Текст книги "Черные пятна на белом халате. Дневник стоматолога"

Последний на сегодня пациент, тоже ребенок шести лет, пришел на прием вместе с мамой. Та кивает своему сыну и говорит: «Слушай врача, сынок, больно не будет». Эти слова не очень успокаивали ребенка, в голове у него бились противоречия: раз мама и врач говорят, что не будет больно, – значит, не будет, но в то же время опыт прошлых посещений говорит о том, что, возможно, все-таки будет больно и мама и врач специально так говорят, чтоб успокоить и быстро вылечить зуб, – эти мысли не давали ему покоя и заставляли его крутиться в кресле в поиске удобной позиции и задавать кучу вопросов от волнения, типа: «А что это? А для чего это? А как это делать?» Глаза его быстро бегали во все стороны, благо человеческий угол зрительного обзора ограничен, иначе бы он просто изнурил свое глазное яблоко. И как только он услышал жужжащий звук мотора и увидел приближавшийся к его рту инструмент, глаза его тут же перестали бегать и зафиксировали один объект; зрачки все больше увеличивались в диаметре, руки сжали подлокотники кресла, и только я коснулся его зуба, как он тут же резко дернулся, откинув с моей руки инструмент и закрыв руками уши; одновременно он зажмурил сильно глаза и сжал челюсти с моим пальцем во рту с такой нагрузкой, что я почувствовал, будто меня сильно ударили тупым ножом по фаланге. Перчатка порвалась, кровь струей хлынула из пальца. В итоге в хирургическом отделении мне наложили несколько швов.

Я вернулся на рабочее место с измотанным пальцем и продолжил заполнять медицинские карты, накопившиеся за сегодня.

Опять я последний ухожу из поликлиники, закрываю ее и направляюсь домой по истоптанной, хрустящей снежной тропе – зима по календарю еще не наступила, а с неба падают, кружась в легком танце, огромные хлопья пушистого снега.

Опять после изнурительного дня я возвращаюсь домой с тяжелой головой – тяжелая она оттого, что в ней куча мыслей и эмоции, которые пожирают изнутри; уставшие от детских криков и писков барабанные перепонки, больная от неправильного по отношению к пациенту положения спина; пустой желудок, мычащий от голода; постоянные метания от того, надо ли мне все это, правильно ли я поступаю.

Зайти я не успеваю домой, как на меня тут же обрушивается гора претензий:

– Почему ты не убрал снег? Ты видел, сколько навалило? Или ты хочешь, чтобы я сама после всей готовки, стирки, глажки еще и снег убирала? Ты совсем не уважаешь родительский труд, а я столько в тебя вложила.

– Так я только пришел.

– Утром, вместо того чтобы валяться на кровати, мог встать пораньше и прибраться.

Я развернулся, хлопнул дверью и вышел из дома, зашел в гараж, завел машину и уехал прочь от этих претензий и криков. На работу я ходил пешком, так как она была неподалеку от дома, а машину использовал обычно в таких случаях, чтоб уехать куда-нибудь подальше.

Я выехал за поселок – было там одно местечко, куда ездил и где проводил время наедине со своими мыслями. Я остановился на обочине – вокруг был глухой темный лес, слышны были свистящие порывы ветра, которые слегка качали деревья. Я сидел и просто наблюдал за всем этим, находил в этом какое-то утешение, и так день сменялся ночью, света становилось все меньше, видно было его только вдали за горизонтом – этот свет носил в себе разные оттенки: бело-голубая палитра смешивалась с желто-оранжевой гаммой. В боковом зеркале автомобиля, прислонившись головой к стеклу машины, я наблюдал, как в конце длинного темного коридора высоких деревьев ярко горела круглая оранжевая луна, продолжая свой медленный ход, и мой взор тут же пал на нее: она приковала к себе все мое внимание и манила, нашептывая слова успокоения, – все плохие мысли в тот же миг покинули меня, луна, будто дементор, высосала все негативные эмоции, остались только звук свистящего дуновения ветра и соблазнительная оранжевая точка в конце коридора, и все. Умиротворение. Вскоре она скрылась, унеся с собой мои переживания.

B20

Я взял больничный, так как работать с поврежденным пальцем стоматологу весьма проблематично. Все это время я проводил дома, переживая о том, как там мои пациенты, лечение которых должно было продолжиться у меня на приеме. Правильно ли я провел лечение? Вдруг из-за моего отсутствия у кого-то возникнут осложнения? Эти мысли сильно беспокоили меня. Боль других становилась моей. Но тем не менее работа без функционировании одного пальца могла бы не то что лечить, а нанести еще больше вреда – эта мысль немного меня успокаивала.

Больничный я проводил дома, периодически выходя на улицу убрать снег со двора – это ежедневное занятие каждого владельца частного дома на севере. Если в других местах утро начинается с кофе, то здесь утро начинается с уборки снега. Меня, честно говоря, такая традиция не очень радовала, но в вечернее время, когда сестренка уже была дома после учебы, мы с ней часто выходили во двор убирать снег: она брала свою маленькую лопатку и пыталась помогать мне, но на самом деле от ее работы ничего не менялось – она подбрасывала лопатой снег, а тот от ветра возвращался обратно, засыпая прочищенный участок, и она, словно Сизиф, выполняла эту нескончаемую работу. А в перерыве от уборки мы с ней сооружали снежные кресла на горе скопившегося снега. Садились туда отдыхать и глядели на звезды, которые всегда были отчетливо видны на небесном склоне. Она в своем видении собирала различные фигуры из звезд и всегда спрашивала меня: вижу ли я их? Я всегда отвечал, что вижу, хотя и не замечал никаких фигур. Ей очень нравилось проводить так время, поэтому у нас были долгие паузы и мы мерзли на холоде, не убрав достаточного количества снега.

Когда же сестренка ложилась спать, я в интернете заходил на сайт букмекерской конторы и начинал собирать события на различные матчи, которые шли онлайн, – там я мог проводить много времени, до раннего утра, пока не закончатся все топовые матчи. Азартное желание выиграть как можно больше денег не давало уснуть. Уже даже количество денег, высвечивавшееся в графе «баланс», воспринималось мной не как настоящие деньги, а как какие-то цифровые значения, которых хотелось иметь все больше. Почти всегда меня преследовал один и тот же сценарий: вначале я выигрывал небольшую сумму, затем начинал ее постепенно увеличивать на тех матчах, в исходе которых я был более уверен, исходя из анализа встреч, предыдущих игр команд, состава, набранной формы команды, а также отдельных их игроков, – в общем, я изучал команды, и ставки на такие матчи меня редко подводили, но, как только я выигрывал определенную сумму на таких событиях, когда запах азарта только входил во вкус, меня подстегивала мысль о том, что эти деньги и так все равно выигранные, почему бы их все не поставить на определенное событие и не удвоить, а то и утроить сумму. В результате этого мало того что выигранная сумма, но и та, которую я вложил вначале, были проиграны конторе. После таких положений дел чувствуешь себя слабовольным и обеспокоенным.

В одну из таких ночей, когда я еще находился на больничном и лежал на кровати не смыкая глаз от того, что опять проиграл часть зарплаты из-за своей жадности, чувствуя себя паршиво, мне поступил звонок на мобильный телефон, когда на часах было уже 02:18. На экране смартфона высвечивался номер скорой помощи, я поднял телефон:

– Алло.

– Здравствуйте, тут с острой болью подошли, просят стоматолога.

– Здравствуйте, но я сейчас еще пока на больничном, разве вам не сообщили? Должны были поменять дежурного.

– Нет, написан только ваш номер и ваша фамилия.

Я подумал: кому они из врачей сейчас смогут дозвониться, ночью в субботу.

– Ладно, скоро буду.

– Скорую отправлю тогда к вам сейчас.

– Хорошо.

Думаю: если там действительно удаление, то при удалении можно попробовать обойтись без одного функционирующего пальца, да и все уже и так заживает – в понедельник собирался уже выходить на работу.

Спустя десять минут приехала скорая, слепя своими яркими фарами всю проезжую часть, и припарковалась возле наших ворот. Я оделся, вышел на улицу; легкая вьюга метала крупные снежинки в разные стороны, крыльцо и весь двор, недавно убранный от снега, вновь замело сугробами. Ночную тишину улицы прерывал громкий мотор машины скорой помощи. Я сел в машину на пассажирское сиденье, а в данном случае на сиденье фельдшера, поздоровался с водителем – тот был мой бывший пациент.

– Ну что, даже в выходной отдохнуть не дают, дергают?

– Да ничего, я и так не спал.

– Да уж, тяжелая у вас работа, в любую минуту могут сорвать с места.

– Ну мы сами знали, куда шли.

Наступило молчание. Наша поездка быстро закончилась, я жил недалеко от работы.

– Ну давай, удачи.

– Давай, счастливо.

В фойе сидел мужчина, болтая о чем-то с медицинскими сестрами. Я взял на вахте ключи от соседнего крыла поликлиники, которое обычно закрывалось на ночь.

– Вы вызывали стоматолога?

– Да, я, – отозвался мужчина.

– Пойдемте за мной.

– Идем.

По дороге в соседнее крыло я расспрашивал о жалобах пациента, он рассказывал все в ярких подробностях, сравнивая каждую боль с каким-либо ощущением. Мы пришли в стоматологический кабинет, я подготовил все необходимое, усадил пациента в кресло, и вдруг он мне говорит:

– Слушай, я тебя сразу предупрежу: у меня B20.

– Что это значит? – с непониманием спросил я.

– Ну как, ты разве не знаешь? Это код, обозначающий то, что у меня ВИЧ, так что, дружище, ты еще молодой – давай надевай вторую пару перчаток, маску и аккуратно удали мне зуб.

Я стоял немного ошеломленным – первый раз мне пациент сам признался в этом, еще и проявил обеспокоенность за меня, да и про код я даже не знал, никто мне про это не говорил.

– Слушай, у меня зуб очень сильно болит уже давно, и никто из стоматологов не хочет принимать меня, потому что все знают про мой статус, – они гоняют меня подальше от себя. Я тебя прошу: хотя бы ты мне окажи нормальную помощь – я заплачу, если что, в долгу не останусь.

Я стоял молча и слушал его – сказанное им насторожило меня, тем более у меня все еще была рана на пальце и я находился на больничном, – и думал: зачем вообще я поднял трубку и приехал сюда, еще и в поздний час, – так во мне взыграла тревожная человеческая сущность, но, когда я немного остыл, ко мне пришла врачебная деонтология, и спустя небольшую паузу я ответил:

– Конечно, я вам окажу помощь – это моя работа. Спасибо вам, что сообщили об этом, и платить ничего не надо – вы, так же как и все, имеете право на бесплатную помощь.

Последовав совету пациента, я надел дополнительную пару перчаток, маску, экран и принялся за работу. Беспокоил его подвижный, воспаленный 37 зуб. Подобрав необходимые щипцы, предварительно обезболив, я очень аккуратно извлек зуб из лунки и с облегчением выдохнул, благо зуб был подвижный и это не составило большого труда.

Глаза пациента налились слезами; он вылил на меня ведро благодарности и извинений за беспокойство, твердя о том, что будет отныне лечиться только у меня, – эта информация не сказать чтобы обрадовала меня, но тем не менее пациент был весьма доволен, а если пациент здоров и доволен оказанной помощью, то и врач доволен.

Я собирался домой; скорая была на вызовах, и неизвестно, когда она приехала бы, – дом находится недалеко от больницы, и я решил не дожидаться и пойти пешком. На улице все так же ветер указывал направление падавшим снежинкам, а на крыльце стоял пациент, которому я только что удалил зуб, и курил сигарету.

– Ты домой? – обратился он ко мне.

– Да, домой, ты бы тоже уже пошел, час поздний.

– Я и собираюсь, а ты в какую сторону идешь?

– В сторону магазина «Незабудка».

– О, мне как раз туда же. Ты не против будешь, если я с тобой пойду?

– Пойдем. – Честно признаться, я хотел бы один пойти, но я не смог ему отказать, мне было его немного жаль.

Он докурил сигарету, бросил ее в урну, и мы пошли.

– Слушай, еще раз тебе спасибо – ты меня очень выручил, я так долго ходил с этим противным зубом. Наконец-то он меня уже не будет мучать.

– На здоровье.

– Тяжело жить с диагнозом ВИЧ, а когда все вокруг еще про это знают, то еще тяжелей. Относятся к тебе, как к заразе, думают: если дотронутся до тебя, то тут же заразятся, но на самом деле это же не так – не было случаев заражения через рукопожатие, даже через поцелуй маловероятно. Но люди все равно сторонятся, даже зная про все это.

– Давно ты живешь с таким диагнозом?

– Года четыре уже как. Здесь много в поселке людей с ВИЧ-статусом, с гепатитом, только вот никто этого не говорит. Как я слышал, у нас здесь, в поселке, хотят ВИЧ-диспансер соорудить и всех прокаженных с округа сюда отправлять, – а че, у нас дороги тут нету, ни железной, ни автомобильной; поселок как остров какой-то, окружен рекой, ни приехать, ни уехать. Самое место, думают, для таких – всех в одну кучу закинуть, и чтоб все жили здесь и здесь же померли. И потом только по справке будут разрешать выезд за поселок.

– Звучит жутко. Думаешь, и вправду так будет?

– Думаю, да, а ты сам посмотри: зараженных меньше не становится, еще все отсюда уезжают, дома вон пустые стоят, молодежь не хочет здесь оставаться, да и более взрослые тоже уже.

Мы уже доходили до поворота, куда мне надо было сворачивать домой. На улице совершенно никого не было. Было темно, фонарные столбы через один еле освещали дорогу. Все это время его утопический рассказ сопровождала холодная вьюга. Я остановился у перекрестка, где лампа фонарного столба ярко освещала осыпавшийся снегом перекресток, и сказал, что мне пора домой. Он снова начал благодарить меня, еще пуще прежнего, встал на колени, чем заставил меня смутиться, и чуть ли не в слезах хвалил меня. Я поднял его на ноги, он неожиданно обнял меня, потом протянул замерзшую руку и просил его за все извинить. Я, немного замешкавшись, пожал ее и сказал, что если будет необходимость, то он может обращаться за лечением.

На моей улице снегом все вокруг завалило, песчаная гладь покрыла собой все следы человечества, и мне выпала честь протоптать новую дорогу, будто произвести открытие новой земли.

Я тихо вошел домой, чтоб никого не разбудить, тщательно помыл руки, лицо, даже зная, что ВИЧ не передается контактным путем; все равно меня преследовала некая настороженность. Я попытался уснуть, но мысли о последнем пациенте и его слова не давали мне покоя. Я снова оделся и вышел во двор убирать снег, чтоб не загоняться по этому поводу, утомиться и наконец-таки уснуть.

Маленькая помощница

Ноябрьский понедельник. На улице низкая температура – градусник термометра показывал минус тридцать два градуса. Хотя сутками ранее было всего минус четырнадцать градусов. С утра мы все собирались кто на работу, кто в школу. За завтраком мы смотрели утренние новости по телевизору – не для того чтобы узнать, что происходит в мире, а для того чтобы понять, отменят сегодня школу или нет. В северных районах это частая практика: из-за сильных морозов отменяют занятия в школах, и каждый раз на разные сроки – бывало, дети несколько недель не ходили на учебу, в таких случаях им давалось много домашней работы. Поэтому каждый зимний день на севере начинался с просмотров новостей.

Бегущей строкой в телевизоре шла надпись:

«В связи с низкой температурой занятия в начальной школе с 1—4 классы отменяются».

Мила не очень была рада этой новости – она любила ходить в школу и учиться. И каждый раз огорчалась таким известиям. Я предложил ей пойти со мной на работу и побыть там, а не с мамой, как обычно она ходила в таких случаях. Грусть ее сменилась улыбкой, она оставила завтрак и побежала одеваться. Через несколько минут она вернулась и радостно сообщила, что она готова.

В коридоре возле кабинета, несмотря на холодную погоду, выстроилась уже очередь ожидающих. Кому-то нужно было подписать медицинскую комиссию, кому-то провести осмотр полости рта для допуска к хирургической операции, кто-то стоял и ждал с острой болью. В общем, здесь всегда бывало людно. Я завел сестренку и познакомил ее со всем коллективом. Ее встретили доброжелательно. Так как народу уже скопилось много, то я сразу принялся за работу, оставив Милу с медицинской сестрой. Люди начали, толкаясь, беспорядочно вваливаться в кабинет, споря о том, кто раньше из них занимал очередь. И в таком режиме очень часто приходилось вести приемы.

К середине рабочего дня все утихомирилось, пациентов становилось меньше. Мила сидела на кушетке и помогала медсестре скручивать марлевые тампоны. Старательно, высунув кончик языка, она складывала кусочек марли в треугольник и клала, считая при этом количество сделанных, в кучку возле себя.

Следующим моим пациентом был мальчик примерно такого же возраста, что и Милка. Он зашел в кабинет вместе с мамой, робко залез на кресло и пальчиком указал на беспокоивший его зуб, весь при этом трясся как осиновый лист. Я пытался его успокоить и настроить на положительный лад, но этого все никак не удавалось. Мальчик сразу сильно закрывал рот, как только видел, что я подношу инструменты. Время шло, а ребенок все никак не мог настроиться на лечение. В один момент подошла моя сестра и с любопытством начала разглядывать мальчика.

– Сашка, привет, – улыбнувшись, сказала она, узнав своего одноклассника.

Плач тут же прекратился; сидя высоко на раскинувшемся кресле, мальчик немного привстал и глянул вниз, на знакомый ему голос.

– Мила! – удивленно отозвался он.

Она все еще улыбалась и легонько помахала ему в знак приветствия.

– Лучше бы школу не отменяли, правда?

– Да, – огорченно ответил он.

– Ну ничего, зато если ты немного сейчас потерпишь, то у тебя будет здоровый зубик и не будет больше болеть никогда.

– Но это же так больно и страшно.

– Это совсем даже не больно, только прям чуть-чуть, когда укольчик ставят, и все, потом все замораживается.

– Точно? – неуверенно спросил он.

– Да, вон смотри, сколько мне брат зубов полечил, – она открыла рот и показала несколько своих пломб.

Мы все это время с мамой ребенка просто наблюдали за их общением, не вмешиваясь.

– Так что тебе просто нужно потерпеть только укольчик, а потом сидеть с открытым ртом и все, – продолжила она.

Мальчик вроде настроился – слова Милы звучали убедительно для него и повлияли на его решение, потому что дети больше верят своим ровесникам, тем, кто уже сталкивался с тем или иным случаем, нежели взрослым родителям и тем более врачам в халатах. Мальчик, все же еще боясь, но уже подготовленно, сильно открыл рот и так же сильно зажмурил глаза, ожидая нечто эдакое. Я, предварительно обезболив аппликационным десятипроцентным лидокаином, аккуратно ввел анестезию и сказал:

– Все! Можешь уже расслабиться.

Он резко открыл глаза, быстро кинул удивленный взгляд на лоток, а потом на меня и спросил:

– Все?

– Да, все. Видишь – совсем и не больно.

– Да я вообще ничего не почувствовал, как будто ничего и не было, да и вообще – комар намного больней кусает, – от радости, что все прошло быстро, начал он тараторить.

Я спокойно полечил ему зуб и благополучно окончил прием, Сашка довольный ушел и помахал, попрощавшись, Миле. Она была очень довольна тем, что оказалась полезной.

Рабочий день закончился – сегодня день был хорошим, отчасти благодаря моей сестре. Я решил поехать с ней в магазин и закупиться разными вкусностями.

– Выбирай что хочешь – сегодня я тебя порадую, потому что ты себя очень хорошо проявила.

– Прям все-все.

– Да.

– Ну ты же не разрешаешь мне много сладостей.

– Сегодня я закрою на это глаза.

Она начала заполнять корзину различными сладостями и не только.

– А ты приготовишь мне вечером мой любимый салат?

– Конечно, приготовлю.

– Ура!

Ее любимым салатом был простой овощной салат, но, так как овощи здесь были дорогими и не совсем свежими и качественными, мы редко делали его. Она подошла к полке с овощами и начала выбирать помидоры.

– Зачем ты берешь испорченный помидор? Возьми хороший.

Она посмотрела на меня жалостными глазами.

– Но ему же грустно: он один стоит в сторонке, никто его не выбирает.

– Не выбирают, потому что он уже испортился.

– Ну а мы возьмем и не будем кушать его.

– А зачем тогда его брать?

– Просто.

– Ну возьмем мы его, потом же придется выбросить.

– Ну мы же выбросим его вместе и с другими продуктами, которые не доедим.

– Ладно.

Я не стал с ней дальше спорить – в будущем экономика явно будет не ее деятельностью.

Омерзительная восьмерка

После того случая, как Мила была со мной на работе, видимо, сработало сарафанное радио и количество детей на моем приеме резко увеличилось. Так как прогноз погоды в ближайшие дни оставлял желать лучшего: температура воздуха все еще варьировалась от минус тридцати одного до минус тридцати пяти градусов, то дети оставались дома на домашнем обучении, но все время дома они, конечно же, не проводили – пока была возможность, их родители решили водить детей на прием к стоматологу, а именно ко мне, видимо, предполагая, что со мной будет маленькая помощница в лице моей сестры, которая будет упрощать их поход к врачу. Так оно и было: почти все те школьные дни, которые были отменены, Мила проходила со мной на работу. Она шла в поликлинику, как на работу, подготавливала свои вещички, искала у себя в гардеробе белую рубашку, которая была более или менее похожа на врачебный халат, брала сменную обувь. В самой поликлинике она надевала маску, которая закрывала ей почти все лицо, собирала волосы в пучок под колпак, надевала перчатки, которые были ей велики, и в таком наряде ходила по стоматологии и успокаивала детей. Дети чувствовали себя более спокойными – в этом случае работа давалась намного легче. Мила старалась каждого успокаивать и подбадривать. Она давала советы, объясняла, какие манипуляции будут проводиться, хотя сама понятия не имела о том, что говорит. В конце рабочего дня она уставшая плюхалась на кушетку, вытирала лоб тыльной стороной кисти и облегченно выдыхала. Ей нравилось так проводить время – она всегда старалась помогать, и ее старания часто бывали вознаграждены конфетами и прочими сладостями от довольных пациентов.

