Текст книги "Кома: ключ к пробуждению. Самостоятельная работа над собой"

Мы должны с осторожностью интерпретировать сновидения, как бы указывающие на смерть. Поскольку я не уверен в том, что означает смерть, я не нахожу ее в сновидениях. Человеку, умирающему от рака, за месяц до смерти снилось, что

пять тибетских точек в области моих легких будут жить вечно, хотя остальное мое тело умрет.

В Тибете смерть – это всего лишь одно состояние в продолжающемся процессе жизни, смерти и снова жизни, от одного тела к другому. Сновидение этого человека показывает, что часть его, расположенная в области дыхания (подобно духу в бутылке у Питера), живет вечно, а другая его часть (сама бутылка) просто забыта.

Семидесятилетнему человеку снилось:

Я присутствую на собственных похоронах. Я пытаюсь заговорить со своими друзьями, но они прикованы к моему трупу в гробу.

Мы могли бы подумать, что этот сон подразумевает продолжение жизни после смерти. Это вполне может быть. Однако, как следует из моего опыта, такое сновидение даже не указывает на то, что человек скоро умрет. Тот семидесятилетний старик прожил еще двенадцать лет после этого сновидения! Его сновидение говорило о том, что он был огорчен смертью своей нормальной личности, своей карьеры и связанной с этим потерей друзей. Каждый раз, когда что-то в нас значительно изменяется, мы умираем, и наши друзья также меняются.

Смерть – это концепция, которая требуется нам, когда мы готовы завершить что-то или направить усилия на другое. Когда мы завершили это или перестали на этом сосредоточиваться, умирает человек физически или нет, становится не важно.

Вблизи смерти люди осознают важность человеческого тепла. В вышеприведенном сновидении люди не могут общаться с человеком в его измененном состоянии. Упоминание о «моем трупе в гробу» – это описание измененного состояния, тождественности, чуждой нормально функционирующему миру. Сам этот человек был в ладу с самим собой, только когда он работал или общался с другими. Он никогда не просил других пообщаться с ним, когда он был болен, спал или был пьян. Поэтому в необычных измененных состояниях он чувствовал, что одинок.

Большинство из нас подавляет состояния, не соответствующие нашим принятым представлениям о себе. Так что мы никогда и никого не допускаем к нашим самым теневым точкам, нашим трансо-подобным или кома-подобным состояниям. В этом кроется одна из причин того, что даже самые активные люди часто чувствуют себя одинокими. Какая-то их часть не известна им самим и потому не участвует в их контактах с другими людьми.

Нам нужно учиться тому, как разделять наши измененные состояния с теми, кого мы любим. Если мы этого не делаем, то когда мы в конце входим в эти состояния, мы оказываемся в одиночестве. Тогда конец нашей жизни – это просто крайне преувеличенная форма того одиночества, которое мы чувствовали всегда. У нас нет никакого контакта с другими в наших измененных состояниях.

Наш страх, что умирание будет катастрофой и кошмаром, вызван главным образом нашими чувствами и персонажами из сновидений, с которыми мы не имели дела. С чудовищами, а их мы боимся больше всего, можно встретиться задолго до конца жизни, работая со сновидениями и телесными симптомами. Мы должны узнать и прожить все части нас самих, как ангелов, так и дьяволов, прожить сейчас, а не ждать конца, чтобы обнаружить нашу чудесную двойственную природу.

Однако интенсивную работу над собой нельзя превращать в догматическую программу. Самопознание – не единственный путь предотвращения трудных переживаний, болезненной смерти или страданий. Подготовка к смерти может происходить непреднамеренно в последние моменты жизни, как это получилось у Питера. Даже если мы, подобно Питеру, не работаем над собой и не интересуемся психологией, когда возникает необходимость, при условии надлежащей поддержки и поощрения, мы можем внезапно уловить собственные процессы и следовать за ними. Мне кажется, что у большинства из нас существует врожденная способность к этому.

