сериала, давно об этом мечтал. Ему мешал только мой недостаток.

Видя, что у Гурского нет слов, младший лейтенант спросила:

– Я могу идти?

И Гурский не смог сказать ничего другого, кроме короткого:

– Да, конечно…

Ему показалось, что Виктория не очень уверенно повернулась и довольно медленно пошла к выходу из кабинета. Выходя, она обернулась и взглянула на капитана, глаза у нее ему показались мокрыми. А, может, ему просто очень захотелось, чтобы они были мокрыми…

Гурский вызвал Колобова:

– Николай Николаевич! Вы знаете, наверное, от Яицкого, что с нами случилось на той стороне Сылвы. Честно сказать, я потрясен, мне требуется короткий отдых. Я буду в своем номере в гостинице напротив. Чуть что – вызовете меня!

– Слушаюсь! – ответил Колобов и даже, кажется, каблуками щелкнул. Они вместе вышли из кабинета и Колобов проводил Гурского к выходу.

Может быть от позавчерашней водки, или еще от чего, но у Гурского разболелась голова. Он не думал, что в таком небольшом городе у него возникнут неразрешимые проблемы. Раньше подобных проблем он не испытывал. Он медленно перешел через площадь и скрылся от посторонних взглядов в гостинице. В номере он переоделся в спортивный костюм и лег на койку, вновь скрипнувшую своими предательскими пружинами. Он лежал и старался ни о чем не думать. Но не получалось. Оба окна его номера были обращены в другую от Управления сторону, что дополнительно доставляло определенный дискомфорт. Гурский встал и взялся за чтение старых подшивок журналов, наложенных внизу книжного шкафа для приезжающих. Потихоньку он зачитался некоторыми рассказами, и несколько часов пролетело незаметно. Аппетит к обеденному времени не появился и он продолжал читать. В половине шестого Гурский собрал подшивки на место и вышел на улицу. Рядом с гостиницей стоял знакомый «Жигуленок» с хозяйкой за рулем. Ради любопытства Гурский подошел к машине и через опущенное стекло спросил:

– Кого дожидаемся, дамочка?

Вика долго смотрела на капитана и ничего не говорила. Гурскому стало не по себе. Он любил этого человека больше себя, больше матери, наверное, но понимал, что у каждого есть право выбора. И если Вика выбрала режиссера Вольского, то тут ничего не попишешь. Горько только на душе и тоскливо.

– Я уже давно здесь стою, – сообщила, наконец, Виктория.

– А что так? – поинтересовался Гурский. – Режиссер тоже в этой гостинице остановился?

– Я тебя жду, а не режиссера, – продолжила Вика, – про Вольского я наврала, он действительно звонил, так как у родителей узнал, что у меня все стало нормально. Я его и послала подальше.

– Даже так? – удивился Гурский, а сердце его начало биться чаще, чем это было нужно.

Виктория, уже без формы младшего лейтенанта, смотрела прямо перед собой, избегая горячего взгляда капитана:

– Ты же знаешь, Гурский, что я только тебя люблю. И другого полюбить уже не смогу… Хотя, может это и неправильно!

– Еще как правильно! – воскликнул он. – Поехали к твоим родителям, я предложение тебе буду делать. Хотя… чуток погоди, я только в палатке цветы куплю?

И Гурский побежал к палатке, так что Вика даже не успела поинтересоваться, неужели в столице предложение в спортивных костюмах делают?

Эпизод в деревне Грязь

Утром на свежем воздухе дышится настолько легко и приятно, что в дом и заходить не хочется. Ночью прошел хороший дождь, я стоял босиком в высокой траве и осматривал окрестности. Деревня, где мы снимали с дочкой дачу, была так себе, дом наш на те строения, что по Рублевскому шоссе находятся, совсем не походил. Вся слава у деревни была от замка Максима Галкина, да еще дорогу Примадонна заставила супруга сделать здесь классную, до самого жилого строения и во дворе его. Жители были и этим довольны и частенько караулили длинный кортеж бывшей певицы, чтобы посмотреть на великих людей. Правда, про Пугачеву нельзя сказать, что она бывшая, она постоянно раз за разом повторяет этот свой номер про окончание гастролей, но еще никак уйти со сцены не желает. А чего ей уходить? Деньги-то всегда нужны: налоги платить, за электричество, за газ, отвозку мусора, осмотр молниеотводов и другие расходы. Да и самолет денег больших обходится. Чуть перестала появляться с новым репертуаром, как кошелек и вклады начинают таять. Там – внуки, прислуга, куча врачей для поддержания статуса, как когда-то у Л. И. Брежнева, – всюду только отстегивай!

