Текст книги "Ленинский проспект"

В середине девяностых, в разгар перестройки, когда бесы полезли из всех щелей – типичный симптом белой горячки (ясно, что они были всегда, но вели себя более достойно; не так откровенно), – когда от депутатов, от вице-премьеров, премьеров, от новых бронзовых колоколов, подаренных церкви братвой, начинало звенеть в ушах, рябить в глазах, а там, где сердце, мутить, – я закрылся в комнате, задернул шторы и уставился в стену. Два раза в неделю выходил за молоком и хлебом. Наверное, это были прекрасные дни. Тогда я еще не знал, что стена исчезнет: разрастется, станет всем, а потом исчезнет (обычный, если интересоваться вопросами психологии, трюк). Так вот, за несколько дней до паденья стены, находясь между явью и сном, ближе к полуночи, когда эфир становится чище; в свободном эфире… Я просто не успел испугаться, все произошло слишком стремительно.

Агрессивный, с кошачьей раскраской, возникший из ниоткуда, с лету пытавшийся взять на испуг (бойся, бой!), всем своим видом показывая, что пришел пиздец; надвигавшийся…

Ты ничего не сможешь мне сделать! – неожиданно для самого себя подумал я и, почувствовав небольшую заминку с его стороны, бросился в контрнаступление:

Что же, кошачьи глаза, коготки выпускаешь?

Вместе не пить и детей не крестить.

Повстречались?

Мною помыслить о мне? – Атаковал пятистопным дактилем, в последней строчке оборванным на третьей стопе, для усиления энергии наступления.

До сих пор удивляюсь, как я не испугался.

Все зависит от первой встречи, – вспоминаю ряженого, – после этого никто из них не корчил рожи, не пытался меня сокрушить. Но и дружбы меж нас не водилось; не могло быть. Впрочем, ряженый покидал меня весьма раздраженным (значит, дружба возможна?) или делал вид. Здесь я могу строить догадки, но кому они на фиг нужны? «Мною помыслить о мне» – мысль верная, но уводящая в сторону. Если что-то и утверждать… Ничего не хочу утверждать. Оставшись один, помню, проверил пульс – нормальный. Потом умножил 25´12, с математикой у меня проблемы, надо подумать, прежде чем выдать ответ: 25´12 = 300. Принял упор лежа, несколько раз отжался, проверил пульс – учащенный, все нормально. Подошел к окну: сияющий проспект и слабоосвещенный переулок, стая собак да бригада проституток, редкий, боязливый пешеход. Понаблюдал, как двигаются, перелаиваются друг с другом, хохочут, реагируют на марку подъехавшей машины, вертят хвостами, показывая себя. Успокоился – нет, не галлюцинация, – привычное течение жизни, никаких подводных камней. Похоже, можно поздравить себя с новым приобретением – провел кабельное телевидение – если переводить все на культурно-развлекательные рельсы.

В середине девяностых на каждом подъезде висели рекламные листочки, оповещавшие: «В вашем доме появилось кабельное телевидение. Желающие подключиться…» – дальше номер телефона и сумма, во сколько кабельное удовольствие будет обходиться в месяц.

Я открыл глаза – мимо проходили люди. Ничего не изменилось, разве что появилось множество мелких деталей, призванных создавать объем: раздавленный пластиковый стаканчик, загорелые бритые ноги, пряжка блеснула на солнце, «Срочно сниму комнату», мое отраженье в стекле, рядом с объявлением, несвежий воротничок. Ничего не изменилось, разве что освещение.

Бритые ноги

Волосатые, кривые, мускулистые, бледные, в синих джинсах,

А рядом,

Загорелые, стройные, бритые, с педикюром, окаймленные мини-бикини, – как бы они дополняли друг друга!

Загорелые, стройные, бритые, с педикюром, в мини-бикини —

вы меня слышите?

Оставьте свой номер, получите SMS-сообщение:

Заяц, я тебя хочу! Волчонок.

Отправьте свое SMS-сообщение на номер 8 916 591 41 38:

Волчонок, я без тебя не могу! Заяц.

Заяц! мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день.

Пушистик…

Ушастик…

Пространство, пронизанное SMS-сообщениями:

Волчонок, вернись. Я на седьмом месяце. Заяц!

Пространство, полное плюшевых животных.

Загорелые бритые ноги крутят пальцем у виска:

– Ты че, идиот?

Эмоциональная реакция на современную любовную лирику, личностная.

