Текст книги "Посмотреть в глаза Илону Маску. Рассказы и повесть"

Через две недели после начала съёмок в группе появилась очень перекрашенная наглая молодая девица и двое парней с гитарами.

– В фильме есть сцена в ресторане, где героиня пробует себя как исполнитель лирической песни, – сообщил Асе Воронцов. – Песня – новая, сочинил начинающий композитор, видишь парня в джинсовке? Сейчас эту сцену солистка его группы изобразит. В кадре тебе останется только губами шевелить.

Ася промолчала, прослушала песню, затем попросила запись куплетов.

– Зачем тебе? – спросил режиссер.

– Как зачем? Я не хуже накрашенной спою!

Солистка была неподалеку и услышала, у неё сразу смешно отвалилась челюсть от удивления, она в смятении крикнула:

– Моей ноги здесь не будет больше! – после чего быстро умчалась, ни с кем не попрощавшись.

Начинающий композитор – звали его Рафаэль Каладзе – подошёл к Асе и сказал укоризненно:

– Это моя девушка! Зачем обижаешь?

– Сама попробую! – пристально глядя на небритого Рафаэля, твёрдо сказала Ася. – Играйте!

Тот пожал плечами, а Воронцов нехотя кивнул головой:

– Давай попробуем, раз просит! Всё равно Нино ушла.

После окончания песни все присутствующие какое-то время выдержали паузу. Воронцов спросил Асю:

– Ты что, когда-то всерьёз пением занималась?

– Было немного! Получилось?

– Ещё как! Что думаешь, Рафаэль?

Каладзе смотрел на Асю недоверчиво. Потом спросил:

– Ко мне пойдёшь? Вместо Нино?

– Зачем к тебе? – всполошился Воронцов. – Мне фильм снимать, не дури!

Вечером он приехал к сестре и стал упрекать Асю:

– Неужели тебе непонятно, что для грузина ты всего лишь пешка?

– Ладно вам, Генри Николаевич! – ответила Ася. – Я же согласие не дала. Конечно, ваш фильм – на первом месте!

Воронцов немного остыл, они втроём выпили полбутылки армянского коньяка, а когда уходил, Генри Николаевич предупредил Светлану, чтобы поглядывала за Асей:

– Похоже, что у неё ещё мусор в голове!

– Не беспокойся, – ответила мудрая сестра, – Ася – умная девушка и изменить делу, думаю, не сможет!

Уже ближе к полуночи, когда женщины легли спать, раздался телефонный звонок, и Светлана заспешила в коридор. Оттуда она принесла телефонный аппарат со словами:

– Тебя! Красивый мужской голос с иностранным акцентом…

– Да! – раздосадованная прерванным начинающимся сном, Ася хотела отругать звонившего Каладзе, а это был он, но сдержалась. – Что случилось?

– Ничего хорошего, Александра, у меня не случилось, просто ты теперь засела в моей голове, и я ни есть, ни спать не могу! Ещё раз прошу – подумай! Нино конкретно ушла, солистки у меня нет. Искать никого не буду, тебя буду ждать! – и он дал отбой.

– Сумасшедший! – вздохнула Ася, натягивая повыше одеяло.

– Рафаэль? – спросила Светлана. – Он в Москве появился полгода назад, создал на собственные деньги музыкальную группу – пока без названия – и пытается пробиться на большое телевидение. Генри мне как-то говорил, что человек он опасный, за ним дела какие-то тёмные тянутся, вроде бы связь с ворами в законе. В столице сейчас предостаточно кавказцев из этой среды.

Но Ася уже не слушала, она тихо спала и во сне видела красивого Рафаэля Каладзе в громадном концертном зале. На сей раз он был побрит, облачён в чёрный фрак, держал электрогитару, а рядом стояла Александра Ивановна Василькова с микрофоном в руках и пела сегодняшнюю песню о вечной любви. Полностью забитый людьми зал неиствовал.

С Эдуардом Носковым у Аси сложились очень хорошие приятельские отношения, в самые трудные моменты съёмок Эдик своевременно подсказывал, как себя вести в той или иной сцене. Порой даже Генри Николаевич в отсутствии Аси делал замечания Носкову:

– Эдуард! Не всегда можно надеяться только на себя, оставь мне возможность до конца руководить съёмочным процессом! Вчера вы сделали сцену в музее совсем не по моему, придётся переснять, да и сегодня не всё вышло у Александры, видимо, из-за твоей подсказки.

