Текст книги "Наполеон. Мысли и изречения"

Одна из самых ярких личностей в мировой истории, Наполеон Бонапарт продолжает привлекать внимание и будоражить воображение многих и многих людей. Государственный деятель, полководец, ученый, писатель – таков Наполеон, намного раздвинувший рамки человеческих возможностей.

Представленные в сборнике высказывания Наполеона относятся к различным этапам его жизни: начиная с младшего лейтенанта до императора и, затем, до узника Святой Елены. Но к какому бы времени они ни относились, чего бы они ни касались, перед нами неизменно предстает исполин, чуждый всего мелочного.

Обескураживающий, шокирующе откровенный, Наполеон остается, несмотря на свою открытость, за неким таинственным покровом, увидеть по ту сторону которого не дано никому. И сегодня, спустя два века, читающий Наполеона чувствует на себе магнетическую силу его воли. Воли, которая часто являлась как для Наполеона, так и для многих, связанных с ним, последней опорой и надеждой, воли, которая наложила свой отпечаток на всю последующую историю человечества.

О войне и военном искусстве

Что есть война? Варварское занятие, вся суть которого состоит в том, чтобы в данном пункте оказаться сильнее.

Странное искусство война: я дал шестьдесят больших сражений и ничему не научился, чего бы не знал уже при первом.¹

Истинный монарх, желая войны, не избегает ее; когда же его вынуждают к ней, он должен, отнюдь не медля, первым обнажить шпагу, быстро и энергично осуществить вторжение, иначе все преимущества будут у нападающей стороны.

Военное искусство – это простое искусство, вся суть его в исполнении; оно не допускает неопределенности; в нем все от здравого смысла, ничего – от идеологии… Оно не требует сложных маневров, предпочтительны самые простые; превыше всего требуется здравый смысл… Это как кулачный бой: чем больше наносишь ударов, тем лучше… Все искусство заключается в хорошо продуманном, исключительно осмотрительном отступлении и дерзком и быстром наступлении… Надо уметь быть медленным в процессе принятия решения и стремительным в исполнении.

Военный гений – это дар с небес, но основное достоинство главнокомандующего – это твердость характера и решимость добиться победы любой ценой.

Редко и трудно соединение всех качеств, нужных для великого полководца. Самое желательное, что сразу выдвигает человека на первое место, это равновесие ума или таланта с характером или мужеством.

Горе полководцу, который приходит на поле сражения с готовой системой.

Полководец должен поступать со своими людьми так, как хотел бы, чтобы с ним самим поступали.²

Великое искусство сражений заключается в том, чтобы во время действия изменять свою операционную линию; это моя идея, совсем новая.

Нет человека трусливее меня при обдумывании военного плана: я преувеличиваю все опасности… испытываю самую мучительную тревогу, что, впрочем, не мешает мне казаться очень спокойным перед окружающими. Я тогда, как женщина в родах. Но только что я принял решение, я все забываю, кроме того, что может мне дать успех.

На войне в один день теряют то, что приобреталось целыми годами.

Лет до тридцати победа может ослеплять и украшать славою ужасы войны, но потом…

Большие батальоны всегда правы.³

В конечном счете массы решают все.

Выиграл сражение не тот, кто дал хороший совет, а тот, кто взял на себя ответственность за его выполнение и приказал выполнить.

Когда попадаете в незнакомый город, то вы не скучайте, а изучайте этот город: откуда вы знаете, не придется ли вам его когда-нибудь брать.

В Европе есть много хороших генералов, но они хотят смотреть на много вещей разом, а я смотрю лишь на одно – на массы (неприятеля) и стремлюсь их уничтожить.

Комплекс качеств хорошего полководца подобен квадрату, где основание и высота всегда равны: основание это характер, смелость, мужество, решимость, а высота – ум, интеллектуальные качества.

Один плохой главнокомандующий лучше, чем два хороших. ⁴

Начинай поход обдуманно, но, начав, до самой последней крайности борись за то, чтобы инициатива действий осталась за тобой.

Всякая наступательная война является войной вторжения, всякая хорошо веденная война является методической войной. Оборонительная война не исключает наступления, равно как и наступательная война не исключает обороны, хотя ее целью и является переход через границу и вторжение в неприятельскую страну. ⁵

Для полководца выше всего на свете, даже важнее гения, – уверенность в конечном успехе.

