Автор книги: Аркадий Любарев
Жанр: Документальная литература, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Оттепель и застой
Вместо эпилога, не написанного Солженицыным2626
Опубликована 11.01.2022: https://lyubarev.livejournal.com/106680.html
[Закрыть]
Закончил читать роман «В круге первом». Раньше все было недосуг. А сейчас выглядит вполне актуально.
Не буду давать оценку самому роману – тут можно долго обсуждать и спорить. Автор не стал писать эпилога – и это его право. Да и не мог он еще всего написать в 1968 году: впереди было еще много интересного.
Но я, читая, периодически вспоминал, чем все кончилось. Нет, нельзя, конечно, сказать, что все кончилось. Но 70 лет с той поры прошло, и многие видится из сегодняшнего дня.
Напомню, что в романе описаны события декабря 1949 года. Среди персонажей романа есть реальные исторические лица (Сталин, Абакумов, Рюмин, Селивановский), а также те, чьи прототипы хорошо известны (сам Солженицын, Копелев, Панин), хотя, конечно, прототип – понятие всегда условное.
Одна из главных мыслей романа: люди, охранявшие зэков, командовавшие ими, издевавшиеся над ними, были не свободнее и не счастливее самих зэков.
И вот, читая, я думал о том, что никто в тот момент еще не знал, что Сталину оставалось жить чуть больше трех лет. Что Абакумов через полтора года будет арестован и подвергнут пыткам, а еще через 3,5 года его расстреляют – но совсем не за то, за что арестовали. И что Рюмина, благодаря которому арестуют Абакумова, расстреляют еще раньше – через 4,5 года после описанных событий.
Селивановскому повезет больше: он проведет в заключении около 16 месяцев, где будет симулировать сумасшествие. А потом его в 52 года отправят на пенсию. Он доживет до 96 лет, но судя по тому, что про него в эти годы ничего не известно, будет вести себя тихо. Не знаю, остались ли у него родственники и что они думают по поводу романа Солженицына. Может быть, даже радуются, что хоть кто-то о нем написал. Помните Маяковского: «Слово поэта – ваше воскресение, ваше бессмертие, гражданин канцелярист».
И также никто не мог знать, что прототип Нержина (то есть сам Солженицын) проживет еще 58 лет, получит Нобелевскую премию и другие награды, и его именем будет названа улица в Москве.
И прототип Сологдина (Дмитрий Панин) проживет еще 37, прототип художника Кондрашёва-Иванова (Ивашёв-Мусатов) – 42 года, а прототип Рубина (Лев Копелев) – 47 лет (и в его честь будет создан фонд в Кёльне).
Жизнь – штука непредсказуемая…
Об одном эпизоде начала хрущевской оттепели2727
Опубликована 26.11.2020: https://lyubarev.livejournal.com/87593.html
[Закрыть]
В далеком 1958 году (в год моего рождения) Илья Эренбург написал стихи о том, что «детям юга» трудно понять, «что значит думать о весне».
Сегодня мы снова «думаем о весне» (понимая, что она вряд ли будет очень скоро, но все же будет), и у меня из всей нашей истории наибольший интерес вызывают два периода – хрущевская оттепель и перестройка.
Период перестройки прошел перед моими глазами, в описании его истории я внес некоторый вклад и, надеюсь, еще внесу. А период оттепели мне хочется изучить, понять и прочувствовать.
Сейчас перечитываю мемуары И. Эренбурга, В. Каверина, К. Симонова, книги Б. Сарнова и то, что попадается в Интернете. Кстати, попалась недавно изданная очень полезная хроника С. Чупринина (Оттепель. События. Март 1953—август 1968).
И вот эпизод, на который я раньше не обращал внимания. 19 марта 1953 года (через две недели после смерти Сталина) в «Литературной газете» появилась передовица, написанная ее главным редактором К. Симоновым. В ней среди иного прочего было сказано следующее: «Самая важная, самая высокая задача, со всею настоятельностью поставленная перед советской литературой, заключается в том, чтобы во всем величии и во всей полноте запечатлеть для своих современников и для грядущих поколений образ величайшего гения всех времен и народов – бессмертного Сталина».