Обычно, посмеиваясь, Носков на следующий день пересказывал Асе эти разговоры:

– Николаич от тебя в восторге! Как говорится, процесс пошёл. Но только вот ревнует он напрасно…

Через несколько дней после записи первой песни, Каладзе появился вновь на съёмочной площадке и при всех протянул Воронцову несколько листов бумаги. Затем, словно по волшебству, у него в руках появилась большая яркокрасная роза, которую он тотчас протянул стоявшей здесь же Асе со словами:

– Лучшей исполнительнице моих песен!

Выглядел Рафаэль слегка замкнутым, но со всеми поздоровался довольно радушно.

– Что это? – спросил Воронцов, разглядывая какой-то текст.

– Вторая песня! – со сдерживаемым удовлетворением произнёс Каладзе. – Она лучше первой, а потом – на мой взгляд – слова подобраны таким образом, что самый раз их обе показать в фильме. Если вы, Генри Николаевич, одобряете, то завтра мои ребята подготовятся к записи.

При этом Каладзе пристально посмотрел на Асю, которая сегодня пока не принимала участие в съёмках и отошла с цветком в сторонку, беседуя с Эдуардом.

– Слова словами, Рафаэль, – остался недоволен режиссёр, – но мне об этом нужно поговорить с Разумовским. Его дождёмся и решим. Нино приведёшь?

– Нет! Это только для Александры слова, только ей под силу выразить тему.

– Почему?

– Потом поймёшь, Генри Николаевич! Потом! – Рафаэль в шутливой манере откланялся и быстро исчез.

Воронцов ещё раз задумчиво пробежал глазами текст песни и подозвал Асю:

– Каладзе-то по твою душу приходил, – передавая один из листков Асе, сказал Воронцов, – похоже, что парень в тебя влюбился с первого взгляда. Ася взглянула коротенько на бумагу:

– Не переживайте, Генри Николаевич! Не он первый, не он последний! Если бы я отвечала взаимностью всем парням, увлечённым мною, то потеряла бы интерес к семейной жизни. А вам эти стихи ничего не напоминают?

– Вроде бы нет. А что?

– Люди пишут и прозу и стихи ежедневно, чаще – находясь в творческом вдохновении. Но если прозу легче с чем-то сравнить, то в стихах уже давно можно заблудиться. И рифмы попадаются те же, что раньше мы встречали, и длина строк. Многие поэты повторяются, автоматически вспоминая услышанное ранее, или прочитанное в раннем возрасте у классиков. И выдают за своё. Это я и почувствовала после того, как просмотрела текст. Где-то видела похожие строки… Кажется, у Эдуарда Асадова.

Каладзе привёз Асю в молодёжный клуб «Ласточка», встретив её у выхода с «Мосфильма» уже вечером. Они прошли по каким-то переходам и попали в небольшой зал, заполненный музыкальными инструментами. За импровизированным столом из свежеструганных досок сидели три парня и пили баночное пиво, на столе кроме пива лежало несколько начатых солёных рыбин.

– Опаздываешь, Рафаэль! – воскликнул один из них и Ася узнала гитариста Николая Вилкова, который уже появлялся на первой встрече группы со съёмочной командой.

– Смотри, кого я привёл! – в голосе Каладзе слышалось удовлетворение.

– Это вместо Нино? – спросил второй парень, одетый в спортивную майку с эмблемой «Спартака».

– Я же обещал! С Нино покончено, с нами будет петь Александра!

– Понятно, – кивнул «спартаковец», – хороший выбор женской красоты! Надеюсь, и голос публике понравится.

– Её голос понравится любой публике! – заявил третий из любителей пива и добавил:

– Извините, я слышал вас в записи у Рафаэля, но не ожидал увидеть здесь такую красотку!

Про свою внешность Ася разговоров не любила, так как считала, что люди все красивые, но только по своему: у кого-то ноги стройные, у кого-то фигура прекрасная, а кто-то лицом вышел. Но это не дает никому право оговаривать внешне страшненьких и восхвалять избыточно красивых, такое обычно приводит к зависти, к ухудшению взаимных отношений между людьми, к ссорам, мелочным скандалам. Поэтому ей пришлось довольно резко ответить:

– Прошу не называть меня так! Ненавижу это слово. Рафаэль, может быть, займёмся делом? У меня всего час времени, сам знаешь, что меня ждет Светлана Николаевна.