Мы с Вероникой, как нашли эту бабулю, которая к родне в другую похожую деревню собралась, так и вцепились в нее. Пока продавать бабуля пенаты не хочет, но, учитывая, что я ей приглянулся, как аккуратный в обиходе человек, к тому же писатель – это я ей лапшу на уши поднавесил, чтобы договорится побыстрее, и дочка моя показалась ей красавицей из старых сказок, но здесь точно без лапши, моя Вероника на самом деле скромная и деловая девушка модельной внешности, я ее даже сам ревную к ее парню – сдала баба Фрося нам свой дом в этом году, как дачу. Причем денежки сами к ней текли, вернее привозили мы вечерком по ее теперишнему адресу. В той деревне бабуля тоже с одними стариками живет, так что мы надеемся, что уговорим ее на окончательную сделку, то есть на продажу грязевского дома нам навсегда.

Моя красавица еще спала, а я любовался чудесным утром, шпилем Галкинского замка и потихоньку начинал дрожать от прохлады и мокроты, даже мурашки по телу пошли! Еще немного прошагал я вокруг дома и наткнулся прямо за штакетником на непонятный мне блестящий предмет, которого раньше я здесь никогда не замечал. Предмет, похоже, был металлический, округлой пузатой формы и примерно в полтора метра высотой. По верхней кромке шли на одной высоте темные окошки с пятирублевую монету. Если бы не моя неприязнь к этим всяческим сказкам про НЛО, про летающие тарелки, то обязательно принял бы эту штуку за корабль пришельцев. Но только очень маленьких. Я даже ухом прислонился к поверхности, но ничего не услышал.

«Ни фига себе, лилипуты, что ли, пожаловали?» – подумал я и пошел будить Веронику, пусть тоже полюбуется на странное сооружение на задворках дома. Правда, я еще надеялся, что приведу дочку, а эта штуковина куда-нибудь испарится. Тогда я просто скажу Верке, что пошутил и захотел, чтобы она тоже воздухом подышала. Умница моя вскочила сразу, такой у нее характер был, вся в папу неугомонная. Вскочила, потянулась в рубашечке и спросила:

– Пора завтракать? Но что-то, пап, не пахнет едой в доме! Наверное, опять мне готовить? А ведь договорились, что будем по очереди яичницу жарить.

Я даже как-то растерялся и забыл про ту нечисть за домом, даже из головы выскочило.

– Вероника, – сказал я, – умывайся, через десять минут все будет на столе! – и пошел на маленькую, отгороженную тонким листом кразиса кухоньку готовить завтрак на двоих.

