Текст книги "Детектив из Пяти домов"

– Простите, у вас все в порядке? – участливо спросил незнакомец, вынув из кармана салфетку. – Вы очень бледны.

– Ага, – прошептал Митя.

– Может, скорую вызвать?

– Ага. То есть нет.

Губы тряслись, а в голове стоял такой сумбур, что Митя даже не понял, о чем его спросили.

– У нас сейчас планерка в двадцатом кабинете. Если вы кого-то ищете, то все там.

– Ага, – снова, как заведенный, промямлил Митя и бросился бежать по коридору.

Стыдно-то как! Так он каждого встречного будет в бандиты записывать. Хорошо, что хоть кнопку не нажал. А то позору бы не обобрался. Когда за парнем закрылась дверь, Митю вдруг охватил приступ эйфории. Детективы, блин! Ну с какой стати они решили, что бандит придет в институт убивать его. Глупости все это. Бросив взгляд на экран телефона, Филин залихватски подмигнул ребятам. Типа, все в порядке. Осталось пройти маленький угловой коридор – и домой.

Холодное лезвие легло на горло так неожиданно, что Митя почувствовал, как ноги стали ватными. Телефон шлепнулся на пол.

– Умный ты парень, Дмитрий Совин. – Змеиное шипение заползало в уши, и Мите казалось, что сердце сковывают железные обручи. – А умные долго не живут. Так что про…

Сзади послышался глухой стук, и голос нападавшего, странно хрюкнув, умолк. Лезвие медленно проползло по плечу. Звон. То ли в ушах, то ли на полу. Филин резко развернулся. Под ногами лежал парень в серой толстовке. А рядом, с битой в руке, стояла Аня.

– Волкова – ты зверь, – прошептал дрожащим голосом Митя и крепко сжал челюсти, чтобы не зареветь.

– Совин – ты птица, – таким же дрожащим голосом прошептала Аня и заревела.

Парень, лежащий на полу, зашевелился и тихо застонал. Опустив глаза, Аня вдруг заорала так, что у Мити заложило уши. Тут же весь коридор наполнился звуками. С одной стороны летела, размахивая баллончиком с перцовым газом, Лена. С другой стороны, топая, словно носорог, бежал Иванцов.

В руках у Сережи был электрошокер. Сзади бежал охранник, и завершала марафон уборщица со шваброй наперевес. Охранник на ходу вызывал полицию, уборщица, кажется, и без телефона могла докричаться до кого угодно.

Всю ночь шел дождь. Утреннее солнце улыбалось в лужах масляными радужными разводами. Филин, Аня и Лена стояли у арки и гипнотизировали взглядами закрытую дверь подъезда. Наконец дверь распахнулась, выпуская взъерошенного, словно весенний воробей, Иванцова. Бросив угрюмый взгляд на товарищей, он закинул за спину рюкзак и зашагал к арке. Митя закусил губу, искоса разглядывая, как разлетаются из луж яркие брызги под тяжелыми «тимберлендами» друга.

– Иванцов, – загородила проход Лена, – сегодня контрольная по химии. Надеюсь, ты не собираешься прогулять урок?

Иванцов прошел, не сказав ни слова, и даже, кажется, не услышал обращенного к нему вопроса.

Переглянувшись, Лена, Аня и Филин бросились следом. Сегодня состоится торжественное возвращение дневника Николая II в музей. Экспертиза подтвердила оригинальность артефакта. Дневник займет свое место под стеклом, и теперь можно будет прочитать только ту страницу, которая на виду.

– Тебе все равно не дадут посмотреть дневник, – буркнул Филин, прибавив шаг и оказавшись рядом с другом.

– Но ведь это нечестно, – хрипло прошептал Иванцов. – Мы бандита поймали. Мы жизнью рисковали, – Сережа смущенно опустил взгляд, – ну, во всяком случае, ты рисковал. Это же мы вернули дневник. Неужели мы не заслужили хотя бы посмотреть его?

– Как там наш бандит? – вздохнул Митя, стараясь изменить тему разговора.

– А че с ним станется? Сидит себе. И он, и заказчик. Только много ему не светит. Дядя Гриша открыл дверь сам. Тот представился экспертом из музея. Потом Нарышев что-то заподозрил и попытался выставить вора. Ну а что было дальше, мы уже не узнаем. Умер дядя Гриша от инфаркта. Так что по этому эпизоду «шпиону» светит только 124 УК РФ «за неоказание помощи». Попытка убийства тебя, неубиваемого. Воровство. Ну, по кругу набегает неплохо, но мало.