– Да-да! – заспешил Каладзе. – Давайте начнем. У меня ночью проклюнулись несколько четверостиший и, кажется, их можно наложить на нашу музыкальную тему, которую мы подготовили к фильму «Россия в огне». Кстати, нашему сопернику Николаеву отказали в средствах, на которые он рассчитывал, и его проект закрыли.

Вилков шумно обрадовался:

– Что ни есть в жизни плохого – всё к лучшему! Заметьте, Александра Ивановна, изречение изобретено лично мной! Мне так Николаев не нравился… Оказалось – не напрасно, он ещё не приглянулся кому-то. Вась-Вась! – обратился он к парню в майке. – Бери инструмент!

Через несколько минут работа закипела. На съёмочной площадке всё было иначе, и внезапно Асю охватил азарт при работе с мелодией, со стихами, с рождением новой песни.

Домой она попала уже к полуночи, Каладзе подвёз Асю к самому подъезду и при расставании в машине попытался легко обнять её. Ася резко увернулась и вышла. В сердце у неё было смятение: она с первого раза смогла вместе с полузнакомыми людьми записать новую песню. Она вспомнила совсем недавний сон и немного расстроилась. Ведь выходило так, что ей придётся сколько-то поработать с группой Каладзе, нельзя было оставлять безнадзорными свои выстраданные песни. Они были сочинены под её голос, под её внешность, под её чувства, они были только её!

Рафаэль Каладзе был недоволен собой. Уже трижды у него не получалось уговорить Асю влиться в его ансамбль «Не забывай!». Название они с ребятами придумали сообща совсем недавно, были подготовлены и прокручены на первом канале два ролика, где неплохо смотрелась новоиспечённая актриса, причём использовался съёмочный материал Воронцова. За это Каладзе пообещал режиссёру бесплатно написать ещё одну песню для продолжения фильма. А вообще-то приближался последний день съёмок, работа у Аси заканчивалась, и Рафаэль боялся, что она сбежит в свою деревню, плюнув на него и ансамбль «Не забывай!». Но он ведь поклялся своему коллективу, что найдёт солистку не хуже взбалмошной и легко ранимой Нино, которая после инцидента на съёмках сразу уехала на родину, в тёплую Грузию. Если не получится с Васильковой, думал Каладзе, то дела у группы будут неважнецкие. С телевидения уже неоднократно звонили и просили полные записи клипов песен с новой солисткой.

– Что ты тянешь, Рафаэль? – спрашивал редактор музыкальных программ Иванцов. – Телезрители забросали нас письмами и звонками. Вопросы одни и те же, два варианта: кто снимался в клипе и как фамилия девушки? А мы ничего сами не знаем! Ты, кажется, сейчас с Воронцовым работаешь, музыку для фильма пишешь? Может, у него спросить?

– Подожди пару недель, кацо, – постарался отделаться шуткой Каладзе, – и тайна века будет раскрыта!

Утром, перед тем, как собраться на работу, Ася дозвонилась мужу. Михаил не тревожил её звонками, видимо, решил ждать, когда одумается. Сегодня Ася решила поговорить хоть о чём-то, чтобы только услышать его голос, ощутить волнение, какое в первые после знакомства дни она испытывала при встречах. Но разговор состоялся совсем короткий, Михаил не был склонен долго говорить, чувствовалось его огорчение. Сославшись на необходимость бежать на работу, он положил трубку. «Ясно, он считает меня предательницей, – огорчилась Ася. – А что бы ты хотела? Как поступила бы, о чём бы думала, если ситуация была бы обратной, если бы в артисты ненароком подался Михаил? Да я бы точно с ума сошла… Может быть пора домой? Пожалуй, это перебор – такая отдаленность от мужа: и по расстоянию и по профессии…» Однако Ася чувствовала, как её затягивает всеобщее внимание, собственный интерес к живому выступлению на эстраде. Она посидела немного за столом на кухне, выпила кофе и собралась на последний сбор Воронцовской группы. У Светланы Николаевны с вечера была повышенная температура, она наглоталась таблеток и теперь крепко спала. Ася тихонечко щёлкнула замком, выходя из квартиры.

Разошлись собравшиеся поздно, Каладзе повёз Асю домой. По дороге, не опасаясь постов ГАИ, он гнал «Опель» на сумасшедшей скорости, долго хмурился и молчал, потом тихо заявил:

– Сегодня поедем ко мне!

Василькову тянуло к молодому талантливому парню, но не настолько, чтобы лечь с ним в койку, но сегодня вечером, уставшая от последних суматошных дней, огорчённая утренним разговором с мужем, чувствуя легкий хмель в голове, Ася промолчала.

Приехав утром к Воронцовой, Ася быстро собрала вещи.

– Уезжаю домой! – сказала она недоумевающей Светлане.

– А как же продолжение? Второй фильм?

– Гори оно всё огнём! – устало пробормотала Ася, не решаясь поднять глаза на приютившую её женщину.

– Я и так много ошибок в жизни наделала… – и здесь она заплакала, слёзы потоком хлынули по лицу без косметики, которой Ася почти не пользовалась.

Светлана Николаевна чисто по-матерински обняла её и тихо шепнула в ухо:

– Не горюй, всё наладится, вот увидишь!

Она спустилась с ней к вызванному такси, женщины тепло попрощались. От всяких щекотливых вопросов о ночном отсутствии Аси Светлана воздержалась.

Через два квартала машину остановил сержант ГАИ, он вежливо козырнул открывшему окно водителю такси и заявил ему:

– Высадите, пожалуйста, даму, её ждут в «Опеле» в двадцати метрах отсюда.

Водитель растерянно оглянулся на покрасневшую пассажирку, вышел и открыл перед ней дверь, помог вытащить вещи из багажника. Сержант ещё раз ему козырнул, сунул в руку какие-то деньги, взял багаж и повёл слегка упирающуюся Асю вперед.

– Подождите здесь, пожалуйста, – попросила Василькова сержанта и, раскрыв переднюю дверь иномарки, влезла на переднее сидение.

– Это что? Похищение? – с вызовом спросила она Рафаэля. – Я не хочу в твою группу! Оставь меня в покое… – она опять почти плакала.

Каладзе мягко сказал:

– Несколько выступлений в поездках по стране, в Европе, и мы с тобой расстанемся. Зачем Михаилу знать про случившееся?

Он вышел из машины, открыл заднюю дверь и позволил сержанту поместить вещи на заднее сидение. Благодарственно кивнув ему, вернулся в машину, взглянул на молчавшую Асю и потихоньку тронул с места. Она на Рафаэля не смотрела, кляла себя за минутную слабость прошедшей ночью и раздумывала о путях избавления от случившегося с ней позора. Лучшее в таких случаях – наложить на себя руки. Но это будет не по-христиански… Ася повернулась к Каладзе и с жаром заявила:

– Максимум две недели! Затем я еду к себе домой. О сегодняшней ночи забудь, это была самая большая в моей жизни ошибка!

– Милая! – несколько развязно сказал Рафаэль. – Твоё тело я теперь никогда не забуду, это ты зря! Теперь без него мне нельзя!

– Перебьёшься! При разъездах останавливаться будем в разных номерах! – зло бросила Ася и долго молчала.

Аэропорт в Ля Бурже сегодня был многолюднее, чем в тот день, когда группа прилетела в Париж на гастроли. С билетом проблемы не было, он сразу нашёлся, как только Ася отдала паспорт. Посадка ожидалась только через два часа и в нетерпении её немного потрясывало, как при ознобе. А тут ещё не очень далеко за окном на лётном поле разыгралась неожиданная драма с террористическим оттенком: два молодых парня – смуглые, похожие на арабов – открыли огонь по догоняющим их полицейским. Охрана аэропорта пользовалась юрким автобусом, снабжённым, видимо, пуленепробиваемыми стеклами, поэтому им удалось легко догнать нарушителей спокойствия, у которых к тому же быстро закончились заряды. Им надели наручники и затолкали в автобус, который умчался к невысоким постройкам на западной стороне лётного поля. И сразу – видимо получил разрешение после закончившегося инцидента – зашёл на посадку огромный «Боинг».

Ася выпила две чашки кофе внизу и поднялась в огромный зал ожидания. Французского языка она не знала, а хотелось с кем-нибудь поговорить, поделиться печальными мыслями, посоветоваться. Она шла, понурая, по проходу, и мужчины, как один, провожали её восхищёнными взглядами. Но теперь это Асю совсем не радовало, она с удовольствием сейчас очутилась бы в своём доме, и чтобы рядом был лучший мужчина в мире – Миша Васильков. С теми мыслями Ася и взошла по трапу в салон самолета.

Соседом слева у неё оказался новый русский, весь в перстнях на татуированных пальцах. И говорил-то он своеобразно, очень похоже на пародийное выступление со сцены. Вначале сосед пытался привлечь внимание Аси внушительным портмоне, где он перебирал стодолларовые купюры, но поняв, что её это совсем не интересует, и сам интерес к ней потерял, занявшись потреблением значительных количеств спиртосодержащих напитков. Третье – крайнее к проходу – сидение было пустым и, насмотревшись на ярко светящийся в темноте Париж, Ася улучила момент и перебралась на него. Ей даже удалось полчаса подремать, затем она проснулась, почувствовав пристальный взгляд хорошо набравшегося владельца перстней и татуировок. Еле ворочая языком, он вежливо попросил разрешения побеспокоить даму в связи с желанием выйти освежиться. Ася быстро вскочила, боясь, что он, проходя мимо, свалится на неё, но к удивлению всех наблюдавших эту сцену пассажиров новый русский довольно твёрдо прошагал по проходу и больше Асе на глаза не попадался до самого прибытия в Шереметьево.

На такси Ася добралась до Павелецкого вокзала и взяла билет до родного Селегожа. В столице она никому не была нужна, если только модельному агентству. Но ни подиум, ни артистическая деятельность Асю не прельщали и раньше, а теперь она к ним чувствовала явное отвращение. Сначала – после разочарования, постигшего её в Париже, – она думала только о материнском доме. Как-то он там стоит с заколоченными дверьми после смерти матери? Пожалуй, у неё хватило бы мужества вскрыть с помощью соседей дом и начать в нём новую жизнь. Уже в Москве Ася передумала, Михаил не заслужил этого, ей обязательно нужно было его увидеть и убедиться, что он перестал её ждать. Это было бы честнее: посмотреть в его преданные голубые глаза и попытаться попросить прощения. Пусть попытка будет неудачной, но ей все равно станет легче.

Асе села в поезд только в два часа ночи. На перроне было много народа и лил непрерывный осенний дождь, но температура воздуха держалась близкой к восемнадцати градусов. Ася первый раз видела такую тёплую осень в конце сентября. Отправление ожидалось только через полчаса и многие пассажиры под зонтиками продолжали прощаться снаружи вагона, провожающих, как всегда, было много. Ей стало тоскливо, возвращаться в родной небольшой городок с некоторых пор представлялось совсем невозможным, работать в планово-экономическом отделе рядом с толстым Андреем Николаевичем не хотелось, у неё уже определились в жизни другие ценности. Но сейчас ей больше всего на свете хотелось увидеть мужа и попытаться утонуть в его глазах, забыть неприятные мгновения последних месяцев.

Ася, размахивая набитой сумкой, шла босиком по лужам просёлочной дороги и пыталась не разрыдаться. В этих местах она не была почти уже полгода. Она даже не задумывалась, как примут её родные, как примет её родной муж. Она просто шла и ни о чём не думала, слёзы тихо бежали по мокрому от дождя лицу, а справа пристроилась худая собачонка, которая то забегала вперед Аси, то отставала на пару метров. «Даже собаки меня здешние помнят, – коротко подумала Ася, – а кроме, как собакам, никому не нужна…»

Показались за пригорком первые пригородные дома Селегожа: вначале – трубы, затем полностью. Из-за отсутствия асфальтовой дороги деревня, расположенная рядом с городом, резко сократилась населением, но ещё жила, да и то связано это счастливое обстоятельство было с наличием большого проточного пруда – мечтой рыбаков, а также не очень отдалённой церквушкой соседнего села, откуда вела хорошая насыпная дорога прямиком в город. Ася поднялась к крайнему дому, и у неё сильно забилось сердце, потому что у калитки второго дома в это раннее утро непонятно почему стоял её Михаил. Даже издали было видно, что он по-своему хорошо приодет, но с ближайшей яблони на него изредка попадал ручеёк от дождя, и вся одежда перекосилась, стала похожа неизвестно на что.

Он двинулся к ней вначале быстро, а затем остановился, очевидно, не понимал, имеет ли смысл спешить? Однако Ася, не сбавляя шага, приблизилась к своему богом данному ей мужу и уткнулась к нему куда-то в мокрую грудь и только сейчас приглушенные рыдания вырвались у неё из уст. Михаил, как когда-то, неумело ласкал её обеими руками, причём воды наливал ей в кофточку под плащём всё больше и больше. Говорить они не могли, слова не получались, выходило только мокрое обнимание на холодном ветру и в проливной дождь.

Наконец, Ася, всхлипывая, спросила:

– А чего же ты в такую рань-то встал?