Вероника в сентябре должна была пойти в одиннадцатый класс, через год закончит школу, и пока мы с ней не придумали, где она будет работать. Никаких модельных агенств у нас в голове с ней не было. Когда внезапно от инсульта умерла моя Валюша – мать Вероники – мы договорились с дочкой, что жить будем как можно дольше вместе. Она понимала, что я скучаю без жены, было время, что хотелось самому решиться уйти за Валюшей следом, но дочь разрулила эту ситуацию, уверила меня, что мы с ней будем жить еще долго и счастливо. А своему Сергею она объяснила, что пока длительное время связывать себя узами брака не намерена, если хочет, то пусть подождет лет пятнадцать – двадцать, а не хочет – скатертью дорога. Конечно, это было жестоко, я на такое от них обоих и не рассчитывал, но как-то остыл и потихоньку втянулся в обычную жизнь обычного пенсионера с государственной пенсией – довольно приличной по случаю бывшей работы в спецслужбах. На компьютере печатал небольшие рассказы для себя и своей семью, то есть для нас с Вероникой. Она хохотала и правила рассказы на свой лад. Кстати, у нее это получалось просто замечательно. Мы издавали для себя на память небольшие сборники миниатюр и рассказов, набралось уже три таких книжицы, мы их на даче иногда читали по очереди вслух перед сном, так – минут десять, а затем я продолжал изучать какое-нибудь старое издание «Молодой гвардии», чаще – первые произведения Стругацких, Гансовского, Сапарина, Долгушина, Савченко. А Вероника, не теряя времени, засыпала до самого утра. Сергей звонил ей ежедневно, иногда приезжал нас проведать. Пользуясь таким днем, мы вкушали бутылочку хорошего вина, которую он привозил, как знак внимания. Ему пить не полагалось, так как водитель за рулем всегда должен быть трезвым! Парень этот принцип соблюдал в обязательном порядке, чем нам с Вероникой и нравился. Работал он в какой-то закрытой конторе на правительство, в средствах не нуждался, а самое главное, что меня очень радовало, но и смущало, – Сергей просто обожал мою дочь и мог, кажется, в самом деле прождать те 15—20 лет. Он уезжал из Грязей в тот же день поздним вечером и не казался удрученным своими такими сложными обязательствами, был весел и достаточно разговорчив, чтобы не портить нам настроение. Правда, нам его испортить было сложно после бутылочки «Шардоне».

Приготовил быстренько я завтрак, а здесь как раз подошла умывшаяся Вероника. Поели мы, чем бог послал, и стали придумывать занятия на сегодня.

– Рыбалка? – спросила она первым делом. Знала, что поехать с удочкой за карасем для меня было одним из любимых занятий. Вероника тоже пристрастилась к ловле рыбы и научилась ловко, как когда-то ее мать, сначала ловить, а затем чистить этих мелких рыбешек и вкусно жарить их на подсолнечном масле. Когда шел клев, ее от пруда было не оторвать. У нас с ней имелся любимый пруд невдалеке от Грязей и только туда мы с ней ездили на своей «Приоре»

– Как скажешь, – согласился я и тут вспомнил про чудеса за домом. – Слушай, Вер, мне здесь одна штука привиделась с раннего утра. Пойдем и посмотрим вместе, я про нее даже забыл, но – очень любопытная вещь. Про летающих лилипутов ничего в последнее время не слышала? Может, что-то в компьютере в новостных разделах я проглядел?

Вероника моя округлила глазки и молча глядела на меня. «Ну вот! – подумал я. – Сейчас подойдет и температуру головы на ощупь проверит».

– Пошли! – ускорил я события. – Не веришь мне, тогда сама посмотри…

Мы добрались до того самого места и, естественно, увидели эту приземистую штуковину – хотя я по дороге и молил бога, чтобы она куда-нибудь испарилась, – от нее уже прекрасно отражалось восходящее солнышко. Вероника испуганно схватила меня за руку:

– Пап! Давай в полицию сообщим! А они ученых всяких привезут, здесь же все исследовать надо.

– А что исследовать? – спросил я у дочери. – Как стояла час назад, так и сейчас стоит. Никого вокруг не видно. Я ведь почему про лилипутов вспомнил? Какая тварь может в такой небольшой аппарат влезть? А если там еще жить надо, например, в космосе… И следов что-то не видно.

Вероника потерянно походила вокруг аппарата и согласилась, что следов незаметно.

– Все равно нужно сообщить в органы, – уверенно сказала она, – а если это американцы бомбу подкинули?

– Конечно! – легко согласился я. – Только надо подумать, против кого бомба-то? Против нас с тобой? Невелика потеря для России, хотя мне и тебя и себя, прямо скажу, очень жалко. Может, против Пугачевой по просьбе Мадонны? Конкурент какой-никакой!

– Или против Галкина по просьбе Жириновского! – сыронизировала Вероника. – Тоже конкуренты: оба смешные вещи любят говорить.