У входа ребята представились. Их имена, как и обещала «Снегурочка», были внесены в список приглашенных. В зале музея народа было немного. В окружении шикарно одетых дам стоял мэр города, рядом – представитель Министерства культуры, несколько историков, представитель Министерства внутренних дел и целая толпа СМИ.

Пробравшись в первый ряд, Филин не спускал глаз с Иванцова. Хоть бы ничего не вытворил. Наконец под аплодисменты публики в зал внесли дневник. Стеклянную крышку подняли. «Снегурочка» медленно открыла дневник…

– Эй, уполномоченный, – вдруг улыбнулась она Иванцову, – наверное, очень хочется посмотреть дневник?

Женщина приглашающе кивнула. У Филина даже руки вспотели. Что уж говорить про Иванцова?

– Перчатки надень, – прошептала сотрудница музея.

Перчатки были одни. «Ну не очень-то и хотелось», – подумал Филин, бросив косой взгляд на друга. Руки Иванцова не просто дрожали – они тряслись. Пальцы не попадали в отверстия. Филин удивленно поднял глаза. И это Иванцов! Мажористый гроза Пяти домов! Подумаешь, какой-то дневник. Его же обычный чел написал. Просто немножко царь. Выглянув из-за плеча Иванцова, Митя напрягся. Негнущимися пальцами Сергей открыл последнюю страницу. Фиолетовые буквы расползлись. Некоторые фразы уже было невозможно прочитать. Вот и последняя запись.

«16 июля. Вторникъ. Моя драгоценная Аликсъ! Какъ жаль, что за государственными делами, я такъ редко говорилъ тебе слова любви. Такъ редко благодарилъ за то, что ты рядомъ. Я не знаю, черезъ какие еще испытания намъ предстоит пройти, но я счастливъ, что пройду ихъ вместе с тобой. Въ горе и въ радости. Въ богатстве и въ бедности. Навсегда».

Иванцов медленно передал дневник. Стеклянная крышка опустилась.

Владимир Викто
Гонка за главным хоббитом

Глава первая
В каморке, что возле актового зала

– Кукла! Ой, не могу! – услышала Лена.

Благим матом орал Горыныч. Он возвышался над малышней, сгрудившейся в холле у стеллажей с выставленными матрешками.

– Никак в Главные Хоббиты подался? – Горыныч играл накачанными бицепсами и потешался над толстоватым увальнем, своим одноклассником Борькой.

И, как она ни спешила на последнюю репетицию перед выступлением, остановилась. Намек Горыныча ясен, как день. Мол, до проводимого в школе фестиваля хобби тот со своим увлечением еще не дорос.

У Борьки же круглое веснушчатое лицо светилось улыбкой. Он держал совсем не маленького Чебурашку. Располовинил. Под крики ребятни достал из него Крокодила Гену. Затем – оп-па! Незаметным движением руки вынул из него Шапокляк. Что из нее появится девочка Галя, а потом лев Тобик – малыши не угадали. Зато следующую матрешку встретили радостным визгом:

– Крыска! Лариска!

Бас Горыныча перекрыл их:

– А-ха-ха! В куколки играет. Как девчонка. – А сам все ближе и ближе подбирается к четверке Битлов в виде матрешек.

– Дурак ты! – оборвала его Лена. И спросила: – Боря, это что, все твои?

Горыныч ответил за него. Голос его то и дело с баса срывался на фальцет:

– А то чьи же? Ему только с мелюзгой и возиться.

Подбежал Филин и взял Лену за руку.

– Скорее!

Борька хотел что-то сказать, но не смел. С застывшей на лице улыбкой он смотрел вслед Лене, уходящей с Митей.

Они вбежали в каморку возле актового зала. Ее называли «парилкой». Полки до потолка и узкий проход между ними, ни окон, ни вентиляции. Там Затыкин терзал гитару со словами: «Come together!» Из-под его черной челки не то что глаз, лица не видать. Будто сидит вперед затылком.

Лена достала из кофра свой Fender. Когда вынула из рюкзачка небольшой пакет, все собравшиеся в каморке стихли. Смотрели на нее, как на фокусника. Затыкин оборвал песню, отвел рукой длинные пряди гривы. Смахнул пот с лица. Лена вытащила из пакета золотистый футляр, бережно потерла его рукой. Только потом раскрыла и вынула оттуда металлический камертон. Затыкин уставился на него, как на музейное чудо.

– Филиппова, в каком веке живешь? Сейчас у всех электронный! – протянул он.

Митя смотрел не на камертон. Он пригляделся к надписи на футляре.

– Тебе подарили?

– Дедушкин, – ответила Лена и дотронулась до язычка камертона.

Митя вслушался в тихий металлический отклик. И потом, когда началась репетиция, он то и дело извлекал чарующий однотонный звук. Словно ожидал, что вместо ля вдруг прозвучит нечто неожиданное. Поэтому прозевал, из-за чего начался спор.

– Как можно выбирать Главного Хоббита? Ведь увлечения у всех разные! – прокричал Затыкин. А сам крутил в руках Ленин футляр. Его поддержали:

– Вот-вот! Музыкальные. Спортивные. И коллекционирование!

– Да, разные, – не соглашалась Лена. – Вот и узнаем, что нравится большинству. Чего ты к нему привязался? – забрала футляр у Затыкина, положила на полку.

Дверь каморки распахнулась.

– Скоро вы там? – послышался недовольный голос Горыныча.

Он в который раз заглядывал к ним в нетерпении.

Вот и сейчас. Застыл в боксерской стойке. И кулаками косяк – тюх-тюх! Потер крупную, стриженую под ежик голову.

– Уснули? Тетери сонные. Вас ждут.

А из холла загрохотало. Бум! Гр-р!

Горыныч оглянулся.

– Стеллаж грохнулся. Доигрался!

Все выскочили из каморки. В холле испуганные малыши помогали Борьке собирать рассыпавшиеся матрешки.

Глава вторая
Соната с минором

Для музыкального конкурса, который проводил фестиваль увлечений, актовый зал оказался маловат. Митя стоял в проходе, прислонившись к холодной стене.

Иванцов заметил, как он вслушивался в каждое выступление, не удержался:

– Совин, у тебя что, музыкальный слух прорезался?

Митя и вправду морщился. Ему казалось, что слишком многие фальшивят. Но вот на сцену вышла Лена, и он выпрямился, как натянутая струна. Зал замер – это зазвучала объявленная Соната номер 14 до-диез минор. Митя следил за Лениными пальцами. Он никак не мог уловить, каким образом ее гитара ведет две партии? Как совмещаются перебор струн и мощные аккорды?

И звуки стихли, и Лена покинула сцену, и другие участники закончили выступления, а он все прокручивал в памяти первые звуки Бетховенской сонаты.

На сцену поднялся спонсор фестиваля, выбранный председателем жюри. По залу полетел шепоток: «Директор салонов. Музыкальных? Нет, компьютерных».

Перед объявлением результатов председатель жюри долго тянул резину, рассуждая о важной роли музыки. Митя слушал и не понимал ни слова.

– Совин! Замерз? – заметил его озноб Иванцов и сам встрепенулся: – О-о!

Юркая девчушка выбежала на сцену, передала желтый листочек спонсору.

– Итак, кто вышел в финал? – Он поднес к глазам листок, вглядываясь. – Это За-тыч-кин!

Выкрикнул и вздрогнул от оглушительного свиста в зале. Митя увидел, как покраснел Затыкин, а спонсор поправился:

– Затыкин Михаил. Прошу на сцену для вручения приза от нашей фирмы.

На сцену вынесли стопку белых коробочек.

– Ух, ты! Смотри-смотри! Планшет!

Председатель продолжил:

– Вместе с ним в финале… – Долгая пауза. – Филиппова Елена! Прошу!

Он поднял руку, призывая успокоиться.

– Это финалисты в музыкальной номинации фестиваля. А среди школьников со спортивными увлечениями жюри отметило спортсмена, у которого больше всего кубков и медалей. Геннадия Го-ря-и-ны-че-ва, – еле выговорил фамилию по слогам спонсор.

Горыныч победно вскинул вверх руки и заспешил на сцену.

– И, наконец, среди коллекционеров мы отметили собирателя матрешек. Борис Токар-чук! – «Чук» он произнес отдельно. – Где он?

Из зала полетели смешки:

– Ха-ха! С матрешками не может расстаться!

Горыныч, дурачась, махнул руками, как крыльями – полетел звать Борьку на сцену, но вскоре вернулся.

– Не идет. Прячет своих куколок.

Председатель жюри продолжил:

– Мне сказали, что завтра у вас начинается голосование. Выборы Главного Хоббита среди финалистов. Так вот! – он постарался перекрыть гул в зале. – Наша фирма презентует победителю…

Дождался тишины и закончил фразу:

– Игровой компьютер!

Зал вскоре опустел. А Митя остался. Он относил в каморку стойки с микрофонами, школьный аккордеон, оставленные кем-то ноты. Мотался туда-сюда, а сам все еще оставался во власти Лениного выступления. Пока не услышал от нее звонок.

– Камертон пропал. Пришла домой, кинулась, а его нет.

– В школе оставила? Сейчас посмотрю.

К хламу в «парилке» добавились Борькины матрешки, но камертона и след простыл.

Митя сжался. Так бывало всегда, когда впереди возникала цель. Молча накидал друзьям в телефоне: «Срочный сбор».

Глава третья
Главный. Командующий

Вечером команда собралась в штабе, и перед ними предстал не Филин. Нет. Тесное пространство рассекал главнокомандующий! Иванцов развел руками от удивления, и зря. Задел выставленную следственную доску. Та грохнулась на пол. Митя поднял ее, прислонил к стене.

– То-то я сон потерял! – начал он. – Вот оно, новое дело. Преступник против Филипповой! Может быть, даже маньяк. Музыкальный.

Митя приколол в центре доски лист с надписью «Лена».

– Кто мог украсть камертон? В «парилке» нас было семеро.

Он прикрепил в углу листок: «Затыкин».

Аня хмыкнула:

– К чему городить огород? Лен, может, где-то завалялся?

– Да? Это у Филина спроси. Он последний выходил оттуда, – сказала Лена и повернулась к Мите: – Себя добавь. Ты больше всех крутился возле него.

Листочек со своим именем Митя закрепил поближе к Лениному. Резинками соединил булавки с центром.

– Тогда уж точно всех надо. Кто камертон брал в руки. Какие у него особые приметы? – заинтересовалась Аня.

Лена посмотрела на подругу, вздохнула.

– Какие там особые! Обычный, с виду не отличишь от других. Вот футляр – да. Там по золоту выгравировано: «Победителю конкурса». Этот камертон мой дедушка в юности выиграл. Я всегда брала его на выступления.

– Вот! Вот он ключ! – подскочил молчавший до этого Иванцов. – Надо смотреть, у кого был мотив. Твой камертон приносит удачу! А кто в финале? Помимо тебя? Затыкин! И Горыныч!

– Согласен, – Митя прикрепил к доске еще один листок и застыл от внезапной догадки.

– А почему забыли про Борьку?

Аня засмеялась:

– Смешно. Он же в холле был все время.

Митя возразил:

– А мне не смешно. Он заходил в «парилку» во время выступлений.

И подвел итог:

– В общем, так. Завтра собираем улики.

Глава четвертая
Хрупкое голосование

На следующее утро перед уроками в кабинет зашла классная и повторила всем известные вещи:

– Ребята! Мне приятно сообщить, что на звание Главного Хоббита страны, – и тут же поправилась, – о, школы, выдвинута кандидатура Лены Филипповой. Для голосования, а оно будет проходить три дня, вместо бюллетеней вы можете взять у меня стеклянные шарики. Вот, – она достала один шарик из принесенной коробки. – Возле актового зала установлены прозрачные урны с фамилиями кандидатов. Я надеюсь, что вы отдадите свой голос за вашу одноклассницу, единственную из всех седьмых классов, вышедшую в финал.

Митя не вслушивался. Его занимал вопрос, как собрать улики. И на перемене отправился к охраннику.

Охранник у входа был только рад, что его оторвали от мониторов, и охотно подтвердил, что странностей вчера было – хоть отбавляй.

– А уж с сумками шныряли…

Он выглянул в холл и продолжил:

– Один нес матрешки. Сначала таскал их в «парилку», пока концерт шел. Потом смотрю, оттуда вышел груженый.

– А еще кто?

– Этот… как его?.. Змей, что ли?

– Может, Горыныч? – подсказал Митя.

– Во-во. Тоже с сумкой. И тоже заходил…

Охранник не успел закончить. К нему прорвалась разгневанная мамаша с первоклашкой.

