Текст книги "Жизнь между схватками"

Глава 7
Трудовые будни

Ночами я работала в паре с Ольгой, то есть мы прыгали из фуры в фуру с девяти до пяти. А с утра и по вечерам я доставляла Хохлу приятные ощущения и поднимала настроение. Старалась, пыхтела, улыбалась, но не показывала, как мне было больно и противно, плохо и тяжело, а главное, обидно, что меня изо дня в день насилуют, причем на добровольных началах, то есть я сама позволяла над собой так издеваться.

Я уже не принадлежала себе, я была секс-рабыней Игоря-хохла, а Ольга обслуживала Шанина, Саня же был просто самый главный, наш босс.

У Сани была любимая жена и дети, и он не очень любил с нами развлекаться. Вообще, меня очень удивило, когда я однажды узнала, что у них у всех были официальные невесты, обалденно красивые порядочные девушки. А у Шанина вообще была сестренка Юля, моя одногодка, он ее очень любил и заботился о ней, а на заработанные нами деньги дарил ей подарки и нам же этим хвастался в порыве откровения.

Итак, нас держали уже очень крепко. Мы приносили хороший доход: за неделю – месячную зарплату, короче, перевыполняли план, как стахановки. Я в ночь получала одну месячную зарплату тети Лены (она работала заведующей в садике), а мои сутенеры получали ее годовую зарплату.

Финские дальнобойщики, например, платили нам сто марок за час, стало быть, мы за ночь получали тысячу. А наши благодетели все забирали, а нам оставляли только сто марок в рублях. Так как менять валюту мы не умели, соотношения не знали, паспортов у нас не было, то и думали, что получаем половину. Да по большому счету нам было наплевать, главное, что нам хватало на жвачки и конфеты.

По-фински я тогда понимала совсем чуть-чуть, получался смешанный финско-английский, если можно так сказать.

То есть, подъезжает финская фура, высовывается водила, и я ему:

– Хелоу, хау а ю?

– Хелоу, айм файн, энд ю?

– Файн, мей би секс?

– Мей би! Хау мач?

И тут я ловко переходила на финский:

– Сата марка!

После обычно недолгих переговоров я прыгала в кабину, быстренько делала свою работу и перескакивала в другую машину. Вообще финны относились к нам мягко, вежливо приглашали вовнутрь, расспрашивали, угощали кофе, с улыбкой общались с нами и так же аккуратно и спокойно делали все свои дела. Многие, видя, что я еще малолетка, и не имея особого желания связываться с несовершеннолетней, просто весь час тратили на беседу, угощали сладостями, платили сто марок и отпускали.

На трассе, конечно, были и русские фуры со всем своим национальным колоритом. После финских разница чувствовалась огромная. Начиная с самой машины (как правило, это был «Камаз»), в которой было нечем дышать от дыма, солярки и пота этих немытых бугаев. Скрипучие маленькие кресла, теснота, повсюду грязь, пыль, засаленность. Но самое ужасное – это отношение водителей. Русские дальнобои очень грубые, жестокие, иногда даже злые без причины.

Так я часто нарывалась на особо агрессивных, которые издевались, как могли.

Помню, как-то стояла русская фура на обочине трассы. Наши ребята меня подвезли, я быстро договорилась с водилой о цене, залезла в кабину и собралась уже отработать свой час, как вдруг увидела на задней водительской кровати второго водилу. Первый схватил меня за волосы, подтащил к себе и, дыша своим гадким перегаром, прошипел:

– Вякнешь чего, задушу! Сейчас будешь отрабатывать с обоими по полной!

Я попыталась что-то возразить, но он сдавил меня и стал шарить у себя в ширинке. Я процедила:

– Без резины не буду…

– Чо? Соси давай!

Тут он, грубо схватив меня за подбородок, затолкал мне в рот свой член и, пыхтя как паровоз, стал доставлять себе удовольствие.

Через некоторое время подключился второй, с которым они на пару позабавились со мной всласть.

Как назло, наши ребята не слышали ничего странного, ведь их машина стояла позади фуры.

Странно, что эти гады, не встретив никакого сопротивления с моей стороны, проявили такую агрессию. Разойдясь в своем черном порыве, они даже ударили меня по голове бутылкой и несколько раз кулаками по лицу.

В голове проносились страшные мысли: «Только бы не убили или покалечили… Только бы ребята поскорее подошли…»

Вскоре время вышло, и мой спаситель, Казак, постучал в окно и спросил:

– Эй, там! Как дела?

– Нормально все! – ответил один из моих насильников.

– Будем еще на час продлевать! – подхватил второй.

– Хорошо, девочку нашу покажите! Ленок, как ты там?

Я не могла ответить: грязная лапа водилы зажимала мне рот. В то мгновение я поняла, что если не подам голос, то могу не остаться в живых.

Я что-то простонала, насторожив Казака, который, услышав это, застыл на секунду. В этот момент я укусила ненавистную руку, и она слегка ослабела. Почувствовав облегчение, я что есть мочи заорала истошным воплем. Казак мгновенно распахнул дверь и, увидев мое окровавленное лицо, выдернул этого зверя за шкирку на дорогу. Вместе с подоспевшим Шаниным они стали со всей дури пинать его ногами, приговаривая:

– Ты чо, сучара, совсем оборзел?! Давно в рыло не получал, что ли?!

Второй водила вытолкал меня из «Камаза» и, влезая на свою кровать, фыркнул:

– Я сплю, и все время спал!

Превратив его напарника в кровавое месиво, мои спасители вынули у него кошелек и забрали все, что там было.

Напоследок, схватив его за глотку, они внятно объяснили незадачливому дальнобою:

– Сука, еще раз в Торжке появитесь – пришьем нах…р! Залезай в свою колымагу и п…й! Еще раз здесь увижу, б…ь, башку оторву, а фуру нах…й спалю!

Амбалы тут же уехали, а ребята принялись меня успокаивать:

– Ну чо, Ленок, получи компенсацию!

Казак протянул мне восемь тысяч рублей.

– Три себе забираю, надо новые кроссовки купить…

Действительно, его обувь полностью окрасилась в кроваво-красный цвет.

Намекнув на то, что работать я больше не в состоянии, я попросила ребят отвезти меня домой.

Эти гады попортили мне товарный вид аж на две недели. Нос мой распух, надулись синяки, на лбу появился шрам от бутылки.

В общем, я получила заслуженный отпуск, чтобы спокойно зализать раны.

Жизнь на трассе, конечно, частенько подбрасывала нам подобные сюрпризы.

Вскоре, когда мы с Ольгой всем этим наелись всласть, мы стали уже копить денежку, складывать в чулок по-взрослому. Пахали так, что даже днем не было времени потратить деньги. В общем, у меня одной накопилась за месяц тысяча долларов. А это была полугодовая зарплата начальника на предприятии нашего города. Приблизительно половину денег мы отдавали нашим боссам.

С этой стороны, было все круто, конечно. Деньги всегда в кошельке – нужная сумма, хорошая косметика, алкоголь, сигареты с ментолом и никакого контроля! Прямо мечта подростка! В этом возрасте многие мои сверстницы еще играли в игры: в прятки, казаки-разбойники, а вечерами с родителями в «монополию». Моими же игрушками стали резина, тюбик со смазкой, сами живые клиенты, и, как в той самой модной игре «монополия», пачки денежных купюр, но уже настоящих.

Но в один из вечеров перед началом рабочего дня я наткнулась на одном столбе на свою фотографию, под которой было написано: «Разыскивается девочка».

Я офигела! Оказывается, нас искали по всему городу. И я поняла – всем жопа будет. Надо было срочно ехать обратно домой к бабуле.

Теперь предстояло всю ситуацию объяснить ребятам, чтоб они не нервничали. Не знаю, как у меня это тогда получилось, но я даже уговорила Хохла сходить со мной домой и сказать родне, что мы живем как муж и жена, только еще на расписались, но собираемся. Так мы и поехали ко мне на Больничную, 3, в гости к бабушке, знакомить ее с моим «женихом».

Встретили нас, конечно, настороженно, а бабуля вообще разревелась. Она очень испугалась моего исчезновения: сначала дочь пропала, а за ней и внучка. Но вскоре все успокоились.

Хохол вел себя достойно, как приличный муж, все время меня обнимал, внимательно ухаживал за бабулей. Мы привезли с собой шампанского, красиво разлили его по фужерам и весело отпраздновали «помолвку».

Спектакль удался на славу. Игорь был белым и пушистым котиком, а я его киской. В итоге, бабуля успокоилась за меня и пообещала забрать заявление из ментовки. Но неожиданно ко мне подошел дядя Паша и пригласил покурить во дворе. Он закурил и печально взглянул на меня. Его глаза едва заметно заблестели от слез:

– Иди, Лена, куда хочешь, – сказал он, – но знай, что мы тут все не дураки. Давно уже слухи по городу разошлись, чем ты там занимаешься на трассе. Но это твой выбор, твоя жизнь, и тебе за все отвечать придется самой, раз ты такая взрослая. Только знай, что я тебя не осуждаю, – как-то значительно произнес он, словно и на его совести лежала какая-то ноша, словно и он глубоко осознавал свою греховность. – А бабуле знать правду не нужно, – продолжал дядька, – лучше пощадим старушку, будем все вместе молчать. Пускай она думает, что у тебя все хорошо. А ты молодец, что сама проявилась, а то я уже думал тебя идти вылавливать у этих сутенеров.

Я стояла, курила и молчала. Ну что тут скажешь? Паша докурил, и мы вернулись в дом. А бабуля тем временем совсем подружилась с Хохлом. Потом она отпустила нас с Богом. Мы распрощались и пустились в обратный путь.

– Да, Лена, – сказал Хохол, держась за руль своего «мерса», – классная бабка у тебя, да и ты девчонка классная, жалко тебя отпускать.

Я тогда не придала значения его словам, хоть и не поняла, куда это он меня отпускать собирается.

Шло время, я по-прежнему работала, не снижая ударных темпов, с той лишь разницей, что по выходным навещала бабулю.

И тут меня стал настораживать один клиент. Его звали Ваня. Он приехал с Украины, симпатичный такой был, все говорил, что мы с ним поженимся и заведем кучу детей.

Он был хорошим другом Хохла, и я спросила однажды у Игоря, почему Ваня постоянно мне в женихи набивается. На что он так же прямо и просто мне ответил:

– Леночка, рыбка моя золотая, мы продали тебя в жены нашему Ване. А что? Хватит тебе этим всем заниматься. Ты девочка хорошая, и он парень положительный. Получишь скоро вольную: паспорт мы тебе отдадим, будешь Ваньке хорошей женой.

Я офигела… Промолчала в ответ и удалилась на совет с Ольгой. Подруга выслушала меня и говорит:

– Ты чего, вещь какая, что ли? Какого хрена они тебя продают, еще не купив? Они нас тогда подобрали, а не купили на рынке.

Я в шоке пару дней просидела взаперти. А потом поинтересовалась:

– А во сколько же вы меня оценили?

– В три тысячи долларов. Деньги мы за тебя уже получили, поэтому не вздумай дергаться, – сказал мне Хохол.

– Я не хочу ехать ни на какую Украину. Можно, я лучше с вами останусь?

– Конечно, можно, оставайся. Мы тобой довольны. Ты у нас золотая, нам с тобой самим расставаться не хочется. Только деньги Ваньке верни, что он за тебя заплатил.

– А как же я такую сумму верну?

– Да просто пососешь годок бесплатно – и мы в расчете.

Но это была очень большая цена за собственную свободу! Ваня был собой хорош, умен, спортивного телосложения. Но… я его НЕ ЛЮБИЛА.

Я мечтала о другом муже – об иностранце, чтоб увез он меня подальше от всего этого кошмара, в страну, где все будет спокойно, мирно и безопасно. И тогда я решила срочно бежать.

Сначала я поехала домой к бабуле, а ей сказала, что Игорь мне изменил, мы поругались и разошлись.

– Бабуля, если только Игорь приедет за мной и станет уговаривать меня вернуться, скажи, что меня здесь не было и ты меня не видела. Пойми меня правильно: не могу его простить.

И я спокойно отправилась в свою спальню.

Проснувшись утром у себя дома, встав с кровати и сладко потянувшись, в хорошем настроении, что наконец-то я дома, подойдя к окну, я увидела машину Игоря и то, как моя бабка с ним разговаривает. И тут-то мне стало не по себе: пробежались мурашки по коже, встали волосы дыбом не только на голове, но и по всему телу. Я лихорадочно попятилась назад в панике в надежде, что сквозь шторы он меня не заметит. За долю секунды вся жизнь моя промелькнула перед глазами. Я вся задрожала от страха и подумала: «Может, мне залезть спрятаться в печку… а может, лучше в шкаф?».

Вдруг я услышала стук ворот и в страхе кинулась в другую комнату, на ходу соображая, что последний шанс остаться в живых – это выпрыгнуть в окно и бежать куда глаза глядят. Но бабка моя оказалась не промах. Только я распахнула рамы, как услышала из прихожей бабулин громкий клич: «Васька!».

Никаких Васек у нас дома, конечно, не было, и я поняла, что бабуля захотела помочь мне найти выход из этой ситуации. Я выдохнула воздух и медленно сползла с подоконника вниз. К тому времени бабушка как раз зашла в комнату:

– Игорь-то не уезжает, сидит в машине, клянется, что любит тебя и будет дожидаться, так как идти-то тебе все равно некуда. А я ему и говорю: «Ты что, сынок, не веришь мне, что ли? Не приходила она еще!», а он, нервный какой-то, курит каждые три минуты и говорит: «Верю, бабка, верю, но буду ждать любовь свою».

Стоял он действительно долго: в течение двух суток, его дружбаны приезжали его заменять. Был постоянный караул. И тогда бабуля моя, умничка, придумала вот что. Подошла она к измученному бессонницей Игорю и говорит ему:

– Что ж ты ее без цветов встречать-то собрался? Поди хоть гвоздички какие купи!

Бабуля поначалу попыталась его даже в Тверь за розами послать, но он испугался, что меня упустит, однако до местного рынка съездить со скрипом согласился.

– Да ты и мне тюльпанчиков прикупи. А я за такого зятя ее, сучку, караулить буду строго, а как поймаю – дома запру, будь уверен! До твоего прихода ни за что не выпущу..

Ему, по всей видимости, показалась убедительной эта речь моей бабули: складно она у меня звонила. И его «Мерседес», на который я же ему и заработала, с визгом тронулся, отъехал от дома и с большой скоростью направился на рынок за цветами.

Эх, разве Игорек мог догадаться, что ему все это и вправду именно показалось! Но не всему же нужно верить… Часто даже то, что слишком убедительно, в жизни не всегда оказывается правдой.

За доли секунды я схватила первую попавшуюся сумку, нервно запихнула в нее свои шмотки, и, застегивая молнию, увидела, что из сумки торчит дядькин башмак. И я тогда сказала себе: «Лена, делай все без суеты, тогда все получится».

Наконец, я расцеловала на прощание бабулю:

– Не жди меня, дорогая моя бабуля, я сама появлюсь!

Одной рукой она мне махала, а другой утирала слезы.

– Не пропадай хоть надолго, береги себя!

И когда я бежала по дороге, сворачивая резко в темный переулок, опасаясь пересечься со знакомым «Мерседесом», внутри я не сомневалась, что могу за себя постоять. А грудь сжималась от жалости к бабке… Бежала я дворами, и в одном из дворов с лавки меня окликнули:

– Бабкина! – прозвучал знакомый девичий голос. – Куда несешься?

Наверное, со стороны я выглядела, как бешеная антилопа, удирающая от охотника, тем самым я и привлекла внимание Ксюхи. Это была моя одноклассница.

– О, привет! Просто несусь себе, не знаю куда, – запыхавшись, ответила я. – А ты чего здесь делаешь?

– Просто сижу, курю, – улыбнулась она.

– Я слышала, ты куда-то уехала.

– Да, я теперь в Питере живу, – похвасталась мне Ксюха.

– Ого! А чем там занимаешься? Замуж что ли вышла?

А она сидит такая вся расфуфыренная, хитро и горделиво улыбается и помалкивает.

– Да ты изменилась, я смотрю, – заметила я, и тут она не выдержала и безо всякого стеснения рассказала:

– Да я в борделе тусуюсь с проститутками и сама работаю, конечно, тоже. С иностранными клиентами имею дело.

А я ей свою историю вкратце рассказала и стала просить ее о помощи:

– Ксюша, миленькая, помоги! Мне деваться совсем некуда – меня же убьют! Пожалуйста! – простонала я умирающим голосом, и слезы покатились у меня из глаз от жалости к себе самой.

Она предложила пойти домой к ее маме переночевать, и я, не раздумывая, безусловно, согласилась.

И этой ночью я, сладко засыпая, чувствовала себя в безопасности.

Глава 8
Питер

Проснувшись утром, я очень обрадовалась, что жива и невредима. Позавтракав, мы поехали покупать билет на ближайший вечерний поезд до Питера, а потом Ксюха в роли курьера отправилась сообщить бабуле, что я еду с ней в Питер торговать на рынке. Бабуля меня заочно благословила на дорогу, и тогда я полностью уверилась в успехе моего предприятия.

Летом поезда на Питер всегда битком набиты народом. Всю ночь мы с Ксюхой тряслись в плацкарте около туалета, но уснуть я не могла – то ли оттого, что все время хлопали дверью в тамбур желающие покурить или просто сходить в туалет, то ли оттого, что мне не давали покоя мысли. Умом я понимала, что еду в элитный бордель работать валютной проституткой, но мне все-таки не верилось…

«По крайней мере, – утешала я себя, – мне там не придется бояться и оборачиваться в страхе, что Игорек меня найдет и выкинет в канаву за трассу… Но как я все-таки справлюсь одна в таком большом и чужом мне городе, без друзей и родных? Как возьмут меня на работу без паспорта, ведь шестнадцать лет мне исполнится только осенью?..»

Размышляя об этом, я незаметно задремала…

Вдруг наш поезд остановился. Я резко подскочила и, едва продрав глаза, услышала звонкий голос проводницы: «Санкт-Петербург!».

Ксюшка тоже проснулась, и мы собрались на выход.

На платформе пахнуло свежим прохладным летним воздухом. Издалека синими большими буквами мерцала светящаяся надпись – «Московский вокзал». Ксюха шла по перрону первая, я – за ней.

– Не отставай, блин, Бабкина, а то еще потеряешься! – рявкнула она, заметив, что я оглядываюсь по сторонам, изучая местность. – Давай топай за мной в темпе!

Шли мы недолго, пятнадцать минут максимум, шли дворами по Старо-Невскому.

Попав в исторический центр Северной столицы, я как будто забыла, куда и зачем иду. На секунду вдруг показалось, что мы в Чикаго. Этот город я когда-то видела на маленьком телевизионном экране в одном кинофильме.

Быстро добравшись до одного из старинных зданий, мы нырнули в огромную арку и, зайдя в подъезд, или, как потом я узнала, в парадную, (для нас, провинциалов, это подъезд, а для них, столичных сволочей, оказывается, парадная), стали подниматься по лестнице.

И тут я обалдела напрочь! Меня удивило, что зажегся свет, ведь в наших подъездах лампочек не было никогда: их выкручивали жильцы, используя в личных целях; а полы в наших подъездах использовались исключительно в целях туалетных. На огромном окне с невыбитыми стеклами висели шторы, и всю эту картину завершали цветы, которые красовались прямо на подоконнике.

Поднявшись на второй этаж, я почувствовала запах дыма. Оксана, по кличке Медведек, открыла нам двери, и на нас повалил дым. Я испугалась. Тогда Оксана показалась мне довольно симпатичной и уже очень опытной женщиной. Она была немного пьяненькая.

– Привет, девчонки! – ласково поприветствовала она нас. – Меня Оксаной зовут!

– Что тут произошло? – поинтересовалась Ксюха.

– Да, как всегда: Малек уснул с сигаретой в руке в говно пьяный. Вот одеяло и загорелось.

– Блин, эти финские одеяла быстро горят и мгновенно тлеют, а дыму – не пойми с чего, – прокомментировала Ксюха.

А я стояла себе, блаженно улыбаясь, как дурочка, и наслаждалась их такой мирной беседой.

От этих слов повеяло теплом и уютом. После Торжка и Игоря с трассы задымленная хата, несмотря на шмон и неудобства, показалась мне раем.

Но, тем не менее, я была немного ошарашена общей обстановкой в квартире. На кухне кто-то что-то мыл, туалет и ванная были почему-то одновременно заняты, а дверь в комнату, где произошел пожар, слегка приоткрыта.

Одним глазком заглянув туда, я увидела такую картину: у окна на матрасе валялся пьяный мужик – наверное, Малек, а вдоль стены до самой двери стояли деревянные кровати, в каждой из которых кто-то спал. Ну прямо как в пионерском лагере! С другого конца коридора дверь во вторую комнату была закрыта. Оксана грозно произнесла:

– Не вздумайте в большую комнату заходить: там пьяный Танюхан спит. Упаси Господи, разбудите его – так он нам всем тут просраться даст!

Я лично после таких предупреждений сразу напряглась, да так, что мурашки по телу пробежали. Все двери были закрыты, ничего нам не оставалось, как только усесться на собственные сумки в коридоре. Посмотрев на меня, Ксюха прошептала в полумраке: «Будем спать здесь, в коридоре».

Но только мы закрыли глаза, как дверь на кухню распахнулась, и оттуда на нас ярко, как прожектор, засветила лампа. В проеме кухни появилась молодая и очень стройная, как статуэтка, девушка. Увидев нас, сидящих на сумках, она громко рассмеялась:

– Что вы тут как на вокзале расселись?! Идите на кухню, чайку попьем, я как раз закончила уборку.

Мы встали и вяло поплелись за ней. Ксюха между тем успела мне шепнуть:

– Это Наташка Лыська, наркоту принимает, а потом сутками все стены, потолки и рамы моет. Делать-то ей нечего, а энергии от кокса хоть отбавляй. Но нам не мешает. А так, в общем, она нормальная, – добавила Ксюха.

Я тихонько спросила ее:

– А почему Лыська?

– Да лысая она. Парик на ней надет, не видишь, что ли?

– Незаметно как-то, как будто настоящие, – удивилась я. – А что, у нее от наркоты все волосы выпали?

– Да нет. Вела себя плохо. Вот ее хозяйка налысо-то и побрила.

Я в ту же секунду представила себе злую бабу-ягу, да такую страшную, как вся моя жизнь, а вместо метлы у нее – бритвенный станок.

Зайдя на кухню, мы принялись за чаепитие. Кухня выглядела для борделя слишком чистой и уютной. Она прямо вся сияла на фоне коридорного дыма и гари, как белая ворона в стае черных грачей. Тогда Ксюха и похвалила Лыську:

– Эх, Наталья! Молодец! Ты прямо как ремонт сделала. Удовольствие одно здесь сидеть.

Это точно, для нас удовольствие было двойное. Чай после путешествия показался мне самым вкусным и сытным в мире! Пока я потягивала чаек, Лыська внимательно рассматривала меня оценивающим взглядом, только не как человека, а как кусок мяса на рынке:

– Ну что, Ксюха, свежее мясо подвезла нам? Не слишком ли молодая? Ей восемнадцать-то есть?

Я молча кивнула в ответ.

– Есть-есть, – подтвердила Ксюха.

Лыська, подозрительно и ехидно прищурив левый глаз, ухмыльнулась:

– Нет, Ирен не возьмет малолетку. Опасно. Не те нынче времена!

У меня как-то резко в голову ударила кровь, я даже вспотела от напряжения. «А что, если меня хозяйка не оставит? Что тогда действительно со мной станет? Куда мне идти, чем заняться? Назад точно нельзя. Назад дороги нет! Казак найдет, ноги выдернет и в канаве, на хрен, закопает. Он зря слов на ветер не бросает! Я это точно знаю».

К тому времени тот, кто был в душе, уже отправился на работу, а тот, кто спал, проснулся и пошел в душ. Так для меня освободилась койка. Я тотчас же вырубилась, и мне приснился чудесный сон, похожий на видение.

…Я иду по Питеру, вся такая расфуфыренная, красивая, в натуральной норковой шубе и в кожаных сапогах-ботфортах, подхожу к собственной машине красного цвета, сажусь в нее с чувством великого удовлетворения, что я не какая-нибудь плечевая шлюшка, а как в том кино про интердевочку – настоящая валютная проститутка! Потом я сижу в крутом баре и разговариваю со всеми иностранцами, а за мной вереницей уже выстроилась очередь богатых солидных дяденек в дорогих костюмах и с пачками долларов в руках. Интересно было и то, что с немцами я говорю по-немецки, с финнами – по-фински, с японцами – по-японски. И все меня понимают и зазывают к себе в роскошные номера пятизвездочных отелей. А я еще и выбираю, с кем мне пойти, а кому отказать.

Проснувшись, я была горько разочарована, что в моей жизни все не так быстро происходит, а придется, по крайней мере, еще многое пережить, прежде чем я дойду до желанной цели. К тому же, вопрос о моем пребывании в «конторе» пока висел в воздухе.

Но после такого сказочного сна предчувствие дарило надежду, и меня радовало уже только то, что я лежу в «конторе», а не бегаю в дождь и слякоть по трассе. Я подумала, что хозяйка – она все-таки женщина – сжалится надо мной и не выкинет на улицу, а оставит работать, и я, в свою очередь, не подведу ее и буду изо всех сил стараться ей в благодарность.

Так я и витала в своих мыслях, в полудреме, пока меня по плечу не похлопали чьи-то огромные прохладные руки.

– Хелоу, рашн! – громким голосом заявил о себе какой-то интурист.

А Ксюха почти хором с ним расхохоталась:

– Ленусь, хватит спать, пойдем пройдемся по городу. В пышечную сходим, позавтракаем. Места тебе покажу, чтоб ты тут все знала.

Но, пока я слушала ее, мой взгляд был устремлен на разбудившего меня незнакомца. Передо мной стоял высокий, могучего телосложения мужчина, лицо его светилось добротой, он очень мило улыбался во весь рот. Однако одет он был, как настоящий бандит. На нем отлично сидел малиновый пиджак с золотистыми пуговками, на носу – очки в тигровой оправе с черными стеклами, так что глаз его не было видно.

Он протягивал мне свою огромную ручищу и что-то нескладно лопотал на иностранном наречии… Но из этого всего я поняла только одно слово – «Танюша». Я в ответ осторожно протянула ему свою руку и, стеснительно улыбаясь, выдавила из себя тихонько:

– Лена.

Ксюха звонко рассмеялась и сказала:

– Да не бойся ты его, он хороший. Это наш Танюхан. Он только пьяный беспокойный и шумный, нудный слегка, чем нас ужасно иногда бесит. Ну а когда трезвый, то значительно добрей и интересней.

Я ей тогда сразу почему-то поверила. Он был именно такой! И мне впоследствии не раз пришлось в этом убедиться.

Затем «Танюша» (его финское имя – Танэ, просто девочкам трудно его было так величать, вот они и придумали ему созвучную кликуху) присел рядом и принялся болтать со мной по-фински, как будто был убежден, что я его понимаю. Наверное, я должна была ему отвечать по-русски, как в фильме «Особенности национальной охоты», но я сидела, открыв рот, и смотрела на него, не понимая ни единого слова, чувствуя себя инопланетянкой рядом с ним, хотя и была на своей родной Российской земле.

Я его все разглядывала тогда, наслаждалась его запахом, и думала: «Какой он странный и необычный человек. И зачем он все это говорит, ведь я ничего не понимаю?». Но мне было бесконечно приятно находиться рядом с ним: он так отличался от всех, кого я когда-либо знала! Я бы вот так и сидела рядом с ним целую вечность, ничего не понимая, но ощущая спокойствие души! Этот человек излучал какой-то неописуемый теплый свет…

Вдруг Ксюха схватила меня за руку и увлекла за собой, рыкнув сквозь зубы:

– Двигаемся к входной двери!

Я быстренько забежала в туалет, ополоснув лицо холодной водой, и, не найдя полотенца, вытерлась рукавом собственной кофты.

Выйдя из двора, мы с Ксюхой прошли немного по переулку и, свернув налево, направились к светофору. Перед моими глазами во всей своей красе раскинулся Старо-Невский проспект: величественные здания, непривычные моему глазу, от которых веяло стариной… Во всем чувствовалось дыхание истории!

Огромное количество иномарок пролетало на большой скорости по дороге мимо меня… Я чувствовала, будто попала на какие-то аттракционы. И еще удивляло меня то, что повсюду расползались люди, как муравьи, они все куда-то торопились. Весь город был охвачен будничной суетой…

Ксюха оторвала меня от размышлений, указывая рукой налево:

– А там – Новый Невский проспект.

Я так и сияла вся оттого, что стою на самом Невском, влюбившись в него с первого взгляда. Мне казалось, что я здесь уже давно жила, просто уехала ненадолго.

И тут загорелся зеленый свет. Мы в бешеном темпе со всеми людьми ринулись переходить дорогу. После я увидела Пышечную. С улицы она выглядела неважно – была похожа на какую-то столовую.

Но когда мы зашли, запах оказался многообещающим. Таких вкусных пышечек с заварным кофе я не пробовала ни разу в своей жизни! До сих пор я вспоминаю этот вкус тающей во рту выпечки. Даже торговка в кафетерии, сама как пышечка, запечатлелась в моей памяти на всю жизнь. Это была колоритная полная женщина в советском поварском чепце, из-под которого едва виднелись ее огненно-рыжие волосы, убранные в высокую прическу, такую же пышную, как она сама.

Сотни раз после этого я завтракала в этом месте. Кто только не стоял напротив меня за одним столиком! И кто бы мог предположить, что в это самое время на расстоянии нескольких сантиметров передо мной сидели люди из моего будущего – те люди, с которыми меня сведет судьба много позже. Они так же чавкали, с удовольствием пили и ели, думали о предстоящих делах и не подозревали, что через, может быть, не один десяток лет они в моем доме будут праздновать крестины моих детей, мои свадьбы и дни рождения, уже за одним большим столом, что они станут родными мне, а я – им!

В двух шагах от этой пышечной находилось музыкальное училище и театральный институт. Оттуда валом шли студенты перекусить во время обеда, как раз когда мы, ночные пташки, только начинали завтракать.

Помню одного высокого, худощавого рыжеволосого парня со скрипкой. Видимо, он был все время голодный, так как всякий раз быстро съедал полную тарелку пышек. Я еще думала: «Наверное, это скрипка забирает столько энергии: вон как уплетает за обе щеки…»

Тогда я и не подозревала, что судьбы наши соприкоснутся спустя годы…

Когда мы насытились и вышли из пышечной, Ксюха важно заявила:

– Пошли, я тебе обменник покажу.

Я, честно говоря, даже не поняла, что это такое, и спросила:

– А что это? Зачем?

– Ну ты что, дура, что ли? А где ты валюту-то будешь менять? В обменнике, конечно! Поэтому иди, смотри и запоминай! Вот, смотри, – указала она на вывеску на углу какого-то старинного дома, к которому мы уже успели подойти, – мы и пришли. Видишь надпись большими буквами: «Обменный пункт»? Будешь менять только здесь.

– Ты сама, что ли дура? Как я тебе валюту-то менять буду без паспорта? Мне ж еще шестнадцати нет.

– Дорогуша, не ссы. Тут все схвачено, за все заплачено, тут наши люди сидят, и они прекрасно знают, кто ты такая и откуда у тебя финские марки, хотя, впрочем, можешь и с долларами приходить. Им все равно, только улыбаться не забывай.

И тогда мне в Питере еще больше понравилось! «Никуда я отсюда не уеду, останусь жить здесь во что бы то ни стало!» – настраивала я себя, опасаясь, что меня все-таки отправят обратно в Торжок за неимением надлежащих документов.

Ксюха предложила мне пройтись по городу до захода солнца. Вся жизнь в «конторе» начиналась с восьми вечера, когда подъезжала сама Ирен – хозяйка борделя, а днем там было сонное царство. Мы гуляли по Таврическому саду, потом прошли и мимо Невского Паласа, который в то время охранял один из моих будущих мужей…

Тем временем, солнце все уходило незаметно за горизонт, и мы потихоньку поплелись обратно. Ксюха нервничала:

– Давай уже, пошли. Ирен скоро придет! – сухо и напряженно поторапливала она меня.