– Можно общаться через Интернет.

– Три ку-ку четыре раза!

Ноги уходят. Провожаю взглядом, провожу исторические параллели: как бы они позиционировали себя лет двести, триста назад? Нижняя юбка – до пят, из тафты, муара или камлота; верхняя юбка – до пят, подпирается железными обручами, из шелка или парчи. Как бы напрягалось воображение, чтобы пробиться?

Злым Купидо сраженный!

Или:

Амур меня вам выдаст с головою.

Или:

И солнце бело, и заря бела, —

Как белый лук и белая стрела

В руках Амура…

Пространство, пронизанное стрелами Амура.

Ничего не изменилось, разве что освещение.

– Задуй свечу!

Задуешь свечу в конце XVII века, а потом, в начале XXI века будешь испытывать полный оргазм только при свечах.

Эзотерический юмор.

В чем соль шутки? В причинно-следственных связях. Их можно трактовать как с метафизических позиций – теория метемпсихоза, так и с физических – дети наше продолжение. Поскольку и то, и другое (метемпсихоз, дети наше продолжение), суть предрассудки, – можно наложить один предрассудок на другой. Что и было наглядно продемонстрировано.

Из книги «Введение в культурологию. Для отдыхающих». Глава первая: Культурология как юмор. Стр. 5.

Забавная книжка. Чуть не умер от смеха, читая главу о кроликах. Трагическая в чем-то история. Глава называлась «Морковка».

Сидит девица в темнице, а коса на улице.

(Загадка).

Не пробовал ничего слаще морковки.

(Отгадка).

– А ну-ка, покажи свою морковку! – Сидит девица в темнице. – Ничего не пробовала слаще морковки.

Но если без юмора?

Впрочем, я не вижу здесь юмора, и все же…

Сколько людей в этот миг трахаются как кролики? На полу, на диване, на стуле, в перерыве между лекциями, прогуливая лекции, стоя, упершись в стену, в рабочее время, на столе? По скольким каналам бесперебойно транслируют половой акт? Сколько человеческих особей чувствуют себя отверженными, выброшенными из увлекательного, основополагающего процесса в силу различных обстоятельств, на время или навсегда? Сколько двуногих рвутся в председатели правления, в топ-менеджеры, в президенты, чтобы, вырвавшись, отыграться: Всех на колени поставлю! – под шестьдесят стать секс-символом: Пусть толпа кончает! пусть у нее будет постоянно мокро меж ног! – трахать ее одну?

Каждую минуту в России рождается три человека. Три человека – одна минута России. Я – двадцать секунд. Мимо меня проходят люди: все, кого я вижу, трахались, трахаются или будут трахаться, включая членов правительства, которых я вижу по телевизору. Каждую минуту России нужно в муках рожать.

Особую благодарность хочется выразить тем, кто трахается над созданием вечного двигателя.

– Одну минуту! Здесь вкралась какая-то ошибка. – Очкарик в белом халате уставился в допотопный монитор. – Только взгляните!

Голос диктора:

– Вам дается двадцать секунд на то, чтобы выявить ошибку и устранить. Двадцать секунд, Девятнадцать секунд, Восемнадцать секунд…

– Господи, осталось Восемнадцать секунд!.. – Очкарик протирает лацканом халата запотевшие линзы.

– Шестнадцать секунд, Пятнадцать секунд…

– Подождите!..

– Четырнадцать секунд…

– Сколько осталось?..

– Тринадцать секунд, Двенадцать секунд…

– Быть может, я неправильно поставил вопрос?.. Одну секунду!.. Все зависит от точности формулировки, ведь так?.. Секунду!..

– Десять, Девять, Восемь, Семь, Шесть…

– Господи, мне же не надо много! Пять миллионов долларов – я все подсчитал!

– Зачем?

Но нет ответа. Вопль не имеет ответа. – Три, Два, О… – Разве что… новый монитор?

– Новый монитор.

Юмор.

Русский интеллигент: зарабатывать сто долларов в месяц и думать, как уйти от налогов, если начнешь зарабатывать в сто раз больше.

Если это не юмор, тогда я не знаю что.

Сколько часов России утекло на Запад, в Израиль, в Канаду, в США? Тик-так – программистами в Силиконовой долине, тик-так – таксистами в Берлине – Париже, тик-так – проститутками, мерчендайзерами, скрипачами, маркшейдерами в ЮАР, на алмазных приисках – тик-так. Сколько часов Таджикистана, Азербайджана, Молдовы, Украины метут улицы, водят троллейбусы, вбивают сваи, торгуют фруктами, китайскими куртками, собственным телом, роют траншеи по всей России? Стране нужны ваши рекорды. Тик-так.