Неожиданно взгляд мой задержался на заборе, начинающемся прямо от дома. Одна штакетина – самая первая – оказалась как бы укороченной снизу, может быть, на пять-семь сантиметров. Я показал дочери, мы поближе рассмотрели доску, она была очень древней, а снизу нам определенно показались следы то ли зубов, то ли какого-то неведомого инструмента, и были эти следы свежими. Я стал прямо против пузатого летательного аппарата таким образом, чтобы излом доски оказался на одной линии с аппаратом и моими глазами. Получалось, что эта линия дальше выходила на шпиль замка Галкина. Попросив Веронику немного подождать, я через калитку зашел в бабулькин сад, пересек его и на противоположной стороне забора нашел такую же штакетину. Это что же выходит? Лилипутская инопланетная команда решила голос Примадонны, либо юмор Максима Галкина послушать, а дальше следовать своим путем?

Оглянувшись, я нашел Веронику рядом с собой, она сразу поняла мою озабоченность, взглянув на поврежденный забор, и предложила отправиться прямиком к звездам российской эстрады.

– Пап! Позвоним на входе, кто-то откликнется, и начнем переговоры. Кстати, мы сможем изучить их красивый забор на предмет взлома и проникновения инопланетянами.

– А ты представляешь, что о нас подумает Галкин? Он же юморист… Нет, вряд ли он поверит, только высмеет. Садись в машину и доберись до них, сама все и расскажешь. Ты молодая девчонка, ну чуток посмеются, подумаешь! А потом вернешься. А я пока попробую эту крутелку вскрыть.

– Без вопросов, – согласилась дочка, – но вскрывать опасно, сам понимаешь!

– Не беспокойся! Не думаешь же ты, что я начну ковырять ее ножиком или лупить кувалдой? Я осторожно понажимаю вот эти мелкие шишечки, вдруг они у космических лилипутов обозначают кнопки. Думаю, что дальше Грязей все равно не улечу. Поторапливайся, ты ведь в замке давно мечтала побывать!

Взял я кое-какой инструмент, что нашел в сарае старой Фроси, и вернулся изучать неизвестный науке аппарат. И здесь меня начали мучать всякие сомнения. Никто ведь нам не сказал наверняка, что данная штука прибыла действительно из дальнего Космоса, а если это наши ученые балуются? Не обязательно российские, а вдруг китайцы, либо американцы? Или, что еще будет запутаннее, это соседи-украинцы настроились нам за газ отомстить? Начну я ковырять напильником минииллюминаторы, а это окажутся кнопки, приводящие в действие некий мощный взрывной механизм, который не оставит мокрого места не только от меня, но и от всей Грязи с Галкинским замком! И дети насмерть пострадают: и Вероника моя и пара от Примадонны. А затем задумался над тем, а почему это нам пришло в голову, что в этой штуке прилетело несколько маленьких гуманоидов? А если прилетел только один? Я даже растянулся на траве около пузатого корабля, примеряясь так и эдак. Выходило, что если сильно скрючиться, то поместиться туда можно даже мне. Правда, будет совсем неудобно, но великим целям это не помеха! А небольшие отверстия под забором из штакетника могли появиться совсем по другой, неведомой пока причине.

Короче, постоял я рядышком с непонятной мне штуковиной, да и поступил по другому: принес из дома колченогий бабкин стул, сел на него и стал наблюдать за ней, ожидая Веронику. Ничего вокруг нового не происходило, звуков космический бочонок все также не издавал, в цвете не менялся, космонавтики домой не возвращались. И Вероника что-то слишком запаздывала – как за смертью посылать! Я даже, на солнышке пригревшись, немного вздремнул, что делать не следовало на таком дерьмовом стуле, он перевернулся и я вместе с ним. Зато в самом низу, под корпусом аппарата мне довелось обнаружить открытое отверстие круглого сечения и диаметром около десяти-двенадцати сантиметров. Я попытался с земли засунуть правую руку внутрь, но далеко этого сделать не удалось, потому что ход изгибался довольно круто, я пошевелил там пальцами, но впустую, только гладкие стенки нащупал. Раздосадованный, я встал и походил вокруг, как сторож, который караулит дорогой заморский груз, только что снятый с палубы морского лайнера.