Каждая война должна быть “методической”, то есть глубоко продуманной войной, и только тогда она имеет шансы на удачу.

Все военное искусство заключается в умении сосредоточить в нужный момент и в нужном месте больше сил, чем есть в этот момент в этом месте у противника.

Победа всегда достойна похвалы, независимо от того, что ведет к ней – удача или талант военачальника.

Искусство полководца, во-первых, в том, чтобы уметь добывать, вооружать и быстро обучать большие батальоны, создавая массовые армии; во-вторых, в том, чтобы к моменту нанесения решающего удара они оказались в нужном пункте полностью; в-третьих, в том, чтобы, начиная битву, уметь не щадить эти большие батальоны, если это нужно для выигрыша сражения; в-четвертых, в том, чтобы, собрав эту массу, никогда не избегать и не отстрачивать битву, а искать скорейшей решительной развязки едва только есть шансы победить; в-пятых, и это самое трудное, находить в неприятельском расположении тот пункт, на который нужно направить решающий удар.

Место военных действий – это шахматная доска генерала, именно его выбор обнаруживает способности или невежество военачальника.

Истинный герой играет во время сражения шахматную партию независимо от ее исхода.

Если хочешь сохранить за собою хоть какое-то превосходство, нужно менять военную тактику каждые десять лет.

Ничто так численно не умножает батальоны, как успех.

Надо начать бой, потом будет видно. ⁶

Крупные сражения выигрываются артиллерией… Артиллерия стала сегодня подлинным вершителем судеб армии и народов… Ударами пушек бьются как ударами кулаков… Искусство состоит в том, чтобы сосредоточить максимум огня на одной точке. ⁷

Участь сражения решается одной минутой, одной мыслью – нравственной искрою.

Сражение всегда есть дело серьезное, но победа иногда зависит от пустяка – от зайца.

Я свел все военное искусство к стратегическим маневрам, что дало мне преимущество перед моими противниками. Кончилось все тем, что они стали перенимать мою методу. Все, в конце концов, изнашивается.

В военном деле нет безусловных правил.

Шпионами в моих кампаниях я пользовался редко; я делал все по вдохновению: точно все предугадывал, продвигался с быстротою молнии – остальное было делом удачи.

Я всегда питал отвращение к гражданской войне.

Война сделается анахронизмом… Будущее принадлежит миру: некогда победы будут совершаться без пушек и штыков.

О политике

Высокая политика есть ни что иное, как здравый смысл, приложенный к серьезным вещам.

Я не желал делать зла никому: но, когда моя великая политическая колесница несется, надо, чтобы она пронеслась, и горе тому, кто попадет под ее колеса.

Мне всегда было противно проводить мелочную политику.

Самое важное в политике – следовать своей цели: средства ничего не значат.

Меня можно упрекнуть в том, что я провожу свою политику так, как потоки прокладывают свое русло.

Моя политика сводится к руководству людьми таким образом, как того желает большинство из них.

У политики нет сердца, а есть только голова.

Если вы стремитесь к более глубокому пониманию политики и войны, то надобно искать истины, постигая нравственные устои общества, основы же материального порядка в сравнении с оными всегда имеют пределы.

Политическая система Европы внушает жалость: чем больше ее изучаешь, тем более опасаешься гибельных последствий, к которым она приводит.

О революции

Только ослабляя все другие власти, я упрочу мою – власть Революции. ⁸

В революциях мы сталкиваемся с людьми двух сортов: теми, кто их совершает, и с использующими оные в своих целях.

Революция – одно из величайших бедствий, какие только небо посылает земле.

Кажется, наша революция была неотвратимо-роковою, – нравственным взрывом, столь же неизбежным, как взрыв физических сил, извержением вулкана.

Революции рождаются из широко распространенных в народе слухов и враждебных настроений. После первого же ружейного выстрела никакие объяснения невозможны; страсти разгораются, и так как люди не в состоянии сговориться друг с другом, они убивают друг друга.

Я освятил Революцию: я перелил ее в наши законы.

Все несчастья, испытанные в революции нашей прекрасной Францией, должно приписывать той темной метафизике, которая, хитро испытывая первые причины вещей, хочет основать на них законодательство народов, вместо того, чтобы приспособлять законы к познанию человеческого сердца и к урокам Истории.

