Текст книги "Последний дар Эбена"

Все остановились и замерли. Беспорядочный шепот внезапно прекратился. Воцарилось гробовое молчание. Эмма, говорила с Соней, но оглядевшись, мгновенно затихла. Каждому новичку было ясно, что директор здесь самый уважаемый и главный человек. Он громко прочистил голос и начал свою торжественную речь с приветствия первоклассников. Через некоторое время Эмма перестала воспринимать его слова, хотя и слушала с благоговейным трепетом речь главы всей школы. Сплошным сухим потоком лились его поздравления. Это и понятно, если тебе приходится из года в год произносить одну и ту же монохромную речь. Волей – неволей однообразность застилает смысл слов. Какая ответственность лежит на директора, и какой он умный, подумала Эмма. Зеленые глаза его сверкали пронзительным блеском и напоминали некого хищника. При этом он не забывал жестикулировать руками, да так усиленно, что казалось, намерен был поймать что-то непокорное в воздухе и подчинить безоговорочной своей власти. Как хорошо, что им не надо будет часто встречаться в стенах школы. Директора же сидят в своем кабинетах и раздают приказы, думала она. После директорского «ура», вся толпа разразилась громкими аплодисментами и тот со своей дирижерской позиции, взмахнул рукой и распустил всех, даруя амнистию до следующего дня. За те два часа, что они провели в школе, это можно было назвать самым приятным моментом для Эммы. Они уже направлялись домой, когда рядом с ними возникла Соня со своей мамой.

– Видела учительницу?! Она учила еще сестру мою. Если ты хорошо учишься, то она пятерку может и на всю страницу тетради поставить! – сказала Соня.

– Врешь?!

– Дина показывала мне. Я сама не верила, пока она мне не показала. Для этого надо хорошо учиться. Не каждый так может, – сказала Соня, многозначительно улыбаясь. – Дина поможет мне получать такие пятерки. Я уверена, мои будут даже больше, чем ее.

– Вот здорово! – сказала Эмма и чуть позже испуганно добавила, – а четверка или тройка? Их тоже поставят на весь лист???

– Неет! Ты что! Их ставят внизу очень маленькие. Потому что они никому не нужны. Мне лично они не нужны. И я не собираюсь их получать, – сказала Соня и злобно покачала головой.

– Тогда хорошо! – улыбнулась Эмма, она представила, как бы расстроились дома, если бы она вдруг получала тройки или двойки, еще хуже, если они будут такие громадные, как их описала Соня. Какой позор! Бабушка ей все время твердила, что в их семье, да и вообще в роду у Гринов, плохих учеников еще не было.

– Ладно, завтра увидимся, – сказала Соня.

– Заходи, вместе пойдем в школу! – крикнула ей вдогонку Эмма.

– Хорошо. Пока.

Ворота дома с шумом открылись, кто-то ждал их за ними. Видимо вынужденное одиночество было не по душе Агате. Завидев их вблизи, она выскочила оттуда и вприпрыжку побежала навстречу. Затем покашляла немного, прежде чем засыпать их своими вопросами. Мама взяла ее за руку и начала рассказывать про школу. Агата кусала ногти, – это у нее означало крайнюю степень любопытства и внимания. Она слушала и не моргала. Эмме было интересно, чем занималась Агата, когда их не было. Нередко мирные игры младшей сестры приводили в негодность ту или иную вещь, Эмма надеялась, что ее вещи все целы и невредимы.

– Все хорошо, мама, – говорила Агата, – я смотрела мультики, потом слышу, собака лает. Я вышла и накормила ее. Арчи теперь очень довольный и сытый.

– Умница, моя!

Мама нежно потрепала копну солнечных волос. От этого глаза Агаты засияли радостным зеленоватым блеском. Она была настолько горда, что пропустила мимо ушей язвительные ухмылки Эммы.

– А что ты ей дала, дорогая? – продолжала мама.

– Ааааа, в мешке, который у огорода, корм стоял. Я и насыпала большую миску собаке. Ей очень понравилось.