В Индии человек, вступающий в период жизни, связанный с самоотречением, проходит через ритуал смерти и погребения, который отрешает его от семьи. Для своей семьи он символически умирает. Многие реальные смерти могут быть связаны с отречением от личных взаимоотношений. Смерть может стать ритуальным расставанием с нашими ближайшими друзьями, способом высвобождения себя из оболочки условностей и убеждений, которую мы вокруг себя создали.

Поэтому смерть – полезное понятие для нашей нормальной жизни, для нашего самоотождествления с данной физической формой и специфическим культурным определением того, что значит быть человеком. Смерть – это картезианская, ньютонианская и, в некотором смысле, механистическая идея, которая выражает не только уничтожение реального тела, но и отречение от наших старых самостей.

Смерть часто оказывается более тягостной для живых, чем для умирающих. Наши чувства к умирающим сильны и сложны, они все время радикально меняются. Некоторые люди отказываются горевать. Другие должны не горевать, но испытывать потребность вернуться к собственным задачам в жизни. Третьи скорбят, казалось бы, целую вечность, страдая от потери контакта с любимым человеком.

Большая часть скорби и горести может быть вызвана незавершенностью переживания взаимоотношений с усопшими. Большую часть времени мы пребываем в установившихся специфических взаимоотношениях с ними и не можем добраться до глубинных, вечных аспектов наших связей. Таким образом наши старые взаимоотношения связывают нас. Мы не можем смириться со смертью близкого человека, но остаемся в печали или гневе, потому что не смогли найти то бесценное нечто, что мы стремились пережить вместе с ним.

Мы можем скорбеть и от осознания того, что нам тоже предстоит умереть. Нам напоминают, что мы сами смертны и также умрем. Мы оплакиваем других, потому что понимаем, что сами живем не так, как нам нужно бы было жить. Мы навсегда отказываемся от своей собственной жизни.

Скорбя о друге или любимом, находящемся в коме, мы, может быть, оплакиваем свою неспособность установить контакт с человеком в таком состоянии. Этому можно научиться. Мы воображаем, что в состоянии комы умирающий человек проходит через боль и смятение, однако в действительности мы совершенно не представляем, что там происходит. Значит, нам нужно научиться общаться с людьми в измененных состояниях. Этому измерению во взаимоотношениях нет никакой замены.

Часто скорбь облегчается общением с умершим, как если бы он был внутренней частью нас самих. Вера в то, что они ушли и недостижимы, держит эту часть нас самих на расстоянии, от чего мы внутри себя остаемся раздробленными.

Те, кого оставили, чувствуют себя ужасно, потому что они больше не могут видеть тех, других, здесь и сейчас. Это заставляет нас узнавать как можно больше о нашей собственной смерти, о том, что нужно, чтобы умирать, и что нужно, чтобы жить. В равной мере это облегчает участь наших умирающих близких. Способность ассоциироваться с нашими проекциями на мертвых и умирающих, с нашей бессмертной самостью и с вечностью может частично облегчить нашу скорбь. Моя скорбь по Питеру ослабла, когда я обнаружил, что он – часть меня, дух внутри меня, настаивающий на бодрствовании и любви.

Теория и обучение

Одна из основных идей этой книги заключается в том, что есть сильные, драматические и значимые события, которые проявляются в коматозных состояниях. Одна из причин, объясняющих невероятную мощь коматозных событий, безусловно, заключена во врожденной тяге к самопознанию, присущей таким людям, как Питер и Джон. Мне кажется, что всем нам свойственна эта тяга.

Однако стиль работы конкретного терапевта может как поощрять, так и тормозить раскрытие таких трансовых процессов. Наши убеждения, прошлый опыт и образование во многом определяют то, насколько глубоко и основательно мы можем помочь людям на грани смерти погрузиться в ее пучину и вернуться назад с новой жизнью.

Таким образом, вторая часть этой книги посвящена обучению тому, как работать с людьми в измененных состояниях и комах и как понять те необычные переживания, которые они встречают на пути.

Идея, которой я руководствовался в моей работе, представляет собой смесь научного реализма, феноменологического уважения к индивидуальным переживаниям и гипотезы о том, что все происходящее содержит в себе семена нашей целостности[9]9
  Более полное объяснение основ и философии процессуально ориентированной психологии можно найти в книге Mindell, River’s Way.