Люди, которым удавалось изменить лицо Вселенной, добивались этого не тем, что привлекали на свою сторону правителей, а тем, что поднимали массы. ⁹

О власти и искусстве управления

Я люблю власть, как художник… как скрипач любит скрипку… Я люблю власть, чтобы извлекать из нее звуки, созвучья, гармонии.

Сердце государственного деятеля должно быть у него в голове.

Слабость высшей власти – самое ужасное бедствие для народов.

Человек, созданный для государственных дел, для власти, не смотрит на лица; он видит только вещи, их вес и последствия.

Царствовать – значит играть роль. Государи всегда должны быть на сцене.

Вождь подобен торговцу, вложившему свои средства в дело и ожидающему прибыли.

Есть два рычага, которыми можно двигать людей – страх и личный интерес.

Если о каком-нибудь короле говорят, что он добр, значит, царствование не удалось.

Я сам свой министр. Я сам веду свои дела, а следовательно, я достаточно силен, чтобы извлекать пользу из посредственных людей. Честность, отсутствие болтливости и работоспособности – вот все, что я требую.

Правительство должно искать опору всюду, где ее только можно найти… Я опирался на всех без исключения. Первым дал пример, создав правительство, которое защищало интересы всех. Разобщить эти интересы – значит дать повод для развязывания гражданской войны. Нельзя делить ничего, что по своей природе неделимо, потому что, если это будет сделано, пострадает целое.

Монашеское смирение убийственно для всякой добродетели, всякой силы, всякой власти. Пусть же законодатель скажет человеку, что все его действия должны иметь целью счастье здесь, на земле.

Я бываю то лисой, то львом. Весь секрет правления заключается в том, чтобы знать, когда следует быть тем или другим.

Государь всегда должен обещать только то, что он намеревается исполнить.

При управлении речь идет не о том, чтобы действовать согласно более или менее грамотной теории, а о том, чтобы строить из имеющегося материала. Необходимо уметь приспосабливаться к обстоятельствам и извлекать из них пользу.

Разоблачение нечестного бухгалтера – это победа, одержанная правительством.

Надобно часто менять не только гарнизоны, но людей, стоящих у власти, это безусловно. В интересах государства чтобы должностные лица постоянно сменялись: ежели этот принцип не соблюдается, то неизбежно появляются удельные владения и сеньориальное правосудие.

На свете есть великое множество людей, воображающих, что они наделены талантом править, единственно по той причине, что они стоят у кормила власти.

Не давать людям состариться – в этом состоит большое искусство управления.

Когда народ в государстве развращен, законы почти бесполезны, ежели не управляется оно деспотически.

Правительство поставлено в центр общества подобно солнцу – различные общественные институты должны вращаться по орбите вокруг него, никогда не отдаляясь. Правительству необходимо, поэтому, так обеспечивать взаимодействие всех этих институтов, чтобы они способствовали поддержанию общей гармонии.

Новорожденное правительство должно ослеплять и удивлять, а только что перестает это делать – падает.

Дабы укрепить Республику, законы должны быть основаны на умеренности. Мера есть основа нравственности и первая добродетель человека. Без нее он дикий зверь. Партия может существовать без умеренности, но не народное правительство.

Из всех областей управления самая важная – народное образование. От него зависит все – настоящее и будущее.

Подчиненные по-настоящему помогают тогда только, когда чувствуют, что вы непреклонны.

Для правительства нерешительность государей то же, что и паралич в членах тела.

Изучая деятельность Конвента, сказал:

Коллективные преступления ни на кого не возлагают ответственности.

Десяток говорунов производит больше шума, нежели десять тысяч, которые молчат; в этом заключается средство к достижению успеха тех, кто лает с трибун.

Правление черни никогда не привлекала меня.

Правительства, в которых высказываются противоположные мнения, годятся, пока царит мир.

Есть короли, которые разыгрывают из себя пекущихся о благе народа ради того, чтоб лучше его обманывать, совсем как тот волк из басни, который преображался в пастуха, дабы ловчее истреблять баранов.

В сущности говоря, и название, и форма правления не играют никакой роли. Государство будет хорошо управляться, ежели удастся достигнуть того, чтобы справедливость чувствовали на себе все граждане, как в отношении защиты личности, так и в смысле налогов, разного рода пожертвований и при возмещении утраченного.

Трусливый бежит от того, кто злее его; слабого побеждает сильнейший – такого происхождение политического права.

Всякое партийное сборище состоит из глупцов и негодяев.

При ближайшем рассмотрении признанная всеми политическая свобода оказывается выдумкой правителей, предназначенной того ради, чтобы усыпить бдительность управляемых.

Для того чтобы народ обрел истинную свободу, надобно, чтобы управляемые были мудрецами, а управляющие – богами.

О государстве

Упадок нравов – это погибель государства как политического целого.

Неравное распределение собственности подрывает всякое общество и пагубно для порядка в стране, оно убивает предприимчивость и соревнование, крупная владетельная аристократия была хороша лишь при феодальной системе.

От правосудия зависит общественный порядок. Поэтому по праву место судей – в первом ряду общественной иерархии. Поэтому никакие почести и знаки уважения не могут почитаться для них чрезмерными.

О конституции

¹⁰

При написании Конституции

Пишите коротко и неясно!

Я не придаю никакого значения конституции, положения которой сам разработал: сегодня она может быть хорошей, завтра окажется никуда негодной. Исходя из этого, нельзя руководствоваться принципом, что принятое решение есть решение окончательное.

О народе

Народ имеет собственное суждение, покуда не введен в заблуждение демагогами.

Мне нравится грубый здравый смысл, который обитает на улицах.

Когда народы перестают жаловаться, они перестают мыслить.

О Гражданском кодексе

¹¹

Слава моя не в победах, а в Кодексе.

Мой Кодекс – якорь спасения для Франции; за него благословит меня потомство.

Я сеял свободу полными горстями повсюду, где внедрял мой Гражданский кодекс.

О законах

Легче создавать законы, чем следовать им.

Закон должен быть ясным, точным и единообразным, толковать его – значит допускать искажения.

Об экономике

Сельское хозяйство – душа, главная основа империи. Промышленность – достаток, благополучие населения. Внешняя торговля – изобилие, искусное использование плодов двух первых сфер.

Я хочу, чтобы правительство могло командовать Банком в достаточной мере, но не слишком.

Мой бюджет всегда преследует цель развязать войну между министром финансов и министром казначейства.

Первый интерес Франции – сельское хозяйство; второй – промышленность; поскольку торговля необходима для развития и того, и другого, то она находится на том же уровне приоритетов.

О богатстве

Те, кто ищет счастия в роскоши и расточительстве, подобны предпочитающим блеск свечей сиянию солнца.

Богатство в настоящее время – это плод воровства и грабежа. ¹²

Самое верное средство остаться бедным – быть честным человеком.

Подлинное богатство всякой страны состоит в числе жителей оной, их труде и предприимчивости.

Об искусстве

Памятники веков имеют цвет и форму своего времени.

Из всех искусств музыка оказывает самое сильное воздействие на эмоции, а потому законодатель должен ее в наибольшей степени поощрять. Пассаж пристойной музыки, написанный рукой мэтра, обязательно растрогает слушателя и гораздо сильнее повлияет на него, нежели хорошее моральное поручение, которое убеждает разум, но не затрагивает нашего привычного поведения.

В наши дни, когда языческой религии уже не существует, для трагедии нужна другая движущая сила. Политика – вот ее великая пружина, вот что должно заменить в ней древний рок.

Я люблю величественное в искусстве. Для меня или возвышенное, или ничтожное, третьего не дано.

О женщинах, любви и семье

А-а, слезы! Единственный довод женщины!

Вступая в жизнь, все девушки преследуют лишь одну цель – выйти замуж.

Я никогда не любил по-настоящему; разве только Жозефину немного, да и то потому, что мне было тогда двадцать семь лет.

Я считаю любовь вредною для общества или для личного счастья людей. Если бы боги освободили мир от любви, это было бы благодеянием.

Тот, кто думает, что можно в одинаковой степени любить двоих, ошибается. Такое невозможно, даже если это собственные дети. Какое-то из двух чувств всегда перевешивает.

В любви есть одна победа – бегство.

Мужчина, который позволяет своей жене управлять собой, – это не мужчина и не женщина – это ничто…

Всякому обществу необходим глава; в семье глава – муж.

Когда вы вместе с семьей делите ее взлеты, вы должны разделить ее невзгоды.

Я имею глупость верить в святость семейных уз.

Если бы развод вошел в наши нравы, то это было бы большим несчастьем! В самом деле, какая судьба ждет разбитые семьи? Какая судьба ждет супругов, которые, прожив вместе в самом тесном союзе, вдруг становятся чужими и, тем не менее, не могут забыть друг друга.