Наконец показалась моя дочурка. Она обрадовала меня:

– Папа! Сюда едут все!

– Кто это все? – испугался сначала я.

– Ну как? Галкин с молодой женой, ихний водитель, какой-то мастер, обслуживающий замок, и даже Филипп. Он у них сегодня с детьми ночевал в гостях. Только Оркабайте нет, она – в Сибири на гастролях, сказала мамаше, что теперь на этот сабантуй не успеет, даже если быстро соберется. Прибудут они на этой своей длинной черной колбасе, иначе – членовоз, ты такую машину вблизи еще не видел!

– Вер! Я тебя прошу, чтобы ты свой юмор оставила при себе.

– А что такое?

– Ничего! Ты зачем Примадонну молодой женой назвала?

– Молчу, пап! – исправилась дочка. – Женился-то Максим недавно, вот потому и…

– Тихо! – рявкнул я, так как членовоз уже подъехал и остановился на дороге у дома. Из него посыпались любопытные звезды, тот самый набор, что протиктовала Вероника. Она вышла вперед меня и представила:

– Мой знаменитый папа – Фролов Валерий Юрьевич! Прошу любить и жаловать.

Киркоров сверху вниз внимательно посмотрел на меня, поздоровался за руку и спросил:

– А, простите, чем вы знамениты?

– Филипп Бедросович! – остановила его моя Вероника, ей-то палец в зубы особенно не сунешь! – Не тем интересуетесь! У папы была государственная служба, причем почетно-таинственная… Вам же предлагается изучить вот эту вещь, неизвестно откуда свалившуюся почти нам на голову и каким-то образом связанную с замком! И, вполне возможно, замку угрожающую, – она показала на крупный блестящий предмет, который все уже заметили и сразу окружили.

– Как инте-е-ресно! – протянула Алла Борисовна, но когда зашла по другую сторону аппарата, ее не стало видно – без каблуков была. Король эстрады, напротив, где бы не находился, отовсюду был как на ладони. Вопросов он пока не задавал. Самым любопытным в итоге оказался прибывший в свите техник с небольшим чемоданчиком. Он расстегнул его и поковырял по блестящей поверхности чем-то вроде скальпеля.

– Когда она появилась? – поглядел он на меня. Мне пришлось подробно ответить, так как все прибывшие уставились на меня, будто это я все затеял:

– Обнаружил я ее ранним утром. Ночью никакого шума или даже грохота слышно не было. Поэтому точного времени не сообщу, – затем я добавил – там, в самом низу, есть дырка, размером с руку…

– Где? – отскочила сразу Примадонна. – Макс! Филипп! – скомандовала она. – Я не могу подвергать опасности свою жизнь и жизнь своих малолетних детей. Кстати, и ты Филипп тоже не можешь! Оставляем Галкина разбираться с обстановкой и искать этих мелких и ужасных уродов, наверняка прибывших, чтобы мне досадить! – и с этими словами, подхватив Киркорова под руку, наша песенная ударница бросилась к черному членовозу.

Оставшись один с техником, Максим Галкин растерянно поглядел вокруг и поинтересовался у меня:

– Валерий Юрьевич! Вам хоть одного пришлось разглядеть? Может, не так уж они опасны и уродливы?

– Господин Галкин! – встряла моя Вероника. – И как вы с таким человеком живете? Ведь она вас бросила на произвол судьбы!

– Серьезно? – удивился Максим. – А я как-то не заметил… Да Бог с ним, с произволом, не такое в моей жизни бывало. Вы мне лучше ответьте, что мне хоть ожидать плохого от этого симпатичного летательного устройства? Вы действительно уверены, что такое может подняться над землей?

– Думаю, что может! – утвердительно сказал я. – Но самое главное, что нам неизвестно, зачем они все потопали в ваш замок?

Галкин отвел техника в сторону и о чем-то долго с ним шептался. Потом вернулся к нам с Вероникой и весело так заявил:

– Друзья мои! А не вешаете ли вы мне лапшу на уши? Слишком уж все кажется невероятным! Летающие микротарелки, мелкие инопланетяне, угрожающие моему замку… Он такой огромный, что трудно поверить, что какая-то небольшая козявочка сможет принести замку вред.

