Текст книги "Черти лысые"

6

Вечером, когда я отсидел свои два часа на толчке (чертов лонгер!), она написала мне:

– а давай летом мотанем на синее)) -

Блин. Как же мне в голову-то не пришло, что туда можно просто взять и приехать?

– Давай, – пишу, – а как? -

– родаков попросим) что они откажут чтоли)) -

– Нуууу… Твои, может, и не откажут, а мои… -

– да ну)) они же нас любят) главное бить все время в одну цель)) только надо все таки выяснить где это озеро) -

Да, итс проблем, как говорит Майк. Потому что я так и не нашел Синее озеро ни на одной карте. Помню только, что это вроде как в N-ской области, потому что мы тогда жили там, в N-ске. Я подозреваю, что это папа его так окрестил, а на самом деле оно как-то по-другому называется. Это круто, конечно, когда озеро имеет тайное имя, тем более что оно действительно синее, синее неба, но все-таки – как его найти? С папой связаться нельзя, мама следит за этим, как цербер. У нее спрашивать – дохлый номер. Я пробовал, но нарвался на обычное:

– Есть у меня чем голову забивать и без вашей этой хрени! Поперся туда с ребенком, будто ему разрешили! Чуть не повесилась тогда…

Ничего больше от нее добиться было нельзя. Но Лянка сохраняла оптимизм:

– оки, будем долбить родаков в голову) авось и продолбим))) как я сегодня унитаз продолбила)) -

Так мы с ней и общались весь май и июнь, до самых каникул: приходили в Наше Место, валялись в траве, и трепались обо всем на свете (кроме купания голышом – об этом мы больше не говорили никогда), и потом продолжали вконтакте – до полдвенадцатого, когда Лянку тащили спать. На скайп она отказалась перейти – «отец попалит и взбеленится», – а я не уточнял, чего это.

Встречались мы, прогуливая школу: почти каждый день попадался урок, который можно было профукать. Сегодня один предмет, завтра другой, послезавтра третий. Все остальное время у Лянки было забито под завязку. Родаки регулярно трезвонили ей, но она ставила на беззвучный и потом перезванивала: «Чего? Я на физре!»

В классе мы делали вид, что ничего не изменилось: Лянка блистала, как и привыкла, а я торчал упырем в углу. Была бы у меня другая фамилия – меня, наверно, так и звали бы: Упырь. Я не ревновал к нашим мачо, которые состязались перед Лянкой, кто круче матюкнется, и не понимал, как это люди ревнуют. Все равно я ведь знал, что для Лянки я – это я, и она для меня – это она.

И ни от кого, кроме нас, это не зависит, кто бы чего ни сказал и ни сделал.

7

Когда подоспели каникулы, стало ясно, что Лянкин проект «продолбить дырку» провалился. Моя и слышать не хотела ни о какой поездке – ни на озеро, ни в N-скую область, ни вообще куда угодно:

– Уродуюсь на двух работах – и будем бабки просирать, да? Эт папашины гены в тебе, он такой же был…

Папу она поминала только матом. Я еще в N-ске привык, и потом ждал, когда она и про новых пап начнет так говорить. Майку тоже, бывало, доставалось. Это был плохой признак, но я как-то не предполагал даже, как оно выйдет на этот раз.

…Ту ночь я запомнил на всю жизнь. Когда я ждал их, и не выдержал – уснул в час с чем-то, хоть и не люблю засыпать один, и потом проснулся от криков и грохота, и выбежал на кухню сонный, и увидел, как ненастоящее – будто я кино смотрю или в чужое тело вселился, – увидел битую посуду кругом, и маму в крови, и сам заорал, как придурошный, и подбежал к ней, и, когда уже понял, что она просто порезалась осколком, все равно продолжал орать, а она стала хватать вещи, пихать их в рюкзак, потом подхватила меня и потащила на улицу, а я упирался, как осел, и матюкал ее, а она – меня…

Потом мы ночью, на вокзале, сидели возле вайфая, и она заставляла меня искать в сети квартиры и звонить, и сама тоже что-то там искала, ругаясь на планшет, на меня и на всю вселенную. А у меня уже мозги распадались на атомы, и никто, естественно, не брал трубку, и я уже устал просить ее пойти домой…

– Черта лысого я к нему вернусь! – говорила она, цокая ногтями по планшету. Экран у нее весь в дырочках, потому что ногти длинные, как у гризли, и с узорами. Нейл-арт.

Конечно, мы ничего не нашли, и конечно, вернулись. У нас так и было открыто, и Майк все еще где-то бродил. Мне уже совсем все равно было, такой полный абсолютный пофиг на все, и я завалился спать и не слышал, чего там она творила в нашей реальности, потому что сразу провалился в другую, тоже душную и мутную, как болото, и проторчал в ней целую вечность, миллиард с половиной лет, пока не проснулся от яркого света.

День. Полдвенадцатого.

Я подхватился, как зомби, и успел почистить зубы, пока вспомнил, что в школу уже не надо.

Мама спала на диване, как на вокзале, не постелила даже. Майка не было. В холодильнике – космическая пустота. Вакуум. И в голове у меня такой же.

Выпотрошив мамину сумку, я добыл пару купюр на еду и выметнулся нафиг. По дороге соображал, что было на самом деле, а что приснилось, и решил, что чертяка с глянцевой плешью, похожий на моих пап – то ли на Гену, то ли на Майка, то ли на всех вместе, – все-таки ненастоящий. Вместо рогов у него были антенны, так что это скорее был пришелец, а не черт, но… куда это я еду, интересно?

Оказалось, что в Наше Место.

Рука сама потянулась позвонить Лянке, но мобилка потухла, выработалась за ночь. Купив в киоске всякой хрени с йогуртом (он типа полезный, забьет все ГМО), я полез в заросли.

Лянка сидела там. Глаза у нее были опять как у кролика, и она не улыбалась.

– Чего повыключался везде? – буркнула она вместо приветствия. – Тут «абонент недоступен», и там тоже, и вконтакте…

– Изфифи, – сказал я, работая челюстями. – Фовф-мафов.

– Чегооо?..

– ЧеФэ. Фовф-мафовные обфояфельфва…

Тут она все-таки улыбнулась.

И я тоже ей улыбнулся. А это в моем положении было смертельно опасно. Лянка то ли всхлипнула, то ли хихикнула, и я почувствовал, как щеки мои морщатся гармошкой, сам по себе растягивается рот и оттуда прет смеховое цунами…

– Ффффррр! – рот мой фыркнул, как лошадиный, и из него брызнул во все стороны фонтан из хот-дога с йогуртом. Лянка еле успела отскочить.

– Ахахахаха! – то ли смеялась, то ли плакала она. Я поддавал жару, выхихикивая остатки фонтана, и в промежутках пытался вытереть рот рукавом, отчего Лянка ржала еще громче.

– Ой-ей-ей-еооой! – она повалилась в траву. Я немедленно рухнул туда же, к ней. – Оооой… Фффух! Ну что ты за человек, Марик? Марик-Кошмарик…

– Почему Кошмарик, а не, скажем, Комарик? – спросил я, когда смог говорить.

– Почему-почему… Для Комарика у тебя нос короткий, – она дернула меня за нос.

Я инстинктивно пихнул ее. Она – меня…

Уже целый миллиард лет я ни с кем не возился так – по-щенячьи, вперемешку со смехом, мошкарой и небом, таким синим, будто оно решило стать нашим озером. Мы пихались, боролись, и потом я все-таки поддался Лянке и дал ей повалить и оседлать меня, как добычу.

– Сдаешься? – вопила она, вцепившись мне в плечи, и дырявила меня своими глазами, красными и дикими, как у кошки.

Потом мы лежали рядом и молча смотрели, как ползут по небу облака, похожие на сладкую вату, которой я отравился год назад…

– Давай рассказывай, – вдруг сказала Лянка.

– Сначала ты, – говорю я.

– Почему это?

– Ну… ты первая сюда пришла.

Странно, но этот аргумент подействовал.

– В общем… – начала Лянка.

Когда она закончила, я молчал какое-то время, потому что мне никто еще не рассказывал таких вещей, и я не знал, что говорят в этих случаях.

Поэтому я просто матюкнулся как следует. Вообще я не матерюсь почти, и Лянка тоже, но иногда бывает, что слова кончаются, и остаются только матюки.

– …! – сказала Лянка, когда выслушала про мою маму и про ночь на вокзале.

– ……! – добавил я.

Мы переглянулись и рассмеялись. Как-то невесело это у нас вышло, не заразно.

– И что, мама тебя в Египет тащит? – спросил я.

– Ага. Мне этот Египет остохренел знаешь как? Она там с мужиками тусит, а я валяюсь, как мебель, в шезлонге. И не пойдешь никуда – везде эти отели, и заборы, и сплошной бетон. Наше озеро ей нафиг не надо. А папа… ну, ты уже все понял. Обещали замять без полиции…

– Угу. А мы теперь не знаю, как будем. Мы же на Майковой квартире щас. Вернется он, и…

– Слушай! – Лянка пихнула меня.

– Чего пихаешься?

– Ничего. А давай убежим!

– Давай! – сразу сказал я. – А куда?

– Тупой, что ль? А, ты же не выспался… извини. На Синее озеро, конечно!

– То есть как убежим? – начал вдумываться я.

– А вот так. С умом, конечно, чтоб не нашли.

– Найдут!

– Найдут – не убьют. А не найдут – наше счастье. Сколько можно на них свою жизнь гробить? Лучшие годы пропадают!

– Ну… сбежим, и что потом?

– Потом вернемся. На озере побываем и вернемся… Надо им дать от нас отдохнуть. А то что-то мы их сильно напрягаем, тебе не кажется?

– Не без того, конечно…

Я умолк, потому что Лянкина идея вдруг проникла мне куда-то в печенки и начала там щекотать, и мне это с каждой секундой нравилось все больше.

На другой чаше весов была мама, спящая на незастеленном диване. Но…

– А где бабки брать? И передвигаться как?

– Автостопом. А бабки сворую у своих. Все равно на меня пойдут, так уж лучше на то, что мне в радость, а не на хрень всякую. Вакаримасссц! – скривилась она. (Это было то ли по-арабски, то ли по-японски.) – Ну? По рукам, Кошмарик?

– По рукам! – решился я.

Лянкины глаза сверкали, будто она снова решила угнать машину. Она протянула мне руку, и я впервые пожал ее.

8

Главной проблемой нашего побега было то, что мы понятия не имели, куда бежать.

– Ничего, – уверенно говорила Лянка, будто сбегала из дому каждую неделю по выходным. – Для начала в N-скую область и в сам N-ск. Батю своего разыщешь… А там – не может быть, чтобы никто не знал.

Разыскать моего батю было еще трудней, чем озеро, потому что его не было в соцсетях. Я перерыл весь вк, фб, прошерстил «Одноклассники» – нифига. И у мамы не нашел никаких контактов. Ноль. Нет человека, и все. Я бы и сам в это поверил, если бы не существовал на свете.

– И как мы доберемся до N-ска? Семьсот километров, между прочим…

– Ой, я тебя умоляю! В наше-то время… На блаблакар зашел, забронировал поездку – и готово. За три-четыре дня обернемся, еще жалеть будем, что так быстро.

Лянка светилась уверенностью, которая хошь не хошь, а передавалась мне. Вообще она головастая оказалась, идеи из нее так и перли, одна заковыристей другой. В нашем тандеме она работала двигателем, а я – тормозом, системой охлаждения и ГАИ в одном лице. Мне удалось убедить ее, что спешить некуда, лучше как следует все продумать.

Финальная версия проекта «Побег из курятника» выглядела так:

1. Оставляем записки родакам – типа «Извини, мама, атмосфера в доме стала немного напрягать, так что надо снять стресс, и я поехал к другу на море, скоро вернусь, все будет ок, не волнуйся, не звони мне, я уже взрослый, твой Петя». Ну, то есть Марик.

(«Нафиг нам лишние мелодрамы, – сказала Лянка. – Напишем как есть, без всех этих соплей. Пусть их совесть помучает. Заодно и со следа собьем».)

2. В записках не упоминаем друг друга. И вообще – ни намека на то, что мы вместе.

(«Родаки наши незнакомы и не побегут докладывать друг дружке. Максимум, когда они узнают, что мы учесали в один день, – это когда понесут заявления в полицию. А мы к тому времени, может, уже дома будем».)

3. Создаем фейковые аккаунты вконтакте – типа наши друзья. Придуманные.

(«Никого реально не надо впутывать. Люди – народ ненадежный. Ну, кроме нас, конечно».)

4. Сочиняем переписку вроде: «О, привет! Ну че, ты реально ко мне едешь? А родаки отпустят?» (ну и т. п.)

(«Фейк должен быть реалистичным. Ежу понятно, что наша с тобой афера – это афера, и выглядит она подозрительно, откуда ни глянь».)

5. В компах оставляем открытыми диалоги вконтакте…

(«Пусть радуются, что они такие гениальные шпионы».)

6. …предварительно удалив нашу с Лянкой переписку.

(«Ничего, мы ее текстовым файлом сохраним и закопаем поглубже».)

7. Лянка ворует одну из папиных кредиток, которая валяется в секретере и ее никто не замечает.

(«Пин я не знаю, но это фигня, будем в сети покупать все, там пин не нужен».)

8. Ну, и немного налички тоже не помешает.

(Я предложил спаковать все капиталы в потайной карман рюкзака, чтобы никто не залез. Не возить же их, блин, в лифчике, как моя мама. Как рассказал Лянке – так та просто сползла со стула.)

9. Маршрут побега: Регионск – Новопанск – Старожильск – Нехлебов – N-ск – Синее озеро.

10. Для перестраховки надо бы изменить внешность.

– А как ее изменить? – говорю. – Что мне, краситься, что ли? Или бороду нацепить?

– Ладно, это я так, – сразу отступила Лянка. – На всякий пожарный, если офигеют и сразу к ментам побегут.

Мы сидели у меня дома. Мама кисла на работе, Майк вообще стал виртуальным явлением (я подозревал, что он где-то снимает другую хату). Вероятность попалиться – один из тысячи. Все вещи собраны, их список многократно обсужден, утвержден и переутвержден. В общем, ничего не мешало отправиться в путь, но…

Куда спешить, говорил я себе. Все равно водитель, нанятый на блаблакаре, поймает нас на другом конце города аж через два часа…

– Вообще это мысль, – сказал я. Просто чтобы что-то сказать. – Насчет изменить внешность. Вот только как?

– Может, подстричься тебе?

– Ну да! И в парикмахерской жирный след оставить…

И тут я увидел ее. Майкову электробритву, шикарную такую, с логотипом.

– Стоп. А что, если…

Я подошел к зеркалу. По правде говоря, мне поднадоели мои лохмы, которые вечно лезли в глаза (не носить же обруч, как девчонке?).

– Вау! – всплеснула руками Лянка.

– Ага. Тут насадка есть… Ну что, женщина, сбрить мне всё нафиг под девять мэмэ?

– Давай, мужчина! – восторженно пискнула женщина.

Холодея, я включил адскую машинку, надеясь, что она не заряжена или сломалась… но нет, зажужжала, зараза. Таак… где тут эта насадка? Кажись, вот она…

Улыбаясь, как идиот, я зажмурился и ткнул жужжалкой себе в лоб. Потом медленно провел вверх, к макушке и затылку…

– Эээээ! – заверещала Лянка.

– Чего?

Я открыл глаза – и тут же закрыл: прямо в них посыпались волосы.

– Посмотри! Посмотри в зеркало!

Лучше бы я не смотрел туда… Поперек моей головы светился выбритый след, похожий на дорожную полосу. Никаких девяти мэмэ там и близко не было – чистая лысина, ровная, хоть полируй.

Руки у меня опустились, и я чуть не выронил машинку.

– А оно должно было так… совсем лысое? – спросила Лянка. Я свирепо посмотрел на нее, и она все поняла.

– Что ж. Теперь другого выхода нет, – сказал я. Вздохнул, как боец перед подвигом, и снова ткнул жужжалкой в волосы.

Через минуту я был совершенно лысый. Точнее, это был не я, а кто-то вместо меня, который почему-то шевелил губами в зеркале, когда я говорил.

– Погоди… вот тут еще… и вот тут… – бормотала Лянка, добривая меня там, где я не видел. – Готово! Ну ты и пришелец! Гуманоид!

Я страдальчески смотрел на нее.

– Да ладно, ты чего? Очень круто, ты сразу как этот… ну… Неважно, короче. Да посмотри, тебе что, не нравится? – она развернула меня к зеркалу. Оттуда на нас пялился Гуманоид с грустными, как у дворняжки, глазами…

Я молчал.

– Так. Стоп, – она вздохнула, выдохнула, снова вздохнула. И, прежде чем я успел что-то понять, ткнула бритвой себе в голову.

– Аааааа! Ты что! – заорал я, хватая ее за руку.

Поздно: на ее голове зияла лысая полоса, как у меня.

– А что? – хрипло сказала Лянка. – Тебе можно, а мне нельзя?

– У тебя же такие волосы, – причитал я. – Ни у кого таких нет…

Кажется, я ляпнул лишнее. Но это была правда: в Лянкиной рыжеватой шевелюре хотелось утонуть, и…

– Теперь совсем ни у кого не будет… Пусти! – сказала она.

И я отпустил ее руку и смотрел, как падают волосы с ее головы, и из-под них выглядывает чудик, еще меньше похожий на Лянку, чем я на себя…

– Помоги, – сказал чудик, и я добрил ее там, где оставались клочья волос, и потом выключил бритву и застыл, боясь увидеть ее лицо.

– Вот, – сказала Лянка. (Или то, во что она превратилась.)

Узнать ее было совершенно невозможно: вместо красотульки, которую я знал, на меня смотрел ушастый щекан, кусавший губы. Щеки у щекана были розовые, и такой же розовой была лысина, и уши оттуда торчали, как локаторы.

– О-хо-хо-хо! – вдруг надрывно захохотал щекан и облапил мою голову. – А у тебя щетина, как у поросенка!

Это было неожиданно, я даже ахнул, не сдержался. Горячие ладони обожгли мне кожу на голове, и к горлу сразу подкатил горький ком.

– У тебя тоже! – крикнул я.

Минут пять мы то ли смеялись, то ли плакали, щупая лысины друг дружке.

– Станком надо сбрить! – сказала Лянка, шмыгая носом. – Есть у вас такое?

Я добыл станок и крем. Она густо вымазала меня, как пирожное, и побрила, царапнув в двух местах. Казалось, что станок ездит прямо по нервам, как смычок по струнам… Потом я точно так же выбрил ее – до блеска, как бильярдный шар.

На полу валялись наши волосы: темные, мутные – мои, и глянцево-золотистые – Лянкины.

– Подмести бы, – сказала она. – И сжечь.

– На память, может, оставить? – спросил я.

– Не-а. Улика.

Рядом валялась какая-то картонка с Бруклинским мостом. Мы молча собрали все улики на нее, вышли на балкон и подожгли. Наши волосы, смешанные в пестрый шерстяной ком, плавились, как пластмасса, и темное смешалось с золотистым в единый бурый пепел, который мы закатали в остатки Бруклинского моста, чтобы выкинуть его на улице. Потом выдохнули и повернулись друг к другу.

На меня смотрела ушастая голова, нелепая, розовая – наполовину грудной младенец, наполовину мальчишка-хулиган, только почему-то с девчачьими глазами и губами. Глаза опять были красные, как у кролика.

– Теперь точно нет пути назад, – сказала голова.

– Да, если нас увидят в таком виде… Меня еще ладно, а вот тебя…

– Так что пошли.

Лысый мальчишка-хулиган натянул рюкзак и глянул на другого лысого мальчишку.

Тот вздохнул и пошел за ним.

Часть 2. Побег

1

– Это хорошо, что ты теперь лысая, – говорил я по дороге. – А то была такая, вся из себя… будто тебе уже лет двадцать, и ты это самое… Прикинь, сколько проблем было бы?

– Ты хоть соображаешь, что несешь, Кошмарик? – смеялась Лянка, закатывая глаза. – Комплименты отвешивает тут… Значит, теперь я урод уродский?

Я плохо соображал, это точно. Лысую башку холодил ветер, и казалось, что все нервы проросли туда и гудят, как на сквозняке. Что чувствовала Лянка, привыкшая к своей гриве до пояса, – было страшно и подумать. На нас пялились абсолютно все: прохожие, пассажиры, голуби, коты, даже машины и дома. Весь город превратился в огромный глаз, как у стрекозы, и пялился на наши с Лянкой лысины. Вначале это напрягало ее, потом развеселило, и она стала подмигивать злостным зевакам и корчить им всякие рожи. Вот ведь женская обезьянья натура!..

Глядя на нее, развеселился и я.

– Ну, пришли вроде, – сказала она, когда мы дотопали до дальней развилки.

Солнце уже садилось. Закат был красный, как в пустыне Аризона.

– Ты ему как платить будешь?

– Наличкой. – Лянка присела на корточки и пялилась в свой новенький макбук за хрен знает сколько тыщ. – У меня есть, не думай…

Через пару минут подъехал водитель.

– Здоров, пацаны, – крикнул он из машины. – А папа-мама где?

Мы с Лянкой переглянулись.

– Они подсядут к нам дальше… под Новопанском, – бодро заявила Лянка. – Откроете багажник?

– Открою… открою, – согласился водитель. Не спеша вышел, разглядывая нас, как экспонаты. Потом открыл багажник, и мы кинули туда наши рюкзаки.

– Закрыто, – сказала Лянка, пробуя дверцу машины.

– Погодь, – сказал водитель. – Ща открою.

Захлопнув багажник, он сел за руль. Машина взревела, оплевала нас дымом и гравием – и рванула прочь, как ракета, с нашими вещами в багажнике.

За десять секунд она скрылась из виду, а мы все стояли и смотрели туда, куда она уехала.

– Телефон есть его?.. – наконец спросил я.

Лянка молчала.

– В полицию заявить… Номер запомнила?

– Ага. «Так и так, мы тут из дому сбежали, а злой дядя водитель наши манатки спер…» Хочешь, чтобы побег накрылся?

– Так он и так накрылся, – сказал я, чувствуя, как горло давит склизкий ком. – Даже начаться не успел. Там же все наше было, все-все…

– Не все, – сказала Лянка, сунула руку под футболку и достала оттуда сверток. – Уехал ноут, одежда и хавчик. Финансы с нами.

Я матюкнулся, потому что это опять был тот момент, когда ничего другого не скажешь.

– Ловим машину, – продолжала она. – К ночи мы должны быть в Новопанске.

– Ты уверена?

Лянка так посмотрела на меня, что я заулыбался ей во все тридцать два, как дурачок, и выскочил на обочину голосовать.

Машина остановилась очень быстро, буквально за минуту или две.

– Оу, ребят, вы куда на ночь глядя? – спросил меня водитель, молодой парень.

– До Новопанска подбросите?

– Ого! А что это у вас там такое?

– От похода отстали, – вмешалась Лянка. – Опоздали на автобус.

– Вот оно что! Садитесь, как раз туда еду.

– Мы заплатим, – благодарно сказала Лянка, влезая в машину. Я тоже влез за ней.

– Да при чем тут заплатим!.. Расскажите лучше, что у вас за поход. Куда ходили-то?

– Ой, да мы вообще из программы «Гордость родного края», – запела Лянка. (Она как поймает волну – только держись.) – Есть программа такая для юных туристов, знаете? Сегодня целый день по Регионску, краеведческий музей, то-се… а потом засмотрелись на поющие фонтаны и… Ой, извините!

Она достала из кармана мобилку. Долго глядела на экран, потом приложила к уху:

– Да! Что? Эээ… нет. – Лянка сделала мне страшные глаза. – Нет-нет. Ошиблись. Ошиблись, говорю! – крикнула она и спрятала мобилку.

– Кто это был?

– Это… нагнись сюда.

Я нагнулся, ожидая услышать что угодно.

– Прикинь, звонил тот водитель, с блаблакара, – зашептала Лянка. – Говорит, ждет нас уже десять минут. Походу мужик, который наши рюкзаки спер, был совсем не он…