Женщине надо внушить, что, выходя из под опеки своей семьи, она переходит под опеку мужа.

Красивая женщина нравится глазам, а добрая – сердцу. Одна является красивой вещью, а другая сокровищем.

О Боге и религии

Человек, брошенный в водоворот жизни, спрашивает себя: “Откуда я? Кто я? Куда я иду?” За всеми этими вопросами кроется таинство, обращающее нас к религии. Мы стремимся к ней, наше естество влечет нас к вере. Но приходит образование, останавливающее наш порыв; образование и история – вот два главных врага подлинной религии, которую исказили человеческие несовершенства.

В хорошо управляемой стране нужна главенствующая религия и зависимые от государства священники. Церковь должна быть подчинена государству, а не государство церкви.

Честный человек никогда не сомневается в существовании Бога, ибо если понять Его не хватает разума, то душа Его приемлет.

Ни одно общество не способно существовать без морали. Нет доброй морали без религии; значит, только религия может дать государству твердую, прочную опору. Общество без религии – все равно, что корабль без компаса.

В рай ведет немало дорог, и каждый честный человек всегда умел найти свою, от Сократа до квакеров.

В религии я вижу не таинство Воплощения, а таинство общественного порядка: религия освящает Небесами такую идею равенства, которая не позволяет бедным истребить богатых… Лишь религия способна заставить людей переносить неравенство социального положения, ибо она утешает во всем.

Мне было труднее восстановить религию, чем выиграть сражение.

Бог положил себе за труд быть стражем добродетели.

Папа господствует над духом, а я – только над материей.

Души людей священники берут себе, а мне оставляют трупы.

Я надеялся управлять папою, и тогда какое влияние, какая власть над миром!

Я управлял бы миром духовным так же легко, как политическим. ¹³

Я занес руку слишком высоко, я захотел действовать, как Провидение.

Иисус Христос не был бы Богом, если бы не умер на кресте.

Сам Господь Бог не может сделать так, чтобы того, что было, не было.

Теология – клоака всех суеверий и всех заблуждений.

Вместо катехизиса народу нужен маленький курс геометрии.

Общество не может существовать без имущественного неравенства, а неравенство – без религии. Когда один человек умирает от голода рядом с другим, сытым по горло, то невозможно, чтобы он на это согласился, если нет власти, которая говорит ему: “Этого хочет Бог: надо, чтобы здесь, на земле, были бедные и богатые, а там, в вечности, будет иначе”.

Я пришел к тому убеждению, что Иисуса никогда не было.

Кто я? Откуда? Куда иду?.. Я потерял веру в тринадцать лет. Может быть, я снова поверю слепо, дай-то Бог! Я этому не буду противиться, я сам этого желаю, я понимаю, что это великое счастье…

Ладно! Я верю во все, во что верит церковь… Но столько религий, что не знаешь, какая настоящая… Если бы от начала мира была бы одна, я считал бы ее истинной.

Все-таки идея Бога самая простая: кто все это сделал?

Нет чудес – все чудо.

Что такое будущее? Что такое прошлое? И что такое мы сами? Какой магический туман окружает нас и скрывает от нас то, что нам всего важнее знать? Мы рождаемся, живем и умираем среди чудесного.

Я вовсе не атеист! Человек нуждается в чудесном… Никто не может сказать, что он сделает в свои последние минуты.

Если бы мне нужно было выбирать религию, я обоготворил бы солнце, потому что оно все оживляет: это истинный бог земли.

Я хотел, чтобы каждый верил и думал по-своему, чтобы все – католики, протестанты, магометане, деисты – были равны.

О судьбе

Я чувствую себя гонимым к цели, которой не знаю. Как только я приду к ней, как только я не стану нужен, атома будет достаточно, чтобы разбить меня. Но до тех пор все силы человечества ничего не смогут сделать против меня.

Не потому Александр Македонский, Цезарь, Ганнибал, Густав-Адольф стали велики, что им служило счастье: нет, счастье им служило потому, что они были великие люди и умели овладевать счастьем.

Приходится согласиться с тем, что фортуна, играющая счастием людей, забавляется, устраивая дела мира сего.

Надобно следовать за фортуной со всеми ее капризами, поправляя ее, насколько это возможно.

Судьба неотвратима. Надо слушаться своей звезды.