Но помимо детского приема у меня также оставался и взрослый прием. Однажды с острой болью заглянула девушка азиатско-восточной внешности, которая, как выяснилось, практически не знает языка, с просьбой, объясняя все на пальцах, удалить ей болезненный зуб. Как обычно в таких случаях бывает, мы просим пациентов взять медицинскую карточку и ждать в коридоре освободившегося врача. Спустя несколько минут она вернулась, сказав, что карту ей не выдают и новую заводить не могут, потому что она является гражданкой другой страны и у нее нет страхового полиса, по которому ведется бесплатный прием. В таком случае необходимо было оплатить осмотр и последующую манипуляцию на кассе, но денег у нее также не было – я решил помочь человеку, принять ее и удалить зуб, не внося ее при этом в программу. Зуб мы благополучно удалили, она ушла, я посадил уже следующего пациента, но спустя несколько минут она вернулась и уже не одна, а вместе с взъерошенным экономистом, которая вечно лезла не в свои дела. Она была словно крайний третий моляр, так называемый зуб мудрости или восьмерка, – вечно появлялась там, где ей не положено, доставляла ноющее раздражение и головную боль. Как у восьмерки не всегда известно, сколько в ней корней, так и у нашей мадам никогда не угадаешь, что у нее в голове, и от нее тоже не так просто было избавиться.

– Ты принимал ее? – держа женщину за локоть и указывая на нее, спросила она.

– Да, – ответил я.

– Почему ты принимаешь человека без страхового полиса? Еще и бесплатно? – с ужасной интонацией возмутилась она.

– У человека острая боль – я принял пациента, выполнил свою работу.

– Ты выполнил не свою работу – твоя работа заключается в том, чтобы вовремя и правильно заносить пациентов в электронную медицинскую карту.

– Так человек же нуждался в медицинской помощи.

– Меня не волнует, в чем он нуждается, – пусть платит и тогда получает помощь, а если нет, то это не наши проблемы. Почему поликлиника должна тратить свои средства на непонятно кого? Почему мы должны бесплатно предоставлять анестетики и прочие медикаменты и инструменты?

При этом она все еще держала женщину за локоть, которая прикусывала марлевый тампон между зубами после удаления и, не понимая ни слова, просто стояла в недоумении. В кабинете находилось еще несколько других пациентов, врачи и моя сестра, которая за всем этим наблюдала.

– Так что вы теперь от меня хотите? Чтоб я обратно ей зуб в лунку вставил? – уже и я не выдержал.

– Я хочу, чтоб ты оплатил за все это, чтоб тебе это было уроком.

– Вы хотите, чтоб я заплатил за то, что помог человеку и выполнил свою работу?

– Я хочу, чтоб ты заплатил за то, что занимаешься тут самодеятельностью, а не выполняешь свою работу.

Я удивленно смотрел прямо в ее наглые глаза, которые не выражали никакого сочувствия к человеку. Вытащил из своего кармана тысячу рублей и, сжав их, бросил на стол – та не брезгуя взяла их и ушла, оставив всех присутствующих в небольшом шоке.

– Вы тоже уже можете идти, – обратился я к той женщине, которая до сих пор стояла в недоумении; она, кивнув головой, попрощалась и ушла.

Рабочий день уже закончился, я принял последнего пациента и заполнял скопившиеся медицинские карты. Когда я был студентом, я думал: поскорей бы окончить университет, чтоб уже перестать записывать лекции, заполнять рабочие тетради, в общем, закончить со всей этой писаниной, которая очень утомляла. Университет я окончил, устроился на работу, а вот писанины меньше не стало – напротив, увеличилась ответственность за написанное: вместо безобидной оценки теперь был штраф, отмена премии и выговор от начальства, а что более важное – это то, что от моих неправильных или некорректных записей мог бы быть неправильный план лечения этого пациента в дальнейшем.

В поликлинике все еще оставался мой коллега – уткнувшись головой в компьютер он шарился в медицинской программе больницы, в которой находились все данные до сели обращавшихся людей к любому из врачей, там он собирал полную информацию о своих пациентах – где они работают, где живут, какую должность занимают, какие болячки у них есть – то было хранилищем личной информации каждого человека, не в тех руках доступ ко всей этой базе данных мог бы привести к беде, но Бисан пользовался данной привилегией лишь для достижения своих корыстных целей. Часто бывало, что он также пользовался программой чтоб познакомиться с симпатичными девушками, вбивая данные человека, достаточно было ввести фамилию и год рождения, он находил желаемое. Не нужно быть харизматичным, чтоб заполучить внимание от прекрасного пола, достаточно владеть информацией. Не стесняясь своего возраста, статуса врача, семейного положения, он кокетничал с противоположным полом, часто получая отказ, но не теряя надежды в поисках «жертвы», его настойчивость удивляла и настораживала.

– А вы домой не собираетесь? Рабочий день давно закончился.

– Не-а, я еще посижу позаполняю карты, да и человек должен еще подойти скоро.

– Понятно.

– Что, опять наша экономист все никак не угомонится? – напомнил он мне про недавний случай.

– Да и не говорите.

– Дурная, честное слово, человек настроения. Я же раньше зубы ей лечил, так в то время она приходила всегда в настроении, вежливо общалась, я ей хорошие платные пломбы ставил как работнику, главному экономисту еще. Она тоже это все понимала, сама ничего не говорила, молча уходила довольная. Так я ей восемь зубов пролечил, так потом что было? – он, глядя на меня, выждал паузу.

– Что? – Он любил в таких диалогах задавать риторический вопрос, но всегда ждал, чтобы собеседник обязательно отозвался, что превращало риторический в простой вопрос. Делал он это для того, чтобы его собеседник не уходил в свои мысли, а слушал внимательно то, о чем он говорит. У каждого свои причуды.

– Да ничего хорошего – в тот момент, когда я с ее зубами закончил, она вернулась уже в собственной ей манере и твердила мне, чтоб я не занимался самодеятельностью и не ставил платные пломбы бесплатно кому попало, мол, она знает, как я все делаю, иначе она вычтет их из моей зарплаты.

Дверь медленно приоткрылась, из коридора через небольшую дверную щель просунулась голова человека.

– Здравствуйте, заходите быстро, чего так долго? – забыв про разговор, подскочил с кресла коллега.

Он часто оставался после рабочего дня и левачил (жаргон, обозначающий нелегальную подработку на рабочем месте), да и бывали времена, когда он и во время рабочего дня успевал пополнять карман белого медицинского халата. Я никогда не понимал этого, как можно, будучи врачом, говорить пациенту, чтоб он заплатил за определенную манипуляцию в бюджетном медицинском учреждении. Какие слова вообще нужно говорить человеку чтоб он вытащил деньги из своего кармана и заплатил? Это подбивает все понятия о врачебных устоях – тогда слово «врач» становится наравне со словом «предприниматель», а медицина превращается в бизнес. Мне сразу на ум приходит человек, который снуется по темным переулкам в длинном темном плаще, который прячет за пазухой запрещенные товары, нашептывая прохожим предложения купить что-то по дешевке с черного рынка. Мне всегда казалось, что Бисан путает спец одежду, ему больше подходит этот темный плащ.

Я все еще наивно верил в то, что врач – это специалист, который болеет вместе с пациентом, но реалии таковы, что внушительная большая часть только и печется о том, как больше заработать на проблеме пациента.

Мила к тому времени, уставшая, полулежа спала на кушетке, прислонившись к стене. Колпак с ее головы почти что выпал, растрепанные волосы торчали из– под него. Поза для сна была не самая удобная, а беспокоить ее не хотелось, но все таки я аккуратно приподнял ее, она проснулась и сказала:

– Мы уже домой?

– Да, одевайся.

– Хорошо.

– Утомилась за сегодня?

– Немного.

– Ты сегодня, как обычно, хорошо поработала, молодец.

– Спасибо, я думаю, мне пора взять отпуск.

– Ты его заслужила.