Текст книги "Миллионер"

Артем Тарасов
Миллионер

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Уважаемый читатель!

Вы держите в руках необычную по жанру книгу. Это не автобиография и не мемуары, не авантюрный роман и не утопическое сочинение о благополучной и благословенной стране Русляндии, хотя характерные черты по определению несовместимых жанров вполне органично сочетаются в этом удивительном произведении.

Однако оставим размышления о жанре озадаченным литературоведам…

Прежде всего исповедь первого легального советского миллионера – замечательный ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ документ. Судьбе было угодно, чтобы ее автор и герой прожил, по его собственному ощущению, целых шесть жизней. "Первая, самая длинная, – пишет Артем Тарасов, – но отнюдь не самая насыщенная, продолжалась с моего рождения до 1987 года. Она называлась «Винтик в коммунистическом аппарате своего Отечества». Вторая – с мая 1987 года по февраль 1991-го, самая бурная и драматическая, начало свободной рыночной экономики в СССР – «Глоток несбыточных надежд». Третья – эмиграция, с марта 1991 года по декабрь 1993-го, – «Ностальгический синдром». Четвертая жизнь в новой России – с января 1994 по ноябрь 1996-го – «Возвращение на чужую Родину. Пятая – с ноября 1996 по май 2000-го опять из России в Лондон под названием „Из мнимого капитализма в настоящий“. И, наконец, шестая – еще одна попытка вернуться домой – „В поисках точки опоры“».

В этих жизнях было все: высокие взлеты и опасные падения; популярность и благосостояние, как в калейдоскопе, сменялись преследованиями и угрозами неминуемой смерти. Артему Тарасову было суждено познать бескорыстную дружбу и бесстыдное предательство.

Но, несмотря на все превратности судьбы, этот человек никогда не сдавался и в конце концов выстоял. О том, что с ним происходило, Артем Тарасов повествует со спокойным мужеством и чувством собственного достоинства, которые он сохранял в самых критических ситуациях.

Мы предвидим, что нелицеприятные оценки отдельных личностей и почти фантастические теории, содержащиеся в данном произведении, вызовут горячие споры.

А что в этом плохого?

Даже среди сотрудников издательства у этой книги есть сторонники и противники.

Но мы убеждены в том, что свободный человек в свободной стране имеет право высказать свое мнение свободно, вовсе не ожидая всеобщего одобрения.

1. ПРОЛОГ

В Троицком соборе Свято-Данилова монастыря заканчивались приготовления к освящению. Напротив алтаря установили специальный постамент, накрытый кружевной белой скатертью. Справа и слева на кафедрах укрепили прожектора по требованию телевизионщиков. Им разрешили снимать прямо в процессе церемонии, что в Троицком соборе случается нечасто. Внутрь пока не пускали. Перед дверями собора росла толпа приглашенных и просто любопытствующих.

Когда начнется церемония, корону вынесут из алтаря. Следом выйдет наместник Свято-Данилова монастыря отец Алексей в нарядной белой рясе, расшитой золотом и каменьями.

Реликвию на голубой бархатной подушке положат на постамент, и иеромонахи встанут по обе стороны. Церковный хор запоет здравицу, а наместник прочтет молитву и окропит корону святой водой. Потом трижды обойдет вокруг нее с кадилом в руке, и запах ладана распространится повсюду.

– Освящается корона дома Романовых…

Какие-то телеканалы захотели взять у меня интервью прямо здесь, в соборе, сразу после церемонии. Не знаю, позволительно ли подобное было делать в святом месте. Я заговорил шепотом:

– Это замечательное событие. В Россию возвратилась малая корона дома Романовых, которая более ста лет находилась в Англии. С благословения его Святейшества Патриарха всея Руси Алексия II здесь произошло ее освящение. Это надо было сделать, чтобы вернуть короне чистоту и возвратить ее в православие. Нужно было освободить ее от всякой скверны и злобы, накопившейся за сто лет. Нужно было очистить ее информационное пространство.

