Электронная библиотека » Артем Ляхович » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Черти лысые"


  • Текст добавлен: 21 апреля 2022, 15:50


Автор книги: Артем Ляхович


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Артем Ляхович
Черти лысые

© Ляхович А., текст, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2019

Часть 1. Знакомство

1

Все началось с того, что мы с Лянкой…

Хотя нет, не так. Гораздо раньше все началось: когда мама перебралась со мной в этот город, к Майку. То есть к маминому мужчине Михаилу. Она у меня жена декабристов – ездит за своими мужчинами на край света. Я уже из-за этого три школы сменил…

Хотя нет. Стоп. Раньше все началось, еще раньше. Совсем давно – в горах, на Синем озере.

Мне тогда было лет семь или восемь, не помню. Это мы с отцом туда в поход ходили, в настоящий поход с палаткой и компасом, и я в спальном мешке спал. Там вообще нет людей и можно голыми купаться, орать как психи, что попало вытворять, и вода там в озере холодная, прямо ледник. Хошь не хошь – заорешь. А потом носишься голый по берегу, и уже как бы и не холодно.

Отец – это самый первый мой, настоящий. Я уже так давно его не видел, что не помню, какой он вообще был…

Вот блин. Не умею я рассказывать. Почему, когда про что-то думаешь, оно так ясно у тебя в голове сидит, а когда про него начинаешь говорить – вечно сбиваешься на что-то левое? И в школе меня ругают: «Не умеешь ты, Марик, передать свою мысль…» Марик – это я. Вообще-то Марк, но Марик – это как бы сокращенно. Прикольно, что сокращенное получается длинней, чем полное…

Опять меня куда-то занесло. Все, не отвлекаюсь больше!

Короче говоря…

Короче говоря, леший его знает, когда оно все началось, потому что началось незаметно. Это в фильмах или книгах – рраз, и поехало, а в жизни как-то всё подряд, сплошняком. Вот Лянка – она бы рассказала все как есть, разложила бы по полочкам. В ней этот говорильный микроб и сейчас сидит, ничем его не выбьешь.

До сих пор не понимаю, как мы с ней подружились. Вообще она из тех девчонок, которые меня совсем не цепляют. Мне смешно, когда я на них смотрю: кругом намазюкано, и вся такая прям с обложки, будто ей двадцать лет, а не четырнадцать с хвостиком. Хотя посмотреть есть на что, это да. Ну, мама всегда говорит, что в женщине главное не наружность, а душа. Недаром у мамы столько мужиков – все ее душу ценят.

Лянка тогда еще не была Лянкой. Это имя я ей придумал, чтобы не называть ее как все: Милочка, Милашка, Милюся, мимими, утипути, ну и так далее.

По-правильному она Мелания или даже Меланья. Меланья – это уже не прикольно, прямо как Хавронья. Поэтому ее зовут Миланой – гламурненько так, по-иностранному. Милана Виндау – это просто вау! Не то что Марк Баранович. Ее так и объявляют, когда она выходит петь – по колено в дыму, и оттуда ноги голые до самой головы, и везде блестки, даже на носу: «Звездочка нашей страны, золотой голос Регионска – МИЛАНА ВИНДАААУ!» И в зале сразу, как эхо: «Вааау!.. ааау… ау…»

Она ведь поет у нас как соловей, по конкурсам всяким мотается чуть не с роддома. Сама Марья Голоплясова с ней фоткалась – настоящая, не фейк, я вконтакте видел. И еще Лянка – топ-модель, детскую моду показывает. Тут тоже все серьезно: лицо агентства «ModНяшка», обложки, показы – как у взрослых, короче. Вот прикольно: почему детская мода такая, какую дети никогда не носят? Может, потому, что родители не разрешают носить такое?