– Где охрана? Я писать буду! Опять украли! Уже третью! Вас для чего сюда посадили?

– Стоп-стоп, – охранник остановил поток обвинений.

– Вы про сменку? А среди потеряшек смотрели? – он указал на стол в раздевалке, заваленный оставленными вещами.

Чем закончился скандал, Митя не узнал, поспешил на урок. Его мучил вопрос: «Куда и когда заходил Горыныч с сумкой?»

Горыныча он заметил у окна на втором этаже. Тот никак не отреагировал на звонок. Стоял в опустевшем коридоре вместе с Затыкиным. Они что-то доказывали Токарчуку, махали руками перед его лицом. Вникать в их спор было некогда.

В начале урока классная напомнила:

– Я сейчас проходила мимо урн и радовалась. Приятно видеть, что в лидерах у нас Лена Филиппова. Вместе с Токарчуком. За них больше всего шариков опущено. Но из нашего класса еще не все проголосовали. Вот Совин, к примеру. Так и не взял у меня шарик для голосования.

– Да-да, – согласился Митя. – На перемене обязательно.

Но ни на следующей, ни через одну перемену так и не собрался. После уроков побежал к урнам, а в холле – столпотворение. Валяется ящик Токарчука, а сам он помогает пацанам подбирать рассыпанные шарики. И, судя по содержимому урн, лидируют уже Затыкин с Горынычем.

– Что ж такой невезучий? – не сдержался Митя.

Примчалась завуч.

– Кто разбил? Боря, ты видел?

Тот замотал головой. Но так, что стало понятно: он что-то скрывает.

– Не переживай, – сказала завуч. – Сейчас поставим новый ящик. И камеру для надежности.

Вскоре принесли ящик. Собранные шарики – в него. Посмотрел Митя на Борьку. Тот со своей вечной улыбочкой. Только она у него какая-то кривая, жалостливая. Подумал – и свой шарик в его урну опустил.

Когда вышел из школы, увидел за оградой парочку: Горыныч и Затыкин. Караулят кого-то. Как увидели, что на крыльце стоит Токарчук с двумя громоздкими сумками, оживились. Посмотрел Митя на них, на Борьку. Подбежал к нему.

– Что там у тебя? – кивнул на баулы. – Давай помогу.

– Матрешки транспортирую. Часть вчера, остаток сегодня, – ответил Борька.

Идет и оглядывается на Затыкина с Горынычем. Те следуют за ними, не отстают.

Митя поправил сумку на плече. «Тяжелая, зараза».

– Тебе куда?

Борька махнул рукой.

– Вон туда, где переходный пешеход.

«Какой-какой?» – удивился Митя, но промолчал.

Борька, не разбирая дороги, шлепал по кляксам луж. Прохожие сторонились, чтобы их не обрызгали. Митя оглянулся. Преследователи не отставали.

– Чего им от тебя надо?

Борька нехотя выдавил:

– Битлы мои им понравились. Угрожали. Чтоб отдал. Иначе мне победы не видать.

Борька пыхтел, часто останавливался.

– Не бойся. До дома провожу, – решил Митя.

Борька посмотрел на окружающую слякоть, будто впервые ее заметил:

– Да-а, считай, уже повесился…

– Кто? – встрепенулся Митя.

– Апрель. Конец ему пришел. Я ведь как? Каждый месяц по-своему вижу. До этого я марту удивлялся. Он словно гриппом проболел.

«Чудик». Свой вывод Митя оставил при себе. Борьку тянуло поговорить:

– Скоро вот юный май застучится. К старому апрелю за яркими красками.

Пока Митя собирался с вопросами о преследователях, Борька зашел в подъезд, подождал Митю у обитой вагонкой двери на первом этаже. После звонка она распахнулась немедленно, будто их ждали.

Глава пятая
Там, где таятся неожиданности

Полная женщина всплеснула руками и пригласила Митю зайти. В нос ему ударил резкий запах лака, будто в квартире шел ремонт.

Аделия Ниловна, так она представилась, прежде всего занялась сыном.

– Что на бужин удешь?

Борька смущенно обернулся на Митю, будто застеснялся матери, пробормотал:

– Кшенную пашу.

От их разговора Филина охватило беспокойство. Он сел в кресло, укрытое линялым покрывалом. На экране небольшого телевизора с пузатым экраном беззвучно махал руками ведущий. «Подожду. Может, разговорю».