[Закрыть]. Это убеждение превращает меня в современного алхимика. Если древние алхимики работали над превращением материи в золото, то материя, с которой работаю я, – это ощущения клиента. Я склонен меньше сосредоточиваться на содержании разговора и уделять больше внимания эмоциональному и интеллектуальному духу или энергии человека.

Как и все алхимики, я верю в природу и духовность человека. Сотни людей, которых мне довелось видеть в экстремальных состояниях, убедили меня, что в самых абсурдных и невероятных обстоятельствах скрыто нечто чудесное. Я считаю человеческую природу божественной, ибо в самом невообразимом хаосе человек находит семена творения.

Моя теория состоит в том, что тип вмешательства, необходимый данному человеку в данной ситуации, всегда можно отыскать в происходящих процессах. Усиление общего процесса и работа с восприятиями приносят людям те чувства, прозрения и облегчение, которых они ищут. Но для того, чтобы отыскать эти воздействия, мы должны быть способны различать, что именно мы воспринимаем.

Теория процесса пытается рассматривать события в нейтральных терминах, не разделяя их на материю и дух, разум и тело, сознательное и бессознательное. Таким образом, одна и та же теория и связанный с ней инструментарий используются в самых разнообразных психогенно ориентированных состояниях, независимо от их связи с метаболическими или структурными патологиями мозга. Изучение процессуальной работы в обычных ситуациях весьма полезно для работы с умирающими, и наоборот, работа с умирающими формирует великолепную основу для понимания обычных состояний сознания. Состояния, через которые проходят умирающие люди, подобны состояниям, которые встречаются в обычной процессуальной работе. Лишь интенсивность и степень изумления возрастают. Мне кажется, что в коме не происходит ничего такого, что бы не пыталось случиться с людьми все время.

Однако коматозные состояния все же специфическим образом отличаются от других состояний. Кома – это самая глубокая форма бессознательности. Если сознание находится на одном конце спектра осведомленности, то кома – на противоположном, причем между этими крайностями находится множество различных видов измененных состояний. Кома – это крайняя форма жизни, в которой индивида почти никогда не удается побудить к реагированию на пагубные воздействия. Однако мы уже видели, что особые формы общения могут осветить эту «черную дыру» жизни.

Коматозные состояния отличаются от таких психогенных расстройств, как кататония, тем, что они почти всегда связаны с органическими повреждениями или метаболическими изменениями мозга[10]10
  Более подробную информацию о комах можно найти в книге Mindell, City Shadows или в любом стандартном учебнике по психиатрии.


[Закрыть]. Процессуальная работа с комами в первую очередь включает в себя ослабление или устранение возможных причин, вызывающих кому, таких, как недостаток глюкозы и кислорода (особенно это касается диабетиков и людей в околосмертных ситуациях). Только после того, как индивид прошел необходимый курс лечения органических повреждений, можно сосредоточиться на поведенческих сигналах[11]11
  В качестве справочного руководства по диагностике и лечению комы можно рекомендовать книгу Plum and Posner, Diagnosis of Stupor and Coma (Philadelphia: F. A. Davis, 1982).


[Закрыть].

Все состояния сознания, отличающиеся от обычных (с которыми мы отождествляемся), я буду называть измененными состояниями[12]12
  Обзор измененных состояний дан в книге Weinhold, Altered States: An Explorer’s Guide to Inner Space (Denver: Love Publishing, 1987)


[Закрыть]. В обычных состояниях люди способны вербально или невербально отвечать на вопросы, могут разговаривать о тех же повседневных реалиях, которые интересуют других. В измененных состояниях, типа тех, что мы встречаем в процессах умирания, реакции на вопросы о повседневных реалиях сведены к минимуму или вовсе отсутствуют. Люди не могут свободно входить в эти состояния и выходить из них. Они выглядят отсутствующими, их память может быть серьезно расстроена, и у них, как правило, неважная ориентация в пространстве и времени. Продолжительность таких состояний в огромной степени зависит от нашей способности устанавливать контакт с человеком.

Будем считать, что обычная реальность – это мир, согласующийся с общепринятым мнением. Это мир, с которым связаны наши нормальные самоотождествления, наша повседневная жизнь. В этом состоянии мы способны, если пожелаем, на более или менее немедленную вербальную или невербальную обратную связь, мы в определенной степени выражаем интерес к остальному миру. Таким образом, мы можем утверждать, что, когда в последний день своей жизни Питер сказал мне, что я могу идти домой и что я должен позаботиться о его жене, он находился в обычном состоянии сознания.

Легкими (¹/₄)[13]13
  Автор использует для характеристики трансовых состояний дробные числа, считая такую терминологию более строгой. Для удобства чтения в русском переводе используются чисто качественные термины, а авторские названия даны в скобках. – Прим. ред.


[Закрыть] трансами называются состояния, в которых люди реагируют на общение с небольшой задержкой или слегка невпопад. Когда нас одолевает сонливость или мы погружены во внутренние раздумья – значит, мы пребываем в легком трансе. Большинство из нас находится в легком трансе, когда нам приходится общаться с другими, не желая этого.

Умеренные (¹/₂) трансы – это состояния, в которых обратная связь (реакция на общение) происходит с большой задержкой или сильно невпопад. В умеренном трансе чувство связи с другим человеком все еще сохраняется. Когда мы пишем или занимаемся интенсивной внутренней работой, мы обычно находимся в умеренном трансе по отношению к внешнему миру. Обычно из умеренного транса можно выйти, если появляется такая потребность. Умеренный транс нередко имеет место, когда нам приходится выслушивать что-то помимо нашей воли, и наши глаза стекленеют и расфокусируются.

Неполные (³/₄) трансы, также известные как полукомы, могут быть связаны с органическими проблемами. В этом состоянии люди, судя по всему, не могут контролировать свои колебания между умеренным и полным трансом. Это состояние типично для людей, выходящих из комы или находящихся между сном и бодрствованием. Разница между менее глубокими трансами и неполным трансом состоит в том, что в последнем нам чрезвычайно трудно разговаривать о чем бы то ни было, особенно об этом мире. Находящиеся в нем практически недостижимы для других.

Трансы, или полные комы, – это глубокие состояния явной бессознательности, в которых человек не может реагировать ни на какие вербальные или невербальные сигналы. Полные комы могут вызываться небольшими или серьезными травмами органического характера. Если вы закричите на человека в коме или ущипнете его, вы не получите нормальной реакции.

Чтобы понять трансы эмпирически, я бы предложил вам следующее упражнение. Его можно выполнять одному или с кем-нибудь.

Если вы работаете в одиночку, выполняйте это упражнение в виде последовательности внутренних картинок. Представьте себе, что вы лежите, и притворитесь, что находитесь в состоянии глубокого транса или комы, из которого вас не так легко вывести. Войти в состояние глубокого транса легко, и с равной легкостью вы сможете выйти из него, если велите себе сделать это через три минуты. Трансы всегда находятся под самым носом, ожидая нас. Мы можем ощущать их неоднократно в течение дня.

Если вы работаете с партнером, пусть он сядет рядом с вами и держит вашу руку. Просто отмечайте оба, какого рода переживания вы испытываете. Очень важно, чтобы сидящий сообщал, когда три минуты истекли. Если вы работаете в одиночку – это конец упражнения, если с кем-то еще – поменяйтесь ролями, не разговаривая при этом. Делайте то же самое со своим партнером в последующие три минуты, а потом поделитесь друг с другом испытанными переживаниями.

Многие люди, выполнявшие это упражнение, с удивлением отмечали, что им было очень приятно находиться в глубоком трансе, когда кто-нибудь рядом. Другие говорили о том, как одиноко было входить в состояние глубокого транса, находясь рядом с человеком, никак не связанным с этим состоянием.

Некоторые из тех, кто сидел рядом, замечали, что они чувствуют себя в отдалении от человека, находящегося в трансе. Другие переживали фрустрацию оттого, что не были способны позаботиться об этом человеке. Находящийся в трансе также был разочарован, обнаружив, сколь поверхностными являются простые забота и уход. Такие переживания, собственно, и служат целью этого упражнения.