Больше расспрашивать не пришлось. Картина щедрости Агаты представилась во всей своей великолепной красе. Спустившись по лестнице, они увидели свою черную маленькую дворняжку с огромной переполнившейся миской белого сыпучего вещества. Мука была повсюду, и около собаки и на собаке. Она, давясь, жевала это и временами кашляла белым дымком. Увидев свою щедрую хозяйку, собака пришла в буйную радость. Задыхаясь, она метала из приоткрытой пасти клумбы муки и изо всех сил рвалась с крепких цепей, высунув свой розовый длинный язык. Агата в восторге улыбалась и гладила собаку. Мама решила на этот раз ничего ей не говорить. Хорошее дело, даже с незначительными последствиями, все же лучше, чем плохое дело с удачным исходом.

– А меня она укусила в тот раз, когда я ей муки насыпала! – жаловалась Эмма Агате, – плохая собака!

– Это ты плохая, а не Арчи! – Агата усиленно выбивала и вытряхивала муку из шерсти пса, словно из какого-то пыльного залежалого коврика. Вокруг собаки подымалось пушистое белое облако. А тот лишь лизнул ей нос и радостно залаял, повиливая маленьким хвостом.

– Пошли, Агата, ты сама уже вся в муке. Между прочим, это была специальная мука для куриц, – смеялась Эмма.

– Даа??

Агата успешно сделала вид, что ничего не знала об этом.

– Да!

– Ну, ничего, Арчи поделится с ними своей едой, – сказала Агата.

– Твой этот Арчи умеет только яйца у них воровать, – съязвила Эмма, – бабушка видела, как в кустах огурцов она разбивала яйцо.

Агата, в ответ лишь разразилась смехом и быстренько убежала домой. Арчи проводил ее жадными глазами и улегся на свое место. Несмотря на старания Агаты, хвост и голова, от кончика носа до макушки, были все еще в муке. Эмма осторожно обошла собаку и зашла в дом. До наступления завтрашнего дня она свободна.

Глава 6. Черный котенок с белым сердцем

А завтра, уже, наступил вторник, как положено, не опоздав и не задержавшись ни на секунду. Все же Эмме его приход показался преждевременным вторжением незваного гостя в закрытую дверь безмятежного спокойствия. Под самым ее ухом беспокойно вздрагивал, дребезжал будильник. Все пел и пел пробуждающую песнь наступившего утра, пока рука в полутьме не нащупала, наконец, выключатель. Эмма пролежала еще минут десять с открытыми глазами, прежде чем глубоко вздохнула и встала. В этом заслуга чудесного запаха, который проникал в открытую комнату Эммы и звал идти за собой. С кухни доносились привычные звуки кастрюль, чашек, веселые разговоры мамы. Она как обычно успела встать раньше всех и готовит для них вкусный завтрак. Аромат бодрящего какао заполнил комнату. Пожалуй, она может и одеться уже. На стульчике рядом с кроватью неизменно лежала приготовленная форма и портфель на полу, что живо напомнило о новой для нее роли. Она действительно пойдет в школу учиться, и сегодня, и завтра и всегда будет ходить, а родник и таинственное видение были беспощадно раздавлены и забыты реальным образом школьного портфеля и черно – белой формой. Эмма медленно одевалась. Она думала, что быстро, но вопреки желанию тянула каждое движение. Наконец умывшись, расчесавшись, она решила, что вполне готова и вышла в гостиную. Агата была уже на месте и копалась с вареным яйцом, который лежал на детской пластиковой подставке с куриными лапками у основания. Без своей причудливой посуды, сестра отказывалась, есть яйцо.

– Арчи яйцо принес, – засмеялась Агата и сильно ударила по скорлупе.

Хлоп, хлоп. Яйцо упорно не поддавалось ее стараниям.

– Собаки не носят яйца! Он их сам ест, – ответила Эмма.

– И что! Ему тоже хочется иногда яйцо съесть, никто же ему не сварит, вот он и крадет их, – Агата не унималась.

Эмма, было, открыла рот, чтобы ответить, но отрезвляющий взгляд матери опередил ее.

– Эмма поторапливайся, ешь быстрее. Ты же можешь опоздать в первый день в школу, это нехорошо, что подумает о тебе твоя учительница?! – сказала мама.

Нельзя было испугать ее сильнее, чем этими словами. Эмма обиженно села глубже на стуле и смотрела, как мама наливает ей в стакан какао. Агата никак не могла разбить яйцо. Раздражающие удары ложкой так и сыпались на скорлупу. Либо она делала это специально, либо яйцо было каменное. Либо и то и другое вместе. Бабушка, сидящая рядом с ней, с шумом бросила чашку на блюдце. Эмма вздрогнула.

– Дай я разобью тебе, детка! – сказала бабушка, крепко стиснув зубы, и потянулась, чтобы взять у внучки ложку.

Агата немедленно остановила свои попытки, пристально посмотрела на свою бабушку, вздернула кверху аккуратный носик, маленькая рука стиснула ложку сильнее, затем, все с тем же пристальным взглядом посматривая на бабушку, ударила что есть мочи по яйцу и раскрошила его до половины. Это была уже не еда, а хрустящая каша из скорлупы с белком. Желток грациозно растекался по тонкой куриной ножке и капал на белую скатерть.

– Слава Богу, свершилось! – не выдержав, вскрикнула бабушка, – вот теперь успокойся и ешь спокойно уже свое яйцо. Не то собаке отдам!

Агата лишь тихо засмеялась над сердитыми упреками своей бабушки. Эмма, наконец, покончив с едой, выбежала на улицу. Вдали, она заприметила Соню. Нехотя плелась она по направлению к ней. Видимо непривычно раннее утро успело согнать всю вчерашнюю спесь воодушевления с лица подруги. Соня помахала ей и побежала навстречу.

– Нам нельзя опаздывать, – сказала Эмма, – учительница вчера говорила, что мы должны быть на месте, когда прозвучит звонок.

– Да, наверное, пошли быстрее, – Соня нахмурила брови.

Крепче сжав лямки своих портфелей, они ускорили шаг.

Вся дорога занимала у них не больше пятнадцати минут при размеренном шаге. Вскоре показалось здание школы. Рядом с ними шли и другие ученики. Кто-то вяло тащился, кто-то весело шагал. Некоторые громко болтали и между делом пинали ногами подвернувшиеся камни. Не успели они войти, как откуда– то сверху внезапно раздалось истошное дребезжание и грохот школьного звонка. Эмма закрыла уши. Этот гневный призыв буквально оглушил ее своим непривычным звуком. Такая маленькая вещь с виду и такой громкий звук, возмутилась про себя Эмма, когда невольно посмотрела на стену. Он отсчитывал время и грозил заливающимся неприятным голосом, требуя поторапливаться, не опаздывать на уроки. Наконец, неприятный визг звонка прекратился. Девочки побежали по ступенькам вверх. Хорошо, они не последние, кто-то еще протискивался незаметно в дверь. Виднелась стройная фигура учительницы. Она стояла лицом к двери и провожала оставшихся учеников приветливым взглядом, затем закрыла дверь. Как она впоследствии поняла, все опасались садиться близко к учительской парте, которая была посередине, поэтому она села на свободную вторую парту. Соня расположилась рядом, деваться некуда. По ее лицу видно было, что это ей совсем не по душе. Когда было понятно, что все места заняты, и что никто уже не появится, учительница попросила всех встать. Оказывается это школьное приветствие, и уже не нужно хором кричать «здравствуйте». Все уселись обратно, и начался первый урок родного языка. Эмма оживилась. Ей нравился урок, отчасти потому что многие буквы она уже успела выучить и теперь наслаждалась обучением, и урок ей показался не таким уж сложным. Вскоре она настолько вошла во вкус, что сама поднимала руку и с готовностью отвечала на вопросы учительницы. Эмма обнаружила, что таких девочек было немного, еще меньше мальчиков, потому что они не особо интересовались уроком, либо смущались. Однако мало-помалу они начинали присоединяться и тоже поднимали руки.

Эмма прилежно училась и неудивительно, что она подружилась и легко нашла общий язык с теми девочками, которые не отставали от нее в учебе и примерно себя вели на уроках. Они начали помогать друг другу советами и проверять вместе домашние задания. Одну из них звали Инесса – коротенькая девочка с прямыми черными волосами. Эмма подметила сразу, как той, с ее миниатюрными чертами, к лицу ровное каре. Сама она, мучаясь со своей роскошной копной, завидовала прямым послушным волосам других девочек. А те, скорее всего с тайным восхищением смотрели на курчавые пышные волосы Эммы. Извечная неразрешимая дилемма среди девчонок. Инесса постоянно щурилась, видимо, когда ей что-то было непонятно, так, по крайней мере, думала Эмма, пока не заметила, как Инесса временами тихонько доставала футляр с очками, затем тайком засовывала их обратно в портфель. При этом большую часть времени она предпочитала щуриться. Наверное, тяжело ей учится так, думала Эмма. Хорошо, что их учительница оказалась человеком учтивым и очень внимательным. Собственно по этой причине миссис Барнет, предусмотрительно посадила Инессу на первую парту, откуда она могла лучше видеть все, что написано на доске и не так мучится. Рядом с Инессой сидела Луиза – самая высокая среди них девочка с гордой прямой осанкой, карими глазами, задумчиво смотревшими из-под густых черных бровей. Лишь темно-каштановые волосы опускались густыми плавными волнами почти до пояса, придавая мягкость и красоту строгой фигуре. Рядом с самой Эммой на второй парте, сидела улыбчивая Лили, – жизнерадостная девчонка с голубыми глазами, которые отражаясь блеском золотистых волос, казались лучезарными звездочками. Соня предпочла сесть на одну из дальних парт. Мало-помалу, увеличивая запас знаний и терпеливо посещая уроки, они превратились в лучший передовой состав класса, их ставили в пример и по всем важным поручениям учительница в первую очередь обращалась именно к ним, как к самым ответственным и исполнительным ученикам или попросту по причине того, что они сидели ближе к ней. Пятерки действительно оказались большие, некоторые на весь листок тетради, вот только Соня их видела в своей тетради нечасто и от этого легко раздражалась и нередко приходила в ярость. Хрустальная корона ее величия быстро разбивалась об каменные школьные реалии, что, однако не мешало ей гордо носить оставшиеся осколки былой славы. Она воспринимала это не как личную вину, а банальную ничем не заслуженную несправедливость по отношению к хорошему ученику. Постепенно получилось так, что, те из них кто хорошо учился, сидели на первых рядах. Те, которые учиться не хотели, намного лучше себя чувствовали на задних рядах классной комнаты, где наивно надеялись не показываться на глаза учителям и избежать худшей кары. Ведь у них могли спросить домашнее задание. Это, надо сказать не очень то и работало в их случае. Все получалось с точностью, наоборот. В основном только и спрашивали у тех, кто не проявлял особых рвений к учебе и не готовил домашние задания. Эмме легко удавалась учеба, поэтом она и любила учиться. Гибкий ум и отличная память позволяли ей быстро осваивать новые материалы, но самое главное, усидчивость и терпение, неизменно приводили к хорошим оценкам. Постепенно появилась математика. Учительница, миссис Стоун показалась Эмма строгой, но зато справедливой. Ей нравилось забегать вперед и знать все раньше других и намного больше, чем одноклассники. На обратной стороне тетради была таблица умножения. Она частенько посматривала туда, пытаясь на ходу все запомнить, хоть и должны они были пройти их нескоро. Ей казалось, если она не поторопиться, может отстать потом от других. А этого она боялась больше всего. Можно и не упоминать, что когда она получала четверку, она воспринимала это как сильную, непоправимую обиду. В такие моменты ей становилось не по себе. Она думала, что подводит других, теряет при этом уважение подруг, хотя на лицах других детей не видно было даже тени смущения при сравнительно больших проступках. Большим удивлением обернулась для Эммы последний день этой недели. В пятницу у них было намечено четыре урока, и последний по расписанию значился урок физической культуры. Эмме, как и другим ученикам, в первый раз приходилось идти на это занятие. Урок физкультуры приравнивался в ее представлении к играм и всяческим развлечениям, которыми итак была полна ее маленькая жизнь, поэтому в какой-то степени была равнодушна к нему, и никак не могла воспринимать его всерьез. Ответственность и дисциплина требовали, чтобы она ходила и на эти уроки, волей-неволей приходилось подчиняться. Попрощавшись с учительницей, они вышли из класса, вместе со всеми своими вещами, чтобы иметь возможность сразу после него пойти домой, так как это был последний на тот день урок. Эмма спешила, ей не хотелось опаздывать на первый урок, да и нужно следовать за остальными. Мысль, что придется войти в незнакомое помещение одной, смущала ее. Подбежав к первой платформе, у главного входа, они открыли дверь и неспешно зашли. К счастью, там никого еще не было, кто бы напоминал собой учителя. Началась толкотня, суета и мимо них мальчики с шумом пронеслись в зал, а девочки прошли направо, где стояла отдельная комната – раздевалка для мальчиков и девочек. Мальчики, однако, решили, что им не надо переодеваться и уже гоняли, баскетбольный мяч по паркетному полу большого спортивного зала. По краям помещения стояли коричневые длинные скамейки. Эмма успела разглядеть, свисающие со стен веревочные лестницы и толстый плетеный канат. Если кто-то и сможет подняться по нему и одолеть такую высоту, тому, очевидно, придется очень туго. Девочки потащили свои вещи в раздевалку, где, в один длинный ряд, стояло множество длинный узких шкафчиков. Эмма прислонилась к одной из них и задумчиво начала зашнуровывать кроссовки. Тишина нарушалась громкими непонятными выкриками. Она прислушалась к бесцеремонным звукам, раздававшимся из большого зала. Там шла непрерывная толкотня. Кого-то ударили тяжелым мячом по голове, в ответ пошла недетская ругань, которая все усиливалась, и становилась уже нестерпимой. Видимо тот, кого ударили, не смог вынести нанесенной ему горькой обиды, а затем все это резко сменилось заливным смехом и восторженными окриками.

– Кто-нибудь, видел, как выглядит наш учитель физкультуры? – спросила Инесса.

Все пожимали плечами и поглядывали друг на друга.

– Надеюсь, он не очень строгий. Я не смогу долго бегать, если он заставит бегать кругами. По мне совершенно бесполезный урок. Ну, кому он нужен?! – возмущенно говорила Луиза.

С широко открытыми глазами она уставилась на остальных девочек в поисках поддержки. Другие не очень разделяли ее мнения и смиренно заканчивали переодевание.

– Пойдемте быстрее, скоро начнется, – сказала Эмма. Девочки подождали немного, когда Лили, наконец, завяжет второй кроссовок и вместе побежали в зал. Ожесточенная борьба за владение мячом продолжалась и нарастала с каждой минутой, грозясь, превратится в нешуточную перепалку. Зашли они как раз вовремя. Задержись они хоть на секунду, и быть может беды им не миновать. Вслед за ними, подобно неотвратимой фурии в зал влетел директор школы, сам мистер Ринат Бедук. Дверь он распахнул то ли ногой, то ли одновременно обеими руками, но шум получился стремительный и громкий. Всем почудилось, что они успели слететь со своих петель. Мальчики, перепугавшись, тут же бросили свой ненаглядный мяч. Впервые им всем пришлось столкнуться с директором на одной узкой территории. Надо было видеть, как они стремглав, спотыкаясь, и ударяясь друг о друга, побежали и растянулись в одну линию рядом с девочками. В этот момент они вероятно думали, что своим вызывающим поведением прогневали верховного правителя, царя Ирода, и теперь он пришел, чтобы расправиться с непослушными детьми. Эмма с подругами нервно зашушукали между собой, с восторгом и вместе с тем со страхом улыбаясь друг другу. Какое неожиданное совпадение, что сам директор школы будет преподавать им урок физкультуры. Могущественная личность директора тут же подняла уровень значимости никому ненужного занятия до недосягаемых высот. Здравый смысл подсказывал им, что нужно встать прямо, а страх слепил из них неподвижные статуи из живой трясущейся плоти, жестоко провинившихся детей. Директор окинул всех величественным уничтожающим взглядом, изобразив на лице, насколько смог, широкую радушную улыбки. Одет он был в тот же грязно-зеленый костюм, в котором он говорил торжественную речь на линейке первого сентября, да и все остальные дни тоже оставался верен ему. Костюм был такой же почтенный, как и та должность, на которую из года в год неизменно занимал один лишь бессменный мистер Бедук.

– Вижу у меня сегодня новенькие, – произнес он.

В гробовой тишине голос его был скорее угрожающим, нежели дружественным, хоть он и улыбался при этом так широко, что глаза сужались и пропадали. Слова у него вылетали быстро, отчетливо, безо всяких ненужных пауз, на одном дыхании, как будто он собирался дрессировать роту собственных солдат.

– Не все успели приготовиться к уроку, смотрю. Ничего, ничего. В следующий раз успеете. Встать в одну прямую линию, смирно! Вот так. А ну там прекратить разговоры.

Один большой прыжок, и он оказался уже напротив толстенького мальчика. Тот, выпучив глаза, мгновенно затих. Эмма чуть повернула голову направо, чтобы взглянуть на бедную жертву. Круглое лицо мальчика прямо на глазах поменяло свой естественный цвет из бледного оттенка в пурпурно-алый, потом снова резко побледнело. Когда тень директора упала на его лицо, он весь съежился, попытался спрятать на всякий случай голову подальше в плечи.

– Я значит, тут анекдоты вам рассказываю, веселые, а? Пончик?! Или ты смеешься надо мной, может?! – сказал директор и впился в него глазами.

Затем он схватил мальчика за щеку, и крепко ущипнув, медленно вытащил из линии. Дети, в полнейшем ужасе смотрели на них, с минуты, на минуту ожидая страшной развязки. Эмма считала гулкие удары своего сердца. Мальчик, Хэмфри, которого никто длиннее Хэма не называл, был доброй души ребенок, несмотря на плотное могучее телосложение, и в этот момент ей было искренне жаль его. Со стороны казалось, что директор по – дружески ущипнул приятеля за щеку, однако по лицу Хэма было заметно, что пальцы у директора такие же сильные как авторитет и он это наглядно показывал.

– Аай! Неет, господ….. – пропищал Хэм.

– Ты хихикал на меня. Я такой смешной значит, карапуз?!

– Такого больше не повторится, – мальчик охал, ахал, дергался и, в конце концов, ему удалось отвоевать свою щеку.

– Встать в строй, хулиган!

От прежнего гнева не осталось и следа.

Эмма вдруг поняла, что личность директора для нее полнейшая загадка. Или же просто не хотела и боялась заглянуть внутрь такого властного человека.

Директор покачивался с мысок на пятку туда-сюда и широко улыбался, вглядываясь в лицо каждому ребенку, он просил выйти из строя и называть свое имя громко и отчетливо. Когда вышла Инесса, директор ущипнул ее за щечку, на сей раз, исключительно ведомый благими намерениями, умиленным голосом, называл ее маленьким чудом. Медведь умеет быть добродушным весельчаком, но от этого когти не становятся нежнее. Инесса схватилась за лицо. Хэм испуганно смотрел на это, протирая свою щеку, она еще сохранила отпечаток указательного и большого пальцев директорской руки. Лили и Соня синхронно глядели в потолок. Разумнее, думали они, не встречаться с глазами мистера Бедука. Вдруг он решит и к ним подойти. К счастью, на этом он остановился и оставил всех в покое.

– Бежим пару кругов, а затем играем. Эти веревки никому не трогать, особенно без меня, карапузы! – кричал им вдогонку директор.

Инесса жалобно взглянула на Луизу, и они побежали вслед за мальчиками. Директор сложил руки за спиной, и, кружась на одном месте, щурил глаза, чтобы ненароком ничего не упустить. Неизменный галстук болтался из стороны в сторону, словно толстый маятник. Что-то, вспомнив, он остановился, взглянул на часы и громко крикнул.

– Становись обратно, вот так! Молодцы. Я сейчас отхожу. Делимся на команды, и играем в баскетбол или какую другую игру вы захотите. Сами решайте. Увижу, что кто-то без меня лазит туда-сюда по снарядам, выгоню, понятно?! Не слышу! Хорошо. До звонка никуда не ходить.

Как только директор пронесся мимо, мальчишки столпились возле Хэма. Кто-то хлопал его, по-дружески сочувствуя, кто-то смеялся. Жизнь постепенно возвращалась к ним и заиграла в жилах вновь.

– Это его фишка. Он всех за щечки дергает, особенно нежных созданий, – сказал Сэми, ехидно поглядывая на Хэма.

Инесса приняла это на свой счет и нахмурила узенький лоб еще сильнее. При этом Сэми, невысокого роста мальчик с широкими плечами, выпятил свою грудную клетку, точно индюк на выгуле и старался как можно красочнее изобразить директорскую походку и громовой тембр голоса. Эмма засмеялась, и оживилась вместе со всеми. Сейчас все это выглядело шуткой и игрой, позже ей придется горько сожалеть о первых порывах восторга и мимолетном впечатлении, когда лично убедится в непредсказуемости самозабвенной власти.

Шум и толкотня возобновились с прежней силой. Мальчики наперегонки полезли по взлохмаченным и потрепанным канатам, с бесконечными ругательствами и толкотней. Девочки возились с обручами и скакалками. Без директора проводить физкультуру оказалось куда приятнее и обстановка была более чем непринужденной.

– Тише! – сказала Луиза, – вы что не понимаете! Из-за вашего шума сюда скоро зайдут учителя и отправят нас всех прямиком к директору.

Уверенная в силе своего влияния, Луиза, скрестив руки, ждала немедленного исполнения своих наставлений, однако строгие слова столкнулись об глухую стену и разбились вдребезги. Во второй раз ее голос и вовсе утонул в потоке возрастающего хаоса.

– Хватит Лу, никто и не думает слушаться тебя. Пусть делают что хотят, скоро звонок, – сказала Инесса, прислонившись к самому уху подруги.

– Пойдемте, переоденемся, я больше не хочу играть, – сказала Эмма.

Мистер Бедук вернулся к самому звонку, когда все уже переоделись и выстроились в ровную линию. Он медленно направлялся к ним. Широкая улыбка озаряла довольное лицо.

– Все можете идти, свободны детишки! – сказал он и с той же улыбкой проводил их лукавым взглядом.

– Как прошел твой день, Эмма? – спросила мама, когда она поставила портфель и зашла на кухню. Эмма протянула руку за булочкой с изюмом, ее любимые, и отвечала уже с набитым ртом.

– Хорошо, мама. Получила пятерку сегодня. Учительница сказала, что я лучше всех справилась с проверочной работой. Потом покажу пятерку. Моя пятерка больше, чем у остальных, представляешь.

– Даа?! хорошо. Ты заслужила этого. Кто работает много, тот и получает хорошие оценки. Позови, сходи Агату, пожалуйста. Она где-то на той стороне нашего моста. Посмотри, чем она там занимается. Ее уже давно нет.

Эмма переоделась в синие джинсы с потрепанными коленками и решила надеть вязаный свитер с множеством разноцветных полос. Было все-таки прохладно на улице. Завтра выходной, уроки можно было отложить на потом.

– Агатааа! – звала она сестру.

Эмма побежала к дальней части их территорий. Этот участок был отделен от огорода узкой неглубокой рекой. Попасть туда можно было через небольшой самодельный мост. Его еще дедушка построил когда-то давным-давно. Эмма, прошла по огороду и через небольшой сарай открыла деревянную дверь. Там, с правой стороны стояла деревянная постройка для кур. С утра их обычно выпускали из домика, и они подолгу наслаждались солнечными лучами. Куры мерным шагом расхаживали туда-сюда. Когда она там появилась, некоторые нервно затрепетали и разбежались. Но Эмма боялась лишь случайной встречи с петухом. К счастью, его поблизости не было. Впереди уже показался мост. Ухватившись за проволоки, которые с обеих сторон были протянуты в качестве перил для удобства, начала медленно переправляться. Железные листы разных размеров и цветов дребезжали и шатались, когда она осторожно проходила по ним. Агаты пока не видно было.

– Агата!!!

– Эмма, Эмма! Я здееесь! – голос раздавался из дальнего забора, скрытого широкими листьями и ветвями яблонь и груш.

Эмма отчетливо слышала голос сестры, но ей пришлось долго идти к правой стороне, а затем подняться по небольшому холмику, прежде чем показалась голова сестры. Агата сидела на земле и что-то держала в руках, весьма довольная и счастливая своей находкой. Эмма прислонилась к ней и с трудом смогла разглядеть в ее ладонях черный живой комочек. Он извивался и терся ласково к рукам Агаты, временами облизывал и щекотал ей пальцы. Агата рассмеялась и подняла котенка прямо к лицу сестры. Эмма замерла от удивления. Кошки были редкостью в их краях, а таких прекрасных как эта и вовсе видела в первый раз в жизни.

– Откуда у тебя котенок? – удивленно спросила Эмма, не переставая все время восхищаться и осматривать необычного котенка.

Она протянула руку и осторожно погладила ее, та в свою очередь потянулась к ее движениям. Сколько ни смотрели, все больше убеждались, что такого котенка они точно нигде раньше не видели. Было что-то сверхъявственное в ее красоте, здоровом шелковистом блеске и вообще во всем облике светилась сила и гибкость. Шерсть вся черная блестящая, и такая чистая, словно только что спустилась, откуда – то с небес, лишь на грудке, прямо посередине, виднелось большое белое пятно, внешне напоминающее правильное сердце. Даже нос был благородного черного цвета и в свету поблескивал антрацитовым переливом, как и вся шерсть. Девочки чуть было не начали ругаться за право погладить и подержать ее. Кода она висела у кого-нибудь на руках, видно было, как снизу пухлый животик несколько свисал нежным комком, а на руках она ощущалась как неосязаемая воздушная масса черного роскошества. Изредка она мурлыкала еле слышным голоском. А когда она глядела на них круглыми, светло – зелеными глазами, им тогда казалось, будто смотрела она прямо в душу, в самые неведомые глубины сердца каждой. Этот незнакомый котенок радовался им так, словно всегда жил с ними, а потом ушел, а сегодня, наконец, вернулся после долгой разлуки. Какой – то внутренний голос нашептывал, что это очень необычный котенок, не могла она просто быть обычной.

– Где ты ее нашла Агата? – Эмма пыталась выхватить котенка из рук сестры, но тщетно. Агата вцепилась в нее руками и готова была разразиться слезами лишь бы она осталась у нее.

– Я орехи собирала, потом слышу мяу-мяу. А потом из того куста она выбежала и прямо ко мне. Представляешь. Она искала меня.

Эмма присела рядом с ней на землю. Котенок мирно лежал на коленях сестры и озирался по сторонам любопытными глазами. Она спокойно и безмятежно смотрела на Эмму, пока та вспоминала, где могла ее видеть раньше. Но ничего не припоминалось, тогда она отбросила эту мысль под натиском других, более важных.

– Что же нам делать, Агата? – спросила она жалобным голосом.

– Это мой котенок. Я буду кормить его, играть с ним. Ты не видела, как моя кошка играет. Смотри!

Агата была, как обычно уверена и решительна.

Откуда-то из земли она достала маленькое перо, оставшееся после многочисленных ворон или сорок, и начала быстро водить над головой котенка, словно маятник, туда – сюда. Реакция котенка оказалась поразительно быстрой, даже для кошки. В мгновение ока глаза ее расширились, маленькие черные усы распушились зонтиком, а мохнатые лапки рассекли воздух с невероятной скоростью. Тогда Агата начинала быстрее потряхивать пером и заливалась таким веселым смехом, посматривая на сестру, что Эмма невольно тоже засмеялась во весь голос. Из головы совсем вылетела просьба мамы, позвать Агату домой. Она огляделась вокруг и тоже нашла перышко. Котенок изо всех сил тянулся за пером, цеплялся крошечными нежными лапками, и покусывал иногда за руку Агату. Назвать это настоящим укусом нельзя было конечно. Уколы ее тоненьких белоснежных зубов больше походили на комариные, а прозрачные коготки она выпускала, только, когда нужно было схватить и удержать перо, словно боялась ненароком обидеть Агату.