Вошел Борька, уже переодетый в домашнюю одежду. Сел рядом, прибавил звук. Ведущий нелепо веселил сам себя.

– Болюсик, покажи гостю своих клясавиц, – донесся из кухни голос Аделии Ниловны.

Губы Борьки скривились в недовольной усмешке.

– Мама!

Он вцепился в подлокотники, словно боялся, что Филин выволочет его из спасительной мякоти кресла.

– Мите совсем не интересны игрушки.

– Что ты говолишь! Хотела бы я посмотлеть, кому не интелесна твоя коллекция!

Аделия Ниловна выплыла из кухни, и Борька вскочил, кинулся в свою комнату. Хозяйка увлекла Филина следом.

Когда зашли, Борька ставил Чебурашку с Шапокляк на самую верхнюю полку. Он обернулся с таким видом, будто его застали за чем-то нехорошим.

Сначала Митя подумал, что попал в библиотеку. Обе глухие стены занимали книжные шкафы. Но когда осмотрелся, понял: в Борькиной комнате нет ни одной книги. Даже учебников. За стеклянными дверцами на полках расставлены матрешки. Удивил строгий порядок их расположения. Матрешки на национальную тематику отдельно. Отдельно политические деятели. Свое место для животных и мультгероев.

– Ого! – присвистнул Митя. – Приличное состояние!

– Я вас умоляю! – всплеснула короткими руками женщина. – Какое тут может быть состояние?

В тесной комнате Аделия Ниловна казалась слонихой. Ее необъятная фигура застыла у двери.

– Иглушки. Что с них взять? Мы только вятскую купили, а остальное – Болюся. Копит-копит, потом лаз – что-нибудь да плинесет. С одноклассниками вот нелады. Больше с дядьками общается, с коллекционелами. Или с малышами. Недавно в голоде его выставка была. Ему гламоту дали. Жаль, что опять втолое место.

Аделия Ниловна осеклась и вгляделась в Филина.

– Я щас чай сготовлю, – сменила она тему. – А вы побеседуйте. Мне Боля о вас лассказывал. И о Лене.

Она выплыла прочь.

Борька плюхнулся на тахту. А Митю привлекла шеренга игрушек на полке, возглавляемая ушастым зверем.

– Можно собрать?

Он перебирал компанию Чебурашки, словно желал удостовериться: вся ли орава вместе с Шапокляк уместится в него.

Борька поднялся.

– Лучше не трогай. Треснули они.

И протиснулся между Митей и шкафом.

– В шахматы играешь?

Достал из ящика доску с шахматными фигурами.

– Давай, – с сожалением отозвался Митя.

Борька с первых ходов заявил о себе как о сильном сопернике. На легкую победу рассчитывать не приходилось.

– Давно собираешь? – Митя кивнул на выставленные фигурки на полках. Среди них – матрешки с лицами известных певичек. Одно место пустовало. Видимо, для «Битлов», так как рядом теснились и «АББА», и «Роллинги». Все известные группы ушедшего века. Митя опять потянулся было к Шапокляк, но Борька остановил возгласом:

– Шах!

Митя задумался. Противник жертвовал фигуру, заманивая в ловушку.

– Хитер. У тебя же аналитический ум, – не выдержал Филин. – И почему ты не отличник?

– Неинтересно мне в школе. Ни одного нормального. И разговоры у них детские.

Борька сжал пальцы, постукивая ими по столу. А пальцы особенные, с мозолями, в порезах.

Митя решился.

– Ходят слухи, что камертон украл кто-то именно из вашего класса.

Борька дернулся на этих словах.

– И этим кем-то может быть Горыныч.

Митя уставился на Борьку. Тот смутился.

– Да? А что? Затыкин вон ложечки собирает. Из тех кафешек, где побывает. А Горыныч…

Борька сделал паузу.

– На первом-то месте у него бокс. А вот на втором…

И хотя посторонних в комнате не было, Борька понизил голос:

– Он собирает все, что звучит. Гонги, к примеру. И камертон мог тоже…

– Да-да, – согласился Митя.

Игра потеряла для него интерес, он предложил ничью и засобирался домой.

Пока гость одевался в тесном коридорчике и с трудом попадал в рукава легкой куртенки, Аде-лия Ниловна расхваливала увлечение сына.

Мите же не давала покоя мысль: «Что он там скрывает?»