– Скажите, а что вы собираетесь делать дальше?

– Каких-то конкретных планов у меня нет. Мне вообще кажется, что не я, а сама корона планирует мое дальнейшее поведение. Не удивляйтесь моим словам. В ней заключена огромная сила. Такое у меня ощущение…

– Но все же хотя бы в общем плане вы можете рассказать о будущих действиях?

– Ну, для начала ее надо оценить. Надеюсь, что Гохран России мне в этом не откажет. Буду молиться, чтобы оценка была как можно ниже. А что тут удивительного? Я в Лондоне получил согласие маркизы на то, что она продаст реликвию за цену, установленную российскими экспертами. Чем ниже будет цена, тем более вероятно собрать деньги для ее покупки.

– Как вы думаете, сколько она стоит?

– Я думаю, что для России корона бесценна. Она часть самой России. А в Англии как за ювелирное украшение ее стоимость определили в семь с половиной миллионов долларов.

– И вы реально надеетесь собрать такие деньги?

Этот вопрос многократно задавали уже несколько дней подряд, он ставил меня в тупик. Я понятия не имел, как смогу набрать нужную сумму денег в течение двух месяцев, именно на такой срок мне было позволено по контракту ввезти корону в Россию. Куда и к кому обращаться? К обычным людям, у которых и без того масса финансовых проблем? К олигархам? Но они никогда не взаимодействуют. Найдется ли хоть один из них, кто выложит столько миллионов за корону? Очень сомнительно, тем более после того, как власть стала их трясти… Да и вообще настоящая благотворительность как потребность человека исчезла в России после революции.

– Вы собираетесь обращаться к олигархам или к правительству России?

– Конечно, самым правильным было бы выкупить корону на деньги Российского государства и сдать ее в Алмазный фонд Кремля. Но пока таких предложений я не получал. Сначала мы думали всю сумму разбить на лоты и скинуться всем вместе, например, собрать по десять тысяч долларов восьми сотен предприятий и банков. Мы разослали более двух тысяч писем по предприятиям, но никто не ответил! Ни один банк или нефтяная компания! Это Россия. Здесь никому нет дела до собственной истории, если надо платить.

А обращаться к разным олигархам – бесполезно. Если только кто-то из них сам меня не найдет…

Речь идет не просто о Малой короне дома Романовых. Ее огромная историческая ценность для России заключается в том, что именно эта корона стала символом примирения двух великих фамилий – Романовых и Пушкиных. Влюбившись во внучку А.С. Пушкина – Софью, великий князь Михаил Михайлович Романов специально заказал ее для своей возлюбленной к свадьбе.

Он женился на Софье вопреки воле императора Александра III и был изгнан из России за этот поступок.

– Я никогда не вернусь в Россию, – сказала Софья в сердцах, узнав, что их брак объявлен Александром III недействительным. – Я не вернусь, но эта корона возвратится!

Они поехали в Англию, где были приняты королевой Викторией, бывшей в родстве с великим князем Михаилом Михайловичем Романовым. Осуждая поступок императора Александра III, королева даровала титул графини де Торби жене Михаила Михайловича Софье. И действительно, ни Михаил Михайлович, ни Софья так и не вернулись в Россию…

– Давайте продолжим беседу в другом месте. Мне неловко разговаривать в церкви, – сказал я журналистам.

– Что вы будете делать, если не соберете достаточного количества денег для оплаты короны?

– Тогда корона возвратится в Англию, и уже навсегда. Маркиза Милфорд Хэвен, ее владелица, позволит разобрать ее на части и продать с аукциона. Ведь эта корона так и сделана – разборной. Она единственное в мире подобное украшение – работа знаменитого придворного ювелира Карла Болина. Корона разбирается на восемь частей: серьги, броши, заколки, браслет, колье и прочее. Все части будут проданы отдельно. Вам не жалко?

Тележурналисты отчего-то засмеялись. А мне действительно было бы очень жаль, если бы с аукциона по частям продали целую страницу истории России. Это прибавит зла в мире.

– Ну и самый последний вопрос: зачем вы привезли корону в Россию?

– По велению своей души…

2. НЕ УБИВАЙ

Глава 1. В МОЕЙ СМЕРТИ ПРОШУ ВИНИТЬ МОЮ ЖИЗНЬ

…В тот день вместе с Пичугой приехали еще несколько воров в законе – скорее всего, грузин. У них была четкая задача: вытрясти из меня миллионы, обещанные Асланом Дидиговым, или по крайней мере взять меня в рабство.

С обеих сторон собралась целая армия – человек по тридцать-сорок. Клуб Володи Семаго на Таганке был оккупирован совершенно отъявленными головорезами, в открытую обвешанными оружием, один вид которых нормальному человеку внушал ужас…

Воры в законе со своей приближенной свитой уселись за столом в банкетном зале напротив Малика и Шамада, а меня с моим телохранителем посадили в соседней комнате и велели ждать.

И вдруг буквально через секунду я услышал дикий крик за стенкой, взорвавший тишину переговоров.

– Зачем вы пришли? Что вы связываетесь с этим барахлом! – орали наши на воров со стороны Дидигова. – Он уже себя запятнал, он уже не вайнах, он просто сволочь! И вообще, кто вы такие?

– Мы воры в законе! – кричали те. – А вы кто такие?

– А мы бандиты! – орал Шамад. – Мы авторитетов не признаем!

Поскольку все были вооружены, до начала стрельбы, очевидно, оставались какие-то минуты. Меня вызвали в зал. Все выглядело, как в гангстерском фильме, и казалось нереальным. Говорят, что акулы бросаются на свою жертву только после того, как почувствуют ее испуг. Я в этот момент почему-то не испугался. Я еще не понимал серьезности того, что в России уже два года регулярно стреляют в бизнесменов, политиков и воров. Я совсем недавно вернулся из рафинированной Англии домой и был необычайно далек от новой действительности, сложившейся в стране. Почему-то и до сих пор в моем сознании каждое очередное убийство моих друзей, выполненное киллером, кажется нелепостью и случайностью…

* * *

К сожалению, опыт общения с криминалом у меня весьма богатый. Сразу после скандальной истории с уплатой партвзносов с зарплаты в три миллиона рублей в моем кооперативе «Техника», после которой я стал знаменит, мной заинтересовалось множество мелких бандитов. Забавно, но они заявили, что готовы меня защищать любым видом оружия. Так мне и передали от общака.

Тогда меня пригласил в гости покойный ныне Отари Квантришвили, ему захотелось пообщаться с кооператором, который так смело ведет себя в телевизионном эфире.

Отарик сам не был вором в законе, как его старший брат Амиран. Однако с молодости вращался в криминальной среде, выколачивал дань с фарцовщиков и тем завоевал уважение и авторитет у воров. Он быстро сориентировался в кооперации и вскоре подмял под себя десятки успешно функционировавших предприятий и кооперативов, став для них «крышей». Отарик обладал в Москве правами разводящего конфликты, формировал свои бригады из выходивших на волю уголовников, давая им заработок и жилье. Я вспоминаю 1990 год – последний перед падением советского режима и началом криминального капитализма в России.

Конечно же, Отарик сразу меня очаровал: он был поразительно коммуникабельным человеком и великолепным рассказчиком. Слушать его замечательные истории можно было часами, и он не переставая их рассказывал, увлекая собеседника. И я бы наверняка незаметно попал под его влияние, если бы не моя эмиграция, случившаяся меньше чем через год.

В 1993 году вернувшись обратно в Москву, я встретился с Квантришвили на финале номинации призов «Овация» в государственном концертном зале «Россия», где он вместе с Иосифом Кобзоном вручал премии за успехи на эстраде, кино и в театральном искусстве. Он приветствовал меня громко прямо со сцены: «Сегодня среди нас присутствует сам Артем Тарасов, который вернулся обратно на Родину. Это первый такой поступок. Он правильно сделал, и мы протянем ему руку поддержки! Давайте ему поаплодируем все вместе!» Зал послушно реагировал. Со сцены мне тоже хлопали: и Кобзон, и замечательный чеченский танцор Махмуд Эсамбаев, стоявший гордо в своей черной папахе над орлиным лицом.

А меньше чем через два месяца Отарика расстрелял наемный киллер прямо у выхода из Краснопресненских бань. Снайпер стрелял с чердака и сделал два выстрела в тело и один контрольный в голову. Стандарт.

Пожалуй, других крупных авторитетов я тогда еще не знал…

Впрочем, ошибаюсь. Незадолго до этого «благодаря» моему приятелю Леве Гукасяну я познакомился с вором в законе по имени Наум. Через несколько лет он тоже был убит прямо у ворот Петровки, 38. Расстрелян из автомата на глазах у милиционеров, высунувшихся из окон Главного управления внутренних дел Москвы на выстрелы.

Как-то мне в Англию позвонил Гукасян и говорит: «Знаешь, Артем, а ведь твое уголовное дело все еще ведется в России. Но можно помочь».

Речь шла о старом уголовном деле, еще времен моего кооператива «Техника». Дело о хищении мазута совместным предприятием «Микрограф-Москва», как раз и заваренное самим Гукасяном. Мы тогда договорились с кременчугским заводом об отгрузке сливов нефтепродуктов – из них можно было отделить воду и получить мазут. А сами эти сливы никому в России были не нужны: их просто сливали в отстойные ямы, загрязняя окружающую среду.

Мы нашли зарубежного покупателя, и первый танкер благополучно ушел. За тридцать тысяч тонн нам выплатили почти миллион долларов, на которые тут же были закуплены подержанные «Мерседесы» для службы аренды автомашин в аэропорту Шереметьево, которой руководил сам Лева Гукасян.

Но второй танкер задержали в порту. Независимый эксперт таможенного управления вдруг определил, что он загружен настоящим мазутом, причем очень высокого экспортного качества.

Прокуратура завела уголовное дело о контрабанде нефтепродуктов, меня стали вызывать на допросы, почему-то в Лефортово. Возможно, потому, что я тогда уже был народным депутатом Верховного Совета РСФСР, да еще из команды Ельцина – так не любимого президентом Горбачевым и председателем КГБ Крючковым. Нам самим было непонятно, откуда взялся мазут в танкере вместо сливов. Поэтому независимо от официального расследования мы провели свое и неожиданно раскопали достаточно опасную для нашей жизни новость: до России не доходит поток валютных средств, который оседает на зарубежных счетах для финансирования КГБ!

Схема была проста, как все гениальное: по указанию компетентных органов в мазут низкого качества при погрузке на корабль прямо в нефтеналивном порту добавляли дизельное топливо – и получался высококачественный нефтепродукт, который стоил гораздо дороже, чем отходы и сливы.

Разница составляла примерно пятьдесят-семьдесят долларов за тонну, и ее выплачивали уже за границей, проведя в иностранном порту дополнительный анализ качества груза. Причем, поскольку нашим внешнеторговым посредником была фирма, работавшая на КГБ, все средства попадали на их валютные счета. Деньги эти были совершенно неучтенными, они нигде не фигурировали и никакому контролю не подлежали.

И вот когда меня во второй раз вызвали в Лефортово на допрос, я обо всем этом рассказал следователю. Дело сразу же прекратили. Меня спасли депутатская неприкосновенность и популярность, созданная прессой.

Гукасян очень испугался и сбежал в Америку. Но в 93-м году решил вернуться в Россию. Привез десять лимузинов, выгодно их продал, закрутил свой бизнес…

И вдруг звонит мне в Лондон, чтобы сообщить о том, что дело о контрабанде вновь открыто: через три года после закрытия с формулировкой о недостаточности доказательств!

– У меня есть влиятельные друзья, – сказал Гукасян. – Если хочешь, я тебя с ними познакомлю. Они готовы помочь!

Я согласился, и вскоре он привез в Англию этих «друзей». Одного я знал и раньше, а второй, как потом выяснилось, был вором в законе, тем самым Наумом.

Он сказал:

– Артем Михалыч, я как официальный представитель МВД(!) предлагаю вам выкупить ваше уголовное дело – всего за шесть миллионов долларов!

– За сколько?

– А что вы удивляетесь – там одних только ваших телефонных разговоров из Англии аж четыре тома, а всего тридцать два! Не зря же люди работали…

– Ну хорошо, допустим, я заплачу эти шесть миллионов – и что?

– Мы отдадим вам дело. А что вам еще нужно?

– Мне нужно, чтобы министр внутренних дел России господин Дунаев и председатель КГБ Баранников выступили бы публично по первому каналу телевидения и сказали, что они ко мне никаких претензий не имеют, а я сам не имею отношения ни к какому криминалу!..

– Нет проблем! – легко согласился Наум. – Хоть завтра! Мы вам доверяем, если вы согласны, мы все сделаем вперед, а потом уже оплата. Соглашайтесь!

– Я должен подумать, – сказал я.

В то время шесть миллионов долларов – это как раз все, что у меня было на банковских счетах.

Они уехали, а я стал выяснять и думать, откуда ветер дует. За оказанную медвежью услугу я остался «благодарен» Гукасяну на всю жизнь. И вот неожиданно все разъяснилось само собой.

За полгода до этого разговора ко мне приезжал один парень из России, сделавший такую же, как в свое время Герман Стерлигов, молниеносную карьеру капиталиста. Только Герман уже исчез с горизонта известности, а этот парень был на пике славы.

Звали его Виктор. И компания у него была «Виктор», и банк с тем же названием. А еще он был спонсором и фактическим владельцем московской футбольной команды «Локомотив», тогда не слишком популярной. Он полностью выплачивал заработную плату футболистам и тренерам, а также содержал стадион и все спортивные сооружения клуба за свой счет. Еще у Виктора были корабли и двенадцать больших приватизированных самолетов. Подумать только! Это все уже было в 1993 году!

Мы с ним провернули очень красивую финансовую операцию. Я помог Виктору взять под залог этих самых самолетов западный кредит в инвестиционном банке. Он уехал очень довольный: ни до нас, ни после нас такое никому не удавалось. Под залог российских самолетов западные банки денег никому больше не давали.

И тут он снова прилетел и сообщил, что у него все отняли и он разорен…

Оказывается, к нему сначала приехали бандиты и потребовали, чтобы он передал все имущество с баланса на баланс: и офис, и банк, и самолеты с кораблями!

Охрана Виктора выставила их за дверь. Но бандиты обещали вернуться послезавтра. Не завтра, уточнили они, а именно послезавтра!

С утра на следующий день появился отряд вооруженного ОМОНа, прозванный народом «маски шоу». Под дулами автоматического оружия всех уложили лицом на пол – и женщин, и бывших на переговорах иностранцев. Потом крушили мебель, повалили несколько шкафов, разбили журнальные столики, несколько мониторов от компьютеров, забрали с собой жесткие диски и все документы. Уходя, ударили пару раз по спинам лежавших прикладами автоматов…

А на следующий день опять явились бандиты. Виктор понял, что дело совсем плохо. Он все передал им на баланс какой-то подставной фирмы и уехал. Отдал и стадион «Локомотив», и свою любимую команду.

Вскоре после разговора со мной в Лондоне Виктор уехал и вообще исчез. Говорили, что его убили где-то в Болгарии, куда он смог перегнать два из своих кораблей. Но его достали и там.

И вот я неожиданно узнаю, что фирма, где работал Гукасян, от которой ко мне приезжали «гости», совсем недавно приобрела как раз двенадцать самолетов. И название ее совпадает с той бандитской, которую называл мне Виктор.

Мне стало известно, что за этой фирмой стоял не только ОМОН, а гораздо более серьезные криминальные силы. Независимое расследование привело нас прямо в правительство Ельцина. Мне сильно помогла тогда, уже не страшно, увы, это написать, моя убиенная подруга Галина Старовойтова. Связи этой мафии тянулись строго вверх до самого вице-президента России господина генерала Руцкого. А тут вдобавок мне позвонил один из моих приятелей-депутатов и говорит: «Тобой генерал Руцкой сильно интересуется». Он тогда прямо в печати заявил, что Тарасов в Англии контролирует вывезенные российские капиталы на сумму полтора миллиарда долларов США. И что я должен быть немедленно депортирован из Великобритании и выдан российским властям по инициированному им запросу Интерпола.

Я не знал, что делать, и в отчаянии позвонил в Кремль Коржакову, старому моему приятелю еще со времен первого депутатства в российском Верховном Совете. Тогда, в период наших первых встреч, он был простым охранником у Ельцина, ни в политику, ни в экономику не лез. Я не мог и предположить, что теперь, меньше чем за два года, Коржаков превратился едва ли не в самого влиятельного человека в России, которому кланялись и Смоленский, и Березовский, и все остальные – от министров до военных начальников.

Удивительно, но меня с ним соединили.

– Привет, Саша! – сказал я. – Что же ты меня совсем забыл? Это был непозволительный тон в обращении к всесильному вассалу.

– Хм! – сказал Коржаков. – А чего ты там, в Англии, сидишь, почему не приезжаешь? У тебя же здесь все чисто, я-то знаю.

– Но, понимаешь, заместитель прокурора Макаров выступил и со слов Руцкого обозвал меня преступником. По-моему, от них на меня идет прямой накат даже здесь, в Лондоне!

– Ах ты об этих! Ну что о них говорить! В октябре с ними будет покончено – некому будет тебя доставать.

Наш разговор произошел в августе 1993 года, значит, рискну предположить, что уже тогда Коржаков разрабатывал план октябрьского расстрела Белого дома и захвата парламента. Октябрь был сроком, установленным заранее.

Вскоре после того, как Руцкой вместе с Хасбулатовым попали в тюрьму, мне снова позвонил Наум, на этот раз из Австрии.

Я говорил с ним достаточно жестко и прямым текстом дал понять, что вообще-то в курсе: кое-кто остался без покровителя.

– Ну и что? – ответил Наум. – Среднее-то звено всегда останется на своем месте. Как ты не понимаешь, что другого выхода у тебя нет. Будешь платить. Мы все равно тебя достанем и привезем по этапу из твоей вонючей Англии. Вот увидишь!

У меня оставалось два выхода: скрыться где-нибудь в Аргентине или самому поехать в Москву, а там будь что будет…

Я выбрал второй вариант. К этому времени были объявлены новые выборы в первую Государственную думу, и я решил воспользоваться иммунитетом кандидата в депутаты, чтобы понять на месте, что же это теперь за новая страна под названием «криминальная Россия». Я опять совершал очень смелый поступок, не отдавая себе ясного отчета в степени возможной опасности и риска для жизни.

* * *

Конечно, милицейская мафия очень тщательно подготовилась к моему приезду. Они изучили устав избирательной кампании, где было написано следующее: привлечение кандидата в депутаты для допроса может состояться только с санкции Верховного суда России.

Был специально найден член Верховного суда, который подписал абсолютно беспрецедентное по своему кощунству письмо: «Я, член Верховного суда Мещеряков, постановляю: в случае неявки Тарасова в милицию для дачи показаний прибегнуть к его аресту». Это было начало произвола, с которым мне пришлось столкнуться в России.

Мне предъявили письмо Мещерякова ровно за один день до голосования на выборах – и пригласили в воскресный день выборов в одиннадцать часов утра явиться в управление по борьбе с экономической преступностью, чтобы вместе со следователями, а скорее всего, в камере предварительного заключения встретить результаты выборов.

Мне пришлось расписаться в повестке о том, что в воскресенье в одиннадцать утра я добровольно явлюсь в Управление по борьбе с организованной преступностью. В том, что выборы я проиграю, у меня сомнений не было, как, впрочем, и у следователей.

Из дома я сразу позвонил адвокату Генри Резнику, с которым у меня на завтра была назначена встреча.

Я познакомился с ним еще до своей первой эмиграции. Резник уже тогда был одним из лучших и получал огромные по тем временам гонорары.

Изучив документы, Резник придумал один тактический ход.

– Давай покажем на процессе, что не было никакой организации «Исток» вообще! – предложил он. – Да, она имела счета, но по какому закону она была создана? Поскольку не было закона, значит, вообще ничего не было. За это много лет тебе не дадут.

Я не соглашался, но от услуг Резника отказываться было бы большой глупостью, хотя имелись доказательства, что уголовное дело сфабриковано и содержит чистый вымысел, это был рэкет со стороны государственной власти. У меня каким-то чудом еще сохранялась вера в справедливость.

Наивность выветрилась, когда я позвонил Резнику и сообщил о повестке. И тут Резник говорит:

– Беги! Уезжай! Если ты туда придешь, то уже назад не выйдешь!

Он, как и все, был уверен, что я проиграю выборы.

Но куда уезжать? Как?

Начались совещания с моими близкими друзьями из команды, помогавшей мне на выборах. В субботу вечером я поехал на телевидение и выступил в прямом эфире в передаче с Игорем Фесуненко по 6-му каналу. Я показал повестку прямо в камеру и заявил:

– На самом деле это не повестка. Она только выглядит как повестка вызова на допрос. Для меня это медицинское заключение о болезни всего российского общества. Я вернулся в страну, которая не похожа ни на одну страну мира. Она требует немедленного лечения, но прежде всего полного искоренения паразитов, засевших в структурах власти.

Когда после передачи мы вышли из телецентра, я увидел, что меня опять «ведут». На этот раз в слежке было задействовано машин шесть, не меньше. Все они по виду похожи друг на друга, простенькие модели «Жигулей», и что удивительно – чехлы в машинах абсолютно одинаковые и в каждой сидят по двое в штатском на передних сиденьях. Мы уходили на «Мерседесе» во дворы, отрываясь от погони, а потом нас останавливал постовой, долго держал, изучая документы. И отпускал, когда появлялись наши преследователи. Наверняка в моей машине были установлены «жучки»…

Наконец мы добрались до дома, где я жил в квартире друзей, но я поднялся в соседнюю квартиру к Малику Сайдуллаеву. Было ясно, что уходить надо этой же ночью. Мы решили сначала добраться до Ленинграда, там жили чьи-то родственники, которые должны были меня встретить, а потом уже на месте думать, что делать дальше.

Мы послали двух ребят за билетами на Ленинградский вокзал. Поскольку железнодорожные билеты теперь продавались только по паспортам, для меня нашли паспорт на имя какого-то Попова.

Ребята возвратились на такси, которое оставили ждать с задней стороны дома, во дворе. Машина слежки стояла с заведенным мотором прямо перед подъездом, и нам надо было как-то их запутать, чтобы уйти. Тогда мы надели на телохранителя мое пальто и меховую шапку, дали ему в руки мой портфель. По комплекции он был значительно больше, но с поднятым воротником, да еще в темноте вполне мог сойти за меня.

Телохранитель вышел из подъезда в сопровождении нескольких ребят, которые громко с ним попрощались, называя Артемом. Моя квартира находилась в этом же доме, но в другом подъезде. Телохранитель поднялся на седьмой этаж, вошел в квартиру, где и должен был остаться, изображая меня. Ночью дважды ему звонили, он поднимал трубку и молчал. На другом конце провода тоже молчали.

А мы с Маликом вылезли на крышу семнадцатиэтажного дома. Был декабрь – скользко, заснежено. Дул зверский, колючий ветер… Я едва пролез в вентиляционную трубу, по которой мы спустились вниз в другой подъезд, где вход был с другой стороны дома, как раз со двора. Сели в «Волгу» и поехали на вокзал. Теперь нас никто не вел, потому что все следили за моей квартирой, думая, что я у себя. Утром меня можно будет брать в наручниках прямо тепленького. Наверняка с этой целью был уже вызван отряд ОМОНа.

До нашего поезда мы добрались без всяких приключений. Вагон был абсолютно пустой. И мы спокойно легли спать.

Ночью поезд делал остановку в Бологом. Когда мы проснулись, по меньшей мере еще три купе были заполнены людьми в штатском. Двое из них стояли в коридоре и сосредоточенно смотрели в окно. Еще один находился в тамбуре.

Нас, скорее всего, вычислили по паспортам сопровождавших меня ребят. Они-то при покупке билетов предъявили собственные документы! А имена людей из моей группы были известны.

Стало ясно, что меня будут брать прямо на вокзале в Ленинграде. В поезде формально арестовать меня было нельзя: до явки на допрос добровольно к одиннадцати часам оставалось еще три часа. Я все же был официально зарегистрированным кандидатом в народные депутаты от Центрального округа города Москвы!

И тогда я решил прорваться.

– Я пойду вперед по ходу поезда, – сказал я своим друзьям. – А вам нужно будет оттеснить парня, который стоит на моем пути в коридоре у окна.

– Вот, Артем Михайлович, запишите номер телефона в Ленинграде, по которому нужно позвонить, – сказал один из друзей и продиктовал мне номер, перепутав от волнения местами последние четыре цифры.

Дальше все получилось очень удачно. Ребята прикрыли меня в коридоре, а я, нацепив черный парик и темные очки, пробежал вперед несколько вагонов и, пока поезд еще не остановился, слава богу, открыл двери вагона-ресторана, спрыгнул в самом начале перрона и быстро затерялся в толпе.

На привокзальной площади поймал такси. «Везите, – говорю, – меня на черный рынок – хочу одежду купить…»

Приобрел с рук куртку, переоделся, оставаясь в парике. Потом звоню по телефону, который мне дали. Трубку взяла какая-то девушка и отвечает:

– Дело в том, что это не тот номер, который вам нужен! Но я сейчас вам продиктую правильный. Перезвоните туда, там очень ждут вашего звонка. И напомните там о наших условиях.

Она продиктовала мне номер с правильной последовательностью цифр.

Я, конечно, очень удивился и не понял, что произошло. Потом оказалось, что мои сопровождающие вспомнили, что дали мне неправильный номер. Позвонили, попали на незнакомую девушку и говорят:

– Вы сейчас сидите дома и ждите звонка.

Она отвечает:

– Это что, розыгрыш? Мне на работу надо, не буду я дома сидеть.

– Сколько вы получаете? – спросили ее.

Она назвала сумму.

Ребята говорят:

– Мы вам заплатим деньги за год вперед. Только сидите дома и ждите звонка. Как только вам позвонят – передадите этот номер телефона.

Так я получил правильный номер телефона. Когда дозвонился, мне сказали, что немедленно высылают машину. И точно: скоро подъехал водитель абсолютно грозного вида. Я сел в машину, а он остается неподвижным.

– Ну и дальше чего? – спрашивает водитель. – Куда поедем?

Я был очень удивлен таким приемом. Он не трогался с места.

– Не знаю, куда мы поедем! Я Тарасов, вы же приехали за мной?

Не поворачивая головы, он изучал меня в зеркало заднего вида.

– Если ты Тарасов, где белый плащ?

Господи, я же в новой куртке и в парике, дошло до меня! Только после того, как я предъявил ему из портфеля белый плащ, он повез меня к ленинградским родственникам.

Время моего ареста наступило.

Мы стали обсуждать, что делать дальше.