Текст книги "Изобретатель. Продолжение"

– Развратник! Извращенец! – негодовала Елена, в которой внезапно разгорелось чувство ревности. – Жены тебе, значит, мало?!

Озадаченная Зина, ничего не понимая, протянула Михаила Елене.

– Возьмите, – любезно сказала секретарша.

Миша засмеялся ещё громче.

– Ах, вы ещё издеваетесь?! – закричала Елена. – Нет уж! Оставьте его себе! Теперь это сокровище Ваше, уважаемая Зина!

И, громко хлопнув дверью, она удалилась на кухню.

Прохор, спустившийся с чердака и успевший застать часть этой сцены, застыл в дверном проёме с открытым ртом. Синх покатывался со смеху.

Секретарша снова притянула Михаила к себе и прижала к груди ещё сильнее. Тут уже Мише стало не до смеха.

– Спасибо большое, что не дали мне разбиться, Зина, поймав меня в свои добрые руки! Но поставьте уже меня, пожалуйста, на пол, – попросил Ромашкин.

Зина послушно выполнила просьбу. Миша поспешил ретироваться перед Еленой, отправившись чистить картошку и, вообще, всячески услуживать ей на кухне, но Лена надулась и не хотела с ним разговаривать до самого обеда.

Синх просто не знал, как ему оправдаться перед Прохором и перед всеми остальными за свою, такую страшную оплошность. Ведь если бы не робот-секретарша, летающий дом вместе со своими постояльцами навсегда бы исчез в глубинах океана, разбившись о его упругую поверхность. В лучшем случае они бы погибли сразу, в худшем – их бы скушали акулы… И как он только смог перепутать кнопки?!

– Хорошо, что всё так хорошо обошлось! – сказал Синх, стараясь не смотреть в глаза Прохору и сохранять в голосе свой обычный оптимизм, но от изобретателя не ускользнули нотки сожаления о случившемся.

– Ничего, мой друг Синх, – ответил он с пониманием. – Ничего страшного не случилось, а это главное.

Синх сказал сам себе, что этот урок он запомнит надолго, и уже не повторит подобных опрометчивых поступков. В ближайшие часы он больше не хотел напрашиваться в помощники к изобретателю. Уйдя в комнату, инопланетный гость взялся заниматься обучением Бима дивианским обычаям, говоря с ним на языке дивиян.

16.

– Что значит быть писателем? Какой каверзный вопрос! Можно всю жизнь описывать чувства простые, банальные, инстинктивные, низменные… Вот – радость. Вот – горе. Вот – боль… Обрадовали – радуйся. Обидели – горюй. Заболело – терпи… А душа? А духовность?.. Что? Где?.. Последовательность действий, ситуаций. О чём угодно… А о самом главном, о самых глубинных чувствах человека, рассказать то и некогда… Вот – чёрное, вот – белое. Зачем? Для кого? В чём суть? Что из чего проистекает?.. Только копнув глубже, можно распознать, как чёрное становится светлым. И наоборот, светлое – чёрным. Сердце стучит, стучит, стучит… Пытается достучаться до человека. Вот бы и самому человеку, с таким же рвением и терпением, постоянно стараться достучаться до сердца!..

Пётр Данилович поставил на полку очередную, дочитанную им философскую книгу. Взял с подноса чашку свежего кофе, заваренного любимой женой. Отхлебнул. Поблагодарил свою ненаглядную женщину нежным поцелуем. И, погрузившись в своё любимое плетённое кресло, стоящее на балконе, снова углубился в философские размышления.

– Как бездонен океан, так бездонен и мир человеческой души, Петенька, – поддержала любящая жена своего дорогого философа.