На пуле, которая убьет меня, будет написано мое имя. ¹⁴

Доктору Антомарки ¹⁵

Не обманывайте меня, я сумею умереть. Если мой час пробил, этого не измените ни вы, ни все доктора в мире.

Человек должен исполнить свою судьбу, это мое великое правило.

О самоубийстве

Всегда один среди людей, я возвращаюсь домой, чтобы мечтать наедине с самим собою и предаваться меланхолии. О чем же я буду сегодня мечтать? О смерти. На заре моих дней я мог бы надеяться еще долго прожить… и быть счастливым. Какое же безумие заставляет меня желать конца? Правда, что мне делать в этом мире?.. Как люди далеки от природы. Как они подлы, низки, презренны… Жизнь мне в тягость, потому что люди, с которыми я живу, и, вероятно, всегда буду жить, так же непохожи на меня, как лунный свет на солнечный. ¹⁶

Мне иногда хочется покинуть вас, и это не так трудно. Стоит только немного вскружить себе голову… Тем более, что мои убеждения этому нисколько не препятствуют… В вечные муки я не верю: Бог не мог допустить такого противовеса Своей бесконечной благости; особенно за такое дело, как это. Ведь что это, в конце концов? Только желание вернуться к Нему немного скорее…

Самоубийца – тот же дезертир: бежать из жизни, все равно, что с поля сражения.

Я почти готов уступить животному инстинкту, влекущему меня к самоубийству.

Кто уходит из сражения, потому что ему не везет – трус.

Самоубийство – величайшее из преступлений. Какое мужество может иметь тот, кто трепещет перед превратностями фортуны? Истинный героизм состоит в том, чтобы быть выше злосчастий жизни.

Я очень мало привязан к жизни… У меня всегда такое состояние духа, как накануне сражения; я убежден, что ежели смерть вот-вот окончит все, то серьезно беспокоиться о чем бы то ни было просто глупо; ну, словом, все заставляет меня бросить вызов судьбе, и, если это так долго продолжится, я когда-нибудь не отскачу от наезжающей кареты.

Одна мысль, что жизнь моя может быть полезной отечеству, заставляет меня нести бремя ее с мужеством.

О себе

Такой человек, как я, всегда бог или дьявол!

Я всего лишь слуга обстоятельств.

У меня нет воли. Чем больше человек, тем меньше ему надо иметь воли: он весь зависит от событий и обстоятельств.

Я никогда не был господином моих собственных движений; я никогда не был по-настоящему самим собой… Мной всегда управляли обстоятельства, и это до такой степени, что при начале моего возвышения, во время Консульства, когда ближайшие друзья мои, самые горячие сторонники, спрашивали меня, чего я хочу, куда я иду, – я каждый раз отвечал им, что этого я и сам не знаю. Они удивлялись и, может быть, досадовали, а между тем я говорил им правду… И потом, во времена Империи, я читал на лицах тот же безмолвный вопрос и мог бы на него ответить то же. Дело в том, что я не был господином моих действий, потому что не был так безрассуден, чтобы гнуть обстоятельства, и это часто давало мне вид непостоянства, непоследовательности, в чем меня и упрекали. Но разве это справедливо?

Я обломок скалы, брошенной в пространство.

Я чувствую, как что-то толкает меня к цели, которой я и сам не знаю.

Часто хвалили силу моего характера, но я был мокрой курицей, особенно с родными, и они это отлично знали; когда у меня проходила первая вспышка гнева, их упрямство и настойчивость всегда побеждали, так что, в конце концов, они делали со мной все, что хотели.

Я слыл страшным человеком только в гостиных, среди офицеров и, может быть, генералов, но отнюдь не у низших чинов: у них был верный инстинкт правды и сочувствия; они знали, что я их заступник и никому в обиду не дам.

Наполеон Жозефине в ответ на упреки в супружеской неверности:

Я имею право ответить на все, в чем бы меня ни упрекали, одним вечным: “Это я! Я стою особняком от всего мира, я не принимаю ничьих условий. Я хочу, чтобы подчинялись даже моим фантазиям и находили вполне естественным, что я предаюсь тем или иным развлечениям.”

Я не любил ни женщин, ни карты; я ничего не люблю; я существо совершенно политическое.

Я мечтал обо всем и видел средство исполнить все, о чем мечтал…

Я тогда презирал все, что не слава.

Эти люди думают, что я нуждаюсь в их покровительстве, но когда-нибудь они будут слишком счастливы моим собственным покровительством. Шпага моя при мне, я с нею далеко пойду.

В наши дни никто ни о чем великом не думает; я покажу пример.

У меня, даже когда я ничего не делал, было смутное чувство, что мне нельзя терять времени.

Я преуспевал во всем, за что я брался, потому что я этого хотел. Я никогда не колебался, и это дало мне преимущество над остальным человечеством.

Я основан на скале.

Я отнюдь не узурпировал корону, я подобрал ее в канаве, народ сам водрузил ее на мою голову.

Император, консул, солдат – я все получил от народа… Моя воля – воля народа; мои права – его.

Я показал, что может Франция; пусть же она это исполнит.

Всю мою жизнь я жертвовал всем – спокойствием, выгодой, счастьем – моей судьбе.

Мне кажется, что сердце у меня не бьется, я его никогда не чувствовал.

У меня было внутреннее чувство того, что меня ожидает.

Со мной ничего не случалось, чего бы я не предвидел, и я один не удивлялся тому, что я сделал. Я угадываю все и в будущем и достигну моей цели.

Я закрыл пропасть анархии и упорядочил хаос… Я поощрял всяческое соревнование, вознаграждал все заслуги, раздвинул пределы славы… Что можно поставить мне в вину, от чего историк не сумел бы защитить меня?.. – Мой деспотизм? Историк покажет, что диктатура была абсолютно необходимой… Меня обвинят в том, что я слишком любил войну? Историк докажет, что нападали всегда на меня. В том, что я желал стать монархом Вселенной? Он продемонстрирует, что к этому вело непреднамеренное стечение обстоятельств, что меня шаг за шагом толкали к этому сами наши враги.

Мое честолюбие?.. О да, оно, может быть, величайшее и высочайшее, какое когда-либо существовало! Оно заключалось в том, чтобы утвердить и освятить, наконец, царство разума – полное проявление и совершенное торжество человеческих сил.

Я поощрял всяческое соревнование, вознаграждал все заслуги… Моим принципом всегда было: карьера, открытая всем талантам, без различия происхождения.

Я понимал, что мне всего нужнее тайна: тайна окружала меня тем ореолом загадочности, который так чарует массы; пробуждала те таинственные мысли, которые так волнуют умы; подготовляла те внезапные и блестящие развязки, которые так восхищают людей и дают над ними такую власть.

Я пришел в мир слишком поздно: теперь уже нельзя сделать ничего великого.

С телом моим я всегда делал все, что хотел.

Есть во мне что-то, что меня электризует и заставляет думать, что моя машина послушается еще моей воли…

Везде, где я был, я повелевал… Я для того и рожден.

Как ни велико мое материальное могущество, духовное – было еще больше: оно доходило до магии.

Чернь одна – ничто и ничего не может, но со мной может все.

Кажется, я самый храбрый на войне человек, какой когда-либо существовал.

Мое могущество зависит от моей славы, а слава – от побед. Победа сделала меня тем, что я есть, и только победа может удержать меня у власти.

Подлость? Э, не все ли мне равно! Знайте, что я ничуть не испугался бы подлости, если бы она была мне полезной.

Моя природа чужда злодейства; не было за все мое правление ни одного действия, за которое я не мог бы ответить на суде.

Я смотрю на вещи с большой высоты, и я слишком хорошо чувствую мою силу, чтобы унижаться до интриг, недостойных меня; я действую более откровенно.

Что до меня, жизнь одного человека мне дороже всех побед.

Я не добр; нет, я не добр, я никогда не был добрым, но я надежен.

Во мне живут два разных человека: человек головы и человек сердца. Не думайте, что у меня нет чувствительного сердца, как у других людей. Я даже довольно добрый человек. Но с ранней юности я старался заставить молчать эту струну, которая теперь не издает у меня уже никакого звука.

Я ощущаю свою изоляцию. И, потому, со всех сторон я кидаю в морские глубины надежные якоря.

Я чувствовал себя сильным человеком, созданным для того, чтобы управлять великими судьбами. Я не был так глуп, чтобы работать для других, когда я чувствовал, что лишь я один способен оправдать надежды французской нации.

Я запрещаю вам сравнивать меня с Богом.

Я не боюсь за свою репутацию, последующие поколения воздадут мне должное.