Как писал сам Симонов, реакция на эту передовую внезапно оказалась очень бурной. «Хрущев, руководивший в это время работой Секретариата ЦК, прочитавши не то в четверг вечером, не то в пятницу утром номер с моей передовой… заявил, что считает необходимым отстранить меня от руководства „Литературной газетой“, не считает возможным, чтобы я выпускал следующий номер». Как объяснил Симонову А. Сурков, Хрущеву не понравилось, что газета призывает писателей «не идти вперед, не заниматься делом и думать о будущем, а смотреть только назад, только и делать, что воспевать Сталина». Правда, Сурков сразу предположил, что «все утрясется». И действительно, пишет Симонов: «На каком-то этапе, не знаю где, в Секретариате или в Политбюро, все, в общем, утряслось. Когда Сурков при мне позвонил в агитпроп, ему сказали, чтобы я ехал к себе в редакцию и выпускал очередной номер. Тем дело на сей раз и кончилось. Видимо, это был личный взрыв чувств Хрущева, которому тогда, в пятьдесят третьем году, наверное, была уже не чужда мысль через какое-то время попробовать поставить точки над „и“ и рассказать о Сталине то, что он счел нужным рассказать на XX съезде».
Вот как комментирует это событие Б. Сарнов: «Скандал разразился неимоверный. И слух об этом, где-то там, на самом верху разразившемся скандале (это я уже могу сказать, основываясь на собственной памяти) стал тогда одним из самых громких сигналов, возвещающих о близости грядущих перемен»2828
Сарнов Б. М. Сталин и писатели. Т. 4.
[Закрыть].
Впрочем, по утверждению Сарнова, был и более ранний сигнал – в день сталинских похорон: «Всех, как тогда говорили, ведущих писателей в тот день собрали в Колонном зале, за сценой. Обязанности Генерального секретаря правления Союза писателей тогда исполнял Алексей Сурков. Он – то появлялся в этой комнате, то исчезал – уезжал в ЦК за руководящими указаниями. И вот, вернувшись в очередной раз, объявил: – Внимание, товарищи! Я только что оттуда! – он показал пальцем в потолок. Все, разумеется, сразу поняли, откуда – оттуда. И поняли, что на сей раз он наконец имеет сообщить нечто важное. Так оно и было. В мгновенно наступившей тишине Сурков объявил: – Сказали: плакать, но не слишком. Историю эту я услышал от В. Лакшина, которому ее рассказал Твардовский».
Этот момент Сарнов фиксирует как начало десталинизации.
Но меня больше интересует эпизод с попыткой отстранения Симонова от руководства «Литературной газетой».
Кстати, необходимо помнить, какую роль играла эта газета. Как писал тот же Симонов, по замыслу Сталина «Литературка», не являющаяся органом партии, имела возможность публиковать то, что не могла бы себе позволить партийная газета. То есть посылать обществу (или даже мировому сообществу) определенные сигналы. Эту роль она играла и в последующие годы, я хорошо помню ее в брежневский период.
Так что внимание к ней со стороны руководства страны понятно. А вот роль Хрущева…
В 1953 году Хрущев явно не был всесильным. Насколько я знаю, при распределении функций между соратниками Сталина ему досталось руководство партийным аппаратом. И в тот момент у него даже не было официальной должности первого секретаря (а генсеком он вообще никогда не был). Главная на тот момент должность (главы правительства) была у Г. Маленкова. Имел ли Хрущев право командовать Союзом писателей и снимать с должности главреда «Литературки»?
Речь, видимо, все-таки о другом. Сигнал «плакать, но не слишком» означал, что курс на десталинизацию был коллективным (можно даже сказать, консенсусным) решением всего тогдашнего руководства. Впрочем, это нетрудно понять. Руководить страной по-сталински мог только Сталин. Новой команде неизбежно пришлось менять очень многое, что они, кстати, и начали делать с первого дня. Другое дело, что до XX съезда (то есть почти три года) десталинизация была тихой, скрытой. Да и переход в 1956 году к открытой десталинизации был непростым, и конфликт Хрущева с группой Маленкова—Молотова—Кагановича и других был как раз с этим связан: скрыто или открыто рвать с наследием Сталина.
Однако даже при скрытом процессе какие-то сигналы были необходимы. Так, насколько я знаю, термин «культ личности» появился еще в 1953 году в документах об аресте Л. Берии.
Одним из таких сигналов был и скандал с передовицей «Литературки». Не бог весть какую провинность допустил ее главред Симонов, и вряд ли его всерьез кто-то хотел снять. Захотели бы – сняли, а так он еще более года оставался ее главным редактором, после чего перешел на должность главреда «Нового мира». Да и секретарем Союза писателей долго оставался.
Но слух – доверимся памяти Сарнова – распространился. И в этом, я уверен, была цель скандала.
В завершении – еще несколько мыслей. Сарнов цитирует важную фразу из мемуаров Хрущева: «Решаясь на приход оттепели и идя на нее сознательно, руководство СССР, в том числе и я, одновременно побаивались ее: как бы из-за нее не наступило половодье, которое захлестнет нас и с которым нам будет трудно справиться».
По-видимому, все метания – и Хрущева, и других руководителей – были связаны с этой двойственной задачей. Аналогичные проблемы были впоследствии и у М. Горбачева.
Это все надо иметь в виду, когда вновь придет оттепель или весна.
Дневник Анатолия Черняева (1972 – 1985). Брежневская эпоха глазами умного партаппаратчика2929
Опубликована 19.04.2023: https://lyubarev.livejournal.com/125521.html
[Закрыть]
Читаю дневник Анатолия Черняева, который был зам. зав. Международного отдела ЦК КПСС, а затем – помощником Михаила Горбачёва. Дневник охватывает 1972—1991 годы и не очень удачно назван «Совместный исход». Объем огромный – 1063 страницы в Ворде, или примерно 95 печатных листов.
Дочитал до 10 марта 1985 года, то есть «первую эпоху». Это примерно половина – 619 страниц в Ворде, или 56 печатных листов. О другой половине (т.е. о перестроечном времени) напишу отдельно. А пока – впечатления о первой половине.
По содержанию текст делится на две неравные части. Большая часть – о работе автора в Международном отделе ЦК. О его стараниях как-то облагородить «международное коммунистическое движение» (которые он сам считал бесперспективными) и о вынужденном обслуживании неумных амбиций своего шефа, секретаря ЦИК и кандидата в члены Политбюро Бориса Пономарёва (эту работу он четко оценивал как потерянное время, хотя и старался поддерживать хоть сколько-нибудь серьёзный уровень писаний шефа).
Меньшая часть – то, что было вне его прямых обязанностей. Но эта часть более интересна. В ней есть и любопытные размышления о литературе, живописи, истории. Но главное – его наблюдения о жизни и о деятельности партийного и советского руководства. И вот за эти наблюдения ему стоит поставить памятник.
У меня возникло сильное желание (которое я, тем не менее, вряд ли осуществлю3030
На самом деле мне удалось это осуществить: в моем блоге в ЖЖ с 20 апреля по 14 мая 2023 года.
[Закрыть]) сделать выдержки именно этих наблюдений. Пока трудно оценить, какой объем получится. Даже если всего одна десятая, то это 62 страницы, или 5,5 печатных листов. И сколько времени на это уйдет, и захочет ли кто-то это прочесть?
А прочесть стоит – особенно тем, кто не знает или не помнит брежневскую эпоху, и особенно ее позднюю часть. Пустые полки магазинов, и по контрасту – парадные отчеты и славословия в газетах, на радио и ТВ. И рядом – коррупция и воровство на всех уровнях. И дряхлеющее руководство, не способное понимать, что оно делает и что нужно делать.
При всем при этом моё личное отношение к Брежневу (и даже к Суслову и Черненко) в результате чтения книги скорее улучшилось. Автор критически относился ко всем партийным руководителям, но он видел и их положительные черты. Из дневников вырисовывается образ Брежнева как руководителя, который действительно стремился к миру и разрядке и много для этого сделал – часто вопреки большинству своих «соратников», закосневших в догматизме. При этом еще в 1975—1976 году голова у Брежнева вполне нормально работала. Но уже в 1978 году он оказался почти полным маразматиком (и автор его не раз так прямо и называет). Впрочем, позже его, видимо, немного подлечили, и у него бывали проблески разумного поведения. Но его любовь к подхалимажу, «культ личности», который сознательно раздувался его соратниками, кумовство и непотизм – все вместе довели страну до плачевного состояния. Хотя, по-видимому, были и объективные причины – социалистическое развитие зашло в тупик (что автор, продолжавший верить в «марксизм-ленинизм», в конечном счёте вынужден был признать).
Кстати, я из книги узнал, что Галич оказался пророком. Мы все помним его балладу, где «сукин сын порученец в суматохе перепутал бумажки», из-за чего Клим Петрович зачитал на митинге в поддержку мира речь от имени «матери и женщины». Так вот, Черняев описывает два эпизода (которые произошли уже после смерти Галича), когда Брежневу подсунули не ту «бумажку», но он, в отличие от Клима Петровича, «промашку» не заметил.
Автор поражался, как обсуждались и принимались решения на высшем уровне – в Политбюро и Секретариате ЦК. Он иронизировал: если бы туда попал шпион и все честно описал, ему бы не поверили.
И при этом автор констатировал удручающее состояние экономики. И как плод собственных наблюдений (он-то не был оторван от жизни), и как результат знакомства с закрытыми партийными материалами. И так же он констатировал потерю авторитета партийного руководства в народе и надежду на перемены.
Определённые надежды возникли у автора с приходом к власти Андропова. Потом надежды были связаны с Горбачёвым, занявшим при Черненко второй пост в партийной иерархии. Насколько эти надежды осуществились, мы узнаем из второй части.
Ну, и последний вопрос: насколько это сегодня актуально? Пусть каждый отвечает на этот вопрос самостоятельно.
Перестройка и Горбачёв
Дневник Анатолия Черняева (1985 – 1987). Начало Перестройки3131
Опубликована 25.04.2023: https://lyubarev.livejournal.com/127743.html
[Закрыть]
В одном из предыдущих постов я писал о том, как в дневнике Анатолия Черняева отображен период Брежнева—Андропова—Черненко. Чуть позже я в ЖЖ сделал выдержки из дневника за периоды: 1) январь – март 1972, 2) апрель – декабрь 1972, 3) январь – июнь 1973, 4) июль – декабрь 1973, 4) 1974, 5) 1975, 6) 1976 (делить пришлось из-за ограничения объема одного поста). Публикацию этих выдержек я планирую продолжать3232
Опубликованы с 20 апреля по 14 мая 2023 года (первая публикация https://lyubarev.livejournal.com/125840.html, последняя https://lyubarev.livejournal.com/131479.html).
[Закрыть].
При этом я предполагал, что следующий аналитический пост сделаю на материале всей второй части дневника (1985—1991). Но сейчас я решил, что отдельно опишу период с 11 марта 1985 года (смерть Черненко) до конца 1987 года.
Но и в этой части есть серьезный водораздел. Период от 11 марта 1985 года до 3 февраля 1986 года – это продолжение свободного дневника человека, который находится на достаточно высоком посту, но при этом всё оценивает критически. Но, в отличие от первой части дневника (за 1972—1985 годы), эту часть я читал как остросюжетную повесть. Прекрасно ощущалось, как меняется стиль руководства страной, как появляется динамизм и перспектива.
Автор был в восторге от Горбачёва, но при этом видел и трудности, и слабости. Кроме того, у него было представление, что лично на его карьере Перестройка отразится отрицательно: его шефа, 80-летнего Бориса Пономарёва, пора было отправлять на пенсию (как это и произошло в результате XXVII съезда), а следом могли туда оправить и его, 66-летнего (либо он ожидал понижения статуса). И все равно он приветствовал Перестройку.
Но в отношении своей персоны автор сильно ошибся. Горбачёв его знал еще по совместной поездке в Бельгию в 1972 году. Незаурядный ум автора, его самостоятельность и эрудиция, принципиальность и порядочность были хорошо известны многим. И его стали продвигать близкие к Горбачёву Александр Яковлев (которому автор незадолго до этого помог освободится из канадской «ссылки») и Георгий Арбатов. В результате Горбачёв предложил Черняеву должность своего помощника. И он отреагировал так: «От таких предложений не отказываются!»
Я не сомневаюсь, что Черняев в этой должности оказался на месте и на высоте. Но на дневнике это отразилось отрицательно.
Во-первых, у автора просто физически не оставалось времени на дневник. Во-вторых, он уже не мог смотреть «со стороны», он был в гуще. И в дневнике практически не осталось авторских оценок, только записи о событиях, чаще всего просто стенограммы заседаний и обсуждений. Тоже, конечно, ценно, но все-таки уже не то.
И многие события 1986—1987 годов вообще не нашли отражения. Например, Чернобыльская катастрофа, введение госприемки, указ о борьбе с нетрудовыми доходами, закон об индивидуальной трудовой деятельности, безлимитная подписка на газеты и журналы.
Сентябрь – ноябрь 1987 года – стенограммы обсуждений на заседаниях Политбюро и на пленуме ЦК КПСС. В частности, обсуждение юбилейного доклада Горбачёва «Октябрь и перестройка: революция продолжается» (15 и 31 октября) и «дело Ельцина» (21 октября). Вот на этих обсуждениях стоит остановиться подробнее. Но сначала – о комментариях автора к дневнику 1987 года (каждый год автор прокомментировал уже при подготовке дневника к печати, то есть, по-видимому, в 2010 году).
В этих комментариях автор признаёт, говоря в первую очередь о Горбачёве: «впервые в этом году стали проклевываться у него сомнения в успехе. Их он доверял лишь самым близким в своем окружении… Посвященный кадровой политике знаменитый январский Пленум ЦК, на котором впервые после Ленина было сказано о виновности самой партии и ее ЦК за произошедшее в стране, за ее кризисное состояние, не дал нужных перестройке результатов. А Горбачев связывал с ним очень большие надежды. Партия и впредь не обнаружила ни желания, ни способности выполнять роль авангарда преобразований. (Много позже Горбачев признал, что она, по самой своей природе, не годилась для этого) … Признаки разочарования в народе („мы ничего не получали, перестройка видна только в Центре“ и т. п.) … Когорта ее „отцов-основателей“ постепенно рассыпается. Они более-менее еще сходились в описании „текущего момента“, но в готовности говорить правду народу, в оценке существующего строя, который они хотели „улучшать“, а также по конкретным мерам „что делать“, все заметнее расходились. Их дискуссии все чаще обнаруживали принципиальные разногласия».
И дальше – о Ельцине. О нем – только негатив. В чем-то автор, наверное, прав, но во многом – несправедлив. Но о Ельцине нужно говорить отдельно и подробно. Здесь мне хотелось в связи с «делом Ельцина» говорить об ошибках не Ельцина, а Горбачёва. К сожалению, у Черняева не хватило сил даже спустя много лет понять серьезность этих ошибок. Вот что он, в частности, пишет:
«Михаил Сергеевич позволил себе поступиться провозглашенным им самим принципом „плюрализма мнений“. Преподал Ельцину (пока еще деликатный) урок, который был „усвоен“ совсем не так, как предполагалось. Спустя две недели, на Пленуме ЦК, посвященном обсуждению проекта доклада Горбачева к 70-ой годовщине Октября, Ельцин в открытую решил шантажировать руководство, подвергнув резкой критике Секретариат ЦК и пригрозив отставкой. Результат известен».
И дальше: «В казусе с Ельциным, который обернулся потом столь злополучными для страны последствиями, много случайного. Но что-то существенное в нем закономерно. Столкнулись две тенденции: одна – инерционная от прошлого, другая – обязанная перестройке. Одна – „святое“ для ленинской партии – неприкасаемость монолитного ее единства и абсолютный авторитет ее высшего руководства. Другая – потребность в реальной демократизации партийной жизни и „правил игры“ в ней. Формально первая победила».
Вот это уже ближе к серьезному анализу. Но на данной фразе автор остановился, не стал её развивать.
Стенограмму пленума ЦК автор дает в своем дневниковом варианте. Я помню, что в 1989 году была опубликована официальная стенограмма, я её тогда читал. Одной из явных ошибок было то, что её опубликовали только полтора года спустя. За это время распространились апокрифы, где Ельцину приписывались гораздо более острые высказывания.
А в октябре 1987 года он говорил еще довольно мягко. Основные его тезисы: 1) о недопустимом стиле работы Секретариата ЦК и в первую очередь Лигачёва; 2) «начался упадок в настроении людей. Реально люди ничего не получили»; 3) «наблюдается рост славословия со стороны некоторых членов Политбюро в адрес Генсека». И это практически всё.
И за вот это его подвергли коллективной экзекуции. Сначала на пленуме ЦК. С критикой его выступили (судя по черняевской стенограмме) 24 члена ЦК (в том числе Арбатов, Воротников, Лигачев, Пуго, Рыжков, Сайкин, Соломенцев, Чебриков, Шеварднадзе, Щербицкий, Яковлев плюс шахтёр Колесников). Потом ещё был пленум МГК (материалы которого «Московская правда» оперативно опубликовала), но в дневнике Черняева этого нет.
Досталось Ельцину не только за его выступление на Пленуме. Вдруг оказалось, что он неправильно вёл себя за заседаниях Политбюро (молчал, а мимикой выражал несогласие). И неправильно руководил московской организацией (если бы не выступил, таких претензий очевидно не было бы).
А само выступление было дружно оценено как «незрелое», безответственное, «выступление слабака», «левацкое», «упоение революционной фразой», продиктованное не интересами дела, а амбициями и, конечно, как подрыв единства.
Вообще-то, когда все на одного – это противно (и народ это соответственно оценил). Ни Горбачёв, ни Черняев этого почему-то не поняли.
Но главное: за что?
По первому тезису: мне трудно судить, насколько справедливы были обвинения Лигачева в «недопустимом стиле». Но ведь у того же Черняева ещё до октября 1987 года проскакивали фразы о конфликте Лигачёва и Яковлева. И ведь прошло с того злополучного Пленума всего пять месяцев, как разразился скандал со статьей Нины Андреевой, где Лигачёв проявился во всей «красоте» (об этом скандале у Черняева подробно написано, надеюсь остановится на нём в одном из следующих постов3333
См. следующую заметку.
[Закрыть]). И если попытаться сопоставить вред от выступления Ельцина в октябре 1987 года и вред от действий Лигачёва в марте 1988 года, то ни в какое сравнение. Лигачёву тогда, конечно досталось от Горбачёва, но коллективной порке его не подвергли. Наверное, потому, что его тогда поддерживали Воротников, Соломенцев и другие. В общем, после марта 1988 года о единстве в Политбюро было уже неприлично говорить.
По второму тезису – о разочаровании народа. Ведь правильно было сказано. Ельцин это почувствовал, видимо, раньше других. Поскольку, я полагаю, оказался ближе к народу. А другие предавались самовнушению, провозглашая с трибун: мы, мол, всё правильно делаем, и народ нас поддерживает. Впрочем, Чернев ведь отметил, что и у Горбачева в этот период стали зарождаться сомнения. Ему бы серьёзнее отнестись к ельцинской критике, а он обиделся. И это имело непоправимые последствия.
Третий тезис – насчёт славословий. Тут сложнее. Но Ельцин ведь сказал: «со стороны некоторых членов Политбюро». Тут надо отметить (и Черняев не раз отмечал), что Горбачёв старался одёргивать тех, кто допускал славословия в его адрес. Но стремление к подхалимажу всё равно было заметным.
В частности, оно перекинулось на юбилейный доклад Горбачёва. Вот его оценки: «Доклад – не рядовой. Это политическое событие в жизни страны и партии… Очень сильный текст – и теоретически, и политически» (Рыжков); «Этот доклад ждут во всем мире. И когда изучат, проштудируют – надежды оправдаются… Доклад будет иметь огромное значение и для внутренней, и для внешней политики» (Лигачёв); «Какой рождается акт! Такие акты – это не юбилейщина. Они делают историю» (Громыко); «Смею утверждать, что это выдающееся историко-политическое произведение» (Долгих); «Очень ценный документ. В условиях гласности он будет сильно работать на перестройку» (Зайков); «Очень глубокое впечатление. И должен сказать, что трудно представить себе, что впервые после Ленина дан такой объективный анализ того, что произошло в партии и в стране» (Шеварднадзе); «Доклад – это большая веха в нашей жизни» (Чебриков); «Доклад очень глубокий – философски, политически, идеологически» (Алиев).
Кто-нибудь сейчас помнит этот доклад? Опирается на него, использует его в работе?
Я не помню, читал ли я его тогда. В моем дневнике отмечено лишь, что я частично слушал выступление Горбачёва с этим докладом.
Сейчас прочитал или перечитал. Не производит впечатление. В первом, историческом разделе оценки лишь чуть точнее, чем в учебниках и энциклопедиях брежневского времени. Умалчивается о Голодоморе, о репрессиях до 1937 года, об антисемитской кампании борьбы с «космополитизмом», о новочеркасском расстреле. Полностью оправдывается пакт Молотова—Риббентропа. Не буду продолжать, об этом можно много писать.
Второй раздел «Развивающийся социализм и перестройка» – в основном декларации. Никакой стратегии и тактики. Из него никак невозможно было предсказать, что партия будет делать в ближайший год (советы трудовых коллективов, закон о кооперации, решение о проведении альтернативных выборов и т.п.). Красивые слова о «дружбе народов», которая «для нас – святое дело».
Я сейчас читал и доклад, и обсуждение Ельцина – и припоминал, что произошло потом (и как вели себя потом критики Ельцина).
Всего через четыре месяца – карабахский конфликт и погром в Сумгаите (не предвидели его Алиев и Чебриков, или предвидели, но молчали?). Вот вам и «дружба народов»…
Всего через пять месяцев – статья Нины Андреевой (дело не в самой статье, а в том, как заставляли её везде перепечатывать и запрещали её критиковать). Вот вам и единство в Политбюро, и гласность…
Через 17 месяцев Ельцин триумфально (89%) побеждает на выборах в Москве. Горбачёв, Зайков, Лигачёв, Пуго, Рыжков, Чебриков, Яковлев и др. предпочитают избираться от ЦК КПСС, где на 100 мандатов было 100 кандидатов.
Через 18 месяцев – разгон митинга в Тбилиси с помощью сапёрных лопаток. Еще два месяца спустя – столкновения на национальной почве в Казахстане и Узбекистане.
Через 21 месяц – шахтёрские забастовки (а в октябре 1987 года шахтёр Колесников, критикуя Ельцина, громогласно заявил: «Рабочий класс и дальше будет поддерживать Политбюро»).
Через 29 месяцев Горбачёва на Съезде избирают президентом СССР и одновременно исключают из Конституции положение о руководящей роли КПСС. Тогда же Рыжкова обозвали «плачущим большевиком».
Через 31 месяц Ельцина избирают председателем Верховного Совета РСФСР.
Через 33 месяца – последний съезд КПСС. Ельцин выходит из партии. Лигачёв говорит: «чертовски хочется работать», но его не избирают ни зам. генсека, ни в Политбюро.
Через 38 месяцев Шеварднадзе заявляет об отставке с поста министра иностранных дел со словами «Мы идём к диктатуре» (вспомнил ли тогда, как реагировал на просьбу Ельцина об отставке?).
Через 44 месяца – Ельцин избирается президентом России. Его главный соперник Рыжков получает в 3,4 раза меньше голосов. Тогда же Сайкин проигрывает выборы мэра Москвы.
Через 45 месяцев Яковлев и Шеварднадзе объявляют о создании Движения демократических реформ. Яковлева исключают из КПСС.
Через 46 месяцев – Пуго вместе с другими руководителями попытались отстранить Горбачёва от власти. Во главе сопротивления ГКЧП встал Ельцин. Пуго застрелился.
Через 49 месяцев – Ельцин ликвидировал КПСС.
Через 50 месяцев – в Беловежской пуще, а затем и в Алма-Ате руководители союзных республик констатировали смерть СССР.
Добавлю, что через некоторое время Шеварднадзе и Алиев вновь стали во главе Грузии и Азербайджана. Но социализм там они уже не пытались восстановить.
Что можно сказать в заключение. Разумеется, проблемы в экономике, в социальной сфере, в межнациональных отношениях возникли не из-за того, что Ельцин неудачно выступил на Пленуме, и не из-за того, что Горбачёв неудачно на это выступление отреагировал. Но проблемы эти нужно было решать. А Горбачёв все последующие четыре года старался удержать баланс между консерваторами и реформаторами. И проблемы не решались, и авторитет был потерян и среди консерваторов, и среди реформаторов. И консерваторы всё равно попытались его устранить. Реформаторы его сначала защитили, но затем он уже был им не нужен.
Вот это, наверное, главный урок. В том числе и для будущих политиков.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?