Большинство профессионалов в области медицинского и гериартрического ухода испытывают трудности в установлении контакта с внутренним миром своих пациентов. Быть просто милым порой недостаточно. Когда мы обучаемся работать с людьми в коме, вырабатывающаяся у нас повышенная восприимчивость показывает нам, сколь бесчувственными порой могут быть простая забота и уход за пациентом! Обычный помощник обращается с коматозным пациентом, как с больным человеком, который не способен сам позаботиться о себе, а не как с физическим и духовным существом, находящимся в эпицентре высшего накала работы над внутренней самостью.

Если мы не чувствительны к нашим повседневным измененным состояниям, мы игнорируем их и в других. Пренебрежение к собственным глубинным, сокровенным переживаниям делает нас одинокими. Такая невосприимчивость может даже привести к ранней смерти или к коме, дабы мы могли спокойно пережить нашу целостность без помех со стороны нашей «нормальной» бесчувственности.

Таким образом, кома – это транс, из которого человека нелегко вывести. При коме дыхание нарушено. Оно, как правило, становится шумным, поскольку мягкое небо парализовано и язык застревает во рту. Сердцебиение учащенное и нередко аритмичное. Бессознательное состояние обычно ассоциируется с апоплексией, инсультом или другими нарушениями работы мозга, такими, как кровоизлияние, тромб или (особенно у детей) высокая температура. Кома также может быть вызвана острым диабетом, болезнью Брайта, алкоголизмом, опухолями мозга, менингитом, передозировкой инсулина, отравлением опием или окисью углерода.

Не существует простой связи между органическими расстройствами мозга и комой, поскольку не у всех пациентов с органическими расстройствами наблюдается одна и та же степень транса. То, как происходящие в нас процессы организуются вокруг органических нарушений, определяется психологическими факторами. Мозг и разум – это не в точности одно и то же. Обычная аналогия, которая подходит ко многим людям с повреждениями мозга, заключается в том, что мозг функционирует как телевизор, а разум – как телестанция. Неполадки в приемнике приводят к тому, что мы не можем получить звук или картинку, даже если передатчик (разум) работает исправно.

Случай Дэна – хороший пример этой аналогии. В результате сильного инсульта он был полностью парализован; ни одна часть тела не двигалась, за исключением напряженно подрагивающей левой руки. Когда мы усилили движение этой руки (такая работа с движением будет подробно описана дальше), его кома прошла по мере того, как он начал отвечать на наши воздействия движениями глаз и выражением лица. Он дал нам знать, что внутри него происходило очень многое, хотя он и не мог адекватно выразить себя.

В коме вигиле один или оба глаза остаются открытыми при минимальном или вовсе не обнаружимом реагировании на внешние раздражители. Это случается при острых органических мозговых синдромах и часто связано с травмой мозга или с инфекцией.

Например, Рон лежал в постели полностью парализованный после операции на мозге, вызванной внутричерепным кровоизлиянием в результате падения во время тяжелого запоя. С точки зрения медика, не обученного процессуальной работе, казалось, что он не проявлял заметных реакций ни на что во внешнем мире. Один его глаз оставался открытым в коме вигиле, но даже этот глаз сначала не реагировал на то, что находилось прямо перед ним. Когда мы начали следовать за его дыханием и шумами в грудной клетке и усиливать их, его глаз начал следить за событиями, происходящими вокруг него, и картина его дыхания изменилась, в особенности в ответ на нашу рекомендацию закрыть оба глаза и заснуть, если он в этом нуждается.

Тех, кто пребывает в устойчивом вегетативном состоянии, считают людьми с пораженным мозгом или «мозговыми покойниками». Такие пациенты сегодня стали объектом интенсивной полемики. Следует ли поддерживать в них жизнь? Эти дискуссии будут подробно обсуждаться в главе 12. А сейчас я должен ответить на этот вопрос простым «да». Я покажу, что людям, которые еще дышат, должно быть дозволено жить. Нам нужно учиться тому, как устанавливать с ними контакт и давать им шанс принимать свои собственные решения по поводу жизни и смерти.