– Это так, это так… Но зачастую, люди, сами того не понимая, принимают написанное за буквально происходящее. Будто переносного значения у рассказчика – будь то поэта, философа, проповедника, миссии, пророка – существовать и в мыслях не могло! – вдохновенно произнёс Пётр Данилович. – Почему с такой наивной простотой люди строят своё мировоззрение, тем самым укрепляя даже подсознание, будучи твёрдо уверенными, что всё, что создавалось много веков назад, пусть и во имя справедливости, создавалось на фактически происходящих обстоятельствах, а не писалось с переносным смыслом? И если то, что написано, имеет право относится к версии, к теоретическому представлению возможного происходящего, то для чего опровергать другие теории, относя их к ложным? Взять, хотя бы религию. Например, в христианской вере рассказывалось, что создатель сотворил Землю и всё живое, включая человека, за 7 дней. Тем самым отрицалась теория эволюции, как богохульство. Пожалуй, здесь налицо явное буквальное понимание. Почему бы не задуматься о том, что, возможно, писалось это великое наследие с несколько переносным смыслом, специально, чтобы малограмотным людям было легче воспринять историю сотворения и взглянуть на мир более светлым взглядом? То же самое и в Коране. Только использованы другие слова, краски и названия… И всё ведь призывает к добру!.. Но… Порой мне кажется, что религии были придуманы для вечной борьбы между их приверженцами.

– Видимо, так уж устроен человеческий разум, Петенька, – заключила жена Петра Даниловича.

– Да, видимо, так устроен разум, – повторил её слова банановый магнат. – Постоянно переходя из крайности в крайность, он быстрее поверит и будет поклоняться чуду, чем сам сделает, что-нибудь, более-менее подходящее под это определение.

Как и обещала взволнованной Елене инопланетянка с апельсиновой кожей и синими волосами, она заботливо и зорко следила за детьми бывшей продавщицы. Было это не так то просто. Обнаружив, что земные малыши приносят намного больше хлопот чем дети далёкой Дивии, Алайа самым тщательным образом выполняла взятые на себя обязательства, охранять и беречь детишек Елены от всякого рода неприятностей, и поэтому была полностью занята ими.

Как нарочно, дети Миши и Лены, эти маленькие неусидчивые «комочки», унаследовали от своих темпераментных родителей весь комплект заряженных «на всю катушку» электронов в молекулярных составах своих организмов.

Куда они только не лезли! Чего они только не творили!

Во время прогулок по замечательному острову бананового магната Алайе приходилось концентрировать своё внимание в самой большой самоотдачей, гоняясь сразу за тремя зайцами. В данном случае «зайцами» являлись непоседы – Дашенька, Геночка и Сашенька Ромашкины.

Несчастные пингвины и павианы, завидев этих «милых крошек», удирали от них, будто от огня! Крокодил, как ушибленный током, выпрыгивал из запруды и пытался взобраться на пальму! А старый мудрый попугай Ара, когда его в очередной раз пытались ухватить за хвост, взлетал на крышу беседки, прикрывал голову разноцветным крылом и твердил одну только фразу: «Катастрофа! Катастр-р-рофа!»

Нередко доставалось от проказников и сыну Алайи. Своими детскими играми, спорами и капризами, озорная малышня поражала Филемона такой непредвиденностью, непредсказуемостью и нелогичностью, что умный инопланетный мальчик впадал в крайнее недоумение и боялся сойти с ума.

«Какое это странное ощущение – боязнь сойти с ума» – думал неземной мальчик, настойчиво помогая маме справляться с земными ребятишками, пытаясь угомонить их рассказами о своей планете, немалыми открытиями в области естествознания и другими серьёзными вещами.

Алайа была очень благодарна сыну.

– Если бы не ты, я бы и не знала, как мне с ними справиться, – хвалила она Филемона.

А тем временем…

Не вполне управляемый летающий дом продолжал парить над атлантическим океаном.

17.

Каким бы находчивым и изобретательным мыслителем не был Прохор Клюев, за такой короткий промежуток времени, что вполне понятно, ему никак не удавалось полностью наладить систему управления летающим домом. Несмотря на богатый запас всевозможных запчастей, ремонтируя то или иное устройство, ему обязательно не хватало какого-нибудь одного компонента, какой-нибудь одной маленькой детальки. Ко всему прочему, не особо надеясь на датчики и на помощь товарищей, приходилось регулярно следить за точной бесперебойной работоспособностью антигравитационной системы и выполнять ещё много другой, тоже немаловажной работы.

– Я успокоюсь лишь тогда, – сказал Прохор за обедом, – когда смогу полностью победить сопротивление ветра, посредством сопротивления электрической цепи!

Никто, кроме физика Синха, его толком не понял, но все закивали головами в поддержку своего главного мыслителя.

После обеда женщина-робот Зина уединилась на веранде. О чём то глубоко задумавшись, она сидела на старом дубовом сундуке, в котором у Ромашкина хранилась всякая давно забытая домашняя утварь, и никто не мешал её странным нечеловеческим мыслям.

Елена уже не дулась на Ромашкина, осознавая, как глупо она поступила, приревновав своего мужа к цапле-секретарше, у которой, разумеется, не было и нет никаких шансов тягаться с ней, с Еленой, в женственности. Она конечно знала, что Зина – робот, да ещё инопланетный, но… Ведь всякое бывает в этой жизни!.. Теперь она поглядывала на Мишу, виновато улыбаясь.

Синх уже совсем забыл о своём утреннем проступке и вёл увлечённый диалог с Мишей, сразу на три темы: рыбалка, садоводство и автомобилестроение.

– Сейчас без машины никуда! – уверял Миша. – Это только на банановых островах хорошо, а у нас в деревне ни поликлиники, ни рынка нормального никогда не было. За всем надо ехать в город. А автобус ходит раз в сутки.

Синх, который видел автобус только на картинке, озадачено заморгал глазами.

– Разве у земного автобуса есть ноги, как у моей Зины?

– Ноги? – не понял Миша.

– Ты сам так сказал: «автобус ходит в рассудке», – уточнил Синх.

– А-а… Ты неправильно понял… Не в рассудке, а раз в сутки, – Миша ненадолго задумался. – Понимаешь, у нас так говорят: «поезд ходит», «автобус ходит», «пароход ходит», «часы идут». А на самом деле, имеется в виду, что они движутся – едут, плывут, бегут и… так далее.

– Зачем такая путаница? – удивился Синх.

– Не знаю, – признался, пожав плечами Ромашкин. – Мы привыкли так говорить с древних времён.

– Значит, в ваших древних временах тоже были автобусы и пароходы? – с интересом спросил инопланетянин.

Миша рассмеялся.

– Да нет, Синх. Это просто слова.

Клюев, заулыбавшись, оторвал взгляд от микросхемы, которую в четвёртый раз перепаивал, посмотрел на озадаченного Синха и сказал:

– Понимаешь ли, мой дорогой друг, это такое народное красноречие, не претендующее на безусловную истину. Народный фольклор. Традиции… У каждого народа Земли они свои.

Никаких приключений в этот день больше не произошло. Незаметно наступил вечер. Потом ночь. Звёзды над крышей летающего дома ярко сияли и отражались, сначала в водах океана, затем в океане какого-то города, которого, к сожалению, обитатели летающего дома не видели по причине глубокого сна. И уже на рассвете произошла одна крайне неприятная случайность.

18.

Пролетая над одним из самых высоких зданий едва просыпающегося города, летающий дом вдруг зацепился своим нижним венцом за гигантскую антенну, резко накренился, и, перевернувшись вниз потолком, с грохотом врезался в крышу небоскрёба. Раздался звон битого стекла, полетели столы, кровати, диваны и табуретки, затрещали перегородки. Путешественники, подброшенные вверх ногами, полетели кто куда, больно ударяясь обо что попало. Ещё мгновение, и многострадальный пятистенок Михаила Ромашкина, утратив печную трубу и крыльцо, разломился на три части: кухня, зал с комнатой и прихожая с верандой лежали теперь отдельными кусками. Жуткий ветер тут же постарался сдуть весь мало-увесистый скарб из остатков летающего дома. Порвал и утащил занавески и скатерти, уволок одеяла, и начал трепать всё, что попадалось на его пути. Напуганный Бим, заметавшись по крыше, чуть было не слетел с неё в бездонное пространство.

– Бим!.. Лена! Держи его… за хвост! Он летать не умеет! – прокричал зажатый между стеной и диваном Михаил, увидев, что его боевая подруга ползёт на четвереньках по крыше.

Елена, видимо ещё не успевшая как следует испугаться, оставив свои дикие слёзы на потом, отважно схватила пса за лапу и спасла его от неминуемой гибели вдали от Родины.

Перекрикивая свист ветра, Синх звал на помощь свою секретаршу Зину. Помощь требовалась Прохору, который никак не мог выбраться из-под угодившего на него старого Мишиного шкафа. Шкаф был не такой уж и тяжёлый, Синх мог бы и сам легко помочь Клюеву выкарабкаться, но ошалевший от волнения, бедный инопланетянин только прыгал, кричал и размахивал руками.

Робот-секретарша не заставила себя долго ждать и, в ту же минуту, её тощие, но очень сильные руки принялись разгребать завалы вокруг Прохора.

– Все живы? – задыхаясь, спросил изобретатель, наконец извлечённый из своего нелепого заточения. Голова его кружилась, и он сам, находясь в шоковом состоянии, ещё не чувствовал своих многочисленных порезов и ушибов.

– Да, слава Богу, все, – ответил Михаил. – Легко отделались! Но, прошу вас, пожалуйста, будьте любезны, отодвиньте уже этот чёртов диван!

Видели всю эту картину из своих окон горожане, живущие в соседних небоскрёбах, или не видели – доподлинно не известно. Во всяком случае, в тот злополучный день ни одна теле-радиостанция на эту тему не распространялась. Заметим, кстати, что жители Нового Орлеана (куда и занесло путешественников), вообще, народ занятой – вечно озабоченный какими-нибудь делами. Им некогда разглядывать всякие там мелкие подробности, творящиеся на крышах их небоскрёбов.

Спрятавшись за останками летучего дома от ветра, люди, инопланетяне и прочие «туристы» старались отдышаться и успокоиться.

– Это просто очень прекрасно, что сейчас нет дождя! – воскликнул старина Синх, и позитивному голосу инопланетянина мог бы позавидовать любой землянин.

Зина, молча, вторила ему своей очаровательной улыбкой и самым нежным взглядом, на какой только может быть способна искусственная секретарша.

Несмотря на аварийную ситуацию, постигшую «летучий дом» (следует отдать ему должное!) снаружи, по большей части, он так и оставался невидимым, и то, что могли бы разглядеть обитатели соседних высоток, было не столь уж и заметным.

– Где мы очутились? – всхлипывая, спросила Лена. – Это другая планета?

– Нет. Мы где-то в Америке, – попытался успокоить её Клюев.

– В Америке? – удивлённо переспросила перепуганная женщина. – Боже мой! Теперь нас арестуют за нарушение границы! И я больше никогда не увижу мою маму и моих любимых деточек!..

– Не надо, Лена! – взмолился Ромашкин.

– Ну, придумайте же что-нибудь! – простонала бывшая продавщица, заламывая театрально руки.

– А что если послать вниз, в город, мою Зину? Так сказать, разведать обстановку, изучить местные обычаи? – подумал вслух Синх.

Все прислушались. Инопланетянин продолжал:

– Моей Зине легко будет изучить язык местного населения, ведь она обладает самыми мощными энерго-приборами, аккумуляторами и новейшим блоком памяти. Тогда мы с лёгкостью сможем общаться с продавцами в здешних магазинах и не погибнем с голоду.

В наивных размышлениях Синха было немало разумного. Компании изобретателя действительно требовались многие механизмы и инструменты для починки "летающего дома" и провиант, а раздобыть их в незнакомой стране, не зная толком местной речи, было бы крайне трудно.

– Зина! – воскликнул вдохновлённый своими идеями наш инопланетный чёрно-жёлтый друг, и в словах его не было ни капли иронии. – Ты немедленно должна спуститься в город, изучить язык и манеры общения горожан, и принести нам поесть! Кстати, ты очень похожа на французскую самку.

– У нас на планете говорят "на француженку", – любезно поправил изобретатель. – Но отправлять Зину в город прямо сейчас не надо. Сначала следует составить последовательную схему наших действий.

Хорошо! – согласился начальник Зины. – Тогда давайте скорее составим эту последовательную схему, пока мы не проголодались!

Минутой спустя Зина невозмутимо спускалась в незнакомый город, с помощью той самой верёвочной лестницы, которую когда-то давно, придумав свой первый антигравитатор, модифицировал изобретатель Прохор Клюев.

19.

Было решено: из трёх частей развалившегося дома (как бы ни было печально Биму и Михаилу) выбрать одну – самую уцелевшую – восстановить её, насколько это возможно, при помощи материалов оставшихся от первых двух частей, и таким образом побороть имеющуюся проблему.

Как ни странно, лучше всего сохранилась кухня. Если не считать поломанной печки-голландки, которую ещё можно было починить, выбитого окна, и покорёженных дверей, в целом кухня была достаточно непострадавшая.

Лучше всех в строительстве разбирался, конечно, Синх: он был намного старше остальных по возрасту, хотя и выглядел бодрячком. Но беда была в том, что химического состава, с которым он мог работать, увы, на планете Земля пока не было.

– У нас на Дивии, – делился Синх своим опытом. – Чаще всего для постройки зданий используется…

– Мы на Земле, – бесцеремонно перебил его Михаил. – Даже не совсем на земле – на крыше этого дурацкого небоскрёба.

Несколько антигравитационных механизмов безвозвратно исчезли. Пришли в полную негодность почти все механизмы управления полётом.

Кое-что можно было бы восстановить, но, к сожалению, чемоданчик изобретателя тоже пострадал от аварии. От ударов многое помялось, поломалось и разбилось. Большинство механизмов из его оборудования пришло в полную непригодность. Самым же страшным было то, что ветер унёс почти все его тетради с записями и схемами. И пугало Прохора не то, что он может не вспомнить какую-либо важную информацию, но то, что эта самая информация, из унесённых ветром тетрадей, может запросто попасть в руки недобросовестных дельцов, послужить их злым намерениям, или даже стать причиной гибели всего человечества.

– Каким же я был дураком раньше! – посетовал изобретатель с глубоким вздохом. – Почему мне в голову не приходила мысль шифровать свои записи? Ведь можно было бы что-то сделать. Я наивно восторгался своими достижениями, и даже не думал о том, что они могут принести человечеству ни только пользу, но и вред!

– Не думай об этом, – попытался успокоить его Синх. – В любое мгновенье в мире может случиться всё, чему угодно случиться, независимо от нашей предосторожности. Всего не предусмотришь.

Прохор отмахнулся.

– Да, это так, но это никому не даёт право быть непредусмотрительными болванами.

20.

Как неоднократно заявляли многие мудрецы, для большинства людей (а возможно и любых других представителей мирового пространства), реальность – это то, что является следствием осязания «реальности» через призму собственного восприятия. Реален и тот факт, что не вполне известно, реальность ли сама подстраивается под точку зрения всякого отдельного субъекта, или же точка зрения всякого отдельного субъекта подстраивается под реальность. При таком положении, рассуждать о реальности и нереальности – занятие, вообще, неблагодарное.

Секретарша Синха была всегда готова и рада исполнить свой гражданский долг. В её искусственном мозгу было расписано всё до мелочей.

Во-первых: она должна была отправиться в город, собрать полезную информацию, изучить достопримечательности – записать разговоры местных аборигенов, сфотографировать, проанализировать.

Во-вторых: требовалось раздобыть каким-либо способом (не особо противоречащим правилам высокой морали) местную валюту, запастись продуктами питания и медикаментами на ближайшее время.

В-третьих: отыскать инструменты для починки «летучего дома», его антигравитационной системы и прочих механизмов жизнеобеспечения.

В-четвёртых: купить для всех членов команды подходящую одежду, постельные принадлежности, зубные щётки и туалетную бумагу.

И, наконец, в-пятых: приобрести Биму поводок и ошейник, чтобы он случайно не заблудился в незнакомой местности.

Зина выполнила все задачи самым лучшим образом.

Погуляв по улицам, она пощёлкала глазами-фотоаппаратами направо и налево. Узнала как добраться до торговой площади. Увидела, что люди расплачиваются за товар бумажками, называемыми «купюры», которые добываются из железного ящика с надписью «Citibank». Подошла к такому ящику, когда поблизости никого не было, молниеносно провела ладонью по его приборной панели, отчего он сразу отключился и, аккуратно расширив отверстие для выдачи денег, просунула в него руку и достала несколько тысяч долларов. Положив их за пазуху, Зина снова привела «купюрный ящик» в полный, как ей показалось, порядок. Правда, немного не рассчитав, она сплющила отверстие для выдачи банкнот так сильно, что денежный автомат не смог больше выдавить из себя ни цента.

Никогда ещё в Новом Орлеане продавцы не видели такого щедрого покупателя! Зина раздавала зелёные бумажки, доставая их из-за пазухи, как заправская миллионерша. Например, за ошейник для Бима секретарша Синха, не глядя, выложила 500 долларов, а за туалетную бумагу не пожалела 100 баксов!

С самого рынка за Зиной увязался «хвост». Двое парней, достаточно неопрятного вида, лет по 20 – 25 каждому, преследовали секретаршу. По одной их наружности можно было без труда догадаться, что это либо хулиганы, либо что похуже. У Зины на левом плече висела неимоверно большущая сумка, в которой уместился бы целый бык. Вторая – не менее увесистая «авоська» – тянула к земле правую руку. Но парней, видимо, нисколько не смутило, что такая тощая особа легко умудряется нести вес втрое больше собственного. Зина, с географической точностью, шла по обозначенному внутри её головного глобуса маршруту. Завернув за угол, она собиралась пройти ещё восемьсот сорок четыре шага направо, затем триста семьдесят два – налево, и… вдруг…

Путь ей преградили.

– Hello!! – сказал, ухмыляясь, один из негодяев и резко ударил секретаршу кулаком в нос.

Другой – схватил, и выдернул из рук Зины обе сумки. И тут же, одновременно, оба мерзавца издали вопль, смешанный с ощущением боли и удивления. Первый хулиган покатился по земле, прижимая к груди окровавленную кисть своей внезапно поломанной правой руки, которой он хотел сломать нос «хрупкой женщины». Второй, уронив обе неподъемные сумки себе на ногу, никак не мог выкарабкаться из-под них, и визжал, как поросёнок, сам не понимая от отчаяния или боли.

– You all right?* – спросила обеспокоенная поведением странных людей добрая секретарша Синха, уже успевшая хорошо изучить местное наречие.

– All very good!* – заверили её сквозь слёзы стонущие бандиты.

– I feel that you cleanse the bowel,* – сообщила Зина, принюхиваясь.

– Go to the devil's mother!* – взмолились жулики-неудачники.

Подняв свои сумки, «хрупкая женщина» мило улыбнулась и поспешила по своим делам.

– Good-bye, good woman!* – промямлили грабители, очень явно понимая как они сильно на этот раз обделались.

21.

Ах, с какой радостью встречали Зину узники крыши небоскрёба! Ожидания были не напрасны – все задания оказались на сто процентов выполнены добросовестной секретаршей.

– Наконец-то! – воскликнул изобретатель, доставая из вместительной сумки мешок с так сильно нужными ему материалами, химическими элементами и прочими вещами.

Елена распаковывала кульки с обновками. Михаил доставал и раздавал пропитание – изыски местной кухни в упаковке с буквой «M».

– Зина, что это с твоим носом? – заметив вмятину на носу Зины, спросил Синх, бодро справляющийся со своим гамбургером. – Ты пыталась целоваться с каким-нибудь здешним роботом?

Зина смущённо покачала головой.

– Похоже на печатку, – предположил Миша Ромашкин, приглядевшись.

– Что за печатка такое? – полюбопытствовал Синх.

– Не «такое», а «такая». Это – перстень… ну, штуковина… круглая, с квадратной… такой… нахлобучкой сверху, которую некоторые мужики на пальцах носят, – попытался объяснить Миша, но, понимая, что инопланетянин с трудом его понимает, сам запутался и в недоумении замолчал.

– Надо запретить подобные изобретения в вашем мире! – убедительно воскликнул инопланетный химик, чуть не подавившись хот-догом. – Это же безобразие! Зачем создавать предметы, предназначенные для того, чтобы ваши люди уродовали наших роботов?! Это ужасно!.. Это крайне отвратительно, когда разумные существа привыкают к тому, что у них есть руки, и эти руки могут творить не только благие дела. Представьте, как хотели бы иметь руки те, у кого их отродясь не было, чтобы просто пошевелить ими, обнять кого-то, смастерить что-нибудь прекрасное! Например, вот это блюдо (он потряс в воздухе своим хот-догом). Но иметь руки для того, чтобы ими творить безобразия?!.. Это ужасно! И, как я заметил, земляне осуждают злодеяния не так рьяно, как должны бы были осуждать!

Михаил пожал плечами.

– Поживи на Земле с годик – другой, дорогой мой друг Синх, – посоветовал Изобретатель. – Станешь проповедником. Вот тогда, может быть, люди прислушаются к твоим мудрым доводам, и начнут воспринимать вещи по-человечески.

– Да уж, – согласился Ромашкин. – Это точно. Научить людей думать по-человечески только инопланетянину и под силу!

Синх на секунду о чём-то задумался. Потом он несколько раз посмотрел в небо (возможно, представляя себе свою далёкую родную Дивию), обвёл всех присутствующих осмысленным взглядом, и поднял вверх указательный палец.

– Друзья! Если вы серьёзно считаете, что я могу принести пользу вашей планете – я готов! – важно заявил чёрно-жёлтый пришелец.

Увидев, как Ромашкин, пытаясь удержаться от смеха, брызжет кока-колой, Клюев сам не удержался, засмеялся, поперхнулся и закашлялся. Елена переглянулась с Зиной, и их лица растянулись в милых улыбках. Бим, слопавший свой третий хот-дог, тоже заулыбался, правда каким-то своим собачьим мыслям. Синх понимал – все радуются его героическому решению!

22.

И опять закипела работа.

Почти двое суток понадобилось горе-путешественникам, чтобы реконструировать летающий дом. Конечно, если бы не баба-робот Зина, работа бы длилась намного дольше. Как выяснилось, секретарша Синха оказалась незаменимым помощником в строительном деле. Достаточно было внедрить в её мозг точную схему, задуманную Прохором и нарисованную Синхом, как она тут же принималась исполнять команду с точностью до десятой доли миллиметра. Стоит отметить, что скорость её работы чаще всего мешала остальным участникам строительства что-либо делать. Клюеву и Ромашкину оставалось только любоваться процессом.

– Эх, такую бы секретаршу каждому землянину – и жены никакой не надо! – мечтательно промурлыкал Ромашкин.

Елена хмуро покосилась на мужа и во взгляде её снова промелькнула ревность.

– Каждому землянину? – переспросил Синх. – Думаю, на это понадобилось бы немало микролет.

– Что ты имеешь ввиду, Синх? – поинтересовался Прохор.

– Понадобился бы целый большой завод, чтобы построить для каждого землянина такую секретаршу, как моя Зина. Но, скажу по правде, в каждом роботе важна индивидуальность.

– Какая ещё индивидуальность? – усмехнулся Ромашкин. – Индивидуальная микросхема?

– Робот должен отвечать всем требованиям, предъявляемым к нему его начальником! – задрав указательный палец вверх, как некий учитель, увлечённо заговорил Синх. – Он должен понимать своего начальника с полуслова, или с одного жеста. Иначе будет полная неразбериха! Но как это сделать если каждый человек, да и любой другой житель вселенной, индивидуален? У каждого свои привычки, предпочтения, знания, слова, жесты. Есть только одно решение: каждый робот должен быть подстроен под характеристику каждого отдельного субъекта, а для этого он должен стать прежде всего хорошим другом для своего обладателя.

– Истинная физика всегда переплеталась с истинной философией, – заметил изобретатель. – Браво, старина Синх! Твой подход к созданию роботов намного человечнее, чем у большинства людей к созданию себе подобных.

– Да, Синх, хороша твоя Зина! – снова, без какой-либо задней мысли, не удержался от похвалы Ромашкин, любуясь работой здравомыслящего-инерционного-навигационного агрегата.

Остановив работу, Зина на мгновение обернулась, посмотрела на мужчин как-то смущённо и едва заметный румянец окрасил её бледные худые щёки.

Елена, от внимания которой не ускользнуло ни одного слова, недовольно фыркнула.

– Вместо того, чтобы любоваться чужой работой, мужчины, – сказала она обиженным тоном. – Вы бы лучше сделали какой-нибудь навес над кухней, а то солнце так печёт, что скоро и самого повара, то есть меня, зажарит.

– Ну и хорошо! – развеселился Миша, обращаясь к жене. – Мы с удовольствием съедим тебя на ужин! Ты у меня вон какая аппетитненькая!

– Никакая я не аппетитненькая! – возмутилась Елена, посмотрев на Мишу, потом на себя, а потом искоса на остальных.

«Конечно, в сравнении с этой тощей курицей, я может быть и выгляжу упитанной, – подумала Елена, взглянув на Зину. – Но говорить при людях, что я аппетитненькая – просто свинство!»

Рассмеявшись, Миша хотел обнять жену, но она шарахнулась от него в сторону и погрозила своим маленьким кулачком.

– Тише! Тише! – поднял Миша руки вверх, отходя от Елены, давая понять, что он искренне раскаивается за свои глупые шутки.

Согласившись с требованием Елены, Прохор и Синх уже собирались заняться навесом над импровизированной кухней, но солнце скрылось за большую тучу и к тому же появились дела поважнее.

– Бим! – воскликнул вдруг испуганный Ромашкин. – Что с тобой стало?

Обернувшись на голос Михаила, все, к глубокому ужасу, увидели Бима без передних и задних лап и, вообще, без всей задней части! Кусок собачьего хвоста лежал как-то отдельно и… шевелился!

– Бим! – не своим голосом позвал Ромашкин, наклонившись над своим любимым питомцем и протянув к нему руки.

Утомлённый жарким солнцепёком, пёс медленно поднял лохматую голову, посмотрел на хозяина. Хвост его, отделённый от оставшейся части туловища, завилял! Зрелище это повергла Елену в такой ужас, что бедная бывшая продавщица, не успев включить свою привычную голосовую сирену, упала в обморок.

Прохор Клюев подошёл к Биму, погладил его по лохматой шевелюре, ощупал обрубки лап, туловища и хвоста. Потом посмотрел на свою руку и – о, чудо! – ладонь его сделалась наполовину прозрачной!

– Что с… случилось? – заикаясь спросил недоумевающий Синх.

– Всё ясно, как день! – усмехнувшись ответил изобретатель. – Бедолага Бим нашёл мой невидимый чемодан с банкой невидимой краски, про которую из-за всего случившегося я совсем забыл.

– Фу–х! – выдохнул Ромашкин. – Это всего лишь невидимая краска?! Так и разрыв сердца случиться может! Надеюсь, я не поседел?

– Я и сам страшно испугался… – подтвердил Клюев. – Но Елена, похоже, перепугалась больше всех. Видите, она лежит и не движется! Надо скорее привести её в чувство.

– Зина! – воскликнул Синх. – Живо принеси аптечку!

Через минуту, очнувшаяся с помощью нашатырного спирта, нежно поддерживаемая руками Михаила, Елена сидела и обводила взглядом присутствующих. К счастью, она почти ничем не ударилась, и на вопрос, болит ли у неё что-нибудь, отрицательно покачала головой.

Заинтересованный Бим на невидимых лапах, помахивая хвостом, отлепленным от туловища, подбежал к Елене и она опять чуть не потеряла сознание.