Плакат:

Вверху (крупным шрифтом, красными буквами): Стране нужны ваши рекорды (без восклицательного знака, без точки в конце).

По центру: уставшая женщина, брюнетка, без макияжа, лет тридцати прижимает к себе трех, в меру щекастых карапузов, блондинов, совсем не ангелов. Тройняшки равнодушно уставились в объектив. Женщина пытается улыбнуться. Все это на фоне синего неба с кучевыми облаками.

Внизу (средним шрифтом, черными буквами): Каждую минуту в России рождается три человека.

Все это на фоне синего неба с кучевыми облаками.

Каждой твари по паре

Все это на фоне синего неба с кучевыми облаками, – повторяюсь, в духе PR-агентств. Женские прокладки с крылышками, и те у них на фоне неба; безоблачного. Квартиры в новостройках, от застройщика: небоскребы уходят в небо – строй дом свой на небесах, – пластиковые окна отражают бегущие облака. Все завязано на небо, рифмуется с небом (мыло, шампуни, пиво: пена, как облака), небо всему голова. Словно в PR-агентствах засели славянофилы: Хомяковы, Киреевские, Аксаковы и цель их ясна – показать две России – напомнить о существовании России земной и России небесной. Земной на фоне Небесной, Земной сквозь призму Небесной, Земной под покровом Небесной. Бить врага всего рода человеческого его же оружием, на его территории. Ноосфера нас защитит. И как бы ни лютовал лукавый, ни блазнил белыми крылышками – дни его сочтены. Словно в PR-агентствах засели западники: Грановские, Чаадаевы, Кавелины и цель их ясна – показать две России – Россию немытую, забитую, суеверную, самодержавную, с мессианским комплексом, с манией преследования и Россию просвещенную, прогрессивную, ликом светлую, либеральную, без комплексов, без врагов. Бить врага всего рода человеческого его же оружием, на его территории. Разум нас защитит. И как бы ни лютовал лукавый, ни блазнил белыми крылышками – дни его сочтены.

Дети обожают рекламу.

Как жаль, что это не коан!

Я скажу тебе, как справиться с этим коаном. Просто сконцентрируй всю свою энергию в этом Россия и только не прерывай этого. Если ты войдешь в это Россия непрерывно, – твой подвиг будет свечой, горящей и освещающей целую вселенную.

Горестный удел

Война Севера с Югом. «Унесенные ветром». Битва при <…> два притопа, три прихлопа. Победа Северян. «America, America…».

Просвещенные, прогрессивные, ликом светлые, без комплексов, без врагов – Соединенные Штаты Америки, – Земные и Небесные… полная езда! Со стороны это хорошо видно, а изнутри…

Я огляделся по сторонам – Обрывки всех наречий, ропот дикий,

мимо меня проходили люди. Слова, в которых боль, и гнев, и страх,

Люди как люди. Что можно Плесканье рук, и жалобы, и всклики

видеть, находясь в полной

езде? Все вышли из езды – Сливались в гул, без времени, в веках,

больше ничего – все мысли Кружащийся во тьме неозаренной,

о езде: откуда мы, куда мы Как бурным вихрем возмущенный прах.

идем, чего бы поесть?

После «поесть» двоеточие: И я, с главою, ужасом стесненной,

кому бы дать езды, как бы «Чей это крик? – едва спросить посмел. —

не получить езды, где бы Какой толпы, страданьем побежденной?»

найти езду не вдоль, а

поперек, чтобы не так как И вождь в ответ: «То горестный удел

у всех. После «поесть» сразу Тех жалких душ, что прожили, не зная

вылетает из головы: откуда мы, Ни славы, ни позора смертных дел».

куда мы идем, зачем мы здесь?

Москва. Ленинский проспект. Ад. Песнь третья.

Низкий поклон белым крылышкам, PR-агентствам, славянофилам, западникам, рекламодателю и детям, как потребителю рекламы: всем принимавшим участие в создании коана.

Как жаль, что это не коан! Я бы уставился в него, как в стену… я помню, что происходит со стенами. – Обматываю звездно-полосатым флагом чресла свои, чтобы в жару давал прохладу, согревал в холода, ибо не гоже мудям болтаться грушами у мира на виду.

Я бы уставился в него как в стену… – Обматываю российским триколором чресла свои, ибо не гоже мудям болтаться грушами у мира на виду – чай, не в Раю?

Я бы уставился в него… чего я уставился в него? Да проходи она сейчас мимо, тащи на себе троих, в меру щекастых, суровых блондинов, рыдай карапузы белугами (Ироды! Заткнетесь вы, наконец?) – глазом не повел; проси она милостыню (Сами мы не местные… мужа в пьяной драке убили… у нас в Липецке…), – грязные ручонки тянутся к людям, словно листья к солнцу (живем на пособие…), – мимо бы обогнул, по протоптанной в асфальте дуге, сделал вид, что глухой – не вижу; чего-то они на мать не похожи? А тут, стою как завороженный. Сила искусства?

– Тепло.

– Искус естества?

– Холоднее.

– Реклама как вид искусства?

– Горячо.

– Искусство как вид рекламы?

– Ой! Горячо!! Горячо!! Горячо!!

Здесь человек сгорел. Дайте чего-нибудь холодного – роюсь в карманах, – типа снега.

Русский холод[1]1
  Сеть палаток, торгующих мороженым.


[Закрыть]

 
Снег хрустит.
Человек на снегу корчится,
Словно кости хрустят,
Словно ворон не может взлететь.
Ком земли
Смерзшийся, костенеющий,
Белея, бормочет снегу:
Пусти, под тобой земля!
А под снегом
На тысячу лет снега.
 

Пломбир. Вафельный стаканчик хрустит на зубах. Вгрызаюсь. Зубы ломит от холода. Следы от ковша экскаватора на продукции молочного комбината, расположенного в Филях. Жизнь налаживается. Как я раньше не догадался? У меня же были какие-то планы на сегодняшний день. О планах это я хорошо придумал. Жду, когда подтает. Редакция, за размещенную рекламную информацию, ответственности не несет (это я о планах). Чуть-чуть вытягиваюсь вперед, чтобы не капнуть на себя. Мороженое тает на глазах.

Тебе бы понравилось, – представляю Вергилия с пломбиром в руках, – тебя бы многое удивило в Третьем Риме. Я бы показал тебе мегаполис. Город на семи холмах. Мы бы прокатились на прогулочном теплоходе по Москве-реке (рев дизеля – ни рабов на веслах, ни мягкого шороха парусов), полюбовались древними стенами Московского Кремля, спустились в метро. Я знаю с десяток слов по-латыни: метро, мегаполис, фортуна, натура, пенис, принцип, – нам было бы о чем поговорить. Мы бы прошлись с тобой по Бульварному кольцу, по Садовому кольцу, по третьему кольцу, по МКАД. Наверное, ты принял бы нас за идиотов. Ты бы показал мне девять кругов ада, провел по каждому из них, но в этой давке я бы ничего не разглядел. Тебе бы оттоптали ноги, принимали за индуса – за кого еще можно принять человека, облаченного в белую тогу? – обращались на суахили: Слыш-ш-шь, ты!.. – в конце концов дали езды. Нам бы обоим дали езды из-за тебя. Memento!

Все-таки капнул на джинсы, прям на ширинку. Плюнул, потер, плюнул, потер, огляделся по сторонам. Потер. Двусмысленное пятно, блин!

Но ведь как работают! – не унимаюсь по поводу рекламы. – Представь себе вместо кучевых облаков перистые – совершенно другой эффект! Все просчитано до мелочей. Перистые облака – пронзительные, тревожные, стремительные, летящие как лучи, а кучевые – мягкие, домашние, покладистые. Плодитесь и размножайтесь. Порежешься о перистые, приложишь к ранке кучевые – глядишь, порез затянется. Если станешь совсем плох – на пенсии будешь показывать внукам рубцы: В свое время я наделал немало глупостей!

Каждый раз, когда мне доставало сил перешагнуть через себя как через сорную траву, когда я делал шаг навстречу, чтобы… когда я делал шаг… когда я делал…

Кучевые облака и вправду затягивают.

В эпоху социалистического реализма члены Союза художников, сотрудничавшие с журналами за неимением PR-агентств, изображали Творца восседающим на небесных подушках, а члены Союза писателей сочиняли под эти рисунки тексты. Ничего не изменилось, разве что наклеили новые обои. Соцреализм сменил PR-реализм.

Новые обои поверх старых – так мастера не работают, – так наклеивали социалистический реализм на критический реализм. Жизненное пространство со всех четырех сторон сузилось на один миллиметр. Теряем миллиметр за миллиметром.

Легкомысленное обвинение – можно возразить в ответ, – однобокий взгляд на события. Как узнают возраст дерева? По кольцам на срезе ствола. Если посмотреть на нас без эмоций – мы и есть этот миллиметр. Наше время (чтобы не так обидно) и есть этот миллиметр. Когда дерево падет, спиленное бензопилой, по кольцам, оставшимся от обоев, несложно определить, сколько ему было лет. Более тщательный анализ покажет, чем и когда данное дерево болело (чем питались? чего добивались? чем добивались?). Засуха, жук короед, морозы – все оставляет след.

Тем более! Нужно было содрать старые обои, увидеть серый бетон, на миг ужаснуться (в этом ужасе мы существуем?), прошкурить наждачной бумагой стены… тем более что у нас в традиции порывать с традицией, тем более что… Для чего надо знать, сколько ему было лет?

– Для чего мы идем, куда идем по одному из кругов? Я вижу дорогу шириной в один миллиметр, могу представить диаметр круга, раскрасить себя в любой, какой захочу, цвет. Чтобы знать, какого я цвета на самом деле (все одним миром мазаны), какого я цвета здесь – нужно на шаг отступить от себя, увидеть цвет обоев. Красный – если ты красный, белый – если ты белый, желтый – если ты желтый, зеленый – если зеленый, серо-буро-малиновый цвет. Можно рассмотреть рисунок на обоях: пошлый – если ты пошлый, изящный – если ты пошлый, волшебный – если ты пошлый. Никакого рисунка нет. Если на шаг отступить от себя – только как это сделать? – никакого рисунка нет. Для чего любоваться рисунком, которого нет?

– Иди себе…

– Иди себе?

– Иди.

Иди себе… иди себе… иди.

– То есть как? – Стою истуканом. Ничего не понимаю, разве что… да нет, почудилось. Ничего. Надо бы повторить:

– Эскимо на палочке. – Червонец зеленого цвета исчезает в окошке.

Реальность, в которой червонец зеленого цвета.

– Пять рублей.

По-моему, меня хотят обсчитать:

– Я вам сколько дал, десять рублей?

– Правильно, еще пять.

Наглость:

– Зачем?

– Эскимо – пятнадцать.

– Зачем мне эскимо? Пломбир. Я просил пломбир в вафельном стаканчике! Пять минут назад я у вас покупал пломбир.

– Я должна помнить, кто у меня что покупал? Да у меня постоянно что-нибудь покупают! Я тут не просто так стою, и память у меня не резиновая! Если бы я всех помнила, давно бы в психушке лежала! Так сразу и надо говорить: Пломбир. По-человечески. А то – эс-ки-мо! И нечего тут голос повышать! Он думает, если с книжкой, так можно голос повышать. И не таких видели! – В окошке появляется пломбир, какой-то весь перекособоченный, видно, подтаял при перевозке, попал в невыносимые условия существования, расклеился, сгорбился, сжался, потек, а потом его снова заморозили; или родился таким. Долго же она его берегла для меня.

– Верните деньги.

– Мороженое им подавай! – Мороженое-уродец исчезает в окне, на прилавок, мимо тарелки для сдачи, летит червонец зеленого цвета. – Все хотят, чтобы перед ними прыгали!

Улыбнуться, попросить, чтобы так не расстраивалась? Нахамить?

Прячу червонец в карман, ухожу.

– Ходят, отрицательную энергию на людей сбрасывают, – доносится из «Русского холода». – Псих!

Может и псих, но псих пломбир заказывал, за десять рублей, в вафельном стаканчике. Псих, но не склеротик. Что я, не помню, что говорю? Допустим, как вариант, забыл, вылетело из головы, с кем не бывает? Допустим. Как проверить? Включаем логику: если я люблю пломбир и равнодушен к эскимо, если у меня есть свобода выбора – я заказываю пломбир, зачем мне эскимо? Если я отдаю деньги, равные стоимости пломбира, и у меня нет в мыслях кого-нибудь обмануть, разжиться за чужой счет, а у меня этого и в помине нет, значит, я заказываю пломбир. Человек, решивший платить за удовольствие, может переплатить, но он не готов переплачивать, чтобы лишать себя удовольствия, если не находит в этом особого удовольствия; не готов заменять одно удовольствие другим, гораздо, в его понимании, меньшим; скорее всего, он будет сопротивляться такому раскладу событий изо всех своих скудных сил. И последнее, чтобы не идти по проторенной дорожке (находить спонсоров, сочинять устав, создавать программу, заниматься сбором подписей), чтобы не переходить к активным действиям по созданию Партии Любителей Пломбира в Вафельных Стаканчиках ЛПВС, – убийственное: эскимо не хрустит!

Лидеры ЛДПР, КПРФ, СПС, ЕР, И ТД, И ТП, – вы обязаны понимать, о чем я здесь говорю! Дело не в политической платформе, не в ее обосновании. Пускай в ваших программах уделяется чуть меньше внимания логике, чем в ЛПВС, ее полное отсутствие легко объяснить. Перекособоченный пломбир – ваш избиратель. Вы хотите пломбир, заказывали пломбир, облизываетесь на пломбир, а вам подсовывают эскимо в шоколаде и с палкой в заднице и требуют доплатить! Где тут логика? На фиг она нужна? Бюджет не резиновый. Вы сами в шоколаде, к тому же, вам объяснили: логикой не пронять пломбир, пломбир алогичен по сути! Логика только в одном: те, кто в шоколаде, они же и с палкой в заднице. Такая у нас национальная особенность: менталитет, если вспомнить латынь. Последовательность проста: сначала палка, потом шоколад – вставили, потом облили. Незамысловатость действия соблазняет девственные умы. Но на деле не так все просто – палку требуется заслужить. Отсюда столько разбитых сердец, неудачных попыток суицида. Перекособоченный пломбир в вафельной душегрейке спасает свою задницу тем, что не эротичен. Зато он хрустит.

Снег хрустит.

Человек на снегу корчится.

Если закрыть глаза, довериться звукам, можно представить заснеженные поля, проселочную дорогу, прозрачное солнце, лесопосадку, чернеющую вдали, одинокого путника в зимнем пуховике фирмы Columbia, в сапогах фирмы Ralf, с сумой фирмы Redmond, заброшенной за плечо; путник бодро шагает по легкому морозцу. Снег под ногами хрустит.

Продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию. Зал аплодирует стоя, многие не могут сдержать своих чувств.

Слезы текут по щекам моим. Не могу представить Вергилия с пломбиром в руке. Во мне проснулся нездоровый историзм. Откуда ему взяться здесь, на дороге шириной в один миллиметр, где история не столько пишется, сколько переписывается, и каждый новый переписчик добавляет ошибок в изначально безграмотный текст, и говорит нам, что это хорошо?

Кто спорит? Это даже лучше, чем может быть!

Бурные аплодисменты. Попробуй усидеть на месте, если тебе вогнали по самое не хочу? Зал стоит, как детородный член. Надень его! Надень на него! «Э-то да-же лу-чше, чем мо-жет бы-ы-ть!» – скандирует зал. Очередное зачатье, очередное рожденье истории. – Все через жопу делают! – сокрушается пломбир.

Кто спорит? С пломбиром никто не спорит – червонец зеленого цвета – красная цена пломбиру в базарный день. Я не говорю про люмпен – обхожу молчанием сливочное мороженое, стоимостью в семь рублей, – тот же вафельный стаканчик: Меня не посадить, я сам себе тюрьма… – поет сливочное мороженое, когда подтает, когда не так теснит грудь этот клетчатый (вафельный – у них очень неприличное слово) стаканчик. В пломбире какие-никакие жиры (бациллы, на воровском арго. Всюду латынь[2]2
  Бацилла (лат. bacillum) – палочка.


[Закрыть]).

Непрекращающиеся аплодисменты. Если закрыть глаза, довериться звукам, можно представить сковородку на сильном огне: мясо шкворчит в собственном соку, брызжет соком, покрывается румяной корочкой, подгорает (непрекращающиеся аплодисменты); можно почувствовать удушающий запах гари.

Можно представить помехи на весь экран: словно выдернули антенну, прервали прямую трансляцию из Кремлевского дворца съездов. Пропала картинка на первом, втором, третьем – на любом канале. Пропала трибуна, пропал переписчик, добавивший новых ошибок в изначально безграмотный текст, пропала улыбка, твердый взгляд ясных глаз, незабываемый тембр, пропал текст, вместе с текстом пропало кодовое слово: хорошо. Остались аплодисменты: шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш. Непрекращающиеся аплодисменты.

– Хирург! Че ты здесь вынюхиваешь?