– Может быть, ничего и не будет страшного! – сказал я. – Мы просто предупредили вас, а там хоть трава не рости. Сами разбирайтесь со своими козявочками. И вообще, делайте, что хотите: пойте, пляшите, юморески рассказывайте, Литвинову передразнивайте – нам все равно. Мы идем домой и нас это не касается, в конце концов та зараза, что прибыла на этой вертушке, точно направилась в ваш замок. Что она там позабыла – не наше дело. Пока! Вероника, пошли домой, пора обедать!

Я повернулся, чтобы поступить, как обещал, однако Максим загородил мне дорогу:

– Ну, зачем же вы так? Я же должен в чем-то убедиться. Раз уж они остановились около вашего дома, то вам и помогать. Давайте разыщем этих тварей и отправим поскорее их домой. И отметим это замечательное событие у меня в замке. Отметить есть чем!

– Максим! – опять подала голос Вероника. – У нас с отцом нет ни малейшей зацепки по этому делу: мы никого не видели, ничего не слышали и вряд ли чем можем помочь. Почему бы вам, используя большое количество живущей в замке челяди, не обыскать все закоулки вашей огромной резиденции и не решить самим этот вопрос?

– Видите ли, девочка! – ответил Галкин. – Можно и так поступить, но чем больше привлечено будет народу, тем легче найдем супостатов! И привлечем их к ответу за нарушение частной собственности. Они у нас еще в каталажку загремят!

– Никуда они не загремят, – пояснил я. – они же – инопланетяне, с ними особый разговор. Но мы с вами в замок не пойдем, даже не уговаривайте!

Галкин опять что-то обговорил с техником и они нас покинули, не дождавшись членовоза. А мы с дочерью пошли готовить обед из вкусных наваристых щей. Нам все это прилично надоело и стало казаться даже, что всю историю придумали сами обитатели замка.

Однако нам побыть одним не удалось. В окно мы увидели вновь подъехавший звездный автомобиль и быстро выбежали навстречу. Из машины еле вылезла Примадонна. Она прямиком направилась ко мне и отвела в сторону для какого-то разговора.

– Послушайте, Валерий! А как там вас дальше – не помню, хоть убейте! Давай попроще, Валеркой буду называть, как Леонтьева. Вы здешние и, может, подружимся семьями. Смотри, какая у тебя девочка замечательная выросла… Петь случайно не желает?

– Нет! – чуть не закричал я.

– Не желает – не надо! Я ведь что вернулась? Зашла дома в свою комнату, а там этих мелких в скафандрах видимо-невидимо, короче не меньше десятка. И протягивает мне один из них, старшой наверное, или капитан по-ихнему, небольшую фотографию, где я снята в молодости была. Начинает что-то по-своему буровить, а я ведь только русский хорошо знаю, а их тарабарщину понять не могу! Затем достают они другую фотку, на которой мне уйма лет, там я вся в каких-то почти обносках, совсем без макияжа и тоже показывают и жестами что-то хотят мне втолковать. Нет, Валер, я так не могу, не знаю, что делать! Помогай, Валер! Не скажу, что они враждебно настроены, они даже нашим детишкам концерт устроили и детишки с удовольствием смотрят, не плачут. Максим аж прослезился на детей, как увидел их воодушевленное состояние! А у самих космиков чувствуется какая-то просьба ко мне, а какая – понять не могу. Поняла бы – помогла. Выручай!

Мы с Вероникой вскочили в черный длинный лимузин, очень удобный, прямо сказать, и быстро добрались прямо к огромной входной двери замка. В детской мы застали еще деток звездной пары, Галкин уже слезу не пускал, спокойно смотрел, как небольшие человечки в настоящих скафандрах прыгали, бегали, составляли живые пирамиды – в общем, веселили присутствующих. Как мы появились, Галкин увез детей в другую детскую, а вся свора инопланетян, не обращая внимания на меня с дочкой, кинулась к певице, размахивая уже тремя фотографиями. Пугачева посмотрела на меня безумными глазами и проговорила: