Текст книги "Квантонавты. Пятый факультет"

3

За четыре часа лес не изменился. Коля шел, уткнувшись в комм и изредка оглядывая деревья, ища свой утренний сектор. А вот и та самая куча, где его окрикнул Тоцкий, – точнее, то, что от нее осталось.

Коля положил планшет на траву и присел, разглядывая мусор. Мусор, показавшийся ему необычным еще утром, тоже не изменился и остался необычным – как минимум в глазах Коли. Мальчик думал. Это было его любимое состояние: разрозненные мысли бродили в его голове, постепенно собираясь в вопрос, который следовало задать себе или кому-то еще.

– Медитируешь? – раздался девчачий голос возле самого уха.

Коля подпрыгнул как ужаленный, споткнулся, замахал руками, сохраняя равновесие, и Настя ловко ухватила его за плечо.

– Настя, блин! – закричал Коля. – Я чуть не…

– Тихо! – прошипела Кармен, оглянувшись. И вид у нее был такой, что Коля мгновенно утих.

Они присели.

– Ты чего тут делаешь? – спросил Коля.

– Гипотезу проверяю, – без промедления ответила девочка.

Коля прищурился.

– Следила за мной, да?

Кармен неопределенно пожала плечами.

– Я вообще-то раньше сюда пришла. Но в целом, да.

Коля поднялся и начал отряхивать штаны от иголок и травинок. Он уже оправился от неожиданного ее появления и внешне был совершенно спокоен.

– Ну и что за гипотезу ты тут проверяешь, Анастасия Геннадьевна?

Кармен встала и, тоже отряхнув одежду, оперлась спиной о дерево.

– Гипотеза заключается в следующем. – Она смотрела на него прищурившись, точь-в-точь как на совете. – Возможно, некий Николай Алтаев, доборный малёк, имел немного другие причины для своего не слишком приглядного поведения, нежели простое реликтовое мышление.

Коля посмотрел на нее долгим оценивающим взглядом.

– И?… – наконец произнес он. – Проверила?

– Представь себе.

– Так. И какой результат-то? Имел я другие причины или не имел?

– У-у!.. – сказала Кармен насмешливо. – Так ты и сам не знаешь. Заня-атный случай!

Коля громко фыркнул. С соседнего дерева сорвалась большая птица и с коротким криком улетела в глубь леса.

– С чего это я не знаю! – очень уверенно сказал Коля. – Конечно, причины были.

– А что ж ты их не сообщил на совете? – ласково спросила Настя. – Считаешь их тупее себя?

– Нет, не считаю, – пробурчал мальчик.

– Ты не знаешь, ты понятия не имеешь, почему тебе захотелось закопать этот мусор, – констатировала Кармен.

«Имею, – подумал Коля, – еще как имею! Этот мусор – не просто мусор… это необычный мусор – как они не видят?… Его надо было спрятать, чтобы осмотреть потом, ну почему они не видят?… И они не поверили бы, даже Егор Семенович…»

Настя тем временем наклонилась к куче и двумя пальцами вытащила оттуда жестяную алюминиевую банку.

– Пивная, – сказала она с легким отвращением. – «Балтика, номер три».

– Так, – мрачно произнес Коля. – Вижу.

– Смотри внимательнее на дату выработки.

Коля посмотрел.

У него на короткое время перехватило дух.

Он, отбросив непроницаемость, наклонился к куче и выудил кусок пластика – на этот раз это была раздавленная бутылка «Пепси», опоясанная этикеткой. Некоторое время он разбирал мелкий шрифт.

– Здесь то же самое.

Девочка кивнула.

– И что это, по-твоему, значит?

Коля огляделся, посмотрел вверх, еще раз огляделся, встал поудобнее и вперился глазами в кучу мусора, будто пытаясь допросить ее мысленно: кто ты и откуда здесь взялась?

– Мусор свежий, – рассуждал он вслух. – Но даты…

– Мы здесь регулярно убираем, – произнесла Настя. – Я лично тут была как минимум один раз, не считая сегодня.

– Значит, – продолжал размышлять Коля, – кто-то принес сюда напитки, выпущенные в начале XXI века, выпил их и выбросил упаковки.

– Может, и не выпил, – заметила Кармен. – Может, он сразу мусор принес и оставил.

Коля выпрямился, вынул планшет и несколько раз сфотографировал кучу.

– Так, я пойду за лопатой.

– Я принесла, – кротко сказала Настя. – Вон, за деревом. И грабли тоже.

Мальчик замолчал и некоторое время пристально на нее смотрел.

– Настя, – сказал он, – что происходит?

4

– Мне нужен друг и соратник, – говорит Настя, и ее черные глаза становятся как будто чуть светлее. – Не поклонник и не мальчик – соратник. Ты подходишь.

– Почему это подхожу? – осведомляется Коля, осторожно разгребая кучу, точнее, лужу мусора. – Может, лучше поискать друга не среди «доборных», а может, и вовсе не среди мальков? Ты ведь симпатичная, такому соратнику каждый будет рад…

– В этом и проблема, – отвечает Настя, раскладывая мусор на расчищенной земле. – Я хочу быть полезной не как симпатичная, а как умная.

– Глупости, – замечает Коля. – Раз тебе дано, надо этим пользоваться.

– А ты думаешь, я не пользуюсь, что ли? – усмехается Настя, и наклоняет слегка голову к плечу, и взмахивает ресницами.

Коля пучит глаза в ответ и разевает рот, сраженный наповал. Они смеются.

– Люди избирательно слепы, – говорит Настя, – они видят только то, что готовы видеть: капризную девочку, которой временно ударило в голову стать ученой; плохо воспитанного малька, закапывающего мусор, чтобы не тащить его на себе; мусор, который просто надо убрать и забыть… и даже не думают проверить свои убеждения. Может, девочка больше умна, чем симпатична? Может, у малька была причина так поступать, потому что он видит то, что не видно им? Может, мусор этот – след чего-то другого, возможно, важного, возможно, очень-очень важного…

– Настя, из меня соратник так себе, – отвечает Коля, ходя вдоль рядов грязных банок, бутылок, тряпок и этикеток. – Я же говорил тебе: я ленивый и не отсвечиваю и предпочитаю отсидеться в стороне, особенно когда все понятно. Только когда становится непонятно, приходится выяснять, и то обычно одному. Вот как сейчас… Откуда здесь появляются эти упаковки и банки, выпущенные в начале века? Почему они выглядят так, будто их только вчера выбросили? И самое главное, почему это озадачивает только меня, а не триста человек гениев, негодяев и чемпионов, живущих вон в тех корпусах?

– Ты не сможешь один, – говорит Настя уверенно и грустно одновременно. – Надо с кем-то разговаривать, обсуждать. Надо, чтобы кто-то тебе верил и кто-то понимал. Наконец, чтобы кто-то мог рассказать другим о тебе и о том, что ты делал, о чем мечтал и чего на самом деле добился. Конечно, хочется, чтоб таких людей было много, но хотя бы один точно должен быть. И вообще-то, кто догадался, что ты, возможно, не просто свиноподобный троглодит? Кто понял, что ты еще придешь сюда? Кто принес лопату и грабли? С кем, в конце концов, ты будешь караулить того, кто этот мусор приносит. А ты ведь будешь караулить?

– Ты молодец, спасибо, – говорит Коля, слегка смущенный. – Но тут в чем проблема – иметь со мной дело дороговато для репутации. Я и в своей школе-то не сильно отсвечивал, а тут тем более. Ты подумай хорошенько, Кармен, надо ли тебе оно?… Слушай, – неожиданно произносит он, – а если этот мусор никто сюда не приносит?

– В каком смысле, – спрашивает Настя, – «не приносит»? Откуда же он тогда?

– А что, если он всегда здесь был? – говорит Коля. – Не знаю, как это объяснить. Ну, бывает, например, что одну картину рисуют поверх другой или обои наклеивают поверх старых. И если царапнуть или если пройдет много времени, то старые обои или краска вылезают наружу – их же никто не приносил, они были на стене задолго «до», понимаешь?

– Хочешь сказать, этот мусор всегда тут был, а вылез наружу, потому что что-то состарилось, истончилось, исцарапалось… – И Кармен оглядывается на лес, смотрит на сентябрьское небо, на облака, на Колю. – Нет, – говорит она, – все пока нормально, но – ф-фух! ты меня напугал. Как ты такое придумываешь вообще, Коламбус?

– Вот, – говорит Коля мрачно, – а я тебя предупреждал, и это я еще не на полную катушку размышлял, а что будет, когда я на полную начну, я даже сам думать боюсь… Школа эта непростая – это ясно сразу, и то, что рядом с ней творится, тоже неспроста, а они не видят. А когда увидят, возможно, будет поздно.

– Может, Казимиру сообщить, – говорит девочка.

– Не знаю, – отвечает Коля, – услышит ли он. У него и так забот по горло: вчера вертолет прилетал и буза, сегодня он с кем-то по видеоконференции говорил. Ты, кстати, знаешь, что у них тут недобор?

– Знаю, – кивает Настя неожиданно. – Я когда твои данные искала, видела документы и других кандидатов – и, прямо скажем, они все были получше, чем мы с тобой, но не приехали. Почему? Да кто их знает. Меня бы тоже родители не отпустили, если бы не ревела, это же другой конец страны, они на карте-то Улан-Удэ не сразу нашли… Но Казимиру мы скажем, конечно, – неожиданно другим голосом говорит Настя, – только сначала надо собрать факты и сделать хотя бы какую-нибудь теорию. То есть если не самим обезвредить эту когнитивную бомбу, то хотя бы узнать точнее, где она находится и что собой представляет…

Коля стоит несколько секунд молча, затем протягивает ей руку и говорит:

– Хорошо. Мы будем соратники, но, смотри, никому ни слова. Для остальных мы просто дружим, как мальчик с девочкой, сошедшиеся на почве доборности.

Кармен серьезно кивает и пожимает ему руку.

– И в ознаменование нашего соратничества, – торжественно говорит Коля, – я возвращаю тебе твой планшет. Держи и не теряй больше, потому что мне соратники-растеряхи никуда не уперлись.

– Чего? – удивляется Настя. – Я не теряла планшет. Мой у меня. Вот он.

5

Коле потребовалась примерно минута, чтобы осознать, что за полтора дня пребывания в школе и буквально через несколько минут после разбора первого проступка он совершил и второй, а именно кражу. Он держал клятый планшет в левой руке, а правой с чрезвычайно задумчивым видом чесал в затылке.

Настя сдержанно улыбалась, внимательно разглядывая сосны вокруг.

– Ничего страшного, – сказал наконец он. – Я сейчас отнесу его обратно и Анне Ильиничне все объясню. Она напишет на доску – и всё, владелец найдется.

– Кто бы это мог быть? – произнесла задумчиво Кармен и, не успел Коля среагировать, быстро забрала у него планшет и провела пальцем по экрану.

Планшет оказался не заблокирован.

– Ух ты! – сказала Настя медленно.

– Настя! – воскликнул Коля.

И увидел, как скакнул индикатор включенной аудиозаписи.

Сначала они было решили, что кто-то подбросил ему планшет, чтобы подслушивать. Потом они успокоились, выключили аудиозапись и убедились, что планшет вроде бы ничего никуда не передавал, а просто записал довольно длинный, больше часа, аудиофайл. Кроме того, на рабочем экране была папка «Конф-Неап-материалы», пустая.

Кармен посмотрела на Колю, Коля посмотрел на Кармен и пожал плечами.

– Ну что делать?

Он нажал «Воспр» на аудиофайле.

Первую минуту ничего особенного не было слышно: прошли шаги, стукнула дверь, затем раздался звук, в котором Коля узнал стук клавиш Анны Ильиничны. Затем вдалеке, то есть в соседней комнате, пропел вызов, и голос Казимира Яковлевича произнес:

– Да. Я здесь. Здравствуйте, Галина Андреевна. Здравствуйте, товарищ генерал.

Коля и Настя снова переглянулись, и Коля нажал на «Стоп».

Они молчали с минуту, затем Кармен, тщательно подбирая слова, сказала:

– Получается, кто-то… оставил планшет в приемной… Неужели для того, чтобы записать то, о чем говорит Казимир с какой-то Галиной Андреевной и генералом?

– Это может быть шуткой, – предположил Коля. И сам себе ответил: – Хорошо бы…

– Да, – сказала Настя. – Если это шутка, то никакого значения эта запись не имеет. И, соответственно, нам ничего не грозит.

– В каком смысле «грозит»? – спросил Коля с подозрением.

Настя его не слушала.

– Но если это не шутка, а, скажем так, спецоперация… То запись имеет крайне большое значение. И мы должны ее сдать даже не Анне Ильиничне, а самому Казимиру.

– Не факт, что Казимиру, – сказал Коля. – На записи есть генерал. А это уже шпионаж.

– Ox!.. – сказала Кармен.

– В любом случае они, кто бы ни были, будут исходить из того, что запись мы прослушали, – рассудительно сказал Коля. – Так что…

И снова нажал «Воспр».

Они снова прослушали первую минуту, наполненную щелканьем клавиш, затем Казимир поздоровался.

– Здравствуйте, здравствуйте, – мужской голос в отдалении, слегка искаженный связью. Видимо, генерал.

– Казимир Яковлевич, Михаил Ибрагимович, – произнес звучный женский голос, чем-то похожий на голос Татьяны Алексеевны.

– Галина Андреевна, – прошептала Настя, делая пометку в своем планшете.

– Давайте сразу к делу, – сказала Галина Андреевна. – Я собрала вас на видеоконференцию потому, что ваша школа, я и к вам, и к вам обращаюсь, дальше работать так не может. Объясню почему! – повысив голос, сказала она. – Про неуспевающих по обычной, утвержденной нами программе, причем по самым щадящим ее вариантам, я давно уже молчу. Ваши «гении», полагаю, считают ниже своего достоинства учиться как обычные дети.

– Галина Андреевна, – сказал Казимир Яковлевич торопливо, – тут такое дело…

– Я все знаю, знаю, знаю! – очень напористо отрезала женщина. – И что они сдают всё экстерном, это мы давно уже проглотили, и что они якобы работают на науку и оборону страны. Вот по последнему аспекту у нас есть небольшой вопрос к вам, Михаил Ибрагимович.

– Обраща… тьфу, слушаю, Галина Андреевна, – пробасил генерал.

– Вот одна из программ, видно на экране? Это, я так понимаю, одна из ваших программ.

– Возможно.

– Не «возможно», а именно ваша! – очень жестко проговорила Галина Андреевна. – Вот, по тем данным, что предоставил нам Казимир Яковлевич и школа, этой программой занимались, я читаю фамилии: Щабельский, Малиновский, Хорьков, это руководитель группы, Пашутин, Тоцкий и еще двадцать примерно человек. Из них преподаватели – это Щабельский и Малиновский, остальные ученики разных классов, от седьмого до десятого, включая и Хорькова, он на тот момент был в восьмом.

– Да, все верно, – подал голос Казимир Яковлевич. – Я эту страничку помню, долго мы ее согласовывали… Прошлый год.

– Это не важно, – сказала Галина Андреевна. – Суть программы в том, что разработан прибор мононаправленного сверхскольжения, предназначенный, цитирую, «для аварийного расцепления частей и деталей двигателей машин в диапазоне температур от двухсот до трехсот Кельвинов».

– И это верно, – сказал генерал. – Прибор скоро выходит на госкомиссию. Вы к чему вообще все это, товарищ замминистра?

У Коли и Насти одинаково открылись рты. Замминистра?!

– А вот к чему! – Галина Андреевна даже взвизгнула. – Я смотрю каталог научных публикаций по этой теме, вот он, на вашем экране, в том числе и военный индекс, – допуск, слава богу, у меня имеется, – и что же я вижу, Казимир Яковлевич? Вот одиннадцать публикаций по этому сверхскольжению, в том числе и слово в слово та самая работа, которую вы тут мне выдаете за творчество ваших учеников и преподавателей. Но подписанная не ими, а нормальными, взрослыми сотрудниками нормального специализированного НИИ некристаллических материалов и сплавов. Как это понимать, Казимир?

– Э-э… – протянул директор.

– Я в ужасе, в ужасе посмотрела выборочно ваши так называемые прорывы за последние два года и обнаружила, что в четырех случаях из пяти ваши ребята и сотрудники никакого отношения к этим самым прорывам не имеют. Публикации-то не их! А? Как это понимать? Вы что, за дурочку родное министерство держите? Думали, что у нас не хватит ума или допуска проверить, что там за открытия вы в отчетах рисуете, прикрываясь Министерством обороны? Думали, раз вам военные допуск дали к индексу статей, можно их работой свой балаган прикрывать?

Короткая звенящая тишина.

– Вот, собственно, я это и хотела сообщить, Михаил Ибрагимович, – другим, усталым голосом сказала замминистра. – А вы уж дальше сами думайте. Конечно, все это станет известно всем заинтересованным ведомствам. Без обид. Мы со своей стороны формируем чрезвычайную комиссию для проверки.

– Товарищ генерал, – голос Казимира Яковлевича был тих и увещевающ, – Михаил Ибрагимович, объясните, пожалуйста.

– Да уж, будьте добры! – язвительно сказала замминистра.

Снова наступила небольшая пауза. Генерал прокашлялся, и даже на записи было слышно, что он испытывает серьезные затруднения.

– Галина Андреевна, – начал он, – тут такое дело… Кгхм… Как бы это сказать-то?… В общем, это наша вина. Ребята и школа действительно разрабатывают приборы. Сами. Это их работа.

– Погодите, погодите… – сказала Галина Андреевна. – Вот же публикации. Вот индекс, это же рецензируемые журналы. Там их фамилий нет.

– Да, верно, – произнес генерал. – Дело в том, Галина Андреевна, что когда мы принесли первые результаты школы в наши КБ и НИИ… То неожиданно… Там, вы поймите, тоже люди работают, опытные, со стажем, некоторые даже академики. А тут, значит, какая-то шпана, извините, я образно, Казимир Яковлевич, в общем, какие-то дети и аспиранты дают результат и всю работу их того, под нож.

– Так-так-так… – медленно проговорила женщина.

Казимир Яковлевич кашлянул.

– В общем, практика показала, что результаты лучше представлять им анонимно, без указания настоящих авторов, то есть детей. Иначе работа не идет, потому что наши специалисты, вместо того чтобы воплощать идею и развивать ее, изо всех сил занимаются ее опровержением. Не все, конечно, но, скажем так, ключевые персоны. А это огромные средства, плюс к тем, которые мы уже потратили на школу. Психология, Галина Андреевна. Мы теперь говорим, что вот, опытный образец из смежного НИИ, авторы из закрытого перечня, ссылаться не на что, поэтому если разрешаем публиковаться, то публикуйтесь, как будто это вы.

– И публикуются. И работа идет нормально, – негромко сказал Казимир Яковлевич. – Ничья гордость, ничей опыт, ничье положение и заслуги не ущемлены и не подвергаются опасности. А дети что? Дети вырастут, у них еще будет результат. Верно ведь, Михаил Ибрагимович?

– Мы с вами этот вопрос обсуждали, Казимир Яковлевич, – сказал генерал скучным голосом. – Без такой анонимности, увы, нет продукта, а без продукта и в вашей школе смысла для нас нет. Вам вообще грех жаловаться.

– Да я что, я ничего, – кротко сказал директор. – Вот Галина Андреевна только недоумевает. То есть недоумевала. Настя, чего тебе?

– Я быстро, – сказал Настин голос. – У Коли Алтаева куратор на месяц.

– Хорошо, – сказал директор. – Но в следующий раз не мешай нам. Так что, Галина Андреевна?

Раздался короткий треск.

– Ох… – сказал генерал. – И не попрощалась.

– Тоже никак не привыкну, – поддакнул директор. – Видать, занятой человек.

На записи отдаленно послышались другие голоса, среди которых Коля не без некоторого неприятного чувства узнал и свой: «Похоже на фантастику какую-то». – «У-у… – произнес голос Булата Баировича. – Исключения – это не фантастика, а обыденность. Поживите с мое, молодой человек, и вы поймете всей своей уже изрядно потертой к тому времени кожей, что…»

– У нас еще есть вопросы, Михаил Ибрагимович? – спросил директор.

– Есть один небольшой, – ответил генерал. – Кляпичев – это из-за нас?

Директор долго молчал, затем произнес погасшим голосом:

– Нет, Михаил Ибрагимыч. Думаю, Саша – это не из-за вас. Скорее, из-за академии. На приоритет и публикации ему плевать. Где проще работать, там и остался.

– Понятно, – сказал генерал. – Ну тогда бывай здоров, Казимир.

– До свиданья, Михаил Ибрагимович.

Здесь стукнула дверь, и голоса пропали, оставив только щелканье клавиш. Еще через несколько секунд послышалась возня, и все звуки будто утонули: Коля засунул планшет себе в ранец.

6

Планшет вернула Настя на следующее утро, легко и непринужденно, Коля аж позавидовал.

– Анна Ильинична, – сказала Настя, заглянув в приемную. Коля стоял рядом и подслушивал с независимым видом. – Тут вчера мне планшет принесли, думали, что мой, но это не мой.

– Вот он! – обрадовалась секретарь. – Это который Олег Михайлович оставил вчера. Ну молодец, Настенька, спасибо!

– Какой Олег Михайлович?

Последовала красноречивая заминка.

– Олег Михайлович – это мой знакомый. – Даже по голосу было понятно, что Анна Ильинична залилась краской. – Настя, тебе на урок пора идти. Я передам планшет.

– До свидания, Анна Ильинична.

Настя вышла из приемной, закрыла дверь и закатила глаза.

– Это ухажер ее, – сказала она с отвращением. – Он бегает в лесу вокруг школы, кажется, спортсмен какой-то. Я почему-то думала, что он больше Татьяной Алексеевной…

– Пошли, мы опаздываем, – сказал Коля, чувствуя, как пылают кончики ушей. – Запись, наверное, случайно включилась, когда планшет на пол упал. «Портос» глючная система же.

– Жаль, что не шпион, – сказала Настя мечтательно. – Я бы хотела половить настоящего шпиона.

– Думаешь, шпионам нужна наша школа?

– А думаешь, не нужна?

Здесь Коля задумался, а Настя продолжила:

– Так, соратник… – Она понизила голос. – На обдумывание нам неделя.

– На обдумывание чего? – удивился Коля.

– Всего. – Кармен выразительно округлила глаза. – Наш следующий семинар назначим на понедельник, у меня там почти свободный день. Думай над вопросами, которые будем обсуждать.

– Семинар, значит, – уточнил Коля. И кивнул: – Семинар так семинар. Ты файл сохранила, кстати?

– Конечно.

– Молодец! А то я как-то…

– Видишь, насколько легче с соратником?

Коля снова кивнул и только собирался обсудить с ней, что имел в виду Булат Баирович, когда сказал ему позавчера «не теряйся, когда пойдешь к директору», но они уже подошли к кабинету литературы, и зазвенел звонок. Коля взглядом попрощался с Настей и сел рядом с Пашкой Говорковым, который уже раскладывал принадлежности на столе.

В класс стремительно вошел кандидат физмат-наук Жанчип Сергеевич Жапов, также известный по прозвищу Жанжан. В руках у него была книжка.

Класс загремел партами и стульями, вставая.

– Здравствуйте, дети! – энергично сказал кандидат физматнаук.

– Здравствуйте, Жанчип Сергеевич! – нестройно отозвался класс.

– Возможно, это не мое дело, – сказал кандидат физматнаук, – но… как бы уже можно сесть.

– Ага! – весело отозвался класс и снова загремел партами и стульями, на этот раз садясь.

– Вот! – с какой-то победной интонацией произнес Жанчип Сергеевич и поднял книгу над головой. – «Белый Клык»! Джек, так сказать, Лондон! Учебным планом нам отведен на эту книгу целый академический час.

Коля во все глаза смотрел на кандидата физматнаук.

– Пашка, – прошептал он, склонившись к соседу и все так же таращась на Жанжана, – что это? Олимпиада Прокопьевна заболела?

– Почему? – удивился Пашка.

– Так ведь Жанжан…

– Коля, ты дебил! – сердито прошептал Пашка. – Олимпиада Прокопьевна ведет русский, а это литература.

– Говорков, Алтаев! Вас никто не неволит, – все так же весело сказал Жанжан. – Если вам неинтересно…

– Извините, Жанчип Сергеич, – сказал Пашка и сердито зыркнул на Колю.

– Извиняю, отчего же не извинить. Так вот, начнем с того, что лично я этого произведения не понимаю. Точнее, всех этих сурово-сентиментальных восторгов вокруг него. Но учебный план безжалостен, и поэтому давайте вместе разберемся, что же в этой книге такого… – Здесь Жанжан сделал правой рукой легкий летящий жест вращательного характера.

Коля поднял руку.

– Что, Алтаев?

– А зачем вы тогда беретесь нам про нее рассказывать?

Жанчип Сергеевич посмотрел на Колю внимательнейшим образом.

– Я вообще-то не собираюсь вам о ней рассказывать. Напротив, надеюсь, что все будет с точностью до наоборот. И раз уж на то пошло… Если история Белого Клыка нашла отклик в сердцах людей, которые являются наиболее сложными известными нам существами, самоорганизованной мыслящей материей, то с большой вероятностью в этой истории что-то есть. И причина такого отклика крайне важна. Соответственно, ни один ученый, тем более физик или математик, пытающийся понять сложность реальности, не имеет права игнорировать такие явления.

Жанчип Сергеевич одновременно и говорил, и набрасывал на доске схему: в центре появилась голова волка с подписью «Белый Клык», от нее потянулись линии к пустым и безымянным пока кружочкам.

– Все равно что отрицать существование Солнца, Луны или «черных дыр», – продолжал он. – Если мы будем закрывать на это глаза только потому, что этого не понимаем, мы пойдем по пути мракобесия, в том числе и научного. Так что надо разбираться, хотя бы в общих чертах, в том, что двигало волчицей Кичи, Серым Бобром, Красавчиком Смитом, мистером Скоттом и конечно же самим Белым Клыком, иначе вы не ученые, а просто личинки будущих догматиков.

– А в учебнике не так написано, – растерянно сказала Света Проньшина.

Некоторые засмеялись. Но этот недружный смех быстро смолк. Все внимательно смотрели на учителя.

– По учебнику преподавать неинтересно, – сказал Жанжан. – Это во-первых. А во-вторых, на этот урок вы должны были прийти, уже прочитав эту книгу. Поднимите руку, кто это сделал?

Коля с некоторым изумлением увидел, что почти все его одноклассники подняли руку.

– Неплохо, – сказал Жанжан. – Опустили руки, раз-два!

Коля снова поднял руку.

– Алтаев, – сказал Жанжан, – а ты настырный. Что еще?

– Жанчип Сергеевич, а зачем это вообще надо – читать книги?

– Ого! Широко ставишь вопрос, – с веселым удивлением сказал Жанжан, затем задумался. – Хотя… при всей своей кажущейся очевидности вопрос не лишен смысла. Ну? Кто-нибудь поможет с версиями, пока пожилой человек перетряхивает талмуды своей памяти?

– Чтобы интересно было! – крикнул со своего места Пашка.

И понеслось:

– Чтобы узнавать, как было раньше!

– Или чтобы узнать, как будет в будущем!

– Чтобы про приключения!

Жанжан поднял руки, останавливая эту лавину выкриков с места.

– То, что вы говорите, это все, конечно, высказывания правильные, но частного характера. А ваш коллега хочет получить, я так понимаю, ответ общий. Так?

– Так, – сказал Коля.

Учитель ненадолго замолк, перебирая пальцами воздух.

– Попробуем сформулировать… Чтение книг – это возможность примерить на себя жизненные ситуации. В том числе очень серьезные. – Он говорил медленно, постепенно утрачивая свою обычную веселость. – К примеру, я убежден, что никому из вас не придется воевать. Но если враг нападет на нашу страну, откуда вам знать, как вы поведете себя в этой ситуации?

– Как – откуда?! – возмущенно сказал Саша Сенчихин. – Да любой встанет на защиту!..

– Нет, не надо говорить за всех, – остановил его Жанжан. – Прежде всего, каждый из вас должен ответить на этот вопрос сам для себя. Вы ведь кандидаты в ученые. И вы должны знать, что основа точного знания – это опыт. И если нет возможности воссоздать точные исходные условия – скажем, из-за масштабов, то…

– То мы работаем с моделями, – сказала Настя.

– Именно! – поднял вверх палец Жанжан. – Вы читаете книгу, вы получаете ситуацию, вы примеряете ее на себя. Надеюсь, что другой возможности побывать на войне у вас не будет. Но, по крайней мере, вы примерите и задумаетесь. Ага… Что-то непонятно, Сенчихин?

– С книгами ясно, – упрямо сказал Сашка. – А вот зачем нам, к примеру, русский язык? Все же знают его в объеме, достаточном для общения. Ну, в смысле, зачем все эти правила изучать? Там же логики никакой и избыточно все. Скажем, напишу я «ви-ла-си-пет». Ясно же, что не мотоцикл имеется в виду.

Кое-кто в классе прыснул. Неграмотность Александра Сенчихина уже успела стать притчей во языцех, а фраза «Бесграматность не порог», написанная им в первом же сочинении, стала девизом тайного общества противников пунктуации, орфографии и синтаксиса.

– Изучать русский язык, коллега Александр, – сказал Жанжан, с неподражаемой легкой грустью глядя на ученика, – наверное, нужно в том числе и затем, чтобы точно формулировать вопросы, которые поначалу кажутся идиотскими.

Он поднял вверх правую руку и резко опустил ее вниз, прерывая зарождающееся веселье.

– Так кто мне скажет, о чем на самом деле эта книга?