Михаил долго молчал, у него тоже слёзы текли, затем сознался:

– Последние три дня так вставал! Мне священник сказал: «Бог троицу любит! Молись и взойдет на тебя благодать! На третий день с утра придёт твоя любезная». Получается, что не ошибся…

Они пошли в дом, причём собачонка бежала впереди и проводила их до самого порога, отчего Михаил только хмыкнул:

– Не поверишь, а эта тварь тебя тоже, наверное, ждала, всегда со мной последние дни, несмотря на погоду, поутру выходила. Помнит тебя, когда ещё щенком была, и ты её за ушками ласкала…

Свой огромный дом Ася не сразу узнала. Михаил переделал все комнаты, постарался с евроремонтом. Везде горел свет, его было так много, что Ася почему-то вновь разревелась. Михаил стоял рядом и с обоих стекали остатки дождевой воды, образуя огромные лужи посередине основного зала, где когда-то давно-давно у них была просто необыкновенная любовь! Ася обошла зал мимо блестящей заграничной мебели, мокрая села на особняком стоявшую кушетку и, не поднимая глаз, тихо спросила:

– Ты меня теперь, наверное, никогда не простишь? – и потянулась опять длинная пауза, как при встречи у дома, затем Ася медленно начала поднимать глаза. Михаил ждал, когда их глаза встретятся, а затем совершенно буднично сообщил:

– Могла бы не спрашивать! Любил и буду любить, пока живой буду! А не искал тебя, так как знал, что вернёшься. О всех твоих приключениях знал, сердцем чувствовал. Но также знал, что дом ты свой не забудешь… Со священником отцом Федотом в соседней церкви познакомился, о тебе всё рассказал, и он ждать благословил. Вот и дождался, наконец! Раздевайся, давай помогу, потом будем тебя поутру кормить, как раньше.

Ася сидела и потихоньку успокаивалась. Михаил помог снять верхнюю одежду и отвел её в большую ванную комнату, где и оставил. На вешалке висела вперемешку новая и старая Асина лёгкая комнатная одежда. Она прижалась к своей любимой розовой сорочке, и сердце рвалось на куски – до потери сознания. Ася включила холодную воду, затем – горячую, медленно разделась и погрузилась в свою давнишнюю ванну. Она тоже была огромная, Михаил её любимую ванну менять не стал.

Муж её не торопил, и она сама не торопилась, смывая с себя накопившуюся омерзительную чужую грязь. Нужно было почувствовать себя, как и раньше – давным – давно: абсолютно чистой и влюбленной в себя, в окружающий тебя родительский мир, в свои вещи, в теплоту своего мужчины.

Когда Ася вышла из ванной комнаты, обернувшись в понравившийся ей купленный Михаилом простенький халатик, муж ждал около кухонной комнаты. Он коротко сказал, оглядев жену:

– Как и раньше: глаз не оторвать! Завтрак тебя ждёт, королева, торопись!

– А ты не будешь? – удивилась Ася.

– Прости, но сегодня одно на другое наложилось, мне обязательно нужно добраться с утра в контору. Вчера я обещал прибыть пораньше. Но вернусь скоро, не соскучишься, я здесь кое-что поменял, будет тебе что порассматривать! Ты же у себя дома, так что не переживай! Телевизор включи, я попозже позвоню… – и он быстро ушел.

– Ты боишься меня, любимый! – вполголоса сообщила Ася кухонному столу, потому что больше сказать было некому. – Поэтому и быстро убегаешь! Но всем сердцем надеюсь, что ты вновь будешь мой…

После лёгкого завтрака Ася легла посередине роскошной двойной постели, приобретённой уже без неё, слегка укрылась простыней и провалилась в глубокий сон. Во сне неожиданно нахлынули самые неприятные для неё воспоминания, как раз те, от которых она хотела навсегда избавиться, полностью забыть тех людей, которые заставили испытывать муки стыда перед мужем. Она даже жалела, что ей помогли открыть внезапные возможности её голоса, хотя пение ей давалось легко, и от этого слегка кружилась голова. Вот здесь-то ей сразу надо было уехать на родину, к тому же денег к тому времени у неё было предостаточно. Пошли самые нехорошие воспоминания про начало личных отношений с Рафаэлем, оказавшимся в итоге простым сводником. Ася вскочила с постели и взглянула на электрические прикроватные часы. Спать после приснившегося кошмара стало просто невозможно, и Ася начала убивать время, изучая те изменения, что произошли дома без неё. И ждать мужа или хотя бы его звонка. Весь внешний мир перестал для неё существовать!