Вообще Лянку нагрузили по-черному. Пение, мода, и еще плаванье, и спортзал, и языки – итальянский, японский, арабский, и это кроме инглиша, который для всех един, как смерть. Совсем детства не было у человека. Это я уже потом понял, а тогда видел то, что в глаза лезло, – много розовой девичьей фигни и улыбку в помаде. У всех улыбки как улыбки, а тут кажется, будто улыбка с помадой к губам приклеилась.

– Ты на нее глаз не клади, слышь, – учил меня Боря Борсук, мой сосед по парте. – «Давай покупай» знаешь?

– Что покупать? – не понял я.

– Да ничё не покупать, тупарь ты, слышь? А, ну ты же это… блин. Это такая сеть супермаркетов у нас – «Давай покупай». Оно всё под ними, понял?

– Не понял. Под кеми «под ними»?

– Ну ты тупарь ваще. Под семейкой ее, Милашкиной, ну?

Страничка вконтакте у нее была, как и она сама, – розовая вся, няшная, с котами и единорогами. Хотя такие же были у всех девчонок класса. То ли они все ей подражали, то ли и Лянка (которая еще Лянкой не была), и они подражали кому-то еще, то ли сами по себе такие были.

2

Впрочем, с Лянкой все оказалось сложнее. Я вообще заметил, что, если куда-то начинать вкапываться, оно все становится чересчур сложным, и потом жалеешь, что влез. У нас все началось с того, что… ну вот, наконец-то! Ура!.. Так и надо было сразу: «Все началось с того, что я случайно увидел, как она плачет».

Это было уже когда я проучился тут месяц или два. (Переехали-то мы зимой, и в новый класс я пошел после Нового года, в феврале.)

Подкараулить Лянку, то есть Милявку, Милюсечку и тэ дэ, в слезах – это все равно что увидеть, как Марья Голоплясова слезает с обложки и копает огород. И плакала Лянка как-то совсем не так, как ей надо было. Некрасиво плакала, без блеска, мне даже стремно стало, что подсмотрел. И красота на ней потекла вся.

Хотел я развернуться и сделать вид, что не видел ничего, как тут – здрасьте вам! Мобилка моя орет. Помните эту мелодию Nokia, от которой всех тошнит, – «Бородавка-бородавка-бородавочка»? Я ее специально для маминых звонков поставил, чтобы мама меня врасплох не застала. Она вообще не сильно часто звонит, но как вспомнит про меня – так сразу начинает строить из себя заботливую квочку. Поговоришь с ней, и потом мозги как после лоботомии…

Вот это как раз она и звонила. Лянка (ну то есть Милана тогда еще) подпрыгнула и посмотрела в мою сторону. Ну, я не такой дебил, конечно, чтобы с мамой говорить: сразу поставил на беззвучный, типа я на уроке и не могу ответить. Сунул проклятую мобилку обратно в карман, а Милана смотрит на меня и… вот не могу сказать, что очень ласково смотрит. Даже плакать перестала.

Я внушаемый тип: от таких взглядов сразу чувствую себя какашкой.

– Это мама звонила, – зачем-то говорю ей.

– Шпионим, да? – спрашивает она. – Выслеживаем?

– Да не, – растерялся я. – Да ты что… просто шел мимо, короче, и это самое…

– А теперь просто иди мимо обратно.

Так мне и надо было сделать.

Но, если бы я так сделал, потом ничего бы не было. Наверно, я это почувствовал и потому застыл как пень.

– Марк Баранович, – говорит она. – Вам особое приглашение надо? Глухой, да?

– Да уйду я, – говорю. – Вот только хотел спросить…

– Давай потом, а?

– Давай. Вот только ты это… Все хорошо?

– Не твое дело.

– Да знаю, что не мое… Но, может, я это… помочь могу?

Она посмотрела на меня как-то так – странно, длинно, будто это и не она вовсе. И тихо говорит, я еле услышал:

– Просто родаки у меня козлы.

– Родаки? – говорю. И стою как дебил.

Тут она встала:

– Вот правильно папа говорит про ваш народ, что вы любого задолбаете. Всю душу вы… выймете…

Прибавила матюк и ушла. А я вначале не понял: какой это «наш народ»?

И потом, когда понял, даже не обиделся, а наоборот – смешно стало. Смешно и кисло. Потому что это правда, и про маму мою, и про бабушку Зосю Абрамовну – та вообще как прилипнет со своими историями, так и не сбежишь до ночи… И вот, оказывается, про меня тоже. И на кликуху я не обиделся, потому что давно привык: в какую школу ни попаду – быть мне Марком Барановичем. Ничего умнее придумать не могут…

Но с Милявкой-Малявкой я все равно не разговаривал месяца полтора или два. Не уверен, что она заметила, но мне пофиг. Видно, не купили ей какой-нибудь стопицотый айфон или айпад, а я повелся.

3

Потом пришла весна, и я загрустил. Я всегда смурной хожу, когда весна начнется. Чего-то эдакого хочется, потрясающего, хоть и знаешь, что все будет как всегда, и даже еще… как это сказать… еще всегдее? Еще обыкновенней, в общем.

Вот когда мне было лет семь или восемь, когда я еще до педалей не доставал на большом велике, – тогда были походы, было Синее озеро и был папа, который просто папа, а не Гена, Шура, Майк и так далее. Он и сейчас где-то есть, только не у меня. Они всегда с мамой ругались, но это я запомнил просто, как какие-нибудь сражения по истории. А то, как было ярко и свободно, и какое было холодное Синее озеро, и как странно было бегать голышом, хоть ты уже не карапуз и в школу ходишь, и как чернели горы в сумерках, и как пахло чем-то щекотным, от чего горло твое само кричало, отдельно от тебя, – это я помню внутри, будто во мне все это было, как фильм в компьютере. Оно до сих пор во мне, только все больше гаснет, уходит куда-то, откуда его фиг достанешь…

Вот и сейчас. Все так ярко, зелено, солнце палит как бешеное – а внутрь меня не попадает, будто там пыль не протирали сто лет. Хочется сбежать на край света, а в этом Регионске куда сбежишь? Он весь плоский как стол: ни гор, ни ущелий, ни даже оврага какого-нибудь. Только в одном месте горка над рекой, невысокая, как прыщик, но хоть что-то. Конечно, там парк сделали с разным громким музоном, но если пройти чуть подальше, музона почти и не слышно. Там еще березки всякие растут, и трава по пояс, и, если сильно постараться, можно внушить себе, что ты снова на Синем озере.

Вот туда я и повадился сбегать. До уроков, после уроков и, честно говоря, во время уроков. Прикольно валяться там в траве, тупить вконтакте и думать, что ты пропал для мира и никто тебя в этих зарослях не найдет. Или смотреть сквозь березки на реку и думать, что это Синее озеро, и сейчас ты рванешь купаться голышом. Река илистая, заросшая, фиг выкупаешься, а голышом мне жутко хотелось побегать, но я так и не решился. Попалят еще, подумают, что извращенец…

В общем, эта горка стала чем-то вроде моего тайного места. Привык я к нему больше, чем к дому. (Дома-то у меня нет. Что это за дом, если на год-полтора?)

И представьте, каково же было мое удивление (так говорят в книжках, да?)… короче, представьте, что я почувствовал, когда увидел на этой самой лужайке, в этой самой траве… угадайте с трех раз – кого?

Майка? Борю Борсука?

Не-а. Милану Виндау собственной персоной!

Я вспугнул ее, как зайца, и она выпрыгнула из травы… ну, в смысле, лежала там и подхватилась, когда услышала мои шаги. Ту самую ложбинку облюбовала, что и я, ну надо же!

Кто из нас больше удивился – не знаю. Наверно, я. Или она.

– Опять шпионишь? – говорит мне.

Тут я обозлился.

– Это у тебя пунктик, да? – говорю. – Что за тобой все шпионят и ты как пуп земли? Мания преследования называется, паранойя, – говорю. – Тебе санитаров надо. А это, между прочим, мое любимое место.

– Какое? То, где санитары?

– Очень смешно!.. Вот это, где мы стоим с тобой.

– Ты перепутал, – говорит. – Это мое любимое место. Я прихожу сюда побыть одна, так что вали отсюда, понял?

– Сама вали! Это я сюда прихожу побыть один. Уже давно!

– И я давно!

– Я давнее!

– Да я… целый месяц сюда хожу, понял?

– А я два!

– А я…

Тут мы замолчали.

Вдруг вышло так, что сердиться ну никак не получается. Щеки наши сами собой сморщились, хоть это было совсем некстати. Первой не выдержала Милана; из меня тоже поперло, будто я перышко проглотил…

Секунда – и мы ржали как психи. Мы ухохатывались, лопались, угорали, захлебывались смехом, как шипучкой, и не могли остановиться. Заразное оно, что ли?

– Нам точно санитаров… надо… обоим… – стонала Милана. Не мешало бы разобраться с «обоим», но я не мог, потому что это только девчонки могут что-то говорить, когда такой ржач.

– Охахаха… ха… – она с размаху плюхнулась в траву. Я сделал то же самое. В меня влез щекотный запах зелени, голубое небо заплясало сверху, и весь мир вдруг сделался цветным и гулким, как тогда, на берегу Синего, и был таким, пока последние смешинки не выпрыгнули из меня, и я не остался валяться в траве, как сдутый шарик…

«Рассветы и туманы… моря и океаны…» – подвывало где-то за деревьями. Рядом Милана дохихикивала свое.

– А чего это ты сюда ходишь? – спросила она сиплым, как у бомжа, голосом, когда высмеялась до конца.

– Как чего?

(Выяснилось, что у меня такой же голос.)

– Ну… на вас, мальчиков, не похоже вообще-то.

Я хотел просветить ее в том плане, что мальчики тоже люди, но понял, что не хватит сил – все на смех вышли. Сил осталось только на правду.

Поэтому я рассказал ей про Синее озеро.

Никогда не думал, что Милана будет первой, кто об этом узнает. Она не перебивала меня, и я сквозь траву чувствовал, что она слушает, хоть видел только ее ногу в кроссовке.

– Там, наверно, капец как красиво, – сказала она, когда я замолчал. Голос у нее был странный, серьезный, и я даже приподнялся, чтобы посмотреть на нее. – Я была в горах, – продолжала она. – В Инсбруке, это Австрия, Альпы… и еще в Греции. Там просто охренеть. Но озеро горное никогда еще не видела, только на фотках… Так что, это место похоже вот на то, да?

– Нет, совсем не похоже.

– А…

Она хотела спросить: «А зачем тогда сюда ходишь?» Или: «Зачем лапшу вешаешь про свое озеро?»

Но не спросила. А я не стал переспрашивать. Мы просто лежали в траве и думали – каждый про свое.

А потом одновременно встали и засобирались домой.

– Ну, я пойду, – сказала Милана, когда я открыл рот, чтобы сказать то же самое.

– Ага.

– Пока, что ли?

– Пока.

Она посмотрела на меня и вдруг снова засмеялась. Я хотел было поинтересоваться: «Что такое?» – и засмеялся сам. Нет, оно таки заразное!

Так мы и вышли оттуда – хихикая как дурачки и поглядывая друг на друга. И потом, когда каждый шел своей дорогой, я все равно оглядывался и видел, что Милана тоже оглядывается. И хихикает оттого, что я оглянулся. И сам хихикал от этого же…

4

Вечером вконтакте была настоящая революция. Во-первых, она добавила меня в друзья (запрос висел с зимы), а во-вторых, настрочила целых девять штук сообщений:

– прив)))) супер музыка вот эта у тебя мне понравилась)) -

(это про Wanderlust by Nightwish из моих аудио)

– а сам любиш путешестовать??? -

– я так просто обожаю, была летом с мамой на Кубе, потом Гаити, Барбадос и всяких разных Карибах! -

– акул видела настоящих прямо в море! с корабля!!! -

– эгегей ты где) че не отвечаеш???? -

– вот смотри, это Куба прикинь там все на таких машинах ездят!!! -

(Куча фоток: Милана на фоне ярких старинных машин, и тут же море, негры с улыбками до ушей и какая-то тетка, похожая на киношных престарелых красавиц. Наверно, ее мама.)

– а это Гаити, прикинь я там магию вуду изучала!! -

(Куча фоток, где она жрет кокос, танцует на корабле и корячится в какой-то жуткой позе, размалеванная вся и в перьях.)

– ты че там заснул чтоли)) -

– а расскажи еще про синее озеро) есть фото? Хочу туда!! -

Я до ночи строчил ей про озеро. Милана перестала отвечать где-то без пяти полночь, потом ушла в офлайн – видно, надоело ей.

Как же быстро у них, у девчонок то есть, кончается любопытство… Какое-то время я еще тупил в монитор, потом дополз до кровати и уснул как убитый, в такую неприличную для себя рань.

Вообще я не люблю спать до часу ночи: все равно раньше никто не приходит, а когда один ложишься – хреново засыпать. Пустота какая-то вокруг, и все дергаешься и ждешь их, вместо того чтобы дрыхнуть…

Утром я сразу полез вконтакте. Ага! «Милюсик пишет вам сообщение…»

Пишет, пишет, пишет, пишет… пишет… да что ж такое! Пишет все еще… обновлю-ка страницу… блин, еще пишет… пишет…

Пишет…

Уф. Ну наконец-то!

– прив))) -

Да блин! Что ж она писала-то все это время?!

– Привет-привет, – отвечаю ей. – А вчера вечером слиняла, скучно стало?))) -

– да не, просто папа спать потащил попрощаться не дал даже(-

Вот оно как. А у нас я маму спать тащу, если Майка дома нет.

– О, Марик, ты уже это…

В комнату заглянула мама, сонная вся, мятая, как салфетка. Это не потому, что ей плохо или еще что, просто она всегда такая, как проснется и не накрасится.

– Ты мой лифчик не видел?

– Видел. Погоди…

Я черканул Милане – «Отойду, надо мамой заняться» – и говорю:

– На холодильнике был, так я его взял сюда, чтобы не потерялся совсем. На.

– Вот чего берешь без спросу? – загундосила мама, натягивая лифчик (я отвернулся). – Большой пацан уже. Что мне за вами, как за маленькими… И этот на целые сутки, блин, захреначил черт-те куда и думает, что я его теперь пущу домой… Черта лысого я его пущу!

– Пустишь, ма, куда денешься.

– С чего это?

– Потому что это его квартира.

– Во-первых, не его, а он ее снимает. Во-вторых… во-вторых, тебе в школу не пора?

Она до сих пор не выучила, что у меня вторая смена. Хотя мне ничего не стоит проспать и вторую.

5

Вместо школы я побежал в То Место. И совсем не удивился, увидев там Милану.

– Опять шпионим? – крикнула она мне. Улыбается во все тридцать два, а глаза как у кролика. От слез, что ли?

– Опять прогуливаем? – говорю ей, и улыбаюсь точно так же.

– Ага. Хошь лонгер?

– А как тебе продали? А, ну да, у тебя же папа…

– Ты что, он убьет, если узнает. Я по интернету заказываю, по его карточке, он и не в курсе.

– Ну ты аферистка…

– Хо! Фигня все это. Вот я когда на Кубе была, так машину угнала. Такую офигезную, типа ретро… ну, ты видел на фотках.

– Угнала-а?! И что?..

– И ничего. Она открытая, ну, без крыши. Я туда влезла – и… ррррррыыыыааааооу! – Милана взвыла, изображая мотор.

– И что тебе за это было?

– Ничего не было. Села и поехала, никто не видел. Проехала… не знаю, километра два, может… и все. Потом вылезла, и тютю! – Она засмеялась, глядя на меня.

Глаза у нее были уже не такие красные.

– Ты что, водить умеешь?

– А то! Я и папин джип водила!

– А он об этом знал?

– Нууу… один раз знал, а другой раз нет. Это все фигня, – она снова засмеялась. – Я в детстве вообще как пацан была. По деревьям лазила, по заборам, и дралась так, что все просто стонали от меня в голос.

– А щас дерешься?

– Не, щас не это… Лонгера хошь?

– Давай.

Она открыла бутылку, дала мне, и я хлебнул. Обычный сок, только язык щипает.

– Щас меня родаки нагрузили, как кобылу ездовую. Это чтоб моя энергия в продуктивное русло шла, а то у меня темперамент чересчур дикий. Я холерик, – гордо сказала Милана, – а ты кто?

– Не знаю… Самый тормозной как называется?

– Да ну, не гони на себя! Флегматик или меланхолик… Слушай, а ты поэтому такой упырь по жизни?

– То есть?

– Ну, я так смотрю на тебя… не тусишь ни с кем почти. В классе, то есть… Или у тебя все друзяки не в школе?

– Да нет, – говорю. – Просто я в каждой школе долго не задерживаюсь. Нет смысла друзей заводить. Завел – и ты уже в другом городе. Вконтакте с ними висеть, что ли? Надоедает…

– Выгоняют все время? Ну, из школы? – уважительно спросила Милана.

– Да нет. Просто мама моя все время переезжает.

– Работа?

– Работа… только не у нее, а у мужиков. У моих новых пап, короче. Один ее бросает… или она его бросает – и нового заводит. Каждый на год-два, и все в разных городах. Хоть бы одним городом ограничилась. Так нет, у нее всегда междугородняя любовь…

И снова я сказал Милане то, что еще никому не говорил, и оно так легко рассказалось, будто мы с ней знакомы сто лет.

– А у меня родаки тоже дают прикурить, – сказала Милана, помолчав. – Не, вообще мы нормальная крепкая семья, просто мама не любит, когда папа с другими… ну, ты понял. А папа не любит, когда мама это не любит.

– Ты поэтому плачешь часто?

(Я почувствовал, что про это можно спросить, и оно прозвучало легко, как и про мою маму.)

– Ну… наверно. Просто они ругаются все время. И дерутся. Меня специально так нагрузили, чтобы я дома поменьше была. А я и так ненавижу там быть, с Шурочкой этой, которая вечно начинает охать, жалеть меня, когда их нет…

– Шурочка – это твоя сестра?

– Какая нахрен сестра! Домработница наша, полы моет. Вообще она супер, мы с ней подруги, только папа не любит, когда мы общаемся… Расскажи про своего папу!

– Про которого?

– Про настоящего, который самый первый. Про того, с которым вы на Синем озере были. И про озеро еще расскажи! – Она вытянулась в траве, приняв позу слушательницы сказок.

– Ладно…

Я уже давно рассказал ей все, что помнил, поэтому начал придумывать. И про озеро, и про настоящего папу. И про купание голышом тоже сказал – сначала ляпнул, а потом уже подумал, но было почти не стыдно.

– Вау! – сказала Милана. – Я никогда совсем голая не купалась. А что оно, прикольно?

– Просто супер, – говорю, – ветер тебя всего так обдувает, и кажется, что ты летишь, и свобода такая… ну, ты как совсем дикий.

– А на тебя же папа смотрит?..

– Ну и что. Он тоже голый.

Тут я замолчал, потому что получилось все-таки стыдно. Даже щеки разгорелись. И Милана тоже притихла, а потом ка-ак подхватится из травы:

– А давай тут голышом купаться!

– Где «тут»?

– Вот тут! В речке! Там заросли, не попалит никто!

– Ты что, – я покраснел еще больше. – Там нельзя купаться.

– Чего?

– Сама сказала – заросли, и дно грязное. Болото, короче. Помнишь, как Крокодил Гена купался и вылез как негр?

– Не… а что за крокодил такой?

– Ты мультик про Крокодила Гену и Чебурашку не видела разве?

– Не… Я мультики уже сто лет не смотрю, только анимешки…

Мы помолчали.

Потом она встала, кряхтя как старуха.

– Ладно. Мне как раз на японский пора.

– Ага, давай…

Я тоже хотел встать, но подумал: что мне делать, если встану? Жать ей руку? Она же не мальчик все-таки. Целоваться? Обниматься? Ну да, еще чего!

Так и не встал.

Милана потопталась немного и ушла.

– Эй, Милана! – внезапно крикнул я.

Вот взял и крикнул, а зачем – не знаю. Как-то само крикнулось.

– Чего? – отозвалась она.

А я еще не успел придумать чего.

– Ты это… – я лихорадочно придумывал, что «это», и вдруг глаза наткнулись на спасительную бутылку. – Лонгер свой забыла!..

– Так принеси мне! Ты ж кавалер! – донеслось сквозь траву.

В другое время я показал бы ей «кавалера», но сейчас подхватился как ужаленный и рванул к ней. Она еще не успела далеко отойти.

– Мне не нравится имя Милана, – капризно скривилась она, когда я вручил ей бутылку. – Была я в том Милане. Ничего прикольного, одни бутики.

– А как тебе нравится?

– Мне нравится Барбадос, и еще Гавана. Жаль, нет такого имени – Гавана…

– А хочешь, я буду тебя так называть?

Она прищурилась.

– Прикольный ты. Было бы круто, но… не надо. Не поймут.

– Давай тогда придумаем, как тебя называть, – я снова уселся в траву. – Потому что это же неправильно, когда имя не нравится. Вот тебя в школе зовут Милашка, Милявка и тэ дэ… тебе как?

– Фээээ, – она скорчила рожу.

– Я тоже так думаю. А чего не возражаешь тогда?

– Ну… привыкли ведь уже. Это как галстук у мужиков: никому не нравится, давит, жмет, но все носят, потому что так надо.

– Тогда… какие варианты? Мила, Мела, Милота, Мелюз… это все фигня, правильно?

– Правильно.

– Тогда… тогда пойдем от противного. Лания, Ланья, Лана…

– Лана? Прикольно. Только как-то пресно, что ли.

– Тогда Ляна. Соленое, как Синее озеро.

– А оно что, соленое?

– Ага. Я разве забыл сказать?

– Слушай, мне нравится… Ля-яна, – она просмаковала «я», как конфету. – Ну ты гений ваще!

– Ага… Только пусть это будет наше… ну, в смысле, твое тайное имя. Только для нас.

– Естессно. Что я, дура, что ли? Застебают. И ты тоже… при знакомых не говори мне «Ляна».

– По рукам. Пока, Ляна!.. А можно – Лянка?

– Можно, если осторожно… Пока, Марик! Тебе, кстати, твое имя как?

– Мне как-то пофиг. Марик и Марик. Спасибо, что не Кошмарик.

– Ахахаха! – Милана (то есть теперь уже Лянка) рассмеялась, наморщив щеки.

А это, как я уже знал, заразно, и сопротивляться смысла нет.

Секунда – и мы снова ржали как психи, выбираясь из травы. Заклятье, что ли, такое на нас – ржать, когда уходим отсюда?..


Страницы книги >> 1 2 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации