Текст книги "Умри стоя"

– Ну что же, курсант, – Виктор Крайчек свернул экран и откинулся в кресле, – ты неплохо начал. Посмотрим, как продолжишь.

Глава 3

Инструктор по огневой подготовке Хайнц Торвальд стоял, заложив руки за спину, перед аудиторией и терпеливо дожидался, пока утихнут восхищенные вздохи.

– Итак, – начал он спокойным тихим голосом, – у вас на столах лежит то, без чего знания и навыки, полученные за прошедшие четыре года, бесполезны. Без этого вы не солдаты. Без этого вы нежизнеспособны. Возьмите.

Аудитория тут же наполнилась лязгом и новой волной счастливых вздохов.

Глеб провел ладонью по холодному черному металлу и сглотнул. Пальцы ощупали ребристое цевье, легли на шершавый полиамид рукояти. Тяжесть смертоносного механизма наполнила все существо благоговейным трепетом.

– Вы держите в руках стрелково-гранатометный комплекс СГК-5, – продолжил Торвальд. – Основное оружие штурмовиков. Поднимите. Приложите к плечу. Почувствуйте и полюбите.

– Уже люблю, – прошептал Толян, лаская щеку гладкой сталью приклада.

– С этого момента он будет рядом с вами. Я сделаю его частью вас. Или вас – его частью, если на большее не способны. Положить оружие.

Двадцать восемь автоматов синхронно легли на столы.

Торвальд включил проектор, и на экране появилось анимированное изображение СГК-5 в разрезе.

– Вначале поговорим о стрелковой части комплекса. Посмотрите внимательно на схему. Возможно, некоторые из вас еще сохранили в головах материал прошлогоднего курса истории вооружений. Кто может описать конструкцию?

Поднялись три руки, но только одна твердо и четко, без доли сомнений.

– Волкова, отвечай.

– Есть! – Наташа вытянулась по стойке «смирно», тут же приковав к себе несколько взглядов с соседних рядов, в том числе и Глеба. Округлые формы под серым мундиром в последнее время все чаще занимали его мысли. – Судя по представленной схеме, стрелковая часть комплекса имеет компоновку булл-пап. Это дает возможность использовать подствольные модули без ухудшения баланса оружия в целом. Работа механизма основана на принципе сбалансированной автоматики, что позволяет значительно повысить кучность стрельбы очередями. Отсутствие экстрактора стреляных гильз говорит о применении безгильзового патрона. Магазин располагается над стволом. Оружие снабжено открытыми и оптическими прицельными приспособлениями, а также легкими складными сошками. Ответ закончила.

– Неплохо, Волкова, неплохо, – покивал Торвальд. – А теперь приведи оружие в боевое положение и застрели меня. Выполняй.

Наташа после секундного замешательства схватила автомат, взяла на изготовку и нажала спусковой крючок, но ничего не произошло. Утратив привычную уверенность, она пробежалась взглядом по корпусу СГК-5 и, обнаружив наконец ручку затвора, потянула на себя. Снова приложила затыльник к плечу и… Опять конфуз.

– Не получается, – лаконично констатировал Торвальд и, забрав автомат у поникшей духом Волковой, обратился к аудитории: – Вот наглядный пример того, что даже прекрасное знание теории не заменит практику. Только комбинация теоретических и практических знаний о вверенном оружии сделает из вас хорошего стрелка. А хорошего солдата из вас сделает только боевой опыт. – Он снял автомат с предохранителя и без лишних слов дал длинную очередь от бедра по собравшимся.

Глеб, завороженно следящий за оружием в руках инструктора, от неожиданности дернулся вправо и грохнулся на пол, рефлекторно обхватив голову руками. Когда грохот выстрелов смолк, а глаза боязливо открылись, он увидел, что остальные курсанты находятся в не менее нелепом положении. Кто-то забился под стол, кто-то растянулся в проходе, и только Преклов остался на своем месте, замерший с открытым ртом и вытаращенными глазами.

– Да, – Торвальд окинул бесстрастным взглядом поднимающихся и пристыженных горе-воинов, – примерно такой опыт. Но патроны будут боевыми, а большинство из вас будут мертвыми. Моя задача и задача Воспитателей – минимизировать потери. Вы слишком дорого обходитесь казне, чтобы сдохнуть в первом же бою. И я приложу максимум усилий, дабы этого не произошло. Очень скоро ваши пальцы будут стерты до мяса, ваши плечи превратятся в сплошной кровоподтек, вы будете засыпать и просыпаться, ощущая запах пороха, въевшийся в кожу, а звук выстрелов станет для вас столь же привычен, как дыхание. – Он щелкнул рычажком предохранителя и вернул дымящийся автомат Волковой. – Теперь перейдем к теме нашего сегодняшнего занятия. Итак, что же представляет собой СГК-5? СГК-5 – это одно из самых надежных, простых и легких в освоении средств уничтожения живой силы противника. Конечно, этот автомат не сравнится по огневой мощи с «Фениксом», ему далеко до «Сигмы» в плане точности, он не столь высокотехнологичен и компактен, как ветеран АСМ. Но перед всеми этими образцами передовой оружейной мысли СГК-5 имеет одно неоспоримое преимущество – цену. Вы не найдете здесь сверхсовременных композитов или электроники. Не увидите прицелов с двенадцатикратным приближением чистейшей оптики. Это дешевый и безотказный инструмент для убийства, в умелых руках исключительно эффективный. Он почти в двенадцать раз дешевле состоящего на вооружении Палачей «Феникса». Более двух третей от его стоимости приходится на ствол. Именно благодаря СГК-5 наша армия никогда не испытывала нужды в стрелковом оружии и не имела проблем с его эксплуатацией. По надежности СГК близок к легендарному автомату Калашникова. Он не теряет своих боевых качеств ни в мороз, ни в жару, ни в болотах, ни в пустыне. Применяющийся в нем безгильзовый патрон с пулей калибра восемь миллиметров позволяет отправлять в мир иной любую пехоту любого противника, в том числе и тяжелую. Эффективная дальность поражения легкой пехоты – триста метров. Тяжелой – до пятидесяти. Незащищенные цели уничтожаются с полукилометра. Кроме того, СГК-5 комплектуется подствольным гранатометом, составляющим вместе со стрелковой частью единый комплекс. Питается этот агрегат боеприпасами калибра двадцать пять миллиметров, с осколочно-фугасной или бронебойной головной частью. Первые применяются по пехоте, вторые – по легкобронированной технике. Осколочно-фугасная граната детонирует на расстоянии метра от препятствия и накрывает облаком поражающих элементов сектор в девяносто градусов на четыре метра перед собой, но не раньше чем удалится на десять метров от стрелка. В противном случае датчик не сработает, а граната самоликвидируется через три секунды с момента остановки. Бронебойный снаряд с сердечником из карбида вольфрама в алюминиевом стакане способен прошить пять сантиметров гомогенной стальной брони. Это позволяет штурмовому подразделению даже без реактивных систем успешно бороться с БМП и БТРами противника. Питание гранатомета осуществляется из сменного магазина емкостью в четыре патрона, что вполне достаточно для вывода из строя двигателя или ходовой части боевых машин. Дальность прямого выстрела – сто пятьдесят метров. Узел управления огнем стрелкового и гранатометного модуля един. Вопросы?

На этот раз поднятых рук оказалось куда больше.

– Панарин, – кивнул Торвальд на высокого темноволосого паренька, – говори.

– Есть! Имею следующий вопрос: существуют ли другие модули, кроме гранатометного?

– Садись. Да, другие модули существуют, хоть и применяются куда реже. Всего их три. Помимо уже рассмотренного, имеется пятидесятимиллиметровая мортира для навесного огня осколочными и фосфорными снарядами. Весьма эффективна в плотной городской застройке, когда силы противника могут находиться на соседней улице, вне зоны прямого визуального контакта. Встречается нечасто, так как штука недешевая. Снабжена электронным вычислителем траектории. Швыряет снаряды по дуге на расстояние до двухсот сорока метров. Взрыв осколочного накрывает шрапнелью радиус в тридцать метров, фосфорного – в пятьдесят. И еще есть полуавтоматический дробовик двенадцатого калибра. Используется в основном при зачистке зданий, когда нужно работать на коротких дистанциях и вышибать двери. Магазин у него коробчатый, на пять патронов под гильзу длиной семьдесят шесть миллиметров. Заводские боеприпасы комплектуются пулей, картечью, дробью или металлическим спрессованным порошком. Самокрутные – на усмотрение бойца. Все перечисленные модули используются только в комплексе со стрелковым, потому как собственных органов управления огнем не имеют. Еще вопросы. Давай, Ульрих, удовлетвори свое любопытство.

Карл Ульрих молодецки щелкнул каблуками и гаркнул:

– Есть! Имею вопрос относительно индивидуального вооружения штурмовика. Какие образцы используются кроме СГК-5?

– А тебя что, – Торвальд, прищурившись, опалил курсанта разъедающим нервы взглядом, – этот автомат чем-то не устраивает?

– Никак нет, господин инструктор! Меня все устраивает! Интересуюсь исключительно в целях повышения собственной грамотности!

– Ну что же, грамотность – это неплохо. Отвечу на твой вопрос. Помимо СГК-5, личным составом штурмовых групп используются ручные пулеметы РПЗ того же калибра, единые пулеметы П-150 калибра десять миллиметров, автоматические ручные гранатометы «Рой» калибра двадцать пять миллиметров, ранцевые огнеметы «Плазма» и, конечно же, автоматический пистолет ПА-7. Кроме того, в состав штурмовых групп входят снайперы, на вооружении которых стоят винтовки СВ-147 калибра восемь миллиметров и КСВК-3 калибра двенадцать целых семь десятых миллиметра. За время обучения вы освоите все эти образцы. А некоторые из курсантов, кого я отберу лично, будут направлены в группу подготовки снайперов, где им предстоит изучение тактики снайперского боя и углубленное знакомство с винтовками. – Торвальд вернулся за кафедру и взял пульт, чтобы вывести на экран следующее изображение, но взгляд его упал на еще одну поднятую руку. – Чего тебе, Преклов?

– Разрешите задать вопрос, господин инструктор!

– Вопрос? – Брови на сухом, будто вытесанном из камня лице немного приподнялись, и глаза с почти бесцветной светло-серой радужкой раскрылись шире обычного. – Насколько я помню, курсант Преклов, единственный вопрос, который я от тебя слышал, это «Можно мне в туалет?». Надеюсь, ты не собираешься повторять ошибку?

– Никак нет, господин инструктор!

– Хм. Я заинтригован. Ну, спрашивай.

Толян облизал пересохшие от волнения губы.

– Господин инструктор, а нас научат… научат обращаться с «Фениксом»?

Торвальд изобразил на лице уныние и вздохнул:

– Садись, Преклов. Рассчитывал услышать от тебя что-нибудь оригинальное, а ты меня опять расстраиваешь. Не помню года, чтобы мне не задавали этот дурацкий вопрос. – Он заложил руки за спину и обратился к аудитории: – Нет, учить вас обращению с «Фениксом» не будут. И тому есть веская причина. «Феникс» – индивидуальное оружие Палачей. После третьего года обучения ваша группа была сформирована из остатков двух подготовительных групп. Сейчас в ней двадцать восемь единиц. Штурмовиками станут в лучшем случае две трети, остальные либо погибнут в процессе обучения, либо будут переведены во вспомогательные войска как некондиция. А Палачом, согласно беспристрастным данным статистических наблюдений, становится лишь один из семидесяти двух штурмовиков. То есть всего один курсант из четырех ныне проходящих обучение групп. Этому счастливчику предстоит тренировочный курс, где ему будут привиты навыки обращения со всем спектром индивидуального оружия Палачей, а также, что куда важнее, навыки ношения тяжелой брони. Надеюсь, я доступно объяснил, и в дальнейшем рассчитываю не тратить время на пустые вопросы подобного характера. А теперь поговорим об устройстве стрелкового модуля СГК-5 и, самое главное, о технике безопасности при обращении с ним…

– Жаль, что из «Феникса» не дадут пострелять, – вздохнул Толян, разминая руки перед турником. – Долго теперь ждать придется.

– В смысле? Чего ждать? – спросил Глеб.

– Как чего? Пока до Палача дослужишься.

– Это ты, что ли, дослужишься? – язвительно усмехнувшись, встрял в разговор Кажубей.

– Конечно, – со всей серьезностью ответил Преклов, не почуяв издевки.

– Ну да, ну да. Так и вижу твою упитанную тушку, из щелей брони выпирающую. Вот будет хохма.

– Что?!

– Хорош подъебывать, – вступился Глеб. – Или лучше остальных себя возомнил?

– А ты не лезь, – огрызнулся Кажубей. – Командир выискался. Дебилом своим командуй.

– Закрой пасть, придурок.

– Это ты мне?

– Само собой. Ошибиться трудно.

– Вконец оборзел, урод? Я тебе зубы сейчас в глотку кулаком затолкаю.

– Попробуй.

– Что там за писк мои уши терзает? – заглушил дрязги громоподобный бас Крайчека. – Что за омерзительный скулеж? Кто-то решил во время занятий отношения выяснить, щенки?! Я вам предоставлю такую возможность! Глен, а ну живо на перекладину!

Глеб, одарив Кажубея презрительным взглядом, подошел к турнику, подпрыгнул и, взявшись прямым хватом, четко выполнил все тридцать положенных подтягиваний, но вместо команды «Закончить» услышал:

– Какого хера ты тут повис глистом?! Продолжать! Вот так. Чище, чище выполняй упражнение! Не тянуть подбородок! Держать спину ровно! Это все? И только?! Нет? Давай, жми, курсант! Еще! Вытягивай! Черт тебя дери, Глен! Всего сорок пять! Пошел с глаз моих! Преклов, тащи сюда свою отожраную задницу! О! Запрыгнул! Уже что-то. Твою мать, Преклов, как это у тебя получается наедать жир со стандартной пайки? Или ты еще где-то харчуешься? Может, дружка себе на кухне завел? Тянись-тянись, курсант! Через не могу! Норматив – это еще не все. Нужно делать больше норматива. Всегда и везде делать больше! Только так ты станешь человеком! Тридцать четыре! Слизняк! Пошел вон! Кажубей, ко мне! Приступай. Шире хват! Так ты, значит, считаешь, что не щеголять Преклову в ТБ? Думаешь, жирноват он для этого? Я согласен. Видок будет не ахти. Тяжело переть на себе двести сорок кило брони, когда собственную жопу с трудом поднимаешь. Вот ты, Кажубей, – это другое дело. Герой, мать твою ети! Всем просраться дашь! А, Кажубей? Не останавливаться! Тридцать. Уже тяжело? Тяжело поднимать жалкие восемьдесят два килограмма? Или, может быть, оно тебе и не надо? Может быть, ты не горишь желанием продвигаться по службе? Ведь броню штурмовика таскать куда легче, чем доспехи Палачей. На хера выслуживаться? Давай сделаем так – ты прыгаешь с турника до команды, а я засчитываю это как просьбу об отчислении из «Зарницы» и перевод в лагерь подготовки вспомогательных войск. Через пару лет получишь распределение на склады или в ремонтную часть. Еще через пять-семь – дослужишься до интенданта. И вообще не нужно будет напрягаться. Ну? Подумай. Это шанс. Не хочешь? Вижу, что не хочешь. Сорок. Тогда готовься, Кажубей, как следует готовься, чтобы не словами, а делом доказывать свою значимость. Чтобы нос товарищу утереть, если так уж в жопе свербит. И, может быть, когда-нибудь ты удостоишься чести носить звание Палача. Пятьдесят. Закончить упражнение!

Геннадий Кажубей отпустил перекладину и приземлился, уронив трясущееся руки с негнущимися багровыми пальцами.

– Чего он прицепился ко мне? – прошептал Толян, сидя возле ринга, занятого двумя мутузящими друг друга курсантами. – Я его трогал?

– Да просто он козел, – ответил Глеб. – А тебе пора уже привыкнуть и не обращать внимания на всякую погань самовлюбленную. Будто мало тебя доставали за эти четыре года.

– Как же. Не обращать внимания. Чтоб я сдох! Так он и вовсе не отстанет.

– Он не отстанет, если продолжишь на него реагировать. Уроды вроде Кажубея, они как зуд. Чешешь – чешется, не чешешь – проходит.

В этот момент ситуация на ринге поменялась. Курсант из параллельной группы неловко подставился и, получив сокрушительный удар в челюсть, растянулся на настиле.

– Стоп! – скомандовал Крайчек, видя, что Слава Тарасенко ринулся вперед, намереваясь добить противника. – Приведите тело в чувство и освободите ринг.

Двое дежурных медиков пролезли за канаты, сунули под нос «телу» нашатырь и, взяв под руки, увели на осмотр.

– Тарасенко, хорошо бьешь, но пропускаешь многовато. И не пренебрегай работой в партере. Вполне мог локтевой выломать, а отпустил. Свободен. Глен, Кажубей. У вас вроде было что сказать друг другу? Вперед!

– Врежь ему, – подбодрил Толян.

Глеб вставил капу, затянул крепления перчаток и пошел в ринг. По пути уронил взгляд на Волкову и, встретившись с ней глазами, невольно расправил плечи, ободренный этим куда больше, нежели напутствием товарища.

«Смотрит на меня. Не на Кажубея».

Он пролез сквозь канаты и обернулся, делая вид, что разминает шею.

«Все еще смотрит. Улыбается. Хе. Смотри, Наташа, смотри, сейчас ты увидишь, что может…»

– Сошлись!

Одновременно с сигналом к началу боя кулак Кажубея врезался Глебу в скулу. Тот успел слегка отклонить занятую глупостями голову, но удар оказался хоть и не нокаутирующим, однако весьма чувствительным. В глазах потемнело. Глеб на автомате нырнул вниз и почувствовал, как воздушная волна проносится над затылком. Едва уйдя из-под хука, получил по ногам и упал. Прижав перчатки к вискам, перекатился в сторону. Вовремя. Вражеский ботинок сотряс пол ринга в считаных сантиметрах от головы. Глеб, воспользовавшись моментом, ухватил правую ногу неприятеля и, ударив по левой, свалил Кажубея на пол. Не будучи любителями партерной возни, оба вскочили и, приняв стойку, начали описывать круги вокруг центра ринга.

– Долго этот балет будет продолжаться? – возмутился Крайчек. – Вы биться вышли или колею протаптывать?!

Первым на провокацию поддался Кажубей. Он шагнул вперед, пытаясь нанести удар ногой в солнечное сплетение, провалился, не рассчитав дистанцию, и тут же получил в нос. Второй и третий удар пришлись по защите, но встряхнули порядком. Геннадий отступил к канатам, часто моргая сквозь щель между плотно прижатыми к лицу перчатками. Стало тяжело дышать сквозь заполнившую ноздри кровь. От переносицы к глазам расплылось онемение, сигнализирующее о неминуемом отеке, который вот-вот лишит зрения и победы. Кажубей резко выдохнул, покрывая настил ринга кровавой пылью, и ринулся на противника.

Да так внезапно, что готовящийся пробить апперкотом Глеб не успел закрыться. Левый кулак прошелся ему вскользь по ребрам, правый – впечатался в голову, раскроив бровь. Ноги, обмякнув, сделали три неуверенных шага в сторону. Размашистый крюк просвистел возле подбородка. Дыхание перехватило. Печень с секундным опозданием отреагировала на удар, затягивая нервы в узел. А Кажубей и не думал останавливаться. Он месил и месил, уже почти не видя цель сквозь заплывшие веки. Слегка очухавшись, Глеб улучил момент и, резко сместившись вправо, пробил двойкой. Первый удар пришелся в глаз, второй – чуть ниже виска.

Геннадий пошатнулся и, перебирая заплетающимися ногами, отошел к канатам. Но вместо того чтобы наглухо закрыться, он через секунду вновь бросился на Глеба с твердым намерением свалить его и поискать счастья в партере, где заплывшие глаза не такая большая помеха. Удар коленом в голову безжалостно разрушил этот смелый план. Что-то влажно хрустнуло. Стремительно темнеющий мир опрокинулся. Еще удар. Далеко-далеко из темноты доносится гулкое «Сто-о-о-о-оп!». Еще удар. Еще…

– Отставить, Глен! Твою мать! – Рука Крайчека схватила Глеба за ворот и отшвырнула в сторону, как котенка. – Медиков сюда! Живо!

Гена Кажубей лежал на синем настиле ринга, орошенном алыми брызгами. Закатившиеся глаза белели в щелках оплывших век. Два красных ручейка стекали по щекам от сломанного носа.

Глеб стоял возле канатов и отрешенно смотрел, как под головой у поверженного противника растет лужа крови. Она выглядела очень яркой, почти раскаленной на синем фоне настила, оттененная противоестественно бледным лицом. Ее неровные края постоянно двигались, будто живые, цеплялись за микроскопические выемки и ползли все дальше и дальше, захватывая новые территории. Все дальше и дальше…

– Оглох, курсант?!

Возникшая перед глазами фигура Воспитателя прервала процесс умиротворенного созерцания.

– Ты не слышал приказа?!

– Виноват, – ответил Глеб и сам удивился тому, насколько спокойно звучит собственный голос.

Крайчек нахмурился и заглянул ему в глаза, играя желваками.

– Что на тебя нашло, курсант?

– Не знаю.

– Не знаешь? Ладно. Позже поговорим.

…Во время строевой Глеб шагал на чистом автопилоте. Сознание по-прежнему пребывало в странной полудреме, ничем конкретно не занятое и в то же время переполненное непонятными переживаниями. Смутными, аморфными. Их расплывчатые очертания теснились в мозгу, то приятно щекоча его, то окуная в вязкую тину сомнений. Краем глаза Глеб замечал брошенные украдкой взгляды. Боязливо-любопытные по большей части либо откровенно неприязненные. И только один взгляд был не похож на остальные.

После строевых занятий к Глебу подошла Волкова. Она улыбалась. Не как обычно – надменно-язвительно, а с явным одобрением. В голубых глазах светилась дикая искорка.

– И как оно? – спросила Наташа, приблизившись настолько, что Глеб почувствовал тепло ее дыхания.

– Что «оно»?

– Самочувствие.

– В норме.

– А по виду не скажешь. Задумчивый какой-то.

– Просто… Ну…

– Ты хорошо дрался сегодня. – Волкова улыбнулась шире и по-дружески пихнула Глеба кулаком в плечо. – Молодец.

– Да, – кивнул он растерянно, провожая взглядом грациозную фигурку. – Конечно.

…В казарме царило оживление. Оставшись без присмотра, курсанты активно щелкали железом, применяя на практике знания, усвоенные по СГК-5. На койках лежали магазины, отомкнутые во избежание ожогов и контузий. Патроны были хоть и холостые, но бабахали вполне наглядно. К тому же за несанкционированную стрельбу Торвальд пообещал устроить холокост. Что это такое, никто не знал, но проверять опытным путем не хотелось.

Преклов успел уже наполовину разобрать автомат и теперь сидел над ним с озадаченной физиономией, прикидывая, как вернуть все обратно.

– Проблемы? – без особого энтузиазма поинтересовался Глеб и поставил свой СГК в держатель у изголовья кровати.

– Э-э… Да тут, видишь… – замялся Толян. – Не знаю, куда вот эту хреновину пихнуть. Когда разбирал, все вроде понятно было, а теперь как-то не очень…

– Ну-ка дай. – Глеб присел рядом и, оценив масштаб «бедствия», поставил детали УСМ на законное место.

– О! Чтоб я сдох! Влезла! Спасибо. Дальше сам попробую.

– Валяй.

Глеб вернул автомат и лег, заложив руки под голову.

Повозившись еще немного, Преклов отложил табельное оружие в сторону, вздохнул и тронул товарища за локоть.

– Слышь.

– М-м?

– Не переживай ты так. Мало ли что бывает. Кажубей сам виноват. Нарвался глупо, вот и… огреб.

– Огреб?

– Ну да.

– Он умер, Толян, – спокойно пояснил Глеб, рассматривая трещины на потолке. – Не огреб, не отхватил, не словил, а умер. Я убил его. Забил до смерти. И знаешь что самое интересное? – Он повернул голову и посмотрел Толе в глаза. – Мне не жаль. Совсем.

Во время обеда к Глебу подошла Анастасия Репина и приказала через десять минут явиться в кабинет Воспитателя.

– Вот дерьмо, – печально протянул Толян, как только она удалилась. – А я уж подумал, что обойдется.

– Это вряд ли, – ответил Глеб.

Преклов опустил замершую на полпути ко рту вилку и шмыгнул носом.

– Что же теперь будет?

– Скоро узнаю.

– Это все из-за меня. – Толя вздохнул и сокрушенно покачал головой.

– При чем здесь ты?

– При том. Если б я тогда, у турников, держал рот закрытым, ничего бы не произошло. Ты бы не поцапался с Кажубеем. Господин Крайчек этого бы не услышал. Не поставил бы вас в ринг. Никто бы не умер, и никому не пришлось бы идти в кабинет Воспитателя.

– Ерунда, – отмахнулся Глеб и вылез из-за стола.

Преклов тотчас вскочил, едва не опрокинув стаканы, и протянул руку.

– Не поминай лихом, друг, – произнес он торжественно, чуть дрожащим от волнения голосом.

Глеб ответил рукопожатием и озадаченно нахмурился.

– Ладно… Не буду.

В этот момент самообладание дало трещину. По дороге от столовой к офицерскому блоку оно продолжало стремительно слабеть, пока наконец не растаяло полностью. Траурный тон Преклова заронил в сознание тлетворные семена паники, которые тут же дали обильные всходы, за что Толин язык был неоднократно проклят наложением типуна. Впрочем, это не помогло. Возле двери Крайчека Глеба уже колотила нервная дрожь, а ладони вспотели так, что казалось, еще немного, и с пальцев закапает. Он скрипнул зубами, собирая воедино жалкие остатки былой смелости, и постучал.

– Войдите, – ответил пробирающий до костей механический голос.

Глеб открыл дверь и шагнул навстречу судьбе.

– Курсант Глеб Глен прибыл по вашему приказу, господин Воспитатель! – отрапортовал он тоном чуть выше, чем хотелось.

– Ну заходи, герой.

Крайчек в кабинете был не один. Возле окна, скрестив руки на груди, стояла Репина. В гостевом кресле у стола сидел Лехов.

– Рассказывай, – потребовал Архангел.

– О чем? – спросил Глеб совсем ослабшим голосом и почувствовал, как ноги предательски затряслись.

– О том, что произошло сегодня на занятиях по рукопашному бою, – невозмутимо уточнил Лехов.

– Это бы… – Глеб откашлялся и сглотнул. – Это был несчастный случай.

– Не тебе решать, что есть несчастный случай, а что – преднамеренное убийство.

– Почему ты не отреагировал на приказ, курсант? – включился в разговор Крайчек.

– Я не слышал, господин Воспитатель. Я старался быстрее закончить…

– Вы с Кажубеем недолюбливали друг друга? – перебил его Лехов.

– Да. Мы не были друзьями.

– Я тебя не об этом спрашиваю. Или ты мечтаешь забить до смерти любого, кто не является твоим другом?

– Никак нет.

– Кажубей был тебе неприятен?

– Так точно. Неприятен.

– Почему?

– Он позволял себе неприемлемые высказывания в отношении меня и моего друга.

Архангел вопросительно взглянул на Крайчека.

– Преклов, – пояснил тот. – Они с первого года приятели.

– Ты вступился за товарища? – продолжил Лехов. – Из-за этого и произошла ссора?

– Так точно.

– И вся твоя неприязнь к Кажубею только в этом кроется?

– Да. Неприязнь… – Глеб взглянул Архангелу в глаза и почувствовал, что тот его действительно слушает. Не с целью формально пропустить мимо ушей и покарать, а с желанием разобраться. – Неприязнь кроется в этом. И еще…

– Продолжай.

– Курсант Волкова. Наталья Волкова. Она учится в нашей группе.

Репина, стоящая вполоборота к окну, чуть повернула голову, и на не тронутой шрамами половине лица заиграла легкая улыбка.

– Она тебе нравится? – спросил Лехов. – Эта Наталья Волкова.

– Да, – кивнул Глеб.

– А Кажубей тут при чем?

– Ему она тоже нравится… нравилась.

– Тебя это злило?

– Да.

– Почему?

На этот вопрос Глеб и сам не знал ответа. Действительно – почему? Вот если бы Кажубей терпеть не мог Волкову, если бы всячески доставал ее, как Преклова, к примеру, тогда все было бы понятно. Но нет. Волкову он не трогал. Как раз наоборот, частенько отзывался о ней весьма лестно. Особенно о внешних данных. Что было объяснимо. Глеб думал так же. Но по какой-то причине совпадение мнений не сближало его с Кажубеем, а разжигало ненависть. Странную, бессмысленную.

– Не могу объяснить. Я просто не хотел, чтобы Волкова и Кажубей…

– Глен, твою же мать, – скривился Крайчек.

– Так я и думал, – продолжил Лехов, говоря скорее с собой, нежели с присутствующими. – Видимо, новые инъекции действуют сильнее прежних. Особенно в период созревания. Нужно изменить дозировку семнадцать-бэта-эфиров. – Он еще немного помолчал и взглянул на Крайчека. – У меня больше нет вопросов к курсанту.

– Свободен.

– Слушаюсь, господин Воспитатель.

Глеб вышел за дверь и почувствовал, как по спине бегут холодные капли, смачивая форменную рубашку, прилипшую к пояснице.

«Неужели это все? Меня не отчислят? И никакого наказания? Просто «свободен»?

Он шагал по коридору, не веря в случившееся. Должен быть подвох. Скорее всего, у крыльца ждет конвой. Пара штурмовиков с кандалами. Они закуют его, посадят в машину, и никто никогда не услышит больше о Глебе Глене. Всего лишь очередная потеря обучаемой единицы. Неизбежный отсев.

Но у крыльца никто не ждал. И возле казармы было пусто.

– Глеб! – Толян подскочил будто ужаленный и рванул навстречу появившемуся в дверях товарищу. – Ну что?! Ты как?! Наряды дали? Не переживай, я помогу. Я после обеда буду. Попрошу господина Крайчека…

– Все нормально, Толь.

– Конечно, все нормально! Главное, что не отчислили. Остальное – ерунда.

– Нет никакого остального. Меня даже не пожурили. Будто и не случилось ничего.

– Как это?

– Вот так. Все в норме, Толян. Все в норме.